Текст книги "Рюриковичи"

Автор книги: Дмитрий Володихин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 38 страниц)

Перед отъездом она постригла во инокини двух дочерей своего брата, князя Вячеслава, и передала власть над обоими монастырями Евдокии.

Вместе со святой Евфросинией в Иерусалим отправились ее брат Давыд [47]47
  Житие не позволяет судить с точностью, но это мог быть не родной брат, а двоюродный.


[Закрыть]и Евпраксея.

По дороге в Святую землю она встретила императора, идущего войной на венгров. Тот, оказав ей «великую честь», отправил в Константинополь. Ласковое отношение к Евфросинии объясняется тем, что она находилась с императором в близком свойстве – ее тетка стала женой дяди Мануила I Комнина. Посетив столицу Византийской империи, Евфросиния обошла тамошние храмы, посетила Святую Софию и получила от патриарха благословение. Оттуда ей оставалось совсем уж недалеко до Святой земли.

Подъезжая к Иерусалиму, она послала к здешнему владыке слугу с просьбой открыть ей ворота, через которые когда-то въехал сюда Христос. Слуга добился позволения.

«Пришедших ко вратом, паде на земли, глаголющи: „Господи Иисусе Христе! Не вмени ми сего в грех, занеже изволих по стопам Твоим ходити и внидох во святый град сий!“ И целовавши врата и сущии с нею, и вниде во град, и иде ко гробу Господню. И пришедши, поклонися, и целова гроб Господень и сущии с нею. И покади гроб Господень златою кадильницею и многоразличными фимияны, и изыде, и обита у Святое Богородици в Руском манастыри», – сообщает житие.

Святая Евфросиния хотела добраться до реки Иордан, чтобы прикоснуться к священным ее водам, да сил уже не оставалось. Бог поставил предел ее благочестивым желаниям. Недуг пришел к старой женщине, не позволяя покидать ложе. Ей оставалось лишь молиться. Но сжалился над ней Высший Судия: паломники, побывавшие на Иордане, привезли ей драгоценной воды оттуда. «Она же с радостию воставши и приемши и пивши, и облияся по всему телу своему, и возлегши на ложи, и рече: „Благословен Бог, просвещая всякого человека, грядущаго в мир. В векы молюся человеколюбивому Богу…“». Испытав последнюю радость в своей земной жизни, святая Евфросиния скоро предала душу Богу. Ее тело похоронили в Богородице-Феодосиевском монастыре.

Традиционно принятая в исторической литературе дата кончины святой Евфросинии – 24 мая 1173 года. Недавно историками была предложена другая, уточненная дата: 24 мая 1167 или 1168 года. Но она оспаривается и большинством специалистов не принимается.

Скорее всего, очень быстро, еще до конца XII века, сложилось почитание Евфросинии как святой.

Не минет и двух десятилетий, как Иерусалим ускользнет из рук крестоносцев. Султан Саладин выгонит из города христиан. Русские иноки, уходя, заберут с собой мощи преподобной Евфросинии как великую святыню. Добравшись до Киева, монахи захоронят их в Благовещенском пещерном храме. Лишь через семь с лишним столетий государь Николай II позволит перенести святые мощи в Спасский храм Спасо-Евфро-синьевского монастыря, построенный когда-то трудами самой преподобной. Это произойдет в 1910 году. При советской власти мощи переживут печальную одиссею, но осенью 1943 года вернутся на прежнее место, где ныне и пребывают.

История святой Евфросинии получила чрезвычайную популярность на Руси. До наших дней дошло более 130 рукописных копий ее жития. Ее почитали необычайно – строгую монахиню, возлюбившую духовное просвещение и книжную премудрость.

ЮРИЙ ДОЛГОРУКИЙ
Искатель престолов

Судьба Юрия Владимировича, правителя Северо-Восточной Руси, парадоксальна. Это настоящий «полевой командир», кондотьер, и если сравнить монумент, поставленный в память о нем на Тверской улице Москвы, и памятники настоящим итальянским кондотьерам, то аналогия – бог весть, случайная ли? – сейчас же сделается очевидной. Его политическая биография – история жизни отчаянного завоевателя, непримиримо борющегося за дальние земли. Не напрасно его прозвали Долгоруким: князь вечно тянулся с севера к Южной Руси. Но когда Юрия Владимировича не отвлекали бесконечные захватнические планы, в нем просыпалась иная сторона его личности. Он проявлял себя как неутомимый строитель, мудрый и заботливый хозяин своего княжества. Бурная хроника походов Юрия Владимировича оставила потомкам очень мало пищи для благодарного чувства; зато его вторая ипостась породила добрую славу. Такую… которой он сам вряд ли дорожил бы.

Кондотьер-строитель… необычная, яркая личность.

Дата его рождения неизвестна. Седьмой то ли восьмой сын великого Владимира Мономаха, он появился на свет в 1090-х годах, не ранее 1093-го. Точнее сказать невозможно.

В 1107/08 году русские князья, разбив половцев, заключили с ними мир. В знак дружбы Владимир Мономах женил своего сына Юрия на дочери хана Аепы. Вот первое его появление на сцене большой политики.

В 1120-м или самом начале 1121 года Юрий ходил на волжских болгар «…и полон взял мног и полк их победил». Вот первое его достижение.

Юрий Владимирович на протяжении нескольких десятилетий правил обширной Ростово-Суздальской землей. Позднее именно отсюда, из северного лесного края, вырастет государство Россия. Но в первой половине XII столетия ростовский княжеский стол намного уступал в чести южнорусским. Глушь, дичь, невероятное отдаление от узловых областей древнерусской культуры и политики. Когда именно Юрий Владимирович вокняжился здесь, сказать невозможно. Звучали разные предположения, но даты в источниках нет, и нет никакой возможности определить ее даже приблизительно.

В летописи ясно говорится: Ростов и Суздаль – «отчина» князя. Иными словами, он получил ее от отца. Владимир Мономах скончался в 1125 году. Отсюда напрашивается вывод: именно тогда его сын и получил свое княжение – по наследству. Во всяком случае, не позже этого года. Но ведь родитель мог дать ему под управление далекую малонаселенную область и гораздо раньше. Киево-Печерский патерик сообщает, что сын Владимира Мономаха был «на руках», то есть на поруках (пользовался помощью) боярина Георгия Шимоновича. А советники упоминаются в летописях как сопровождающие лица князей, если сами князья отправляются на удел в отроческом возрасте. Отсюда другая версия: княжич удостоился правления огромной областью сразу после того, как вступил в брак (1108). Супружество столь высокого политического уровня требовало придать солидности мужу высокородной половчанки. Брак же тогда заключали хоть в четырнадцатилетием возрасте. Но теоретически мальчик мог оказаться в Ростове и до брака…

Историческая литература пестрит высказываниями, согласно которым в 1125 году Юрий Владимирович перенес столицу княжения из Ростова в Суздаль. Это очень сомнительно: до второй половины 1130-х летопись упоминает Ростов как центр подвластной князю области.

После смерти старшего сына Владимира Мономаха, незаурядного политика Мстислава Великого (1132), началось большое княжеское междоусобие. В нем принял участие и Юрий Долгорукий. Он силой захватил Переяславль-Южный, выбросив с тамошнего княжения собственного племянника. Но поскольку утвердился он в городе беззаконно, то после восьми дней княжения сам вынужден был уйти. Так повелел ему старший брат, а ныне великий князь Киевский Ярополк.

Три года спустя Юрий все-таки получил Переяславль у старшего брата, отдав ему взамен часть северной своей «вотчины» – Ростов и Суздаль.Ведь большая крепость на юге, богатый Переяславль, – гораздо более «честное» княжение, нежели лесные дебри на окраине Руси. Вся жизнь сосредоточивалась на Киевщине, там оставался главный перекресток большой стратегической «игры». А Переяславль стоял по соседству с Киевом, не то что Ростов – тьма внешняя…

Южная Русь еще не ослабела, не изнемогла от бесконечных свар жадного княжья, главные центры русской культуры, экономики и политики еще не переместились на периферию Руси. Это произойдет несколькими десятилетиями позднее.

Надолго князь Юрий в Переяславле опять не задержался. В то время братья Владимировичи вели кровавую войну с князьями из ветви Ольговичей [48]48
  Ольговичи —ветвь Рюрикова рода, идущая от князя Олега Святославича. Княжили главным образом на Черниговщине и в Новгороде-Северском, иногда захватывали Киев.


[Закрыть]. Битва следовала за битвой. Перипетии этой усобицы заставили Ярополка вновь вывести младшего брата с переяславского стола. Очевидно, пришлось ему вернуться на немилые северные просторы. С 1137 года он уезжает из Южной Руси в Ростов и опять княжит в Ростово-Суздальской земле. В 1139 году, вероятно, участвует в походе старшего брата Ярополка на Чернигов. Несколько лет спустя Юрий меняет свою столицу: к середине 1140-х вместо Ростова таковой стал Суздаль.

Прошло несколько лет. Умер Ярополк, его злейшие враги Ольговичи заняли Киев и принялись теснить сыновей Мономаха.

Собственная вотчина Юрия Владимировича оказалась под ударом: войско Ольговичей вторглось на подвластные ему земли и подвергло их тотальному разграблению (1141). Сына его Ростислава Ольговичи выгнали с новгородского княжения. Все обширное семейство потомков Мономаха оказалось в утесненном положении.

Тогда Юрий вынужденно заключил со своими врагами союз. Собственные братья и племянники не хотели видеть его в Южной Руси, а опасность, исходящая от борющихся с ними Ольговичей, была ему не нужна [49]49
  В 1143 или 1144 году с Юрием Владимировичем вел переговоры в Суздале его племянник Изяслав Мстиславич и «не уладися с ним».


[Закрыть]. В 1146 году – после вокняжения в Киеве его племянника Изяслава Мстиславича – Юрий заключил договор со Святославом Ольговичем, князем Новгород-Северским, и отправил тому в поддержку своего сына Ивана; Святослав наделил того Курским княжением. Затем Юрий послал в помощь Ольговичам своего сына Глеба с дружиной. Позднее – Ростислава, но тот изменил отцу и пристал к противоположной партии. Тщетны были его упования: да, отца его теперь считала врагом ближайшая родня, да, против него устраивали походы [50]50
  В 1149 году на Поволжье, принадлежащее Юрию Владимировичу, обрушился удар великого князя Киевского Изяслава Мстиславича, родного племянника и давнего врага его.


[Закрыть], но на сына-изменника смотрели косо и не верили ему. Новые друзья скоро прогнали Ростислава, притом напоследок ограбили его.

Летопись сообщает о милосердии, проявленном к «блудному сыну» Юрием Владимировичем: «И пришед к отцю Ростислав, сказав вся приключишаяся ему. И слышав отец его, сжалися, рек: „Тако ли мне нету части в земли Русстей и моим детем?!“». Словами «земля Русская» в ту пору обычно обозначали Южную Русь – Киевщину, Переяславщину и соседние с ними области. Юрий Владимирович горевал и гневался, что ни ему, ни его отпрыскам, даже порвавшим с ним, не позволяют получить в тех благодатных местах княжение, хотя бы второстепенное. Он воспринимал сложившееся положение вещей как оскорбление его семейству, растянувшееся на долгие годы.

Летом 1149 года на юг двинулась союзная армия Юрия и Ольговичей. Половцев призвали на поддержку. Близ Переяславля войско встретилось с силами коалиции Мономашичей. Великий князь Изяслав Мстиславич лицемерно объявил дяде: «Если б ты пришел сам, с детьми, выбрал бы себе любую волость, какая понравится. Но ты на меня привел половцев и врагов моих Ольговичей. Хочу с тобой биться». Естественно, никто не поверил его словам. Киевляне хоть и сочувствовали Изяславу, но оказывали поддержку с тяжелым сердцем. Великому князю советовали отступить по своей воле, дабы «землю… избавить от великой беды», но он упорствовал. Полки столкнулись, и «бысть сеча зла». Юг был побежден Севером. Изяслав бежал сам-третей, то есть всего с двумя спутниками. Юрий же занял Переяславль, отдал его сыну Ростиславу, а сам вошел в Киев и сел на «великом княжении».

На Киевщине не знали и не любили северного князя. Изяслав, замиренный и прощенный, вновь был призван киевлянами. Его соперника выгнали из города в 1150 году, дабы вернуть власть Изяславу. Но Юрий, собрав силы, вновь выдавил гораздо более скудного воинством Изяслава. Переменчивые киевляне на сей раз, убоявшись, стали разбегаться от своего государя, не дав ему помощи. Тот призвал на Русь венгров и в 1151 году опять завоевал «великое княжение» с их помощью. Тогда и Юрий опять привел на него большую армию: свою дружину, дружины сыновей, союзных Ольговичей, половецкие отряды… Но на сей раз его разбили и вынудили отступить.

В 1152 году Изяслав и Юрий заключили между собой мирное соглашение. Побежденного Юрия обязали вернуться в Суздаль, а сына позволили оставить в Переяславле. Это было щедрое и разумное предложение. Если бы стороны его придерживались, Южная Русь наконец-то могла бы умириться.

Но Юрий мечтал о Киеве. Дважды правя этим великим городом, он не мог победить вожделение опять вокняжиться там. Его собственный сын Андрей, верный помощник, храбрый полководец, в гневе оставил его. Он сказал отцу: «Мы на том целовали крест, что ты отправишься к Суздалю!» И, блюдя клятву, Андрей ушел в свою северную вотчину – город Владимир на Суздальской земле. Дальнейшая грызня за Киев его больше не интересовала. Он оказался мудрее родителя: вооруженной силой того всё равно принудили уйти на север.

Смирился ли сам отец? Пожелал ли он на том успокоиться? Ничуть не бывало. Что Юрий, что Изяслав – два великих упрямца, легко укладывавших в землю тысячи людей ради своих амбиций.

Юрий Владимирович собрал со всей своей далекой вотчины полки – ростовцев, суздальцев, рязанцев. Рать его двинулась проторенной дорожкой под стены Киева. Скоро явились на помощь половцы. На полдороге русско-половецкое воинство осадило Чернигов, но взять его не сумело. А Изяслав уже шел с полками выручать город… Деморализованное новой неудачей войско Юрия отступило, и половцы покинули его.

На следующий год неуемный Юрий попытался повторить поход, но продвижение полков остановил небывалый конский падеж, вызванный каким-то заболеванием. Той же осенью 1154 года скончался непримиримый его враг Изяслав. На Киевщине сейчас же началась суета, один претендент на «великое княжение» сменял другого…

Юрий, оставив сына Мстислава княжить в Новгороде, с силой неудержимой стихии пошел на юг. Цель его жизни оказалась близка как никогда. Сидевшему тогда в Киеве правителю он передал послание: «Мне отчина Киев, а не тобе!» Юрий Владимирович мог изъясняться высокопарными фразами ничуть не хуже покойного предшественника, Изяслава, – уже и Киев, откуда его дважды изгоняли, сделался ему «отчиной»! Оппонента вразумило, скорее, многолюдство полков Юрьевых, чем громкое его заявление. Покоряясь, он ответствовал: «Не створи ми пакости, а се твой Киев…»

Юрий Владимирович вошел в «стольный град» без боя. Первое, что он сделал, – позаботился о своей многолюдной семье. Сыну Андрею дал Вышгород, Борису – Туров, Глебу – драгоценный Переяславль, а Василька посадил в Поросье – землях на реке Рось. Два его старших сына, Ростислав и Иван, давно лежали в могиле. Впрочем, им обоим отец когда-то добыл княжения. А потому мог считать долг перед своим родом до конца исполненным.

Сына Василька с подчиненными Киеву кочевниками-берендеями скоро пришлось отправить против половцев, напавших на Поросье. Неприятеля счастливо отбили. Затем Юрий Владимирович разумно откупился от более масштабного половецкого набега: не та была Русь после череды усобиц, чтобы рисковать, вступая в борьбу с большим половецким войском. Следующий раз половцы явились в малой силе и, увидев киевского правителя с полками, бежали. Вскоре они пришли на «снем» (съезд) и заключили мир.

Великий князь помирился с большинством своих «внутренних врагов», отнесся к ним милостиво. До какой степени дерзок и упрям был Юрий Владимирович, завоевывая Киев, до такой же степени явил он разум и миролюбие, когда сам утвердился там.

15 мая 1157 года государь киевский, участвовавший во множестве битв, мирно окончил свои дни. Останки князя упокоились близ Киева, в Спасском храме на Берестове. Сын его, Андрей, проявляя к отцу почтение, достроил каменную церковь Спаса в Переяславле-Залесском, заложенную еще родителем.

Помнит ли кто-нибудь ныне походы Юрия Долгорукого, борьбу его за Киев, свары с родней? Да помнит ли кто-нибудь хотя бы и добрые его дела – примирение с врагами, сбережение Руси от половцев на закате его жизни? Кроме специалистов да еще, пожалуй, самых дотошных любителей исторического знания, никто.

Но фигура эта поистине знаменита. Вот только известность Юрию Владимировичу принесло отнюдь не то, что сам он, вероятно, считал делом своей жизни, – овладение Киевом. Прославили его полезные начинания, относящиеся к правлению князя на нелюбимой Ростово-Суздальской земле. Иными словами, то, чему сам он придавал куда меньше значения.

Юрий Владимирович невероятно много строил. Щедрой рукой он основывал новые города, возводил крепости, ставил храмы. Не привязываясь к северной вотчине своей, он все же вел себя там как настоящий хозяин. И в первую очередь заботился об укреплении границ.

При нем появились города Кснятин, Переяславль-Залесский, Юрьев-Польский, Дмитров. С меньшей достоверностью строительной деятельности князя приписывают Городец, Звенигород, Гороховец, Кострому, Тверь.

В Переяславле-Залесском князь начал сооружать величественный Спасский собор, дошедший до наших дней (1152).

Тогда же в городке Кидекше появилась каменная Борисоглебская церковь.

В Юрьеве-Польском он возвел большой каменный храм, простоявший около столетия. Во Владимире – храм Святого Георгия. В Суздале – каменную Спасскую церковь.

Наконец, имя его навеки связано с ранней историей Москвы. Первый раз Москва – еще не город, но, скорее всего, богатое село, где располагались одна из резиденций Юрия Владимировича и, видимо, его палаты на случай большой княжеской охоты, – упоминается в летописи под 1147 годом. В ту пору лучший друг и добрый союзник Юрия, князь Святослав Ольгович Новгород-Северский, терпел изгнание из своей вотчины. Его покинули прочие сторонники, он скитался с дружиной по лесным окраинам. Сын Юрия Владимировича Иван, отданный в поддержку Святославу, скончался 24 февраля 1147 года. В отчаянии Святослав явился к городу Лабынску в устье Протвы и там получил дорогие подарки, а вместе с ними ободряющее послание от Юрия: «Не тужи о сыне моем, ведь его Бог забрал. Другого сына тебе пришлю». Вместе двое союзников совершили поход: Юрий взял Торжок, а Святослав совершил удачный набег на Смоленщину [51]51
  В Смоленске сидел враждебный ему князь.


[Закрыть].

О последующих событиях летопись сообщает в подробностях: «Прислал за ним Гюрги (Юрий) и рече: „Приди ко мне, брате, в Москов“. Святослав же еха к нему с детятем своим Олегом, в мале дружине, пойма с собою Володимира Святославича; Олег же еха наперед к Гюрги и дал ему пардуса. И приеха по нем отец его Святослав. И тако любезно целовастася, в день пяток, на Похвалу святей Богородицы [52]52
  Встреча состоялась в первых числах апреля 1147 года.


[Закрыть], и тако быша весели. Наутрии же день повеле Гюрги устроити обед силен. И створи честь велику им, и дал Святославу дары многи с любовию, и сыновьям его Олегу и Володимиру, и мужей Святославле учреди [53]53
  Вероятно, имеется в виду, что Юрий одарил старших дружинников Святослава.


[Закрыть], и тако отпустил их. И обещался Гюрги сына пустити к нему, якоже и створи». С помощью суздальского войска, возглавленного сыном Юрия Глебом, его союзник вновь одерживает победы, а Глебу достается удел его брата, Курск.

В 1156 году по приказу Юрия Владимировича сын его Андрей поставил мощную деревянную крепость на Боровицком холме. С тех пор Москва сделалась заметной на политической карте Руси. Поэтому вполне справедливо, что с 1954 года в центре города стоит памятник Юрию Долгорукому. Пусть его и недолюбливают искусствоведы, зато он стал родным для жителей столицы. Москва бережет имя того, кто стоял у истоков ее величия.

Кондотьер, да свой.

АНДРЕЙ БОГОЛЮБСКИЙ
Верный сын Церкви

Правление князя Андрея вызвало в исторической литературе споры, большей частью связанные с его ролью «единодержца». Иными словами, предтечи русских царей. Разбирая его биографию, чаще всего говорят о политических комбинациях князя, направленных к единству и усилению Северо-Восточной Руси. Но так действовал не он один; Всеволод Большое Гнездо был в этом смысле ярче и удачливее. Зато судьба князя Андрея разворачивалась под знаком большого благочестия. Бог весть, в чем он был сильнее – в делах политических или в делах веры. Во всяком случае, Русской церкви он дал чрезвычайно много.

Андрей Юрьевич был сыном князя Юрия Долгорукого и дочери половецкого князя Аепы. Год рождения княжича – 1111-й – известен по источнику, достоверность которого вызывает сомнения. Но поскольку других данных нет, остается принимать его.

Смолоду Андрей Юрьевич помогал отцу в его бесконечных военных предприятиях на юге Руси. Летописи показывают его человеком бесстрашным, любившим сечу, весьма искусным полководцем. Из рук отца он время от времени получал невеликие уделы: Дорогобуж-Волынский, Вышгород. Недолго княжил на Рязанщине.

Достигнув зрелого возраста, Андрей Юрьевич переменился. Он уже с осуждением смотрел, как отец проматывает людей и богатства собственного Ростово-Суздальского княжения, всеми силами стараясь заполучить киевский «великий стол». Андрей начал понимать: судьбы Руси всё менее зависят от Киева и всё более – от обширной лесистой области, коей владел его родитель на севере. В некоторых случаях он уже не оказывает родителю поддержки…

Наконец, получив по второму разу Вышгород, князь Андрей решительно отказался от своей доли на юге. Не спросив соизволения у отца, он уезжает на север, взяв с собой чудотворную икону Божией Матери, которая впоследствии получит имя «Владимирской» (1155). Впрочем, решительного разрыва с отцом не произошло. Тот, вероятно, удивился столь явному пренебрежению его дарами, но доволен был иметь верного помощника в коренных своих владениях.

Смерть Юрия Долгорукого в 1157 году сделала Андрея полновластным распорядителем Ростово-Суздальской земли.

Здесь он ведет себя совершенно не так, как родитель. Юрий Долгорукий добывал столы не только и даже не столько себе, сколько многолюдному своему семейству. А потому легко отдавал взятые с бою города и земли родичам на праве удельного держания. Сын же его видел, к каким распрям неизбежно приводит удельное раздробление Руси. Он постарался сделаться единовластным государем унаследованного княжества. Уделы он давал исключительно редко и крайне незначительные. Братьев и сыновей не торопился оделять землей в своем княжестве, а чуть только ощущал их недовольство, возможность ссоры, немедленно отдалял от себя. Мог даже отправить в ссылку, прочь с подвластной ему территории. Всякое сопротивление своей воле подавлял решительно и беспощадно, не жалея ни родичей, ни бояр, ни простого народа.

Применяя «ежовые рукавицы» к собственному семейству, Андрей Юрьевич получил возможность широко использовать всю силу своего княжества. Единодержец Северо-Восточной Руси, он, во-первых, стал грозой восточного противника Руси – волжских болгар, а во-вторых, завоевал признательность Церкви как щедрый жертвователь на ее нужды.

Что касается болгарских дел, то летопись сообщает о двух походах. В 1164 году «…иде князь Андрей на болгары с сыном своим Изяславом и с братом своим Ярославом и с муромским князем Гюргем. И поможе им Бог и Святая Богородица на болгары: самех иссекоша множество, а стяги их поимаша, и одва в мале дружине утече князь болгарскый… Взяша град их славный Бряхимов, а прежде 3 городы их пожгоша». Из дружины Андрея Юрьевича не погиб ни один ратник. Князь брал с собой в поход икону Богородицы Владимирской и в победе своей увидел ее чудо. В 1172 или 1173 году сын Андрея Мстислав отправлен был против того же неприятеля. Планировался поход целой коалиции, к владимирцам обещали присоединиться муромские и рязанские полки. Но из-за зимнего непогодья союзники саботировали идею общего похода. По образному выражению летописца, они «идучи не идяху». Тогда малая дружина одних владимирцев совершила стремительный набег, взяла с полдюжины сел и некий болгарский городок, а затем повернула домой. Болгары, увидев малочисленность русских, погнались за ними силой в шесть тысяч конников, но не догнали.

Андрей Юрьевич любил Церковь, основывал новые иноческие обители, проявлял большую щедрость к духовенству. Он терпеть не мог пьянства, чем, вероятно, отличался от большинства князей-современников. По словам летописца, князь охотно раздавал милостыню. Образованностью Андрей Юрьевич напоминал своего деда Владимира Мономаха. Князь покровительствовал книжникам и сам являлся духовным писателем. Так, его перу принадлежит «Слово о милости Божией», связанное с победой над волжскими болгарами. Приязнь к духовенству перемежалась у князя Андрея с мечтами прославить любимую Владимирщину, твердый оплот его власти. 8 апреля 1158 года «…заложи Андрей князь в Володимери церковь камену Святую Богородицу… и дал ей много имения: и слободы купленыя… за даньми, и села лепшия, и десятины в стадах своих, и торг десятый…». К 1160 году церковь была достроена, а к исходу августа 1161-го – расписана фресками. Князь «…украси ю дивно многоразличными иконами и драгим каменьем бес числа и сосудами церковными». Росписью и отделкой храма занимались мастера «из всех земель». Так рассказывает летопись о самой масштабной архитектурной затее Андрея Юрьевича – возведении громадного златоверхого Успенского собора. Конечно, искреннее христианское чувство соседствует здесь со стремлением показать: уходит древняя слава киевская, ныне Владимир украсится постройками, превосходящими величие киевской старины! Ему показалось мало одной только чудесной громады Успенского собора. В 1164 году закончилось строительство храма на Золотых вратах Владимирской крепости (они получили свое название по створкам ворот то ли из золоченой, то ли просто из ярко начищенной меди). Началось сооружение Спасской церкви. Владимир первенствовал в его строительных затеях. Но толика почтения досталась и Ростову: там при Андрее Юрьевиче появился белокаменный Успенский собор.

Князь мечтал о собственной митрополии для Владимира, но ни в Константинополе, ни в Киеве не добился осуществления своих планов. Патриарх Константинопольский того не пожелал, а митрополит Киевский – тем более. Желание обособиться от Киева отчасти диктовалось распространением в Южной Руси диковинного богословского направления, шедшего от иерархов-греков и позднее отметенного Церковью.

Так, в 1164 году в Суздальской земле разразился скандал, названный летописцем «ересью». Епископ Леон, ранее поставленный в Суздаль не по правилам [54]54
  При живом предыдущем епископе. Князь позволил ему епископствовать лишь в Ростове, а от Суздаля и Владимира удалил.


[Закрыть], вдруг объявил, что не следует есть мясо на Рождество, Крещение и иные «Господские» праздники, если они падают на постные дни – среду или пятницу. Перед лицом князя Андрея произошел богословский диспут, где Леон потерпел поражение. Андрей Юрьевич выпроводил его из княжества. По словам летописца, епископ сделал новую попытку возобладать в диспуте уже в присутствии византийского императора Мануила I Комнина, но проиграл и там. За свою дерзость Леон был наказан самими греками [55]55
  Достоверность рассказа летописи о неудаче Леона в Византии и наказании его – под вопросом. По другим версиям, Леон вернулся на Русь и остался на епископии.


[Закрыть].

Пять лет спустя, возможно, в связи с предыдущими баталиями вокруг «леонтианской ереси», вспыхнул новый конфликт. Некий «пронырливый и гордый льстец» Федорец, «ложный владыка», сделался епископом без поставления в Клеве. Когда-то Андрей Юрьевич видел в нем подходящую кандидатуру для Владимирской митрополичьей кафедры, но особой митрополии во Владимире не возникло. Федорец занимал кафедру епископа Владимиро-Суздальского, не имея на то законного подтверждения. Но, во-первых, митрополит Киевский считал своим долгом ставить епископов на Руси самому (а Федорец ему подчиняться не желал). А во-вторых, сей лукавец скоро показал недостойные свойства своей личности. Этот волк в святительской одежде вымогал «имение» у паствы, не гнушаясь пытками. Князь велел ему идти «ставиться» к митрополиту. Тот воспротивился и даже наложил интердикт на владимирские храмы: «Церкви все… повеле затворити и ключи церковные взял, и не бысть ни звонения, ни пения по всему городу». В мае 1169 года князь изгнал его из своей земли. Митрополит Киевский Константин увидел в Федорце не только лихоимца, но также злого еретика, богохульника. Его ослепили, урезали ему язык и отрубили правую руку.

Много хлопот доставили Андрею Юрьевичу новгородские дела.

Успехом его стал захват Волока Дамского, считавшегося тогда новгородским владением. В 1160 году новгородцы, поссорившись со Святославом Ростиславичем из-за жестокостей его отца и изгнав князя, попросили у Андрея к себе на княжение сына. Андрей хотел дать им брата Мстислава, но послы вечевой республики не согласились. Тогда он отправил в Новгород «сыновца», то есть племянника, – Мстислава Ростиславича. Тот в условиях новгородской вольницы продержался недолго. В феврале 1170 года князь Андрей послал с сыном Мстиславом большое войско к Новгороду, пытаясь подчинить вольный город себе. Новгородцы разбили суздальцев и, презирая «низовского» правителя, демонстративно распродали пленников. У Андрея, однако, оставался способ привести вечевую республику к покорности: он перекрыл новгородцам подвоз хлеба. Те сдались, и позднее Андрей Юрьевич дал им на княжение сына Юрия. Кажется, к исходу жизни он начал понимать отца, раздававшего земли сыновьям и другим родичам. Сыновья князя Андрея к тому времени умерли – все, кроме Юрия. И любящий отец отдал ему самое дорогое свое завоевание – смирившийся Новгород.

Дела киевские вынудили Андрея Юрьевича к двум походам, вероятнее всего, для него нежеланным. Он крепко сидел в своем Владимире и с давних лет не думал о завоеваниях на юге. Но само положение одного из ведущих политиков страны заставило князя действовать противно его устремлениям.

В 1169 году Андрей Юрьевич собрал войско из дружин одиннадцати князей, полков суздальских, ростовских и владимирских. Командование он вручил сыну Мстиславу. Армия эта направилась к Киеву. Мстислав Андреевич три дня осаждал «стольный град», который крепко обороняла дружина тамошнего князя Мстислава Изяславича. Северянам удалось сломить сопротивление осажденных. Сам киевский правитель ускакал «с малой дружиной», а супруга его, сын и большинство ратников попали в плен. На протяжении трех суток город подвергался разграблению, притом храмы и монастыри исключением не стали. Летописец, оправдывая действия северорусского воинства, пишет, что они имели смысл Божьей кары за грехи митрополита, впавшего в «леонтианскую ересь» и даже запретившего в служении печерского игумена Поликарпа. Так или иначе, грязная вышла, отвратительная история. Оправдание ее выглядит некрасиво. Впрочем, нельзя забывать: киевский погром – дело рук Мстислава Андреевича, а не самого Андрея Боголюбского. Тот оставался на севере и души не замарал.

Изгнание врагов из Киева требовалось Андрею только для того, чтобы они не могли использовать ресурсы Киевщины для борьбы с его собственным княжеством. Андрей не заинтересовался Киевом, его сыновья и близкие родичи один за другим отказывались от здешнего «стола», очень хорошо понимая: всё самое важное для них сосредоточено во Владимиро-Суздальской земле. Если прежде политическая жизнь Руси сходилась в великий перекресток именно в стенах киевских, то теперь новые центры сосредоточивали ее на себе. Владимир быстрыми шагами обгонял Киев. Из Владимира, волей Андреевой, второстепенные князья его рода ставились теперь на управление Киевщиной.