Текст книги "PocketBook 301 Plus"
Автор книги: Дмитрий Грибов
Жанры:
Религиоведение
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц)
Взрыв!
Вихрь Света, клочья Тьмы. Меня швырнуло на спину, в падении я налетел на Егора, повалил его, но зато успел удержать за руку. Тигренок и ведьма, расцепившись, полетели к краю крыши, замерли на ограждении. Медведя снесло с вампирши, изорванной, искалеченной, но все еще живой. Семен зашатался, но устоял, его накрыло мутной светящейся линзой защиты. Единственным, кто слетел вниз, оказался потерявший сознание ведьмак: в падении он проломил ржавые прутья ограды и безвольным кулем ушел вниз.
Илья единственный стоял как вкопанный. Никакой защиты вокруг него я не видел, но он по-прежнему с любопытством взирал на происходящее, сжимая свой жезл.
А остатки огненной кобры взмыли вверх, заметались светящимися облачками, тая, рассыпались искрами, исходили лучиками света. Из-под этого фейерверка медленно вставал Завулон, раскинувший руки в сложном магическом жесте. В схватке он лишился одежды и теперь был полностью обнажен. Тело его изменилось, приобретая классические признаки демона: тусклая чешуя вместо кожи, неправильная форма черепа, поросшего вместо волос какой-то свалявшейся шерстью, узкие глаза с вертикальными зрачками. Болтался гипертрофированный член, с копчика свисал короткий раздвоенный хвост.
– Прочь! – крикнул Завулон. – Прочь!
Что сейчас творится вокруг, в человеческом мире… Вспышки смертельной тоски и беспричинной, слепой радости, сердечные приступы, нелепые поступки, ссоры лучших друзей, измены верных влюбленных… Людям невидимо происходящее, но оно касается их душ.
Зачем?
Зачем все это Дневному Дозору?
И в это мгновение меня вдруг коснулось спокойствие. Ледяное, рассудочное, почти забытое.
Многоходовая комбинация. Будем исходить из того, что все происходящее идет по плану Дневного Дозора. Сделаем это исходной посылкой. А потом – соединим все случайности, начнем с моей охоты в метро, нет, начнем с того мига, когда парню-вампиру назначили в пищу девушку, в которую он не мог не влюбиться.
Мысли неслись так стремительно, будто я сейчас стал индуктором мозгового штурма, подключился к сознанию других людей, как порой делают наши аналитики. Нет, этого, конечно, не было… просто кусочки головоломки зашевелились, перемешанные на столе, ожили и стали складываться передо мной.
Дневному Дозору наплевать на вампиршу…
Дневной Дозор не пойдет на конфликт из-за паренька с потенциально высокими способностями.
У Дневного Дозора есть лишь одна причина устроить такое.
Темный маг чудовищного потенциала.
Темный маг, способный усилить их позиции… не только в Москве, по всему континенту…
Но ведь они и так добились своего, мы обещали отдать Темного мага…
Этот неведомый маг – икс. Единственное неизвестное в задаче. Можно приписать игрек к Егору: его устойчивость к магии уж слишком велика для новичка-Иного. И все-таки мальчик – величина уже известная, пусть и с непонятным фактором…
Внесенным в задачу искусственно. Для усложнения.
– Завулон! – крикнул я. За моей спиной ворочался, пытаясь встать и скользя по льду, Егор. Отступал от мага Семен, по-прежнему удерживая защиту. Бесстрастно взирал на происходящее Илья. Медведь шел на дергающуюся, пытающуюся подняться вампиршу. Тигренок и ведьма Алиса снова начинали сближаться. – Завулон!
Демон посмотрел на меня.
– Я знаю, за кого вы боретесь!
Нет, я еще не знал. Только начинал понимать, потому что паззл-мозаика сложилась и показала мне знакомое лицо…
Демон открыл пасть – челюсти разошлись влево и вправо, будто у жука. Он все больше и больше напоминал исполинское насекомое, чешуйки срастались в единый панцирь, гениталии и хвост втянулись, из боков начали вырастать новые конечности.
– Тогда ты… труп.
Голос у него остался прежним, даже приобрел большую задумчивость и интеллигентность. Завулон протянул ко мне руку – та рывками удлинялась, приобретая все новые и новые суставы.
– Иди ко мне… – прошептал Завулон.
Замерли все. Кроме меня – я шагнул к Темному магу. От ментальной защиты, которую я наращивал долгие годы, не осталось и следа. Я не мог, никак не мог отказать Завулону.
– Стой! – рявкнула Тигренок, отворачиваясь от помятой, но скалящейся ведьмы. – Стой!
Мне очень хотелось выполнить ее просьбу. Но я не мог.
– Антон… – донеслось из-за спины. – Обернись…
Вот это я выполнить мог. Повернул голову, отрываясь от взгляда янтарных глаз с вертикальными зрачками.
Егор сидел на корточках, встать у него сил не хватило. Удивительно, что он вообще был в сознании… ведь подпитка его энергией извне прекратилась. Та самая подпитка, что вызвала интерес шефа, что велась с самого начала. Фактор «игрек». Введенный для усложнения ситуации.
Из ладони Егора свисал маленький костяной амулет на медной цепочке.
– Лови! – крикнул мальчишка.
– Не бери его! – приказал Завулон. Но слишком поздно, я уже наклонился, хватая амулет, летящий к моим ногам. Прикосновение к резному медальончику было обжигающим, словно я схватил уголек.
Я посмотрел на демона и покачал головой:
– Завулон… у тебя нет больше власти надо мной.
Демон взвыл, надвигаясь на меня. Власти у него больше не было, а вот сил – в избытке.
– Но-но… – назидательно сказал Илья.
Пылающая белая стена рассекла пространство между нами. Завулон взвыл, налетев на магический барьер, полотно чистого белого света, его откинуло назад. Он смешно тряс обожженными лапами, совсем не страшный, скорее нелепый.
– Многоходовка, – сказал я. – Как элементарно, да?
На крыше все стихло. Тигренок и ведьма Алиса стояли рядом, не пробуя напасть друг на друга. Семен смотрел то на меня, то на Илью, и неизвестно, кто вызывал у него большее удивление. Упыриха тихо плакала, пытаясь подняться. Ей было хуже всех, она истратила все силы, чтобы выжить в схватке с Медведем, а теперь с трудом пыталась регенерировать. Неимоверным усилием она вынырнула из сумрака и превратилась в смутный силуэт.
Даже ветер словно бы стих…
– Как сделать Темным магом человека, который изначально чист? – спросил я. – Как привлечь на сторону Тьмы человека, который не умеет ненавидеть? Можно подбрасывать ему неприятности со всех сторон… понемногу, по чуть-чуть, в надежде, что он озлобится… Но не помогает. Человек попался слишком уж чистый… чистая.
Илья засмеялся, тихо и одобрительно.
– Единственное, кого она сможет возненавидеть, – я смотрел в глаза Завулона, где сейчас осталась лишь бессильная злоба, – саму себя. И вот это ход неожиданный. Необычный. Пусть у нее заболеет мать. Пусть девушка сжигает душу, презирая свое бессилие и невозможность помочь. Загоним ее в такой угол, где можно лишь ненавидеть, пускай саму себя, но – ненавидеть. Есть, правда, вероятностная вилка. Маленький шанс, что один-единственный сотрудник Ночного Дозора, не знакомый толком с оперативной работой…
Ноги подкосились – я действительно не привык так долго находиться в сумраке. Я упал бы на колени перед Завулоном, чего мне ужасно не хотелось. Семен скользнул сквозь сумрак и поддержал меня за плечи. Наверное, он сто пятьдесят лет этим занимается.
– Незнакомый с работой в поле… – повторил я. – Возьмет да и не станет действовать по схеме. Не станет жалеть и утешать девушку, для которой жалость – смертельна. Значит, надо его отвлечь. Создать такую ситуацию, чтобы он был занят по уши. Чтобы его кинули на второстепенное задание, да еще и завязать на этом задании личной ответственностью, симпатией – всем, что под руку подвернется. Ради этого и рядовым вампиром можно пожертвовать. Верно?
Завулон начал трансформироваться обратно. Он стремительно обретал прежний скорбно-интеллигентный облик.
Смешно. Зачем? Я видел его таким, каким он стал в сумраке, стал однажды и навсегда.
– Многоходовка, – повторил я. – Ручаюсь, матери Светланы вовсе не обязательно умирать от смертельной болезни. С вашей стороны было маленькое вмешательство, в рамках допустимого… Но тогда и у нас есть права.
– Она наша! – сказал Завулон.
– Нет. – Я покачал головой. – Не будет никакого прорыва инферно. Ее мать поправится. Сейчас я поеду к Светлане… и расскажу ей все. Девушка придет в Ночной Дозор. Завулон, вы проиграли. Все равно – проиграли.
Разбросанные по крыше клочья одежды поползли к Темному магу, срослись, прыгнули, одевая его, грустного, обаятельного, преисполненного печали обо всем мире.
– Никто из вас не уйдет отсюда, – сказал Завулон. За его спиной начала клубиться Тьма, будто раскрывались два огромных черных крыла.
Илья снова засмеялся.
– Я сильнее вас всех. – Завулон покосился на Илью. – Твои заемные силы небезграничны. Вы останетесь здесь навсегда, в сумраке, глубже, чем когда-либо боялись заглянуть…
Семен вздохнул и сказал:
– Антон, а ведь он до сих пор не понял.
Я повернулся и спросил:
– Борис Игнатьевич, ведь в маскараде больше нет необходимости?
Молодой нагловатый оперативник пожал плечами:
– Конечно, Антошка. Но мне столь редко выпадает наблюдать шефа Дневного Дозора в действии… прости уж старика. Надеюсь, Илье в моем обличье было столь же интересно…
Борис Игнатьевич обрел прежний облик. Разом, без всяких театральных промежуточных метаморфоз и световых эффектов. Он действительно был в халате и тюбетейке, вот только на ногах у него оказались мягкие ичиги, а поверх них – калоши.
На лицо Завулона было приятно посмотреть.
Темные крылья не исчезли, но расти перестали, только похлопывали неуверенно, будто маг пытался улететь, но не решался.
– Свертывай операцию, Завулон, – сказал шеф. – Если вы немедленно уберетесь отсюда и от дома Светланы, мы не станем подавать официальный протест.
Темный маг не колебался:
– Мы уходим.
Шеф кивнул, словно иного ответа не ожидал. Можно подумать… Но жезл он опустил, и барьер между мной и Завулоном исчез.
– Я запомню твою роль в этом… – немедленно прошептал Темный маг. – Навсегда.
– Помни, – согласился я. – Это полезно.
Завулон свел руки – могучие крылья хлопнули в такт, и он исчез. Но перед этим маг взглянул на ведьму – и та кивнула.
Ох как мне это не понравилось. Плевок вслед – не смертельно, но всегда неприятно.
Легкой пританцовывающей походкой, совершенно не вязавшейся с окровавленным лицом и вывихнутой, безвольно свисающей левой рукой, Алиса подошла ко мне.
– Ты тоже должна уйти, – сказал шеф.
– Конечно, с превеликим удовольствием! – откликнулась ведьма. – Но перед этим у меня есть маленькое… совсем маленькое право. Ведь так, Антон?
– Да, – прошептал я. – Воздействие седьмой степени.
На кого будет направлен удар? На шефа – смех. Тигренок, Медведь, Семен… ерунда. Егор? А что ему можно внушить на самом слабом уровне вмешательства?
– Откройся, – сказала ведьма. – Откройся мне, Антон. Вмешательство седьмого уровня. Шеф Ночного Дозора свидетель: я не перейду границы.
Семен застонал, до боли сжимая мое плечо.
– У нее есть это право, – сказал я. – Борис Игнатьевич…
– Поступай как знаешь, – тихо ответил шеф. – Я смотрю.
Я вздохнул, раскрываясь перед ведьмой. Да ничего она не сможет! Ничего! Вмешательство седьмой степени – ей никогда не повернуть меня к Тьме! Это просто-напросто смешно!
– Антон, – мягко сказала ведьма. – Скажи шефу то, что ты хотел сказать. Скажи правду. Поступи честно и правильно. Так, как ты должен поступить.
– Минимальное воздействие… – подтвердил шеф. Если в его голосе и была боль, то так глубоко, что мне не дано было ее услышать.
– Многоходовка, – сказал я, глядя на Бориса Игнатьевича. – Двусторонняя. Дневной Дозор жертвует своими пешками. Ночной Дозор – своими. Ради великой цели. Ради привлечения на свою сторону волшебницы великой, небывалой силы. Может погибнуть молодой вампир, которому так хочется любить. Может погибнуть, сгинуть в сумраке мальчишка со слабенькими способностями Иного. Могут пострадать свои сотрудники. Но есть цель, что оправдывает средства. Два великих мага, сотни лет противостоящих друг другу, затевают очередную маленькую войну. И Светлому магу тут труднее… он все ставит на карту. И проигрыш для него – не просто неприятность, это шаг в сумрак, в сумрак навсегда. Но все-таки он ставит на карту всех. Своих и чужих. Так, Борис Игнатьевич?
– Так, – ответил шеф.
Алиса тихонько засмеялась и пошла к люку. Ей сейчас было не до полетов. Тигренок помяла ее от души. И все-таки ведьма пребывала в хорошем настроении.
Я посмотрел на Семена – тот отвел глаза. Тигренок медленно трансформировалась обратно в девушку… но тоже старалась не смотреть мне в лицо. Медведь коротко взревел и, не меняя обличья, затопал к люку. Ему труднее всех. Он слишком прямолинейный. Медведь, прекрасный боец и противник компромиссов…
– Гады вы все, – сказал Егор. Приподнялся рывками – не только от усталости, сейчас его подпитывал шеф, я видел тоненькую ниточку силы, струящуюся в воздухе, – поначалу всегда трудно выдираться из своей тени.
Я вышел следом. Это было нетрудно, за последние четверть часа в сумрак выплеснулось столько энергии, что он утратил обычную агрессивную липкость.
Почти мгновенно я услышал отвратительный мягкий стук: это сорвавшийся с крыши ведьмак достиг асфальта.
Следом стали появляться остальные. Симпатичная черноволосая девушка с кровоподтеком под левым глазом и разбитой скулой, невозмутимый коренастый мужичок, импозантный бизнесмен в восточном халате… Медведь уже ушел. Я знаю, что он будет делать в своей квартире, в «берлоге». Пить неразбавленный спирт и читать стихи. Вслух скорее всего. Глядя в веселый бормочущий телевизор.
Вампирша тоже была тут. Ей было совсем плохо, она что-то бормотала, тряся головой и пытаясь зализать перекушенную руку. Рука устало старалась прирасти обратно. Все вокруг было забрызгано кровью – не ее, конечно, а кровью последней жертвы…
– Уходи, – сказал я, поднимая тяжелый пистолет. Рука предательски дрогнула.
Пуля шмякнула, пронзая мертвую плоть, в боку девушки появилась рваная рана. Вампирша застонала, зажала ее здоровой рукой. Вторая болталась на каких-то ниточках сухожилий.
– Не надо, – мягко сказал Семен. – Не надо, Антон…
Я все-таки прицелился ей в голову. Но в этот миг с неба спикировала огромная черная тень, летучая мышь, выросшая до размеров кондора. Раскинула крылья, заслоняя вампиршу, выгнулась в судороге трансформации.
– Она имеет право на суд!
В Костю я выстрелить не смог. Постоял, глядя на молодого вампира, живущего со мной по соседству. Вампир глаз не отводил, смотрел упрямо и твердо. Как давно ты за мной крался, приятель и противник? И зачем – спасти соплеменницу или не допустить шага, после которого я превращусь в смертельного врага?
Я пожал плечами и засунул пистолет за пояс. Права ты, Ольга. Вся эта техника – ерунда.
– Имеет, – подтвердил шеф. – Семен, Тигренок, осуществите конвоирование.
– Хорошо, – сказала Тигренок. Посмотрела на меня не то чтобы с сочувствием – с пониманием. Упругим шагом направилась к вампирам.
– Все равно ей светит высшая мера, – шепнул Семен и двинулся следом.
Они так и ушли с крыши: Костя, несущий на руках стонущую, ничего не понимающую вампиршу, и Семен с Тигренком, молча следующие за ними.
Мы остались втроем.
– Мальчик, у тебя действительно есть способности, – мягко сказал шеф. – Невеликие, но ведь большинство лишено и этого. Я буду рад, если ты согласишься стать моим учеником…
– Идите вы… – начал Егор. Окончание фразы лишило ее всякой вежливости. Мальчик беззвучно плакал, кривился, пытаясь удержать слезы, но справиться с ними не мог.
Чуть-чуть воздействия седьмого порядка, и ему станет легче. Он поймет, что Свет не может бороться с Тьмой, не беря на вооружение любые доступные средства…
Я поднял голову к сумрачному небу, открыл рот, ловя холодные снежинки. Остыть бы. Остыть насовсем. Но только не так, как в сумраке. Стать льдом, но не туманом, снегом, но не слякотью; окаменеть, но не растечься…
– Егор, пойдем, я провожу тебя, – предложил я.
– Мне… близко… – сказал мальчишка.
Я еще долго стоял, глотая снег вперемешку с ветром, и не заметил, как он ушел. Слышал вопрос шефа: «Егор, ты сумеешь сам разбудить родителей?» – но не слышал ответа.
– Антон, если тебя это утешит… аура у мальчика осталась прежней, – сказал Борис Игнатьевич. – Никакой… – Он обнял меня за плечи, маленький и жалкий сейчас, ничуть не похожий на холеного предпринимателя или мага первой ступени. Просто молодящийся старик, выигравший очередную короткую схватку в бесконечной войне.
– Здорово.
Хотел бы я такого. Никакую ауру. Свою судьбу.
– Антон, у нас есть еще дела.
– Я знаю, Борис Игнатьевич…
– Ты сможешь все объяснить Светлане?
– Да, наверное… Теперь смогу.
– Ты уж прости. Но я пользуюсь тем, что имею… теми, кого имею. Вы с ней связаны. Обычная мистическая связка, ничем не объяснимая. Заменить тебя некем.
– Понимаю.
Снег ложился мне на лицо, застывал на ресницах, полосками протаивал на щеках. Мне казалось, что я почти сумел замерзнуть, но ведь у меня нет на это права.
– Помнишь, что я тебе говорил? Быть Светлым куда труднее, чем быть Темным…
– Помню…
– Тебе будет еще тяжелее, Антон. Ты ее полюбишь. Будешь с ней жить… какое-то время. Потом Светлана уйдет дальше. И ты будешь видеть, как она отдаляется, как ее круг общения разрастается выше того… что доступно тебе. Ты будешь страдать. Но тут ничего не поделать, твоя роль – начальная. Так бывает с каждым Великим Магом, с каждой Великой Волшебницей. Они идут по телам, по телам друзей и любимых. Иначе нельзя.
– Да понимаю я… все понимаю…
– Пойдем, Антон?
Я молчал.
– Пойдем?
– Мы не опаздываем?
– Пока нет. У Света – свои пути. Я проведу тебя короткой дорогой, а дальше – дальше только твой путь.
– Тогда я еще постою, – сказал я. Закрыл глаза, чтобы почувствовать, как снежинки ложатся на веки, трепетно и нежно.
– Если бы ты знал, сколько раз я стоял вот так, – сказал шеф. – Вот так, глядя в небо и прося чего-то… То ли благословения, то ли проклятия.
Я не ответил, я и сам знал, что ничего не дождусь.
– Антон, я замерз, – сказал шеф. – Мне холодно. Как человеку – холодно. Я хочу выпить водки и забраться под одеяло. И лежать так, ожидая, пока ты поможешь Светлане… пока Ольга справится с вихрем. А потом взять отпуск. Оставить вместо себя Илюху, раз уж он побывал в моей шкуре, и отправиться в Самарканд. Ты бывал в Самарканде?
– Нет.
– Ничего хорошего, если честно. Особенно сейчас. Ничего там нет хорошего, кроме воспоминаний… Но они только для меня. Ты как?
– Пойдемте, Борис Игнатьевич.
Я стер снег с лица.
Меня ждали.
И это единственное, что мешает нам замерзнуть.
История вторая
Свой среди своих
Пролог
Его звали Максим.
Имя не слишком редкое, но и не обыденное, вроде всяких Сергеев, Андреев и Дим. Вполне благозвучное. Хорошее русское имя, пусть даже корни уходят к грекам, варягам и прочим скифам.
Внешностью он тоже был доволен. Не слащавая красота актера из сериалов и не обыденное, «никакое» лицо. Красивый мужик, в толпе его выделяли. Опять же – накачанный, но без переборов, без вздутых вен и ежедневного фанатизма в атлетических залах.
И с профессией – аудитор в крупной иностранной фирме, и с доходами – на все прихоти хватает, но рэкетиров можно не бояться.
Словно когда-то его ангел-хранитель определил раз и навсегда: «Быть тебе немного лучше всех». Немного, но лучше. А самое главное, Максима это вполне устраивало. Лезть выше, растрачивая жизнь ради более навороченного автомобиля, приглашения на великосветский раут или лишней комнаты в квартире… зачем? Жизнь приятна сама по себе, а не теми благами, до которых удастся дотянуться. В этом жизнь прямая противоположность деньгам, которые сами по себе – ничто.
Конечно, Максим никогда не задумывался об этом столь прямо. Одна из особенностей людей, ухитрившихся занять в жизни именно свое место, в том, что они принимают это как должное. Все идет так, как должно идти. А если кто-то недополучил своего – только его вина. Значит, проявил леность и глупость. Или имел завышенный уровень притязаний.
Максиму очень нравилась эта фраза: «завышенный уровень притязаний». Она ставила все на свои места. Объясняла, например, почему его умница и красавица сестра прозябает с алкоголиком-мужем в Тамбове. Искала ведь сама получше да поперспективнее… ну и нашла. Или старый школьный товарищ, второй месяц проводящий в травматологии. Хотелось ему укрупнить бизнес? Укрупнил. Хорошо, что жив остался. Культурными людьми оказались конкуренты по давным-давно поделенному рынку цветных металлов…
И лишь в одном Максим применял фразу: «завышенный уровень притязаний» – к себе самому. Но это была столь странная и сложная область… как-то даже задумываться об этом не хотелось. Проще не думать, проще смириться с тем странным, что происходило с ним порой по весне, иногда – осенью и совсем-совсем редко – в разгар лета, когда жара обрушивалась совсем уж невыносимая, вытравляя из головы и рассудительность, и осторожность, и легкие сомнения в психической полноценности… Впрочем, шизофреником Максим себя никак не считал. Он прочитал немало книг, консультировался с опытными врачами… ну конечно же, не рассказывая деталей.
Нет, он был нормален. Видимо, все же и впрямь существует такое, перед чем разум пасует, а обычные человеческие нормы неприемлемы. Завышенные притязания… неприятно. Но на самом ли деле они завышены…
Максим сидел в машине с заглушенным двигателем, в своей аккуратной, ухоженной «тойоте», не самой дорогой и роскошно отделанной, но уж куда лучше большинства машин на московских улицах. Даже за несколько шагов в утреннем полумраке не удалось бы различить его за рулем. Он провел так всю ночь, слушая легкие шорохи остывающего двигателя, озяб, но не позволил себе включить обогреватель. Спать не хотелось, как обычно в таких случаях. Курить – тоже. Ничего не хотелось, и без того хорошо было сидеть, вот так, без движения, тенью в припаркованной к обочине машине, и ждать. Одно обидно – жена снова сочтет, что он был у любовницы. Ну как ей докажешь, что нет у него любовницы, постоянной – нет, и все прегрешения сводятся к обычным курортным романам, интрижкам на работе и случайным профессионалкам в командировках… да и те ведь не за семейные деньги куплены, а предоставлены клиентами. Тут ведь не откажешься, обидятся. Или гомиком сочтут, в следующий раз мальчиков приведут…
Мерцающие зеленью цифры на часах сменились: пять утра. Вот-вот выползут на работу дворники, район старый, престижный, тут с чистотой очень строго. Хорошо еще, ни дождя, ни снега, кончилась зима, сдохла гадина, уступила место весне со всеми ее проблемами и завышенными притязаниями…
Хлопнула дверь подъезда. Девушка вышла на улицу, остановилась, поправляя на плече сумочку, метрах в десяти от машины. Дурацкие эти дома, без дворов, и работать неудобно, и жить, наверное: что толку во всей их престижности, если трубы гнилые, метровые стены плесенью покрываются, и привидения, наверное, заводятся…
Максим слегка улыбнулся, выбираясь из машины. Тело повиновалось легко, мышцы не затекли за ночь, будто бы даже прибавилось сил. И это было верным знаком.
Нет, все-таки интересно: а привидения на свете бывают?
– Галина! – крикнул он.
Девушка повернулась к нему. И это тоже служило верным знаком, иначе она бросилась бы бежать, ведь есть что-то подозрительное и опасное в человеке, подкарауливающем тебя ранним утром у подъезда…
– Я вас не знаю, – сказала она. Спокойно, с любопытством.
– Да, – согласился Максим. – Зато я знаю вас.
– Кто вы?
– Судия.
Ему нравилась именно эта форма, архаичная, напыщенная, торжественная. Судия! Тот, кто имеет право судить.
– И кого вы собрались судить?
– Вас, Галина. – Максим был собран и деловит. У него начинало темнеть в глазах, и это снова было верным знаком.
– Неужели? – Она окинула его быстрым взглядом, и Максим уловил в зрачках желтоватый огонек. – А получится?
– Получится, – ответил Максим, вскидывая руку. Кинжал уже был в ладони, узкий тонкий клинок из дерева, когда-то светлого, но за последние три года потемневшего, пропитавшегося…
Девушка не издала ни звука, когда деревянное лезвие вошло ей под сердце.
Как всегда, Максим испытал миг страха, короткий и обжигающий прилив ужаса – вдруг все-таки, несмотря ни на что, совершена ошибка? Вдруг?
Левой рукой он коснулся крестика, простого деревянного крестика, что всегда носил на груди. И стоял так, с деревянным кинжалом в одной руке, с зажатым в ладони крестом в другой, стоял, пока девушка не начала меняться…
Это произошло быстро. Это всегда проходило быстро: превращение в животное и обратно – в человека. Несколько мгновений на тротуаре лежал зверь, черная пантера с застывшим взглядом, оскаленными клыками, жертва охоты, обряженная в строгий костюм, колготки, туфельки… Потом процесс пошел обратно, будто качнулся в последний раз маятник.
Максиму казалось удивительным даже не это короткое и обычно запоздалое превращение, а то, что у мертвой девушки не осталось никакой раны. Краткий миг превращения очистил ее, исцелил. Только разрез на блузке и пиджаке.
– Слава тебе, Господи, – прошептал Максим, глядя на мертвого оборотня. – Слава тебе, Господи.
Он ничего не имел против роли, отведенной ему в этой жизни.
Но все-таки она была слишком тяжела для него, не имеющего завышенного уровня притязаний.