Текст книги "Дорога в один конец"

Автор книги: Дмитрий Протасов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Дмитрий Протасов
Дорога в один конец

ДОРОГИ, КОТОРЫЕ МЫ ВЫБИРАЕМ (ВСТУПЛЕНИЕ)

Широкая, глянцевая от солнца полоса дороги мощно рассекала грунт, словно плуг, расталкивая в разные стороны землю, траву и кусты. Постепенно вдали она сужалась, превращаясь на большом расстоянии в подобие стрелы, и, наконец, исчезала за горизонтом. Серое монолитное полотно, подобно стене древнего, но еще вполне крепкого замка, было испещрено множеством отметин, больших и мелких выбоин, ямок и дырочек. Широкое степное пространство, клочки чахлой растительности, небольшие группки деревьев, темная зелень вдоль видневшейся вдали поймы реки и бездонное, темно-голубое, перечеркнутое перистыми облачками небо – все это было лишь антуражем, развернутым вокруг главной мизансцены. Этим главным была дорога. Все здесь крутилось вокруг и около нее.

Широкая эта трасса была похожа на нашу жизнь. Множество людей стремиться одолеть дорогу, пройти ее и достичь таинственного чего-то, что скрывается в ее окончании. Но не всем дано преодолеть этот путь. Миллионы человеческих существ десятками лет движутся в одном направлении, но с неизменно различным результатом. Во многом жизнь самого общества – тоже дорога. Только одним удается выбраться на столбовой тракт, а удел других вечно плестись по обочине – грязной и пыльной. Тот, кто пробился на трассу, резво рванул дальше вверх и вперед. Тот, кто не смог этого сделать, остался в сторонке – в большом безликом стаде, обреченно ползущем по чахлой траве и ошметкам собственного навоза.

Впрочем, совсем не обязательно, что тем, кто смог выбраться на магистраль и помчался по ней на дорогом авто, будет везти всю жизнь. У них может кончиться горючее, может сломаться автомобиль, а еще они могут попасть в аварию и даже погибнуть. И тогда уныло бредущие по пыльному щебню обочины неудачники, поскребут щетину небритых скул, и с удовольствием помочатся на обломки некогда шикарной тачки, ныне разбитой в хлам.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.

ДОРОГА В НИКУДА

ДУРНОЕ УТРО

Второй день стоял густой, почти непроницаемый туман. Было отвратительно тепло и сыро. Влажный воздух неудержимо проникал в квартиры и кабинеты, торговые центры и офисы, лез под одежду, от чего быстро увлажнялась спина, и по ней бежал неприятный холодок. На улицах под ногами не просто журчали ручьи, а бежали целые реки грязной, мутной воды. На проезжей части мокро блестел голый асфальт. На тротуарах еще оставались отдельные пятна вчерашнего снега, а почти всю мостовую занимала густая жижа из снега, песка и соли. Зима уже давно закончилась, но весна, несмотря на апрель, где-то заблудилась и все никак не приходила.

Темные, беременные мокрым снегом тучи ползли по небу, как бесконечный караван огромных вьючных животных. Мутное, грустное небо нудно сыпало то крупными снежинками, то мелкими каплями влаги на мокрый город. Глянцево блестели, словно спины дельфинов, мокрые крыши машин, застывших в заторе на проспекте Революции. Испарина легла на витрины магазинов, и тупо пялящиеся на улицу манекены выглядели размытыми. Противно пахло мокрым воробьем от сырых спин в рейсовом автобусе. Эти влажные спины заполонили весь проход и площадку перед дверями.

Скоро мне надо было выходить, поэтому пришлось покинуть теплое – «насиженное» – дерматиновое сиденье и сделать попытку ввинтиться в густую толпу сгрудившихся мокрых спин. Первая попытка, выполненная в вежливой форме, оказалась неудачной. Тогда я начал вторую, более агрессивную, уже откровенно работая плечами и локтями.

Спины активно сопротивлялись, отпихивались и грубо огрызались. Одна злобная пожилая спина просто-таки тряслась от злости. Да так, что от нее во все стороны летели брызги дождевой влаги.

– Куды прешь?! Куды прешь?! – хрипло шипел кто-то мне прямо в ухо.

– Молодой человек, – визжал с другой стороны истеричный женский голос – молодой человек, вы мне ногу отдавили!

– Слезьте с меня, немедленно, – вторил ему другой – сейчас же!

Кто-то пытался вдавиться над сидящими счастливцами, чтобы уступить дорогу, а кто-то наоборот стремился отпихнуться от поручней вглубь толпы, еще более перегораживая проход. Старое, грязное пальто, откровенно вонявшее псиной, вовсе не собиралось быть вежливым. Спина под пальто напряглась, словно ожидая натиска и готовясь его выдержать. Я исхитрился и поднырнул под рукой, отпихнул чье-то мокрое плечо и, вырывая кнопки на своей старенькой куртке, ужом скользнул к дверям. Миг, и я уже скатился с прорезиненных ступенек на мокрую мостовую.

Со злобным шипением двери автобуса захлопнулись, огромные колеса провернулись в грязной жиже и, покачивая стеклянным задом, общественный транспорт укатил дальше. Мне уже давно понятно, почему автобусы называют «Общественным адом». Сегодня стало еще понятней.

Мне осталось уже совсем немного: перейти дорогу и добежать сотню шагов до офиса нашей Компании. Светофор в мою сторону горел как раз зеленым. Я, наверстывая время потерянное утром, метнулся через дорогу. И тут зеленый погас. Тогда я окончательно понял, что сегодня не мой день! Своего рабочего места в нашей компании я достиг еще минут через пятнадцать – мокрый от пота, грязный от мутной жижи, которой меня окатили и одолеваемый тоскливыми мыслями о собственной никчемности.

Работал я в небольшой консалтинговой компании. Мы консультировали предпринимателей, руководителей организаций, ипэшников по вопросам охраны труда, добровольной сертификации качества, противопожарной безопасности, обучали охранников и частных детективов и помогали им получать официальные лицензии. Брались даже за Специальную оценку условий труда. Но посетителей все равно было немного и нам – пяти менеджерам, двум программистам и сисадмину, приходилось отстаивать каждого клиента от захвата другим сотрудником. Чаще контакт заканчивался на телефонном звонке. Как у нас говорили, 90 % звонков были «холодными».

На утреннюю планерку у шефа я, разумеется, опоздал. Когда пробегал через операционный зал, Люба Конева мстительно прошипела мне вслед: «Получиш-ш-шь». Наш офис-менеджер Конева была неглупой и незлой женщиной. И даже не страшной, но очень сильно озабоченной созданием своей семейной жизни. Однако, все никак не могла дождаться своего суженого. Видимо, потому что имела очень завышенные требования к потенциальному отцу своих будущих детей. А я однажды имел неосторожность сказать при ней: «одна девушка ждала-ждала принца, а дождалась только почтальона, который принес ей первую пенсию». С тех пор она стала моим заклятым врагом.

Я приоткрыл дверь и увидел десять пар глаз, с нездоровым интересом уставившихся на меня. Извинившись и сумбурно объясняя причины своей задержки, я протиснулся к свободному стулу в углу офиса. Директор величаво поднялся со своего монументального кресла и вперил в меня грозный взгляд. Нашего директора и владельца фирмы звали Аностас. Но за глаза все его называли Иконостас.

– Эй, Денис, – вдруг вперился в меня взглядом Аностас Григорьевич – а чего это ты такой помятый? – и еще более грозно – И припухший! И глаза красные! Ты что бухал опять все выходные?

– Нет, – коротко ответил я.

В принципе, можно было на этом и остановиться. Шеф буркнул бы что-то неодобрительное себе под нос и отвлекся бы на кого-нибудь другого. На следующую жертву, так сказать. Но сдержаться я уже не смог. Я никогда не бухал беспробудно по выходным и слово «опять» здесь было совершенно неуместно! Словом, раздражение от неудачного утра не дало мне смолчать.

– Я не бухал, – подчеркнул я. – Я по работе скучал – твердо и тщательно выговаривая звуки, произнес я прямо в спину, успевшему отвернуться Аностасу. Одновременно в кабинете все как-то умолкли.

Шеф замер на полушаге и медленно развернулся ко мне. В глазах у него появился нехороший хищный блеск, но я уже не мог остановиться.

– Скучал, – повторил я и закончил – и плакал!

В помещении повисла тягостная, зловещая тишина. У шефа на лице отразился сложный мыслительный процесс. Все остальные замерли, не зная, что им делать и чего ожидать от начальства, звереющего на глазах.

– Плакал, значит? – Наконец, с трудом выговорил Аностас. Голос его был тих, но глубоко наполнен неизъяснимой язвительностью.

– И как, горько?

– Ну, почему же горько, – печаль моя была светла!

– А без премии твоя печаль будет светлой или темной? – вкрадчиво поинтересовался шеф.

– Все равно, светлой, – почти ласково ответил я и пояснил – Потому что очень работу люблю!

ВЫБРОШЕНЫЙ ИЗ ЖИЗНИ

Наверное, нет особой необходимости объяснять – меня уволили из фирмы, где я проработал почти четыре года. Причем не просто уволили, а вышибли вон, без всякого выходного пособия. Вышибли и бешено хлопнули, закрыв дверь за моей спиной.

Так я стал безработным. Не скажу, что это меня совсем убило. Зато не сделало сильнее. В конце концов, от Иконостаса определенно нужно было уже отдохнуть. Денег, правда, у меня было мало. Два дня назад был аванс, так что на первое время средства были. Что-то у меня хранилось дома, в старой деревянной шкатулочке, валявшейся на антресолях. Словом, пока проживу. А вот что будет дальше, даже думать не хотелось…

Я отшвырнул опостылевшую книгу в угол, встал с дивана и побрел на кухню. В седьмой раз за сегодняшний день я заглянул в холодильник и в очередной раз убедился, что он девственно пуст. Я всячески убеждал себя, что человек может очень долго обходиться без приема пищи. Но есть все равно хотелось.

Вернулся в комнату и взялся выставлять сегодняшнее число на старинном настольном календаре. Это была забавная безделушка, оставшаяся от моих давно ушедших родителей – металлический настольный календарь. Никелированная вертушка размером с колоду карт на массивной подставке. При повороте вокруг оси, карточка с текущим числом щелкнув опускалась вниз, а ее место занимала следующая. Карточек было 31 штука. Поэтому если в месяце было меньше дней, то надо было прокручивать дополнительное количество раз. Повертев минуту – другую, то же отставил.

Первые три-четыре дня я пытался заниматься какими-то домашними делами. Провел генеральную уборку в своей старенькой двушке. Отремонтировал давно оторвавшуюся дверку на антресоли древней мебельной стенки. Еще я старался готовить для себя вкусные обеды и ужины. Потом кончились продукты и желание готовить. Пробовал читать, но книг у меня было всего две: «Таинственный остров» Жюля Верна и «Три мушкетера» Дюма, и я уже знал их наизусть.

Всего месяц назад я расстался со своей девушкой Алисой. Если быть полностью откровенным, то это она рассталась со мной. И мне было не совсем понятно, почему это произошло. Мы, как будто особенно и не ругались. Как бы там ни было, но я был совершенно один. И не было рядом никого, кто заставил бы меня приняться более активно за поиски новой работы. Я все еще был в легкой обиженной грусти, в связи с разрывом с Алисой. Мне сейчас очень хотелось себя немного пожалеть. Впасть в аристократическую депрессию, так сказать. Поэтому я лишь озаботился созданием своего резюме, украсив, разумеется, в нем свои деловые качества, и поискал фирмы с аналогичными видами деятельности.

Разослав в несколько десятков фирм свое резюме, я на том и ограничился, а сам некоторое время увлеченно рубился в компьютерную игру, но затем и в Интернете у меня закончились средства. Так же как и на телефоне. Еще через неделю я понял три важные вещи. Первое – деньги это очень важный компонент жизни современного человека. Второе – без денег прожить практически невозможно. И третье – они у меня кончились.

C этого момента – приблизительно через пару недель после увольнения – время для меня, словно остановилось. Оно не просто замерло – оно умерло! Стрелки на часах остановились и подло за мной подсматривали. Порой мне казалось, что стоит мне отвернуться, как они начинают двигаться. Но едва я поворачивался, чтобы вновь взглянуть на них, два стрелки молниеносно отпрыгивали назад и застывали, как притворившийся мертвым жучок, которого застигла на открытом пространстве птица.

Я совершено не знал, что мне делать и чем заняться. Вспомнил, как в детстве, клеил домики и крепости из спичек и решил убить время этим же. Но достаточно количества спичек дома у меня не оказалось. А покупать еще этого горючего строительного материала в то время, когда у меня не было денег приобрести еды, мне показалось верхом неосмотрительности.

Думаю, любой со мной согласиться – в жизни каждого человека рано или поздно наступает такой момент, когда он начинает рационально и отстраненно оценивать всю свою жизнь. Но мне – двадцативосьмилетнему шалопаю и раздолбаю, до сих пор не обремененному семьей, это пока явно не грозило. Поэтому бесконечные часы, проведенные в одиночестве, рождали у меня мысли, но не о смысле жизни. Это были мысли о том, где раздобыть много денег. Как достать оружие и отомстить. И еще мысли о себе – любимом, и о том, как меня страшно обидели. Но хуже всего было ночью.

НОЧНОЙ ВИЗИТ

Ночь погружала в темноту и будила желания. Она будоражила мысли и рисовала заманчивые картины. Она тревожила! Она не давала мозгу успокоиться, чтобы можно было заснуть. Скомканная подушка казалась раскаленной. Во мраке темной комнаты мерещились и чудились давно забытые и совсем новые образы. Тени соблазнов бродили рядом со мной. Я вставал с дивана, подходил к окну и смотрел вниз – куда манила неизведанная чернота почти не освещенного двора. В тени деревьев, под майской Луной, на скамейке угадывались очертания парочки, выбравшей укромное, уединенное место. В моем воспаленном мозгу начинали рождаться неуемные фантазии. Например, после какого поцелуя парень перейдет к более решительным действиям. Или, скажем, есть ли трусики на девушке или нет.

Тишина и мрак заняли всю мою тесную квартирку. Они оккупировали прихожую, кухню и гостиную. Только в маленькой спаленке, где на смятой постели сидел уставший, затравленный зверек, тускло горел тяжелый, бронзовый советской эпохи торшер. Мне хотелось плакать, хотелось кричать, хотелось спросить кого-нибудь, что мне делать дальше…

И тут громкий звонок в дверь расколол тишину, словно молоток зеркало. Осколки брызнули во все стороны, проникая в каждый угол. Я вскочил, как ошпаренный – так неожидан был этот звук в тишине ночной, безмолвной квартиры. Палец безошибочно нашел кнопку и включил верхний свет. Потревоженные тени обиженно убрались под стол, за телевизор и за кресло. Новый звонок взорвался в прихожей. Он метко нанес удар по моей черепной коробке и гулко отдался где-то в мозжечке.

– Какого…, – громко заорал я, подходя к двери.

Надо признаться, что в глубине души я был даже рад. Наконец-то, кто-то обо мне вспомнил. Третий звонок – требовательный и беспардонный, загремел на весь дом, когда я уже открывал замок и распахивал дверь. Я ее распахнул решительно и широко, приготовив заранее несколько крепких словец по поводу неких психически нездоровых людей, бродящих в ночи. Но затем фраза из ненормативной лексики вдруг замерла на моих губах.

Передо мной стоял Анастас…

Выглядел он отвратительно. Он был измучен, блестел от пота и с трудом держался за косяк моей двери. Одежда была вымазана какими-то пятнами. От него тяжело пахло словно бы смесью сена, чеснока и сгоревшей проводки. Я раскрыл рот, но даже не знал, что сказать. Мне вдруг подумалось, что он сейчас отдышится и как гаркнет: «Ну, что, ты готов к новым трудовым свершениям?» Но этого не произошло.

– Денис, мне нужна твоя помощь.. – выдавил шеф с трудом.

– Моя!? – Опешил я, разинув рот.

Директор моей (бывшей моей) фирмы с трудом встал в проеме двери, отстранив меня. Аностас тяжело дышал. Под глазом у него отчетливо виднелся синяк. Волосы были всклочены и стояли дыбом. Мне в голову пришла совершенно дикая мысль, что шефа избили и ограбили на темной ночной улице. А теперь ему некуда пойти.

– А какая, Вам, помощь нужна, – с трудом промямлил я.

– Мне очень надо, чтобы ты взял у меня один пакет и срочно уехал из города.

– Вот так вот, просто – взял и уехал.

– Денис, – простонал Аностас – у меня нет времени. Я умоляю тебя.

– А-а-а-ностас…Григорьевич, – промычал мой онемевший язык, – а почему именно я? Что никто другой…

– Больше некому…

– ?

– Ты уже не работаешь в конторе. К тебе не придут. По крайней мере, сразу.

– Кто не придет?

– Они… И живешь ты один. У тебя нет родителей. У тебя нет семьи. Это очень важно и удобно. Поэтому твой отъезд никого не обеспокоит и никому не будет заметен. И искать тебя не будут.

– Кто не будет меня искать, – взорвался я.

– Позволь мне войти, – жалобно попросил Аностас.

Только теперь я заметил в его руке небольшой увесистый пакет…

– И могилу мою искать никто не будет, – съязвил я.

– Де-е-енис!

– А на чем ехать прикажете? На почтовом дилижансе, – снова не удержался я, чтобы не съязвить.

Иконостас молча протянул мне ключи от машины…

В БЕССМЫСЛЕННЫЙ ПУТЬ

С собой я взял хороший складной нож, набор отверток и фонарик, а так же пару футболок, спортивный костюм и чистые носки. Даже не знаю, как выглядели со стороны мои торопливые, судорожные и бессмысленные сборы в дорогу. У меня еще так не бывало. Я не знал, что это за дорога, я не знал, что меня в ней ждет, я не знал, зачем я еду. Но, в жизни так случается. Бывает, что ради дружбы, ты идешь на выручку товарищу по первому его зову, даже не зная, что он натворил. Даже не зная, а прав ли он сам! Но, Аностас!? Что заставило меня согласиться, я не знаю. Наверно, это была сама Судьба.

Аностас Григорьевич говорил мне что-то еще. Что-то долго объяснял, рассказывал. Он, как будто, даже не уговаривал меня. Вроде бы как, я должен был выполнить некий долг. Собирался я словно в тумане, поэтому слушал его невнимательно. Отложилось только одно, какое-то странное научное слово – «Бифуркация». Уж не гипноз ли применил ко мне чертов Иконостас?

Машина была дрянь – старенькие «Жигули» – «Шестерка» не броского кофейного цвета. Но она ездила! А вскоре я убедился, что она очень даже прилично ездила. Бросив свою дорожную потрепанную сумку на заднее сиденье, я вдруг почему-то передумал и переложил ее в багажник. Двигатель завелся с пол-оборота и мягко по-звериному заурчал. Когда я придавил педаль акселератора, то с приятным изумлением обнаружил, что стрелка тахометра лихо очертила дугу почти по всему циферблату. При этом движок не взревел, как сумасшедший и не взвыл от перегрузки, словно это была совсем не старая жигулевская классика. Как же хорошо все-таки, что я несколько лет назад отучился на автокурсах и получил права водителя.

Шестерка выбралась из темного двора, преодолела пару улиц и вышла на проспект. А дальше весьма уверенно набрала приличную скорость. Через пару километров меня ожидала транспортная развязка, откуда был прямой путь на выезд из города. Но незадолго до нее, произошло странное происшествие с дорожно-патрульной службой.

На обочине виднелся автомобиль. В темноте он казался иномаркой. Рядом крутился гаишник, а второй с четырьмя звездочками на погонах уже поднял перед моей машиной свой полосатый жезл в характерном гибедедешном «приветствии». Я счел, что произошла авария, и я нужен в качестве понятого, поэтому сразу остановился. Но что-то меня насторожило, поэтому двигатель я не заглушил и из машины не вышел. Полицейский неторопливо (как все гаишники – это у них фирменное) подошел к «Шестерке».

– Вы не могли бы выйти из машины, – спросил инспектор, наклоняясь к моему полуоткрытому окну.

– А что случилось-то, – поинтересовался я?

– Эй, да ты чё? Не напрягайся ты так, чувачок! – довольно странно зазвучали слова гаишника.

– Я и не напрягаюсь, – буркнул я.

Я уже потянулся к ручке, чтобы открыть дверь и слегка наклонился. И тут, в свете фар проносившейся мимо автомашины, я вдруг краем глаза заметил, что в руке у «гаишника» появился пистолет. Медленно-медленно он вытаскивал своего «Макарова» из кобуры.

– Ты уже приехал, чувачок, ты мой плешивый! – странно и почти ласково проговорил таинственный незнакомец в форме.

– Что-что? – переспросил я, выжимая сцепление и втыкая скорость.

– Эй, да, ты чего сегодня такой серьезный? – продолжал шутить капитан.

И тут я отпустил сцепление и со всей дури вдавил педаль газа в пол. Движок резко взвыл, а машина вдруг ракетой прыгнула вперед и помчалась стрелой по улице. Я еще успел услышать матерный крик, а в зеркало заднего вида разглядел псевдогаишника, поднимающего пистолет, и яркую вспышку выстрела. Но пуля прошла мимо, а моя Шестерочка, выдала мгновенно набранные 150 км/час и через минуту была очень далеко.

Кто это был – наемники или оборотни в погонах, я не знал. Да, и знать особо не хотелось. Не очень было понятно, что они хотели от меня. Больше всего походило, что меня хотели просто «грохнуть»! Веселое начало путешествия, отметил я, резво сворачивая с проспекта. Теперь меня не найдут! Еще десять минут, и я стремительно покинул бренный Воронеж, а в свете жигулевских фар лишь мелькали один за другим километры пустынного асфальта.

ГРОЗА

Рассвело. Поднялось солнце. Наступил теплый солнечный день. Вот уже несколько часов я мчался по достаточно хорошему асфальту на восток. Между тем, небо стремительно стали заволакивали огромные черные тучи. Они неслись по небу с чудовищной скоростью. Сизо-черная кайма облачности стремительно надвигалась с юга, как орда бесчисленных кочевников, пошедших в сокрушительный набег на оседлых земледельцев. Гром сначала донесся издалека, как рокот водопада. Затем он нанес сокрушительный удар, так что сама земля содрогнулась, а потом он уже гремел не умолкая.

Удар молнии почти рядом с дорогой высветил каждую грязную точку на ветровом стекле. А следом потоки воды с небес обрушились, скрыв даже лесополосу вдоль дороги. Асфальт трассы оказался весь укрыт сплошным водяным покрывалом. Оглушительный раскат грома, от которого внутри тела все содрогнулась, ударил меня со всех сторон. Дальше машину я вел, практически на автомате. Временами ливень немного ослабевал, словно набирался сил, а затем снова обрушивался на землю с неистовой силой. Даже не знаю, дождь гнался за мной и нагоняя избивал нещадно, или же я тащил эту сумасшедшую тучу и бешеную грозу за собой.

Удары грома и полыхание молний следовали друг за другом непрерывно. Вот вновь свирепый разряд молнии, похожей на жуткий волшебный цветок. И снова разряд. И еще один. Бросок автомобиля заставил меня с ужасом подумать, что меня, вероятно, смыло с дороги. Ощущение того, что меня куда-то выбросило, было абсолютно реальным.

Но вскоре все стихло. Небо почти мгновенно очистилось – вновь светило ласковое майское солнышко, стоявшее в самом зените. И вновь дорога стелилась под мои колеса. Правда, выглядела она несколько по-другому – словно бы постарше. Как если бы я ехал по ней куда-то в прошлое. Моргали в боковое стекло мелькающие ветки деревьев. Их чередовали встречающиеся реже километровые столбы. Дорога сама текла под колеса. Машина заглатывала ее километр за километром, урча двигателем, пережевывала и выплевывала назад через трубу глушителя. Я несся куда-то по-прежнему на восток, уже совсем не понимая, где нахожусь.

Асфальтовое полотно вильнуло налево, обежало группу огромных вековых дубов и снова вернулось правее. Хорошо, что я снизил на повороте скорость. Когда машина вырвалась из темного туннеля под густо смыкающимися дубовыми ветвями, почти перед бампером вдруг оказался человек. Я резко затормозил. Завизжали тормоза, и автомобиль остановился с заглохшим мотором.

Прямо посреди дороги на кресле странной конструкции сидел, спиной к подъехавшей к нему автомашине, человек. Сидел он спокойно, без малейших признаков тревоги и даже не шевелился. Я несколько секунд отупело посидел, приходя в себя. Потом вылез из машины и медленно подошел. «Может он уже мертв?» – мелькнула в голове дурацкая мысль. Немолодой мужчина, казалось, спал. Я медленно обошел жилистое изможденное тело в фуфайке, возлежавшее на инвалидной коляске.

Но вот его глаза медленно открылись – тусклые и бесцветные – они смотрели, словно сквозь меня. Правая рука, лежавшая на коленях, медленно, плавно опустилась, подобно ползущей змее, вниз. Оказывается прямо на асфальте, рядом с креслом стояла початая бутылка водки, тип «поллитра». Правильнее сказать, полупустая бутылка. Мужик тряхнул неопрятной теплой кепкой неопределенного возраста, заторможено взял бутылку, и медленно подняв до уровня головы, сделал внушительный глоток.

Бутылка тем же неторопливым путем вернулась на асфальт. Незнакомец удовлетворенно икнул, а глаза его стали более осмысленными. Наконец, они сфокусировались на стоящем перед ним человеке.

– Ты…э-э-эт-то… хто? – с трудом, наконец, произнес инвалид.

– Я-то? Да, Оби ван Кеноби! – бодро ответил я ему.

Мужик кивнул, поскреб нечесаную голову и пробормотал себе под нос никогда неслыханное странное имя. Немного подумал и молча протянул мне свою «поллитру». Я отрицательно покачал головой. Счастливая улыбка раздвинула щетину на заскорузлом лице. Сделав еще один глоток, мужик поставил бутылку обратно на асфальт и вопросительно уставился на меня.

– Слушай, – с трудом выговорил он – а как там с нашим вступлением в ВТО? Приняли они нас, суки, или еще нет?

– Не знаю. – Честно ответил я, подивившись интеллектуальному развитию алкоголика. Затем и сам спросил – Ты, что здесь делаешь?

– Я-то? О-о! А я здесь культурно отдыхаю! – гордо, почти не запинаясь, ответил он мне.

– Так далеко от жилья? А почему на дороге?

– Почему далеко, – удивился мужик, – здесь же рядом Дом Престарелых.

– Какой Дом? И где, здесь рядом? – теперь уже удивился я.

– Да, это, вот …сто шагов, – наконец, выговорил он.

– Он, что прямо в лесу?

– Ну, да! А чего такого-то? – опять изумился мой собеседник.

– А село хоть какое-нибудь здесь есть?

– Зачем село? Тут рядом целый город. Ты, это, – мужик помолчал, подбирая слова – почему-то подъехал к нему с другой стороны. Отсюда к нам никто не приезжает!

Объехав пьяницу, я тронулся дальше. Действительно, буквально через сотню метров из-за леса вынырнуло большое, квадратное в плане, двухэтажное здание из белого кирпича, окруженное садом и кольцевой асфальтовой дорожкой. Вокруг слонялись подозрительные люди, как женщины, так и мужчины. Немного выждав и понаблюдав за ними, я поехал по ухабистой дороге с остатками асфальта дальше.

Проехав пару километров через лес, оставив слева огромное кладбище, а справа пустырь, над которым курилась зловонная дымка, я, наконец, въехал в город. Начинался он с беспорядочно насыпанных по склону пологого холма белых пятиэтажек. Их было, наверное, не менее нескольких десятков. Однообразные, как две капли воды похожие друг на друга, коробки издалека казались грудой детских кубиков. Среди них одиноко вздымалась единственная девятиэтажка. Справа высились цеха какого-то завода.

Дорога, постепенно превратившись в улицу, вела меня все дальше и дальше вглубь города. Оставив справа огромные, закопченные корпуса какого-то завода я оказался в самой гуще одноэтажного частного сектора. Улица, хотя и асфальтированная, все равно казалась сельской. Около некоторых домов в мусоре и пыльной траве рылись куры. На одном из домиков я увидел табличку с названием улицы: «Победа Разума». Но вот дорога вновь расширилась. После ее поворота я уперся в неожиданное препятствие. Шлагбаум перегородил хорошую бетонную дорогу – вероятно, закрытый объект. В советское время такие дороги из бетонных плит подходили обычно к военным базам и аэродромам. Я покрутился рядом, но меня прогнали полицейские – три здоровых мужика в черной форме и с большими резиновыми дубинками. Они пообещали намять мне бока, если еще раз здесь увидят. Я им почему-то поверил и не замедлил ретироваться.

Еще здесь ко мне привязался какой неуклюжий, лохматый парень с фотоаппаратом. С его слов, он был репортером местной газетенки. Он как-то сразу догадался, что я приезжий и начал клянчить у меня интервью. Я был вынужден дать ему клятвенное обещание рассказать о себе все-все, но чуть позже. Словом, с трудом отвязался. Но надоедливый фотограф всучил-таки мне свою визитку, где было написано «Владимир Марочкин – фото людей и животных, любого размера». Сев снова в «Жигули», я двинулся дальше по направлению к центру. Вскоре я преодолел железнодорожный переезд и, по-видимому, с окраины, наконец, попал в сам город.

Улицы города были довольно однообразны. Все прямые, все относительно широкие, с очень большим количеством зелени. Целые аллеи каштанов, кленов, тополей тянулись вдоль многих улиц на всем их протяжении. Кое-где перед домами росли яблоневые деревья, сливы, вишни. Было много сирени. Целые заросли ее местами полностью отгораживали тротуары от проезжей части. По правде сказать, тротуаров-то почти никаких и не было. В лучшем случае перед домами самими хозяевами были замощены площадки. Где шлаком, где отсевом, где битым кирпичом. Местами попадались и небольшие асфальтовые пятна. В конце концов, я бросил машину на площадке перед кинотеатром и пошел дальше пешком.

МАКС

На какой-то улице, прямо на меня, из неожиданно открывшейся калитки, выскочил подросток – мальчик лет двенадцати. Черноволосый мальчуган в застиранной и вылинявшей футболке и шортах грязно-желтого цвета. Я остановился от неожиданности, а паренек, буквально наткнувшись на меня, вздрогнул и отшатнулся назад в замешательстве. Впрочем, следом за ним с криком выскочила всклоченная женщина в цветастом халате. Она явно собиралась отвесить мальчишке затрещину, но, увидев меня, остановилась. А подросток, мгновенно сориентировавшись, бросился ко мне.

– Конечно же, я вам покажу, как туда пройти, – затараторил он, крепко вцепившись в мою руку.

– Э-э, хорошо, – промямлил я, глядя прямо в умоляющие серо-зеленые глаза мальчика – пойдем, а то я тороплюсь.

Мы немедленно пошли по улице вдоль бесконечного серого забора, по верху которого тянулась одна нитка колючей проволоки, местами прихваченная ржавыми гвоздями. Вслед донеслись с трудом приглушенные проклятия. Женщина сзади очень грязно выругалась и пообещала спустить проклятому «вредителю» всю шкуру, как только он «соизволит» вернуться.

– И чего же ты натворил, малыш? – не удержался я.

–Я, – мальчик посопел, нерешительно глядя на меня, – змеевик опрокинул. – И, помолчав, добавил – нечаянно.

– Какой такой змеевик? – не понял я.

– Обычный, – вздохнул мальчуган, – от самогонного аппарата.

– О-о-о! Вот это ты попал!

Паренек кивнул и понурил голову.

– А как тебя зовут?

– Максим, – едва слышно произнес подросток. – Друзья зовут меня Макс. А дома, – он опять тяжело вздохнул, – а дома – вредителем!

Когда мы отошли от дома Макса почти два квартала, я потрепал его по курчавой голове и посоветовал бежать по своим делам. Когда мальчик ушел, я двинулся дальше и вскоре достиг центра городка. Центральные улицы (а их было всего-то несколько Советская, Свободы, Комсомольская и Победы) были заасфальтированы, но, очевидно, очень давно. Старый, весь израненный женскими острыми каблучками, битый трещинами, кое-где простреленный травой, светло-серый асфальт пока еще держался, но выглядел плачевно. Было такое ощущение, что городок, каким-то образом ухитрился застыть где-то в далеких советских временах.