Текст книги "Естественный отбор"

Автор книги: Дмитрий Красавин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

Вот тогда в кабинете директора бывшего номерного завода, а в то время уже акционерного общества "Промприбор", и появились игумен Югского монастыря Дорофей9) и старец Пантелеймон с предложением о сотрудничестве в благотворительной деятельности. Нет, они просили не денег – просить деньги на благотворительность у предприятия, имеющего годовую задолженность по налогам и полугодовую по зарплате, занятие бесперспективное. Они попросили дирекцию завода предоставить в распоряжение богадельни часть пустующих помещений в третьем цехе, включая два склада, а так же простаивающий без дела автотранспорт и некоторое вспомогательное оборудование для организации работ по сбору и переработке даров леса – ягод, грибов, лекарственных растений, коры деревьев... Необходимые денежные средства для переоборудования помещений выделял монастырь. Также монастырь брался на первых порах оплачивать все эксплуатационные расходы. Богадельня (которая после начала работ была переименована в Дом трудолюбия, с внесением соответствующих новому профилю деятельности изменений в учредительные документы) должна была позаботиться о привлечении добровольных рабочих, готовых отдать свой труд на благо неимущих.

Несмотря на скептическое отношение к идее создания Дома трудолюбия, дирекция завода, уважая авторитет церковных деятелей, пошла им навстречу. Представителем от дирекции по связям с Домом трудолюбия был назначен М.В. Масленников. Так Михаил Васильевич впервые и очень плотно столкнулся с проблемами бездомных, нищих, инвалидов, пенсионеров – всех тех людей, которые по разным причинам оказались ненужными рвущемуся в светлое будущее обществу или сами не сумели удержаться на крутых виражах перестроечного времени. Работая бок о бок со старцем Пантелеймоном, слушая иногда его рассуждения о религии, о Боге, наблюдая, как старец терпеливо, со смирением переносит все личные невзгоды, готовый скинуть с себя последнюю рубашку, чтобы отдать ее какому-нибудь босяку, М.В. не мог не поддаться обаянию личности этого человека. Прежде высоко ценимые им домашний комфорт, прекрасные вина в сочетании с не менее прекрасными закусками под тихие звуки джаза уже не приносили прежнего наслаждения, потому что он почти физически чувствовал как рядом, за стеной его дома, кто-то мерзнет от холода, голодает...

Сбор и переработка даров леса, как и прогнозировала дирекция завода, оказались занятием малоэффективным. Выручаемых от этой деятельности денег едва хватало, чтобы покрывать текущие расходы на благотворительность, а в преддверии наступающей зимы большую часть доходов необходимо было направлять для создания запасов, чтобы затем продолжать оказывать людям помощь в самое тяжелое для них время года. М. В., уже сам принимавший близко к сердцу все, что касалось благотворительности, организовал среди горожан конкурс на лучшую идею по созданию рабочих мест при Доме трудолюбия, с тем, чтобы Дом мог круглогодично помогать нищим и малообеспеченным за счет самофинансирования. Из восьми поступивших предложений комиссия отобрала четыре, внедрение которых могло быть экономически оправданным. Три из них были позднее также отклонены, поскольку не предусматривали создания рабочих мест для малоквалифицированной рабочей силы – а это было одним из основных условий конкурса. Автором четвертого предложения был обрусевший немец, молодой инженер из восьмого цеха, Николай Буксгевден, внук бывшего военнопленного Ото Буксгевдена, не пожелавшего из этических соображений, когда ему предоставили такую возможность, вернуться на Родину – не хотел быть в своем доме бедным родственником, считая унизительным получать помощь от богатых родителей и братьев. Николай Буксгевден не был таким щепетильным, как его дед, бывший солдат армии Фюрера. Он давно наладил связи с родственниками и дважды ездил к ним в Германию. Благодаря родственникам он нашел в Германии заказчиков на приборы, аналогичные тем, которые выпускал номерной завод в Мелешках. Изготовление и поставка в больших количествах приборов в Германию – вот суть его предложения. В организационной части проекта Николай Буксгевден предложил довольно простое решение – Дом трудолюбия должен выступить основным партнером немецкой стороны, что позволит ему, как благотворительному учреждению, иметь целый ряд налоговых льгот. Однако, учитывая нереальность привлечения к бесплатной благотворительной работе, наряду с бомжами и пенсионерами, специалистов высокого квалификационного уровня, необходимо, в качестве субподрядчика, создать отдельное акционерное общество, состоящее из таких специалистов. Они будут выполнять сложные работы по наладке дорогостоящего импортного оборудования и нести полную материальную ответственность за качество работ, осуществляемых под их руководством добровольными помощниками из Дома трудолюбия.. Возглавит новое акционерное общество Николай Буксгевден. Дом трудолюбия, со своей стороны, обязан обеспечить производство достаточным для выполнения заказов количеством рабочих рук (основная масса работ могла выполняться даже инвалидами, так как кроме усидчивости и прилежного выполнения трех-четырех заученных движений от работника ничего не требовалось). Акционерное общество, ранее образованное на базе номерного завода, должно передать Дому трудолюбия в долгосрочную аренду дополнительно четыре производственных цеха. Немецкая сторона готова поставить необходимое для модернизации цехов оборудование в кредит на пять лет, но сумма первого взноса, который вторая договаривающаяся сторона обязана уплатить в течение пяти дней после подписания договора, должна составлять не менее тридцати процентов от полной стоимости контракта. Выгода для всех участников налицо. Предложение всем хорошо, кроме последнего пункта, в котором называлась сумма, которую должна изыскать вторая договаривающаяся сторона в качестве первого взноса.

Быть бы и этому проекту отвергнутым, а городу прозябать в нищете, если бы не мужественное решение игумена Дорофея приостановить строительные работы в монастыре и отдать освободившиеся денежные средства Дому трудолюбия. Может он заглядывал в будущее, предвидя грядущую материальную выгоду монастырю от этого шага, может руководствовался духом Евангельских заповедей, но неприятностей нажил себе много. Осложнились отношения с Патриархатом. Некоторые монахи покаялись игумену, что им кажется недопустимым вмешательство монастыря, предназначенного быть островом уединения и спокойствия, в дела мирские. Ктитор Никольской церкви, считавший восстановление монастырских построек делом всей своей жизни, уехал из Мелешек.

Далее события развивались стремительно. В город прибыла делегация из Германии. После знакомства немцев с заводом, с жизнью монастыря и обеда в одном из пунктов раздачи питания при Мелешкинском Доме трудолюбия, был подписан договор, разграничивающий права, обязанности и ответственность всех заинтересованных сторон. На следующий день М.В. перевел в Германию первый взнос по кредиту, а спустя три недели после отъезда немецкой делегации в город прибыло оборудование и следом за ним двое специалистов с завода-изготовителя, в задачу которых входило наблюдение за ходом монтажных работ и оказание технической помощи. Для оперативного руководства хозяйственной, производственной и благотворительной деятельностью Дома трудолюбия было создано Правление. Председателем Правления выбрали Михаила Васильевича Масленникова, к тому времени уже уволившегося с завода в связи с уходом на пенсию. Правление о своей работе обязано было два раза в год отчитываться перед Советом "Попечительного общества о Мелешкинском Доме трудолюбия". Членом Совета могло стать любое юридическое или физическое лицо, пожертвовавшее Дому трудолюбия сумму, превышающую 300 долларов, или бесплатно отработавшее на нужды Дома свыше одной тысячи часов. Легко посчитать, что один час благотворительной работы оценивался всего в 0, 3 доллара, что объяснялось характером ранее выполнявшихся работ (уборка помещений, мытье посуды, сбор ягод и т.п.). Председателем Совета вот уже много лет подряд избирали старца Пантелеймона. Члены Совета и Председатель, согласно действующего Уставу, зарплату не получали. Членам и Председателю Правления оклады были установлены, но по укоренившемуся в Доме трудолюбия обычаю половина окладов добровольно передавалась ими на благотворительные нужды. Так же счел нужным поступать и М.В. Чтобы превентивно исключить появление каких-либо домыслов или сплетен о возможных злоупотреблениях с поступающими денежными средствами, было принято решение – ежеквартально публиковать в местной городской газете баланс поступлений и расходов по форме, утвержденной Советом Попечительного общества.

У М.В. хранятся все листы балансов за три прошедших года. По ним видно, как резко возросли поступления денежных средств на расчетный счет Дома Трудолюбия после пуска первой производственной линии. Поскольку Дом считался бездоходной благотворительной организацией, зарплату добровольные работники не получали (безвозмездно жертвовали свой труд), то ни НДС, ни подоходный налог, ни какие-либо другие налоговые отчисления с этих поступлений не взимались. После вычета эксплуатационных расходов, зарплаты членов Правления, аренды помещений и стоимости услуг руководимого Николаем Буксгевденом акционерного общества на нужды благотворительности оставались довольно значительные денежные средства. Весной 1995 года на эти деньги ночлежный дом, открытый еще при богадельне, был переоборудован в современное общежитие, где при каждой комнате оборудовали свой санузел. В городе не осталось ни одного нищего, ни одного бомжа. К концу года от Дома трудолюбия получили помощь школы, больницы и детские дошкольные учреждения. Малоимущие семьи ( а именно из их числа пополнялись ряды бесплатных работников) стали ежемесячно получать денежные пособия, размер которых позволял членам этих семей удовлетворять насущные материальные нужды, а, следовательно, чувствовать себя достойными представителями человеческого общества. Популярность Дома трудолюбия в городе росла, а вместе с ней и росло число добровольных помощников. Осенью 1996 года был подписан договор с немецкой стороной о расширении производства. Рост денежных поступлений позволил вернуть монастырю полученные от него когда-то денежные средства. Весной 1997 года у Дома трудолюбия ежедневно было уже свыше пяти тысяч помощников. Это около десяти процентов населения города! А всего в течение года бесплатно участвовали в организуемых Домом трудолюбия работах свыше половины жителей Мелешек! Городское коммунальное хозяйство, когда-то задыхавшееся из-за отсутствия налоговых поступлений, вновь получало ежедневно армию добровольных помощников от Дома трудолюбия, но Дом уже не требовал за свою помощь ни денег, ни продуктов питания. Улицы города стали чистыми, на лицах людей появились улыбки, пассажиры автобусов перестали между собой ругаться. В монастырь снова стали поступать пожертвования от частных лиц...

–

Признаться, не только Яша, но и я не поверил в такое идиллическое решение всех проблем города и его жителей. К сожалению, наши сомнения оказались не лишенными оснований. И дело не в том, что случаются конфликты во взаимоотношениях между элитными специалистами из возглавляемого Николаем Буксгевденом акционерного общества и добровольными помощниками Дома трудолюбия. (Некоторые, особо любопытные помощники, правдами и неправдами норовят заглянуть в чужой карман, а потом, снедаемые червем зависти, строят планы, как уравнять доходы по-пролетарски – чтоб у соседа денег поубавилось). Самая основная проблема в том, что с ростом денежных поступлений от заказчика из Германии, размеры пособий малоимущим возросли до уровня заработков промышленных рабочих и люди стали сравнивать – кому досталось больше, кому меньше. Почему Вася, здоровый, сильный бугай, вообще не работал, а его семья получила пособие в таком же размере, как и моя? Евангельские способы распределения материальных благ – каждому по-потребности, независимо от степени участия в производственном процессе стали вызывать раздражение у наиболее трудолюбивых работников. Все чаще звучали голоса, призывающие к переходу на нормальную систему оплаты труда. Но если внедрить рыночный способ распределения – каждому по– труду, то Дом трудолюбия из благотворительной организации перейдет в разряд обычных промышленных предприятий – с расценками, учетом отработанного времани, квалификационными разрядами,заработной платой – и через полгода задохнется в тисках налогового бремени.

М.В. согласился, что наши рассуждения не лишены логики, но в Мелешках, по его мнению, такой вариант развития событий исключен, ибо " с нами Бог и старец Пантелеймон".

Поскольку с такими аргументами спорить трудно, мы с Яшей не стали углубляться в обсуждение других проблем Мелешкинского Дома трудолюбия. С интересом просмотрели предложенные нашему вниманию фотоальбомы. А на ужин всей компанией отправились в одну из бесплатных столовых Дома трудолюбия. И, надо сказать, покормили нас отменно!

Примечания.

9. Имя "Дорофей" имеет особое значение для Югского монастыря. В 7123 году (1615) старец Дорофей из Псково-Печерского монастыря основал в семнадцати верстах от Рыбинска пустынь. Туда же он принес с собой чудотворный образ Божией Матери Одигитрии, именуемой ныне Югскою. Судьба этой иконы, к сожалению, мне не известна. В Мелешках от православных людей я услышал версию, что точную копию чудотворной иконы якобы нашли в лесу, в ветвях березы, росшей на пригорке недалеко от того места, где сейчас стоит монастырь, два разбойника. Увидев свет чудесный, исходящий от образа, они встали перед ней на колени, раскаялись во всех своих злодеяниях и больше не грешили. Награбленное добро они раздали нищим, а сами продолжили жить в кротости и бедности. Эти два разбойника, один из которых принял впоследствии имя Дорофей, и основали Югский Свято-Троицкий монастырь, у стен которого вырос позднее город Мелешки.

Глава 5

"Старец Пантелеймон"

Утром следующего дня М.В. повел нас в монастырь, знакомить со старцем. По дороге он рассказал о некоторых других формах благотворительности, получивших распространение в Мелешках и о сотрудничестве в этом деле с немецкими партнерами. Так акционерное общество Николая Буксгевдена уже второй раз проводит в школах среди учащихся старших классов олимпиады по выявлению особо одаренных школьников. Победители олимпиад направляются на учебу в различные высшие учебные заведения. Двое студентов уже обучаются в Гамбурге, и немецкие партнеры взяли на себя не тоько оплату за их обучение, но и выплачивают им небольшую стипендию. Кроме того они выделили городу в качестве безвозмездной помощи 50 тысяч немецких марок для строительства в районе Немецкой слободы лютеранской церкви. В местной газете по этому поводу было опубликовано обращение к жителям Мелешек игумена Югской обители отца Дорофея с призывом поддержать пожертвованиями благое начинание немцев. Правда, нашлись отдельные злопыхатели, которые обвинили игумена в измене православию (то монастырские деньги Дому трудолюбия отдал, то призывает прихожан жертвовать на строительство лютеранской церкви, в то время, как в самом монастыре еще не закончены восстановительные работы). Но вслед за обращением игумена, газета опубликовала пространное интервью со старцем Пантелеймоном, из которого было видно, что старец целиком и полностью поддерживает идею строительства кирхи, напоминая горожанам принципы экуменического движения и Евангельские заповеди. А для тех, кто привык мыслить категориями "выгодно – не выгодно", особо подчеркнул, что благосостояние горожан целиком и полностью зависит от взаимовыгодных, доверительных отношений с немецкими партнерами, которые, будучи лютеранами, первыми не погнушались протянуть нам, православным, руку помощи.

Так разговор снова вернулся к личности этого, уже легендарного для Мелешков, старца. И в преддверии запланированной встречи, мы попросили М.В. несколько подробнее рассказать о нем.

История жизни старца Пантелеймона оказалась не менее удивительной, чем все происходящее вокруг нас в этом городе. Никто из горожан не мог точно сказать, где и как жил старец, а тогда еще просто благочестивый человек по прозвищу Блаженный, до своего появления в монастыре. По версии одних знатоков, он много-много лет провел в лесах, отшельником. По версии других, он родился и жил в Мелешках, ничем особым от сверстников не отличался, но однажды встретился ему на берегу озера ангел Господень и позвал проповедовать Евангелие словом и делом в сердцах заблудших мелешкинских жителей. То ли от того ангела, то ли от Бога, но получил он точное знание, что скоро в стране настанут такие времена, когда все поруганные за годы безверия монастыри государство вернет церкви православной. Значит, пора и Югский монастырь приготовлять к возвращению монахов. Следуя заповедям Господним, он лет пятнадцать назад, выпросив у властей разрешения поселиться в одной из келий монастыря (как бы получив ведомственное жилье) и оформившись тут же дворником, принялся за работу. С самого раннего утра, когда все жители еще спали, он подметал территорию вокруг домов, стоящих на месте старой Надвратной церкви, и дорогу, которая вела от этих домов через монастырь к пролому в южной части монастырской стены, а потом весь день занимался ремонтом бесхозных келий, хозяйственных построек, дорожек между ними. Цемент, краски, олифу – все за свой счет покупал. Входы в Троицкий собор он заколотил досками, чтобы ребятишки не могли пролезть вовнутрь и набезобразничать.

Никто не помнит его настоящего имени, а Блаженным прозвали от того, что никому от него в городе никаких обид не было, а кто его обидит, он всякого прощал. Чудно это для людей было. Первое время подростки ему любили досаждать – то слово какое матерное по свежей краске нацарапают, то камни, только что в стены вмурованные, обратно, покуда цемент еще не схватился, вытащат, да откатят куда подальше. Он никогда их не ругал. Терпеливо, молча переделывал все заново. Случалось, что и несколько раз. Не упрекал никого. Нравоучений не читал. Но подростки – народ любопытный, сами стали приставать к Блаженному с вопросами. Он охотно разговаривал со всеми, кто к нему обращался. А слушать его было необычайно интересно. Он и о Библии, тогда еще недоступной для большинства людей книге, мог интересно рассказывать, и о прошлом Югского монастыря, и о православии... Со временем вокруг Блаженного собрался круг постоянных слушателей. Безобразия прекратились, а потом появились и помощники добровольные по ремонту монастырских построек. Вслед за подростками взрослые люди потянулись. Кто послушать, кто за советом, а кто и своими мыслями поделиться приходил. Слушатель он был не менее отменный, чем рассказчик, а это во все времена редкое качество для людей.

Когда монастырь церкви передали, то игумен Дорофей сразу зачислил Блаженного в послушники, выдал ему рясу и к старцу Луке, ныне покойному, учеником определил. Полгода он не проходил послушником, как уже получил мантию и клобук10). Видать, зачли ему многолетнюю смиренную и богобоязненную жизнь в стенах монастыря. Вот так стал равным среди равных жить в монастыре монах Пантелеймон. Игумен Дорофей поощрял его беседы с мирскими людьми, говорил, что это наиглавнейшее послушание для тех, кому Бог дал умение словом лечить сердца страждущие. В лицо знавший многих жителей города Пантелеймон стал пользоваться еще большей популярностью за то, что не возгордился своим новым положением, за его уважительное отношение к любому труду, за смирение, умение утешить в разговоре... Говорят, что пообщавшись с Пантелеймоном, от всякой скверны и в мыслях и в чувствах освобождаешься. Будто заново народишься на свет Божий.

Старцем его недавно звать стали. Года два назад, когда игумен к нему двух послушников определил.

Так, слушая М.В., мы незаметно дошли до монастыря. Перекрестились на образ Югской Божией Матери и ступили под арочный свод главного прохода. Яша сразу заметил, что в углублении на стене уже закреплена какая-то табличка. Он ускорил было шаг, но потом сдержался и даже нарочито отстал, чтобы, наблюдая со стороны, насладиться нашей реакцией, когда прочтем его имя. Табличка была сделана из меди и по размерам точно вписывалась в углубление. Выглядела она примерно таким образом:

– Красивый шрифт, – заметил М.В.

– Да, – согласился я.

Мы помолчали. Яша, не заметив по нашим лицам ничего радостного для себя, подошел поближе.

– Ба! – воскликнул М.В., поворачиваясь к нему лицом, – Яша, ведь твое имя тоже в буквах алфавита! Ты тоже жертвовал на строительство церкви!

Яша пристально, минут пять, как загипнотизированный, смотрел на табличку, не слыша и не замечая ничего вокруг.

Я тронул его за плечо:

– Пойдем, мы собирались познакомиться со старцем Пантелеймоном. Масленников уже около келий нас ждет.

Яша растерянно перевел взгляд с таблички на мое лицо и в каком-то сомнамбулическом состоянии послушно пошел за мной следом.

М.В. призывно махал нам рукой, стоя рядом с невысокой, окрашенной в охру дверью. Когда мы приблизились, он слегка постучал по ней костяшками пальцев и приоткрыл. Старец Пантелеймон, довольно плотного телосложения мужчина, с нечесаной толстовской бородой, в черной рясе, поверх которой были рассыпаны его длинные седеющие волосы, сидел на деревянном стуле за небольшим письменным столом и что-то писал. Помимо стола в комнате (кабинет? гостиная? прихожая? – вероятно, все вместе взятое – "общая" комната) находился большой трехстворчатый шкаф, деревянная лавка – от стены до стены и в противоположном от двери углу небольшая икона Св. Сергия Радонежского, в посеребренном киоте. Маленькая дверь, не согнешься – не пройдешь, вела из "общей" комнаты в спальню.

Старец поднялся из-за стола нам навстречу. Мы поклонились, по христианскому обычаю. Старец в ответ поклонился нам и пригласил присаживаться на лавку.

– Никак с таллиннскими гостями решил меня познакомить? – обратился он к М.В.

– Да, они много наслышаны о...

– Где я могу найти Вашего ктитора? Или кто тут строительством заведует? – неожиданно перебил Масленникова Яша.

– ?!

– Я прошу извинить, но у меня дело, не терпящее отлагательств, пояснил он нам всем и, повернувшись к М.В., попросил:

– Миша, пожалуйста, проводи меня. Минут десять поговорю, и вернемся.

Я, конечно, понял, какая Яшу муха укусила. Но так неуважительно к старцу вести себя в его кельи!? Нужно было отложить визит к Пантелеймону, а коль уже пришли беседовать, оторвали старца от его уединенных размышлений, то надо оставлять за порогом суетные помыслы. Однако удерживать Яшу, если он на что-то всецело настроился, было бесполезно, а присутствовать при его разборках с монастырскими властями я не хотел. Поэтому попросил у старца разрешения остаться. Он не возражал.

– Рассказывай, – обратился ко мне старец, когда Яша с Масленниковым вышли из кельи. – Какому патриархату в Эстонии православные хотят подчиниться?

– Вадим...– неуверенно произнес я. И сразу понял, по голосу, по глазам и еще по каким-то неуловимым приметам, что сидящий напротив меня старец и уехавший из Эстонии в поисках смысла жизни пятнадцать лет назад Вадим – одно и тоже лицо.

– Вот так встреча! – искренне восхитился я.

– Я уже давно не Вадим, – мягко поправил меня старец. – Принимая монашество, человек отрекается от всего мирского, в том числе, и от прежнего имени.

– Ну да, конечно...

– Но, если тебе так удобнее, можешь называть меня Вадимом. Мне безразлично. Форма обращения должна способствовать взаимному раскрытию участников беседы, чтобы не было неискренности, недомолвок.

Я пребывал в некотором замешательстве. С одной стороны, отправляясь в Мелешки, я надеялся встретиться с Вадимом. С другой стороны, этого благообразного старца, с кроткими детскими глазами, от всего облика которого веяло тишиной и умиротворенностью, язык не поворачивался называть мирским именем.

– А разве патриархат не форма? – вернулся я к прозвучавшему в начале беседы вопросу, решив, что задумываться над именем не имеет смысла – как по ходу беседы сложится, так и будет.

– Форма, – согласился он. – Но по тому, какую форму вы выберете, можно судить о нюансах содержания.

– Форму, к сожалению, на нас хотят надеть ту, которая более нравится политикам. Но при всем уважении к Константинопольскому патриарху, большинству православных Москва духовно ближе, чем Стамбул и Хельсинки. И мы с Яшей к вам не в турецких шароварах приехали.

– Много еще в мире суеты, – вздохнул старец.

– И все же, – перевел я разговор на более интересную для меня тему, каким образом Вадим, который, уезжая в Мелешки, проповедовал бедность как "евангельскую жемчужину", говорил о губительности борьбы за первые места в иерархиях ценностей, стал особо уважаемым среди горожан старцем Пантелеймоном, Председателем Совета самой богатой в городе организации Дома трудолюбия?

– Я никогда не боролся и не борюсь за места в каких бы то не было иерархиях. Имущество, которое принадлежит лично мне, уместится в тот рюкзак, с которым я приехал в Мелешки. Имущество, которым я пользуюсь в этой кельи шкаф, стол, лавка – принадлежит монастырю, но и его у меня в пользовании не больше, чем в квартире у самого бедного жителя города. Я действительно несу тяжкое для монаха послушание – ежедневно соприкасаюсь с миром людских страстей. Оно меня угнетает. Для души, жаждущей единения с Богом, оно тяжелее любого рабского физического труда. Только пост и молитва позволяют сохранять кротость, смирение, любовь ко всякой Божией твари.

– Ты хочешь сказать, что твою душу не греют ни слава, ни почет, ни знатное положение главы Попечительного Совета о Мелешкинском Доме трудолюбия? Что смирение и любовь, а не ум, не хитрость вознесли тебя на эти вершины?

– Слава, почет, знатное положение – это не вершины Духа. Это все мирское. Они могут быть препятствием на пути Богопознания для неокрепших в вере душ, но способствовать возвышению души они не могут. Что касается второго вопроса, то я отвечу тебе словами Достоевского: "Смирение любовное странная сила, изо всех сильнейшая, подобной которой и нет ничего". Для того, кто встал супротив зла мира сего, нет высшей мудрости чем та, которую дал Спаситель людям в притче о правой и левой щеке.

– Смиренные граждане Рыбинска позволили властям разрушить целые кварталы домов в исторической части города. Смирение мологожан, смирение миллионов граждан необъятной Российской империи позволяло разрушать храмы, затапливать города, сгонять и смиренных и несмиренных в бараки лагерей, вести некогда процветающую страну в пропасть нищеты и безверия...

Я уже невольно начал повышать голос, но старец жестом руки остановил мое красноречие:

– Не надо все сваливать в одну кучу. И разрушение храмов и обнищание страны – слишком сложные темы, чтобы вот так, с наскока, обсуждать их сидя в кельи. Но смирение, смирение любовное, когда смиренный любит храм, любит Родину, никогда не может способствовать злу. Напротив, его-то нам часто и не хватает, чтобы одолеть зло.

– ?!

– Любить смиренно – значит побеждать зло любовью и смирением: отдавать последнюю рубашку; подставлять щеку...

– ?!

– Подставить щеку, – заметив мое удивление, пояснил старец, – значит не быть рабом страстей, не унизить ответным ударом то Божественное, что потенциально скрыто даже в самом отъявленном злодее. Подставить щеку значит противопоставить Божеское мирскому: встать под ковш экскаватора, разрушающего храм; пойти, как мать Мария, в газовую камеру вместо еврейской женщины, жизнь которой была нужна ее маленьким детям. Христос, изгоняя толпы торгующих из храма, подставлял щеку, ибо он один был против всех. Они могли Его убить, растоптать... Он подставлял щеку, защищая Дух, защищая храм от осквернения. Боль тела ничто по сравнению с болью Души. Христианин отдает последнюю рубашку, подставляет щеку под удар, чтобы спасти Души от зла этого мира. Современные люди огрубели и не замечают кровоточащих ран своей Души...

– Прости, – перебил я старца, – а ты все время здесь жил подставляя щеку?

– Я старался так жить. Первые два-три месяца я почти не выходил днем из кельи – сделаешь утром, когда все еще спят, свою работу и – к себе. Много молился. Были минуты печали, уныния... Желание все бросить. Угнетало то, что даже некому было исповедаться. Не у кого попросить духовной поддержки.

– А Никольская церковь? Там и в Советское время постоянно службы шли.

– Никольская церковь только внешне была православной. Ее служители во многом страдали тщеславием и корыстолюбием.

– "Не судите, да не судимы будете".

– Я не судил и не сужу. Я молился за них. Священник – это пастырь. Если пастырь не познал свет Христовой любви, как он покажет к нему дорогу пастве? Господь услышал мои молитвы. Дал им силу Духа, укрепил верой сердца. Но все это случилось уже позже...

– А ктитор церкви? Он тоже был корыстолюбив и тщеславен?

– Он много пережил. Он постоянно вращался среди моря мирских страстей. Сам был человеком богобоязненным и нетщеславным, а людское тщеславие призвал к себе в союзники для свершения благих дел. Разве так можно делать? Он уехал из Мелешек, но не раскаялся в содеянном. Я продолжаю молиться, чтобы Бог помог ему.

Пантелеймон замолчал, как бы собираясь с мыслями.

"Ловко выходит, – подумал я. – Деньги от Яши получены. Те, кто здесь остался, увековечить Яшино имя на стене церкви не обещали. Ктитору никто полномочий на раздачу индульгенций не давал. Так что – ищи Яша ктитора. А если найдешь, то кроме раскаяния с него и взять уже нечего!"

– Мне жаль тебя, – как будто прочитав мои мысли, заметил старец. – Ты стараешься во всем усмотреть корысть. В отъезде ктитора тебе чудится сговор монастырских властей против Яши – и лицо благочестивое сохранить и пожертвование для монастыря использовать...

– Да нет! Ничего такого мне и в голову не приходило!

– Ты не прав, – не то укорил, не то пожалел меня за неискренность старец и продолжил все тем же ровным голосом. – Когда отец Дорофей узнал о раздаваемых ктитором обещаниях, то потребовал разослать от своего имени всем дарителям письма с извинениями по поводу допущенной бестактности. Каждый мог до окончания строительства приити и забрать свой дар.

– Яша такого письма не получал.

– Это я посоветовал игумену не отсылать Яше письмо, а дождаться его приезда. Из беседы с ктитором я узнал, что Яша отличается от других дарителей не только баснословным размером пожертвованной им суммы, но и тем, что передал ее ктитору без всяких предварительных условий, скрытно – не через расчетный счет, не помышляя ни о какой славе. Уже положив деньги в карман, ктитор стал расточать оскорбительные для христианина обещания. Яша повернулся и ушел, даже не потребовав расписки! Отослать Яше письмо значило еще раз высказать сомнение в чистоте его помыслов, в бескорыстии его дара.