Текст книги "Пока в Питере дождь"

Автор книги: Дмитрий Коровин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Глава 1

– Созвонимся как-нибудь, – сквозь зубы выдавил мужчина, в последний раз поглядев на девушку, направлявшуюся из комнаты в прихожую, и добавил вдогонку чуть громче: – Я должен знать, что ты в порядке!

Она ушла, хлопнув дверью так сильно, что вместе с подвесками люстры на кухне вздрогнула посуда. И звон, приятный во всех отношениях, словно эхом праздничных бокалов пощекотал ушные раковины. Она ушла, после себя оставляя слабое смятение, чувство легкой вины и воздушное огорчение, рассеянное в момент щелчка фиксатора на замке. Нет, она не замирала перед дверью в ожидании и раздумье, выбор ее был обдуманным, взвешенным, непоколебимым! Она ушла, и где-то на лестнице еще раздавались гулкие постукивания бодро сходящих по лестнице женских ног. Пятьдесят килограммов на шпильках, не считая чемоданов и сумки, перекинутой через плечо. Убежала без боязни споткнуться, и помощи с вещами не спросила, по причине гадкого характера, коронованного гордостью.

Нет обиды, все будто замерло в прошлом; нет эмоций, все растворилось давно. Скандалы отгремели, все затихло, и остатки невкусных разобщений щедро залиты сладостным консенсусом, к коему оба пришли на днях. Она ушла из чужой квартиры, оставив хозяина одного, в полной убежденности его страданий, но просчиталась в этом. Она давно ему была безразлична, и он проводил ее спокойно и легко. Проводил, чтобы быстрее стереть из памяти и порадоваться подзабытому одиночеству.

Тишина… Это шепот свободы! Несравнимое ни с чем облегчение! Больше нет необходимости растрачивать внимание на кого бы-то ни было, кроме себя; больше не надо ни о ком беспокоиться, спрашивая: где была и что нужно. Можно вновь раскидывать по комнате носки, отращивать густую щетину и, вместо псевдо-здорового питания из рыбы и овощей, снова вернуться к любимым: яичнице, мясу и бутербродам.

"Долой женщин!" – вопили радостные мысли удовлетворенного холостяка, перебиравшего привилегии нового существования. – "Эта квартирка превращается в пещеру, куда я снова буду притаскивать трофеи. Охотой жить – предназначение мужчины, а женщины это подавляют, так к черту их!"

Вскочив из кресла, в котором последние сорок минут велось наблюдение за дезертировавшей сожительницей, собиравшей пожитки, хозяин квартиры быстро оглядел комнату, в опасении найти какие-нибудь оставленные вещи, и передислоцировался в ванную.

Ничего не забыла. Совсем, совсем ничего! Ни чулка в стиральной машине, ни тюбика помады на тумбочке, ни расчески в прихожей, ни даже заколки на подушке. Сбежала так, будто долго к этому подготавливалась, заранее составив письменный список предметов, готовых в любую секунду сорваться в чемоданы с мест. И только запах парфюмерии настырно теребил ноздри, раздражая и не давая забыть.

"Фраза "ею был отравлен воздух", как никогда подошла бы сейчас", – подумал мужчина, открывая форточку на кухне и, набрав в легкие свежего апрельского воздуха, вновь повторил про себя: – "Свобода!"

Вынув из холодильника бутылку вражеского питания под названием "Ананасовый нектар", хозяин вернулся в комнату и рухнул на аккуратно застеленную двуспальную кровать, широко раскинув ноги.

"Уф", – будто выдохнул матрас вместе с ним, – "хорошо!"

– Теперь не нужно убирать постель каждый раз. Утром встал и ушел на работу, вечером пришел и снова лег. Для кого вообще она стояла тут целый день, как музейный экспонат? – спрашивал себя мужчина, поцеживая напиток. – Так, где телефон? Нужно обрадовать друзей, что следующая вакханалия у меня. Почти семь месяцев тут не видели безобразий. Полных полгода!

Сменив бутылку на трубку, он долго разговаривал с кем-то, разбрасывая шутки и смех, а потом включил телевизор и задремал под тихое бормотание ведущего. Сегодня было воскресенье и силы, потерянные накануне при продолжительных разборках с сожительницей, нужно было восстановить. Как наигравшийся во взрослого младенец, уставший от непонимания происходящего, мужчина погрузился в лучший мир, в надежде пробудиться в чем-то более привычном, хоть и изрядно трансформированном той, которая ушла.

И квартира преображалась, наполняясь прохладой и звуками, какие замечаешь, лишь оставшись один. Шорох труб, скрип досок, шум воды в унитазном бачке. Ты молчишь, значит, слушаешь, и дом пытается поговорить. Полтора столетия он впитывал в себя разнообразные истории бесчисленного количества жильцов, будучи постоянным свидетелем их рождения, свадеб, смерти. И сны в этих старых квартирах частенько приходили извне, не связанные с жизнями настоящих хозяев, а навязанные духами бывших.

Но сегодня молодой холостяк не видел даже собственных снов. Спал он не крепко, ворочался, пробуждался, выключал телевизор и с минуту оглядывал комнату, будто не узнавая ее и пытаясь понять, что изменилось в интерьере за день.

На фоне кирпичного цвета обоев, разделенных вертикальными бежевыми полосами, хорошо контрастировали белые: батарея, рама и потолок. Вся мебель оставалась на месте: кресло, шкаф под орех и такой же комод. Письменный стол по-прежнему находился в углу у кровати и стеллаж, доверху забитый книгами, по другую сторону от нее. В невысокое квадратное окно, выходящее во внутренний двор, с любопытством заглядывало солнце. Луч его, скользнув по подоконнику, только что спрыгнул на пол, растекаясь на бордовом ковре сияющим озерцом. Но даже это не смогло поднять хозяину настроение, он почему-то почувствовал грусть. Вновь один, вновь кого-то искать, вновь чего-то добиваться, двигаясь куда-то в понимании, что останешься на месте.

"Свобода?" – подумал мужчина. – "Ну, не знаю… Эти полгода приучили меня к чему-то более важному".

Сбросив ноги с кровати и нащупав на паркете тапочки, холостяк, которого настало время представить, медленно побрел на кухню, чувствуя мелкий озноб от ранее открытой форточки. Это она не давала ему толком уснуть, разбавляя теплоту еще не отключенных батарей предательским холодком. А ведь совсем недавно он избавил квартиру от запаха покинувшей ее женщины, и воздух на мгновение показался чужим, словно не было здесь никого несколько добрых дней.

Тридцатиоднолетний холостяк по фамилии Ветров, с редким, почти не используемым в России, именем Северин, с ударением на последнюю гласную, еще раз попытался убедить себя в правильности произошедшего и взвесить в последний раз все "неуды" и "уды" касавшиеся бывшей сожительницы, но, не смотря на свежесть расставания, предисловие к которому, как траншеями, было испещрено скандалами и длилось почти месяц, он вспоминал сейчас только хорошие моменты. Возможно, он ей нравился какое-то время, но потом она разонравилась ему. Вполне нормальные человеческие отношения, законченные весьма обыкновенно. И как бы сейчас это не показалось лицемерно и мерзко, мужчина в данную секунду сокрушался лишь о двух вещах: ему опять теперь нужно будет готовить самостоятельно и спать одному.

Все же в сожительстве с женским организмом имелись свои плюсы, к которым быстро привыкал организм мужской. А у Северина, до описания перечисленных событий, не было опыта в подобном сотрудничестве. Да, он встречался с девушками, водил их сюда очень часто, и даже устраивал нечто такое, что видавшему виды римскому патрицию это напомнило бы оргии, но никогда ни с кем не жил. Он долго привыкал к своему новому положению, а когда окончательно втянулся – лишился его.

Стоя у плиты и помешивая макароны по-флотски, Северин поймал себя на мысли о жалости, и грубо выругался на это. Ну, почему он должен был молчать? Для чего ей нужно было терпеть? Зачем им было делать вид, что не происходит никаких сложностей, что все по-прежнему взаимно и удобоваримо? Ведь, в конечном счете, кроме простыни, у них мало было удовольствий, а они не животные, чтобы в отношениях ставить секс на первое место.

"Ну да, было, наверное, что-то еще…" – думал мужчина, присаживаясь за кухонный столик со сковородкой в руках, – "…беседы, прогулки, юмор, только не грели они, грело лишь тело".

Упорно убеждая себя в правильности совершенных поступков под конец заходящего дня, Северин поел без особого желания, а просто, потому что нужно было поесть и, с какой-то подозрительной надеждой увидеть ее темно-вишневый "Пежо", выглянул во двор, с трех сторон огороженный четырехэтажными домами. "Мазда" его находилась на месте, место любовницы не занято. "Запорожец" двухцветный рядом, старенький "Лэнд Ровер" соседа, и еще несколько разнообразных марок на парковочных местах у дома сбоку и напротив. Солнце ушло, машины накрыла тень, но луч его еще касался жестяной горловины водосточной трубы, тянувшейся сверху до самого низа, и выдавал себя сигнальным блеском.

– Как миниатюрный маяк, указывающий отмель, на которую я выскочил всем корпусом, – вполголоса произнес Северин, и эта, казалось бы, тихая фраза, будто громом разрубила тишину, к которой с таким трудом и неохотой начинал привыкать единственный обитатель квартиры. Фраза, испугавшая не столько звуком, сколько смыслом. Мужчина больше не знал, в каком направлении ему плыть. Вначале дня все казалось забавным, но сейчас, под занавес, оставшись в абсолютном безмолвии наедине со своими все больше и больше разгоравшимися мыслями, Северину становилось неприятно, и само нахождение в этом состоянии подействовало на него отталкивающе. Внезапно почувствовав себя не в своей тарелке, он еще раз попытался поговорить вслух, сначала с фиалкой на подоконнике, которая, не смотря на весну, не хотела набирать бутоны, да и вообще расти, потом над раковиной со сковородой, которая не хотела отмываться от жира. Но если цветок хотя бы делал попытку слушать, то неодушевленный предмет совершенно себя никак не проявлял.

– Согласись, это же очень приятно? – спрашивал его Северин, намыливая чугунное дно, словно животик поросенка. – Уи-и-и! – добавлял он, окуная сковородку под струю кипятка, но все безуспешно.

Квартиру накрыла меланхолия, перейдя от вещей к хозяину. В скверном настроении, чуть подавленный, Северин вернулся в комнату, подтянув на кровать ноутбук.

– Вот и еще один плюсик к моему положению, – в попытке оправдаться проворчал мужчина. – Никто больше не будет дергать меня из игры.

Глава 2

Вечером того же дня, в соседствующим с Петербургом городке Колпино11
  Колпино – город в России, внутригородское муниципальное образование в составе Колпинского района города федерального значения Санкт-Петербурга.


[Закрыть], в трехкомнатной квартире стандартного девятиэтажного дома семья Кувшинниковых заканчивала совместный ужин, поочередно рассредоточиваясь по комнатам.

Первым, вылетевшим из-за стола, был одиннадцатилетний сорванец – бесконечный выдумщик разнообразных шалостей, а, в общем, абсолютно безобидный человечек и любимый, без исключения, всеми членами семьи. Стараясь обогнать отца, он первый ворвался в гостиную, прихватывая телевизионный пульт, и вытянулся на диване, оставляя родителю на выбор два оставшихся одинаковых кресла. В споре с диваном они, конечно, проигрывали в разы, но все же были уважаемы и удобны. Сослаться на будничную усталость после минувшего рабочего дня, вошедший следом отец, сегодня не мог, и предлога, поменяться местами с сыном, у него не имелось. Посему, молча устроив пятую точку в одном из двух обозначенных седалищ, мужчина лишь немного поскрипел далеко не новыми досками в знак протеста и сразу затих, смиренно наблюдая, как его предприимчивое чадо переключает каналы в поиске мультиков.

Гремя посудой, в сопровождении льющегося крана, на кухне оставалась мать, и последний участник ужина, в лице семнадцатилетней миловидной девушки, бесшумно прошел в свою комнату. Да, два года назад, ее комната стала только ее комнатой. Брат был выселен на место родительской спальни, тогда как сами родители, в попытке отдать детям лучшее, перешли в гостиную, где, вспоминая эпизод с диваном, правили, увы, не безраздельно.

Прикрыв дверь, девушка оказалась в довольно комфортной обстановке, в окружении бледно-коричневого шкафа-купе, предназначавшегося для хранения ее персонального гардероба; пестрого, трехцветного диванчика, рассчитанного в нужный момент превратиться в просторную кровать; и практичного стола, служившего центром управления не только комнатой, но и жизней. Пол, застланный линолеумом, был покрыт ковром с толстым ворсом, по которому, оставив тапочки при входе, было приятно пройтись до окна босиком, что хозяйка непременно и сделала, упершись голыми коленями в плоскую, теплую батарею и посмотрев на улицу через тюль.

Ветер качал деревья. Детская площадка перед домом. Жесткий песок на ней штрихами разлиновывал незастроенную часть между горок и лесенок с играющими там детьми. Две старушки на лавочке, переговариваясь, интенсивно грызли семечки, сплевывая лузгу в кулек. И подросток гулял с далматинцем, гордым взглядом обозревая окрестности в поиске симпатичных девиц, какие, привлеченные королевским великолепием собаки, смогли бы обратить внимание и на ее владельца.

Кто-то поскребся в дверь. Девушка повернулась, увидев, как в комнату пролезает нечто рыжее и лохматое.

– Бэст! – радостно воскликнула она, широко улыбнувшись ирландскому сеттеру. – Ты навострился на прогулку так рано?

Но пес ничего ей не ответил, лишь медленно повилял хвостом, развернулся и исчез в дверном проеме.

Вздохнув, девушка соединила ладони и потерла их, разогревая, словно скульптор перед продолжительной лепкой, одновременно, с приливом теплоты, почувствовав едва заметный дискомфорт. Только что они готовились погрузиться в шелковистую шерсть собаки, уже предвкушали ее мягкость и гладкость, но вдруг были этого лишены. Бэст, так неожиданно сбежавший из комнаты, знал, что молодой хозяйке, занятой по вечерам науками, лучше не мешать. Ум охотничьей породы прекрасно усвоил это за последние месяцы.

Издав повторный вздох, девушка повернула крутящийся стул и опустилась в него, взглянув на безжизненный монитор компьютера.

"Нет", – приказала она себе, – "сперва уроки, Интернет потом!"

Вынув из бокового ящика три книги и несколько тетрадей, она быстренько сверилась с записями домашних заданий и приступила к работе, безотрывно протекавшей следующие полтора часа, по истечению которых в комнату постучали.

– Снеж, к тебе можно? – тихо прошептала просунутая в щель детская голова.

Девушка обернулась и кивнула, сделав жест помолчать, пока она что-то дописывает в тетради. Изящно просочившись в проем, оставленный собакой, визитер вошел, смиренно устраиваясь на диване, но спустя минуту уже разглядывал какие-то непонятные дроби через женское плечо.

– Это что за гадость? – спросил он.

– Алгебетрия, – пошутила сестра.

– Я такого урока не знаю, не ври.

– Если ты дотянешь до одиннадцатого класса, уверяю, тебя будет ждать еще и геомабрия.

– Ха-ха, – прыснул брат.

Девушка повернула голову.

– Ты чего хотел? – поинтересовалась она с серьезным видом.

– Бэст просится…

– И в чем же дело?

– Я тоже делаю уроки. Папа сказал, кто освободиться первый, тот и пойдет.

– Бли-и-ин, опять старая песня! В прошлый раз мы с тобой сидели до десяти, пока мама не пошла, но больше такое не прокатит. Дуй, давай! Я же видела, что ты телек смотрел вместо уроков.

– Честно говоря, я сделал уроки в субботу, а сейчас просто повторяю…

– Тогда на что ты меня разводишь? – разозлилась девушка.

Мальчик пожал плечами и, опустив глаза, побрел к выходу.

– Шурик! – остановила сестра. – Хочешь, вместе пойдем?

Мальчик закивал и, улыбнувшись, выбежал из комнаты.

Сунув тетрадь в учебник, девушка отложила его на край стола, где были приготовлены нужные завтра книги и, потянувшись, зевнула. Лицо, утомленное наукой, захотело отразиться в зеркале на стене. Вид неряшливый: волосы в беспорядке, щеки бледные, под глазами тень. Немного причесаться бы не помешало и хватит на этом.

Часы, висевшие в прихожей, показывали половину девятого, когда трое обитателей квартиры продефилировали за порог, остановившись у лифта. Девушка, одетая в пурпурный пуховик и черные сапожки, отрешенно перебирала в руке дверными ключами; мальчик, в синей демисезонной курточке и джинсах, задумчиво наматывал поводок на руку; пес, в рыжей шерсти стоя между ними, в нетерпении поджимал лапы. Двери раскрылись в стороны, все вошли, и молчание, нарушаемое лишь кратким поскуливанием Бэста, продолжилось до первого этажа.

– Пристегни его, вдруг там собаки или машина, – неожиданно приказала сестра, первой выходя из подъезда, но брат не послушался и лишь придержал пса за ошейник.

Прохожие, подростки, вечерняя смена старушек – на улице все было спокойно и обыденно, и Саша, убедившись в этом, отпустил Бэста на газон, где у первого же куста он задрал лапу, опорожняя мочевой пузырь.

– Надо выходить с ним пораньше, – прокомментировала сестра. – Сколько натерпел, с ума сойти.

– Второй литр пошел! – в подтверждении слов спутницы, добавил мальчик.

– Может в парк?

– Нет, далеко…

– Тогда пошли за дом. Если на маленькую нужду вон те бабки закрывают глаза, то навалить на газон ему никто больше не позволит.

По улице Октябрьской, довольно плотно заполненной проезжавшими автомобилями, вдоль длинного девятиэтажного дома с номером шестьдесят один, родственники двигались по тротуару, наблюдая за резвившейся собакой, и разговаривали о пустяках. Бэст убегал от них вперед, возвращался, лаял на голубя, замечал проходившего на поводке лабрадора и здоровался с ним носом, затем поворачивался к хозяевам и вилял хвостом, довольный, что они следуют за ним.

– Снеж, а ты, правда, переедешь к бабушке? – спросил вдруг Саша.

– С чего ты взял?

– Папа с мамой говорили, что на время экзаменов тебе лучше пожить у нее. Мол, ближе институт, и не надо тратить полтора часа на дорогу в Питер.

– Ну, раз говорили, значит, правда.

– Досадно… А если поступишь, то останешься у нее жить?

– Что значит если?

– Ну, пусть не "если", а "когда"…

– Не знаю, Шурик, как получится, – ответила девушка, с подозрением сощурив глаза на брата. – И тебе все время придется гулять с собакой. Ты об этом, наверное, волнуешься?

– Нет, что ты.

– Значит, переживаешь, что некого будет доставать.

– Просто без тебя будет скучно.

– У тебя есть друзья, мама и папа, ты привыкнешь. И потом, я же не на Камчатку собираюсь, буду часто приезжать, как и вы к нам. Многие люди на учебу вообще улетают в другой город и даже страну, и ничего. А нас разделит какой-то там час на автобусе!

– Ты права, но я не хочу ничего менять, как и заходить в твою пустую комнату.

Сестра приятно улыбнулась – милое личико ее расцвело – и положила брату руку на плечи, обняв его за шею.

– Погоди, Снежан, я еще не начал скучать!

– Но никто ж не знает, что я сестра твоя, стесняшка.

– И все же на подружку ты не похожа. Каланча старая.

– А по морде?

– Не догонишь! – фыркнул разозлившийся мальчик, высвобождаясь из объятий, и побежал за псом. – Бэст! Ко мне! Бэст!

– Маленький придурок, – прошептала девушка под нос. – А ведь я тоже не смогу без твоих проказ слишком долго.

Сумерки окончательно накрыли улицу, и ветер, все еще по-зимнему нахальный, немного потрепал лицо. Стало неуютно, но романтика вечерней улицы не давала сосредоточиться на холоде. Вдоль дороги зажигались фонари, и фары автомобилей быстро сменяли друг друга, отвлекая и обманывая.

Когда родственники дошли до прилегающей улочки, навстречу им вывернула группа молодых людей, перемежеванная знакомыми лицами одноклассниц сестры.

– Ха! – выкрикнула одна из них. – Кувшинка!

– Привет! – откликнулась Снежана и несколько замедлилась для важности, чтобы они сами приблизились к ней, обступая полукругом.

– Чего это ты тут одна? Приключений ищешь?

Снежана молча кивнула на газон, где брат пытался отнять у собаки палку.

– А-а… выгуливаешь своих.

– Ну да.

– А мы в Светкин двор собрались, – подключилась к разговору вторая одноклассница. – Пивка прихватили, гитару.

– Рановато гуляем, лето впереди, – заметила Снежана.

– Репетируем.

– Присоединяйся, – предложил кто-то из незнакомых парней. – У нас даже есть сухарики для твоей собачки.

– И сигарета для брата, – добавил другой.

– Да, вы научите…

– Пить, курить, ругаться! – продолжил первый.

– И в карты жульничать… – закончил второй.

– Все! – отрезала Снежана. – Расходимся, как корабли. До завтра, девки.

Компания переглянулась и продолжила путь, тактично обходя несговорчивую девушку.

Повернувшись боком, она с пренебрежением посмотрела им вслед, словно в вывеску уходящего прошлого, и подумала, что не сильно об этом сожалеет.

"Школьные годы… как глупо. Душою я давно уже не здесь".

– Вот охота им сидеть в такую мерзлятину? – поразмыслил вслух подошедший Саша. – И вчера во дворе кто-то до ночи бренчал. Теперь знаю, кто!

– Это пацаны из 588-ой школы, – просветила Снежана. – Завтра разузнаю, чего это наши с ними трутся.

– О-о, назревают разборки? Стенка на стенку!

Девушка щелкнула брата по лбу и накинула капюшон себе на голову.

– Пошли домой, холодно, – сказала она.

– Брр, а и вправду. – Саша поежился и, позвав Бэста, пристегнул карабин поводка к ошейнику.

Вскоре они вернулись в свой двор, еще немного постояли у подъезда и поднялись на пятый этаж.

Переодевшись в домашнее, Снежана хотела посмотреть телевизор в обществе родителей, но в какой-то момент передумала и закрылась у себя, включив компьютер.