Текст книги "Пока в Питере дождь"

Автор книги: Дмитрий Коровин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

Павел глубоко вздохнул и отвернулся на доску.

"Ну, ничего-ничего, основа удовольствия не в кульминации, а в предвкушении. Буду пока этому придерживаться".

Глава 5

Сидя за столом персонального кабинета, Северин Ветров таращился на экран монитора, в безотрывной попытке закончить какую-то известную ему работу. Время подходило к обеду и за дверью послышалось оживление. Но мужчина не вставал и лишь глянул мельком на часы в нижнем углу монитора, мгновенно возвращая концентрацию на текст, чернеющий на белых электронных страницах, от которого давно уже рябило в глазах.

Кабинет этот был небольшим, но, не смотря на постоянный деловой беспорядок, весьма практичным и удобным. Центром его был стол и все окружавшее будто строилось вокруг него, собираясь в линии полумесяцем. Стеллажи, забитые толстыми папками, ксерокс, принтер, телефоны, пирамиды из книг, образцы разнообразных обложек, стопки распечатанных рукописей, символические статуэтки, рамки с фотографиями и множество канцелярских принадлежностей, необходимых и ненужных. Все это стояло, лежало, валялось и нависало, грозя опасностью похоронить работающего здесь человека. И чем больше он не вставал, тем реальнее становилась угроза, будто напиравшие горы всевозможных предметов, готовились окончательно зажать его с двух сторон, чтобы впоследствии раздавить.

Наконец, столбик сбоку страницы приблизился к нижней стрелке и уперся в барьер, сообщая о завершении чтения. Закинув руки на затылок, Северин откинулся на спинку крутящегося кресла и подумал о чем-то с минуту или две. Все было готово, осталось дотянуться до кнопок мышки, подогнать курсор к значку принтера и нажать. Справа загудел аппарат. Сделав несколько фальшивых оборотов, он с неистовством принялся печатать, выбрасывая бумагу с какой-то видимой небрежностью.

– Что ж, не Астафьев1212
  Виктор Петрович Астафьев (1924-2001) – русский писатель, драматург, эссеист. Герой Социалистического Труда (1989). Лауреат двух Государственных премий СССР (1978, 1991) и трех Государственных премий России (1975, 1995, 2003).


[Закрыть], и даже не Ерофеев1313
  Венедикт Васильевич Ерофеев (1938-1990) – русский писатель.


[Закрыть], но потерпи, браток, ты был свидетелем и не такого мусора, – обратился Северин к возмущенному принтеру, подбирая листы и складывая их вместе по номерам страниц, чтобы первая оказалась сверху и так далее. А когда аппарат умолк, мужчина, сняв пиджак, отправился с этой пачкой на коротенький черный диванчик у окна и лег, с целью бегло проштудировать текст в последний раз.

В дверь постучали.

– Да-да! – откликнулся лежащий, поднимая глаза на заглянувшее бородатое лицо.

– Время полвторого, Сев, ты чего тут развалился? – удивленно слетело с его губ, и лицо потянуло за собой остальное: короткую шею, широкие плечи и крепкий торс, с заметным пузцом. – Обедать идешь?

– Хотел закончить, занести главреду, да и к шефу на поклон…

– О-о, с последним я бы повременил, шеф сегодня не в духе.

– По причине?

– Самодурства, – лаконично ответил гость, махнув рукой. – Что ты его не знаешь? Рвет и мечет чуть ли не через день.

– Что ж, тогда во второй половине нагряну, – объявил Северин и поспешил исправиться: – Подкрадусь, так сказать, на цыпочках, или заброшу кого на разведку.

– Ну его к черту, пошли есть.

Северин улыбнулся и кивнул.

Выйдя в пустующий общий зал, разделенный перегородками на отдельные закуточки с компьютерами, мужчины заперли кабинет и по проходу направились к лестнице, с целью спуститься в тесный вестибюль с дежурившим там охранником.

На улице было тихо, непривычно светло и тепло. Внутренний дворик, со сквозным проездом через арки, был заставлен машинами и кое-где, чудом уцелевшие и почти не тронутые солнцем, чернели остатки спрессованного грязного снега, беспрерывно источающего серые ручейки, стекавшие под колеса. В подобной луже стояла "Мазда" Северина, но он не стал ее переставлять, а отправился пешком, вслед за коллегой через арку. В ней эхом разносился шум от проезжавшего по проспекту транспорта.

– В "Кетчуп", "Камбучо", или "Пары"? – спросил Северин, нагнав спутника, который в нерешительности остановился перед выходом на улицу, призадумавшись, вероятно, над тем же.

– В "Чебурум"! – ответил мужчина, разворачивая плотный торс.

Здесь вариантов было множество: от перечисленных кафе и бистро, до шавермы на той стороне и магазина продуктов. Была возможность купить свежей выпечки из киоска через дорогу, или наестся пончиков на "Пышечной фабрике". Запах разнообразных вкусностей разносило по проспекту от дома к дому, заставляя ускорить шаг, и лишь сейчас коллеги явственно ощутили голод.

А мимо, в хаотичном танце, то выползая на трамвайные рельсы, то аккуратно возвращаясь на дорогу, двигался беспрерывный автомобильный поток. То перестраиваясь, то паркуясь, то сообщая о себе сигналами, водители, будто специально, заставляли обратить на себя внимание или всячески друг друга достать. И сейчас, наблюдая за этим, Северин откровенно обрадовался своему пешеходному положению, не требующему участия в подобных выкрутасах.

По выложенному плиткой тротуару мужчины пошли вперед, минуя сувенирную лавку "Симфония камня", упомянутое кафе "Ketch up" и бутик одежды в желтой пятиэтажке, где в 1885-1917 годах находился букинистический магазин потомственного книготорговца Василия Ивановича Клочкова1414
  Василий Иванович Клочков (1861-1915) – русский библиофил, издатель, антиквар и книготорговец; один из основателей Кружка любителей русских изящных изданий.


[Закрыть].

В десятый раз любуюсь фасадом, Северин вспоминал как раз об этом. Нельзя сказать, чтобы он досконально знал историю этих домов, но старинная архитектура была его студенческим хобби, к которому он обращался по привычке, каждый раз узнавая что-то новое о той или иной старинной постройке, какую встречал, проходя или проезжая по неизведанным улицам. Он считал, что каждый уважаемый гражданин был обязан интересоваться всеми достопримечательности своего города, чтобы, при необходимости, вспомнить и рассказать о них в максимальных подробностях. И хоть он не был коренным петербуржцем, все же стремился соответствовать, стараясь перенимать привычки и поведение законного населения. А понаехавшую лимиту, использующую город, как перевалочный пункт или для улучшение собственного благополучия, Северин презирал.

Мимо "Пышечной фабрики", гостиницы и аптеки в коричневом красивом здании, выделявшемся на фоне соседей сдвоенными полуциркульными окнами с замысловатыми сандриками, фартуками подоконников и наличниками с маскаронами одинаковых бородатых мужчин и дам в головных уборах, напоминавших Зевсов и Афин, мужчины продолжали путь. Это был бывший доходный дом купца Антонова, созданный по проекту архитектора Михаила Алексеевича Макарова1515
  Михаил Алексеевич Макаров (1827-1873) – русский архитектор, академик и профессор архитектуры Императорской Академии художеств.


[Закрыть]. В 1910-х годах здесь жила поэтесса Елизавета Юрьевна Скобцова1616
  Елизавета Юрьевна Скобцова, она же Монахиня Мария (известна как мать Мария, в девичестве Пиленко, по первому мужу Кузьмина-Караваева) (1891-1945) – монахиня Западноевропейского экзархата русской традиции Константинопольского патриархата. Русская поэтесса, мемуаристка, публицист, общественный деятель, участница французского Сопротивления.


[Закрыть] и про нее, откровенно сказать, Северин сейчас даже не вспомнил. Мысль, улетевшая в истоки зодчества, переживала его современное предназначение и, на взгляд Северина, это здание подвергалось наибольшему уничижению, превратившись в пекарню и ночлежку для провинциальных путешественников и иностранных туристов. Впрочем, внешний вид его не радовать не мог. Неоднократно реставрировавшийся фасад, судя по перечисленным ранее дизайнерским атрибутам, задуманным самим автором или отдаленно напоминавшим его реальные воплощения, стремился сохранить первоначальное лицо, но только лишь. Потому что со стороны внутреннего дворика обветшалые и неинтересные гладкие стены, завешанные проводами и кондиционерами, просто повергали наблюдателя в шок.

Дальше, в менее импозантном здании, располагались: бистро "Камбучо", ресторан "На парах", "Ремонт обуви" и кафе "Чебурум", вход в который украшали трехэтажные этажерки с фиолетовыми цветами. В 1891-1898 годах в этом доме размещался букинистический магазин Мельникова1717
  Максим Павлович Мельников (кон. XIX – нач. XX) – русский букинист. Работал приказчиком в букинистическом магазине П. Б. Богданова, открыл собственный магазин. В 1889-1916 гг. издал более 80 каталогов букинистической книги.


[Закрыть]. Да, когда-то граждане очень любили книги, и магазины по их продажи встречались чуть ли не на каждом шагу, а в советские времена, по неизвестным причинам, их выпускали ограниченными тиражами, но дефицит прекрасно компенсировали библиотеки, которые, как и магазины царских времен, имела каждая, уважающая себя, крупная петербургская улица.

Потянув стеклянную дверь за ручку, мужчины вошли внутрь, взглядом окинув ближайшие к выходу столы, занятые такими же офисными крысами, как они. Случайных клиентов было мало, да и кто нагрянет сюда в понедельник в середине дня? Люди без разговоров уплетали заказанные блюда, торопились и частенько поглядывали кто на часы, одергивая рукав, кто на лежащий смартфон, зажигая экран. Было тесновато. Закрытая барная стойка, разделявшая кафе на два зала, смотрелась нелепо, служа преградой для поиска свободных мест, или людей, приглашенных на встречу. Деревянные неброские столешницы, в окружении разнокалиберных стульев; стены красного кирпича, не прикрытые штукатуркой; ряд подвешенных ламп, будто новогодняя гирлянда; и переплетение пластиковых белых труб вентиляции на потолке, про какие трудно было сказать что-нибудь, не привыкнув к ним, то ли необходимое уродство, то ли экстравагантность стиля. В конце первого зала был не занятый диван, но от нависающих над ним полок, усеянных бутылками и горшками, веяло тихой опасностью.

Пожав плечами, мужчины перешли в другую половину заведения, где кирпичи прикрывали: телевизор, рекламные плакаты и деревянный штакетник, изображающий, то ли перевернутый забор, то ли железнодорожные рельсы. Здесь были свободны все столы, а еще был странный подиум, отделенный перилами. И стол стоял там, будто на витрине, с видом улицы и прохожих, заглядывавших в тарелки и рот.

Заняв двухместный столик у стены, посетители вооружились меню.

– А ты давно здесь был, Вольдемар? – спросил Северин, – Что-то мне не нравится…

– Летом заходил с работы пропустить стаканчик, – ответил коллега.

– И все?

– А что еще?

– Еду не дегустировал?

– Тебя ждал.

– А я не обедаю в незнакомых местах без рекомендации, – воспрепятствовал Северин. – Возьму тогда что-нибудь классическое, чем отравиться можно не смертельно.

– Ладно тебе, все едят! – басом возразил Вольдемар. – Скорой помощи у входа я лично не заметил, а аптека рядом.

– А что было написано на плакате в соседнем зале? "Готовим, что любим!" Не хилое кредо, а?

– Расслабься, хуже прозвучало бы "что хотим".

– Ваш заказ? Хотя, извините, повар сегодня в замечательном расположении духа, и уже приготовил вам пудинг. Будете есть. И это не вопрос!

Мужчины кратко просмеялись.

– Здравствуйте, что вы хотите? – раздалось над столом от подошедшей официантки.

      Не переставая улыбаться, клиенты переглянулись.

– Куриный суп, салат с куриной печенью и клаб-сэндвич с курицей, – быстро отчеканил Вольдемар, почесывая свою окладистую бородку.

– Су-у-уп… – по-волчьи протянул Северин, уткнувшись в меню. – Даже не знаю…

– Ну, без жидкого нельзя, – убедил сосед.

– Хорошо. Давайте борщ с телятиной и картофельное пюре с сосисками.       – Что будете пить? – спросила официантка.

– Пиво светлое на ваш вкус, – ответил Вольдемар.

– Мне сегодня к шефу… – задумчиво произнес Северин, – значит, чай. И десертик я тут симпатяшный заметил – орешек со сгущенкой за 20 рублей. – Он поднял глаза на официантку. – Мне мама готовила такие на день рождения.

Официантка хихикнула и, попросив подождать, удалилась.

– Взгляд охотника, – подметил Вольдемар. – Давненько я у тебя его не видел. Давай, Сев, рассказывай, как докатился опять до холостяцкой прострации.

– Прострация не кастрация и лечится за несколько дней.

Вольдемар уставился, сверля Северина своими маленькими и умными глазами-бусинками.

– Так вы окончательно рассорились?

Северин кивнул.

– Ну и болван, – заключил собеседник. – Я почему-то думал, что у вас все закончится серьезно.

– Не мой типаж.

– И чтобы понять, тебе потребовалось полгода?

– С этими притворными курицами иногда и полжизни мало. Кстати о курицах… у тебя, что сегодня за день?

– Ты про меню? А черт его знает… World chicken day, заказал не думая.

Между тем в зале появились две молодые посетительницы в коротких болоньевых курточках и тертых джинсах, и заняли место на подиуме. Сидя лицом к окну, Северин наклонился вбок, чтобы плечи коллеги не закрывали ему обзора. Вольдемар на секунду обернулся, увидев девушек, и тронул соседа за руку, чтобы отвлечь.

– Ты пугаешь меня, Сев, – настороженно сказал он. – Что с тобой будет через неделю?

– Через неделю у меня вечеринка. Придешь?

– С Ромкой опять?

– Он не Ромка, он Ром! Будет водка, виски и Ром!

– Нет, я женат.

– Пардон, а как это связано?

– Тебе нужно объяснять простые вещи? – удивился Вольдемар, посмотрев на наручные часы Северина. – Без пяти два.

– Опоздать имеем право, – разобрался сосед. – На вопрос-то ответь.

– А что тебе не ясно? В прошлый раз, когда вы устраивали подобное, мне пришлось сто раз "Отче наш" прочитать, и до сих пор краснею перед женой и детьми, когда вспоминаю об этом.

– Господи, да не грузись! Все настоящие святоши померли до нашей эры.

Подошла официантка с подносом, и Северин посмотрел на нее в упор.

– Девушка, я прав? – добавил он.

Пожав плечами, она молча разложила первые блюда и незамедлительно ушла, чтобы минут через десять вернуться с недостающей половиной заказа.

В половине третьего сытые, довольные и ленивые коллеги покинули кафе и, вместо того, чтобы поторопиться, шли нога за ногу, отгоняя дурные мысли. Сейчас хотелось думать о чем-то светлом и замечательном, но предстоящая встреча с деспотичным издателем мешала Северину расслабиться. Вольдемар молчал весь обратный путь (у него, вероятно, это получилось), и когда мужчины вошли в здание и поднялись в офис, он лишь не глядя помахал рукой, грузно опускаясь за низкую пластиковую стенку своего рабочего места.

Войдя в кабинет, и плотно закрыв дверь, Северин рухнул на диван, разбросав руки по сторонам: одна повисла до пола, другая вытянулась поперек спинки вверх. Ничего не хотелось, а слово "должен" мужчина сейчас ненавидел больше всего на свете. Ничто не заставит его подняться, кроме стрелок на часах, разбросанных на циферблате по подобию рук и показывающих шесть. Тогда он с удовольствием поменяет диван на кресло автомобиля, чтобы отправиться домой. Но Северин притворялся, так как первый же раздавшийся телефонный звонок мгновенно вывел его из обуявшей сладостной апатии, быстро сбросил с дивана и заставил подойти к столу, где, под какими-то непонятными и всеми забытыми документами, таился кнопочный аппарат.

– Издательство "Энтимема", слушаю… – недовольным голосом произнес мужчина и, после непродолжительной беседы, вернулся обратно, чтобы подобрать лежащую на подлокотнике       пачку недавно распечатанной рукописи. – Идем, счастливчик.

С этими словами Северин в который раз почувствовал себя вершителем чьей-то судьбы, но не сказать, чтобы ему это понравилось. Внешняя политика современных издательских домов требовала поступаться с внутренними идеалами, давно поруганными и разрушенными в счет не писаного устава, навязанного издательскому миру временем и нравами, и нужно было этому придерживаться, хоть сам Северин, на правах ведущего редактора, считал это предательством, ведь люди читают то, что им дают и никак не могут повлиять на качество предлагаемого продукта, разве что тотальным бойкотом, заключающемся в полном отказе от чтения слабых авторов, не уважающих читателя и преследующих одну единственную цель – количество написанных книг. Сам Северин давно перестал бороться с литературным произволом, в опаске выпасть из обоймы и быть уволенным, соблюдал правила и, в попытке отстоять стоящего писателя, редко вступал в противоборство с главным редактором или издателем. Лишь иногда решался на хитрости, ловко подменяя однодневного щелкопера, почти одобренного кем-то по протекции, более перспективным сочинителем. Система требовала подчинения, мгновенно расправляясь со всевозможными бунтарями, в какой бы профессии они не были задействованы, и ей мало кто оказывал эффективное сопротивление.

Вот и теперь, неся подмышкой кипу распечатанной макулатуры, Северин нес ее с заданием заполнить вдруг открывшуюся брешь выходящей в печать серии. Серии, сбитой наскоро по жанру, недостаточно подготовленной, как следовало, провисающей и, естественно, заведомо провальной. Он знал всех авторов поименно, он наизусть выучил их синопсисы, он хорошо ознакомился с текстами и восемь из десяти, будь его воля, хоть сейчас изгнал бы из нее.

Достигнув нужной двери с надписью "Главный редактор Левинский А. А.", Северин с презрением ухмыльнулся и, забывая постучать или нарочно этого не делая, дернул ручку.

За массивным и широким столом, в похожем, но более свободном кабинете, с большим количеством стеллажей и сложенных грудами книг, восседал худолицый очкарик.

– Входи, Сев, входи, я за тобою посылал.

– Обедал, Александр Адамович, – отвертелся Северин, приближаясь к столу, и небрежно хлопнул на него кипу. – Для серии "Идущие по планете". Этот и роман Пузырева, выстрелят из нее должным образом, остальных лучше будет зарыть. Потом вспомнишь мои слова.

– Уверен?

– Я редко ошибаюсь, у меня нюх. Дали бы еще месячишко на фильтрацию, сэкономил бы бумагу и вложения спонсоров. А так, это шлак.

– Не твоя забота.

– И, слава Богу, – с иронией ответил Северин. – Была б моя, я всех бы сжег, даже тех, кого рекомендовал.

Левинский еще раз поднял голову, и очки сползли на кончик его огромного носа.

– Да что это с тобой?

– Пойду сейчас к шефу на прием. Говорят, у него сегодня нерест, мечет икру, вот и я хочу подзарядиться, как следует, чтобы бисер метать ему подстать. Рассерженные люди, они ж как пьяные, добрый и трезвый их не поймет.

– Согласен, – хладнокровно ответил собеседник, протягивая узловатые руки, как клешни, за рукописью. – Все проверил?

– Вычитывал дважды, – сообщил Северин. – У корректора он был, заряжай.

– Добро.

Глава 6

В комнате был полумрак, и подсветка клавиатуры выделяла буквы на черных клавишах. Недавно закончив с уроками и теперь размышляя чем заняться, Снежана поймала себя на мысли, что последние месяцы вычистили из нее все посторонние желания. Забыв, что значит развлекаться, она стала похожа на машину, да хотя бы на эту самую, что светила на нее монитором. Искусственная без эмоциональная машина, напичканная электроникой, холодная и зажатая, лишенная всех человеческих потребностей, кроме одежды и еды, которую Снежана с удовольствием поменяла бы на электролит, а наготу закрыла бы железом, по примеру своего виртуального продолжения – эльфийки Татитари. Но та, не смотря на вымышленность, сумела чувства сохранить, и бегала по аренам и замкам полная жизни и веселья, цветущая, дерзкая, бессмертная. И там, в отличие от этого мира, было все так просто и понятно. И люди ее не напрягали, да что там люди, даже тролли, гоблины и орки!

Девушка улыбнулась, стараясь приободриться, но вдруг опять погрустнела, подумав над тем, как быстро летит время. Сегодня была среда и двадцать четвертое апреля. До выпускных экзаменов оставались считанные недели, и эта долгая гонка с каждым днем лишь набирала обороты, заставляя вращаться волчком или, как сказал тогда Ваня, с ума сходить.

Не смотря на врожденный перфекционизм в учебе, перерастающий в патологическую форму, Снежану постоянно преследовали волнения по поводу упущенных деталей, какие могут поспособствовать максимальному улучшению. Проблема скрывалась в том, что в большинстве случаев улучшать было нечего. Учитель не потребует сверх программы, хоть и превзойти ее Снежана стремилась постоянно. Знать больше положенного – значит опережать на шаг! Нельзя было превзойти лишь самого учителя, чья улыбка заведомого превосходства нередко приводила в бешенство.

А ведь у Павла тоже был подобный подход. Однажды, не выучив заданный текст по английскому, он вышел отвечать к доске и признался, почти без акцента, что совершенно не готов. Спросив на том же самом языке, что ему помешало, учитель выслушал долгий ответ, равный по объему заданному тексту, и двойку не поставил, решив, вероятно, что умение вести диалог куда важнее механического зазубривания непонятных абзацев, причем, в подавляющих случаях, без понимания их смысла, что очень бесило не только Снежану, но, как видно из рассказа, и Павла тоже.

А как им неоднократно говорила учительница физики? Списывайте, но знайте, что списали! Да, это было важно, хоть и не всегда. Попробуй, например, ответь какое-нибудь правило своими словами, запутаешься только и быстро забудешь, тогда, как вызубренный материал будет вспоминаться с точностью до запятой многие годы.

– В университете-то точно, – шепотом произнесла Снежана, призадумавшись о Павле. – Интересно, и когда студенты успевают и учиться, и встречаться?

А ей вчера вновь пришлось отказать. Динамить, как принято говорить, этого самого Павла, который звал ее погулять после школы. Да, он ей нравился, но не более. Он был красив, воспитан, отлично учился; с ним можно было до колик посмеяться над шуткой и с тем же успехом серьезно обсудить математику. Он, наверное, ее понимал, так как почти не обижался на отказы. Смиренно ждал поцелуев в подъезде и взгляда… Снежане тоже очень нравилось смотреть в глаза партнеру, особенно когда губы только что отрывались друг от друга и поднимались веки. Это был фантастический контакт! Смущение, нежность, удовольствие, терпение – все было намешано в этом взгляде, кроме, пожалуй, страсти и любви.

А Снежана, в отличие от многих своих сверстниц, дошедших до самых глубин отношений, ничего еще не знала. Маленькая, наивная девочка, не смотря на свои семнадцать. И хорошо, что это было так.

Делить себя с наукой – дело, а вот растрачиваться еще и на чувства – лишнее. И Снежана поняла, что опять думает над какой-то формулой, вытесняющей мысли о Павле.

– Да пошло оно все! – громко сказала девушка, открывая стартовый красный фон с золотыми буквами "Маски и металлы". – Действительно, пора отвлечься! Сейчас подстрелю кого-нибудь, и сразу полегчает. И хорошо, что у меня есть эта игра, иначе я давно бы убила в реале. Хотя бы Пашу, чтобы не приставал.

Вбив по памяти пароль, девушка щелкнула "вход", и серый мир ее наполнился красками.

«Привет, щербет!» – написала она своему виртуальному мужу, сразу посмотрев его в списках онлайн игроков, но вместо него ответила соклановка.

«Не отвлекай, у Розенлира дуэль. Он сейчас в чате клана».

«Печенюшка, какие новости?»

«По игре или так?»

«И так, и так».

«Да никак».

«Вы что, в поезде?» – спросил какой-то игрок с ником Восемь рублей. – «Так-так, так-так, дурехи».

«Пошли на арену, умник, почувствуешь себя Карениной!» – возмутилась Печенюшка. – Так перееду!

«Я с лучницами не дерусь, а мечный разряд у тебя слабоват».

«Ой, какие мы честные! Вот объявим войну вашему клану, чтобы не обзывался, будешь знать».

«Не ожидал от интеллигентных питерцев такой агрессии…»

«А кто тебе сказал, что мы питерский клан? Я, например, из Воронежа, а лидер наш москвич».

«Ну-у, теперь понятно, откуда ветер дует… Скоро Бешеных оставите без работы».

«Держись за спинку стула, Восемь рублей! Мы вчера замок у них отбили в Трех скалах!»

«Именной?» – удивилась Татитари.

«Так точно!» – подтвердила Печенюшка. – «Мейнстрим пока оставил его за собой, но, возможно, передаст какой-нибудь парочке. Может даже вам с Розенлиром».

«Вот будет здорово! А я два вечера не появлялась, думала ты говоришь о замке, который мы разрушили в воскресенье».

«Нет, о другом. Калигула грозил ужасной местью, увидев, как над ним поднимается наш флаг».

Снежана отправила в чат несколько танцующих смайликов, изображающих радость, и тут же попала под резкую критику кого-то из соклановцев упомянутого барона. И пока они с Печенюшкой пытались вытянуть из хама хотя бы пару цензурных слов, в чате появился текст из знакомых сиреневых букв.

«Привет, Снежана д'Арк», – поздоровался Северин от имени Розенлира и увидел смайлик с поцелуем, отправленный Снежаной от имени Татитари.

«Победил?» – спросила она.

«А как же!»

«Читер!» – бросила Печенюшка и снова отвлеклась на разговоры с кем-то другим.

«Сегодня сходим в квест», – заявил Розенлир. – "Придет Мейнстрим, обсудим, что дальше делать. Он собирался нам сказать что-то важное".

«А что так наших мало?» – спросила Татитари.

«Все гудят в чате клана. Там Кабан, Мармелад, Красный глаз, Эрот и Интеркиса».

«Опа! С ней мы давно не виделись».

«Ну, так идем. Переключайся…»

Снежана открыла список чатов и мгновенно перешла в нужный, поприветствовав разом всех и Интеркису в отдельности. Трое, из перечисленной Розенлиром пятерки, дрались на городской арене, один чинил амуницию в кузнице, а Интеркиса сдавала сворованные где-то ресурсы в местный магазин и, письменно посчитав выручку прямо в чате, решила приобрести себе новые сапожки.

«Ну, кр-р-расота!» – торжественно восхитилась Татитари, чья хозяйка разглядывала одежду соклановки в предварительно открытой страничке с ее изображением. – Ты, как дьяволица, вся в красном. Платье, плащ, рубиновые кольца, сапоги теперь, и даже рукоятка скимитара1818
  Скимитар – обобщённый европейский термин для различных восточных сабель.


[Закрыть].

«Не забывай про инкрустацию на доспехах, она того же цвета», – ответила Интеркиса.

«Девочка в красном, дай нам несчастным…» – влез в разговор Мармелад.

«Пинка под зад и будешь рад».

«Какого пинка? Ты посмотри на меня, куртизанка! Мне бы до лекаря докандехать…»

«Вот и поделом».

«Очень хотелось бы поржать над твоим видом, но лень идти на арену», – написала Снежана. – «При последнем переезде меня закинуло в постоялый двор на краю города».

«Туда все попадают по умолчанию», – подсказал Кабан. – «Я там два дня храпел за стеной, если слышала».

«Ты извини, сосед, за воскресного арбалетчика», – вспомнила вдруг Татитари. – «Неудобно получилось».

«Да наплюй и ползи сюда! Сейчас Красноглазый с Эротом оклемаются, замутим групповой бой с Шумными. Они нас приглашали».

«А меня, не подождете что ли?» – возмутился Мармелад. – «Мне восстанавливаться еще долго».

«А на фиг ты нам нужен? Скандалишь много», – разобрался Кабан.

«Ты не обнаглела, хрюкалка!?»

«Еще и грубишь».

«Ты в каждом корыте пятачок что ли, я не понял?»

«А ты не напрягайся так, растаешь».

«Ребята, хватит состязаться в остроумии!» – успокоила Интеркиса. – «Если кому-то вдруг стало тесно в нашем клане, пишите заявку на выход».

«Надо позвать Печенюшку вместо Мармелада», – предложил Кабан. – Тьфу, у меня диабет скоро появится от ваших ников".

«Угомонись уже!» – разозлилась Интеркиса. – «Ей некогда, она там ресурсами торгует».

«А Роз нас в квест приглашал», – напомнила Татитари.

«Не приглашал, а приказывал!» – вмешался Розенлир. – "В отсутствии Мейнстрима я корректирую досуг. Так что через десять минут всех жду верхом у главных ворот. Форма одежды – боевая! С собой берем аптечки, ужин и неутолимую жажду крови".

«Без Мейнстрима главная Интеркиса», – возразила Татитари. – «Графиня как-никак!»

«Ну, спасибо за поддержку! Жена называется…»

«Упс…»

«Чаще дрючь ее, Роз», – пошутил игрок с ником Эрот. – «Сплошные походы, да осады, совсем дома не бываешь».

Чат пожелтел от количества смеющихся смайликов, но Северин, хохоча перед ноутбуком, решил оставить эту шутку без замечания.

«Если Безобразниками станет командовать баба, я выйду из клана!» – всполошился игрок с ником Красный глаз.

«Успокойся, сексист!» – парировала Интеркиса. – "Я не собираюсь взваливать на себя такую ответственность. Пусть капитан продолжает выпендриваться, раз уж взялся. Но только с одним условием – учитывать желания большинства! Безропотно мы подчиняемся только маркизу Мейнстриму".

«Спасибочко, ваше сиятельство», – подколол Розенлир. – «Так могу я узнать, что сегодня хочет о светлейшее и мудрое Большинство?»

«Не обижайся, Роз, но пока ты не начал качать права, мы собирались на арену в групповой бой», – объяснил Кабан.

«Да бес с вами… Угробим вечер на арене до конца. Хотел жену сводить под луной в приятное путешествие на развалины, кишащие орками, чтобы хоть как-то уединиться, а вы нас в групповуху тащите…»

«Да, жаль! Мне очень этого не хватало!» – добавила Татитари. – «Вот сидела сегодня и гадала: Мальдивы надоели, Куршевель опостылел… О! Хочу на развалины с орками!»

«Ну, я же знаю, что предложить!» – с той же иронией подыграл Розенлир и добавил отдельной строчкой: – «Вот что значит не поддержать мужа вовремя…»

«Накосячила немного твоя эльфочка, прос-с-с-сти!» – извинилась Татитари, завершая конец фразы смайликом с навернувшимися на глазах слезами, и хозяин Розенлира улыбнулся, бросив в чат нарисованное сердечко.

«Прощу, но не забуду», – добавил он. – «Быстрее тащи свою хорошенькую эльфийскую попку в центр города, а то мы без тебя начнем».

Отрывисто причмокнув, Снежана передразнила в полумраке:

– Прощу, но не забуду… ах, какая спесь!

Нажав на серо-голубое здание, она увидела Татитари в тесной комнате с маленьким квадратным оконцем без занавесок, и компьютерной мышкой начала ее поворачивать на месте. Грубый рубленый стол, жесткая кровать без матраса, глиняный кувшин, деревянное ведро – все, что можно было увидеть в скромной дешевой ночлежке. И Снежану с брезгливостью передернуло, будто она сама прибывала здесь несколько дней. В небрежно обтесанных бревенчатых стенах был широкий проем, загороженный покосившейся дверью. Снежана навела на нее курсор и Татитари оказалась во дворе, где стояла золотистая карета с четверкой белых лошадей. Это был ее личный «Бентли», как она шутила в первый день, получив его в подарок от Северина.

"Чаще дрючь ее, Роз", – с усмешкой повторила про себя Снежана, чуть краснее от этих слов, и открыла карточку персонажа, чтобы посмотреть и проверить состояние доспехов, в которых прибывала Татитари еще со штурма. Лимонного цвета блузка, черные лосины и корсет, кожаные сапожки и перчатки – показывали шестьдесят процентов изношенности. Кольчуга, наручи, диадема, кулон и кольца – восемьдесят пять.

– А мордашка у Тари премиленькая, – прошептала Снежана со вздохом. – Уж симпатичнее, чем у меня.

Девушка наощупь дотянулась до стакана, заранее приготовленного где-то на столе, но не шла с первой попытки и привстала, заметив его чуть справа, скрытым от света монитора.

"Дурацкие мои принципы…" – глотнув воды, продолжала рассуждать Снежана. – "Не знаю, сколько лет и имени не знаю. А сам ведь не представился, хитрец, когда мое выпрашивал. Интересно, кто он и как выглядит? Мужик такой весь из себя, а в реале прыщавый пади пацан тринадцати с половиной лет. Тут, конечно, многие форсят через меру, и даже я, а вот что до реальности… В детстве – гадкий утенок, но сейчас пацаны смотрят, и три-четыре раза даже пытались закадрить. А я только с Пашкой дружила с девятого класса, по большей части, из-за учебы. Решали, учили, доказывали и, как заскучавшие лаборанты, объединились общим опытом. Теперь уже не друзья, но еще не любовники. Плаваем в нейтральных водах и пудрим друг другу мозги. Он даже прикоснуться лишний раз до сих пор стесняется, а я всегда холодна, будто боюсь или мне все равно. Да и, слава Богу. Неуверенность – сестра бережливости, вот и не буду с этим торопиться. Возможно, в университете встречу более достойные и искусные кадры".