Текст книги "Грязная магия"

Автор книги: Дмитрий Казаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Его товарищи по несчастью успели понять немногим больше.

– Это еще что? – выругался Скрытный, когда факелы и свечи померкли, а от пола пополз фиолетовый туман.

– Ты что-то напутал! – визгливо крикнул старый волшебник. – Так я и знал!

– Заткн…

Спать захотелось с такой силой, что Скрытный даже не докончил слово. Он просто упал на пол и провалился в сон. Мгновением позже спящих людей в старом доме стало трое.

Тишину большого зала нарушало только негромкое сопение, вырывающееся из трех носов.

Под полом дружно храпели крысы.

Интерферированное заклинание расползалось по городу невидимым облаком. Оно накрывало дом за домом, улицу за улицей, и ничто не могло ему противостоять. Жители Ква-Ква засыпали на ходу, падали на мостовую люди и эльфы, феи и гномы, засыпали в домах и трактирах, в лавках и мастерских, за делом и удовольствием. Вечно шумящий город постепенно умолкал, на смену его неумолчному реву приходил дружный храп.

Вор засыпал с засунутой в чужой карман рукой, пьяница – с недопитой кружкой у рта, кучер – с занесенным кнутом, любовники – друг на друге, а ассенизаторы – в стоках.

Мэр Мосик Лужа брякнулся на стол в кабинете, едва не сшибив на пол напоминайзер, Тощий Брык уснул на встрече с горожанами прямо на трибуне, развалив ее во время падения, Вейл Фукотан – за поздним завтраком, уронив лицо в овсянку.

Крак Мясоруб – на бойне, где он накануне выборов успокаивал нервы.

От порожденного противоестественным способом заклинания не спасли даже стены Магического Университета, обязанные защищать от любого колдовства. Задремали преподаватели, читающие лекции, некоторые продолжили читать их и во сне. Для большей части студентов, которые используют лекции для того, чтобы отдохнуть после ночного веселья, мало что изменилось, просто сон их стал чуть крепче.

К гулякам присоединились их товарищи.

Ректор благополучно дрых в кресле около рабочего стола, и напрасно бесновались изображенные на портрете маги-основатели, не понимающие, что происходит.

И только в одном темном и мрачном месте заклинание встретило достойный отпор. Наткнувшись на грубую, спрессованную силу знания, клубящуюся в библиотеке, оно стыдливо отпрянуло и покатилось дальше.

Падали наземь засыпающие в воздухе птицы, мыши прекращали пищать и отдавались сновидениям, поскуливали охотящиеся во сне собаки, комками меха лежали кошки. Дремали лошади, свиньи и бараны, даже тараканы неожиданно обнаруживали, что им срочно хочется прилечь.

Ужасный бог смерти и разрушения Вяжа, изображаемый обычно в виде толстого и широкого зубчатого колеса (прочие его облики настолько отвратительны, что их стесняются даже последователи Вяжи), в этот день решил посетить с дружественным визитом храм в Ква-Ква. Он как раз беседовал с главным жрецом, когда тот неожиданно упал и уснул.

Вяжа настолько удивился, что забыл разгневаться.

А потом забыл про все остальное, поскольку сон одолел и его.

Огромный город погрузился в сон, весь целиком, от правых до левых предместий, от Нор до Дыр. Река Ква-Ква впервые за многие тысячелетия услышала собственное бульканье и клокотание, от неожиданности устыдилась этого звука и стала клокотать немного потише.

Персонал библиотеки Магического Университета состоит из одного разумного существа. Принадлежит оно (точнее, он) к расе гроблинов, мало известной за пределами Лоскута под названием Кладбище.

Представители иных рас, видевшие гроблина, нечасто рассказывали об этом. И их можно было понять – кому захочется вспоминать о случае, когда тебе пришлось спешно менять штаны?

Виной тому была внешность гроблинов.

Библиотекарь в этом плане ничем не отличался от сородичей. Он был высок и сутул. Кожа, висящая на лице складками, отливала нежной зеленью. Шишковатый череп прекрасно обходился без волос, глаза светились в темноте. Руки хорошо годились для того, чтобы почесывать собственные колени.

К счастью жителей Ква-Ква, библиотекарь, звали которого Мешок Пыль, почти никогда не выходил из библиотеки, а уж за пределы университета выбирался только в исключительных случаях.

Но этим утром, пришедшимся на День Всех Богов, первый день нового года, Мешок Пыль собирался выйти в люди. Причиной тому были выборы. Гроблин, как любой дипломированный волшебник, работающий в университете, имел право голосовать.

И был полон решимости этим правом воспользоваться.

Поднявшись по лестнице в университетский коридор, библиотекарь оказался несколько удивлен царившей тут тишиной. Обычно средоточие магической мысли Лоскутного мира по уровню шума давало сто очков вперед любому аэропорту и даже цеху машиностроительного завода.

Сейчас же тут было спокойно, словно на бесшабашной гроблинской свадьбе.

Но ломать голову Мешок Пыль не стал. Он просто направился к выходу, переступая через валяющиеся в беспорядке тела храпящих студентов и преподавателей.

До сих пор за ними не водилось такой привычки – спать в университете. Но кто знает этих людей, вдруг у них есть дурная привычка раз в пятьсот лет впадать в небольшую спячку?

Так что Мешок Пыль решил ничего не трогать.

Без особого удивления он обнаружил, что и в городе все обстоит точно так же. Спящие люди на улицах, сопение и причмокивание, доносящееся из домов. В сточной канаве попискивала во сне крыса, чуть дальше валялась не успевшая догнать ее такса.

На морде собаки было написано изумление.

Гроблин проходил мимо раскрытых лавок, в которых спали хозяева. Предприимчивый вор мог бы походя заработать состояние, но библиотекаря деньги не интересовали.

За десятилетия, проведенные во мраке библиотечных подземелий, он почти забыл, что это такое.

Миновав мост, Мешок Пыль вступил на остров, на котором расположилась древнейшая часть Ква-Ква. Через несколько сотен шагов перед ним открылась площадь Справедливости, совершенно пустая, если не считать дрыхнущих прохожих и торчащего из мостовой Камня.

Он стоял здесь тысячи лет, с того самого года, в который горожане решили, что хватит им всяких королей с их дурацкими причудами, оплачивать которые приходится почему-то из кармана подданных.

Камень был не просто здоровенным булыжником, символом свободы, а магическим артефактом невероятной мощи и сложности. Официально он назывался Цивилизованный Избирательный Камень, сокращенно ЦИК.

Создал его тогдашний ректор Магического Университета, и подвигла его на то крайняя нужда. Избавившись от короля, обитатели Ква-Ква задумали выбирать городского голову. Но как это сделать, если просто сосчитать всех избирателей – задача настолько сложная, что пока будешь ее решать, некоторые из сосчитанных успеют помереть, а те, кто не подходили по возрасту – повзрослеть!

И кто в те годы, что понадобятся на подсчет, будет управлять Ква-Ква?

Депутация богатейших купцов и лучших ремесленников отправилась к магам.

И те не подвели. Три дня ректор и его помощники провели за работой, после чего город получил Камень.

Он оживал только в первый день каждого четвертого года. И в этот день каждый из допущенных к голосованию (ЦИК непонятным образом отсеивал недостойных, просто не реагируя на них) мог подойти к нему и прикоснуться к теплой поверхности, держа в уме имя того, кого хотел видеть на месте мэра.

На месте касания появлялся алый, быстро тускнеющий, отпечаток ладони.

Попытавшихся проголосовать еще раз ждал неприятный сюрприз – ожог. Камень запоминал всех, кто коснулся его, и за века его использования никто не мог похвастаться, что обманул ЦИК.

В полночь громадная каменная глыба начинала светиться, а к утру второго дня гасла, и на ее боку появлялось имя – того, за кого проголосовало больше всего горожан.

Не раз нечистые на руку властолюбцы нанимали магов, чтобы те разгадали загадку ЦИКа, разобрались, как он работает, и придумали заклинание, позволяющее управлять Камнем.

Но ни один из волшебников не добился успеха. Камень оставался загадкой, невероятной удачей, которую его создатели не смогли бы повторить. Злые языки поговаривали, что ректор и его помощники творили ЦИК, изрядно набравшись, и перепутали заклинания так, что сами потом не могли разобраться, что же именно они сделали.

В любом случае, Камень работал, и делал это безупречно.

Мешок Пыль подошел к нему и положил на серый бок длинную узкую ладонь. Подождал, пока появится алый оттиск, потом резко отдернул руку и зашагал в обратном направлении.

В этот день он оказался единственным проголосовавшим.

Весь остальной Ква-Ква выборы мэра благополучно проспал.

В полночь ЦИК засветился, а утром, едва первые лучи восхода коснулись его боков, на одном из них появилось имя, высеченное кривыми, но разборчивыми буквами: «Мосик Лужа».

Все решил один-единственный голос.

– Что это было, господа маги? – в голосе мэра звучало раздражение, за которым пряталось различимое облегчение. Едва продрав глаза от непонятного сна, Мосик Лужа отправил гонца на площадь Справедливости.

Тот привез известие, что выборы состоялись.

– Ну, побочный результат мощных заклинаний поллитртриналохии, – сказал Винтус Болт, глядя куда-то в сторону. – Они… э… сработали, но не совсем так, как планировалось…

Краск Пух почувствовал себя настолько мерзко, словно проглотил дождевого червя. Он сталкивался с враньем (жить в Ква-Ква и не столкнуться с ним куда труднее, чем пропихнуть верблюда в игольное ушко), видел обман, но такую наглую ложь наблюдал впервые.

В этот момент он вновь пожалел, что променял благородную работу ассенизатора на это…

– Результат заклинаний? – мэр вскинул бровь. – Вы уверены?

– Гм… да, – вступил в беседу Хром-Блестецкий. – Результат-то достигнут! Вы вновь мэр, с чем позвольте вас поздравить!

– Я-то мэр, – Мосик Лужа нехорошо улыбнулся, – а вот кем вы будете дальше, я еще не решил… Подумайте на досуге, чем вы сможете быть мне полезны. А вам, господин Цук Цурюк, спасибо. Заезжайте в наш город года через четыре. Ваша поллитртриналохия тогда снова пригодится…

Краск Пух кивнул с нескрываемым облегчением.

Проснувшись, Арс первым делом обнаружил, что отлежал правую руку, а вторым – что рядом кто-то орет.

– Радуйтесь, жители славного города Ква-Ква! – судя по мощному, хорошо поставленному голосу, уши окружающих терзал глашатай мэрии. – Ибо новым правителем стал Мосик Лужа!

«Я проспал двое суток?» – вяло удивился Арс. Пустой желудок с этим предположением был согласен, как и кое-какие другие органы, находящиеся в нижней части живота.

– Ну что, прирежем его, пока не очухался? – спросил рядом кто-то гнусавый и подобострастный.

– Смысла нет, в натуре, – отозвался второй голос, ужасно хриплый. – Надо было убить его до выборов. Теперь никто не заплатит ни гроша. Чего зря нож кровавить?

Арс открыл глаза и обнаружил над собой парочку убийц.

– Повезло тебе, – сказал Кривой Билли, глядя на студента без гнева или раздражения. Оба эти чувства среди убийц не поощрялись, поскольку мешали работе. – Но в следующий раз удача может повернуться по-другому. Помни об этом.

Убийцы двинулись прочь.

Арс облегченно вздохнул. Хорошо, что над ним не висит угроза быть убитым, но будет еще лучше, если он быстренько найдет укромное местечко…

– Наша служба и опасна, и трудна, – Краск Пух неторопливо шагал по одному из подземных стоков и почти с наслаждением вдыхал витающую тут вонь. Под ногами хлюпала густая масса, состоящая из сгнивших фруктов, фекалий, трупов, просто грязи и еще разных вещей, о которых противно даже думать. – И на первый взгляд как будто не видна…

Издалека донесся мощный хлюпающий звук. Золотарь остановился и прислушался.

– Эх, хорошо, – буркнул Краск Пух, когда стало ясно, что очередного прорыва не предвидится. – А кто-то считает грязной работу ассенизатора! Вот пока не поучаствуешь в этой, как ее там, политике, ни за что не поймешь, что такое настоящая грязь!

Заразное безумие

Пролог

Зима в Ква-Ква – дело серьезное. В других Лоскутах все может ограничиться заурядным похолоданием, но в величайшем городе Лоскутного мира все обстоит по иному.

Морозы пробуют на прочность стены домов, метели усыпают улицы толстым слоем снега, а по ночам развлекаются, завывая в печных трубах. Все, кто могут, сидят у теплых печей, и только всякие бедолаги, вроде стражников, слоняются по улицам.

В один особенно холодный и вьюжный день двое Торопливых несли дозор там, где пролегает восточная граница города. Обозначали ее высящиеся посреди чистого поля ворота с одной створкой и торчащая рядом караульная будка, похожая на сортир.

В ней Торопливые пытались укрыться от ветра. С таким же успехом они могли прятаться от него за рыбацкой сетью – будка состояла в основном из щелей. Единственное преимущество, которое получал расположившийся в ней, – снег не залеплял лицо.

– Что за погодка? – пробурчал один из стражников, высовывая голову из будки и тут же пряча ее назад, всю облепленную белыми хлопьями. – Кошмар, а не погодка!

– А то, – печально согласился его товарищ, испытывающий острое сожаление по причине того, что бутылка горячительного пойла, которую Торопливые взяли в караул, закончилась полчаса назад.

Снег валил так густо, что возникали сложности с дыханием. Вдыхая, вы заглатывали полкило холодных снежинок и совсем чуть-чуть воздуха. Сугробы росли прямо на глазах. Стражникам приходилось время от времени расчищать вход в будку, иначе их просто завалило бы, а также сбрасывать наносы с нескольких хлипких досок, именующихся крышей. Доски трещали и намекали на то, что могут обломиться.

– О, смотри! Кто-то едет! – сказал первый стражник, когда очередное сражение с непогодой закончилось уверенной, хоть и временной победой.

– Где? – второй стражник обернулся.

Снег пошел чуть пореже. Между снежинками появились отдельные кусочки воздуха. Дорогу, ведущую на восток, можно было опознать лишь по тому, что сугробы на ней были чуть ниже, чем на обочинах.

И по этой дороге с негромким скрипом двигались существа, похожие на людей.

Что именно за существа, точнее сказать было сложно – мешали толстенные тулупы, шарфы и шапки, скрывающие все, кроме очевидного факта наличия у пришельцев двух рук и двух ног.

– Из Тайги, что ли? – спросил второй стражник.

– Похоже, – согласился первый.

Странников, рискнувших выйти в путь в такую погоду (хотя в данном случае это милое и приятное слово лучше опустить, а использовать что-нибудь вроде «стихийное бедствие»), оказалось трое, а скрип издавали длинные доски, привязанные к их ногам.

– Точно, из Тайги, – определил второй Торопливый, – только там эти штуки носят… грыжи они называются… или пыжи! Нет, не помню…

За спиной у каждого из путников висел здоровенный мешок, а двигались они с монотонной равномерностью, наводящей на мысль о чем-то механическом. Когда ветер стих, стало слышно, как они что-то негромко бормочут себе под нос.

– Странные какие-то, – вздохнул первый страж, вновь берясь за лопату. – На нас и не глядят!

– Ага, – согласился его товарищ по несчастью. – Хотя каких только чудиков у нас в городе нет! Есть еще страннее!

Но в этом доблестный блюститель закона заблуждался. Настолько странных и опасных чудиков в Ква-Ква не бывало давно.

Глава 1

Из облака серного дыма с ревом явился демон. Он напоминал страдающую ожирением большую летучую мышь. Толстое волосатое брюхо свисало чуть не до земли, в пасти сверкали расположенные аккуратными рядами белые зубы, а глаза горели, как два фонаря.

– Надоели! – выл демон, гневно скребя когтищами пол. – Вам что, вызвать больше некого? Сволочи!

Но Арс Топыряк не обратил на вопли страшилища никакого внимания. Ловко и уверенно он плел заклятие удержания, не забывая в нужных местах выкрикнуть красивое слово или сделать впечатляющий жест – не столько для себя или для демона, сколько для сопящего за спиной преподавателя.

Поцент, читающий «Основы демонической инвоктации», требовал, чтобы все было красиво. Даже в том случае, когда студенты сдавали курсовые работы на практическом материале.

То, что «практический материал» мог не оценить красивостей, а при малейшей ошибке запросто оторвать кому-нибудь из будущих демонологов голову, поцента интересовало мало.

Демон перестал вопить и принялся хмуро оглядываться.

– И в эту штуку вы собрались меня загнать? – вопросил он, когтистым пальцем, похожим на сосиску с прилаженным к ней кинжалом, тыча в стоящий на полу кувшин. – Она же похожа на ночной горшок! Интересно, что там держали?

Демон брезгливо принюхался.

Арс работал, изо всех сил стараясь не рассмеяться. Стоит только сбиться – и чудище вырвется из начерченного на полу круга. Судьба находящихся в лаборатории в этом случае предрешена – им предстоит стать живописно раскиданными повсюду кучками внутренностей.

Демон зарычал. Навалившееся на него заклинание сжало, сплющило могучую фигуру, сделав ее сначала плоской, а потом скатав в крохотный шарик, который медленно поплыл к горлышку кувшина.

– Я буду жаловаться! – истончившийся голос звучал пискляво. – Я до Влимпа дойду… вы у меня попля…

Шарик провалился в кувшин, и тот сам собой оказался запечатан толстой сургучной пробкой.

– Неплохо, мой юный друг, – одобрительно сказал преподаватель. – А теперь войдите туда и возьмите кувшин.

Арс судорожно кивнул. Наступал самый сложный момент. Если в расчеты вкралась какая-то ошибка, даже самая крошечная, то демон запросто разорвет глиняное вместилище, и вошедший в пределы круга заклинатель окажется в полной его власти.

Продолжительность его жизни в этом случае составит несколько секунд.

Арс шагнул в круг и поднял кувшин. Тот был тяжелый и горячий, внутри что-то возмущенно возилось, но выбраться наружу не спешило, а значит – не могло.

– Неплохо, – кивнул поцент с некоторым разочарованием. – Приступайте ко второй части.

Кувшин брякнулся на пол и рассыпался на черепки, демон с гневным ревом восстал в полный рост. Ринулся на гнусных людишек и врезался в невидимую, но непреодолимую для уроженца Нижнего мира стену.

– Вот гады! Я до вас доберусь!

– В следующий раз, – хмыкнул Арс, начиная экзорцизм.

Изгнание брюхатого и гневливого существа не заняло много времени. Демон с утробным криком провалился сквозь пол, и линии начерченного на полу магического рисунка погасли.

Арс повернулся к преподавателю.

– Неплохо, – сказал тот с важным видом. – За эту курсовую работу я имею все основания поставить вам «хорошо».

– Но почему не отлично? Я же все сделал правильно!

– Верно, – поцент тряхнул седой бородой, похожей на старый веник, – но вы боялись! Борец с демонами, который позволяет страху овладеть собой, долго не живет.

Арс вздохнул.

Понурив голову, он двинулся к толстой двери, настолько обильно покрытой магическими символами, что дерева под ними не было видно.

– Позовите следующего! – крикнул поцент в спину Топыряку.

С грохотом отворив засов, Арс оказался на крошечной, забитой народом площадке. Тут были те, кто уже сдал курсовую работу, и те, кто собирался сдавать. Но вот тех, кто ее НЕ СДАЛ, тут не было.

Их души благополучно готовились к следующему воплощению.

На Арса тут же обрушился шквал вопросов, способный повалить средней крепости плетень:

– Ну что, как?

– Все вышло?

– Сколько поставил?

– Хорошо, – меланхолично отозвался Арс. – Ну что, пойдем, вмажем?

Вмазать не отказался никто. Дружная компания двинулась вверх по длинной, темной и ужасно неудобной лестнице (ходили слухи, что ее держат в таком состоянии специально, чтобы попытавшийся подняться демон лопнул от злости где-нибудь посредине). Лаборатории для вызова демонов располагались ниже самых глубоких подвалов. Учитывая любовь обитателей Нижнего мира ко всем прочим живым существам, это было очень разумно.

На улице было не так холодно. Висевшая над городом последние дни стужа, один глоток которой вызывал противный кашель и чьи когти впивались во все, не защищенное многими слоями одежды, отступила.

– Хорошо, в натуре, – сказал Рыггантропов. Вечный двоечник ухитрился как-то сдать курсовую. Как именно – предположения ходили самые фантастические, вплоть до совершенной заранее человеческой жертвы.

Правды не знал никто. А она была проста, как сам Рыггантропов. Явившийся демон взглянул на его могучие плечи, растущую из плеч голову и маленькие глаза, и почему-то решил, что такого человека лучше слушаться, не дожидаясь, пока тот начнет махать кулаками.

Рыггантропов сам немало был удивлен покорностью демона, а челюсть преподавателя, который хорошо видел, что заклинания составлены неправильно, отвисла чуть ли не до пола.

Оценку он ставил в некотором помрачении чувств.

Путь студентов лежал в сторону «Утонченного блаженства». Это название подходило дешевой забегаловке примерно так же, как жабе шерсть, но хозяин заведения, гном Отбойник, ужасно им гордился и менять на какое-нибудь «Мерзостное удовольствие» не желал.

Продавали в «Утонченном блаженстве» в основном пиво. Жидкость, носящая это название, стоила дешево, но мало чем отличалась от воды. Запивать ею предлагалось высушенные до каменной твердости орехи, чипсы из картофельных очистков и подгоревшие сухарики.

– Ой, смотрите! – удивленно воскликнул Нил Прыгскокк, когда идти осталось всего ничего.

Навстречу студентам двигался человек с очень странным лицом. Оно было идиотски-восторженным, словно его обладатель только что решил сложнейшую задачу, над которой бился год, или хотя бы облегчился после недельного запора.

На груди его болталось намалеванное яркими красками маленькое объявление «Хочишь пахудеть? Спраси меня – КАК!».

– Что бы это значило? – спросил Шнор Орин, когда человек проследовал мимо.

То, что у Рыггантропова называлось лицом, отобразило некоторое недоумение. Тили-Тили нервно зашипел.

– Кто же его знает? – пожал плечами Арс. – Может быть, он ставит лечебные клизмы?

– Это такие стеклянные штуки, которые водружают на спину? – вопросил Рыггантропов. – Разве от них худеют?

– Нет, это банки. А клизму, ее ставят… в другое место…

– И куда?

В «Утонченном блаженстве» стоял обычный гвалт, состоящий из сдавленных хрипов тех, кто пытался проглотить чипс или сухарик, судорожного хлюпанья глотающих водянистое пиво и радостного гомона счастливчиков, ухитрившихся захмелеть.

Гном Отбойник высился за стойкой слегка поседевшим снопом, из которого алчно блестели глаза.

Для гномов характерна обильная волосатость головы, но Отбойник в этом перещеголял всех сородичей: брови его почти срослись с усами, а бакенбарды спускались до бороды.

Речь хозяина заведения по этой причине была несколько невнятной.

– Пять кружек пива и одну воблу, не самую древнюю, – сделал заказ Нил Прыгскокк.

– Ффе бубед, – кивнул Отбойник.

Столы в «Утонченном блаженстве» не вытирались никогда и поэтому столешницы приобрели опасное качество липкости. Ставя кружку, вы рисковали поднять ее без дна.

Но завсегдатаи на подобные мелкие неудобства внимания не обращали.

– Где-то я еще видел такое объявление, – сказал Арс задумчиво. – Ну это, про похудеть…

– А у меня один знакомый с таким таскается, – печально вздохнул Нил Прыгскокк, сделав добрый глоток из кружки. – Только у него оно на значке…

Лицо Нила при этом не перекосилось от отвращения. Это наводило на мысль, что Прыгскокк слишком взволнован, чтобы обращать внимание на вкус (это понятие употреблялось в «Утонченном блаженстве» чисто условно) пива.

– И где он его взял? – поинтересовался Шнор Орин.

– Не говорит. Получил его на каком-то собрании, после чего полностью съехал с ума. Ходит по улицам и всем, даже нищим, предлагает какой-то порошок, от которого худеют…

– Ну, нищие-то должны покупать его охотно, – кивнул Арс. – Им надо выглядеть тощими.

– Мало что нищим, так еще и эльфам! – Нил понурил рыжую, как костер, голову.

– Дааа…

Предлагать эльфам порошок для похудения можно было с тем же успехом, что учить змею ползать. Толстых или просто упитанных эльфов не видел никто. Ходили, правда, слухи, что в населенных остроухими гордецами Лоскутах таковые встречаются, но от представителей других рас их прячут.

В это верилось, поскольку для эльфов имидж важнее всего, даже жизни.

– Лучший способ похудеть, – мудрым голосом сказал Рыггантропов, – это в тюрьму попасть. Там быстро сбросишь лишний жир.

Спорить не стал никто. Рыггантропов был родом из Дыр, одного из районов Ква-Ква, где закон нарушают чаще, чем дышат. Процентов девяносто его родственников были знакомы с тюремными подвалами не понаслышке, а остальные избежали этого знакомства только по чистому недоразумению.

Так что Рыггантропов знал, о чем говорил.

– Или стать студентом, – добавил Арс, похлопав себя по животу. При похлопывании ощущались позвонки.

Тили-Тили просвистел что-то одобрительное. Остальные дружно вздохнули.

Службы в храме Бевса-Патера, Отца Богов (звание номинальное), проходили торжественно и очень красиво. Звенели колокольчики, курились ароматические смолы, голос жреца-ведущего разносился по обширному залу, украшенному фресками, изображающими деяния божества.

Почти все они стыдливо прятались за большими занавесками.

Бевс-Патер считался отцом всех богов. Обитатели Влимпа, большей частью имеющие довольно смутные представления о собственном происхождении, по этому поводу яростно возражали. Не спорили лишь те, кому было все равно, кого называть папой, и те, родство с которыми решительно отрицал сам Бевс-Патер.

Препирательства, бывшие неплохим развлечением для богов, длились тысячелетиями.

Закончились они тем, что Бевсу-Патеру присвоили номинальное звание Отца Богов без каких-либо сыновних или дочерних обязанностей со стороны божеств, числящихся его отпрысками.

Фрески же в кваквакском храме были нарисованы за много столетий до этого решения, и изображенные на них сюжеты не отличались особым разнообразием: Бевс-Патер с пылом и жаром зачинает Шпулера, Бевс-Патер с пылом и жаром зачинает Турнепса, Бевс-Патер с пылом и жаром зачинает Буберу, и так далее.

Менялись только детали, размер пыла и жара оставался неизменным.

После принятия «Пакта об отцовстве» большую часть фресок пришлось завесить, дабы не оскорблять чувства других божеств. Изначально их предполагалось закрасить, но тогдашний главный жрец не посмел понять рук на красоту, и лишь спрятал ее за занавесями.

Нынешний главный жрец, Зубост Дерг, никоим образом не осуждал предшественника. Ему нравились фрески, они были красивые, впечатляющие и приносили немалый доход.

За дополнительную плату занавешенную часть мог осмотреть любой желающий. И пользовались этой возможностью часто. Что-то в подвигах Бевса-Патера притягивало взор мужской части населения Ква-Ква настолько, что мужская часть готова была платить за их созерцание.

Зубосту Дергу также нравилась расположенная в главном зале статуя. Она изображала бога в высшей степени могучего и благостного, со всеми, даже самыми интимными, атрибутами отцовства. Созерцание ее вызывало душевный трепет и благоговение.

Но сегодня с самого начала службы все пошло не так, и даже статуя казалась какой-то другой, чужой. Жрец-ведущий постоянно путал слова, подпевалы гудели нестройным ульем.

Зубост Дерг, наблюдавший за богослужением, весь издергался. Он готов был сам выскочить к алтарю и взять дело в свои руки, точнее – в язык, на котором сейчас вертелись неподобающие для главного жреца выражения.

А потом факелы мигнули, все одновременно, и из недр земли раздался неприятный рокот, словно там икнул великан. Когда он затих, на смену пришел каменный скрежет.

Зубост Дерг вытаращил глаза: статуя двигалась. Сам того не замечая, главный жрец жевал собственную бороду. Бевс-Патер мигнул, голова его повернулась, а черты благородного лица исказились.

Да так и застыли.

Звон колокольчиков смолк. Прихожане и младшие служители с воплями кинулись к выходу. Жрец-ведущий, стоявший к статуе спиной, недоуменно вытаращился, потом обернулся и замер с раскрытым ртом, сам напоминая изваяние.

Вывела его из окаменелости только рука главного жреца, потрясшая за плечо.

– Иди и позови отца Шлепа, – приказал Зубост Дерг, со страхом глядя на перекошенное лицо статуи. – И побыстрее!

Отец Шлеп был самым старым из всех служителей Бевса-Патера. Сколько ему лет – не знал никто. Но сам Зубост Дерг, начавший карьеру в храме младшим зажигальщиком курительных палочек полвека назад, помнил отца Шлепа седобородым старцем.

В соответствии с возрастом он считался самым мудрым. Возможно, отец Шлеп таковым и был, но более молодые жрецы, боясь проявить невежество, не вступали с ним в богословские дискуссии. Чтобы избежать полемики, жрецы либо спасались бегством, либо, если уж были пойманы, соглашались со всем.

Зубосту Дергу пришлось ждать довольно долго. Никаких новых ужасных знамений за это время не произошло, и главный жрец, с одной стороны, слегка расслабился, а с другой – несколько заскучал.

А потом, предшествуемый звуком шаркающих шагов, появился отец Шлеп.

– Чего надо? – сварливо спросил он. – Вы оторвали меня от размышлений…

– Посмотри-ка туда.

– О!

– Ты видел когда-нибудь подобное?

– Нет, никогда, – в голосе старого жреца прозвучал откровенный страх.

– Как думаешь, чего бы это значило?

– Отец наш, Бевс-Патер, гневается…

– И так видно, что не радуется, – Зубост Дерг раздраженно нахмурился. – Но почему, можешь ты сказать?

– Гм… эээ… ну, в общем, нет.

Зубост Дерг ощутил сильное и острое беспокойство. Если бы он узнал, что в фундаменте статуи Одной Бабы, расположенной перед ее храмом на соседней улице, в этот же самый момент появилась трещина, то беспокойство главного жреца Отца Богов стало бы еще сильнее.

Перемещающееся по коридорам Магического Университета существо должно проявлять крайнюю внимательность и осторожность, а также готовность в любой момент прыгнуть в сторону.

Иначе оно рискует, что будет сбито с ног открывшейся дверью или бегущими студентами. Они, выйдя из аудитории, по не описанному, но безусловно существующему закону природы теряют черты интеллектуальной молодежи и превращаются в толпу остервенелых варваров, способных затоптать носорога.

Арс освоил искусство передвижения на первом курсе и не испытывал особых проблем. Прыгскокку, телосложением напоминающему покрытый жиром шкаф, приходилось несколько хуже.

Пока приятели добрались до нужной аудитории, его успели раз пять серьезно толкнуть и один раз швырнуть об стену.

– Да, весело у нас, – пропыхтел Прыгскокк, когда они оказались в аудитории, – так и хочется вызвать какого-нибудь демона, чтобы он в этом веселье поучаствовал!

– Всем привет! – дверь распахнулась, шарахнув Нила по спине, и в аудиторию улыбающимся и сияющим пушечным ядром влетела Фома Катина. Выкрашенные в зеленый цвет волосы топорщились вокруг головы, делая девушку похожей на одуванчик.

Который кто-то облил зеленкой.

– Привет, – просипел Нил, сползая по стене.

– Ой, я тебя не зашибла? – Фома мило улыбнулась во все тридцать восемь острых белоснежных зубов. – Ах, смотрите, что у меня есть!