Текст книги "Хирург возвращается"

Автор книги: Дмитрий Правдин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Понравилось – не то слово! У вас просто замечательные повара. Лично я просто в восторге от их искусства. Если так ежедневно потчевать больных, то скоро вы останетесь без работы.

– Почему это?

– Валентина, вы просто прелесть! Потому, что все страдальцы от такой шикарной пищи и такого почти домашнего обслуживания в одночасье поправятся и ваше учреждение им станет не нужным.

– Спасибо! – слегка краснеет девушка. – На завтрак приходите к восьми часам, можно чуть пораньше.

– Не стоит беспокоиться, Валентина, завтрак я всегда пропускаю.

– У нас обычно очень вкусная каша по утрам: либо рисовая, либо манная, и все на натуральном молоке.

– Охотно верю, только как-то не привык завтракать. Но на обед обязательно приду.

Еще раз поблагодарив раздатчицу за хлеб-соль, я выхожу из-за стола, в намерении отыскать заведующую и потолковать с ней по душам. Но как назло, Зинаида Карповна как сквозь землю провалилась.

– Заведующую в приемный покой вызвали, там хирургического больного привезли! – сообщает мне медсестра Ирина Петровна. – Если она вам срочно нужна, то там поищите. Учтите, что в приемник можно попасть только на лифте.

– Как так?

– Так задумано, чтоб больные не разгуливали по больнице. Вниз и верх идет только лифт.

– А лестница? А вдруг пожар приключится?

– Лестница открыта только со второго этажа, а на первом она заперта на ключ. Если пожар или другое ЧП, в приемном покое ее должны открыть и начать эвакуацию.

– Забавно как! Ладно, бог с ней с заведующей, еще найду время пообщаться…

Спустившись к себе в комнату, вижу, что во дворе больницы особых перемен нет: ни машин «скорой помощи», ни толп больных и изувеченных, жаждущих помощи. Через открытые окна я слышу только неподвижную тишину да далекие крики чаек.

В это время года у Белого моря стоит полярный день. Солнце вскоре скатилось за кромку леса, синеющего у горизонта, и наступило что-то вроде сумерек, но ожидаемая мною темнота так и не накрыла Карельск. Я лежу на кровати и продолжаю читать, хотя часы уже показывают полночь: естественного освещения вполне достаточно, чтобы читать мелкий текст. Я как-то не привык спать при свете, но, промучившись с полчаса, кое-как засыпаю.

Около трех часов ночи я неожиданно просыпаюсь от специфического хлопанья автомобильных дверей и каких-то истошных криков, доносящихся снаружи. Чей-то зычный голос требует, чтобы немедленно отворили двери приемного покоя.

«Началось! – мелькает у меня в голове. – Привезли крайне тяжелого пациента, и, возможно, понадобится моя помощь. Надо прояснить обстановку». Я стремглав бросаюсь к окну.

– Да идите вы все в жопу! Стю-ар-дес-са по имени Жа-анна! – раздается с улицы, там двое в полицейской форме за руки вытаскивают из служебной машины отчаянно сопротивляющегося человека. – Отстаньте все от меня! – вопит пьяный громила. – Вы завтра все будете уволены! Стюардес-са по имени Жа-анна!..

Тут из-за угла выруливает еще одна патрульная машина, из нее выскакивают трое полицейских, и уже впятером тащат упирающегося здоровяка к дверям приемного покоя. Вскоре фанат Преснякова-младшего скрывается со своими конвойными в подъезде, а я теряюсь в догадках: что бы все это значило?

Минут через тридцать снизу доносятся приглушенные голоса. Здоровяк понуро идет впереди, сзади выступают служители закона, лениво перебрасываясь между собой короткими фразами. Песен больше он не распевает, не вырывается и не пугает своими связями. Выпивоху сажают в полицейский уазик, который тотчас уезжает в неизвестном мне направлении. Вторая полицейская машина остается около больницы, а два патрульных молча курят рядом.

Раздосадованный, я падаю в койку и, накрывшись с головой одеялом, пытаюсь уснуть. В пять утра меня поднимает на ноги истеричный женский вопль, грубая брань, знакомое уже хлопанье дверей и приказ отворить двери в приемном покое.

– Козлы вонючие! – извивается между двумя полицейскими прилично одетая и даже, кажется, миловидная дама. – Вы!!! Завтра!!!

– Девушка, давайте не будем ругаться! Мы можем запросто привлечь вас за оскорбление при исполнении! – пытается утихомирить красотку молодой лейтенант.

– Да, ты знаешь, сопляк, кто я такая? – словно не слыша предупреждений, она оглашает окрестности отборным матом. – Я вот тебя сейчас! – И пытается выцарапать офицеру глаза наманикюренными ногтями.

– А вот это уже перебор! За это уже уголовная ответственность наступает! – И подбежавший сзади капитан полиции защелкивает на ее запястьях стальные браслеты.

– Ты чего, гад, творишь? – рычит закованная в наручники хабалка. – Немедленно сними!

– Сейчас проведем ваше освидетельствование, отвезем к нам в отделение и решим, что дальше делать.

– Чего проведем? Какое осве…осведетете…тьфу! Освидетель… Чего вы там со мной хотите сделать?

– Провести освидетельствование на предмет вождения автомобиля в состоянии алкогольного опьянения. Вы пьяная ехали за рулем и спровоцировали ДТП…

– Ты чего гонишь, а? Сатрап! Какое такое ДТП?

– Дорожно-транспортное происшествие! Вы врезались в другой автомобиль, слава богу, никто не пострадал, – терпеливо объясняет гаишник.

– Я имею право на один звонок своему адвокату! – картинно заявляет дамочка, тряхнув кудрями.

– Проведем медицинское освидетельствование, а там посмотрим. И не пытайтесь сопротивляться! Сопротивление при исполнении, а уж тем более нападение на сотрудника полиции весьма чревато и уголовно наказуемо!

Кое-как полицейские затащили отчаянно сопротивляющуюся дамочку внутрь здания. Некоторое время оттуда еще доносятся неприличные вопли, издаваемые пьяной женщиной. Теперь ясно, что все-таки происходит вокруг: вылавливают пьяниц и привозят их на медицинское освидетельствование в ЦРБ. Не дай бог, чтоб этим неблагодарным делом заставляли заниматься еще и дежурных хирургов.

Третья попытка уснуть увенчалась успехом лишь спустя минут двадцать после старта. Не знаю, спал ли я, но сквозь дрему снова слышал хлопанье автомобильных дверей и крики нетрезвых сограждан. Да, от такого приятного соседства точно не соскучишься.

Интересно, а как себя чувствуют больные в отделениях, расположенных возле приемного покоя? Или человек ко всему привыкает? Возможно, и я вскоре перестану обращать внимание на подобные мелочи? Ладно, поживем – увидим.

Глава 8

Утром я просыпаюсь вовремя, около семи, но чувствую себя жутко разбитым и удрученным. Сказывается веселая «хлопающая» ночка. Если так и дальше пойдет, как же я буду тут высыпаться и отдыхать? Это постоянное хлопанье автомобильными дверями и уличный галдеж доконают любого, причем сравнительно скоро, судя по местной символической звукоизоляции.

Тем не менее, сделав зарядку и приняв холодный душ, я еще раз все взвешиваю. Зачем раньше времени поднимать волну недовольства? До этого я вполне терпимо относился к уличным звукам, когда-то и вовсе жил у самой железной дороги, где грохочущие поезда проносились мимо моих окон каждые пятнадцать минут. И ничего, привык! Человек ко всему привыкает, это всего лишь вопрос времени.

И сегодня ночью я мог бы не концентрироваться на посторонних звуках, доносящихся снаружи. Но нет, каждый раз я подпрыгивал и бежал к окну, чтобы посмотреть, в чем дело. Я подспудно ждал, что доставят интересного пациента, и непременно хирургического, да еще такого, что только срочная операция, да еще с моим участием, спасет ему жизнь.

А все оказалось куда прозаичнее: пьяненьких нарушителей общественного покоя привозят для медицинского освидетельствования, чтобы определить степень опьянения. Проще надо ко всему относиться, гораздо проще! Если бы возникла потребность в моей помощи, меня наверняка бы пригласили. И спрашивается, чего ради было так надрываться?

Наступает мой первый рабочий день на новоиспеченном месте. По пути на хирургию я еще раз радуюсь за периферийное здравоохранение – везде, на всех этажах кипит важная работа: санитарки старательно моют полы, всюду пахнет чистотой. Я не перестаю этому удивляться.

Сегодня второе августа – день ВДВ. В Питере, к примеру, это чрезвычайно напряженный и неоднозначный день: обязательно доставят кого-нибудь, кто мешал доблестным экс-десантникам справлять свой праздник или попытался высказать недовольство по поводу их традиций. Поглядим, кого в этом месте подкинут.

Без четверти восемь я уже возникаю в отделении. К моему изумлению, сестра-хозяйка уже не только приступила к своей работе, но и оказалась мила и очень приветлива.

Не намерен чернить весь младший медицинский персонал, но, что греха таить, в большинстве лечебных учреждений приходится иметь дело с пьющими работниками. Ну кто, скажите пожалуйста, пойдет трудиться на такую грязную и низкооплачиваемую работу? Сюда берут всех желающих, не особенно беспокоясь об их моральном облике, и текучесть кадров среди них довольно велика. Обычно санитарок, уборщиц и сестер-хозяек хватает лишь до первой получки или аванса, а там – пиши пропало: уходят в «штопор», пока деньги не закончатся.

Люба, так зовут сестру-хозяйку хирургического отделения карельской ЦРБ – женщина довольно симпатичная, молодая и не производит впечатления человека, увлекающегося «этим делом». Это меня сильно радует.

Она сообщает, что готова не только погладить мою именную спецодежду, но и предложить местную медицинскую униформу, причем абсолютно новую, во временное пользование. Я, конечно, радуюсь такому предложению, поскольку перспектива самому стирать загрязненное кровью и остальными биологическими жидкостями обмундирование меня не прельщает. А раз форму выдают, значит, сами постирают и заменят по мере необходимости. Да, местные традиции мне определенно по душе.

Ровно в восемь ноль-ноль я вхожу в ординаторскую в отутюженном халате, пахнущем той необычайной свежестью, что бывает только у новых вещей, надетых в первый раз. Белый халат, выданный Любой, оказался мне впору, но пришлось надеть его поверх «гражданки», так как медицинскую робу она еще не погладила и пообещала занести позже.

– Доброе утро! Я – Дмитрий Андреевич Правдин, хирург из Петербурга. Прибыл к вам в помощь! – Я пожимаю руку поднявшемуся мне навстречу крепкому коротко стриженному парню лет тридцати, одетому в синюю медицинскую робу.

– Григорий Петрович Постников, хирург туземного отделения, – широко улыбаясь, представляется доктор. – Наслышаны о вас, Дмитрий Андреевич. Рады вашему приезду!

– От кого наслышались? – интересуюсь я, усаживаясь на стул недалеко от свободного письменного стола. Всего в ординаторской стоит три стандартных казенных письменных стола со стульями, но занят только один. Все столы в безупречном порядке, включая и стол Григория Петровича.

– От главного врача, разумеется, – продолжая улыбаться, сообщает мне Григорий Петрович, – от кого же еще?

– Ну, может, от Зинаиды Карповны?

– Что вы, – морщится парень, как от зубной боли, – мы с ней не особенно знаемся.

– Похоже, не у меня одного проблемы с заведующей?

– Уже успели познакомиться? Вы когда прибыли?

– Прибыл вчера под вечер, тогда же и имел честь быть представленным самой Зинаиде Карповне.

– Я знал, что вы на днях должны подъехать, но вчера пораньше ушел по своим делам, поэтому и не в курсе событий. В общем, она вас приняла, как обычно, чрезвычайно «радушно»?

– Еще как! Думал, что прямо с кулаками набросится.

– А вы знаете, за ней это не заржавеет. На врачей, правда, пока не наскакивала, а сестрам и санитаркам прилетает довольно часто!

– Ведет себя, словно зарвавшаяся помещица среди крепостных крестьян?

– Типа того! – подтверждает Григорий. – Ее тут все откровенно боятся. У большинства санитарок и медсестер при одном ее виде настроение портится. И ничего с ней поделать не могут! Из-за нее уже два прекрасных доктора ушли в дежуранты: не смогли с ней в день работать.

– Как так ушли? Наверное, водился какой-то грешок? – прищуриваюсь я. – Не может здоровый мужик просто так взять и уйти с насиженного места только оттого, что заведующая, пусть и такая одиозная, как ваша, его невзлюбила.

– Вы правы, – молодой хирург опускает взгляд, – водился за ними один недостаток.

– Этот? – я щелкаю себя по шее.

– Да. Этот, – вздыхает Постников. – Но сейчас они в глубокой завязке.

– Надолго?

– Думаю, навсегда! Они отличные хирурги, но Зинаида Карповна подловила их и удалила из отделения.

– А вы? – я снова щелкаю пальцами по шее.

– Ну что вы, Дмитрий Андреевич, я мастер спорта по рукопашному бою! Спиртного – ни грамма! Вчера, кстати, я отпрашивался на соревнования.

– Похвально! Однако, коллега, мы заболтались, а где сама дама?

– Она дежурство сдает, с минуты на минуту должна появиться.

– Да? А я торопился, боялся, знаете ли, опоздать. У вас рабочий день начинается с восьми часов?

– У нас-то с восьми, а у Зинаиды Карповны с девяти! Так что вы вовремя подоспели.

– Как это с девяти? У нее индивидуальный график?

– Почти. Я пять лет тут работаю, и все время так было: мы приходим на работу к восьми, а она к девяти.

– Довольно оригинально. А кто у вас тогда принимает утренние конференции? Вы?

– Да бог с вами, она и принимает! Никто не уходит домой, пока смену свою не сдаст. Все сидят и ждут прихода заведующей.

– Все терпеливо ждут, когда ея Величество соблаговолит осчастливить подданных своим присутствием. Забавно, забавно. А как на эти скромные причуды начальство смотрит?

– Начальство давно смотрит на все сквозь пальцы. У нее есть коронная отговорка: она уходит домой всегда очень поздно. Раньше шести вечера ни разу еще домой не ушла, а рабочий день у нас до четырех вечера, даже до без четверти четырех.

– Так пожалуйста, пускай хоть до полуночи сидит, если не успевает вовремя выполнить свою работу. Только народ-то отчего должен страдать?

– Ну, что я могу сделать? Я лично прихожу всегда к восьми. Пока осмотрю своих старых больных, пока ознакомлюсь с поступившими, уже и девять часов пробьет.

– Чего, небось, меня обсуждаете? – В дверь просовывается голова с лиловыми волосами и вместо приветствия начинает играть желваками. – Ну-ну!

– Здравствуйте, Зинаида Карповна! – подпрыгивает мастер спорта по рукопашному бою. – Даже не думали вас обсуждать!

– Здравия желаю, – здороваюсь я, не вставая со стула.

– Ну, тогда прошу всех ко мне! – крякает заведующая, заметив мое явное неуважение к ее персоне.

– Идемте к ней в кабинет, – отчего-то шепотом произносит Григорий. – Пятиминутки там проходят. Сегодня она с дежурства, так что начнем раньше. А завтра с девяти, как обычно.

Небольшой кабинет заведующей забит под завязку. Несколько испуганных, как мне показалось, барышень в чистой медицинской форме чуть ли не по стойке смирно выстроились вдоль стен кабинета. Только одна элегантная женщина средних лет в высоком синем колпаке бесстрашно садится на край дивана, рядом со столом заведующей, стараясь не задеть халатом рассыпанные истории болезни. Бросается в глаза, что со вчерашнего вечера к ним так никто и не прикоснулся. Эта отважная дама при дальнейшем знакомстве оказалась старшей медицинской сестрой хирургического отделения Ульяной Дмитриевной Романовой. Пожалуй, она один из немногих сотрудников, кто может хоть что-то возразить деспотичной заведующей.

Не обращая абсолютно никакого внимания на сиротливо прижавшихся к стенам медсестер, заведующая решительно проходит на свое место. Мы с Григорием Петровичем садимся в незанятые кресла и готовы внимать. Остальные представительницы коллектива даже не шелохнутся, так и остаются стоять, словно пригвожденные к месту.

Тут я замечаю вчерашних знакомых сотрудниц, приветствую и жестом приглашаю их присесть на пустой диван. Они в ответ только легонько качают головами, давая понять, что это невозможно, густо краснеют, заметив недовольный взор своей заведующей, и остаются стоять на прежнем месте.

– Всем доброго дня! – громко открывает утреннюю конференцию руководитель отделения.

– Если оно доброе, – тяжело вздыхает кто-то совсем рядом со мной.

– Разрешите представить вам нового хирурга Дмитрия Андреевича Правдина, – Зинаида Карповна недовольно смотрит в мою сторону и продолжает: – с сегодняшнего дня он примет участие в работе нашего отделения.

– Очень приятно! – я поднимаюсь со своего места и приветствую всех полупоклоном.

– Надолго к нам? – подает голос старшая медсестра.

– Надеюсь, что нет! – опережает меня Зинаида Карповна.

– Пока на месяц, а там дальше видно будет!

Она едва не давится от моих слов, однако живо приходит в себя.

– Кто сегодня у нас дежурил? Отчитывайтесь!

Отчитываются сухими докладами: сколько человек на отделении, сколько поступило больных, с каким диагнозом, кто температурил и беспокоился. Плюс пара-тройка специфических вопросов, не интересных для широкой публики. Через десять минут конференция заканчивается, и Зинаида Карповна всех отпускает:

– Если вопросов нет, расходимся по рабочим местам.

– А как же со мной? – интересуюсь я у заведующей, когда все остальные покидают кабинет.

– А что с вами?

– Мне необходимо выделить палаты с больными, внести в график дежурств или вы запамятовали?

– Ах во-он вы о чем! Ну хорошо, выделю вам палаты и внесу в график дежурств, но больше четырех не получится, так как приходится отрывать от других докторов. Сами понимаете, это их деньги, а вы их забираете.

– Готов дежурить бесплатно! – вспыхиваю я. – Из любви к искусству!

– Ну, зачем же бесплатно? У нас в стране любой труд оплачивается, и ваш – не исключение. Просто график уже составлен, и мне придется у наших врачей-дежурантов забрать ради вас, – она нажимает голосом на «вас», – несколько дежурств. Что, естественно, ударит по их карману.

– Зинаида Карповна, не стоит из меня делать этакого злодея, приехавшего в ваши края, чтобы только отбить хлеб у местных докторов.

– А разве это не так? Вы же к нам приехали.

– Не так! Насколько мне известно, у вас в отделении около десяти ставок хирургов, и половина из них никем не занята. Кроме того, вы заранее были предупреждены главным врачом о моем приезде и должны были составить график так, чтоб никто из врачей не остался внакладе. Получается, именно вы причина их урона, а не я. Кстати, месяц только начался, сегодня всего лишь второе августа, так что все еще поправимо.

– Ну! Ну! – качает головой заведующая. – Я поставлю вам четыре дежурства, но на большее не рассчитывайте!

– Как вам будет угодно. Когда выделите мне палаты?

– Сегодня! – сквозь зубы шипит она. – Сейчас ступайте в отдел кадров, там вас оформят на работу, а после поднимитесь в отделение, и мы решим, кого вам можно доверить лечить.

Оформление занимает около часа. Ни главного врача, ни его заместителя нет на месте. Строгая секретарша важно сообщает мне, что их, мол, срочно вызвали в Петрозаводск на какое-то эпохальное совещание. В общем, спросить совета, как дальше-то быть с мадам Васильевой, мне не у кого, и я, собравшись с мыслями, возвращаюсь в отделение, решив, что поступлю по ситуации.

Как и следовало ожидать, мне доверяют лечить десятую и девятую палаты, где лежат самые проблемные пациенты. У одних – неизлечимые онкологические заболевания, и они просто доживают свой век на койках стационара. У других – тяжелые заболевания либо травмы. У третьих – проблемные родственники, буквально терроризирующие персонал. Таких оказалось меньше всего, но они есть.

После того как Зинаида Карповна представляет меня пациентам, ко мне тут же обращается жена больного Иванова, который лежит в десятой палате с заболеванием сосудов нижних конечностей.

– Доктор, может, хоть вы мне объясните, когда же наступит улучшение у Семена Марковича? – атакует она меня, как только я остаюсь наедине с больными. – Третий год лечимся, а толку что-то не видно.

– А где сам Семен Маркович? – интересуюсь я, обведя взглядом пустую кровать.

– В туалет вышел. Позвать?

– Не надо, вдруг у него в данную минуту самый ответственный момент в жизни наступил, а вы спугнете.

– Да, смешно, – кривится женщина. – Только как вы его лечить собираетесь? Он уже…

– Я помню, три года лечат и все без толку. Посмотрим вначале на пациента, а там и определимся.

– А чего его смотреть? В истории болезни все давным-давно написано!

– Не знаю, как здесь принято, а у нас в Питере положено вначале посмотреть на больного, поговорить, после изучить медицинские документы, а там уже и выводы делать.

– О-о! Так вы из Санкт-Петербурга? – несколько смягчается недовольная дама. – Ну, вот и гляньте тогда на него еще раз, возможно, что-то новенькое подскажете в лечении моего мужа. Как там с новыми технологиями по лечению болезней сосудов нижних конечностей?

– На уровне. А скажите, для чего вы с ним в палате находитесь? Он так плох и нуждается в вашей опеке?

– Что вы, доктор? Сплюньте! Да вот он уже и сам к нам идет!

В палату бодрой походкой входит энергичный человек лет шестидесяти и без особого труда ложится на свою койку. При осмотре я не нахожу ничего, что бы указывало на тот диагноз, с которым он тут находится. Превосходная пульсация артерий нижних конечностей и полное отсутствие каких-либо трофических расстройств на стопах окончательно убеждают меня в том, что этого Семена Марковича лечат от надуманной болезни. Возможно, из-за возраста он и имеет какие-то хронические заболевания, но уж никак не связанные с хирургией. Стационарное лечение ему не показано. Теперь остается убедить в этом не только лжебольного, но и его весьма требовательную супругу.

– Да что вы себе позволяете! – взвивается жена Семена Марковича. – Как это вы ничего у него не находите? Мы по три раза в год тут лежим и капаемся.

– Послушайте, как вас по батюшке?

– Елена Анатольевна!

– Так вот, уважаемая Елена Анатольевна, к счастью, у вашего мужа нет заболеваний сосудов нижних конечностей. И никогда не было, так как этот процесс необратимый.

– Доктор, вы ничего не путаете? – Моя собеседница сразу переходит на два тона выше. – А может, вы и не разбираетесь вовсе в его болячках?

– Послушайте, – терпеливо продолжаю я, – у него пульсация артерий лучше, чем у меня. Ваш муж прекрасно двигается, и я не заметил у него тех симптомов, которые характерны для данной хвори.

– А может, он у меня особенный! Вам это не приходило в голову?

– Елена Анатольевна, не сочиняйте! Все эти заболевания давно изучены и хорошо описаны во всех учебниках. Ведущий симптом – ослабление или исчезновение пульсации вначале на периферических артериях, а в дальнейшем и на магистральных. Не надо спорить! Скажите лучше, вы хоть раз УЗИ сосудов ног выполняли?

– Разумеется, нет, и, насколько я знаю, в нашем Мухосранске его не делают.

– За эти три года не только в Петрозаводск, но и в Питер, и в Москву можно было съездить!

– Нас никто не направлял!

– Давайте я вас направлю. Поедете?

– Что у вас тут за скандал? – тихо подкралась сзади заведующая. – Уже конфликтуете?

– Вот, Зинаида Карповна, – жена Семена Марковича тычет в меня коротким толстым пальцем с перстнем из желтого металла с красным камнем. – Ваш доктор утверждает, что у Семы нет атеросклероза! И вы его третий года напрасно лечили! Что вы на это скажете?

– Для начала давайте выйдем из палаты! – решительно требует Зинаида Карповна. – Он не наш доктор, – выплевывает она сквозь зубы, когда мы оказываемся в коридоре. – Дмитрий Андреевич у нас временно. А атеросклероз развивается у всех без исключения после шестидесяти лет. У одних раньше, у других позже. Этот процесс необратимый. Так что наш коллега из Петербурга….

– Ваш коллега из Петербурга, – беру я инициативу в свои руки, – не утверждал, что у пациента нет атеросклероза. Вполне допускаю, что начальная стадия и имеет место быть. Однако у него нет именно облитерирующего атеросклероза сосудов нижних конечностей, потому что пульсация артерий с обеих сторон превосходная и прослеживается на всех уровнях. Помимо этого, я предложил уважаемой Елене Анатольевне пройти дообследование в виде ультразвукового сканирования этих самых артерий. Это, кстати, входит в медико-экспертные стандарты данной патологии. Вы же ничего не имеете против стандартов, Зинаида Карповна?

– Я ничего не имею против стандартов, Дмитрий Андреевич, но в нашем учреждении не проводят УЗИ сосудов нижних конечностей, – сообщает заведующая.

– Я уже в курсе, а поэтому и предложил направление в республиканскую поликлинику в Петрозаводск. Это же не возбраняется?

– Это не возбраняется, но у Семена Марковича диагноз уже выставлен, и наша задача с вами его только лечить, – не сдается заведующая. – Десять дней капельниц и домой.

– Зинаида Карповна, – тихо говорю я, отведя ее подальше от ничего не понимающей, растерянно хлопающей ресницами жены пациента, ставшего камнем преткновения. – Скажите мне честно, вы сами-то его хоть одним глазом смотрели или поверили на слово хирургу поликлиники, направившему его в стационар?

– Да что вы себе позволяете? Вы кто такой? Он у нас уже три года капается!

– Я – врач-хирург! И про три года уже слыхал! А теперь пойдемте и вместе с вами глянем Семену Марковичу ножки, чтобы окончательно расставить все точки над «i».

– Да, действительно, – протяжно произносит заведующая, убедившись, что артериям Семена Марковича пока ничто не угрожает. – Пульсация отменная. Выходит, наше лечение пошло вам на пользу, – поворачивается она лицом к Елене Анатольевне, – болезнь отступила.

При этих словах я отвернулся, так как смотреть на эту откровенную ложь выше моих сил. Конфликт исчерпан. Счастливые супруги горячо благодарят довольную заведующую и просятся на выписку. Я стою в стороне и молча наблюдаю торжество медицины. Забегая вперед, должен сказать, что направление на УЗИ сосудов я им все-таки написал.

– Дмитрий Андреевич, вы нам так всех больных распугаете, – с явной досадой в голосе укоряет меня Зинаида Карповна, когда через час, ознакомившись со своими больными, я вхожу к ней в кабинет. – Нельзя же так, в самом деле!

– Чем, простите, я их отпугну? Сообщу, что у них липовые заболевания? Я, между прочим, еще троих, как этот Семен Маркович, у себя в палатах выявил, и, полагаю, с такими же точно «замечательными» родственниками. Что мне прикажете с этим делать?

– А ничего не надо делать. Лечение назначено, люди счастливы. Вам остается только его контролировать, три раза в неделю писать дневники – и все на этом. Как срок подойдет, то выпишите их и выдадите выписную справку.

– А в ней я укажу, что мы рекомендуем вернуться в хирургическое отделение через полгода на очередной курс лжетерапии?

– Зачем сразу «лже»? Просто терапии.

– А как же совесть?

– А при чем тут совесть? – заведующая щурится. – Вы полагаете, что мы что-то делаем не так?

– Разумеется! Мы проводим лечение заведомо здоровым людям! Я не могу им врать!

– К чему такой грубый подход? Что за слово «врать»? Дмитрий Андреевич, вы же интеллигентный человек и не первый день в медицине, вы должны понимать, что здоровых людей практически не бывает. У каждого что-то да найдется. Мы проводим, если хотите, и профилактическое лечение. Помните: «Болезнь лучше предупредить, чем ее лечить!»?

– Помню. Тогда давайте начнем хватать людей на улице и тащить в отделение капаться – всех, кто старше шестидесяти! Скажем, что для профилактики заболеваний!

– Ну, зачем такой примитив? – Зинаида Карповна качает головой. – Вы поймите, у нас здесь периферия. Нет такого потока больных, как в мегаполисе, а мы должны выполнять план по пролеченным больным. Если мы систематически не станем добирать пациентов, то у нас сократят койки, отберут ставки, и начнутся сокращения. Вам, конечно, все равно, а нам тут еще жить!

– И вы считаете, что таким способом вы сохраните ставки?

– Да! До сих пор удавалось! Мы лечим всех, в том числе и пограничные состояния, и проводим чисто профилактическое лечение.

– А страховые компании что на это говорят?

– Если вы все правильно напишете в историю болезни, обязательно оплатят. Не надо писать: «жалоб нет». Пишите, мол, жалуется на то-то и то-то, и соответственно отразите в дневниках положительную динамику от проводимого лечения. Бумага-то все стерпит. Эксперты страховых компаний не с людьми работают, а с документами. Вы согласны со мной?

– Не совсем.

– Что еще? – хмурится заведующая.

– Ну, как-то неловко приписками заниматься.

– Надо было сидеть дома, – раздраженно фыркает она. – И ваши принципы тогда бы не пострадали! Вы, когда станете писать правду, вначале объясните сотрудникам, что денег из-за вас им больше не видать!

– Я же не сказал, что отказываюсь, – замялся я. – Раз профилактически и ради зарплаты всего коллектива, то можно и сгустить краски.

– Ну, вот и славно! Вот и договорились! – на глазах веселеет Зинаида Карповна. – А сейчас пойдемте, посетим реанимацию. Там и ваш больной лежит, мне совсем непонятный. Хотелось бы и ваше мнение по нему услышать. Он, правда, не разговаривает, не так давно перенес инсульт, но живот однозначно нехороший.