Текст книги "Липкий киллер"

Автор книги: Дмитрий Щеглов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)

Глава II. Древний чайник Мамая

Как же, зайдешь, увидишься! Настя молча шла впереди, выказывая нам с Данилой полное презрение. Я рассматривал Верблюдовку. Раз, два, три, четыре, пять домов, стоящих в ряд на одной улице, притом в двух из них заколочены окна. С населением не густо. С другого конца улицы, у крайнего дома, стояла еще одна пара стариков. Тут обрадовались Насте. Мы с Данилой скромно стояли сзади, ожидая, пока бабка с дедом утолят первый порыв радости жаркими поцелуями. Наконец очередь дошла и до нас. Вперед с закопченным чайником вылез представительный Данила. Солидностью он смахивал на главу государственной делегации на переговорах по разоружению, а экипировкой повторял точную копию прибывшего на ВДНХ дехканина из Средней Азии. От его черного костюма за версту несло нафталином и покроем времен оттепели. Мой приятель степенно протянул ладонь для рукопожатия и представился:

– Данила!.. Прошу любить и жаловать. Вот сдаю вам на руки в целости и сохранности внучку.

Мне не очень понравилось, что он с порога стал набивать себе цену и затирать меня. Кто его уполномочивал? А кто тогда я, слуга какой безродный, рюкзаки таскать? Получалось, так. Я ведь был не в костюме, не в смокинге деревенского пошива. Кто уважил стариков? Данила. Полез первый ручкаться, значит, старший среди нас двоих. Вот шустряк. И сразу застолбил себе соответствующее место. Старики обрадовались, что у Насти такой самостоятельный товарищ, не то что я, в пижонской майке с иностранной надписью, в вычурных кроссовках и обклеенных лейблами джинсах. Я думал, что Данила сейчас отойдет в сторону и вперед выйду я, но, оказывается, процедура вручения верительных грамот только началась. Данила, придав лицу торжественное выражение, протянул деду с бабкой закопченный чайник:

– Вот подарок от меня лично.

Я чуть не грохнулся на землю. Я думал, он шутил в дороге, когда говорил про подарок, а вез его для того, чтобы мы где-нибудь на опушке или на бережку речки на костре вскипятили в нем чай и попили его всласть на природе.

– Что это? – спросил дед, принимая из рук приятеля подарок.

– Картошка.

Когда в автобусе я переставлял с места на место этот злополучный чайник, так в него ни разу и не заглянул. Я и подумать не мог, что в нем что-то есть, а оказывается, наш друг дарит не чайник, а его содержимое, картошку. Лисий хвост, шило крестьянской хитрости так и торчали у Данилы наружу. Как же я же забыл, что мой приятель приехал на пасеку. У деда на кончиках губ закурилась улыбка. Не я один расшифровал его уловку. Ну и прохиндей, ну и ловкач Данила, теперь понятно, почему он картошку покидал не в обычный мешок, а в двухведерный чайник. На медовый бартер надеется.

Я так и не дождался своей очереди представления. Дарить мне было нечего, да и Настя представила меня оригинально. Она показала на меня рукой и, как на клубной тусовке, сказала:

– А это мой московский бойфренд.

– Ну что же, пусть Фрейбонд тоже проходит, – бабушка поправила мне чубчик и пригласила в дом.

– Вот с дедом Макаром тут и доживаем. Меня звать баба Нюра. Проходите в дом, не бойтесь, собаки нет. Данила, тебе есть во что переодеться? – проявляла ответную заботу о моем приятеле бабушка.

Глядя на меня, одетого в одежду размеров на шесть больше обычной, она, наверное, подумала, что я воспользовался гардеробом своего приятеля и раздел его.

– Бедненький мальчик, и переодеться ему не во что, – вредничал я, подталкивая в спину Данилу.

А глава делегации озадаченно озирался по сторонам. Он успокоил бабу Нюру.

– Не беспокойтесь, есть. Вон Максим сменку несет, – небрежно махнул он в мою сторону рукой и спросил: – А где же пасека?

Баба Нюра постаралась умилостивить высокого гостя:

– Дед Макар бортничает, если хотите – увидите, но я вам не советую, а медом я и так вас угощу. Лучше на речке покупайтесь или по лугам пройдитесь. В этом году гречиха на славу удалась и клевер густой.

Мы вошли в дом. Настю старики увели в дальнюю комнату, чтобы расспросить о родных и побольше узнать о нас с Данилой. Мы остались вдвоем. Я сбросил рюкзак на пол и коршуном налетел на него.

– Если ты и дальше будешь изображать из себя большого босса, я объявлю тебе бойкот.

– Разве я похож на большого босса? – Данила сделал вид, что не понимает, о чем идет разговор. Его простодушно-простое лицо кого хочешь могло ввести в заблуждение, но только не меня. Я его знал как облупленного. Тяп, ляп, сошьет на скорую руку белыми нитками, состряпает наивный планчик и думает, что все у него обставлено с иезуитской ловкостью. А ведь попадаются простаки, верят обормоту. Скажу честно, никому не нужная гимнастика языка – разговор с Данилой в этой плоскости, не прижмешь толстого к стене.

– Настя здесь главная, и не вылезай вперед, – наконец я смог опосредованно сформулировать свои претензии к приятелю. – Понял?

А с Данилы как с гуся вода. Он и ухом не повел. Знает собака, чье мясо съела, и молчит.

Через десять минут мы все сидели в тени старой яблони за длинным дощатым столом, накрытым белой скатертью. Баба Нюра в летней кухне пекла нам блины. На столе в двух огромных мисках стоял мед, в одной прозрачно-светлый, похожий на расплавленное серебро, в другой янтарный, светившийся, как жидкое золото. У каждого под носом была чистая тарелка и розетка для меда. Дед Макар вытер чистым рушником две расписные деревянные ложки и положил их рядом с собою. Затем привлек наша внимание.

– Смотрите… В мисках мед один лесной, а второй – липовый. Учитесь распознавать настоящий мед.

Набрав из миски полную ложку меда, он, как фокусник, начал вращать ее вокруг оси. Мед стал наворачиваться на ложку.

– Это первый признак, что мед настоящий, коли удерживается на ложке и не стекает вниз. Теперь смотрите второй признак…

Ложка с медом была поднята выше головы, и мед, сорвавшись с переставшей крутиться ложки, непрерывной струей потек обратно в миску. У самого основания струя превратилась в тонкую, почти незаметную нить. Пока весь мед не стек с ложки, нить не прерывалась. Дед Макар, довольный произведенным впечатлением, гордо произнес:

– А это второй признак, что мед настоящий. Если нить не рвется – мед без обмана. Пробуют еще химическим карандашом, но это те, кто в меде ничего не понимает.

– А как? – не вытерпел Данила. По тому, как он облизнул губы, чувствовалось, что скоро появится еще один эксперт-знаток натурального продукта.

Мы сидели как завороженные и смотрели в рот деду. А он нам раскрывал народные секреты.

– Берешь мед, размазываешь его на ладони и водишь по нему химическим карандашом. Если фиолетовый цвет стал расползаться, значит, или мед недозрелый, или сфальсифицированный.

– А что значит недозрелый? – снова спросил Данила.

– Его из незапечатанных сот взяли, поторопились. А фальсифицированный…

Так и не пришлось мне сегодня услышать, какие примеси добавляют в мед, чтобы он стал фальсифицированным. Баба Нюра шлепнула первый испеченный блин на большую плоскую тарелку, стоящую посреди стола.

– Разбирайте блины, – и тут же осадила не в меру словоохотливого деда: – Зубы детям не заговаривай, дай спокойно поесть.

Я еще не совсем освоился в чужом доме и поэтому старался молчать, а Данила, увидев, что начинается работа за столом, предпочел открывать рот для еды, а не для беседы. Поговорить о достоинствах пищи можно и после ее пробы.

– Мажьте блины маслом, – подсказала баба Нюра.

Но и без подсказки мы водили по блину гусиным пером, макнутым в топленое сливочное масло. Блины жарились на двух больших черных сковородах, близких родственников по годам привезенному чайнику. Перед бабой Нюрой стояла большая кастрюля с квашней. Налив полный половник жидкого теста на сковородку, она крутила ее в руке до тех пор, пока тесто тонким слоем не разливалось по всему дну. Когда блин с одной стороны поспевал, она выверенным движением подбрасывала его в воздух, и он, перевернувшись, ложился обратной стороной точно в кружок дна. Цирковой номер. Я съел уже с десяток блинов и все ожидал, когда же блин неудачно ляжет или сомнется. Нельзя с такой точностью постоянно попадать в сковородку. Моя бабушка переворачивает их обычно лопаточкой или подцепив рукой за один край. А тут такая филигранная техника на уровне фантастики. Дед Макар незаметно подмигнул нам.

– Вот, после войны в цирковое училище поступала и не прошла по конкурсу. Я ее в городе демобилизованный и встретил. А если бы она на вступительных экзаменах показала приемной комиссии номер с блинами, ее бы сразу зачислили и еще дипломантом конкурса поваров сделали.

Первой насытилась Настя и попросила чаю. Затем отвалился от стола и я. А кастрюля с квашней убавилась только на одну четверть. Дед Макар рассказывал дальше.

– Хожу по Москве, голодно тогда было, смотрю, печет молодая на рынке блины, выпекает их, да так ловко, прям как сейчас. Я и загляделся.

– Как блины печет, загляделись? – решил поддержать разговор Данила, утолив первый голод.

– Нет, на нее засмотрелся. А как подойти, не знаю. Вот и поспорил с одним мужиком, что всю ее квашню один съем. А мне никто не верит, там же почти целое ведро еще оставалось. В общем, толпа собралась, ударили мы с тем мужиком по рукам. А условие такое: если я все ведро съедаю, платит он, а если нет, то плачу ему я и еще хозяйке. Только я одно условие поставил: чтобы блины были с медом. Молодой тогда я был, голодный как волк. Да еще хозяйка квашни мне понравилась, вот и стал я их мести. Съел я половину ведра и чувствую – все, больше не могу. Улыбаюсь сам и виду не подаю, что в меня больше не лезет, только покрикиваю на хозяйку: «Чего они у тебя не хрустят, выпекай лучше!» А она мне отвечает, что для хруста надо побольше лимона в тесто выжать. Я к мужику, мол, лимона не мешало бы еще добавить для скуса, а сам делаю вид, что еще столько же запросто съем. Только где после войны лимон найдешь? Смотрю, мой мужик шумит: «Сам ты допек уже меня, троглодит».

Съел я еще несколько блинов, и тут мужик, с которым я спорил, сдался и решил заплатить только за съеденное, за половину, поверил он, что я осилю все. Только толпа возмутилась и заставила его отдать деньги за все ведро. Мужик рассчитался, плюнул на такое дело и скрылся. Не вынесла его скупая душа вида, как я его блинами макаю в им же купленный мед.

Дед Макар вытер жирные седые усы и сменил тарелку из-под блинов на чашку с чаем. Квашни как раз осталась ровно половина. Значит, мы вчетвером съели чуть не полведра. Круто. Зато теперь Даниле доставался не каждый четвертый блин, а все подряд. Он сразу повеселел и решил дослушать до конца историю голодного послевоенного года.

– А что со второй половиной ведра случилось?

Дед Макар рассмеялся.

– Узнал я, как зовут хозяйку квашни, и договорился с нею, что приду на следующий день доедать их. Вот и доедаю уже пятьдесят лет.

Мы втроем, дед Макар, Настя и я пили душистый чай, приготовленный с добавлением разных трав, и только баба Нюра и Данила трудились в поте лица, одна у плиты, другой за столом. Данила был прожорлив, как пеликан, он мог наесться в запас. Зная эту его отличительную черту, мы с Настей как ни в чем не бывало молчали. Похоже, он решил побить послевоенный рекорд деда Макара.

Баба Нюра решила побыстрее допечь блины и, прибавив огня, взвинтила темп. Шлеп, шлеп, блины как из автомата падали на тарелку. Вот этот темп, по-моему, устроил Данилу. Не надо дожидаться каждого четвертого. По мере того как тесто в кастрюле убывало, дед Макар и баба Нюра стали чаще бросать пытливый взгляд на Данилу. Наверное, они и во время войны не видели такого. Лицо Данилы само стало походить на маслянистый блин: оно светилось от счастья и удовольствия. А тесто в кастрюле осталось на самом дне. Баба Нюра черпала половником со дна, соскребая остатки, а Данила не снижал темпа, успевая подставить под свежий блин освободившуюся тарелку.

– Все, последний, – сказала хозяйка, шлепнув перед носом Данилы поджаренным, хрустящим блином.

Мы с Настей многозначительно посмотрели друг на друга. У меня живот раздулся от такой сытной пищи, а что говорить про Данилу? Рекордсмен, да и только. То же самое, наверное, подумала и баба Нюра и спросила его – так, для проформы, втайне ожидая слов благодарности:

– Может, Данила, ты еще чего-нибудь съел бы?

И что же он ответил? Вы бы только видели переглядывающиеся лица стариков после его ответа.

– Хлебушка бы еще, в мед помакать.

Дед Макар одобрительно кивнул головой и сказал:

– Люблю молодцов, спорых на еду. Кто естовит, тот и в деле мастеровит. Ты, Данила, наверное, и в работе такой?

– Ага! – последовал ответ моего друга. Данила тревожно оглянулся, не попросили бы его перекопать огород, тогда ведь придется рекорд ставить, одному его перекапывать.

А дед Макар взял со стола чайный поднос, нырнул в пристройку к дому и вынес оттуда белоснежные медовые соты. Данила, поблагодарив бабу Нюру за блины, подвинул поближе к себе тульский самовар. Конец его пиршества я не стал досматривать, мы с Настей вылезли из-за стола. С Данилы будет, может допить и оставшийся чай и съесть в одиночку все соты.

Глава III. Киллер по соседству

Я поднялся в дом и взял бинокль. Надо же хотя бы издали осмотреть окрестности. Верблюдовку, видно, потому так и назвали, что стояла она, как на верблюжьих горбах, на двух холмах. Одна-единственная улица их пяти домов начиналась на одном холме, а заканчивалась на другом. Внизу, в дымке хорошо просматривалась пойма двух рек, реки Молодыни и реки Киржач. Я хотел рассмотреть берега рек и найти неплохое место для купания, когда увидел, как одну из речек вброд переходит Фитиль. За спиной у него болтался тот же самый рюкзак, на котором мне померещились разводы крови. Я дал бинокль Насте, она стояла у меня за спиной:

– Глянь, по-моему, Фитиль чешет в нашу сторону?

Настя недолго вглядывалась в берег и подтвердила:

– Точно. Вроде сюда повернул. Чего ему тут надо?

На этот вопрос мы не знали ответа. Одно было ясно: сел в автобус за городом и вылез раньше времени. Я решил расспросить у деда Макара про местных жителей: кто они, чем занимаются?

– Одни мы тут, как бирюки, две пары стариков век доживаем, да киллер еще с нами на том конце деревни живет, в первом доме с краю.

– Как киллер? – у меня отвисла челюсть. Неужели простые люди до того привыкли к убийствам и насилию, с утра до вечера идущих по телевизору, что и в реальной жизни перестали обращать на них внимание? Вот это промыли мозги, приехали, называется, киллер стал нормальным человеком общества.

– И вы не заявили о нем в милицию?

Дед Макар смотрел на меня как на несмышленыша, еще ничего не понимающего в реальной, взрослой жизни, и вздохнул.

– Ближайшая милиция от нас в двадцати километрах, а участковый по праздникам, раз в год появляется. То, что он киллер, у него на лбу не написано, не докажешь. Мало ли что я знаю. Слова к делу не пришьешь, милок.

Позиция деда Макара мне совсем не понравилась. Как же так, убийца живет рядом, все знают и молчат. Наверно, еще с ним и здороваются?

– И много на его счету жертв? – допытывал я деда.

– Три. Про три я догадываюсь, а может быть, и больше. Но доказать не смогу, что это он, – нехотя отвечал дед Макар.

– Он и сейчас дома?

– А где ему быть?

Сумасшедшая новость, которую мне довелось услышать, повергла меня в шок. Куда нас черт принес и как вообще здесь живут люди? Хотя потом вспомнил, что каждый день в Москве происходит несколько убийств и разбойных нападений, и никому, кроме милиции, до этого нет дела. Наверное, и здесь просто привыкли к его соседству и уже не обращают внимания. Живет – ну и пусть живет, как бы кто похуже не поселился. Радужное настроение, появившееся после блинов с янтарным медом, растаяло, как облачко в летний день. А почему не боятся его, что за причина? Выводы были неутешительные. Чего им его бояться, у них практически ничего нет. Ты хоть три пистолета приставляй к виску, кроме пары старых валенок ничем не разживешься. Так что на мушку его прицела они ни по каким параметрам не попадали. А вот молочко у стариков купить или бутылку им поставить, это он мог. Наверное, денег куры не клюют. Да и раскусили его, киллера, наверное, не сразу, не в первый день узнали, кто рядом поселился. Действительно, на лбу у него не написано, что он киллер. А может быть, у него высокие покровители? Тревожные мысли одна другой чернее прыгали из левого в правое полушарие и обратно. Если первое отвечало за логическую связь, то второе больше захлестывало эмоциями. Надо бы остановить мысль в одном из них. Или повозмущаться так, что разорвать сорочку на груди, или обдумать все до конца и просчитать несколько вариантов. Ни то ни другое я не успел сделать. Ко мне подошла Настя.

– Фитиль точно в Верблюдовку идет.

Данила в позе утомленного римского патриция, расслабляющегося после пира, блаженствовал на лежанке в тени раскидистого дерева. Он слышал весь наш разговор. Я подошел к нему посоветоваться:

– Что будем делать?

– И чего паникуешь, идет и идет. Что мы, Фитиля не видели?

– А ты видел, что у него весь рюкзак в крови?

– Подумаешь! Ты лучше скажи, где пасека у деда Макара?

Ах ты, обжора, оказывается, вот какой вопрос его мучил, а на Фитиля ему было наплевать. Я решил выложить последний аргумент.

– Данила, ты знаешь, что в первом доме живет киллер?

– Да? – Данила стал что-то прикидывать в уме. Я думал, что он как ужаленный подскочит и начнет предлагать разные варианты, как сообщить о нем в милицию, а Данилу, видимо, после сытного обеда тянуло в сон. Он зевнул и раздраженно выдал:

– Киллер киллеру рознь. Небось в руках какая-нибудь старая мухобойка или берданка, а туда же – киллер. Стреляет, наверное, с подпорок и порох насыпает на полку. Не верю я. У них тут в деревне ни черта не поймешь. Говорили, пасека есть, а где она? Ни одного улья я поблизости не видел. И пчелы не летают. Преувеличивают, а ты веришь. Так и с киллером. Дай на солнышке спокойно полежать, я эксперимент провожу.

Так и не добившись от него никакого совета, я ехидно поинтересовался о сути эксперимента.

– Мед, говорят, прямо в кровь впитывается, – сонным голосом стал пояснять Данила, – а я, после того как вы встали из-за стола, съел еще целый кусок сот, да по ошибке начал есть его с воском, пока баба Нюра меня не остановила. Воск, оказывается, надо было выплевывать. Вот теперь лежу на солнышке и жду – что выступит на пузе, мед или воск? Макс, ты не видишь там еще ничего? Мне кажется, что-то уже блестит.

Мой приятель лежал та топчане, так что голый живот был подставлен солнцу, а голова была в тени. Ежу было понятно, что после такого количества съеденного меда и выпитого чая начнется мощное потоотделение. Пот и блестел на пузе. Я потрогал кончики ног у приятеля.

– Холодные.

– Ну и что?

– Как что, коченеют. Концы скоро отдашь.

Данила понял, что его номер с экспериментом не проходит, дураков здесь нет, и заскулил:

– Дай я вздремну с полчасика, весь кайф после обеда – в послеобеденном сне.

– Черт с тобой, дрыхни. Пока будешь спать, здесь, может быть, полдеревни перестреляют.

Данила сонным голосом пробурчал:

– Стрелять здесь, кроме нас, некого. Если умру, то сладкой смертью.

Отвлеченные аргументы на Данилу не подействовали, и он блаженно закрыл глаза. Перейдя наискосок двор, я подошел к Насте, которая выглядывала из-за забора на улицу.

– Куда он пошел? – спросил я, имея в виду Фитиля.

– Зашел в первый дом.

Первый дом – это был как раз тот крайний дом, о котором говорил дед Макар, дом, в котором жил киллер. Такой расклад мне совсем не понравился. Один бандит-киллер здесь отлеживается, прячется от людских глаз, другой со всякими мерами предосторожности, чтобы не выследили его путь, слезает раньше времени с автобуса, не доехав до места назначения. Что тут забыл Фитиль? Не по своей же воле приперся он сюда? Значит, его кто-то послал. А зачем? Как это можно узнать?

– Как к тому дому можно незаметно подобраться? – спросил я Настю. Она все-таки бывала здесь и раньше.

Выход нашелся моментально.

– Да по садам-огородам, они не имеют заборов. Здесь только с улицы зачем-то огородились.

– А собак нету?

Про собак можно было и не спрашивать: за то время, что мы здесь находились, ни одна из них не брехнула. Петухи разрывали глотки, был слышен гогот гусей, но собачьего лая я не слышал. Я пересек двор, теперь в обратном направлении. Данила, как ангелок, приоткрыл рот и, блаженно чему-то во сне улыбаясь, давил храпака. Счастлив бывает человек, имеющий низкий порог потребностей. Данилу я ни в чем не винил, а даже завидовал ему. А может, так и надо – плюнуть на киллера и пойти загорать. Но ноги сами собой уже несли меня через чужой сад. Соседский дом был заколочен и пуст, и сад у них был такой же дикий и запустелый, весь в бурьяне и прошлогоднем сушняке. Зато следующие два участка были ухожены. Подстриженные кусты перемежались ровными грядками и деревьями, опершимися на подпорки. Родственники Лейли, видно, присматривали и за соседским садом. Я быстро перебежал ухоженный участок и уперся в непроходимую изгородь из акации. Следующим был сад, примыкающий к дому, в котором жил киллер. Выискивая взглядом лаз, я услышал чужой разговор.

– Что принес?

– Что передали, то я и принес, – в недовольном голосе второго я узнал баритон Фитиля.

– Ну, показывай.

Переместившись чуть левее, я нашел просвет в ветвях и хорошо видел собеседников. В старом саду из слив и яблонь, кронами создающих шатер от солнца, спиной ко мне перед Фитилем стоял крепыш, белобрысый парень лет двадцати пяти – двадцати шести, с нетерпением ожидающий, пока тот вытащит из рюкзака доставленный предмет. Оба они и не подозревали, что за ними кто-то наблюдает. Фитиль тревожно оглядывался, переминаясь с ноги на ногу, а белобрысый, не выказывая никакого беспокойства, расставив широко ноги, смотрел прямо перед собой. На божий свет из чрева рюкзака появилась первая деталь, вторая, третья: ствол, ложе и оптический прицел. Белобрысый парень, видимо, имел приличный навык обращения с подобным оружием, потому что, пару раз щелкнув принесенными деталями, через минуту в руках он держал собранный карабин. Быстро же, однако. Через прицел он посмотрел вдаль на опушку леса.

– Четырехкратный. Сойдет. А патроны? Патроны ты, Фитиль, принес?

Фитиль на этот раз не полез в рюкзак, а вытащил небольшую картонную коробку из внутреннего кармана камуфляжной безрукавки.

– Вот двадцать пять штук, – сказал он передавая коробку из рук в руки.

Парень как от зубной боли поморщился от подарка.

– Если я снайпер, то мне поштучно надо их выдавать? А для тренировки? Не мог принести еще несколько коробок?

Фитиль независимо пожал плечами.

– Я здесь при чем, ты это Горилле говори, он твой заказчик.

– И это все? – белобрысый парень разозлился.

– Нет, он тебе еще велел передать деньги, аванс, под будущий заказ, – Фитиль вытащил из другого кармана жилетки толстую пачку денег.

– И кого же он заказал на этот раз? – подбрасывая пачку в руках, спросил белобрысый парень.

– Президента он тебе заказал. Голову его хочет.

Я видел, что после этих слов стало плохо даже киллеру. Он неприятно поежился. А Фитиль, видно, дословно передавал приказ Гориллы.

– Горилла сказал, что президента ему заказал один серьезный заказчик и что ни мне, ни тебе лучше об этом не знать, кто он. Вот тот заказчик и передал тебе этот карабин с оптическим прицелом. Сказал, что он бьет на расстояние два километра, только упреждение надо брать.

– Ты еще меня будешь учить, как из него надо стрелять? – взбешенный киллер, обрадовавшийся сначала карабину, теперь нервничал. Необычный заказ вывел его из равновесия. Он перестал любовно поглаживать оружие и скрипнул зубами.

– Если бы так легко было убить президента, знаешь, сколько человек до меня это сделали бы? До меня тоже охотники были.

Фитиль подавленно молчал. Необычная просьба патрона, Гориллы, заставляла и его чувствовать себя не в своей тарелке.

– Витек, я здесь ни при чем. Передаю на словах то, что мне велели запомнить. А так тобою Горилла доволен. Крыша, говорят, у тебя здесь хорошая. Волноваться нечего. Трудись.

– А где я найду президента, он подумал? – киллер Витек задумчиво склонил вперед лобастую голову.

– Горилла сказал, что если у тебя такой вопрос возникнет, передать тебе следующую информацию. Президент обычно из года в год в это время, ближе к концу лета, наведывается в эти места. Тянет, видно, его сюда что-то. Сколько раз его видели издалека. Он думает, что и в этом году президент должен отметиться.

Киллер Витек, видно, успокоился и с издевательской интонацией в голосе спросил Фитиля:

– Думает! Он, видите ли, думает. Чем Горилла может думать, объясни, Фитиль? – и вдруг неожиданно спросил: – Вот сколько у тебя мозгов Фитиль?

Фитиль покраснел и постарался с достоинством ответить:

– Сколько есть – все мои.

Киллер Витек, у которого слишком быстро проходила смена настроения, укоризненно покачал головой и улыбнулся.

– Как нехорошо со старшими разговариваешь. А мозгов у тебя должно быть чуть более полутора килограммов, кило шестьсот – кило семьсот. Столько у обычного человека бывает. У гения может быть граммов на сто больше. У Тургенева, например, было кило восемьсот. А теперь скажи мне, Фитиль, есть у Гориллы столько мозгов?

Фитиль, обрадованный, что не он попал под язвительный язычок собеседника, опрометчиво согласился:

– У него сроду столько не было, дай бог если грамм триста наберется, и то скрести и скрести сколько придется.

Витек удовлетворенно хмыкнул:

– Вот это я и хотел от тебя услышать. Постараюсь слово в слово при личной встрече передать Горилле.

Есть инфаркт миокарда, есть инсульт, бывает еще столбняк. Нечто среднее между ними случилось с Фитилем. Моментально посерев лицом, он стал оседать на землю. Киллер Витек переполошился.

– Фитиль! Ты что, Фитилек! Я же пошутил. Нужен мне был твой Горилла, как собаке пятая лапа, чтобы я ему еще и стучал. Пойдем в дом, Фитиль, отлежишься до вечера, а автобус придет – уедешь. Я тебя провожу, не волнуйся.

И вдруг Фитиль, державшийся за сердце, моментально выздоровел.

– Провожать меня, спасибо, не надо. Я сам как-нибудь доеду.

Оба друга-подельника скрылись в деревянном доме. Захламленность двора говорила о том, что здесь живут временно. Снимают на лето дачу, дом. И этим снимающим оказался киллер Витек.