Текст книги "Идущий вопреки (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Ра

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 4. Путь

Я не мог больше заснуть. Все тело сильно болело. Культя, в слегка окровавленных тряпках, начала страшно чесаться. Это наводило на мысль, что в бессознательном состоянии я был несколько недель. За мной ухаживали, кормили… мыли. От последней мысли я содрогнулся.

– О-о-х-х, – на судорогу тело отозвалось болью.

Я пощупал свое лицо единственной рукой. Белая тряпка недавно менялась. Те места лица, которые она не покрывала, были все в рытвинах и застарелых волдырях, что уже обвисли под тяжестью жидкости внутри них. Больше всего болели губы. Дотронуться до них было практически невозможно – острыми иглами боль пронзала сразу всю голову.

Запах табака был мне неприятен. Он перебивал аромат вкусного хлеба. Несмотря на всю мнимую заботу обо мне, Лейнус задымил здесь всё. Приоткрытое окно не сильно помогало.

Я дотронулся до места чуть ниже ключицы. Там, где мне раскрасили второй луч звезды в красные тона. «Кровь значит?» – подумал я. – «Задание по зачистке дали мне они, а в лишней крови виноват я? Интересно…» Мне кажется или кто-то сейчас пытается на меня свалить чужие ошибки? В чьих вообще полномочиях давать такие указания? Мог ли сам Лейнус Флест отправить мне ворона? Этого я не знал и права знать не имел. Мое дело – выполнять. Но ответственность за результат все же была на Флесте. Он имел право меня наказать, но за мой провал сам бы позже расплатился сполна. Судя по всему, таверна имела значение намного больше, чем я думал и играла она роль не только маленького разведывательного поста. Читали ли в Академии вообще мои еженедельные доклады о мелких дебоширах и постояльцах таверны?

Самое непонятное для меня это то, что ворон прилетел вовремя – вечером последнего дня недели. Если бы была какая-то срочность, то он бы точно прилетел раньше. Опять совпадение? Может ли все это быть моим Испытанием Имени? Я слышал, что кавасаров именуют даже за курьерские задания. За доставку специй из Хашаара в Страгос могли присвоить имя Черный Рыцарь Смерти, а меня назвали Бесом за зачистку? Даже не Безумным Верховным Бесом Мести Последнего Круга Ада, а всего лишь Бесом? Я не могу проследить здравый смысл в присвоении имен. Лутаром я был – фельдгравовым. Что именно это означает я не нашел ни в одном фолианте академической библиотеки. В закрытую секцию, меня разумеется не пустили бы, но я крайне сомневаюсь, что нашел бы и там хоть что-то. Теперь я Бес. Спасибо тебе, Флест – Лейнус Третей Ступени. Интересно, он советовался с кем-нибудь? Или придумал это имя, когда наблюдал как меня потрошит кадавран? Тайна, покрытая мраком.

За двое суток мне нужно восстановиться и, похоже, что эти два дня начнутся не с завтрашнего утра. Первый день уже почти прошел, а мне тяжело даже пошевелиться. На то, чтобы воспользоваться трюком сознания и закрыться от боли и речи быть не могло – есть вещи, которыми стоит пользоваться умеренно и разумно. Я – это не только сила мысли или сознания. Я – это все моё тело. От ногтей до кончиков волос. Может кто-то и способен воспринимать себя бренным куском мяса, которым можно пренебречь, но не я. Мое сущее закаляет несущее. Было бы несущее, если бы мы плевали на сущее? «Тарабарщина какая-то» – усмехнулся я своим мыслям.

Несмотря на боль, я сел на кровать. Скрежеща зубами, я сжал кулак и зашипел… Ладонь единственной руки тоже была в заживающих, но еще болезненных ожогах. Большой волдырь лопнул, и последняя не болящая часть моего несчастного тела отозвалась возмущенной болью. Я чувствовал, что сломанные кости уже начали сращиваться, но чересчур напрягаться сейчас было чревато последствиями.

Я осмотрел себя с лучшего ракурса. На мне были одеты белая льняная рубаха и такие же штаны. Ноги босые и рядом не было ничего, что напоминало бы обувь.

С кряхтением я встал. Один шаг, второй. Боль была сильная, но понемногу организм оживал. Поясница болела не из-за полученных ранений, а из-за долго лежания на одном месте. Время сейчас ближе к полудню – свет из окна ровными желтыми линиями ложился на чистый деревянный пол. Маленькие частички муки летали в лучах зенитного солнца. Я не успел дойти до входной двери – она резко распахнулась, чуть не сбив меня с ног. Хорошее было бы начало дня…

– Ух-х-х, смотри-ка ты. Живой. Да еще и гуляешь уже. Ну что? Кашка кишке кукиш кажет поди? – сгорбленный дед с густой седой бородой и лысой головой держал в руках большую тарелку с чем-то желтым, но ароматным. Судя по жилистым и мозолистым пальцам – крестьянин, что в жизни не выходил дальше чем за пару лиг от своей родной деревни. – Потрепали вас, торгашей, бравые ребятки, а? Сядь-ка ты.

Я снова сел на свою теплую и мягкую кровать. Похоже, что встать второй раз сил у меня уже не останется. Дед подставил к кровати столешницу и брякнул на нее железной тарелкой. Желтая кашица немного выплеснулась за край. По запаху – тыквенная каша или суп.

– Лопай, сынок, – седобородый сел рядом со мной на чистую кровать. Грязь посыпалась с его штанов на белый матрац. Я поморщился. – Надоело мне тебя кормить уже. Мне хоть и плОтЮт знатно, но сиделка я так себе. Эх-х, была бы бабка моя жива… Дедом Клошей меня звать. Тебя то как? Так мне и не сказал ведь. Зыркает тока лохматый, мда-а…

– Хеллор, – назвался я выдуманным именем и постарался улыбнуться больными губами. Кавасары имели право называться как угодно за пределами Академии. Лишь бы имя было не сильно вычурное и редкое, чтобы не привлекать лишнего внимания. – Много хоть плОтЮт?

Я задал совершенно ненужный для меня вопрос. Если человек глуп, то он без лишних рассуждений и подозрений мне ответит. Тем самым даст время подумать и понять, кто передо мной и какую линию поведения стоит выбрать. Так я смогу выудить из глупца больше информации, чем он сам захочет мне рассказать. Если же, после вопроса, возникнет пауза и человек будет изучать меня взглядом или выдаст себя дрогнувшими мускулами лица, морщинками или сузившимся взглядом; то можно сделать вывод – его ко мне заслали, либо он просто хитрец с непонятными мне, пока что, помыслами. Неприятный момент этого метода заключается в том, что если передо мной будет стоять, например, Лейнус, то он поймет, что с ним играют и может стать только хуже.

– Дак по десять медяков в день, – гордо выпятил грудь вперед старик.

«Обычный крестьянин», – выдохнул я про себя. Тяжело жить с постоянным внутренним напряжением.

«…или Лейнус», – обратно вдохнул я подозрение. Ладно, наверное, это уже паранойя. Два Лейнуса в одном месте? Но успокаивало меня не это. Тогда в лесу, умирающий и истекающий я, угасающим сознанием увидел лишь одно острое белое перо, что метко пробило сердце Тареку. Перо Лейнуса. Остальные были черными.

– Да-а-а, хорошо заплатили. Отрабатывать придется, – театрально вздохнул я, – Много хоть заплатили уже? А то ведь сам знаешь, Дед Клош… за каждый медяк потом замучают меня.

– Э-э-э, – дед выпятил длинные пальцы и начал их загибать, считая – два… три… Пятьдесят медяков заплатили. Поработаешь, сынок, мда-а, – улыбнулся он, озаряя меня черными гнилыми зубами. Похоже, что старое поколение радовали сложности молодняка. Только я вот не такой уж и молодой по меркам человека.

Мне стало опять тревожно. Старику заплатили за пять дней, а судя по моим хорошо заживающим ранам – я был в беспамятстве или в бреду как минимум две недели. Я прекрасно помню эту сломанную ключицу. Сейчас же, я пальцем руки чувствую выпуклый нарост сросшихся костей. За пять дней это невозможно. Где я был все это время?

– Эххх, много… Надеюсь больше никому не должен? – удручающе вздохнул я.

– Дык вродь и нет. Как пришли сюда, так сразу ко мне проситься стали. Мол, вылечи, пусть отлежится бедолага, а то бандиты потрепали… Вот и лежишь. Че не лопаешь то, а? Ешь! Мне сказали следить, чтоб все лопал или заталкивать в тебя. Заталкивать надоело, – возмущен старик был не на шутку. Видно, эти пять дней он от меня далеко не отходил. Это было видно по моей свежей рубахе и чистой кровати. Уже бывшей чистой кровати.

Я взял деревянную ложку и попробовал тыквенную кашицу. Губы отдавались терпимой болью. Жевать было тяжеловато и, скорее всего, кормили меня в беспамятстве только жидкой пищей. Вряд ли, в полубреду я смог бы проглотить рваными губами что-то гуще каши или бульона. Горячая и с ароматом трав тыквенная еда приятно растекалась по организму. Только после первой ложки я осознал, насколько сильно проголодался. Дед Клош поставил передо мной круглую миску с краюхами свежего белого хлеба. Оторванной культей я взял краюшку… Что? Я могу поклясться самому себе, что почувствовал отрубленную руку, пальцы, суставы, ногти… Как я обхватил всей пятерней кусок теплого хлеба. Что это было? Память помнит руку? Что сейчас отказывалось воспринимать отсутствие важной части единого организма: разум или тело? Фантомные ощущения меня забавляли, и я попробовал повторить их… Не получилось. Похоже, что осознанными действиями такого не добиться. А если…

Я закрыл единственный глаз под удивленный взгляд Деда Клоша.

Десятки лет я был с руками и ногами. Глаза мои видели, уши мои слышали. Воспринимать мир я привык теми чувствами, что были даны мне силой неведомой и непостижимой. Это было прекрасно и естественно. Но ограничен ли я лишь основными чувствами восприятия разумного существа? Ограничен ли я теперь лишь одной рукой? Или это лишь деформированное восприятие навязанного мне закона этого мира? Смогу ли рассмотреть изнанку привычного восприятия?

Я рисую белыми линиями во тьме закрытых глаз очертания комнаты, деда Клоша, кровать и тарелку с кашей, краюху хлеба. Себя… Я опустил голову и начертал линии ног, торса, шеи… головы. Я вижу себя самым ценным чувством всех разумных существ – воображением. Я воспринимаю себя тем, чем одарен – зрением. Я воспринимаю себя так, как хочу сам, а не так как мне разрешает чья-то воля, порождающая законы моего восприятия в этом мире. Я создаю мир, в котором хочу жить, а не существовать. Я чувствую обе руки… Они сгибаются в локтях, кулаки же сжимаются, и я чувствую боль в обожжённых ладонях. Я протянул правую руку и взял ложку, зачерпнул кашу. Я протянул левую руку и почувствовал тепло свежеиспечённого хлеба. Но эфемерные пальцы прошли насквозь…

Я открыл глаза. Эфемерное чувство. Мне нравится это название новым ощущениям.

Дед Клош смотрел на меня с полуоткрытым ртом.

– Дурачок шо ли? – спросил он меня.

Наверное, первый раз за долгое время я искренне улыбнулся.

Дед Клош ушел и оставил меня в покое. Я наконец-то смог отдохнуть. Выходить из комфортного обиталища мне больше не хотелось – узнал я достаточно.

Я задумался. До Академии примерно три недели пути на лошадях. Я не думаю, что Флест добирался оттуда – слишком далеко. Скорее всего, ко мне послали Лейнуса из ближайшего большого страгосского города Гранора, что в тридцати пяти лигах отсюда. «Оттуда же родом Борак. Где-то на окраине города сейчас его дожидаются жена и дети», – подумал я. Поморщившись, я постарался побыстрее выкинуть лишнее из головы.

Получается, что в дороге Флест и еще несколько кавасаров были около трех дней. Если загнали лошадей, то может быть и два. Я прислушался. Деревня Праско небольшая. Я успел побывать здесь несколько раз, когда Борак отправлял меня за недостающим провиантом. Я прислушался, но коней поблизости не услышал…

«Мы отправляемся обратно в Академию», – подумал я, и мурашки прошлись по всему телу. Возвращаться туда мне совершенно не хотелось. Очень много неприятных воспоминаний у меня связано с этим местом. На переобучение? Что это вообще значит? Флест следил за мной. Он увидел, что я в состоянии был закрыть подсознательное, тем самым избежал множества неприятных моментов при выполнении задания. Большинство Лейнусов и редкие кавасары, в той или иной мере, могли сделать тоже самое – мои умения в этом плане впечатляют, но далеко не самые выдающиеся. Зачем же тогда проходить какое-то переобучение? Первый раз слышу об этом. К сожалению, ответ мне казался очевидным. Я скрыл от Академии свои немудренные таланты, и это им не понравилось. Вероятно, что метку я получил больше за «сокрытие важного», чем за кровавые ошибки. Так вроде выразился Флест. Может быть, мне удастся узнать подробнее об этом у него в дороге. А еще я бы очень хотел узнать, где я был неделю назад в бессознательном состоянии…

Дальше размышлять мне не хотелось, и я уснул глубоким сном. Во сне я смотрел в спину Борака, крутившего ручку металлического вертела над красными углями. Я чувствовал вкусный аромат баранины с розмарином. Я хотел с ним поговорить о сквозняке, что так мешал комфортной жизни трактирщика. Доски кончились и нужно было закупиться гвоздями. Я потянулся к его плечу. Рука с чавкающим звуком дотронулась до чего-то влажного. Между моими пальцами проступила багровая красная жидкость. В моем локте отдалось болью, я попытался отстраниться от Борака, но не смог. Рука намертво пристыла к широкому плечу старика. Я попытался дернуться, в руке что-то хрустнуло и она… оторвалась. Я смотрел на обрубок, не в силах пошевелиться. Хотелось закричать, но не смог – рот не открывался. Борак повернул голову в мою сторону. Лицо его было изуродовано, но он улыбался. Но на вертеле вкусно благоухал мясом пережаренный Огрызок. Глаза крысы вдруг ожили, она зашипела – попыталась вырваться, но насаженный на нее металлический раскаленный прут крепко фиксировал ее. Борак снова повернулся к своему фирменному блюду и отщипнул пальцами от брыкающейся крысы кусочек перегорелой плоти.

– М-м-м, вкусно. Альв, хочешь попробовать? Сегодня я добрый, – на этих словах трактирщик протянул мне черный крысиный хвост…

* * *

Проспал я долго. Последние петухи будили ленивых крестьян. Я открыл глаз и прислушался к ощущениям. Поразительно, но по сравнению со вчерашним днем, самочувствие мое стало безусловно лучше. Я сел на кровать и осмотрелся. Передо мной, на деревянном табурете, лежала аккуратно сложенная стопка чистой одежды. Напротив кровати, на стене, висело старенькое и грязное зеркальце – хашаарское изобретение. Они каким-то образом добывали песок из мертвого пояса, обрабатывали его и плавили вместе с каким-то сплавом металлов. По началу, зеркала стоили огромных денег, но производство было так дешево, что продажа разрослась на весь Известный Мир. Немалая доля хашаарской казны состоит из доходов от зеркальной монополизации.

Я встал с кровати и подошел к зеркалу. Удивительно, но тело уже практически не болело. Вот что значит хороший сон. Хотя до этого я, судя по всему, спал около двух недель. В голове мелькали какие-то образы, помню, как было больно, как я кричал, а свет слепил глаз… Похоже, у меня был очень сильный жар. Я пощупал грудь здоровой рукой – ребра стали немного проступать. Я сейчас сильно не в форме и это нужно наверстывать.

Сняв с глаза повязку, я осмотрелся. Брови больше нет, на ее месте красный шрам, который в скором времени побелеет. Рогововица, зрачок – все пропало. Мой правый глаз теперь представлял собой белесый шарик. Сплошное белое марево… Надо же. По крайней мере, я могу моргать. Если раньше меня могли назвать красивым полуальвом, то теперь я довольно уродливый получеловек. Этому еще сильно способствовало отсутствие половины правого заостренного альвского уха. Теперь это точно человеческое ухо. Только с ровным, покрытым кровянистой коростой, срезом. И судя по этой ровной линии – разорванное ухо мне аккуратно подравняли. Тарек не смог бы так срезать его своими тупыми когтями. Но все это не самое страшное – теперь я очень приметливый, заметный. Для кавасара это не то что палка, это дубина в колесе. Вздохнув, я дотронулся до левой культи. Больно. Слышал, что в Городросе гнумы делают очень качественные конечности из легких металлов. Такая рука, конечно, будет бессмысленно висеть на выступающем локтевом суставе, но, по крайней мере, не привлечет еще большего внимания к страшному калеке. В голове промелькнула неприятная картина, как по приезду в Академию мне сообщают о моем следующем задании. «Теперь ты настоящий калека: вперед – попрошайничать у главных ворот Нырата. Доклад каждую неделю крысиной почтой», – отдался в голове голос Лейнуса Флеста.

Повязка на руке свежая. Пока я спал, ее кто-то поменял. Дед Клош? Нет, слишком аккуратная работа. Да уж, уснул я крепко и надолго. Слишком крепко… В тыквенной каше было снотворное? Я оторвался от созерцания прекрасного себя и подошел к табуретке. Черные льняные штаны, серая рубаха на деревянных пуговицах. Два лоскута ткани, чтобы обмотать стопы; и какая-то крестьянская обувь, сплетенная из сухой желтой соломы. На такой далеко не уйдешь. Я оделся. В последний момент обнаружил красный хлопковый платок. По началу я не сообразил для чего мне положили вместе с одеждой крестьянский женский головной убор, а потом ухмыльнулся и обвязал им потухший навсегда страшный глаз. Посмотрел на себя в зеркало. Цвет неподходящий – слишком яркий и заметный. Специально такой дали? Теперь я был похож на грабителя и мародера. Половину лица, пересекая переносицу, наискось покрывала красная вызывающая тряпка.

– Р-р-р-р! – потренировался я бандитской мимике в зеркало и слегка прорычал, оскалив белые зубы.

Запах табачного дыма ударил в нос.

– Страшно-страшно, – наигранно пугливо кто-то проговорил у входной двери. Я не смог услышать человека заранее, но почувствовал от него запах. Курение его убьет когда-нибудь.

У дверей стоял Лейнус Флест. Понятно, почему слух полуальва меня подвел. Тише мыши за лигу.

– Как самочувствие? – с участливой улыбкой спросил Флест. – Завтра на рассвете выдвигаемся. Сможешь? Выглядишь ужасно, прости уж.

– Смогу, Лейнус, – ответил я и улыбнулся в ответ. – Мне нужна лошадь – забрать деньги трактирщика.

Лейнус ухмыльнулся моей глупости.

– Двадцать лиг туда и столько же обратно. Тебе выдать самого быстрого коня, чтобы ты загнал его насмерть? – с иронией спросил Флест. Улыбка, при этом, все еще казалась искренней и учтивой.

– Если я отправлюсь сейчас, то успею к завтрашнему полудню, Лейнус. Насколько я помню, у меня есть два дня. Вот. Как раз, – попытался я настоять на своем. К сожалению, разум мне кричал, что я глупец. Но был еще один важный момент. Если у меня вдруг в будущем всплывёт чувство вины за содеянное, то жизнь моя вряд ли с этого улучшится. Я могу наделать еще больше ошибок. Поэтому, лучше сгладить все концы, прежде чем двигаться дальше. Иногда кажется, что неразумность поступка выражается лишь мнением того, кто ставит разумную, по его мнению, оценку этому поступку. Что, если не бывает правильного или неправильного? Что, если есть только действие или бездействие?

– Ладно, Бес. Не буду больше нагнетать обстановку. Так, где же… – Лейнус полез сначала в левый внутренний карман, потом в правый. Достал туго набитый кошель и кинул его мне. К моему облегчению, я легко поймал увесистый мешочек единственной рукой. Еще я обратил внимание, что Флест не с первой попытки вспомнил куда его положил. Странно. Память его подвела? Лейнуса Третьей Ступени?

Я многозначительно повел бровью и посмотрел в глаза учителя. За мгновение до того, как я и так всё понял, он заговорил:

– Ты же не думал, что мы уйдем, не проверив таверну? В принципе, ты не так уж неплохо поработал. Но кое-где немного наследил. Деньги мы тоже забрали, – ровным и спокойным голосом сказал Флест. – Мы часто идем навстречу… мимолетным прихотям. Многое прощаем, даже кавасарам. Символ на груди у тебя это подтверждает… Но я все же отправил ворона с отчетом и указал о твоей просьбе. И это, мой дорогой Бес, вряд ли хорошо скажется на твоей репутации в Академии. Ты же понимал об этом, когда просил?

– Да, Лейнус, – я не сводил своего взгляда с его карих глаз.

– Я переживал, что ты не восстановишься за два дня. Да и путь неблизкий. Но смотрю, что все с тобой хорошо. Не против, если мы отправимся в путь пораньше? – спросил меня улыбающийся Флест.

Конечно же, я был против. Я только что встал с кровати. После двухнедельного полубреда в одной позе я должен был размять затекшие мышцы и оклематься. Три недели верховой езды в таком состоянии меня настораживали.

– Да, всё хорошо. Когда отправляемся? – я не мог отказать. Меня не покидало ощущение, что выбора то у меня особого нет. Скорее всего, даже если бы я лежал здесь в полуобморочном состоянии, то меня все равно повезли бы привязанным к лошадиному крупу.

– Через час у кузни. Знаешь где она? – я кивнул. – Хорошо. Там же получишь свои личные вещи и перо.

* * *

Я шел по главной деревенской дороге. Праско преобразилась. Последний раз я был здесь несколько месяцев назад, и сейчас она выглядела в разы лучше. Чистые тропки, вычищенный тракт, что шел в сторону Леса Полувременья из Гранора, огибая Страгосский Разлом. Если память мне не изменяет, тракт этот потом разветвлялся. На север – в лес к альвскому Ашомвалу, и на юг – в богатую Владену.

У кузницы меня ждали трое. Лейнус Флест и его два спутника. Совсем молодая девушка и мужчина средних лет. Выделялся из этой тройки один лишь учитель. Его шевелюра и оголенный татуированный торс привлекали лишнее внимание. Очень нетипичный образ выбрал для себя Лейнус, но я уверен, что для этого у него есть какая-то веская причина. Девушка среднего роста, одета в мужскую серую рубаху, заправленную в грязноватые черные штаны. Обувь кожаная – походная. Волосы коротко, но неровно выстрижены. Тут и там торчали длинные русые пряди, которые чья-то неумелая рука не состригла. Голубые глаза, тонкие губы, впалые бледные щеки. При этом лицо очень молодое, гладкое, без единой морщинки, а маленький нос слегка вздернут. Очень примечательная родинка на правом виске сильно бросалась в глаза. Ей лучше было бы оставить длинную прическу.

У смуглого мужчины с выжженными солнцем белыми волосами был выраженный двойной подбородок и широкие скулы. Глаза цвета аквамарина постоянно щурились и нервно бегали из стороны в сторону. Небольшая полоска шрама тянется от левой ноздри к веку глаза. Он производил впечатление нервного человека, с таким в разведку идти почему-то не хотелось. Я глянул на его обнажённый торс бронзового цвета. Довольно поджарый. Видно, что ему силовые упражнения давались в Академии легче, чем мне. Спина его была покрыта такой же рубахой, что и у девушки. Рукава ее были обвязаны в узел на шее, и сейчас эта крестьянская одежка напоминала плащ, прикрывающий плечи от палящего солнца. Все в нем говорило – я из Хашаара.

Лейнус, конечно же, встретил меня фирменной улыбкой.

– А вот и наш любезный друг, – он шагнул навстречу мне и похлопал по плечу. Я поморщился. Это было неприятно болезненно. – Ой, прости пожалуйста. Хорошо же тебя потрепали. Эй, Клош, будь добр, иди сюда!

Дед Клош стоял неподалеку. Сутулый дедушка неуверенно заковылял в нашу сторону. Подошел, слегка склонил лысую голову.

– Спасибо тебе, добрый человек. Вот что должен и еще немного сверху, – Флест подмигнул старику и большим пальцем подкинул серебряную монетку. Та завертелась в полете и по дуге полетела в сторону Деда Клоша. Поймать он ее не смог, и та упала ему в ноги. Очередная проверка? Иногда инстинкты самых умелых шпионов срабатывают, если происходит что-то резкое и неожиданное. Я не смотрел в этот момент на полет монеты или на деда Клоша. Я смотрел на учителя. Его взгляд следил за всем. За руками крестьянина, за его пальцами и мимикой… Он улыбался, но глаза его были внимательными и серьезными. Мимолетом я взглянул на девушку с мужчиной: те смотрели не туда. Девушка ковырялась в ногтях, а мужчина разглядывал монету на земле. Лутары? Но я точно помню, что угасающим сознанием видел черные перья в спине Тарека. Всё ясно…

Если Академия приметила лутара, который кажется ей будущим кавасаром, то она привязывает его к Лейнусу. Иногда сразу двоих, если этот Лейнус в состоянии проследить за обоими. В течение года Лейнус выполняет свои поручения и путешествует вместе с ним. Часто назначает своим приёмным лутарам особые задания, которые они в состоянии выполнить. Другими словами – опекает. На этот год им выдают черные перья кавасаров, которыми они должны научиться не только красиво писать. Судя по тому, что они все-таки попали в цель черным оперением, то чему-то уже успели обучиться. У меня тоже был когда-то учитель…

На последней мысли мне показалось, что место, где проявляется трехлучевая звезда кавасара, зачесалось. Звезда, с закрашенными лучами – черным и красным цветами. Больше я не мог ошибаться. Я не знаю, что будет, если мне закрасят последний луч, но вряд ли я легко отделаюсь. Очень вряд ли.

– Ой, прости. Думал поймаешь. Старые привычки… Давай я, – культурный Флест нагнулся, поднял монетку и передал седобородому Клошу. Тот было нахмурился, но, увидев серебро, засиял ярче, чем этот драгоценный металл.

– Да шо ты. Сам молодцом был. Благодарствую, добрый господин. Лошади кормленные, да бодренькие. Всё как велено – было сделано. О-о-о… я вам сейчас сбегаю хлебушка свежего еще положу в дорожку, – на этих словах дед Клош выпрямился и бодро, чуть ли не вприпрыжку побежал за хлебом. Вот что деньги чудотворные сотворяют.

– Кэра, кратко разъясни нашу легенду э-м-м-м… Хеллору? Верно? – на последнем вопросе он глянул на меня. Я кивнул. Мое выдуманное имя в таверне он знал. – Без запинок, негромко. Прежде чем говорить, посмотри по сторонам. Только глазами. Именами представитесь не здесь. В дороге.

Девушка послушно подошла ко мне. Глазами она слишком бешено двигала во все стороны. «Хорошо, а обернуться невзначай не надо, думаешь?» – спросил я про себя девушку. Лейнус тоже это заметил. Вздохнул.

– Мы торговцы из Владены. Угодили в засаду разбойников. Лошадей распрягли из пустой телеги, успели удрать… И это… Тебя бросили, но потом вернулись, а ты выжил. Весь в крови, раненый… Сюда привезли, помощи попросили – заплатили денег, – быстро, но все же немного запинаясь, заговорила Кэра.

Она слишком молода для кавасара. Это не такая уж и редкость, конечно, но было отдаленное предчувствие, что Лейнус Флест вряд ли зачтет ее на повышение. Ну ничего, может быть реализует себя в роли Хрониста – для меня вот это был бы намного лучший вариант, но судьба распорядилась по-другому. Если же у неё не получится – прощай долгие десять лет обучения. Но все-таки с небольшим смягчающим нюансом. Этими годами она не расплатилась за свою молодость, пребывая в Академии. Для старательных лутаров Время там останавливается. И я не знаю почему. Знаю лишь то, что для тех, кто пренебрегает правилами Академии в процессе обучения – все наоборот: Время твое отнимают. Бездельники стареют, усердные – нет. И никто не осудит, никто не предупредит. Об этом запрещено говорить тем, кто об этом знает. И бывает так, что недалекие лутары начинают что-то подозревать уже слишком поздно: боли в костях и суставах, морщины на лице уже не пройдут никогда. Я задумывался об этом явлении и пришел к одному очень неприятному заключению. Такие как я живут за счет тех, кто нарушает правила. Нам отдают их Время. Вот поэтому в Академию и принимают всех подряд, заботятся о них, кормят дорогими яствами… Некоторые остаются там до конца, даже осознавая, что с ними происходит. Лучше умереть через год в роскоши и сытости, чем прожить пятьдесят лет в смраде городских канализаций, выклянчивая у прохожих милостыню…

Поэтому Кэра выглядела примерно на тот возраст, в котором она была зачислена в Академию. Если она станет кавасаром или хронистом, то ей эти привилегии могут и продлить. Если нет – можешь уйти, либо… остаться в Академии Хронистов до самого конца. Никто оттуда никого и никогда не выгоняет.

– Я понял, – коротко ответил я девушке. Она не сильно удивила меня своим рассказом. Предположить примерно такую историю было несложно. Если бы это было так важно, то Лейнус рассказал бы мне об этом при первой же нашей с ним встрече. Сейчас он проверял больше ее, чем меня.

Я взглянул в глаза Флесту. Он в ответ посмотрел в мой и улыбнулся. Мы поняли друг друга.

Смуглый мужчина подошел чуть ближе и молча показал пальцем на привязанный к седлу одной из лошадей небольшой холщовый мешок. В нем проглядывалось что-то квадратное. Моя шкатулка, понял я. Я не стал проверять содержимое.

– Там одежда. Мне пришлось заштопать всё. Уж как смогла – рвано было сильно. Надо бы заменить, ага, – сказала Кэра. Она немного поморщилась, но все же улыбнулась.

– Спасибо, – я улыбнулся в ответ и повернулся к мужчине. Тот все еще молчал. Он заметил, что я смотрю на него и представился.

– Дарен, – кратко назвался он выдуманным именем. У лутаров нет настоящего имени. Мужчина был серьезен. Но что-то выдавало в нем нервозность.

– Что ж… По коням, господа – нас ждет долгая дорога, – эксцентричный учитель развернулся. Он носил куртку на голое тело, и в момент резкого движения куртка немного оголила его бока. Уродливые и страшные шрамы, как будто бы от него оторвали массивный кусок мяса…

Недалеко стояли лошади. Странно, но я не слышал их из хижины, где отлеживался. Почему? Похоже, что они куда-то отъезжали недавно.

– Кузнец продал втридорога нам лошадь для тебя, Хеллор, – тихо сказал Флест, закрепляя походную сумку к седлу своего вороного жеребца. Мне досталась кобыла с желтоватыми зубами в серое яблоко. – Я забрал эту сумму с тех денег, что ты отдал гнуму, уж извини. Два золотых всё-таки. Остальное положил в твою красивую коробочку.

Кэра поправляла уздечку, Дарен уже оседлал свою лошадь и ждал остальных. Наконец-то, мы загрузились, напоследок огляделись по сторонам и отправились в путь.

По началу я не понял, что происходит… Такое ощущение, что Лейнус надо мной издевается.

Мы ехали на юг, а дорога в Академию проходит по северному тракту.

Я молчал. Лейнус Флест ехал немного впереди, но я смог заметить, что он широко улыбается. Просто так. Похоже, что сейчас ему было чрезвычайно весело. Ну хорошо, давай поиграем…

Я поравнялся с ним, но не сказал ни слова. Он и так знал, что я от него хочу.

– Долго думал, что значит переобучение, да, Бес? – не глядя на меня, спросил Флест.

– Зачем, Лейнус? – вопросом на вопрос ответил я.

– Просто так, извини. Хотел, чтобы ты подумал об этом. Понервничал немного, – усмехнулся Лейнус. – Я не твой учитель, конечно… Но вот тебе первый совет. Ложь часто скрывается там, где правда кажется очевидной. Зачем бы мне тебе было врать, что мы едем в Академию, не правда ли?

– Усвою, Лейнус, – честно сказал я. Он был прав. Я действительно ничего не заподозрил.

– Мы отправляемся в Гранор. Выполнять твою просьбу, – спокойно сказал Флест.

– Лжете, – холодно возразил я.

– Ха, – прыснул мой очередной учитель, – Конечно, вру.