Текст книги "Троглодит"

Автор книги: Дмитрий Щеглов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

Диссидента непочтительно вытолкали за круг. Вокруг Варламыча столпились еще сильнее, чтобы выслушать историю про клады до конца. Забулькала сорокоградусная жидкость, подогревая пыл рассказчика. Дедок прокашлялся и спросил притихшую толпу:

– Ах, сбили! На чем я остановился, напомните?

Естественно все в один голос закричали, что он остановился на золотых монетах, огромной кучей сваленной в подполе.

– Ага! Только один день я смотрю, отец мой кожаной сумой стал переносить золотые монеты на дальний конец острова. «Зачем это делаешь, кому они нужны»? – спрашиваю я его. А он мне отвечает, что нельзя все яйца держать в одном лукошке. Взял и выпорол меня прямо над ямой, где закопал вторую половину татарской дани. На всю жизнь я запомнил это место. «Пригодится еще тебе в жизни, когда отсюда выйдем», сказал он. Многое я позабыл, а как порол меня отец, помню, и то место помню. В тот последний год, тревожно стало у нас по вечерам. Наши мужчины ходили хмурые. Уходить наше племя собралось зимой с этого острова. Дикие люди рядом появились.

– Да уж куда дичее вас? – раздался тот же обиженный голос местного диссидента. Варламыч коротко ответил.

– Представь, что бывают и дичее, слышал про йети? Я уже большой был, десять лет. Белке в глаз из лука попадал. Отец мне потихоньку и говорит, пора мол нам отсюда выбираться. Если кого убил или поранил десять лет назад, то амнистия должна быть, простят, на войну спишут. А план у него был такой. Пусть племя идет в одну сторону, а мы пойдем в другую, к людям. Так мы с ним и порешили. Готовил меня отец к встрече с большой жизнью. Рассказывал про большие города, про многоэтажные дома, про четырехколесные самоходные тележки, про лезвия для бритья. Азбуку мы с ним выучили и даже решали арифметические задачи. Мысленно я все мог представить, только одно непонятно мне было, как наш сарай может быть многоэтажным? Только мысленно сооружу я его, как он у меня тут же разваливается.

Нас вместе с отцом десять человек всего было в племени. Четыре взрослых мужчины, три женщины и трое детей. Я думаю, ничего бы с нами не случилось, если бы у нас были собаки. Они бы давно учуяли врагов. Только собак не было, проспали мы беду.

Как сейчас помню, весь день и всю ночь мела поземка, племя наше блаженствовало в тепле, и прошляпило опасность.

Дикие люди напали на нас под утро. Их тоже немного было. Но это были звери, под два метра ростом, глыба мускулов и шерсти, злобный взгляд и неестественная жестокость. Когда они ворвались в нашу избу-сарай, началось натурально побоище. Наши стрелы они выдергивали из себя и становились еще свирепее. Крушили все подряд. Предводитель их шел сзади, а впереди бились молодые звери. На их стороне была внезапность – они побеждали.

Отец схватил меня сонного в охапку и поволок в дальний конец избы. Там был прорублен небольшой выход и складированы наши небольшие запасы. Пока я оделся, скоротечная битва закончилась. Наших побили. Предводитель-зверь протрубил победный клич! – Аб-баб-ба!

Мы с отцом в последнюю минуту успели выскользнуть из сарая. Только недалеко мы убежали. Наше ордынское племя лыжами не пользовалось, оно умело плести лишь снегоступы. Однако отец, готовясь к этому походу, выстрогал мне в прошлом году широкие охотничьи лыжи, на них я и стал. А сам он пошел рядом со мной на снегоступах плетеных из ивовых прутьев. Мы шли зимним болотом. В какую сторону идти к людям, отец знал.

Минут через двадцать, я увидел, что нас догоняет предводитель зверей. Под ним проминался свежевыпавший снег, а вчерашний затвердевший наст его держал. Широкая босая ступня его не знала никакой обуви. С головы у него ниспадали длинные, черные волосы, а вот волосяной покров на груди был рыжим. Еще я успел рассмотреть нос картошкой и вывернутые ноздри. Он быстро нагонял нас. Свернуть или убежать от него мы не могли. Под нами была замерзшая равнина болота, а впереди маячила чахлая поросль леса. Отец остановил меня и сказал, чтобы я шел дальше один, держась одного направления, на восход солнца. Если повезет мне, он сказал, то я пройду болото и выйду к людям. Там твое спасение. Там утерянная Родина.

– Иди! Ты на лыжах, он не догонит тебя! Хода – световой день!

Он обнял меня и подтолкнул вперед. Потом крикнул:

– Помни, наш род Багрятинский!

Я быстро уходил с места предстоящей драки. Ничем я отцу помочь не мог, потому, что был безоружный. Обычно, наши луки висели в парадной части сарая, чтобы на зов охотников можно было сразу схватить их и выскользнуть наружу. А нож свой охотничий, отец недавно подарил Бабаю, тому самому предку монголов, что первым встретил его на острове.

– Когда к людям выйдем, он мне больше не пригодится! – сказал отец. Сейчас, оставшись один посреди болота, он должен был встретить человека-зверя черной игрушкой, у которой крутился барабан и была всего одна желтая желудевина. «На один выстрел хватит», говорил мне отец. Он, эту черную игрушку, называл наганом, тысячу раз объяснял мне его действие, но я так понять и не мог, за счет чего желудевина должна вылететь быстрее стрелы и поразить зверя или врага.

Метров через сто я достиг леса и спрятался за небольшой, мохнатой елью. Когда я оглянулся, зверь-человек и отец стояли напротив друг друга. Я еще подумал, что может быть это косматое, двухметроворостое чудовище повернет назад, но моим надеждам не суждено было сбыться. Зверь осторожно двинулся вперед. Когда между ним и отцом осталось расстояние вытянутой руки, послышался негромкий хлопок. Зверь-человек рыкнул, сделал невероятный скачок и смял отца. С минуту, оттуда разлетались в разные стороны комья снега, а потом все затихло.

Я долго стоял под елью, вслушиваясь в мертвую тишину лежащего передо мною замерзшего болота. На соседнем дереве прыгнула белка. Над местом единоборства пролетели две вороны и даже не полюбопытствовали, что там? Хозяйка болота, Прорва, по-своему видно распорядилось двумя жизнями.

Я повернул обратно. В том месте, где недавно стоял отец, чернела темная вода. По обычаю нашего племени, когда кто-нибудь зимой тонул в болоте, я посыпал на воду снегом. Пора было уходить, потому что от острова в мою сторону двигался другой человеко-зверь, только поменьше ростом. Встреча с ним не сулила мне ничего хорошего. Торжествующие вопли неслись из его волосатой груди. Рано он начал радоваться. Когда человеко-зверь подошел к полынье, над болотом разнесся его протяжный, жалобный вой. Он бросился в погоню за мною, а когда добежал до ели, за которой я прятался, то вырвал ее с корнем. А потом, убедившись, что ему не догнать меня, повернул обратно.

Варламыч повел глазами по притихшей толпе, помолчал и спросил:

– Знаете, почему я вам про золотые клады рассказал?.. Чтобы вы дослушали до конца и кое-что намотали себе на ус. Мой предыдущий сюжет, имеет непосредственное отношение к тому заявлению, что я сейчас сделаю. Но сначала ответьте мне, пожалуйста, слышали ли вы о том, что в окрестностях нашего города появился снежный человек?

– Знаем!

– Слышали!

– Го. го. го! Топчет кто-то босые следы на снегу!

– Топчет! Смешно им! – заворчал Варламыч, – А я вам ответственно заявляю, что он, тот, кто пришел босиком по снегу, из племени тех диких людей. Зверь-человек. Он злобен и невероятно силен. Я его видел издалека и хочу всех предупредить, что встреча с ним крайне опасна. Смертельно опасна!

В это время Данила за рукав вытащил меня из толпы.

– Пошли быстрее?

– Куда?

– Сам не понимаешь?

Я попробовал его остановить, утверждая, что самое интересное в рассказе Варламыча начнется именно сейчас, когда он, как представитель одичавшего племени вышел в современную цивилизацию. Интересны его первые впечатления.

Я догадался куда меня тянет Данила. Он первым хочет оказаться на острове. Клады, они кого хочешь с ума сведут. Ошибся я. Данила и в мыслях не имел ничего подобного.

– Дед, тень на плетень наводит! – заявил он. – Это – не «йети», а это – «эти», наши местные олигархи. Помнишь, как по телевизору показывали, их ночные бдения в могиле. Вот и со снежным человеком то же самое. Я думаю, они устроили себе на Новый год развлечение, в шкуру снежного человека влезли и еще подзужили того, кто натянул ее на себя, а не слабо ему будет в дом к прокурору наведаться? Адреналин знаешь, как сразу поднимется! Пошли следы хорошо рассмотрим, пока их не затоптали эти легковеры. Посмотрим, к кому из богачей он потом завернул!

– А мне кажется Варламыч правду рассказывает! – задумчиво сказал я.

– Слушай ты его больше!

– Значит, мы за золотом не идем?

Крупно озадачил я своего дружка. Он даже остановился и внимательно посмотрел на меня, проверяя, не разыгрываю ли я его. Потом пробормотал:

– Золото! Его не так просто взять, как тебе кажется. Там до нас уже побывал один герой и вернулся ни с чем.

– Кто?

– Брехунец.

Глава VI. Брехунец в своем репертуаре

Брехунец – знатная личность в нашем городишке, Данила и то менее популярен. Где бы ни появился этот златоуст, о чем бы ни шел до его прихода разговор, через пять минут Брехунок становится центром внимания и продолжает рассказ. А еще через пять минут, он уже «йерой», скачет, рубит, колет, побеждает и первым приходит к финишу. А там его ждет красавица неописуемой красоты. Все его подвиги писаны, по одному сценарию, в центре, на коне Брехунец, а по бокам, валяются в пыли его враги. Все знают, что он на ходу придумывает свои байки, и все равно с удовольствием его слушают. У них с Варламычем, мне кажется, даже существует какое-то негласное соревнование. Если сейчас в нашем городишке обсуждают проблему снежного человека, то Брехунец должен быть впереди паровоза, он должен знать «йети» еще в то время, когда тот не вылупился из яйца.

Еще издалека мы услышали смех и одобрительные возгласы. Я не ошибся, Брехунец, как всегда был в своем репертуаре, и успешно осваивал актуальную для нашего городка тему снежного человека. Кто-то его уговаривал:

– Брехунок, про Атлантиду, мы уже двадцать раз слышали, ты лучше расскажи, как ты с этим йети встречался.

– Гм… встречался! Это не просто так делается, как вы думаете. Прежде чем встретиться с ним я прошел спецподготовку в элитных частях наших космических и глубоководных сил. Как сейчас помню, вот такой же праздничный день был, одел я свои ордена и брюки галифе, начистил сапоги, ну думаю, пройдусь до площади, пусть люди в лучах моей славы погреются. Жена вокруг меня со щеточкой бегала, последние пылинки с мундира офицерского сдувала, вдруг смотрю, неожиданно притихла, испугалась даже. Что такое? Гляжу, у меня перед воротами, остановилась милицейская машина с включенной мигалкой, а за нею правительственная, черная. Соображаю, значит, за мной приехали, из центра по управлению космическими полетами.

В толпе окружающей Брехунца мы заметили давешнего диссидента-критика, он как всегда отвел себе роль непримиримого оппонента.

– Зачем приехали? – спросил он.

– За научной консультацией!

Первый выпад Брехунец успешно отбил, чем вызвал легкие смешки окружавшей его толпы. Смеялись над диссидентом.

– Ну, раз приехали, милости просим в дом. Смотрю, идут, один – в штатском, а второй – старший офицер.

– В каком звании? – послышался тот же голос.

– Выше полковника, но ниже генерала. Адъютант его превосходительства! В космических погонах. Ага, ежу понятно, по мою душу. Донесли уже. Я на неделе рассказывал, как на летающей тарелке летал в созвездие Рака, а потом на Альфу Центавра и привез оттуда образцы их продукции. За ними, значит. Входят, вежливо здороваются. Я демонстрирую ответный перфоманс и приглашаю мужиков в дом! Они сапоги собираются у порога снимать, а я строго говорю: не надо, жена уберет! А сам в этот момент думаю, отдавать образцы или нет? Государственные люди пришли или прошелыги?

– Подожди! Что отдавать, инопланетный грунт? – диссидент начал выходить из себя. – Разве ты куда летал? Мы кто здесь для тебя, идиоты?

Еще кто-то насмешливо усмехаясь сказал:

– Милицию видели, приезжала, с мигалкой. Входили двое, один был сержант, а второго не рассмотрел. И полетел ты Брехунок не Альфа Центавру, а с крыльца.

Брехунец обиделся.

– Не хотите слушать и не надо. А я вам про снежного человека хотел рассказать!

Народ заступился за своего любимца.

– Да не слушай ты никого, Брехунок, давай, рассказывай!

– Завидуют они твоей славе!

– Кому не нравится, тот пусть идет на плотину дедка слушать!

Между тем критик-диссидент, наконец, получил возможность явить миру свою собственную харизму. Ему также не была чужда мирская слава. Он начал пересказ истории деда Варлама.

– Господа! Со слов очевидца, я могу вам рассказать удивительную историю про снежного человека.

Мужики недоуменно на него посмотрели. А диссидент, посчитал их молчание за добро и перевел внимание толпы на себя. Частя и сглатывая окончания слов он стал рассказывать:

– Дед Варлам, с того берега, оказывается, десять лет жил у диких людей, за деревней Большие Кабаны. Там болото непроходимое, а дальше остров. Вот на этом острове и жили Эльчибей, его жена Гульчатай, их малая орда, они были из рода Мамая. А потом пришли двухметровые «йети», волосатые снежные люди, всех их перебили, и сами жить стали. А эти следы, от босых ног, что на озере вы недавно видели, след снежного человека, оттуда с болота. Я бы никому не рекомендовал с ним встречаться!

Пересказ был закончен.

– И это все? – насмешливо спросили доброхота рассказчика.

Диссидент, хлопнул себя по лбу.

– Ох, забыл! В их общинной избе, в подполе осталась лежать дань, куча золота и всякие чаши. Но я настоятельно никому не рекомендовал бы соваться туда.

Он ожидал одобрения или хулы. Но не последовало, ни того, ни другого. Мужики равнодушно отвернулись от него. Затем кто-то снова обратился к Брехунцу, которого донимал словесный зуд:

– Брехунок, чего обижаешься, поучил бы зеленого, как языком чесать надо!

– Ладно, так и быть, доскажу! – не утерпел оскорбленный краснобай, – Только все это, правда было!

– Верим!

– Рассказывай!

Рассказчик расправил плечи, свысока посмотрел на критика-диссидента и начал на скорую руку сшивать очередную байку:

– Итак, пропустим несущественные для истории человечества детали, а сразу перейдем к аргументам и фактам. После того, как забрала меня милиция, а это было, как бывает у нас разведчиков, всего лишь официальное прикрытие-легенда, доставили меня в закрытый городок, от академии наук, за колючей проволокой…

Брехунок покосился на диссидента и на всякий случай добавил:

– На пятнадцать суток! Чтобы все чин-чинарем сходилось и у некоторых не вызвало подозрения, почему я раньше или позже этого срока появился дома. Привезли, значит меня, и выводят под белы ручки из воронка… То есть я хотел сказать из черной Волги. Гм… – Брехунок откашлялся и спросил: – Вы надеюсь, все слышали, что такое клонирование, клон и овечка Долли?

– Слышали!

– И даже видели по телевизору!

Рассказчик еще раз подозрительно покосился на промолчавшего критика и продолжал:

– Смотрю, на крыльце стоит директор института в белом халате, по бокам его заместители в военной форме, и все они встречают одного меня с букетами цветов. Я им естественно сразу замечание сделал, говорю, мол, привык к другой встрече, чтобы меня красавицы в кокошниках встречали. Они мне в ответ, не торопись, для этого, мол, тебя сюда и позвали. Будут тебе красавицы.

Короче, прошли сразу в зал заседаний. Дверь закрыли на ключ, окна зашторили, отпустили мне руки и говорят, соглашайся. А я понять не могу, с чем соглашаться? В какую авантюру они меня затягивают? Сейчас ведь ни с кого ничего не спросишь! Сам потом крайним будешь!

– Вообще-то, говорю, я не против! И не в таких передрягах бывать приходилось, но не могли бы вы конкретикой наполнить содержание? Видят они, что правильно им на меня указали. Тот я человек. Решили, открыть передо мной карты и не играть в кошки-мышки. У нас говорят, закрытый институт, мы клонированием занимаемся. А поскольку, вы согласны, то чего кота тянуть за хвост, давайте сразу перейдем к деталям… Не поверите, у меня, как у зайца уши сразу вытянулись вверх. Ну, думаю, мне пару идентичную сделают, братца-клона. А зачем он мне нужен был? Придем мы к жене, она из нас двоих, конечно, его чистенького, новенького сразу выберет, а куда я денусь? На мороз? Вопрос! Вот, то-то и оно! Все мы в тепле и уюте, за женской спиной привыкли жить.

Поэтому, я сразу беру быка за рога и чтобы не оказаться как бомж на улице, выдвигаю дирекции института встречные требования. Говорю им, я на ваши условия согласился, а вы на мои – соглашайтесь. «А что это за условия»? – спрашивают они меня, как будто не понимают, что за ними стоит. Я человек прямой, откровенный, так им и говорю: раз такое дело, новую бабу, мол, хочу с квартирой, поскольку старая, может и на улицу вышвырнуть.

Один из заместителей так и зашелся в кашле: – Аб. баб. бу! – сипит, – мы тебе обеспечим. Кто же знал, что это у них пароль, кодовое слово. Ладно, говорю им, режьте меня, берите ребро, делайте клона. А им оказывается ничего этого не нужно, они этих клонов наштамповали, как собак нерезаных. Насколько я смог понять, дирекция института, нет, чтобы начать с невинной овечки, из болота натаскала утопленников, и давай по их образу и подобию клонов под прессом штамповать. Малую татаро-монгольскую орду наштамповала, принялась за неандертальцев. Как сосиски с конвейера слетали у них двухметровые, волосатые красавцы. Лапа пятьдесят пятого размера, холода не боятся, и жрут за десятерых. А финансирование в институте, сами понимаете, бюджетное, есть хотят не только клоны, но и директор. Спрашивается, кому в первую очередь в миску еда попадет?

– Естественно директору! – засмеялись слушатели.

– Правильно. Хотели институтские пристроить маленькую орду на работу, дачи строить, а те только грабить умеют. Пришлось их обратно в подвал запереть. Неандертальцы тоже хороши, хитрые, небритые, шляются туда-сюда по институту целуй день, грудь чешут и с ордой задираются. Тут начальство из Москвы приехало, посмотрело на клонов и говорит, вы не тех наштамповали, население и так в стране вымирает в год по миллиону, вы кем хотите опустевшие земли заселить? Ордой или троглодитами?

В толпе снова засмеялись.

– Троглодитов и так сейчас хватает.

– Вот! – улыбнулся Брехунец. – Начальство уехало, институтские за голову схватились. Одна проблема за другой. Клоны-то телевизор смотрят, а там что? Сплошная порнуха. Двухметровые троглодиты наглыми стали, ни одну сотрудницу не пропустят, и еще в столовой прямо из под носа, тарелки с едой воруют. Орда внизу табором расселась, собак институтских всех поела. Голова у ректора пухнет, что делать? Как избавиться от этого балласта? А тут еще пришел приказ из Москвы, что институт за ненадобностью ликвидируется, нефть в стране есть – наука не нужна. Слух быстро разнесся по этажам и до подвала дошел. Сообразили видно клоны, что их участь незавидна и как сквозь землю провалились.

Когда утром на следующий день администрация явилась на работу, в подвале они увидели только развороченные двери. Следы клонов вели за деревню Большие Кабаны и терялись среди непроходимых болот. Ушла и малая орда и троглодиты.

– А тебя Брехунок зачем вызвали?

– Меня! О… если бы вы только знали. Директор института меня еще раз спрашивает, значит, бабу хочешь? Я подтверждаю, что, мол, раз такое дело, да, хочу! Они и стали мне лапшу на уши вешать, что, мол, наклонировали молодых красавиц человек двадцать, одна краше другой, а те возьми и сбеги от них на болото. Красавицы, мол, числятся на балансе института, вдруг недостача обнаружится. Вот и спрашивают меня, в силах ли я один уговорить этих амазонок вернуться обратно в институт? И главное фотографии мне показывают.

Мне бы дураку догадаться, что эти длинноногие фурии на фотках с конкурса «мисс мира», а я тасую колоду и только слюни пускаю. Дирекция института переглянулась между собою, и говорит мне, верни их нам обратно в институт и проси у нас, что хочешь. А сроку тебе даем пятнадцать суток. Я спрашиваю их, а гарем мне можно будет среди этих амазонок-клонш организовать? Отвечают, организуй, если сможешь, хоть два. Ну, я то старый дон-жуан, свои способности знаю, мне бы только дорваться до этого острова, а уж там я развернусь среди моих красавиц.

Везите, говорю, меня. Я готов. Высадили они меня за деревней Большие Кабаны, и показали рукой, туда, мол, ушли твои красавицы, там за болотом остров. Стал я на охотничьи лыжи и чуть ли не побежал. Дурак, хоть бы ружье взял, или рюкзак еды! Нет, так потащился. Как же, терпения нету, амазонки ждут! Мне бы домыслить, что не в дом отдыха иду, не на курорт, договориться с институтом, чтобы с вертолета продукты нам на эти пятнадцать дней сбрасывали. Нет, ничего не сделал. Только колоду с фотографиями забрал, где на обороте были имена указаны. Одна мне особенно понравилась – Гюльчатай.

Брехунец на минуту замолчал, стараясь оценить произведенное рассказом впечатление. Оно его удовлетворило. Слушали его внимательно, никто не собирался перебивать. Он презрительно посмотрел, на уразумевшего свое второстепенное место критика-диссидента и неспешно продолжил:

– Болото за Большими Кабанами знаете, почему называют Прорвой?

– Да вроде слышали!

– Расскажи!

– У него со дна, вместо холодных ключей бьют горячие гейзеры. И даже зимой образуются промоины. Идешь по болоту, думаешь, под тобой лед тридцать сантиметров толщиной, ступишь ногой, а там тоненький ледок, чуть-чуть припорошенный снежком, или вообще синеет чистая вода. Страшно! – Брехунец, как от холода, передернул плечами.

С ним согласились:

– Вот потому, мы на это болото и не ходим.

– А я, этого не знал. Похоть в спину погоняет, иду себе и иду. Бог миловал, повезло, никуда не провалился. Подо мною лед пару раз трещал, но я успевал отскочить туда, где он потолще. Часа два уже в дороге. Как по минному полю, верст двадцать отмахал. Вдруг смотрю, передо мною, вроде остров возвышается, и дымок, спиралью, эдак курится чуть в глубине. Фу, обрадовался, думаю дошел, самый к обеду поспел. Бдительность утратил и к берегу рванул. Сами знаете, куда спешка приводит. Прямо у самого берега, лед подо мною хрустнул, я в образовавшуюся полынью и провалился. Чувствую, как снизу идут слабые токи теплой воды, они то и не дают льду по настоящему застыть. Только мне от этого не легче, ушел я под воду, ногами дна коснулся, понял мелко, вынырнул, смотрю до берега всего ничего, а доплыть или вылезти на лед не могу. Ломается он подо мною, и дно илистое. Такой страх меня обуял, воля к жизни откуда-то появилась, кричу: – Гульчатай! Помоги! Гульчатай!

А вокруг никого. Ни одной живой души. Дымком с острова в мою сторону тянет, значит, думаю, против ветра кричу. Могут и не услышать. И такая смертная тоска на меня напала, что я волком завыл, вот он гарем рядом, а я в болоте замерзаю. Собрал я последние силы и крикнул:

– Гульчатай! Ты где моя ласточка?

Тишина!

Брехунец замолчал. Обрадованные перекуру, мужики стали доставать сигареты, в первую очередь пытаясь угостить рассказчика. Затянулись, понимающе глянули друг на друга, и приготовились услышать самую захватывающую часть рассказа, где обычно Брехунок штабелями укладывал влюбленных в него красавиц. Именно ради этой упоительно-грешной части ему обычно прощалась сюжетная витиеватость повествования. Пока он рассказывал, народу добавилось. Самые нетерпеливые начали подбивать Брехунца к столь любимой ими развязке.

– Сексу давай!

– А бабы, бабы где?

– Чего молчишь!

– Али утоп?

Брехунец медлил. Любил он довести котел нетерпения до взрыва. Наслаждался людской слабостью и собственной популярностью. Дождался, услышал заискивающий голос:

– Брехунок, мы все молчим!

– Скажи, какие там бабы?

Перекур закончился. Довольный Брехунец ощерил рот:

– Аб. баб. бы!

– Да, бабы!

– Вдруг слышу над головой: – Аб. баб. бы! – открыл я глаза, а от меня метрах в трех стоит троглодит: голова – черная, грудь – рыжая, челюсть – лопатой, волосатый весь от ног и до загривка, на плечи спадают грязные волосы. Смотрит он на меня и талдычит вроде тебя одно и тоже: – Аб. баб. бы!

Брехунец, довольный тем, что так удачно вписался в поворот импровизированного сказа, толкнул в живот любителя клубнички.

Опешил я. Волосы дыбом стали. Мне ведь в институте про амазонок рассказывали, лапшу на уши вешали, а тут зверь-человек. Сам под три метра ростом, взгляд дикой, но хитрый. Что мне делать, банкует-то этот троглодит. Я окоченел уже весь, ему и показываю, мол, руки уже не двигаются, вытащи. Рявкнул он еще раз свое: «Аб. баб. бы», лег животом на лед, да ручищей своей и схватил меня за хохолок. Как морковку с грядки выдернул меня из болота клон поганый. Отполз, встал на ноги, да так и повел сбоку, как нашкодившего юнца. А я рад, бегу рядом, думаю, к жилью приближаемся, откуда дымок шел. Сейчас согреюсь, обсохну.

Как бы не так! Гляжу, что такое, на поляне костер, на костре стоит большой казан, в нем вода налита, а под казаном дрова чадят. Ту же рядом стоят понуро четыре ордынца, руки у них связаны и с ними древняя старуха, а парадом командуют два трехметровых волосатых амбала. Привел меня мой лохматый спаситель к костру, толкнул к сумрачной орде, и что-то радостно пролаял на своем диком языке. А я мокрый весь, коченею на ветру, ищу глазами дворец с амазонками. Только нет никакого дворца, Китеж града. Жилье неподалеку – это полуврытый в землю длинный сарай с окнами из бычьих пузырей. Смотрю, ордынцы увидели меня, обрадовались. Старуха руки ко мне тянет.

– Где Гульчатай? – спрашиваю ее.

– Мянам! Мянам! – отвечает она, тыкая себя в грудь и показывает, раздевайся, мол, и лезь в котел с водой, иначе замерзнешь. А котел огромный, быка там сварить можно. Попробовал я воду рукой, самый раз, вода теплая. Разделся и показываю троглодиту, сажай мол, меня туда. Тот обратно хвать меня за хохолок и бульк в котел. О, благодать! О кайф! Тепло по телу разлилось, вроде стакан водки хлобыстнул. Стал я оживать, мысли появились. Старухе кричу, одежду суши. Поняла без перевода старая карга, развесила белье. А троглодиты развязали ордынцам руки, те кланяются мне в ноги, руки к небу возносят и восклицают:

– О, руссо! Исуссо! Яман якши баран!

И хворост тянут в костер. Огонь разгорелся, я окончательно пришел в себя, смотрю начало припекать. Только не дурак же я, соображаю, что-то тут не так, как мне в институте начальство мозги компостировало. Не амазонок они наклонировали, а вот этих пещерных, волосатых троглодитов вместе с ордынскими бомжами. Склонировали и бросили на произвол судьбы, почти, как у нас в стране сейчас, выживайте сами, если можете. Сообразил, я это и думаю, не моим спасением озабочены эти волки позорные, что расселись вокруг котла, а своим обедом.

Ишь, какие голодные взгляды у всех. Ждут. А чего ждут и так понятно, ждут когда я сварюсь. Пока клоны жили в институте, окультурились они, оценили по достоинству приготовленную на огне пищу. Старуха потихоньку подбрасывает в костер сучья, три троглодита достали огромные половники, ждут в нетерпении, пока вода закипит и я хоть немного уварюсь, а в это время четыре ордынца, глядь, что на них никто внимания не обращает, потихоньку встали и цепочкой потянулись на другой конец острова. Мне кажется, не появись я вовремя, одного из них ждала участь капитана Кука. А огонь сильнее разгорается, времени у меня цейтнот, как из котла живым выбраться? Вот задача, вот вопрос, всем вопросам, вопрос. Но и тут я не сплоховал!

Брехунец решил перевести дух и собраться с мыслями, взял небольшую паузу, но при этом забыл прописную истину, что нельзя давать народу расслабляться. Думать еще начнут, то им не так, это им не эдак, революции начнут делать, правителей скидывать. До революции дело не дошло, но бунт критик-диссидент учинил. Решив на чужом горбу въехать в рай, позавидовав славе Брехунца рассказчика, он потянул одеяло на себя.

– Что-то у тебя везде нестыковки, – заявил он претензии златоусту-краснобаю, – ты, походя освобождаешься от лишних людей. Спрашивается, куда и зачем ушли четыре ордынца? Почему бросили старуху, она же из их кампании! Где золото, что лежало в подполе в общинной избе? Варламыч, про золото сказывал! Зачем до твоего появления дикари грели воду? Зарапортовался ты братец, совсем! Одни непонятки!

Кто плел интриги, тот знает – это целое искусство. Надо один конец с другим увязать, затем закольцевать их, а лишние хвосты обрубить. Непростое это дело – лапшу на уши вешать. Талант нужен. Критиковать, брехать на рассказчика легче, брехнул и отдохнул. И ты уже правозащитник, права толпы от прохиндея защитил, грязью его измазал, тебе почет и уважение.

Критик-диссидент с упреком оглядел толпу. Вот, мол, я какой «йерой», уел самого Брехунца, сколько блох наловил в его байке, а вы от меня носы воротите. Однако блицкриг его спонтанной речи не привел к скоротечной победе над удачливым соперником – Брехунцом. Последнему, пришла неожиданная помощь со стороны Данилы. Мой дружок неожиданно ввязался в чужую свару.

– А ведь прав гаманоид, – указал он на критика-диссидента, чем вызвал доброжелательный смех толпы, – Брехунец перевирает все в свою пользу. Много ли ему было видно из котла? Он к концу только появился!

– А до этого кто там был?

– Я! И эти самые… красотки!

Заявление Данилы вызвало дружный смех и радостные возгласы:

– О…о, молодец! Может, хоть ты закрутишь сюжет в правильном направлении.

– А что ты там делал?

– Я?.. Я, за золотом ходил!

Мой дружок неожиданно перехватил инициативу. Он еще не начал повествование, а уже пробудил в слушателях два самых могучих инстинкта двигающих человечеством, ненасытную жажду наживы и модную во все времена, а в нашу так особенно, тему эротики.

Брехунец был рад передышке, а диссидента скосоротило. Он и поддел моего дружка:

– Получается, ты был свидетелем?

– Был!

– Хорошо, тогда скажи мне, куда ушли ордынцы, и почему старуха осталась?

– Нет, ничего проще, – заявил мой дружок, – Брехунец появился позже, он не видел, что до этого на острове происходило. А дело было так. Про золото я узнал от Варламыча раньше вас всех и наладил на остров лыжи. У меня бабка родом из Больших Кабанов, так что я все окрестности знаю вдоль и поперек, где Прорва – болото, где остров – на нем! А болото действительно опасное, в нем, что летом, что зимой по нескольку человек тонуло. Теплые газы, как на Камчатке, выходят со дна и зимой лед тоньшат. Зимой пройти еще можно, а вот летом, в некоторых местах в кипятке сваришься. Страшное озеро, наверно, поэтому дикие люди его выбрали, что не каждый храбрец туда сунется.