355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Дмитрий Кравцев » Дневник горнорабочего (СИ) » Текст книги (страница 1)
Дневник горнорабочего (СИ)
  • Текст добавлен: 12 мая 2017, 18:30

Текст книги "Дневник горнорабочего (СИ)"


Автор книги: Дмитрий Кравцев



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Annotation

Покончив с барменством, какое–то время я перебивался случайными заработками, пока семья не впала в крайнюю нищету. И тогда жена сказала:

– Пойдешь в шахту.

– Но там же денег не платят!

– Зато хлеб под зарплату дают!

Так я стал шахтером.

Дмитрий Кравцев

2000 г.

2001 год

Дмитрий Кравцев

Дневник горнорабочего

Покончив с барменством, какое–то время я перебивался случайными заработками, пока семья не впала в крайнюю нищету. И тогда жена сказала:

– Пойдешь в шахту.

– Но там же денег не платят!

– Зато хлеб под зарплату дают!

Так я стал шахтером.

2000 г.

24 мая

Закончились мои курсы ГРП. Теперь месяц практики, экзамен, разряд и самостоятельная жизнь. Дали мне наставника, который будет делать из меня шахтера, а в случае чего таскать за вихры и бить деревянной колодкой по голове, как чеховского Ваньку Жукова. Под его руководством я впервые спустился в шахту.

Признаться, ничего хорошего я не ожидал, но оказалось еще мрачнее. С десятком одинаково черных людей мы втиснулись в мокрый и узкий железный ящик – почему–то сразу возникли ассоциации с фильмом «Кин–дза–дза» и тамошним пепелацем. Решетка с визгом отделила нас от внешнего мира. Клеть дернулась и медленно пошла вниз. Стало темно, рабочие включили лампы.

С потолка капало. Я пытался извернуться так, чтобы не попадало за шиворот, попутчики недовольно косились. В свете лампы проносились мокрые стены ствола с вбитыми в них ржавыми скобами. Это по ним мы будем выбираться наверх, если клеть встанет? Спрашивать было неудобно. Мой сурово–равнодушный вид должен был показывать, что все это для меня не впервой. Однако чистая роба, новенькая оранжевая каска и неуверенные движения с головой выдавали новичка.

Движение замедлилось, в клети началась возня. Коллеги грубо, без всяких там «разрешите пройти» протискивались к выходу. Не дожидаясь остановки, они открыли дверцы и принялись, как десантники, выбрасываться из клети. Через секунду клеть плюхнулась в воду, потоки хлынули внутрь, ноги залило выше щиколотки.

Не давая мне осмотреться, наставник побежал вслед за всеми куда–то вглубь выработки. Я держался за ним, стараясь не потерять его спину в массе похожих серых спин. Сапоги разъезжались в грязи, ремень спасателя поминутно соскальзывал с плеча и очень хотелось посмотреть по сторонам. Ведь я первый раз в шахте, под землей, на глубине трехсот с чем–то метров! А все происходит как–то слишком суетливо и совершенно не торжественно.

Целью нашего забега оказались людские вагонетки – «козы». Их я тоже представлял по–другому, как–то комфортнее, типа неудобного старого трамвая. Совсем не думалось, что это узкие короба с прорезями для прохода (пролаза) людей в бортах. Коллеги шумно устраивались внутри, переругивались, спорили. Я сунулся было на одну лавку, на другую, отовсюду был изгнан и стоял в растерянности, когда, перекрывая общий шум, раздался испуганный вопль наставника:

– Где мой ученик?!

Наконец все разместились. Коллеги достали карты и принялись резаться в козла, и тут нахлынула вторая волна рабочих. Снова поднялся шум, кто–то громко материл занявших места КС-ников (то есть нас), из–за которых ГРОЗЫ вынуждены идти пешком. Народу много, а «коз» всего две – объяснял мне наставник – поэтому нужно торопиться. Не займешь место – будешь шлепать 4 километра по грязи. Хотя так иногда быстрее…

Рассыпая искры, подкатил электровоз, несколько раз боднул состав, подцепился и повез нас на работу. Езда в козе ничем не напоминала трамвай – грохот и тряска, беспрестанные рывки и толчки, будто ехали мы не по рельсам, а по разбитой грунтовке. Коллеги спокойно переносили все неприятности дороги, лишь при особо сильных рывках выкрикивали машинисту обидные слова. Мне не сиделось на месте. Я нахожусь под землей уже полчаса, а кроме грязи под ногами да неинтеллигентных лиц товарищей ничего еще не видел! Из «козы» видны были только мелькающие рамы крепи. Вот бы высунуть голову и посмотреть!

– Куда, бля! – кто–то из работяг грубо рванул меня назад. – Хочешь, чтобы башку срубило?! Придурок! Понабрали пацанов…

Я не обиделся. Мысль о том, что это действительно опасно пришла только сейчас. Ну и хрен с вами. Буду ждать, когда приедем.

Ждать было недолго. Не доезжая до места машина встала – троллея кончилась, вырубили. Дальше пошли пешком.

Первое правило в шахте – смотреть, что над головой. Но не то что вверх – по сторонам смотреть было некогда, приходилось выбирать место, куда поставить ногу, чтобы не запнуться, не оступиться, не упасть в грязь и не порвать сапог. Вспомнил препода с курсов и его «особенности укладки рельсового пути». Какие особенности, какой укладки – и рельсы, и шпалы были покрыты слоем грязной жижи и жидкой грязи.

Шли прямо по рельсам, что запрещено по технике безопасности. Я искал «место для прохода людей, расстояние 0,7 м на уровне подвижного состава». Теоретически оно существовало, но пройти там было невозможно из–за деревянного и железного хлама, перевернутых вагонеток и прочего производственного мусора. Кстати, смотреть вверх тоже приходилось – кое–где троллея провисала и цепляла за каску, а в ней 200 с лишним вольт.

Наконец добрались до рабочего места. Ничего, соответствовавшего бы моим представлениям, я не увидел. Куча приборов и механизмов, в беспорядке поставленных и повешенных, тут же состав вагонеток, позже я заметил головку конвейера, выглядывающую из дыры сбоку (это оказался уклон).

Рабочие принялись за тормозки, потом закурили (что не просто запрещено, а уголовно наказуемо), а я стоял казанским сиротой – есть не хотелось, а курить не взял. Поев, ГРОЗы пошли по уклону к лаве. Наставник повел меня туда же, тут я и увидел конвейер во все красе. Хоть раз не обманули – он выглядел точно таким, как на рисунке, только гораздо мрачнее.

– Конвейер ленточный 1 ЛТ‑100! – отрапортовал я как на уроке.

– А ой его знает, – хмуро ответил он.

Дальнейшие полчаса я выгребал уголь и штыб из под головки, устал, взмок и проголодался. Назад ехали на ленте. Наставник показал, как на нее прыгать и как с нее сходить. Поначалу было страшно – лента движется быстро, вдруг не успею спрыгнуть и высыплюсь в вагон? Потом привык, лежал на ленте и осматривал окрестности.

Из–за вырубленной троллеи работы не было. Остаток смены мы грелись у сухой подстанции. Меня распирало от вопросов. А какой это конвейер? А что будет, если за троллею возьмешься? А какая у ГРП ставка? А в лаву можно залезть? Но выглядеть восторженным идиотом не хотелось, поэтому я молча слушал унылый треп наставника об огороде и больных зубах. За час до конца двинулись в обратный путь.

Дорога к месту работы и обратно, переставление ног в тяжелых сапогах, увесистые спасатель и коногонка – все это утомило больше, чем собственно работа. Зато в баню я шел таким же грязным, как все. И безмерно гордым. Я теперь шахтер! Я выполняю тяжелое нужное дело!

Итого:

1. Я узнал, что работа – не сахар, но и не так тяжела, как кажется непосвященным.

2. Нарушил все известные правила техники безопасности.

3. Вернулся домой усталым и плохо вымытым. Завтра снова пойду.

25 мая

Вчера мое главное ощущение – неуют, дискомфорт, неустроенность. Сегодня уже получше. Встречаются знакомые лица и знакомые места, да и грязь не кажется такой грязной.

В площадку мы не поместились, ехали на капоте (если можно так сказать) электровоза. Лежа, вжавшись в металл, чтобы не задеть головой троллею. Всю смену по локоть в масле ремонтировали толкатель (Я бодро:

– Толкатель гидравлический типа ПТВм, имеет два гидроцилиндра, поршни которых сблокированы зубчатыми рейками и…

Наставник насмешливо:

– Не умничай. Бери вон ту ойню и засовывай сюда, студент.), занимались ручной откаткой и постановкой забуренных вагонов на рельсы, короче – мило проводили время.

И все же я считаю эту работу тяжелой, грязной и неблагодарной. А советская пропаганда так романтизировала труд шахтера, что он считался почетным и чуть ли не благородным. Ничего тут нет благородного. Есть уголь, добываемый в нечеловеческих условиях, и есть люди, которые за деньги (а сейчас и бесплатно) подвергают себя истязаниям и рискуют жизнью.

Как сказал наставник:

– Где ты видишь людей? Одни шахтеры.

А вообще мне пока нравится. Как все новое, необычное, ненадоевшее.

26 мая

Мой учитель, сенсей, гуру отправился зачищать пересып, оставив меня одного с телефонами, пультами и селектором, бегло рассказав, как всем этим пользоваться. Немного растерянный от свалившейся ответственности я с серьезным видом приготовился исполнять свои обязанности, как вдруг стало темно. Будучи еще человеком штатским, не шахтером, в первую секунду я подумал привычно: – Суки, опять свет отключили! Но уже во вторую с ужасом осознал, что погасла лампа. Тут мне стало по–настоящему страшно. Страшно не темноты или кишащих везде крыс. Страшно неизвестности. Что теперь делать, как включать все эти конвейеры, толкатели, отвечать на звонки в кромешной тьме? И все же, подсвечивая зажигалкой, я что–то включал, кому–то отвечал, а потом вызвал из лавы горного мастера. Он выехал на ленте и спас меня. Свет его лампы был, в буквальном смысле, лучом света в темном царстве.

27 мая

Всю смену грел жопу на сухой и слушал байки стариков. Не так уж он тяжел, этот шахтерский труд. Только жене не стоит об этом говорить.

Втиснулись в клеть, закрыли двери.

– Все зашли? Руби канат! Долетим.

Веселый народ эти шахтеры, и юмор у них черный, под стать лицам.

28 мая

Первый выходной. Город полон пьяных пограничников. Жаль, я не пограничник. Тоже хочу валяться на траве в зеленой фуражке и петь задушевные армейские песни.

30 мая

Снова шахта, грязь и мрак. Наблюдал как клепают ленту. Спал.

Называюсь я теперь «коренной». Из лавы кричат по селектору:

– Коренной! Ответь! Коренной!

– Говори.

– Запускай линию!

И я запускаю линию. Работа несложная и не грязная. По сравнению с ГРОЗами, вылезающими из лавы с бархатисто–черными лицами и белозубыми улыбками, я, можно сказать, хожу в белой рубашке.

1 июня

Дали деньги – 22%. Работяги возмутились и устроили забастовку. Я, проработавший 5 дней, тоже бастовал.

К бунтовщикам вышел директор. Умело оперирую цифрами, он объяснил, на что ушли деньги. Никто ничего не понял, но все почувствовали, что их опять наебали. Прозвучали оскорбительные выкрики с мест. Один подвыпивший шахтерик набросился на директора со словами «пидорас!», «гребанный гандон!» Тот совсем по–пацанячьи предложил «пойти выйти».

Народ еще немного поколобродил и с чувством глубокого неудовлетворения разошелся по домам.

Нет организации, нет идейных вдохновителей, таких как большевики, подначивавшие рабочих на революцию. Если появляется горластый народный выдвиженец, его тут же укрощают и приручают. Основной аргумент работяг – нам нечего жрать, мы дохнем с голоду. Глядя на их тормозки, я бы так не сказал. Мы с женой с голоду не дохнем, однако мой тщедушный тормозок (кусок хлеба, кусок сала и редиска) не идет ни в какое сравнение с их скатертями–самобранками.

2 июня

Все, мятеж подавлен. Не пришлось прибегать к уговорам, задействовать казаков или водомёты. Бунтовщики удовлетворились обещанием выдать деньги 6‑го числа и взялись за старое, то есть пошли на работу. Правда, отдельные негодяи пытались баламутить людей, но те потихоньку просачивались в шахту, приговаривая:

– Ну, если и в этот раз обманут, то мы..! Мы их..! Мы им..!

Хотя в том, что обманут, никто не сомневался.

3 июня

Меняли ролики на ленте, и я понял, насколько далек от всех этих железноремонтных работ. Как ловко и быстро все получается у них, и как беспомощен я! И это отсутствие не опыта даже, а технического мышления. Теряюсь от слов «флянец», «муфта», «редуктор», путаю ключи, короче, выгляжу полным неумёхой.

6 июня

Деньги дали, 15%. Обманутый народ снова принялся бастовать. И снова как–то робко, несмело. Мы сидели возле нарядной своего участка, мимо нас в грязную баню постоянно тянулись рабочие.

– Куда? – грозно спрашивал каждого самый сердитый КС-ник Вася У-ров.

– Водички попить, – отвечали.

Однако, попив, никто не возвращался, потихоньку переодевались и опускались в шахту. В конце концов пошли и мы. Попытка бунта бесславно провалилась.

12 июня

В шахте каждый что–то ворует, а я, не зная чего украсть, испытываю зависть и досаду, этакий зуд – чего бы мне ухватить? Но ничего уже не осталось. Кабеля найдены и выпотрошены, троллеи вырублены, запчасти к механизмам растасканы. Остается спать на сухой в свободное от лопаты время.

15 июня

В этой шахте кого только нет! Списанные летчики–истребители, уволенные за пьянство врачи–педиатры, бывшие певчие церковного хора, криворукие крупье казино и беглые моряки торгового флота. Сборище неудачников.

Процесс начала работы я уже кратко описывал, теперь подробнее. Набиваемся в клеть – ржавый железный ящик, куда помещается до 20-ти голов чумазого рабочего скота. Стиснутые как шпроты в банке, опускаемся вниз. Я уже порвал сапоги и теперь вместе с другими выпрыгиваю из клети до полной остановки, пока не хлынула вода.

Спустившись, забираемся в узкие железные коробки. В козу помещается 18 человек – жопа к жопе, плечо к плечу – пошевелиться в такой тесной ситуации сложно, тем более достать сигареты. И все равно курят, травят байки, играют в карты. Все шахтеры играют в примитивную разновидность «козла». «Дурак» считается слишком сложной игрой – думать надо. («Козел» – самая интеллектуальная игра после перетягивания каната – шутят коллеги) Проигравшим рисуют мелом звездочки на плечах. К лаве многие приезжают капитанами и выше.

Лавки в козе жесткие, часто вообще отсутствуют. К концу поездки после всех толчков, рывков, забуриваний и переформирований состава задница немеет. Иногда уже рад идти пешком 4 километра по жидкой грязи. Во всех неприятностях дороги виноват, конечно же, машинист. Его хуесосят постоянно, он молчит, изредка огрызается. Часто коза бурится, и тогда уже матерится машинист, бегая вокруг нее и пытаясь поставить. Пассажиры с интересом следят за ним, делают едкие замечания. Безуспешно проебавшись полчаса, машинист взывает к нашей совести. Тогда мы вылазим и вручную ставим козу на рельсы.

Приехав на рабочее место – седьмой уклон, все рассаживаются в нише и достают тормозки. У каждого свое место. У меня его еще нет, поэтому, пока они едят, я считаю груз и порожняк или курю. Наконец, ГРОЗы сваливают, и тогда я принимаюсь за свои убогие бутерброды.

Крысы снуют под ногами. Старые, опытные держатся в стороне, а беспредельный молодняк чуть ли не вырывает куски из рук. Не знаю, чем они здесь питаются. Жрут газеты из под тормозков, человечье дерьмо. Коллеги рассказывают – садишься погадить, а крысы визжат и дерутся у самой задницы.

Поев, покурив, полежав и снова покурив, я беру лопату и иду в уклон. Это мое рабочее место, тут я работаю. Работаю–работаю, пятнадцать минут, двадцать, потом бросаю лопату, произношу: «А ну его на ой!» и прыгаю на ленту.

23 июня

Эту неделю мне пришлось таки поработать по–настоящему. Конвейер постоянно засыпало, мне вручали лопату, и я накачивал несколько вагонов товара. Зачем вообще какие–то комбайны? Десяток ГРП с лопатами запросто дадут дневную добычь лавы.

Один из горбатых, веселый говорун, пиздобол–задушевник и враль–самородок Сидор постоянно придумывает про своих товарищей смешные двустишия типа (про звеньевого):

Петр Николаевич Морозов -

Командир ебучих ГРОЗов


Однажды товарищи обиделись, сложили усилия и тоже выдали стишок:

Принес нам Сидор много зла.

Мы отъебём его, козла.



7 июля

Работаю в шахте, гружу вагоны углем, что добывают мои четвероногие друзья ГРОЗы. Спать ложусь рано, в 9, а то и в 8 вечера. Вот так – всего полтора месяца шахты, и из убежденной совы получается отличный жаворонок.

Товарищи мои жрут водку, ежедневно и помногу. «Мочат жало», как они это называют. Я раз сходил на бутылек и больше не хочу. Скучно, все разговоры о работе либо об армии.

Все тащат с работы цветной металл, а мне завидно. Попробовал один раз, но был пойман начальником с вентиляции. Выводов не сделал, будет возможность – попробую еще.

Коллеги рассказывали, как подшучивают над молодыми. Человек первый раз едет на ленте. Ему кричат: – Держись за ленту, сейчас будет поворот!

Он хватается за края ленты и отбивает пальцы о ролики.

На вопрос ученика «Что делать, если потухла лампа?» отвечают: – Кидай ремень на троллею и иди к стволу.

Жестокие шутки, а слушать интересно. В долгие часы вынужденного безделья соберутся два–три старика и давай травить байки. Заслушаешься!

Рассказывают, например, как зазевавшихся ездоков на ленте скачивают в вагон; как один пошел погадить, снял коногонку и в темноте насрал на нее; как другой по этому же делу залез в вагон, чтобы не дуло, а тут инспекция мимо проходит, человек пять, и каждый в вагон заглянул.

По окончании ученичества носил на участок магарыч. Начальнику бутылку и трудовому коллективу две. Как ни банальна система взяток в виде пузырей, банок и магарычей, она все же действенна. Начальник сразу подобрел и поменял мои выходные на удобные для меня дни. Долго не знал, как быть с остальными. Приглашать всех на 1 литр глупо, им каждому нужно по столько. Разрешилось все само собой – выпили втроем, с теми, кто был со мной в 7-ом уклоне.

11 июля

В нашей лаве травмировало комбайнера – оторвало руку. А я было расслабился, забыл об осторожности.

Слушал, как возмущаются рабочие. Все то же – зарплату не платят, сами воруют, у каждого директора шахты судимость или условный срок, народ безмолвствует, надо что–то делать. Один из работяг предложил начать с того, что повесить пару–тройку начальников. Тоже не выход. Единственный разрешенный способ применить насилие – применить его к себе. Голодовки, самосожжения или невыезд из шахты – этого тебе никто запретить не сможет. Но, опять же, никто на это не решается. У всех дети, дачи, огороды, планы на будущее. Поскольку идиотизм вечен, а мафия бессмертна, положение никогда не изменится.

Поэтому работяги воруют. Тащат все, что попадает в поле зрения и что по силам унести. В шахте если человек не ворует, он вызывает подозрение – либо стукач, либо ворует по–крупному.

18 июля

Шахтерики опять бастуют, требуют денег. Сбились в кучу в общей нарядной, вышел директор, торжественно поклялся, что деньги будут, а сейчас просил идти на работу. Работяги недовольно разошлись, называя друг друга быками. Думаю, быки – это не то слово, скорее, бараны, привыкшие все делать сообща и боящиеся личной ответственности. Наш начальник участка это понимал, поэтому собрал всех в нарядной и спросил каждого: – Ты идешь на работу? И каждый ответил «да». Спроси он у толпы, наверняка отказались бы.

19 июля

В наказание за непослушание у нас забрали автобус. На работу шел пешком. Это, как пишут в пошлых романах, «стало последней каплей в чаше его терпения». Не дают спецодежду – ладно, принесу свою. Нахамят в бухгалтерии – ладно, стерплю. Не дают зарплату – ну хоть обещают. А не возят на работу – это уж слишком!

В шахту опустился в прегнусном настроении. По пути поругался со стопорной, послал на ой стволового, повздорил с машинистами электровоза и, в довершение всех бед, зацепился рукой за троллею – ударило током.

День был явно не мой. Чтобы не усугублять несчастья, забрался на сухую и проспал там до конца смены.

30 июля

Удивляюсь, как по–разному выглядят люди в робе и в чистом. Одним, например Андрюхе–горняку, роба идет – ладный чернолицый шахтер. В чистом же – пухленький паренек, похожий на вомбата. Зато Гриша–слесарь в робе выглядит полным олигофреном, а в чистом – солидный мужчина с баками. И так многие. Наверное поэтому на поверхности я не узнаю людей, к которым присмотрелся в шахте.

Коллеги рассказали анекдот.

Проходчики пробурили шпуры, зарядили их взрывчаткой, собрались палить. Тут появляется черт:

– Мужики, а чё вы тут делаете?

– Да вот, палить сейчас будем.

– А можно посмотреть?

– Смотри. Только поможешь потом зачистить и закрепить.

Все спрятались, черт стоит, смотрит. Взрыв, черта оглушило, ударило волной, потерял сознание. Что с ним делать? Выдали его на поверхность и бросили под терриконом. Очнулся черт ночью. Смотрит на террикон, на звездное небо.

– Ладно, зачистить помогу. Но крепить не буду!

15 августа

Нашел за затяжкой старый самоспасатель, забытый, видимо, еще прошлым поколением шахтеров. Тренировался включаться в него. Сделал глубокий вдох. Резким движением сорвал замок и крышку футляра. Быстро сунул в рот загубник. Одел носовой зажим. Выдохнул в самоспасатель.

Наблюдая за моими упражнениями, коллеги стали припоминать жуткие истории про пожары в шахте, когда находят трупы с пробитыми клеваком черепами. По технике безопасности спасатель всегда должен находится при себе. А многие их в лаву не берут, и если возникает пожар, между рабочими случаются порой битвы за спасатель.

Из наших горбатых спасатели в лаву не берет никто, оставляют их в нише. Так что если что – сдохнут все.

29 августа

Нищета одолела. Деньги не дают, и на горизонте замаячил призрак голода. Вкус чая давно забыли, пьем кипяток, как на фронте. Картошку покупаем по одному килограмму – только на суп. Сегодня на тормозок взял кусок хлеба, огурец и две груши. Коллеги весело рубали сало с толстыми мясными прослойками, а что не могли съесть, оставляли на потом.

Всё, конечно, относительно, и голодаем мы лишь по сравнению с теми, кто питается нормально. И нищими себя чувствуем только когда слышим о заработках других. Если ни с кем себя не сравнивать и получать хотя бы минимальную зарплату, то жить можно и здесь, на Украине. Но ведь всегда найдется гад, который ест слаще, получает больше, живет лучше и тем самым не дает тебе покоя.

Всю смену не было порожняка. Нас двое, а спальное место на сухой всего одно. Спали по очереди. Мне кажется, для начальства главное – загнать рабочих в шахту. А чем они там будут заниматься, уже не важно.

Хожу в паре с Саней Ш-ко по кличке Нос. Каждый день он либо пьян, либо с похмелья. Не берет с собой ни воды, ни сигарет, ни тормозок. У одного ухватит кусок хлеба, у другого – глоток воды, покурит с третьим. Нет, говорит, денег. Вынес полшахты, один причинил ей больше вреда, чем пожар и затопление вместе взятые. В 30 лет выглядит стариком – худой, изможденный, нос торчит.

4 сентября

Прибыл на свой коренной, принял из рук товарища еще теплые кнопки и сразу включился в работу. Вагоны бурились, товар сыпал мимо, из лавы орали: – Коренной! Запускай, ёб твою мать! Короче, поесть было некогда. Когда ГРОЗы порвали цепь, успокоились и притихли, я потянулся за тормозком. Аккуратный газетный сверток был на месте и даже форму не потерял. Только в углу маленькая дырка и внутри – пусто. Крысы сожрали мой тормозок, пока я давал добычь. Голодный и злой гонял их лопатой по нише. Сломал лопату, но ни одну не убил.

Коллеги крыс тоже недолюбливают. Это из–за них приходится съедать тормозок сразу по прибытии на рабочее место. Иначе найдут и выпотрошат, куда ни спрячь. Один хитрец решил их обмануть – на проволоке подвесил тормозок к раме. Крыса спустилась по проволоке и ела его, раскачиваясь как попугай на жердочке.

7 сентября

С напарником Носом ремонтировали течку (лоток, по которому товар ссыпается с конвейера в вагон). Забрались вагон, крутим гайки. Нос роняет ключ на дно вагона, в воду (там по щиколотку воды – течет из системы орошения), нагибается, шарит рукой по дну. Вдруг резко отдергивает руку, выражение лица обиженно–брезгливое, пальцы в человечьем дерьме:

– Бля–а–адь! Уроды! Сколько раз просил не срать в вагоны!

Пока я давился смехом, он отмывал руку в канавке. Ну а куда еще–то? На штреке холодно, дует. А вагон – самое удобное место.

Тот же Нос научил меня прикуривать, когда нет спичек. Привязал конец проволоки к раме, другим через обрывок газеты прикоснулся к троллее. Искры, брызги металла, газета вспыхнула – прикуривай

12 сентября

С бригадой алкашей монтажников послали меня в самое гиблое место – 3-ий бремсберг. Добирались туда полсмены. Коллеги с утра размялись самогоном, позавтракали, как они это называют; второй подход сделали, когда прибыли на место. Предлагали и мне – отказался. Я и без того невнимателен и неосторожен, а выпивши обязательно травмируюсь.

Около часа грузили ролики в вагон (это называлось «демонтаж конвейера»), затем двинулись в обратный путь. Каждый прихватил с собой по два ролика, которые по выезду были обменяны на самогон. Увидев, что я иду пустой, коллеги возмутились. Пить не будешь? Не пей. Главное, ролики возьми. И далее – про чужой монастырь и свой устав, про волчью стаю, живя в которой, нужно выть по–волчьи. Пришлось взять, чтобы не нервировать волков.

Выезжали лентами. В нескольких местах через ленту переброшены переходные мостики, на которых крупно написано мелом: «Спрячь рога, бык!» Проезжая под ними, все послушно пригибают голову, как бы соглашаясь с определением.

19 сентября

Опять монтажники–демонтажники, 3-ий бремсберг и езда на ленте. Не вняв призыву спрятать рога, я врезался башкой в мостик. Хрустнуло и затрещало. «Перелом основания черепа» – молнией пронеслось в мозгу. Но оказалось, что треснула каска. Не будь ее – убился бы на хрен.

4 октября

Помогал зам. начальника участка Ж-ву украсть и выдать на поверхность рулон конвейерной ленты. Хорошо, что начальство доверяет и делает соучастником. Плохо то, что пока несли ленту, чуть не усрался от ее тяжести. Ноги дрожали, подкашивались и разъезжались, что вызывало насмешки Ж-ва. (Где раньше работал? В баре? Оно и видно.)

Вознаграждением стало разрешение выехать на 3 часа раньше и поспать в теплом машинном отделении третьей шахты. Зато возвращался пешком, по полям и лесам, под холодным ветром и моросящим дождем. Ощущал себя партизаном, которого послали на задание, объяснили дорогу, а он недопонял (поскольку вообще невнимателен) и теперь боится заблудится. Избегает открытых пространств и шоссейных дорог, где могут появится немцы.

Вжиться в роль помогали ремень спасателя на плече, цепь–пятнадцатка вокруг пояса и разобранное полотно железной дороги справа. Так заигрался, что сердце ёкнуло, когда на дорогу передо мной выскочил мотоцикл «Урал» с какими–то селянами.

8 октября

Грузил, как обычно, свои вагоны, когда позвонил начальник участка:

– Нос с тобой?

Я растерялся. Нос был пьян с утра. Отметился в табельной, потолкался у клети, сказал, что ему сегодня очень хреново, и попросил отмазать, если что. Вечная проблема русской интеллигенции – что делать? Проявить благородство и прикрыть ненавистного мудака?

Или сподличать, заложить товарища, своего брата–шахтера?

– Да, – неуверенно выдавил я.

– Дай ему трубку!

– Он пошел пересып чистить.

– Да что ты пиздишь! Я его только что пьяного видел! – и бросил трубку.

Вот так. Ответ неверный, крутите барабан. – А кто же знал, что вместо того, чтобы проспаться, он добавит еще и будет шататься по шахте? – Ты знал, он всегда так делает. Теперь не обессудь.

12 октября

С одним из наших стариков работали на штреке. Неподалеку уже знакомые долбоёбы–мотажники вытягивали оборудование из уклона. Зацепили трос лебедки за раму арочной крепи и дернули. Мой товарищ как раз присел на край вагона, снял каску и утирал с лысины пот. От рывка рамы разошлись, железобетонная затяжка грохнулась рядом с ним, вскользь задев по часам на руке. Блестящие внутренности часов брызнули во все стороны. Упади она чуть ближе – и лопнул бы череп как кокосовый орех.

16 октября

Предложили мне перейти на другую шахту. Добычной участок, зарплата выше, в дальнейшем есть возможность стать ГРОЗом. А на этом КС ничего не светит.

Без сожаления написал заявление на расчет. Коллеги тоже не сильно печалились. Пожали руку, пожелали удачи и тут же забыли, что работал с ними смешной и наивный шахтерик Димка.

23 октября

Прошел все бюрократические процедуры, больницу, учебный пункт и стал, наконец, законным горнорабочим шахты «Княгининская». Сегодня первый рабочий день. Хорошо, что мне дали напарника, такого же ученика, но работавшего прежде на этой шахте. Он–то и показал баню, табельную, ламповую. Сам я точно заблудился бы в узких коридорах со множеством дверей.

Многое здесь не так, как на «Краснолучской». Одежда в чистой бане не охраняется, ее частенько воруют. Во избежание краж начальство вывесило в бане плакат: «Твой товарищ оказался вором, заклейми его позором!», только это, похоже, не сильно помогает. В грязной бане то же самое. Робы висят на крючках, любой может поменять свои дырявые сапоги на мои новые.

К стволу рабочих возят автобусом. Клеть двухэтажная и узкая, зато в воду не плюхается, да и вообще воды и грязи здесь меньше. Электровозы на батареях, ездят бесшумно. Чуть не задавили меня, привыкшего следить за движением машины по снопу искр от троллеи.

Работали мы под самой лавой, расчищали место под какую–то ойню. Это называется «первичный инструктаж». По замыслу учпункта нам должны были показать шахту, куда бежать и где прятаться в случае чего. Вместо этого дали лопату.

30 октября

Работаю горнорабочим добычного участка, занимаюсь доставкой материалов. Сегодня вместе с товарищем вывезли и сдали в металлолом цепи–пятнадцатки.

Здесь мне легче отвечать на вопрос о прежней работе. Раньше бывало спросят – где работал? Я отвечаю – в баре. Недоумение, смешки, подъебки. Сейчас спрашивают, я гордо отвечаю – на «Краснолучской». Однако, иногда мои бестолковые вопросы и предложения выдают мою некомпетентность.

Выезжаю черным как ГРОЗ, отхаркиваю угольную пыль вперемешку с соплями, мышцы болят от лопаты. Жалею о тех временах, когда был КС-ником, лежал на сухой и ни хрена не делал.

У коллег один интерес – бутылек. О нем все разговоры, его постоянно с кого–то требуют; и каждое утро кто–то стонет и кряхтит, придерживает больную голову и причитает: «Как же мне хуево!»

10 ноября

Всю смену бурили шпуры для анкеров. Этими анкерами укрепляют бровку лавы, чтоб не осыпалась. Бурят специальной машиной – «бараном». Электродвигатель с ручками, и впрямь похож на барана. (Когда он ломается, слесарю говорят: – Иди, брата ремонтируй!) Работа долгая и нудная. Я в первый раз этим занимался, поэтому подручный из меня вышел бестолковый. Отмазался – на КС работал, про лаву ничего не знаю.

Заработал целый рубль, самостоятельно сдав цепь в металлолом.

18 ноября

Попал я в бригаду тунеядцев и лодырей. Не хотят работать, падлы. Регулярно получают нагоняи от начальника участка. Меня он, вероятно, считает таким же бездельником. А я планирую в дальнейшем стать ГРОЗом, мне такая репутация ни к чему.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю