Текст книги "Путешествие по берегам морей, которых никто никогда не видел"

Автор книги: Дмитрий Худяков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 24 страниц)

СЕНОМАНСКОЕ МОРЕ – ИСКЛЮЧЕНИЕ ИЗ ПРАВИЛ?

…Потом на берегу, песком наполнив руки,

Я долго предаюсь пленительной науке.

Гляжу на камешки, на форму их и цвет…

То четки мудрости, жемчужины примет.

Вс. Рождественский

Знакомясь с древними морями, мы уже заметили: вторгаясь в наши края, они «писали» свои «мемуары» глинами, уходя – песками. Но, оказывается, из этого правила были и исключения. Сеноманское отлагало на своем дне песчаную толщу – наступая. Или, скажем точнее, пытаясь наступать…

В седьмом веке мелового периода уровень мирового океана снова стал повышаться. Соленые воды опять двинулись на континенты. Однако в восточной половине Русской платформы, которой до этого многие моря овладевали без особого труда, в сеноманском веке суша начала подниматься. Реки, врезаясь в нее, понесли навстречу наступавшей воде массы песков. Началась необычная борьба. Море повышало уровень, и реки, словно стремясь загородить ему дорогу, надстраивали в высоту берег. Волны и течения разгребали песок, снося его на глубину, – реки приносили новый. Время шло, а грозная соленая стихия «топталась на месте» около рубежа, проходившего возле северных границ нынешней Саратовской области. А в наших краях, бывших дном моря, накапливалась небывалая толща песков. Часть ее мы сейчас увидим в карьере, лежащем за вершиной Увекской горы.

Пробиться на север соленая вода так и не смогла. Однако ей удалось захватить огромные территории, лежавшие западнее, там суша была менее «упрямой». Под морскими волнами оказалась большая часть прежней Воронежской возвышенности и Украинской равнины. Соединившись с водами, захватившими большую часть Западной Европы, соленая стихия образовала огромный залив южного океана Тетис.

…Вот и карьер!.. Сначала его зеленоватые от мельчайших зерен глауконита плотные пески кажутся совершенно безжизненными. И уже начинаешь думать, что Сеноманское море все-таки подчинялось каким-то правилам, которые мы вывели, изучая другие древние моря, что и на его дне работали «песчаные мельницы». Однако и тут – исключение…

Присмотрись: на срезе одного из пластов песка отчетливо видны какие-то тонкие белые колечки, овалы, параллельные черточки. Это – остатки извести, которой укрепляли стенки своих нор многочисленные существа, обитавшие на дне Сеноманского моря: раки, черви, моллюски…

А вот чуть выше слой песка сплошь состоит из каких-то песчаных же стебельков, веточек, рогулек, легко рассыпающихся при прикосновении. Это – тоже остатки нор, песчаные слепки с их внутренних полостей.

Вероятно, не все слои песка, оседавшие на дне бассейна, потом многократно переносились с места на место. Какие-то и не размывались, а потому сохранили в себе следы деятельности живых существ. И не только, хочу заметить, следы. Верхние и нижние слои сеноманских песков хранят довольно много окаменелостей.

На Увекской горе мы видим только среднюю часть толщи песков, осевших в свое время на дне Сеноманского бассейна. Причем – самую бедную в смысле окаменелостей. А вот нижние слои, которые в карьере не видны, и верхние, когда-то в этом месте смытые более поздними морями, хранят немало сведений о том, кто обитал в наших краях в седьмом веке мелового периода. Кое-где более ранние и более поздние «страницы» сеноманской летописи в наших краях сохранились. В одно из мест, где эти «страницы» можно «почитать», мы с тобой теперь и отправимся, капитан…

«БЕРЕГ ПЛЕЗИОЗАВРОВ»

…Ах, любопытство,

куда ты ведешь человека?

…К тайне, лежащей в ладони двадцатого века?..

Л. Васильева

135 километров, отделяющие Саратов от села Нижняя Банновка, что стоит на правом берегу Волги, недалеко от южной границы нашей области, стремительный «Метеор» пробежал меньше чем за три часа. И вот уже, сбросив скорость, он заворачивает в небольшой залив, справа и слева от которого, в обрывках крутого берега, видна знакомая нам зеленовато-серая толща сеноманской «летописи». Еще несколько минут, и мы стоим у подножия почти сорокаметровой стены, сложенной плотными песками, в которой кое-где просматриваются прослойки песчаников и серых глин.

А вот и первая находка. Раковина двустворчатки – эксогиры (или – амфидонты) с причудливо закрученной макушкой. Кстати, имя этого моллюска так и переводится – «имеющий макушку, вывернутую наружу».

Эксогиры были очень распространены в Сеноманском море. Посмотри, в обрывах берега есть прослойки, сплошь состоящие из их раковин. Эти моллюски – главные «маяки», опознавательные знаки Сеноманского моря. Они были очень хорошо приспособлены к жизни на дне мелководного бассейна, который постоянно будоражили течения и волны.

Положи эксогиру плоской стороной на ладонь. Чувствуешь, как устойчиво она лежит? А если вода и переворачивала раковину, то моллюску стоило только приподнять малую створку, как его «дом» возвращался в нормальное положение, тяжелым «цоколем» вниз. Более того, благодаря своей форме раковина эксогиры всегда была развернута к набегавшей воде самой прочной и надежной стенкой. Кстати, эти «главные обитатели» Сеноманского моря часто прирастала друг к другу своими «постройками», образуя на дне прочные колонии – банки.

…А вот и еще один «маяк»! Изящный небольшой ростр белемнита, носящего имя Актинокамакс примус, описанного впервые известным исследователем недр Поволжья академиком А. Д. Архангельским… А вот – характерная для сеномана раковина двуотворчатки-хламиса, покрытая тонкими, расходящимися ребрышками… А вот – зуб акулы!.. Обломок окаменевшей кости какого-то морского ящера!..

Последняя находка совсем не случайна. Обломки костей, позвонки, зубы пресмыкающихся – не редкость в этих местах. В 1976 году в четырех километрах ниже села школьники, участники краеведческой экспедиции Саратовской станции юных туристов, насобирали целый ящик окаменевших остатков «владык Сеноманского моря».

Тогда же мы с оператором Саратовской студии телевидения Юрием Александровичем Беляковым сняли телефильм «Берег плезиозавров», который тебе, может быть, приходилось видеть.

Немного позже группа ребят под руководством палеонтолога Е.М. Первушова в тех же местах обнаружила в стене зеленоватых песков хорошо сохранившийся череп плиозавра, который был затем извлечен из обрыва специальной экспедицией Саратовского университета.

Интереснейший «музей» окаменелостей находится на берегу Волги и в 3–4 километрах выше села, за устьем Пустого Мелового оврага. Это – выходящие из-под толщи зеленоватых песков слои светло-серых песчаников. В них в начале нашего века академик А. Д. Архангельский, имя которого я уже называл ранее, нашел раковины 39 видов моллюсков, обитавших в Сеноманском море. И среди них – остатки двух видов аммонитов-шленбахий, довольно редких в наших краях. Так что, капитан, представится возможность – посети этот «музей». А сейчас мы отправимся вниз по берегу Волги, туда, где в двух с половиной километрах от села находится устье большого и глубокого Можжевелового оврага. Там можно легко подобраться к самым верхним слоям сеноманской толщи и лежащему над ними «многоточию» фосфоритового пласта.

ОХОТА НА АКУЛ

…Но понял я: чтоб отыскать все это,

Не надо отправляться никуда.

Все чудеса под боком, а не где-то,

И стоит лишь не пожалеть труда…

Расул Гамзатов

Охотиться на ископаемых акул проще, чем на современных. Для этого не надо акваланга, ласт, подводного ружья или гарпуна. Не надо даже ехать куда-то на далекое море. Все снаряжение – металлическое сито, которое можно сделать из широкой консервной банки, пробив в ее дне гвоздем побольше отверстий. Однако, чтоб такая охота оказалась удачной, надо суметь найти подходящее место. Таким как раз и является самый верх сеноманских песков и фосфоритовый слой над ними.

…Устье оврага Можжевелового. Поднимаемся по песчаному склону, усаживаемся поудобнее. А теперь загребай песок ситом и тряси… Пусто? Еще раз!.. Опять – одни камушки? Ничего, любая серьезная охота требует терпения. Еще раз загребай песок… Есть?.. Ух ты, какой зубище попался! Ну, что же, продолжай!..

Время летит незаметно. Солнце уже склонилось к плоской вершине Сырт-горы, стоящей за оврагом. Начала спадать дневная жара. В коробочке накопилось немало различных находок, но мы все загребаем песок, трясем сито, переходим от одного места к другому, стараясь нащупать наиболее богатые акульими зубами прослойки песков. И каждый раз с нетерпением ждем, что появится на блестящем дне нашей охотничьей снасти. Каждая настоящая охота еще и азартна, даже если она происходит в море, которого вот уже 100 миллионов лет не существует на Земле…

И все-таки пора заканчивать… А точнее, переходить ко второй части охоты, не менее, я бы заметил, интересной, чем первая.

Начнем с того, что разложим найденные зубы по кучкам. Вот тут будут лежать самые крупные, похожие на кинжалы. Вот тут – состоящие из трех лезвий, одного длинного и двух коротких по краям. Вот тут – плоские, треугольные, одна сторона которых похожа на пилу. А вот тут – маленькие, каждый из которых напоминает кончик острого шила. Сюда положим имеющие вид закругленных бугорков. А сюда те, которые ты сначала никак не хотел признавать за акульи зубы, плоские, почти квадратные «пуговицы» с морщинистой поверхностью…

Шесть видов! Ну, совсем неплохо для первого раза… А теперь попробуем представить, как могли выглядеть акулы Сеноманского моря. Сомневаешься, что это можно сделать, имея перед собой только их зубы?

Тебе, я думаю, знакома грустная детская сказочка о козленке, который, несмотря на строгие предупреждения, убежал-таки «в лес погуляти». И ты помнишь, что остались бабушке от непослушного героя, после его встречи с волками… Верно, «рожки да ножки». Вот это последнее выражение стало в русском языке олицетворением чего-то мизерного, совершенно незначительного. Однако, когда палеонтологу в слоях земных пород вдруг удается найти «рожки» или, скажем, «ножки» какого-то ископаемого животного, он безмерно счастлив и не считает, что это «ничего не значащий пустяк». Ведь уже в начале прошлого века французский исследователь Жорж Кювье по одной только косточке умел восстанавливать облик существа, давным-давно исчезнувшего с лика планеты.

Ж. Кювье был великим ученым. Нам с тобой, капитан, пока далеко до его знаний и умений. Но все же давай попробуем представить себе, хотя бы в самых общих чертах, как могли выглядеть некоторые хищницы Сеноманского моря. Их зубы таят в себе массу «информации к размышлению»…

Возьмем хотя бы зуб-кинжал. Им можно было разорвать жертву на части, выхватить из нее порядочный кусок. Значит, хозяйка такого оружия охотилась на крупную добычу. Большие по размерам обитатели моря, естественно, жили далеко от берегов, на глубоких местах.

Чтоб найти их в открытом море, догнать, атаковать, нужно было уметь очень быстро плавать. А значит, владелица зубов-кинжалов должна была иметь заостренную голову, обтекаемое, сжатое с боков тело, крупные мощные плавники, да и сама быть не маленькой. (Кстати, некоторые специалисты считают, что зубы, скажем, длиной 3 сантиметра имели акулы, от кончика носа до хвоста которых было не менее 10 метров.)

А вот – зуб-шило. Такими можно было только схватить добычу, чтоб потом проглотить целиком. Следовательно, жертвами акул с шиловидным оружием были мелкие существа, обитавшие в прибрежной зоне. А сами хищницы, тоже не очень крупными, едва ли достигавшими 3 метров. Они наверняка имели довольно плоское, приплюснутое тело. Это не только позволяло им легко проникать на мелководья, но и обеспечивало отличную разворотливость, очень необходимую при ловле мелкой, шустрой добычи. Заметь, что зубов, похожих на шило, мы нашли значительно больше, чем остальных, вместе взятых. Это говорит о том, что Сеноманское море в наших краях было очень мелким. Крупные акулы появлялись в нем только изредка.

Ну и, скажем, зуб-«пуговица»… С его помощью добычи не разорвать и не схватить. Но если что-то надо разбить, как кувалдой, раздавить, растереть? Тогда подходит. А что же могло быть добычей для акулы с такими зубами? Видимо, моллюски, раки, морские черви, жившие в известковых трубочках. Ну, а раз так, то скорость владелице зубов-кувалд была ни к чему, и она наверняка имела плоское широкое тело с закругленной, туповатой головой, на нижней стороне которой находился рот. Мы можем предположить, что большую часть времени пожирательница обитателей дна лежала, затаившись па грунте, и имела защитную окраску. С зубами-«пуговицами» от врагов, допустим, от морских ящеров или от своих же родственниц – хищных акул, не отобьешься…

Акулы древних морей в память о себе оставили в основном только зубы. Поэтому и имена этим хищницам палеонтологи дают исходя из особенностей устройства их оружия. Так, например, сеноманскую владелицу крупных зубов-кинжалов назвали кретоксирина, то есть «меловая с зубами, похожими на острые клювы». Ту, у которой зубы, как шило, назвали одонтаспис, то есть «змеезубая». А ту, у которой «пуговицы», – птиходус, что в переводе – «складчатозуб». (Кстати, дробящее оружие имели и ближайшие родственники акул – скаты.)

Иногда в отложениях древних морей попадается чешуя акул, обломки ихтиодорулитов («каменных рыбьих копий»), острых шипов, составлявших у некоторых хищниц основу плавников. Изредка удается найти обломки позвонков, которые у крупных акул при жизни пропитывались известью и позже окаменевали. Что же касается других частей скелета, то они, как правило, сразу же после смерти акулы разрушались, поскольку состояли из хрящевой ткани.

Когда за какие-то час-два «вылавливаешь» ситом из сеноманских песков добрую сотню акульих зубов, то невольно начинаешь подозревать, что море, покрывавшее наши края около 100 миллионов лет тому назад, кишело акулами. Однако этих хищных рыб было тогда едва ли больше, чем в морях современных. Дело в том, что материал, из которого было изготовлено оружие акул, чрезвычайно прочен. Их зубы при размывах песчаных толщ не истирались, и они, подобно фосфоритовым конкрециям, накапливались на морском дне. Так что те «угодья», где мы с тобой, капитан, только что «охотились», тоже своего рода коллекция, собранная морем, может быть, за многие сотни тысяч лет.

Кстати, охотиться на сеноманских акул можно не только в окрестностях села Нижняя Банновка, но и во многих других местах, где на поверхность выходят верхние слои песков, отложенных морем седьмого века мелового периода. На правом берегу Волги от Саратова до южных границ области. В окрестностях областного центра – в песчаных карьерах на Алтынной, Лысой, Увекской горах, за Поливановкой, около 38-й школы, у завода силикатного кирпича, за Торговым центром. Рядом с селами Багаевкой, Карамышкой, Языковкой, Ахтубой, с центральной усадьбой совхоза «Сергиевский», на Хопре у села Пады. Одним из самых лучших мест для знакомства с хищницами Сеноманского моря являются, вероятно, окрестности села Пудовкина на Волге. Специалисты, занимавшиеся там поисками, обнаружили зубы, принадлежавшие 29 видам акул!

Верхний слой песчаной толщи и фосфоритовое «многоточие» – второй замечательный «музей» фауны Сеноманского моря. Кроме зубов акул в нем можно увидеть многочисленные остатки костистых рыб, начавших в то время завоевывать моря и океаны планеты: чешую, обломки костей, мелкие зубы, а порой и очень крупные клыки энходусов, хищных рыб, обликом напоминавших современных щук, а по размерам и кровожадности, вероятно, не уступавших акулам. Встречаются среди фосфоритовых желваков обломки костей, позвонки, конические зубы морских ящеров и, конечно, множество разнообразных раковин. Здесь же немало небольших, напоминающих и формой и размерами семечки тыквы раковинок плеченогих – лингул, которые жили в песчаных норках на мелководьях Сеноманского моря.

В конце седьмого века соленые воды, так и не сломив упорства суши, лежавшей севернее нашей области, начали отступать и большая часть саратовской земли, вероятно, стала на какое-то время сушей. Последние «страницы автобиографии» Сеноманского бассейна были при этом уничтожены. От них остался только пласт фосфоритов. Размыв сеноманских песков продолжался и в начале следующего этапа истории, так что «черное многоточие» – это уже «летопись» и туронского века, названного так по имени местности Гурень все в той же Франции…

НАКОНЕЦ-ТО – МЕЛ!

Пусть всяко понимает всяк

Слогов и пауз двуединость,

Утайки маленький пустяк —

Заветной тайны нелюдимость.

Белла Ахмадулина

Я пригласил тебя, капитан, в Можжевеловый овраг не только ради «охоты на акул». Как ты теперь знаешь, этим мы могли бы заняться и где-то еще. Но берег Волги около горы Сырт и сама эта возвышенность – единственное место в Саратовской области, где можно видеть на поверхности земли «документы» всех веков, составляющих вторую половину мелового периода. И вот сейчас, стоит нам только поднять голову, как над «черным многоточием» фосфоритового слоя мы увидим мощную белую толщу, «написанную» уже в туроне, сменившем сеноман.

Почти 50 миллионов лет – всю первую половину мелового периода – шаг за шагом моря двигались на сушу, расширяя свои владения. Иногда они останавливались, даже немного отходили, словно для разбега, но затем снова шли вперед. И вот в восьмом веке мелового периода в соленых водах, разлившихся по континентам, вдруг в несметных количествах стали размножаться кокколитофоры – крохотные водоросли с кальцитовыми скелетиками. Остатки этих существ, вместе с небольшой примесью раковинок одноклеточных животных – фораминифер, накапливаясь в виде ила на дне, положили начало слоям горной породы, именем которой был назван целый период в истории планеты, связанный с небывалым нашествием морей.

Мел знаком нам с детства. Казалось бы, какие тайны могут храниться в белом кусочке, которым можно только писать или рисовать? Ведь если он состоит из скелетиков и раковинок, то именно они, размазываясь, скажем, по черной школьной доске, и оставляют белый след?

Все так… Однако известняк из отложений, допустим, Московского моря, если ты не забыл, тоже сложен в основном из остатков крохотных морских водорослей и животных. Но им ничего не напишешь, только доску исцарапаешь, так как он очень жесткий. А почему?..

Не морщь лоб, капитан! Я не требую от тебя ответа. Над этим вопросом десятки ученых ломали голову более ста лет. И только совсем недавно, когда были применены новейшие электронные микроскопы и тончайшие методы химического анализа, завесу тайны удалось несколько приоткрыть.

Оказалось, что микроскопические существа, заполонившие воды Московского моря в карбоне, имели скелетики и раковинки из арагонита, который по составу был таким же, как и кальцит, а по строению немного отличался. Падая на дно, частички арагонита превращались в кальцит и при этом сцеплялись друг с другом, образуя впоследствии прочный, жесткий известняк. А у тех водорослей и микроскопических животных, что расплодились в водах меловых морей, остовы и «защитные доспехи» сразу были из кальцита, и ил, слагавшийся из них, а затем превращавшийся в горную породу, перестройкам не подвергался, частички его не сцеплялись, а потому они и сейчас легко отделяются друг от друга, сообщая мелу мягкость и способность оставлять след на школьной доске.

Во многом продолжают оставаться загадкой и моря, в которых рождался мел. Долгое время ученые считали их очень глубокими, так как современные меловые илы отлагаются только в океанах, в нескольких километрах от поверхности воды. Однако это представление никак не вязалось с характером окаменелостей, встречавшихся в слоях мела. Эти остатки принадлежали животным, обитавшим на мелководьях. Да и потом, едва ли очень глубокими могли быть моря, разливавшиеся по континентам. Сейчас большинство исследователей склонно думать, что меловые илы могли осаждаться и там, где слой воды не превышал 50– 100 метров.

До сих пор не ясно до конца и то, какими были берега у многих меловых морей, сухими или, наоборот, – очень влажными. Загадкой является и то, почему именно в восьмом веке стали так бурно размножаться микроскопические водоросли – кокколитофоры? Было это связано только с увеличением площади морей, с их, скажем, температурой или это следствие бурных извержений вулканов в середине мелового периода? Ведь выбросив в атмосферу массы углекислоты, «огнедышащие горы» могли существенно расширить «пищевую базу» растений, вызвав резкое увеличение их численности, в том числе и в водах морей.

В общем, мел, оказывается, совсем не прост!..

Ну, хорошо… Теперь найдем в белой туронской толще промытый водой отвершек и начнем подниматься по нему, присматриваясь к кускам породы… Одни слои кажутся совсем безжизненными. В других окаменелостей много, но все они очень однообразны и видом своим напоминают обломки каких-то белесых костей… Но – кости ли это? Приглядись… Загадочные обломки сложены множеством плотно прижатых друг к другу призмочек кальцита. В костях животных такого не увидишь. И по форме обломки иные. Вот явно часть створки какой-то огромной раковины, вот кусок ее макушки, вот обломок, бывший когда-то замком, устройством створки. На нем – ряд углублений, ступы другой половинки раковины.

Перед нами остатки «защитных доспехов» крупных двустворчаток, из всех когда-либо обитавших в наших краях. Диаметр их раковин иногда достигал полутора метров! А толщина створок, судя по обломкам, трех сантиметров! Имя этих огромных моллюсков – «Иноцерамус ламарки Паркинсон», что в переводе значит «подобные черепичной крыше, названные в честь французского естествоиспытателя Ламарка, впервые описанные английским палеонтологом Паркинсоном». Они – представители многочисленного рода, включающего в себя более 700 различных видов, большинство из которых обитало в морях во второй половине мелового периода. И наконец, это остатки главных «маяков» Туронского моря!..

Гигантские размеры иноцерамусов, или иноцерамов, – не прихоть природы. Они давали возможность этим моллюскам безбедно жить на дне Туронского моря в условиях, очень похожих на те, что были в Московском бассейне карбона; тут тоже постоянно случались «известкопады», грунт состоял из топкого ила, а при малейшем движении воды поднимались облака известковой мути. В такой обстановке большая раковина – это не только гарантия, что моллюска не засыплет вдруг частичками кальцита, но и возможность забирать воду из слоев, что повыше, а стало быть, и почище. Однако у иноцерамусов раковина не просто стояла торчком, а располагалась под некоторым углом к дну, при котором большая и выпуклая створка надежно прикрывала вход в «дом». Кстати, наклонное положение давало возможность еще и опираться на очень небольшой участок грунта. И это тоже было очень важно.

Судя по «перекошенной» форме раковины, иноцерамусы жили на дне, прикрепившись к чему-нибудь надежному с помощью роговых нитей – бисуса. Этим «чем-то» могли быть участки уплотненного ила, обломки чьих-то раковин, скелетов, лежащие на дне конкреции. Ясно, что желающих жить на таких местах было предостаточно. И «наклонная поза» позволяла моллюскам предельно плотно заселять удобные клочки поверхности грунта.

Почему в слоях мела попадаются только обломки створок иноцерамусов и совсем нет целых? Нередко приходится слышать мнение, что раковины этих моллюсков были хрупкими. В это как-то не очень верится. Едва ли природа в таких массовых количествах выпускала когда-то «брак». Ясно, что при жизни иноцерамусов их раковины не должны были ломаться. Другое дело, что после смерти «владельцев» их «постройки» могли терять прочность, поскольку разрушались какие-то слои створок, скажем, перламутровый, конхиолиновый. И вот тогда, при размывах осадка на дне моря, а они наверняка случались, раковины могли ломаться.

Есть в белой толще остатки и других живых существ. Похожие на небольшие веретена ростры белемнитов актинокамаксов интермедия, раковины двустворчаток-спонцилюсов («позвонков»), грифей никитини… Если задержаться у меловых слоев подольше, то в них можно найти и еще кое-какие окаменелости…

Туронское море, придя на место своего предшественника, размыло часть песчаных «страниц», написанных в Сеноманском бассейне, добавило в фосфоритовый слой черных желваков, акульих зубов, раковин и окаменевших костей ящеров, а поверх этой «коллекции» стало отлагать светлые меловые илы. На западе нашей области они были с примесью песка и глины, поступавших с полузатопленного Воронежского острова. На востоке – с глиной, принесенной водой с какой-то недалекой суши. в конце века Туронский бассейн стал мелеть. Его дно основательно поднялось на западе и севере области, а в центре образовался даже обширный остров. В результате во всех этих местах о первом, по-настоящему «меловом» море можно теперь узнать только по белым галькам, темным фосфоритовым желвакам, характерным зубам акул и по многочисленным обломкам раковин крупных иноцерамов, уцелевшим при размывах.

Однако отдельные «страницы» туронской летописи кое-где и сохранились: на юге области, в окрестностях Вольска, в Заволжье.