Текст книги "Дорога из трупов"
Автор книги: Дмитрий Казаков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Окружающий пейзаж от этого не стал более различимым и приятным. Равнина, покрытая травянистыми кочками, из которых кое-где торчат склизкие остовы деревьев и местами блестят лужицы открытой воды. И столько всяких растений, что умники из МУ извели бы тонну пергамента, просто описывая их. И еще туман, тонким слоем манной каши наложенный на все вокруг.
– Уф, спасибо, – сказал посол, перестав дрожать. – Это что, окрестности Дурьфийского оракула? Я думал, там несколько суше и, как бы это сказать, оживленнее, что ли. Жрицы, просители…
– Не могу знать, ваша чрезвычайность, – поддержал беседу Эверст Сиреп.
До сих пор жизнь капитана была крайне простой и состояла из рутинных действий – орать на людей, пучить глаза, красиво носить панцирь и меч. Ну, иногда слушать крики мэра.
Но сегодня все изменилось, и крохотный головной мозг Эверста еле справлялся со своими обязанностями. В его работе возникали перебои, и капитан зависал, точно древний компьютер.
– Понятно, что не можешь. – Почувствовав под ногами твердую почву (во всех смыслах), Потом Вытек несколько приободрился. – В любом случае, нам нужно выяснить дорогу к оракулу.
– Сейчас пойдем и спросим, – буркнул Эверст Сиреп, подтвердив глубину собственного интеллектуального падения.
Подход «пойти-и-спросить» прекрасно работает в городах, где наблюдается излишек разумных существ. На пустынном болоте использовать его так же бессмысленно, как печь блины на решетке для барбекю.
В лучшем случае в ответ ты услышишь: «Ква-ква».
В худшем – «буль-буль», причем над собственной головой.
– У кого? – резонно вопросил Потом Вытек. – Так, у кого-нибудь есть запасной ботинок? А то в одном я выгляжу как-то не по-послатому…
Стражники пошептались, после чего один из них преподнес чиновнику длинный и черный, словно труп загорелой анаконды, сапог. Посол мрачно оглядел его, но решил, что сейчас не время привередничать.
Только обулся, как из тумана донеслось равномерное почавкивание.
– К бою! – скомандовал капитан.
Стражники обнажили клинки, и те мгновенно начали ржаветь.
– Э… – Потом Вытек, собравшийся высказаться на тему: «Преимущество мирных средств взаимодействия с аборигенами», замолк, когда стала видна приближавшаяся к посланникам Ква-Ква тень.
Она была четвероногой, большой и местами светилась.
Когда до людей осталась дюжина метров, тварь остановилась, вскинула морду и взвыла:
– Выуууууууаааа!
Полный злобы и тоски вой полетел над болотами. Трясина затихла, даже лягушки замолчали.
– Собака? – не веря себе, прошептал посол.
– Гав-гав, гав-гав, – подтвердила животина, на морде которой светящейся краской было нарисовано что-то вроде черепа, а на боку номер «14». После чего развернулась и неспешно потрусила прочь.
– Я знаю, кто это был, – прошептал один из стражников, маленький и носатый, как все уроженцы малонаселенного Лоскута Топь, что находится направо от Китежа. – Собака Бабских Вилей.
– Каких Вилей? – уточнил Потом Вытек.
– Бабских Вилей. По легенде, она бродит по болотам Лоскутного мира и желает кого-то сожрать. Но вот кого, не помню. Может быть, эти самые Бабские Вили и хочет слопать?
– Ну, ладно, череп на морде, я понимаю, – шмыгнул носом другой стражник, плечистый и мордатый. – А номер зачем?
– Модель четырнадцать? Или их много? А номер, чтобы друг с другом не путать? – предположил третий.
– Отставить разговорчики! – рявкнул капитан, в голове которого совершенно случайно совпали зубчики двух пустившихся в свободное плавание шестеренок. – Ваша посла… чрезвычайность, что будем делать?
Потом Вытек беспомощно огляделся. Солнца видно не было, горизонт скрывался в проклятом тумане, и выбрать нужное направление смог бы разве что маг. А трое юных колдунов куда-то запропастились.
Вдруг студентов забросило на сотню километров в сторону?
Или, что еще хуже, метров на десять вниз.
– Так, эээ… хм, ну… ага, – проговорил посол, пытаясь выглядеть уверенно. – Мы пойдем туда!
И он ткнул пальцем в участок тумана, что выглядел немного симпатичнее.
Через пять минут к обычным трясинным звукам добавилось дружное чавканье и нестройные ругательства.
Все описанное ниже – метафора, поскольку всем известно, что заклинания не обладают разумом и самосознанием. По крайней мере, наличие такового не признают маги.
А кому еще верить в данном вопросе, как не им?
Гномье Эхо, ничего не знавшее о мнении магов на свой счет, парило над громадной лужей грязи с вкраплениями кусочков камня и дерева. Лужа была густо населена и носила имя Ква-Ква.
Вырвавшееся на свободу после тысячелетнего заточения заклинание утолило первый голод и теперь выбирало новые цели. У него не было глаз, не имелось носа или иных органов, но оно прекрасно чувствовало, где имеются скопления тяжелого желтого металла, непонятно почему ценимого разумными существами.
Для Гномьего Эха такие скопления были, что пятна пыли на полу для домохозяйки. Оно бросалось на них стремительно и беспощадно, и напуганное золото спешно удирало в другие измерения.
Оставляя только след – пушистую пыль, коричневую, рыжую или бежевую.
Еще Гномье Эхо видело (или чуяло, точно сказать нельзя) области пространства, где для него имелась опасность развоплощения. В первую очередь таковой являлся МУ, затем небольшой домик на улице Бронзовых Ножниц и особняк на правой окраине, окна которого были всегда завешены.
Ну и еще пара мест.
Всего остального для заклинания просто не существовало.
И порой это давало неожиданный эффект. Гном-ростовщик обнаружил, что из тайника пропали все драгоценности, кроме древней и очень дорогой диадемы, ну а та неожиданно поменяла цвет на серый. И гном заскрипел зубами, думая, как его надули, впарили подделку.
Благородный Грянух де Гразз, приготовившись поразить врага во время поединка, удивленно вскрикнул, когда меч в его руке развалился на куски и на землю посыпался рыжий пепел.
Золотые вставки исчезли, и фамильный клинок стал просто набором кусков металла. Ну а враг, еще более благородный, чем Грянух де Гразз, подло использовал благоприятный момент. Куда менее фамильный и более дешевый клинок вонзился в плоть, и одним благородным господином в Ква-Ква стало меньше.
Гномье Эхо парило над городом, выискивая, куда бы вонзить невидимые щупальца, и ощущало недовольство по поводу того, что золота осталось не так много.
Заклинание потихоньку начинало задумываться о серебре.
Одно из мест, куда Гномье Эхо ни за что бы не заглянуло, располагалось на улице Старых Богов. Внешне оно выглядело как самая обычная таверна и выделялось благодаря тому, что над ее дверью висел громадный меч, переломанный у рукояти.
Называлось заведение, как и следовало ожидать, «Сломанный меч».
Прославленный аэд Умер наткнулся на него совершенно случайно и решил, что это неплохое место для того, чтобы сделать из него храм муз. Ну а заодно заработать немного денег.
Он толкнул дверь и оказался в небольшом, уставленном столиками зале. В очаге ревел огонь, за стойкой шевелился некто высокий и мощный в кожаном фартуке поверх голого торса. Негромко переговаривались посетители. На табурете в углу дремал тролль, и это было странным.
Обычно каменных громил в человеческие заведения не пускали, да они и сами не очень-то туда стремились.
– Кхгм-хм! – громогласно прокашлялся Умер, а потом как следует врезал по струнам. – Над миром восстали великие грозные боги! Героев направить на праведный путь они все устремились! Наполнить сердца их отвагой и подвигов жаждой! И первым попался им мощный…
За одним из столиков песня вызвала оживленный разговор.
– Что за ерунда? – сказал некто, укутанный в черное так, что не было видно даже кончиков пальцев. – Не помню я, чтобы какие-то боги меня чем-то наполняли. Вздумай они сделать такое, я бы им руки поотрубал. Кхе-кхе.
– Чего ты хочешь? Это же певец, – не согласился некто, пахнувший как мешок ядреного чеснока. – Они должны красиво врать, им за это деньги и платят.
– Пусть не про нас врет, – пробурчал третий собеседник, усатый и морщинистый, в папахе и бурке. – Прихвостень мировой буржуазии. Ох, помню, как мы с такими в семнадцатом году поступали…
Умер разразился очередным четверостишием, после чего на него обратил внимание человек за стойкой.
– Эй, ты! – сказал он. – Ты что, скальд?
– Ээээ… конечно, – проговорил сбитый с песни Умер. – В смысле, аэд я, сладкозвучными песнями полный.
Имидж прежде всего – это он помнил отчетливо. Даже если тебя будут жарить на сковороде и прыгать вокруг с вилками, предсмертный крик твой должен быть исполнен гекзаметром.
Иначе ты не аэд, а просто графоман.
– Тогда иди сюда, – сказал человек за стойкой. – Сядь вот на этот табурет, возьми эти два бубля, выпей стопку и посиди тихо.
– Как же могу за молчание денег я взять, свою лиру предав подломерзко? – Тут рассудок взял верх над привыкшим к рифмам и аллитерациям языком. – Что? Вы хотите заплатить мне за молчание?
– Именно так, – громыхнул человек из-за стойки. – Знаешь, сколько песен выслушал каждый из нас?
– Э… нет. Сколько?
– Могу сказать за себя. Кхе-кхе. Пятьдесят пять тысяч шестьсот тридцать две, – важно сообщил закутанный в черное.
– И умножь на… – воняющий чесноком подсчитал людей в таверне, вычел певца, – пять. И зачем нам еще одна песня?
– Но откуда? Как? – Умер поплелся к стойке, по дороге сражаясь с профессиональной гордостью.
Та вопила, что за молчание денег брать нельзя. Но ей отвечало голодное брюхо, и замерзшие ноги в дырявых сандалиях, и пустой кошель, сиротливо льнущий к боку. И мнение их было единым – два бубля есть два бубля, и отказываться от них будет лишь придурок.
Или графоман.
– А вот так. – Человек за стойкой нацедил некой прозрачной жидкости в крохотный стаканчик. – Работа у нас раньше была такая – подвиги совершать, а потом про себя песенки слушать. Так что рифмованное вытье у нас в печенках сидит, но скальдов мы любим.
– Сырыми, – тихо уточнил усатый.
– На шавтрак, – добавил четвертый из сидевших за столом, бровастый и такой древний, словно собственный дух-предок.
Умер взял два бубля, убрал в кошель, потом схватился за стаканчик и вылил его содержимое себе в глотку. В первый момент он испытал желание заорать, затем понял, что не может. Показалось, что в желудок вонзили нечто острое, но это ощущение очень быстро пропало.
Вместе со способностью размышлять. Осталось только сидевшее на табурете тело.
– Настоящий скальд, – с уважением заметил человек за стойкой, звали которого Агрогорн Эльфолюбивый. – На выпивку крепок. Другой бы уже на полу валялся и маму звал, а этот сидит.
– А чего ты ему налил? – спросил усатый.
– «Варварского Топора».
Сидевшие за столиком дружно сказали: «О!»
В «Сломанном мече» собирались вышедшие на пенсию герои, так что выпивку тут подавали соответствующую, геройскую. В местном пиве растворялись гвозди и зубы, ну а крепкие напитки рекомендовалось употреблять только тем, кто мог пить соляную кислоту на завтрак.
«Варварский Топор», например, часов на восемь лишал пьющего головы.
– Ничего другого не осталось, – вздохнул Агрогорн. – И эти два бубля были последними. Даже и не знаю, чего буду делать дальше.
В молодости он прославился похищением эльфийских принцесс, но к старости остепенился и уже много лет владел «Сломанным мечом». Таверна не была слишком прибыльным делом, но позволяла неплохо развлекаться, частенько видеть старинных друзей, да еще и не тратить при этом денег.
Но в последние дни все пошло наперекосяк.
– Это все этот… кризис, кхе-кхе, – заявил Стукнутый Черный, самый скрытный герой Лоскутного мира, брившийся на ощупь и последний раз видевший собственное лицо лет сто назад, – и не простой, а эхо-гномический… Слышали, по всему городу золото начало пропадать?
– Воры совсем обнаглели, – проворчал Старый Осинник, некогда бесстрашный охотник на вампиров, а ныне – еще один геройский пенсионер.
– Это не они, – сказал Агрогорн. – Нечто странное происходит. Деньги просто исчезают. Без следа. Если бы их брали воры, они бы появлялись заново, в притонах, веселых домах, кабаках…
Герой – это не только наглая морда, большие мышцы и ничем не прошибаемая самоуверенность (хотя все это приветствуется). Это еще и умение ощущать, когда пахнет даже еще не жареным, а кипящим на сковороде маслом, и способность не обжечься в этом масле.
Герои могут совершать невообразимые вещи не потому, что сильны или ловки, а потому, что дружат с законами вероятности. Герои – инструменты воплощения того, что при обычных условиях воплотиться не может, и именно поэтому они нужны Вселенной.
Она ведь тоже хочет попробовать все варианты, а не только самые обычные и поэтому скучные.
И уход на пенсию тут ничего не меняет. Герой остается героем, даже если он надевает трусы поверх штанов, питается протертыми кашками и не может вспомнить собственное имя.
И в последние дни герои всеми печенками (а при геройской жизни их нужно не меньше трех) ощущали, что в Ква-Ква происходит что-то неестественное, неправильное.
– Крызыс… – пробурчал Старый Осинник, принципиально не признававший слов длиннее, чем «убить», «съесть» и «выпить». – В старые времена мы обходились без этих всяческих штучек. Представляете, вчера заглядываю в заначку, где храню золото, а там ничего нет.
– Совсем ничего? – удивился Чапай.
Забытый всеми Умер издал булькающий смешок и мягко сполз с табурета на пол. Никто не обратил на это внимания. Если после «Варварского Топора» не пошел дымок из ноздрей – значит, все нормально.
– Золота, в смысле. – Старый Осинник вытащил из сумочки на поясе дольку чеснока и, не очищая, бросил в рот. От профессиональных привычек порой очень непросто избавиться. – Только пыль какая-то. Куда это годится? Мы такого себе не позволяли. Уж если брали, то в открытую…
– И у меня ничего не осталось, – сказал Агрогорн. – А поскольку вы, паразиты, за выпивку редко платите, скоро я по миру пойду.
– Что?
– Што?
– Кхе-кхе?
Когда надо, старые герои могут быть впечатляюще тугоухими.
– Ну, значит, надо денег награб… – Чапай сделал над собой усилие, глаза его завращались, – заработать. Набег устроить или ограбить кого-нибудь.
За первую часть фразы Чапай заслуживал золотой медали «За раскованность мышления». Сама концепция заработка столь же чужда геройскому рассудку, как полеты – бегемотам.
И даже просто помыслить о ней – настоящий подвиг.
– Это мошно. – Брежен заерзал, распахнулся его плащ, и обнажились развешанные рядами на груди медальки. – Только далеко ташшитьшя, пока до нушной мештношти дойдешь, да и дует там.
– А если в городе?
Ну а за эту фразу Чапай удостоился всего лишь нескольких укоризненных взглядов.
– Нет, это не пойдет, – покачал верхней частью замаскированного организма Стукнутый Черный. – Придется убивать стражников, которые живут по соседству… А это, ну, как бы неприлично.
Герои печально вздохнули. В активной фазе карьеры они с приличиями никогда дела не имели, даже не знали, что это такое. Но, поселившись в городе, пропитались его тлетворным духом, узнали, что некоторые поступки бывают непристойными.
Хотя насчет того, какие именно, до сих пор иногда спорили.
– Тогда… если… – сказал Агрогорн, задумчиво тиская чугунную поварешку, – ведь когда мы грабили, люди отдавали нам деньги вроде бы добровольно… платили за то, что мы их пугали и убивали…
Слышно было, как в геройских головах с хрустом и потрескиванием вращаются заржавевшие вскоре после рождения извилины.
– Хххы… – вздохнул Стукнутый Черный, под балахоном которого, судя по жужжанию, заработал вентилятор.
– Надо понять, – продолжил хозяин «Сломанного меча», – за что люди будут отдавать нам деньги теперь… Чего мы умеем такого особенного…
Старый Осинник отхлебнул пива, выковырял застрявший между зубов крысиный хвостик и бросил его на пол.
– Коротко говоря: пугать и убивать, – сообщил он. – А если подробнее – резать стражу, врываться в святилища, истреблять чудовищ…
– Да, на этом много не заработаешь, – проговорил Чапай. – Если, конечно, не объявить тараканов чудовищами. Но их рубить саблей замучаешься, больно мелкие и шустрые.
– Вы кое-что забыли, – обвел приятелей взглядом Агрогорн. – Еще мы умеем спасать девственниц.
– Их в Ква-Ква не шлишком много, – хихикнул Брежен.
– А если, так сказать, расширить понятие «девственница» на тех, кто оказался в опасности?
Глаза героев остекленели.
Слово «девственница» они понимали однозначно – красивая, скупо одетая девица, лежащая на алтаре. В комплекте обычно идет тип с безумным взглядом и кривым ножом, облаченный в жреческую мантию. Но его достаточно отшвырнуть в сторону или быстро прирезать…
– На всех? – рискнул предположить Стукнутый Черный, самый настоящий интеллектуал среди героев. – То есть на старушек, собравшихся перейти улицу? На дамочек со сломанной мебелью? Кхе-кхе?
– На всех, кто готов заплатить нам денег, – веско сказал Агрогорн.
– Ооооо!
Этот вырвавшийся из нескольких глоток возглас полнили самые разнообразные чувства – недоумение, алчность и сожаление по поводу того, что на старости лет порой приходится заниматься всякой ерундой…
– Ладно, – шарики и ролики в голове Чапая все-таки встали в новое положение, – пусть так… но как клиенты узнают, что нас нужно звать на помощь? И как мы будем успевать вовремя? Город-то большой…
– Раньше мы всегда успевали. Никогда не опаздывали, – проворчал Старый Осинник, заскорузлости сознания которого могли позавидовать не стиранные месяц портянки. – Придешь, а вампир на месте… и золото…
– Это все технические вопросы, – сказал Агрогорн. – И мы будем решать их в рабочем порядке.
Он вышел из-за стойки, подтащил табурет и сел за стол к приятелям. Пять голов склонились друг к другу и принялись ожесточенно шептаться. Лежавший на полу Умер попытался затянуть нечто среднее между маршем и полькой, но быстро сдался.
В его сторону никто даже не посмотрел.
Мэр, тяжело кряхтя, залез в карету и уселся на обтянутое кожей сиденье.
Винтус Болт, Глагол Пис и Дубус Хром-Блестецкий расположились напротив. Дверца захлопнулась, свет в окошке померк, заслоненный могучим телом влезшего на подножку стражника, и карета поехала.
Прогрохотали под колесами камни университетского двора, послышалось почавкивание уличных луж.
– Э… довольны ли вы, господин мэр? – рискнул нарушить молчание советник.
– Еще не знаю, – ответил Мосик Лужа, внимательно глядя на магов-управленцев. – Вы что скажете?
– Позвольте. – Винтус Болт сделал умное лицо.
– Минуточку… – добавил Хром-Блестецкий, и дальше последовало множество связанных предлогами умных слов.
Мэр слушал молча.
– Ага, – сказал он, когда маги выдохлись. – Насколько я понимаю, посланцы во главе с послом скоро вернутся, и тогда все проблемы будут решены?
– Совершенно верно, – кивнул Винтус Болт, хорошо понимавший, что только такого ответа от него и ждут.
На самом деле он ошибался.
Настоящие проблемы еще даже не возникли.
Часть вторая
Переэль с достоинством кивнул покупательнице, а когда та удалилась, мысленно вытер со лба пот. Не каждый день удается сбыть лежалый крыжовник под видом карликовых арбузов.
– Куда лезешь, шляпа?! – рявкнул от соседнего прилавка Драный Фартук, в руках его появился топор.
Воришка, собравшийся прихватить один из горшков, ринулся прочь и скрылся в толпе.
– Хорошо ты его шугнул, – сказал Переэль.
– Толку-то? – проворчал гном, убирая топор. – Такое впечатление, что в Ква-Ква перестали варить еду. За день я не продал ни одного горшка. Ты представляешь? Впервые за много лет. Это кошмар!
– Представляю, – мрачно кивнул эльф. – Назгулы пробуд… хотя нет, они, скорее всего, тут ни при чем.
Сказать, что торговля на площади Изопилия шла вяло, – значило ей серьезно польстить. На самом деле она стояла, и даже не стояла, а лежала при смерти. Вместо привычного гомона и буйства жизни на рынке царило всего лишь вялое шевеление, покупатели были так редки, что за ними буквально гонялись.
Зато попрошаек и воров развелось, точно блох на собаке.
– Ага. – Гном вытащил из-под прилавка окованную железными полосами фляжку. – Так мы скоро по миру пойдем. Будешь?
– Нет.
Переэль знал, что во фляге настоянный на горном хрустале гномий самогон, и рисковать не хотел.
– Как хочешь.
Драный Фартук осторожно открутил крышечку, из горлышка вырвалось облачко черного дыма. Гном поднес фляжку к губам, но отхлебнуть не успел. Замер, выпучив глаза. Эльф проследил направление взгляда коллеги и обнаружил, что по рынку неспешно движутся Торопливые.
В их появлении на площади Изопилия не было ничего странного.
Чудными казались сами стражники. Во-первых, они были трезвыми, во-вторых, они шагали прямой, уверенной походкой, совсем не похожей на фирменное ковыляние Торопливых. В каждом движении скользила уверенность, осознание того, что они имеют право тут быть, и не просто быть, а применить силу и не встретить сопротивления.
Как у тигра, крадущегося по джунглям.
Словно у льва, идущего по саванне.
И еще они все немного напоминали друг друга – бледностью, худобой и чертами лица.
– Ого, – сказал Переэль, на миг потеряв невозмутимость истинного перворожденного. – Это кто же такие? И где наши старые знакомые?
Не то чтобы он сильно любил прежних Торопливых, небритых, ленивых, жадных и склонных к насилию. Просто они подходили к Ква-Ква, являлись его частью, точно такой же, как вонь, шум и колдобины на улицах.
– Вот уж не знаю. – Гном сделал глоток, и на мгновение его лицо стало цвета кирпичной пыли. – Но они мне не нравятся.
Стражники, как раз проходившие мимо лотка Драного Фартука, остановились.
– Употребление спиртных напитков во время исполнения служебных обязанностей лицом, связанным с торговлей, – проговорил тот из них, что был повыше остальных и носил шлем лейтенанта.
– Чего? – изумился гном, пряча фляжку.
– Карается штрафом в размере пяти бублей согласно Торговому уставу двадцать пять тысяч второго года, параграф пять, пункт «г».
– Какое «г»?
– Вы признаете себя виновным? А? – Лейтенант произносил слова четко и с таким напором, словно вбивал их в собеседника. И некоторые слова были ощутимо толще остальных.
Глянув в бездушные глаза стражника, эльф с холодком понял, что этот человек (человек ли?) способен с таким же ледяным равнодушием вколачивать в плоть гвозди.
– Чего?
– Я думал ограничиться Устным Предупреждением, но, учитывая Отрицание Вины, вынужден прибегнуть к…
Меж торговых рядов возник какой-то шум, несколько голосов завопили: «Грабят!» – и из толпы выскочил наряженный в лохмотья шустрый субъект с зажатым под мышкой поросенком. Субъект выглядел деловитым, поросенок – удивленным поворотом в своей судьбе.
Известный на весь рынок Слямз Хорек осуществлял акт экспроприации.
Лейтенант потерял интерес к гному.
– Схватить! – рявкнул он, и остальные пятеро Торопливых рванули с места.
– Ха! – Слямз Хорек нашел время на то, чтобы презрительно улыбнуться и сплюнуть на землю.
Чтобы ленивые стражи закона догнали его, самого ловкого и быстроногого вора на площади Изопилия? Да скорее река Ква-Ква обрастет водопадами, а чиновники разучатся брать взятки, и скорее…
Додумать мысль до конца Слямз не успел, поскольку понял, что окружен.
Выругавшись, он отшвырнул поросенка и вытащил нож, короткий и настолько кривой, что его можно было использовать в качестве штопора. Свинтус с визгом задал стрекача, а Хорек крикнул:
– Век воли не видать, начальник! У меня ничего нет, а вздумаете трогать – сопротивляться буду!
Порой этот прием срабатывал. Арестовывать Слямза теперь было вроде как не за что, а ввязываться в драку ради того, чтобы помахать кулаками, Торопливые не любили. Они делали вид, что отвлеклись на что-то, и Хорек благополучно удирал.
Но в этот раз все пошло не как обычно.
– Мы имеем Сопротивление При Задержании, – проговорил лейтенант даже с некоторым удовлетворением. – И можем применить оружие согласно Закону о страже двадцать две тысячи девятьсот тридцать восьмого года, параграф три. Вперед!
Слямз удивленно отвесил челюсть, а Торопливые обнажили мечи и бросились на него. Толпа зевак, собравшаяся за считаные мгновения, затаила дыхание. Ну а Переэль решил, что спит.
Такого просто не могло быть! Стража, сборище ленивых неудачников, только и думающих о том, где выпить и чего стащить, никогда не умела так ловко обращаться с оружием!
Несколько движений, взблеск стали, и тело Хорька упало на тот слой очистков и мусора, что заменял на площади Изопилия землю. За прилавком Драного Фартука нервно сглотнули, там возникло некое движение. Эльф посмотрел туда и обнаружил, что гном и его товар бесследно исчезли.
Но лейтенант и не вспомнил о торговце горшками.
– Преступник понес Справедливое Наказание, – сурово объявил он. – Расходитесь, мирные граждане, иначе я могу вас обвинить в Незаконной Сходке согласно Акту…
Зеваки мгновенно уставились на прилавки и превратились в покупателей.
Торопливые забрали тело и ушли, а Переэль остался стоять, неприлично открыв рот. Он даже не обратил внимания на то, что какой-то нищий стянул капустный лист, и это выдало всю глубину постигшего эльфа шока.
А рынок гудел, как миллион ульев разом, и слухи о происшествии расползались по нему, мутировали и давали потомство. Самые шустрые выбирались за пределы площади Изопилия и растекались по улицам Ква-Ква. Убитый вор превращался в банду грабителей, стычка – в длительное побоище, «свидетели» которого захлебывались слюной, описывая, как их чуть не задело копьем, стрелой или боевым драконом…
К вечеру загудел весь город.
А бывшие стражники в это время наслаждались жизнью.
– Вот смотри сюда, – сидевший на койке Поцент продемонстрировал могучую ручищу. – Видишь?
– Ага, – сказал Васис Ргов, разглядывая изображенный между бицепсом и трицепсом шлем с двумя гребнями.
– Такие шлемы носили в армии Нефритовой империи. Пять тысяч лет назад. В ранний период, династия Вань.
– Вань?
– Именно. А вот тут династия Мань. Обрати внимание на отличия.
На взгляд Васиса, второй шлем, вытатуированный на лопатке, был точно таким же, как и первый.
– А теперь жемчужина моей коллекции. – Поцент принялся стаскивать штаны. – Династия Тань.
– А может, не надо? – спросил Ргов, догадавшись, какую часть тела ему сейчас покажут.
– Моргалы выколю и пасть порву. Вот он, красавец. Три декоративных рога в подражание Мили-Пили-Хлопсу, или, как его звали в Нефритовой империи, Яростному Пыхтящему Господину. Но эти рога могли использоваться по назначению, поскольку достигали пяти сантиметров в длину…
Поцент оседлал любимого конька, а заодно и свежего слушателя и не собирался слезать с них так быстро.
Дука Калис на соседней койке играл с феями в карты. Игра сопровождалась драками, руганью и спорами по поводу того, кто шельмует. Карты были настолько древние и засаленные, что каждый кон являлся чем-то вроде разгадывания шарады.
А еще карты представляли собой настоящую коллекцию преступных отпечатков пальцев.
– Ты че? – бурчал Калис. – Я тебе сейчас в глаз дам! Ты чего червей бубями кроешь, а, мелкий?
– Ошибся, – разводил лапками Чук, злой фей. – Сейчас исправим. Вот так лучше?
– Э… вроде бы, – отвечал Калис, пытаясь разобрать, какая масть использована на этот раз. – Стоп, а почему не сыграл мой козырной туз?
– Так расклад, – вздыхал Гек, добрый фей.
А бывший лейтенант Поля Лахов просто лежал и ничего не делал, хотя его ноги, привыкшие топтать улицы Ква-Ква (и пол «Потертого уха»), время от времени начинали судорожно подергиваться. Ноги одолевала самая настоящая ломка, им не хватало холода, сырости и потертостей.
Но Лахов не обращал на них внимания. Он даже в чем-то был счастлив.
Трое Торопливых находились среди людей (в широком смысле слова), пусть специфическим образом, но понимающих специфику стражнической работы. И чувствовали себя довольно-таки неплохо.
Проблем было две: нечего выпить и нечего съесть.
– Непорядок, – заметил Легкий Шмыг, когда за окошком камеры начало темнеть. – В это время обычно приносят ужин.
– Так вылез бы наружу и узнал, в чем дело, – предложил Один Момент. – Что, тебя какая-то решетка удержит?
Вампир поморщился.
– Она заговоренная, – сказал он, – как и дверь. А то бы я давно лишил вас моего общества. А что насчет замка? Может быть, ты покажешь свое искусство, непревзойденный борец с сейфами? Выберешься из тюрьмы и принесешь пива…
Гном сердито засопел, но тут в спор вмешался Лахов.
– Тихо вы, – сказал он. – Есть и вправду охота. Пойду, узнаю у Гриббла, в чем там дело. Э-хе-хе…
Закряхтев, бывший лейтенант встал с койки. Прошел через камеру и постучал в дверь.
– Не услышат, – вздохнул один из уголовников. – Тут колоти, не колоти – толку никакого.
– Эй, Гриббл! – завопил Лахов. – Где ты там?!
Через некоторое время послышались шаги, такие тяжелые, словно по коридору топал мамонт. В щель под дверью протиснулись багровые лучики света и отдернулись, поняв, что именно они осветили.
– Чего надо? – спросили из коридора.
– Это я, Гриббл, – сказал Лахов. – Ты как там, не заболел?
Из коридора донесся шорох – то ли тюремщика качнуло, то ли пришли в действие его мозги.
– Здоров, – ответил Гриббл. – А чего?
– Вот и славно. А когда нас кормить будешь? Или поступил приказ уморить всех голодом?
– Не… не поступил, – судя по голосу, огромный сержант был опечален этим фактом, – вообще никакого приказа нет… и жратвы на сегодня для вас не выделили… говорят, что денег нет…
Лахов попытался вспомнить, чем кормили узников. Из глубин памяти всплыли кости, выглядевшие так, словно их обглодали очень голодные собаки, поджаристая корочка, скорее всего, просто срезанная со дна сковородки, и старая каша, достигшая удельного веса свинца.
Все это покупалось у уличных торговок за сущие гроши, какие назвать деньгами было просто стыдно.
– То есть как нет? – спросил бывший лейтенант. – Там же нужно пару бублей всего…
– Вот их и нет. Говорят, что из мэрии куча денег пропала и что во всем виноваты злобные гномы.
Обитатели камеры покосились на Один Момент. Тот сделал вид, что оглох.
– Гномы? – уточнил Лахов. – Они что, уперли эти деньги?
– Не знаю, – отозвался Гриббл. – Так что сидите пока. Воды я вам ближе к ночи принесу, а там, глядишь, и утро наступит.
И тяжелые шаги двинулись прочь от камеры.
– А вот это – шлем из Ахеянии, – продолжал бубнить Поцент, который, как всякий сильно увлекающийся человек, обладал способностью не замечать того, что происходит вокруг. – Смотри, какой гребень. Клево?
– Ага, – безрадостно согласился Ргов.
Вино лилось рекой в прямом смысле слова.
Пенящийся винопад рушился из воздуха, багровый ручеек преодолевал десяток метров, после чего исчезал без следа. Над ним витали хмельные пары, и листочки на деревьях кое-где начинали съеживаться, показывая, что они уже пьяны и собираются отправиться спать.
