Текст книги "Липкий киллер"

Автор книги: Дмитрий Щеглов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

Глава IV. Сколько времени в запасе?

Как от первого удара в бильярде шары разбегаются в разные стороны, так у меня понеслись в разные стороны мысли. И ни одной дельной, все как-то наперекосяк. Срочно в милицию не сообщишь, что на президента готовится покушение. В деревне нет телефона. Электрические провода я видел, они тянутся, а вот телефонных не заметил. Значит, если сейчас сообщать, это надо двадцать километров пехом отмахать до района, автобус-то будет в восемь часов вечера, не раньше. Или не торопиться, а подождать автобус? Куда такая спешка? Пока Фитиль не уедет, Витек никуда из дома не уйдет. А потом ему ведь нужно будет сматываться, а ни о каких приготовлениях или отходных вариантах не говорилось. В фильмах обычно в таких случаях киллеров обеспечивают другими паспортами, визами, транспортом или прячут концы в воду. Бултых, был киллер и нет его. А нашему? А нашему ничего такого не предложили. Значит – второй вариант? Похоже, что так. Неужели Витек и Фитиль об этом не догадываются? У них же мозгов по килограмму шестьсот, а может, и семьсот. Нет, здесь что-то не так. Я подобрал с земли яблоко и стал его грызть. Как говорит Данила, у него параллельно с пищеварительным начинает лучше работать мыслительный процесс. Не успел я проверить его правильность, как за моею спиною раздался искусственный кашель. Я обернулся. На меня смотрели наша попутчица Лейли и ее дед. Дед укоризненно покачал головой.

– Зачем грязные, с земли кушаешь? Если хочешь яблок, пришел бы попросил, разве кто тебе отказал бы? Будешь уезжать, заходи обязательно, я тебе самых хороших нарву.

Пунцовая краска стыда стала заливать мне щеки. Сидевший до этого тихо в кустах, я слишком быстро встал. Видимо, до этого я наступил на одну из моих широких штанин-труб типа «кул», они и так висели на бедрах на честном слове, а тут совсем свалились на землю. Теперь как заяц не ускочишь, запутаешься. Если джинсы у меня были суперсовременные, то трусы сатиновые, синие, такие еще колхозными называют. Я только в Москве потом узнал, что они обратно вошли в моду и их стали продавать в фирменных магазинах. Так стыдно, как сейчас, мне еще никогда не было. Боже мой, что подумает Лейли? Я кое-как справился с джинсами и подтянул их. Взмокший мой лоб говорил сам за себя. Дед, умудренный жизнью старик, без лишних слов пригласил меня в дом. Я шел по тропке впереди них, когда сзади раздался приглушенный шепот. Лейли шептала на ухо деду:

– Вот такие джинсы сейчас в Москве самые модные.

– Такие – это какие, которые сами соскакивают? – не понял старик.

– Нет, которые пол метут.

Слава богу, что нашелся человек, который хоть немного разбирается в моде. Я враз повеселел и решил немного задержаться, может быть, что-нибудь узнаю об их соседе, Витьке. Сначала расспросы пошли обо мне. Я честно выложил, что вдвоем с приятелем мы сопровождали подружку Настю к ее деду и бабке. На что дед обрадовался и ответил, что теперь и их внучке будет с кем подружиться.

– А то в деревне одни старики и киллер.

– Как киллер? – уже второй раз за день спрашивал я.

– А так, ему только что принесли винтовку с оптическим прицелом.

– Может быть, в милицию сообщить?

Дед отрицательно помахал головой.

– А у него на той неделе делали обыск, я вызывал. Ничего не нашли. Он и на этот раз демонстративно собрал винтовку, чтобы показать мне, что ничего не боится. Пока мы вызовем, он ее десять раз спрячет в лесу. Или вон в соседних домах, где никто не живет.

Мне теперь показался понятным страх Фитиля, когда я просто так сказал, что оперативники им интересуются. Я попал, что называется, в яблочко. Действительно, если неделю назад делали обыск, заодно уж навели справки и о дружках. А посещает Витька длинноногий Фитиль. Скорей надо было бежать к себе домой, или, вернее, к Настиным деду и бабке, хватать бинокль и начинать следить за Витьком. Винтовку он должен будет спрятать до вечера, мало ли что, может быть, гонец от нас или деда-соседа уже несется в милицию.

Когда я вошел во двор, Данила подергивал носом во сне. Дед Макар с бабой Нюрой берегли его сон, даже шепотом разговаривали. Настя была где-то в доме.

– Фрейбонд, тише, Данилу разбудишь! – бабушка приложила палец к губам.

– А где у вас вода, колодец? – спросил я их, показывая, что хочу сполоснуть руки. Они показали на трубу под стеной дома, уходящую в землю. Над ней возвышался ворот. Рядом стояло большое эмалированное ведро. Я стал наливать в него из колодца воды. Она была ледяная. То, что надо. Дед с бабкой, видя, что я сам отлично справляюсь с воротом, отвернулись от меня. Я налил полное ведро и пошел будить приятеля. Вот это была побудка. Когда я сразу опрокинул все ведро на голову Данилы, как он потом говорил, ему показалось, что Ледовитый океан встал на дыбы. Сна как не бывало. Поскольку с Данилой мы придерживались разных философских систем, пришлось его эзотерический (направленный внутрь) взгляд, переводить вовне, на соседа.

– Киллер винтовку с оптическим прицелом получил и заказ на президента, что ты теперь скажешь?

Давайте я на вас вылью ведро ледяной воды и спрошу, сколько будет, если сорок девять поделить на семь и умножить на два? Точно так же долго соображал Данила. А старики подумали, что я вывихнутый не только со стороны одежды и чуба, но с остальных сторон тоже.

– Не надо с ним так, фрейбонд, – сказала баба Нюра, – он умаялся.

Промолчал я, что жрать он умаялся. А до Данилы после моего рассказа о том, что я видел в саду, начала доходить серьезность ситуации. Он стал вслух рассуждать:

– А может быть, это не тот президент, которого ты имеешь в виду, а президент районного масштаба. Нынче президентов развелось как собак нерезаных. Раньше, чтобы дорасти до директора, надо было себя полжизни утверждать и пахать как папа Карло, а сегодня любой сморчок может назвать себя как хочешь, хоть наместником господа бога на земле.

Крестьянская логика присутствовала в его рассуждениях. Я немного успокоился. Тьма президентов не стимулировала к двадцатикилометровому немедленному кроссу в райотдел милиции.

– А нам за предотвращение покушения медали дадут? – Данила захотел заглянуть в светлое будущее.

– Это твой долг, а за долг, сам понимаешь, вознаграждения не полагается, верни или выполни его бесплатно.

– Я что, должен с чайником по пустыне двадцать километров пешкодралом просто так за спасибо отмахать? – возмутился Данила.

– С каким чайником?

– Неужели мне только приснилось, что он полный меда? – конечно, Данила имел в виду тот чайник, который привез в подарок деду Макару.

Наконец решив несложную арифметическую задачку, мы пришли к единому знаменателю:

– Поедем вечерней лошадью, вечерним автобусом, потому что если идти пешком, по времени в конечном пункте будем одновременно с автобусом, – сказал Данила.

Мы надумали поочередно следить в бинокль за домом, в котором обосновался киллер.

Он вот-вот должен понести прятать винтовку. Наблюдательный пункт у нас был хороший. Дом деда Макара стоял выше всех в деревне. Куда бы ни пошел Витек, проследить за ним не составляло труда. Откуда ему догадаться, что у нас есть бинокль? Выследим до восьми часов вечера, несмотря на его кило шестьсот мозгов. Я решил глянуть на часы.

– Сколько сейчас времени? – спросил я Данилу.

И услышал с крыльца, откуда к нам спускалась Настя:

– Полдвенадцатого.

Ничего себе, время то скачет как сумасшедшее, то остановится и плетется как черепаха. Впереди был еще целый день до прихода автобуса. Нам казалось, что мы приняли единственно правильное решение – сообщить в милицию о киллере, зная место захоронения карабина. Сдать его вместе с уликами. Хороший был у нас план, врать не буду.

Глава V. С рогатиной наперевес

– Ну, гости дорогие, – дед Макар вышел к нам во двор в приподнятом настроении, – кто из вас хочет сходить со мной на пасеку?

День был просто замечательный. К обеду он прилично растопил печку солнца, травы изошли медвяной росой и залили всю округу непередаваемыми запахами. Пасека должна быть где-то за деревней, раз ее нет в саду, решил я. Почему не прогуляться, не посмотреть на окрестности? Я сразу изъявил согласие, решив, что пока пусть Данила подсушится и понаблюдает в бинокль за соседом-киллером. А через пару часов я его сменю. Приблизительно так, наверное, подумал и Данила. Он мне шепнул:

– Приходи быстрее, я пока чайник отдраю, стыдоба в такой черный мед наливать.

Молодец мой приятель, он так здорово умеет чужие интересы привязать к своим собственным, что только диву даешься. У него всегда сразу делается несколько дел. Сейчас он будет сохнуть, чистить чайник под мед, периодически посматривать в бинокль, беззлобно переругиваться с Настей, травить байки бабе Нюре, и я не удивлюсь, если она перед ним поставит миску с медом, а он будет его дегустировать. Так и договорились. О Насте вопрос даже не возникал, нечего ей делать среди пчелиных ульев, не дай бог еще укусит пчела, подправив не в ту сторону лелеемую перед зеркалом красоту.

– Я иду с вами, – осчастливил я деда Макара.

Он скептически оглядел мой модный прикид.

– Ну-ка штаны подтяни, на обувку гляну, – приказал он мне. Я потянул джинсы-трубы вверх, на уровень груди, чтобы показать фирменные кроссовки. Дед Макар удовлетворенно хмыкнул:

– Кеды что надо! На резиновой подошве! А вот штаны подвяжи повыше, иначе за первым же кустом спадут. И еще куртку держи брезентовую, на всякий случай.

Не понимая, зачем ему это нужно, я подтянул джинсы до ушей. Честно сказать меня эта рэп-мода уже достала. Данила, увидев меня в подтянутых штанах, захохотал:

– Гаврош. Чистый Гаврош.

А бабушка Нюра накинулась на деда Макара.

– Совсем старый ополоумел. Ты куда тянешь за собой ребенка? Он же москвич, леса сроду не видел. Кому нужна была твоя дикая пасека? Покушали ребята меду, и хватит с них. Не их дело с пчелами возиться, по деревьям, как обезьяны, лазить. Пусть Фрейбонд дома сидит.

Кто тянул Настю за язык, какой я ей бойфренд? Вот теперь переиначили во Фрейбонда, и по имени-то не спросили как звать. Я подумал, что пасека должна стоять у леса, а если киллер Витек надумает прятать винтовку, мне легче будет оттуда проследить за ним. С остальных трех сторон деревеньку окружали поля и заливные луга. Я уже надевал куртку из плотной палаточной ткани.

– Ничего страшного, к вечеру вернемся, – успокоил ее дед Макар.

Мы с Данилой с удивлением смотрели на снаряжение пасечника. Дед Макар вынес из сарая и перекинул как рюкзак за спину деревянную подставу, похожую на сиденье от качелей, вместо спинки с одной стороны обтянутую кожаными ремешками. Теперь между спиной и ремешками получилось искусственное гнездо, где не замедлили оказаться два деревянных бидона, похожих на чурбаки, – липовки, как я потом узнал. Оба бидона были пусты. При желании в каждый из них можно было бы налить не менее двух ведер воды. Я догадался: под мед. А сборы деда Макара продолжались. Что он еще возьмет с собой? Пчеловодческий инвентарь просто удивил меня. Топорик, какой-то косой нож на ручке, две парашютные стропы вместо веревки и копье метра два длиной. Я пожалел, что мы не взяли фотоаппарат. Дед Макар на фотографии выглядел бы первобытным человеком, шагнувшим из бронзового в железный век.

– А копье зачем? – не выдержали мои нервы, чтобы не задать глупый вопрос.

– Рогатина? От медведей на всякий случай.

Вот это да. Приехав в Верблюдовку, я сделал для себя научное открытие. Оказывается, рогатина, древковое оружие – обычное копье, а не двухрожковые вилы. Дед Макар для нас провел небольшой ликбез.

– Можно и ружье взять, но оно иногда в самый неподходящий момент дает осечку, а рогатина никогда.

– Можно я ее понесу? – сразу предложил я свои услуги.

Как только она, рогатина, оказалась у меня в руках, я тут же не преминул пугнуть Данилу.

– Ну-ка встань на задние лапы.

Дед Макар тут же отобрал у меня смертоносную игрушку.

– Не баловать, огольцы.

Мне срочно приспичило уточнить, как ею пользуются против медведя. Я почему-то думал, что охотник, выходящий с рогатиной на медведя, поднимал его сначала на рогатину и втыкал снизу в сердце охотничий нож. Дед Макар меня разочаровал. Поединок проходил более прозаично и страшно. С одной стороны – разъяренный медведь, с другой – охотник с копьем-рогатиной. Кто кого. Бр-р-р. Мурашки в солнечный день по коже. К нам, собравшимся выйти за ворота, подлетела бабушка, протягивая промасленный бумажный пакет.

– Вот вам еда на дорогу. Может быть, термос с чаем дать?

Дед отрицательно покачал головой.

– У нас на пути будет два родника.

Бабушка Нюра, видно, зная месторасположение родников, переполошилась.

– Вы хотите дойти до Красного камня? Туда же двенадцать верст. Не ходил бы с Фрейбондом сегодня так далеко. Посмотрел бы сегодня ближайшие колоды, а к бортям завтра один сбегал налегке.

Дед Макар отмахнулся от нее как от назойливой мухи.

– Вытри, старая, в глазу, беспричинную слезу. Разок со мной сходит, на всю жизнь запомнит. Отсюда готовым бортником, а не Фрейбондом уедет.

Глава VI. Лабаз на липе

С копьем наперевес, подтянув джинсы повыше, чтобы они не мотались по земле, огородами мы пошли к лесу.

– А пасека далеко? – спросил я у деда Макара.

– Увидишь скоро, – загадочно ответил он мне.

За огородами был луг, а дальше начиналось поле, засеянное овсом. Посередине поля одиноко стояла вековая липа. К ней мы и шли. Я всматривался вперед, надеясь увидеть ровные ряды ульев. Чем ближе мы подходили к липе, тем больше вокруг нас жужжало пчел, но ульев не было видно. Когда мы подошли к дереву, дед Макар сказал:

– Вот мы и пришли. Глянем, как тут у ближних дела.

Пчелы со всех сторон подлетали к дереву и скрывались среди ветвей. Я поднял голову кверху. Среди ветвей я увидел помост, сделанный из досок, а еще выше к стволу были привязаны цилиндрические обрубки толщиной сантиметров в восемьдесят и длиной с полтора-два метра. Под помостом вдоль ствола на веревках болтались деревянные обрубки. Дед Макар, пряча в усах торжествующую улыбку, спросил:

– Доглядел? Тут у меня колодное хозяйство. Полезли, посмотрим. Я наверху привязал две новые колоды, может быть, в них рои заселились.

Я смотрел на голый ствол, по которому надо было проползти метров пять, чтобы добраться до настила. Но даже если долезешь до него, как взобраться, он ведь будет в голову упираться. И еще деревянные обрубки будут мешать.

– А они для чего? – показывая на болтающие дрючки, спросил я деда.

– Самобитки от медведей. Полезет косолапый на дерево, а она ему мешается. Он ее толкнет подальше, и тут же получит в бок. Медведь серчает, отпихивает ее, а она его со всех сторон колотит, так, глядишь, и не доберется он до колоды. Ему ведь еще надо на помост взобраться.

– Так никто из медведей и не залазил? – снова спросил я.

– Есть тут один хитрован, лазит и потихоньку медком балуется. Но не разоряет колоды. Вытащит, сколько ему надо, наестся и в лес снова.

Я стал искать на дереве следы когтей зверя. Но ствол был гладкий, как шкуркой отполированный. Как же он забирается наверх? Мне стало стыдно. Медведь приспособился, а я не могу сообразить. Дед Макар не стал ждать, пока я придумаю архимедов рычаг, с помощью которого окажусь на помосте, и поднял с земли ствол елового деревца, ветки которого были коротко обрублены. Приставив его к помосту, по сучкам этой лесенки за десять секунд он взобрался наверх. С собою он ничего не взял, оставив короба и прочую снасть внизу.

– Лезь, не бойся, я сверху тебя подстрахую. Петлю только под мышки вдень.

Дед Макар сбросил мне вниз парашютную стропу, на конце которой была сделана петля. На таком страховочном поясе я взобрался наверх. Пока лез наверх, я успел хорошо рассмотреть, как устроен помост. На развилине ствола было установлено несколько прочных деревянных брусков, на которые затем настлали толстые доски – подмостки, прибив их прочными деревянными гвоздями. Они торчали снизу помоста, создавая дополнительную преграду любителю меда – медведю. Умно. На настиле, или на полатях, как его называл дед Макар, колоды стояли группами, неподалеку друг от друга, так, чтобы можно было к каждой подойти. Летки у всех были повернуты в разные стороны.

– Заселились, – обрадованно сказал дед Макар, показывая на две колоды, более светлые, чем остальные. – Не улетели рои, слава богу. А то я думал, в лесу где-нибудь сядут, ищи их тогда. Вот смотри, как там внутри у них. Сейчас открою должею, у нас ее еще колодезней называют.

Сбоку колоды было вырублено отверстие, должея, сантиметров в пять шириной, высотой сантиметров в тридцать и сейчас притирку заткнутое втулкой. Похоже на дыню, из которой вырезана продолговатая скибка. Я не знаю, чем в старину укрепляли вставленную на место втулку-скибку, но дед Макар придумал отлично. Он нарезал из автомобильной камеры кружков и притянул ими втулку. Вылететь без посторонней помощи она не могла. Я заглянул внутрь новой колоды. Внутри гудела пчелиная семья. Вверху колоды крест-накрест были вставлены поперечные палочки, на которых пчелы начали лепить новые соты.

– Видишь впорицы? – подсказал мне дед Макар, – вот они и будут вместо рамок. Пчелы их дотянут до дна и прикрепят к стенкам колоды. В этом году с новых колод ничего не возьмешь, поздно отроились, дай бог чтобы самим пчелам меду на зиму хватило. А другие пока трогать не будем. Я с остальных, которые с прошлого года здесь стоят, уже мед брал, да вы его с Данилой пробовали.

Пасеку я видел впервые, но чтобы такую? У меня сразу появилась масса вопросов. Дед Макар, видя мои разгоревшиеся глаза, опередил меня.

– Вопросы потом, а пока закрываем колоду и спускаемся. Будь на лабазе осторожен.

– Почему? – не понял я.

Дед Макар показал мне на странную систему веревок, протянутых от одной колоды к другой.

– Видишь, у меня тут мина замедленного действия. Простой принцип мышеловки. Если кто захочет без спросу открыть любую колоду, он обязательно зацепит одну из веревок, новая колода падает, разбивается и вылетает рой. А от злого роя одно спасение – в реке. Понятно?

– Понятно.

Он вставил в должею затычку и натянул на нее сверху кружок от автомобильной камеры. Я кинул взгляд окрест. Мы были как раз посередине небольшого овсяного поля. Сзади просматривалась Верблюдовка, левее луг и речка, а впереди темной стеной чернел лес. Я пожалел, что у нас с Данилой не два бинокля. Отсюда открывался бесподобный вид. Снова я первый слезал с дерева, страхуемый парашютными стропами. Следом за мною спустился и дед Макар.

– Что скажешь?

– Отпад, здорово, – постарался одним словом я выразить восхищение. – Сроду не догадаешься, что так можно разводить пчел.

Польщенный моей похвалой дед Макар засветился, как липовый мед. Не каждый день, видно, ему приходилось выслушивать одобряющие слова.

– Еще не то сегодня увидишь. Я, может быть, единственный бортник в нашей стране остался. Остальные перешли на рамочное пчеловодство. С ульями легче, конечно, но какое удовольствие пройтись по лесу. Если бы не эти киллеры, живи сейчас и разводи что хочешь и как хочешь, сам себе хозяин.

– А что киллеры? – недоуменно спросил я его.

– И говорить за них не хочется. Пойдем лучше дальше, я тебе другую историю расскажу, про нашего президента.

Заинтриговал он меня ужасно. На опушке леса, у прозрачного ручья, мы сели передохнуть. Дед Макар внимательно оглядел край поля. Овес кое-где был примят. Казалось, по нему конь валялся.

– Видишь, – показал он мне на кучу, – медведь сюда приходит. Сядет широким задом на поле, так и передвигается, наклоняя к себе стебли. Овес любит, на зиму жир нагоняет, чтобы в берлоге до следующей весны хватило.

– А мед не любит?

– Еще как любит. Только где ему столько меду достать, разве только я с ним поделюсь.

– Как? – не понял я.

Мой вопрос остался без ответа.

Глава VII. Мишка-Президент

Дед Макар стал мне рассказывать удивительную историю президента.

– Давно это было. Жил и вырос я здесь, в этой деревне. Мальцом я тогда был, несмышленышем.

Года три мне было. Вышел за огороды, и полем, полем, вот сюда и дошел, подбирая ягоды. Что здесь тогда было посеяно, я не помню. А расстояние ты сам видишь какое, километра два, не больше будет. Я хоть маленький был, а уже хорошо знал, что чем дальше от дома, тем больше ягод. Особенно сладкие они были на опушке леса. Здесь я и примостился их рвать. Только смотрю, рву-то не я один, а рядом еще рвет медвежонок. Увидали мы друг друга и испугались одновременно, кто сильней, даже не знаю. Огляделся я кругом – он один и я один, и никого более вокруг нас. Подкатился он ко мне и лижет мне руки. А вчера, на овсах, я слышал, убили медведицу, одного медвежонка поймали, а второй с испугу убежал в лес. Вот, наверное, и вернулся сюда, есть хочет, мать ищет и сам ко мне ластится.

Я от него, а он как кутька за мной. Так полем, полем, а потом огородами за мной, как хвостик привязанный, он к нам во двор и прибежал. Хорошо собаки в тот день дома не было, с отцом на охоту ушла, а то разорвала бы его. Мать, когда увидала, что за мной медвежонок телепается, чуть с ума не сошла, думала, медведица где-то рядом. С того дня он с нами и стал жить. Пес, когда с охоты прибежал, рычит, а отец понять не может, в чем дело, пока в дом не вошел. А мы, вдвоем напившись молока, на лавке обнявшись, спим. Не осталось у медвежонка никого роднее меня. Я ему как брат был. Так вдвоем целый день и гуляли. Пес потом к нему привык, но недолюбливал медвежонка.

Не успеет пес уснуть, пригреться на солнышке, как Мишка к нему подбежит, влепит затрещину – и за меня прятаться, защищай, мол. И так целый день. Приучил пса спать с одним открытым глазом, не подберешься к нему по-тихому. Но и тут Мишка нашел выход. Тихо заберется на конуру и оттуда прыгает на собаку. Смеху было! А когда подрос медвежонок, на следующий год отец стал его брать с собою на рыбалку и бортнический промысел. Мишка смышленый оказался, по холодной воде лазал в речку за вершами, вытаскивал их на берег. Вот только рыбу никак не мог изнутри достать, вершу и так перевернет и эдак, а рыба вся внутри. Отец смеется над ним, достает рыбу не спеша и заставляет Мишку пустую вершу снова в реку оттаскивать, а за это премия Мишке, поощрение – окунька или карася. Только одну неделю смотрит отец, верши пустые – что такое, кто-то повадился их раненько утром опорожнять. Обычно отец ходил верши проверять к обеду и Мишку брал с собой. Он у нас уже на сеновале отдельно спал, дрых до обеда. А в тот день не взял его, рано еще, вдвоем мы пошли. Решил отец поймать вора. Только начало развидняться, спрятались мы в кустах и ждем: кто же придет? Смотрим, а мой дружок Мишка тилип-тилип по берегу, озирается по сторонам, подошел к этому самому месту и нырь головой в воду. Вынырнул и тянет вершу на берег. Так интересно стало, что же он будет с нею дальше делать? Вытащил он ее, сунул в нее лапу, выгреб все до одной рыбины, сидит хрустит зубами, наслаждается. Научился, стервец, рыбу доставать, смикитил. Отец смеется, не каждый день такое увидишь. Поел хитрец, вытер лапой морду и, чтобы следов не осталось, вершу потащил в воду – концы прятать. Знать, инстинкт у него выработался: раз вытащил, поставь на место.

Смотрим, что же он будет делать дальше? А он огородами, огородами, хомылю, и обратно к себе на сеновал, досыпать. Простил отец ему воровство и стал с собою брать в лес. На сбор меда по бортям. Мишка домой приходил покусанный, но довольный и липкий. Так вдвоем с ним они все лето и проходили по лесу. Чему научился Мишка, я не знаю, маленький я еще был, но отец его хвалил и давал ему иногда за столом медовые соты. Приучил его за столом пить чай с медом. Перед Мишкой поставят две миски, одна с сотовым медом, другая с теплым чаем. Он откусит кусок сота, прожует его и запивает чаем, как человек, да и только. Отец любил этот номер показывать перед городскими заезжими охотниками. Те с ума сходили, хохотали и лезли фотографироваться. Но на этом представление не заканчивалось. После чаепития Мишка вылезал из-за стола и нес отцу гармошку. Пораженные гости смотрели, что же будет дальше. А мы всю зиму с Мишкой разучивали «барыню», и с прихлопыванием, и с притопыванием, и вприсядку. Какие только кренделя мы не выписывали с ним под музыку. Гости в восторге: где такое в городе увидишь, а отец им еще один коронный номер имел в запасе, чтобы совсем добить гостей. Мишка уже большой был, годовалый пестун.

Выучил он его на коня запрыгивать. Подарили ему несколько лет назад сосунка от породистой кобылы, что призы в Москве брала. Отец его держал как верхового коня. У всех тягловые, а у нас строевой конь. Выйдут все во двор, отец коня выведет, а Мишка раз – и ему на холку да давай задними ногами постукивать по бокам. Катай его по двору. Наездник из него получился великолепный. Мы ведь с Мишкой вдвоем, когда маленькие были, целый день катались на коне, к седлу привыкали. Посадит нас отец и забудет или сделает вид, что забыл, вот целый день мы и трясемся в седле. Только Мишка не любил седло, сползал всегда на круп коню. Конь и привык к нему как к наезднику, безропотно катал по двору всем на удивление. Я думал, так будет продолжаться вечно. А Мишка за год вырос, стал большой, пришло время думать, куда его пристроить. Лучше бы всего его в цирк, он ведь умный был, в нашей семье рос, но не получилось. Как-то осенью за нашим селом остановился цыганский табор. Детишки, хоть и страшно было, целый день вертелись около него. Цыганский барон услышал, видно, про медведя и пришел к моему отцу с предложением продать. Пообещал, что хорошо будут за ним смотреть, по городам и селам водить, с концертами выступать. Только вороватые были глаза у цыгана, сам с отцом разговаривает и незаметно по сторонам косит, на сарай поглядывает, где в стойле стоял конь Серко. Отец в нем души не чаял. Как они договорились, не знаю, я весь вечер проплакал, но отдал отец Мишку цыганам, увели они его. А ночью увели и Серка, и пес не чухнулся. Утром отец кинулся за деревню, а табора и след простыл. Я реву, отец ходит мрачнее тучи, сам не свой, то ли меня ему жалко, то ли коня, то ли всех вместе. Только смотрим, к концу дня пыль за деревней столбом, какой-то всадник наметом к нам в деревню скачет. Присмотрелись, а на Серке сидит Мишка, за гриву уцепился и только в такт коню подпрыгивает. Влетели они во двор, Мишка свалился с коня да к отцу. Как влепит ему оплеуху – и огородами к лесу. Испугался, видно, Мишка, понял, что сгоряча сделал что-то не то, он ведь сроду ни с кем не дрался. А отец смеется: вернется, мол, твой Мишка, проголодается и вернется. Только не вернулся он.

Дед Макар встал с травы и стал собираться. Воспоминания о далеком, счастливом детстве, а другим оно не бывает, осветили доброе его лицо. Он мигнул мне:

– Знаю я, что он живет в нашем лесу. Вот и помет его, Президента.

– Как, это его следы? – поразился я.

– Его, больше ничьи, второго такого умного медведя я сроду не встречал.

– А за что его назвали Президентом?

– Не мы назвали, а соседи наши новые. За ум назвали, за сметку, за добрый характер. Несколько лет назад в лесу заблудилась внучка новых поселян, та девочка, что сегодня с вами приехала. Это наши дети хоть днем, хоть ночью найдут дорогу домой, а если ты спустился с гор – выведи тебя за деревню, ты уже и не знаешь, в какую сторону идти. А из лесу так и вообще не выйдешь, кругом одни болота. Девочка у них и заблудилась. Всю ночь ее аукали в лесу, а утром смотрим, здоровый медведь ее выталкивает на опушку. Увидал людей – и деру. Вот они его и назвали Президент. А я так думаю, это мой Мишка.

– Почему?

– Он из верши ворует старым способом рыбу. Вытащит, а вершу обратно в реку забросит, как учил его отец. Сколько раз я иду по лесу, а мне кажется, что за мною кто-то подглядывает. Оглянусь – вроде никого. А потом пройдусь, посмотрю, а за деревьями или кустами медвежьи следы. Мой Мишка. А ведь ему столько же лет почти, сколько и мне, помирать пора. Зубы, наверное, повыпадали, клыки поистерлись. Вот я его медом и подкармливаю, чтобы на зиму жирок нагулял. В бортях ему оставляю. А чтобы залез на дерево, рядом вот такую лесенку, по которой мы лазали, оставляю. Другие медведи не догадаются, для чего она, а мой Мишка молодец, приставит ее к стволу, наестся меду, а когда слезет на землю, обязательно оттащит подальше. Ну кто кроме него до этого додумается?

Дед Макар рассказывал про Мишку тепло и с уважением, как будто тот был не лесным зверем, а святым отшельником-монахом.

– А вы не пробовали с ним встретиться? – спросил я старого бортника.

Дед Макар поднялся с земли и стал за спиной пристраивать свой груз. Погружен в собственные мысли он, или не расслышал вопрос, или не захотел на него отвечать.

– Пошли, может быть, и сегодня наткнемся на него, сам увидишь, какой он умный.

Лес, который обступил нас со всех сторон, теперь не казался мне таким уютным, как раньше. Из-за каждого угла мне мерещилась пара глаз. По тропинке мы углубились чащу. От деда Макара я не отставал ни на шаг.

Президент! Президент! Так вот на какого президента передал Фитиль заказ киллеру. Наверное, зажравшийся новый русский у себя дома хочет повесить как охотничий трофей медвежью голову и хвастаться перед знакомыми, какой он удачливый и храбрый охотник. И карабин специально прислал. Как же я сразу не догадался! А кого киллер убил до этого? Почему рюкзак у Фитиля был в крови? Может быть, они оленей или лосей стреляли? Нет, только не вдвоем, у них было разделение труда, отстреливал их киллер Витек, а мясо в город таскал Фитиль. Вот и концы с концами связались. А если я не прав? Я решил задать вопрос.

– Деда Макар, а киллер Витек – это браконьер?

– Какой он браконьер? Браконьер одного лося завалит и рад, а этот все подряд стреляет, и ворон и лосей, и рыбу, ничего не пропускает. Киллер, одним словом.

– А если он Мишку нашего подстрелит, Президента?

Дед Макар неохотно ответил:

– Медведи к концу лета выходят на жировку на овсяные поля. Я еще раньше упросил директора товарищества, чьи здесь поля, чтобы овес сажали у меня под боком, за нашей деревней. Если есть в лесу медведи, они обязательно выйдут полакомиться овсом. Так и есть. Сколько уже лет я вижу здесь следы медведя, но только одного. Мой это Мишка. Охотников его убить тут наезжало навалом. Многие ведь видели его следы. И лицензию брали на отстрел, как положено, и засады устраивали. А самое лучшее место для стрельбы, для устройства лабаза – липа посреди поля. Так я специально, чтобы отвадить от нее стрелков, завел колоды на ней. Вроде как частная собственность. Теперь, чтобы на липе устроить лабаз, а его и устраивать не надо, вот он, готовый, охотникам у меня разрешения просить надо. А я его никому не даю. Пробовали они строить сидуши у опушки, но медведь не дурак, он сначала обойдет поле со стороны леса, учует запах человека и не показывается больше. Только наш Мишка-Президент и здесь оказался хитрее их. Пока они его ждут от леса, он зайдет со стороны реки, наестся и по бережку, по бережку кругаля снова в лес. Сколько раз охотники плевались, но так и не смогли его убить. А один раз зимой его в берлоге обложили. Я думал, что конец пришел ему. У них и лицензия была на отстрел. Там, где выход из берлоги, всегда снег от пара, от дыхания зверя, желтый. Вот они и столпились перед входом, ширяют палками, травят собаками. А он, хитрец, выкопал себе берлогу-траншею длиной метров пятнадцать, один выход – вот он, стерегут его, второй – под огромной елью, за деревьями не видать. Пока они его тут сторожили, он уже метров сто пробежал, пока собаки его учуяли. За деревьями разве попадешь в него, и через болото. Так и ушел. Охотники все удивлялись: «Видели берлоги метров шесть длиной, но чтобы пятнадцать – никогда».