Текст книги "Пожарский"

Автор книги: Дмитрий Володихин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

В Пожарском здесь увидели… «своего».

Собирая силы, Пожарский с нижегородцами рассылали по городам и землям грамоты. Смысл этих грамот лишь во вторую очередь – политический, агитационный. Прежде всего они являются памятниками христианского миросозерцания, поднявшегося на небывалую высоту.

Составители грамот ясно понимают: «По общему греху всех нас, православных християн, учинилася междоусобная брань в Российском государстве». Вторжение «польских и литовских людей» – такое же несчастье, пришедшее попущением Господним «за грех всего православного християнства». Восставая от греха, видя «неправду» чужеземцев, «…все городы Московского государьства, сослався меж собя, утвердились на том крестном целованьем, что бытии нам всем православным християном в любви и в соединении, и прежнего медоусобства не счинати, и Московское государство от… польских и от литовских людей очищати неослабно до смерти своей, и грабежей… православному християнству отнюдь не чинити и своим произволом на Московское государьство государя без совету всей земли не обирати»… Однако это единство разрушилось под Москвой. Кто-то из ополченцев ударился в грабежи, кто-то поддался привычному соблазну самозванщины. Необходимо новое единство. Но глубинная основа его не должна измениться. Следует «…за непорочную християнскую веру, против врагов наших, польских и литовских людей до смерти своей стояти и ныне бы идти на литовских людей всем… чтоб литовские люди Московскому государству конечныя погибели не навели… а нашим будет нерадением учинится конечное разоренье Московскому государьству и угаснет корень християнския веры и испразднится крест Христов и благолепие церквей Божиих… ответ дадим в страшный день суда Христова». [133]133
  Акты Археографической экспедиции. Т. II. СПб., 1836. № 201.


[Закрыть]

Христианское покаяние означает прежде всего «исправление ума». А значит, отказ не только от прежнего образа мыслей, но и от прежнего образа действий. Победа над неприятелем четко связывалась у руководителей ополчения с возвращением нравственной чистоты, с соединением русского народа в любви и вере.

По сути, большое общественное движение, рождавшееся в Нижнем и ставившее серьезные военно-политические цели, начало действовать в первую очередь… ради Христа.

Минин, Пожарский и его воинство покинули Нижегородчину в феврале 1612-го. Но и на Москву не двинулись прямым путем.

В поисках пополнений земцы прошли по городам Поволжья от Нижнего через Балахну, Юрьевец, Кинешму, Плес и Кострому до Ярославля. Заняли Суздаль отрядом стрельцов князя Р. П. Пожарского.

Ополчение встречали с радостью, оказывали ему добровольную помощь. Так произошло в Балахне, Юрьевце, Ярославле. Подошли полки из Коломны, Рязани и Казани.

Движению земской армии воспротивился лишь костромской воевода Иван Шереметев. Он не собирался пускать земцев. Тогда, как сообщает летопись, среди горожан вспыхнуло возмущение против него: «К князю Дмитрию… пришли с Костромы на Плёс многие люди и возвестили ему про умышление Ивана Шереметева. Он же, с Кузьмой подумав и положив упование на Бога, пошел прямо на Кострому и встал на посаде близко от города. На Костроме же в ту пору была рознь: иные думали [заодно] с Иваном, а иные со всей ратью. И пришли на Ивана с шумом, и от воеводства ему отказали, чуть его не убили; тот же князь Дмитрий много ему помогал. И просили у князя Дмитрия воеводу. Он же, подумав с Кузьмою, дал им воеводу князя Романа Гагарина да дьяка Андрея Подлесова» [134]134
  Новый летописец // Полное собрание русских летописей. Т. 14. СПб., 1910. С. 118–119.


[Закрыть].

Костромской эпизод важен не столько для истории Нижегородского ополчения, сколько для биографии князя Пожарского.

Он шел к Москве не как завоеватель, а как освободитель. Он знал: если Бог дарует ему победу, старый государсвенный порядок восстановится; тогда к этому порядку прилепятся и те, кто сейчас идет под земскими знаменами, и те, кто противостоит ополченцам. Все – русские, все – православные, все станут подданными одного царя. Поэтому князь проявлял великодушие: ради Христа, ради народного единства, ради будущего России. Ведь на развалинах царства понадобится каждый человек…

Заруцкий попытался было до подхода нижегородцев поставить под контроль Ярославль. Туда отправились казаки во главе с атаманом Андреем Просовецким. Но родич Дмитрия Михайловича, князь Дмитрий Петрович Пожарский-Аопата, ворвался в город до подхода основных сил Просовецкого. Он схватил казаков из передовых шаек и отправил их в тюрьму. Просовецкий не решился атаковать город.

1 апреля 1612 года Ярославль встречал армию Пожарского.

В Ярославле ополчение простояло четыре месяца, накапливая денежные средства и подтягивая войска. Если из Нижнего вышел небольшой отряд, то в Ярославле сформировалась настоящая армия. Пожарский довел ополченцев до Ярославля, создав из пестрой толпы дисциплинированную боевую силу. Там же возникло и «временное правительство» – Совет всея земли, а вместе с ним приказы (средневековые министерства), монетный двор… Фактически Ярославль стал на время российской столицей.

Пожарский не торопился выходить из Ярославля. Вожди подмосковного ополчения взывали к духовным властям Троице-Сергиева монастыря: подгоните поволжскую рать! По словам келаря Троицкого, Авраамия Палицына, архимандрит Дионисий и он «…отпустили в Ярославль ко князю Дмитрею Михайловичи) Пожарскому и ко всему воиньству соборных старцов Макарья Куровскаго да Илариона Бровцына со многомолебным писанием, поведающе им вся содеваемая под Москвою. Князь Дмитрей же писание от обители в презрение положи, пребысть в Ярославле много время. Архимарит же Дионисей и келарь старец Аврамей паки посылают к нему соборново старца Серапиона Воейкова да старца Офонасья Ощерина, много моляще его вскоре приити к Москве и помощь учинити, ово пишуще к нему с молением, ино же и з запрещением, понеже наченьшем дело добро и о том нерадяще… Князь Дмитрей же Михайловичь, старцов ко обители отпустив, сам же медлено и косно о шествии промышляше, некоих ради междоусобных смутных словес в Ярославле стояще и войско учрежающе». [135]135
  Сказание Авраамия Палицына. Глава 67.


[Закрыть]

Сколько раз упрекали Пожарского в медлительности и нерадивости, опираясь на эти слова! Под Москвой люди кровь льют, а он всё войско «учреждает»! Но на все подобные упреки мудро возразил историк ополчения П. Г. Любомиров. По его словам, «…забота о хорошем обеспечении ратных людей красной нитью проходит через всю историю нижегородского ополчения. Руководители его вполне правильно рассчитывали, что «учреждение» рати, о котором с неудовольствием говорит Авраамий Палицын, – залог ее силы и внутреннего порядка». [136]136
  Любомиров П. Г.Очерк истории Нижегородского ополчения 1611–1613 гг., М. 1939. С. 67–68.


[Закрыть]

Очень хорошо и верно сказано. «Страстное восстание» готовили наспех, Первое земское ополчение пришло под Москву наспех. А каков результат? Повстанцы потерпели поражение. Ополченцы год – целый год! – стоят на развалинах столицы, а очистить Москву от поляков не могут. Более того, среди них то и дело возникают умопомрачительные идеи: посадить на престол «Маринкина сына» или вовсе случайного человека – Лжедмитрия III, вошедшего в русскую историю под именем «псковского вора».

Хорошее дело наспех не делается…

Двигаясь от города к городу, стоя в Ярославле, армия Пожарского постепенно растет. Более того, она понемногу расширяет зону, подконтрольную земскому правительству. Город за городом, крепость за крепостью признают его власть. А значит, дают деньги, припасы, ратников. Но отсюда возникает проблема более общего порядка: надо устраивать дела земли, управлять ею. Трубецкой с Заруцким видят в нижегородских ополченцах еще один отряд, который можно бросить на штурм, скажем, Китай-города или Кремля. Так растратили силу многих отрядов, например, казанского, приведенного к Москве В. П. Морозовым… Земское руководство нижегородцев оценивало свою роль иначе. И эпизод с борьбою за Ярославль отлично показал это «различие во взглядах».

Документы Совета земли начинались со слов: «По указу Московского государства бояр и воевод, и стольника и воеводы князя Дмитрия Михайловича Пожарского с товарищи…» У России не было тогда государя, но некоторые из его функций принял на себя князь Пожарский. На территории, контролируемой Первым земским ополчением, судили, выдавали грамоты на поместья, собирали деньги и занимались иными делами правления Трубецкой с Заруцким. Под их властью фактически выросло независимое южнорусское государство. Но там, где стояли отряды Второго земского ополчения, утверждалось другое независимое государство – севернорусское. Минин и Пожарский собирали налоги, ставили должностных лиц, раздавали земли служилому люду, ставили в строй новые отряды точно так же, как их подмосковные «коллеги». У них хватало дел.

И Пожарский оказался загружен административными вопросами – а не только военными – не меньше Минина.

Только явившись в Нижний, он уже принял на себя тяготы землеустройства служилых людей. От 8 ноября 1611 года сохранилась «писцовая выпись» (документ по земельным делам), выданная по его распоряжению дворянину Л. Д. Башмакову [137]137
  Антонов A.B.Частные архивы русских феодалов XV – начала XVII века // Русский дипломатарий. Вып 8. М., 2002. № 203.


[Закрыть]. А войдя с войсками в Ярославль, он скоро отправляет к воеводе на Белоозеро доверенного дьяка и рассылает грамоты о сборе средств на жалованье служильцам. [138]138
  Акты подмосковных ополчений 1611–1613 гг. М., 1911. С. 84, 85,164.


[Закрыть]От него исходят многочисленные документы: призывы переходить на сторону ополчения, похвалы за верность, извещения от отправке воинских отрядов.

Тем временем Минин добывал самое нужное для войны – деньги. Он выступал с пламенными речами, уговаривал, молил, брал займы, угрожал, а иногда применял вооруженную силу. Благодаря его бешеной деятельности численность ратников постепенно росла.

Довольно быстро этот поток административных дел приобретает державный характер. Слишком большая территория оказалась подвластна Минину с Пожарским, слишком высокий христианский идеал они объявили нормой для ополчения, слишком серьезные цели поставили перед собой, чтобы ополчение осталось просто освободительной армией.

Армия скоро стала превращаться в державу.

Стояние в Ярославле продлилось до июля 1612 года. Именно в эти месяцы региональная нижегородская инициатива получила общероссийский размах. Подкрепления идут в Ярославль из разных мест, в том числе из городов, вроде бы контролируемых Подмосковным ополчением. Даже казачьи атаманы переходят один за другим на сторону Ярославля. Соответственно, Минин и Пожарский берут на себя защиту земель и служилых людей, изъявивших верность Совету всея земли. Так, они отправляли рати против казаков, появлявшихся на окраинах подчиненной им области. Князь Дмитрий Петрович Пожарский-Лопата наголову разгромил казачью армию в Пошехонье. Князь Дмитрий Мамстрюкович Черкасский разбил казачий отряд под Угличем, притом четверо атаманов со всеми людьми перешли в его стан.

Помимо казаков, стрельцов и провинциальных дворян к ополченцам стали прибывать птицы высокого полета. Русская знать, не нашедшая себе места в Кремле, не сыскавшая почестей и доходов в подмосковном лагере, теперь явилась к земцам Минина и Пожарского. Конечно, приход таких людей усиливал ополчение. По опыту и происхождению своему они могли составить правительственную силу. Еще не Боярскую думу – для этого их собралось слишком мало, – но хотя бы представительство опытных политиков-аристократов в высшем административном органе земства. А полноценное правительство с участием «больших бояр» стало необходимым. Одного военного руководства уже явно не хватало. Земское дело переходило на другой уровень.

Но… как же быть с тем, что во главе армии стоит всего-на-всего стольник, притом всего-навсего Пожарский? Не потеснить ли его? Начались междоусобные свары. Сохранив на деле власть главнокомандующего, Дмитрий Михайлович согласился ставить свою подпись в грамотах земского правительства не первым, а… как получится. В зависимости от того, какие знатные господа присоединятся к земскому делу. Так, например, подписи к грамоте от 7 апреля 1612 года, адресованной вычегодцам, расставлены следующим образом:

Боярин Василий Петрович Морозов.

Боярин князь Владимир Тимофеевич Долгорукий.

Окольничий Семен Васильевич Головин.

Князь Иван Никитич Одоевский.

Князь Петр Пронский.

Князь Федор Волконский.

Матвей Плещеев.

Князь Алексей Львов.

Мирон Вельяминов.

И только на десятом месте – князь Дмитрий Пожарский. [139]139
  Акты Археографической экспедиции. Т. II. СПб., 1836. № 203.


[Закрыть]Дмитрий Михайлович с готовностью шел на подобные уступки: главенства над земским делом у него отобрать не могли, а лишние ссоры и местнические тяжбы заводить в такое время глупо. Вот и выходило: по-старому он – десятый, по-новому – первый. Минин и вовсе написан пятнадцатым, хотя по реальному влиянию на дела он должен оцениваться как второй после Пожарского. Так надо. Земское правительство, куда вошли аристократы, дворяне, богатейшие купцы и выборные посадские люди, могло всерьез претендовать на законную власть над страной. Это не казачий хаос под Москвой. Это первая, еще очень скромная основа для возвращения старого порядка.

Как писал И. Е. Забелин, «… Смутное время не было временем революции, перетасовки и перестановки стрых порядков. Оно было… банкротством правительства, полным банкротством его нравственной силы. Правительство было нечисто, оно изолгалось, оно ознаменовало себя целым рядом возмутительных подлогов. Народ это видел хорошо и поднялся на восстановление правды в своем правительстве, на восстановление государственной власти, избранной правдою всей Земли, а не подлогами и «воровством» каких-либо городов и партий. Минин и Пожарский сделались руководителями и предводителями этой всенародной правды. Они шли с нижегородцами не для того, чтобы перестроить государство на новый лад, а напротив, шли с одною мыслью и с одним желанием восстановить прежний порядок, расшатавшийся от неправды правительства». [140]140
  Забелин И. Е.Минин и Пожарский. Прямые и кривые в Смутное время. М., 1999. С. 155.


[Закрыть]В Ярославле были сделаны первые шаги в этом направлении. Они стоили компромисса…

Но далеко не все из земцев с готовностью шли на уступки подобного рода.

Среди вождей новгородского ополчения важную роль играл стряпчий Иван Биркин. На первых порах он числился в военном руководстве земского ополчения вторым после Пожарского. [141]141
  Акты Археографической экспедиции. Т. II. СПб., 1836. № 201.


[Закрыть]А в апреле 1612 года вышел из него, покинул Ярославль. Мало того, именно Биркин вел переговоры с полунезависимой Казанью. Тамошний начальник, дьяк Никанор Шульгин, строил планы отложиться от России, создать собственное государство. Отправив к нему делегацию во главе с Биркиным, нижегородцы просили о соединении. Казань дала отряд стрельцов со служилыми татарами, но от своего автономного положения отказываться не спешила. Когда Ярославль наполнился аристократами, значение Биркина стремительно уменьшилось. А он мечтал остаться в больших людях. Поссорившись с земским правительством, Биркин увел часть своей рати назад, к Казани.

Междоусобье вызывало горькие мысли у руководителей земского дела. С их высоким христианским мировоззрением они должны были печалиться: неужто опять общее дело, поставленное на ноги усилиями праведных людей, рухнет под гнетом страстей и злобы? Неужто Второе ополчение, видя грехи и ошибки первого, поддастся тем же соблазнам?

Но печали печалями, а для успеха всего предприятия требовалась бодрость, воля и вера. И Минин с Пожарским продолжали идти прежним курсом, преодолевая непонимание, сопротивление, вражду.

Для духовного окормления всей рати они пригласили старого митроплита Ростовского Кирилла, пребывавшего на покое. «Он же не презрел их челобития, – говорит летописец, – пошел в Ростов, а из Ростова пришел в Ярославль и людей Божиих укреплял, и которая ссора возникнет, начальники во всем докладывали ему» [142]142
  Новый летописец // Полное собрание русских летописей. Т. 14. СПб., 1910. С. 121.


[Закрыть].

Великий старец Иринарх, затворник, ради Бога носящий на себе множество медных крестов и тяжких вериг, благословил земцев. Минину с Пожарским он вручил медный крест. Как видно, вождей земского освободительного движения укрепляли свыше. Ничего, потрудитесь, потерпите, не сходите с пути, такова ваша доля…

Как только Ярославль показал себя самостоятельной большой силой, немедленно начались переговоры с новгородцами. По внешней видимости самостоятельный, правительственный круг «Новгородского государства», на деле подчинялся шведской оккупационной администрации.

Шведы недавно взяли Тихвин, Ладогу, Орешек, активно действовали, стараясь приобрести и Поморье, приглядывались к Вологде. Пожарский небезосновательно боялся удара в тыл, когда полки его двинутся к Москве. Особенно серьезная угроза нависала над Белоозером. Туда из Ярославля шли подкрепления, планы строительства новых оборонительных сооружений… Даже во время похода к Москве Дмитрий Михайлович отправил на Белоозеро большой отряд во главе с воеводой Григорием Образцовым, хотя его ратники очень пригодились бы против Ходкевича.

С новгородцами обсуждалось призвание шведского принца на русский престол. Дмитрий Михайлович не отказывал и даже как будто соглашался, но обставлял свое согласие убийственными оговорками: вот когда принц явится в Новгород, да примет православную веру, тогда, конечно, почему бы его не принять? Послы отлично понимали: это вежливый отказ. Но они видели, что Совет всея земли располагает серьезной военной силой. Любой конфликт с ним означает настоящую большую войну. А зачем биться со своими, за какой-такой интерес? За интерес шведов?

Поэтому и они мудро удалились, уверив шведское начальство в доброжелательном отношении Минина с Пожарским.

Чем сильнее становилось Второе земское ополчение, а вместе с ним – независимое севернорусское государство, тем более накалялись его отношения с вождями подмосковного земства. Минин с Пожарским шли очищать Москву от чужих, а порой свои оказывались намного чужих горше. Приходилось применять воинскую силу, защищая города и земли от казачьего разбоя, прямо связанного с подмосковными «таборами». Так, из Переяславля-Залесского к Совету всея земли приехали «…бить челом начальникам всякие люди, что им от Заруцкого утеснение великое: не только что опустошил уезд, но и посады. Начальники послали воеводу Ивана Федоровича Наумова с ратными людьми. Иван же пришел в Переславль, и казаков отогнал, и Переславль укрепил» [143]143
  Новый летописец // Полное собрание русских летописей. Т. 14. СПб., 1910. С. 121.


[Закрыть].

Заруцкий больше не воспринимался как союзник. Его «воровское» поведение обличали. С ним не хотели иметь дела. Его зов идти под Москву игнорировали, поскольку ни единому слову его не верили. А он с добротным постоянством поддерживал и укреплял эту свою репутацию в глазах Минина с Пожарским…

Чувствуя непримиримую вражду к Пожарскому, атаман послал в Ярославль убийц. Открыто напав на Дмитрия Михайловича с ножом, один из душегубов ранил охранника, но князю не причинил вреда. Мерзавца схватили, пытали, и на пытке он во всем сознался.

Один из русских летописцев того времени сохранил странное сообщение: «Ивашка Заруцкой прислал в Ярославль, а велел изпортити князя Дмитрея Пожарского, и до нынешняго дня та болезнь в нем» [144]144
  Пискаревский летописец // Полное собрание русских летописей. Т. 34. М., 1978. С. 217–218.


[Закрыть]. То ли отправке откровенных убийц предшествовала попытка околдовать Пожарского, то ли Заруцкий положился на «искусство» хитроумного отравителя, только уложить Дмитрия Михайловича в гроб ему не удалось. Но, быть может, яд, подложенный князю, способствовал развитию «черной немочи», на протяжении многих лет портившей ему жизнь.

На исходе июля Второе земское ополчение двинулось наконец к столице.

Душа народная, ослабев, почернев, испакостившись, оказалась изгнанной из собственного дома; долго-долго чистилась она, набиралась сил и теперь медленно шествовала к себе домой. Движение ее, хоть и неспешное, было неотвратимым. Начальное время Смуты явилось грехопадением ее. Свержение Шуйского и призвание поляков чуть не погрузило ее в невозвратную бездну. «Страстное восстание» явилось шагом к покаянию. Первое земское ополчение – борьба со старыми соблазнами, нахлынувшими с новой силой. Преодолев их во Втором ополчении, русская душа как будто исповедовалась, склонив голову и желая спасения. Теперь ее ждал путь к великому усилию и следующему за ним причастию победы. Но перед причастием добрый христианин читает особый канон, моля у Бога дать ему причаститься не во грех и не во осуждение. То, что входит в тело с причастным вином, должно встретить чистый сосуд. Очищенная душа народа возвращалась в жилище, принадлежащее ей по праву, и трепетала, ожидая: дарует ли ей Бог счастливое причащение?

Заруцкий, получив сведения о наступлении Пожарского, немедленно ушел из-под Москвы. За ним последовала половина войска. Атаман разграбил Коломну и ушел на Рязанщину, к городу Михайлову. Что ж, хотя бы такой ценой Первое земское ополчение очистилось от самой черной и зловонной грязи, какая к нему налипла.

Авангардные части нижегородского ополчения скоро добрались до столицы и там укрепились. А основные силы медленно шли от Ярославля к Ростову, от Ростова к Переяславлю-Залес-скому, а оттуда – к Троице-Сергиевой обители.

14 августа у стен Троицы армия сделала последнюю большую стоянку перед броском к столице…