Текст книги "Волк. Тайна Черной пирамиды"

Автор книги: Дмитрий Карпин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

– Да уж… мальчишкой ты был несносным, не зря я порол тебя, – пробурчал испанец, но на его лице тоже сияла улыбка. – Веселые были годы!

– Да, – улыбнулся Владимир. – А чем ты занимался после того, как покинул Россию? Я пытался найти тебя, когда жил в Европе, но до меня доходили только смутные слухи.

– Я продавал свою шпагу за приличную цену, где только мог, – отозвался Мартин. – Другого заработка для себя я не представляю, не всем же рождаться дворянами в богатой семье и с неплохим наследством!

– Вот ты и опять упрекаешь меня, Мартин, – обиженно произнес Владимир. – Хотя и знаешь, что семью и место рождения не выбирают! Кто знает, возможно, если бы я не родился дворянином, то тоже продавал бы свою шпагу, где только мог!

– Возможно, если бы ты не родился дворянином и именно в этой семье, никакого умения обращаться с оружием у тебя бы вообще не было! За это ты должен быть благодарен только своему отцу!

– Вот, мы и опять вернулись к нему, – заметил Владимир.

– Он послужил причиной нашей встречи и нам должно скорбеть о нем!.. И вообще, где вино, с чьей помощью нам должно поминать усопшего отца и друга?! – возмутился Мартин.

– Наверное, оно уже в пути, – поспешил успокоить разгоряченного испанца Владимир, опасаясь за здоровье управляющего, которого он еще и сам не успел отчитать, как должно.

– Хорошо если так… – хмуро заметил Мартин. – Я надеюсь, ты хоть упражняешься в фехтовании?

– Всенепременно! – уверил его Владимир. – Как только выпадает свободная минутка.

– Где твоя шпага?

Владимир потянулся к столу и, взяв трость за голову серебряного волка, вынул из нее скрытый клинок.

– Вот моя шпага! – сообщил он.

– Больше похожа на какую-то зубочистку, – фыркнул испанец и показал Владимиру свою длинную и изящную шпагу, удобно лежащую в кожаных ножнах.

– У нас в России больше предпочитают саблю или шашку, – постарался парировать Владимир.

– Оружие варваров, – фыркнул испанец.

– Возможно, – согласился Владимир. – Я тоже больше склонен к шпаге! Но эта, как ты выразился, зубочистка, – Волков потряс маленьким и тонким клинком, извлеченным из ножен трости, – не раз спасала мне жизнь на улицах Парижа.

– Париж это не Мадрид, там бы тебя точно закололи!

– Ой, не начинай, Мартин. Я ведь учился у лучшего?! – Волков дружески хлопнул испанца по плечу, тот улыбнулся и изрядно повеселел.

– Даже и не думай подлизываться ко мне, волчонок! – сказал он. – Я еще проверю твою форму, а пока… – Мартин замотал головой по сторонам. – Где наше вино, черт побери?

Как по-волшебству в комнату вбежал управляющий с огромной бутылью вина в одной руке и двумя бокалами в другой. Следом за ним с большим подносом спешила Авдотья-ключница.

– Отчего так долго? – полюбопытствовал Владимир.

– Да! Ты, что же, хочешь заморить нас голодом, perro viejo? – возмутился испанец.

Управляющий с недоверием покосился на шпагу, которая до сих пор лежала у Мартина на коленях, а затем, осторожно поставив вино на столик, спрятался за Авдотью.

– Я распоряжался насчет горячего, барин, – пролепетал он.

– Распоряжался насчет горячего, – передразнил испанец. – Порасторопней надо быть!

– А он прав, – кивнул Владимир. – Твой барин умирает с голоду, а ты и не торопишься. Смотри, завтра я проверю все бумаги расходные и доходные, и ни дай бог, я найду там хоть какое-то несоответствие, я с тебя шкуру живьем спущу.

Митяй Пофнутич побледнел и, бухнувшись Волкову в ноги запричитал:

– Вот вам крест, барин. Ни копеечки себе не прикарманил! Всю жизнь я служил вам и вашему батюшке только верой и правдой, и радел лишь о благополучии вашего почтенного семейства!

– Полно тебе ползать, Митяй, – махнул рукой Волков. – Я не люблю этого подобострастия. Ты лучше скажи мне, почему поместье в таком запустении: отчего краска на стенах облупилась, почему кровля на крыше прохудилась?

– Вот вам крест, барин, – снова запричитал управляющий. – Сколько раз я говаривал вашему покойному батюшке, что пора бы уже и фасад подновить, а он все отмахивался. Никаких дел затевать не хотел. Все больше сидел у себя в кабинете за бокалом вина и грустил.

– Грустил говоришь? – удивился Владимир. Насколько он помнил, его покойный отец унынием не отличался.

– Да, барин, самое что ни на есть, грустил. Эта вам и Авдотья подтвердит.

Ключница замахала головой.

– По вам он грустил, молодой барин, – заговорила Авдотья. – Каждый день поминал вас; проказы ваши детские, игры разные и все говаривал: «Вот вернется Владимир, тогда и заживем», а вышло то оно, как! Не дождался он вас. – И старая ключница разрыдалась.

– Ну, полно, полно, Авдотья… – произнес Владимир. – Ладно, ступайте, о делах поговорим позже.

Управляющий и ключница поспешили удалиться. Мартин откупорил бутыль вина и наполнил фужеры.

– Ты все еще думаешь, что отец тебя не любил? – спросил испанец.

– Не знаю, – ответил Владимир, но отчего-то на сердце сразу стало так паршиво. – Знаешь, мне уже почему-то не хочется вина. Наверное, и в самом деле пойду, пройдусь и навещу могилу отца.

Испанец как-то странно посмотрел на Владимира, лукавыми, пьяными глазами и лишь усмехнулся.

– Конечно сходи, пройдись, и я думаю, что лучше это тебе сделать одному, а потом приходи сюда, и мы вместе зальем пожар грусти этим чудесным… Фу, пакость… – Мартин небрежно поставил фужер на стол да так, что половина содержимого вылилась на белоснежную скатерть, – французское, терпеть не могу французское! И ведь этот perro viejo знает, что я не могу терпеть это французское пойло! Где он, где этот чертов управляющий? Ну, сейчас я ему задам!

– Только не убей его, – улыбнулся Владимир. – Он мне еще пригодится.

– Это как выйдет, – пробурчал испанец и побрел на поиски управляющего, впрочем, шпагу он оставил лежать на диване. Владимир как-то с грустью посмотрел на нее, ведь она тоже являлась напоминанием о прошлом, а затем поднялся и направился к могиле отца.

***

Владимир нашел Авдотью и, взяв у нее масляный фонарь и ключи, направился в сад. На улице уже совсем стемнело, и лишь свет фонаря освещал Волкову дорогу через старый увядающий сад.

«А ведь когда-то летом здесь было так хорошо и свежо», – подумал Владимир.

Он вспомнил, как в детстве в тени этих высоких яблонь он прятался от испепеляющей жары, как он лежал на траве и смотрел в небо, мечтая о военной славе, а мать читала ему французские романы.

Молодой дворянин шел дальше через сад, мимо деревьев с уже опавшими листьями, которые теперь желтые и сухие лежали по всему саду. Листву тоже отчего-то никто не убирал. Владимир прошел в конец сада и остановился у небольшого каменного строения – фамильного склепа рода Волковых. Старый проржавевший ключ, полученный от Авдотьи, он вставил в замочную скважину и повернул. Со скрипом отворились внушительного вида железные двери. Из склепа повеяло могильным холодом, но Владимир, держа фонарь перед собой, без страха вошел внутрь.

«Мертвых не стоит бояться, они уже никому не смогут причинить зла, – часто говаривал отец и добавлял: – Бояться стоит живых!..»

В склепе оказалось темно и сыро. Владимир прошел вглубь и остановился у надгробной стены с множеством запечатанных створок, на которых виднелись имена усопших. Освещая надписи масляным фонарем, Волков нашел могилу матери. Нежно, будто опасаясь, что буквы начнут осыпаться, он провел рукою по ее имени – «Катерина Максимовна Волкова» гласила надпись. Владимир отвел взгляд в сторону и прочел «Михаил Андреевич Волков». За этой створкой лежал его отец. Молодой дворянин прижал к плите руку и опустил голову.

Сотни мыслей витали в его сознании, каждая тянула в свою сторону и будто разрывала мозг, стараясь выпорхнуть наружу. Нужно что-то сказать, но Владимир не знал что. Возможно, следовало заплакать, но слез тоже не было.

– Любил ли ты меня, отец? – задал вопрос Волков могильной плите, но та с гордостью сохранила молчание.

В голове тут же всплыл образ отца: всегда серьезного, строгого, но не властного. А потом будто по волшебству сознание припомнило слова Мартина и Авдотьи-ключницы.

– Наверное, все-таки да, – произнес Владимир. – Пусть и своей строгой любовью.

Волков помедлил, а потом произнес слова, которые старой наболевшей раной давно хранились у него в сердце:

– Но тогда почему же ты отослал меня в Париж после ранения?

Надгробная плита вновь сохранила молчание, лишь слова Волкова эхом разлетелись по склепу. Владимир помедлил, будто все еще дожидаясь ответа, и вдруг ответ сам родился в его голове:

– Потому что ты все-таки любил меня, старик! – он улыбнулся. – Ты думал, что так для меня будет лучше и тем самым пытался искупить угрызения совести, мучившие тебя за полученное мной ранение… Всю жизнь ты боялся показать свои чувства, но ты любил меня, отец. – Владимир прижался лбом к надгробной плите и произнес. – Я не держу на тебя зла, отец, и если в чем-то ты и виноват передо мной, то я прощаю тебя за это. Прости же и ты меня, своего несносного отпрыска, поскольку и я люблю тебя, отец.

И отчего-то на душе сразу стало намного легче.

Глава 6

Плохая примета

Следующим утром Владимир проснулся рано. Вчера после возвращения из фамильного склепа, Мартин был уже чертовски пьян и клевал носом. Волков пропустил с ним пару бокалов вина, а потом, когда понял, что наставник уже практически отключается от выпитого, покинул его и тоже отправился почивать. Продолжил ли Мартин наслаждаться плодами Диониса в одиночестве, этого Владимир не знал, хотя и догадывался, что испанец не успокоится, пока бутылка не покажет дно.

Молодой дворянин встал с пуховой перины и, натянув шелковый халат, отправился вниз. В коридоре он встретил Авдотью.

– Доброе утро, барин.

– Доброе, – кивнул Владимир. – Где наш гость?

– Где же ему быть-то, ироду этому?! В гостиной дрыхнет. Прикажете разбудить? Только сама я этого делать не буду, а то, не дай бог, зарубит он меня с перепою своею шпагой.

– Нет, не стоит. Пусть спит. Лучше прикажи подать мне завтрак. И пусть его принесут в отцовский кабинет, я буду там.

– Как скажите, барин, – кивнула Авдотья и удалилась.

А Владимир отправился в кабинет. По пути он заглянул в гостиную. Испанец, не раздеваясь, спал на диване в обнимку с бутылкой и громко храпел. Волков лишь покачал головой и пошел дальше.

В кабинете отца оказалось все по старому: такие же темно-зеленые обои, как и раньше, такая же мебель красного дерева с множеством шкафчиков и полок, на которых стояли сотни книг. Над письменным столом, как и прежде, висел портрет государя, но не нынешнего Николая, а Александра, императора, под знаменами которого Михаил Андреевич сражался против наполеоновских войск. Неподалеку висел и портрет Кутузова, спасителя отечества, как его называли. Старый седой генерал прищурил единственный глаз и с гордостью смотрел на Владимира. Ну, куда большую ценность для молодого дворянина представлял третий портрет, где были изображены хозяева дома: мать в белоснежном платье, сидящая в кресле, отец в строгом военном мундире, стоявший немного позади и положивший руку на плечо супруге, и он, юный Владимир, отроду семи лет, в беленькой рубашке и с длинными черными, вечно растрепанными волосами.

Волков улыбнулся и опустился в кресло, стоящее напротив большого письменного стола. Затем он открыл нижний шкафчик, где у отца хранились все бумаги, и принялся их изучать.

Через какое-то время в дверь тихо постучали.

– Войдите, – произнес Владимир, не отрываясь от бумаг.

Дверь отворилась, и в комнату вошли Авдотья с большим подносом и Митяй Пафнутич.

– Ваш завтрак, барин, – сказала Авдотья.

– Утро доброе, барин, – поклонился Митяй.

– Доброе, – сухо произнес Волков. – Кстати, это хорошо, что ты зашел ко мне. Сейчас поможешь разобраться в отцовских бумагах, а заодно и про то, что в поместье делается, потолкуем.

– Слушаюсь, барин, – отчеканил управляющий.

Авдотья поставила перед Владимиром поднос со свежими горячими булочками, крепким чаем, маслом и клубничным вареньем в пиале. Увидев все это Волков улыбнулся.

– Как же я люблю твою стряпню, Авдотья, – любезно произнес молодой барин. – И как же я изголодался по ней в Париже. Никакая французская выпечка не сравнится с твоими сдобными булочками.

– Шутить изволите, барин, – смущенно заулыбалась Авдотья.

– Ничуть, – сказал Владимир и, взяв горячую булочку, принялся намазывать на нее масло, а затем и варенье, после чего с наслаждением откусил кусочек, и мечтательно закатив глаза, произнес: – Лепота!

– Кушайте, кушайте, барин, – произнесла Авдотья, польщенная такой похвалой. – Вон как на чужой земле исхудали-то. Но это ничего, мы тут вас откормим. Хотите порося вечером зарежем и приготовим? Молочненького, вкусненького!

– Порося говоришь?! А почему бы и нет. Можно и порося. Ну, хорошо, ступай, к вечеру видно будет.

Авдотья поклонилась и ушла, а Владимир, продолжая завтракать, начал разговор с управляющим. Митяй Пафнутич, расплываясь на комплименты и любезности, принялся рассказывать барину о делах хозяйских; о доходах и расходах; о том, как работают крепостные мужички, сколько урожаю собирают, и куда этот урожай идет; о том, что иногда крепостные и шалить изволят, но благодаря ему, Митяю Пафнутичу, строгому, но справедливому руководителю, которому покойный барин поручил все дела, и честь знают, и потому, чаще всего ведут себя смирно. Потом Митяй еще долго показывал Владимиру какие-то циферки, плюсики и минусики в учетной книге, ссылаясь, что под его руководством доход, который приносит поместье, в последние годы вырос, в чем только его, как управляющего, заслуга. И вообще, чтобы Митяй не говорил, все у него выходило хорошо и преотлично. От этой долгой и нудной болтовни у Владимира даже разболелась голова, и ему захотелось на воздух, поэтому барин резко захлопнул доходную книгу и произнес:

– Так, надоел ты мне! С этим закончим потом. А пока слушай, найди работников среди крепостных и распорядись, чтобы фасад в поместье подновили, подкрасили там, где надо, да и крышу подлатали. Понял?

– Понял, как не понять, – кивнул управляющий.

– Хорошо. А сейчас распорядись, чтобы мне коня приготовили да ружье. Хочу воздухом подышать, проехаться по окрестностям, может, и дичь какую подстрелю.

– Прикажете собак подготовить? У вашего батюшки такие собаки… – начал было Митяй, но Владимир оборвал его.

– Нет, не стоит. Только коня! Проедусь так, на удачу, я больше воздухом хочу подышать, чем поохотиться.

– Как будет угодно, барин, – кивнул управлявший и пошел выполнять поручение.

***

Спустя час, верхом на белом жеребце, Волков выехал из поместья. Несмотря на осень и уже пожелтевшие листья, день выдался теплым и солнечным. Черный щегольской костюм молодой дворянин сменил на более удобный, при верховой езде, серый. Охотничье ружье лежало в кобуре, привязанное позади к седлу. В общем-то, Владимир и не собирался охотиться, ему просто хотелось проветриться и посмотреть окрестности, но ружье всегда лучше иметь при себе на любой непредвиденный случай, который всегда мог приключиться в дороге. Впрочем, возможности подстрелить что-то на ужин он тоже не исключал.

Белый конь гордо вышагивал по деревенской улице. Волков осматривал такие знакомые с детства избы своих крепостных крестьян. Со свойственной барскому сердцу практичностью молодой дворянин отметил, что эти домики выглядят вполне благополучными и удобными для жилья. Но все же Владимир остановил жеребца возле проходившего мимо крестьянина, бородатого мужичка в овечьей шапке. Тот снял перед Волковым головной убор и низко поклонился.

– Здорово, – сказал Владимир, сверху глядя на мужичка.

– Здравствуйте, ваше благородие!

– Знаешь ли ты, кто я такой? – спросил дворянин.

– Как этого не знать-то! – ответил мужичок, почесывая растрепанную бороденку. – Вы покойного барина нашего Михайло Андреевича сын.

– Откуда знаешь? – удивился Владимир. – Помнишь, али рассказал кто?

– Припомнить, я бы вас, ваше благородие, вряд ли сумел. Я вас только мальчишкой видывал, когда вы вместе с крестьянскими ребятишками по деревне бегали и шалить изволили. Но о том, что вы приехали, уже вся деревня ведает.

– Небось, Игнатка рассказал?

– Он! Кто же еще!

– Вот старый плут, – улыбнулся Волков, а затем подумал, что ему, как новоиспеченному барину, стоит хоть что-то спросить о жизни крестьян: – И что, как живется тебе, мужичок?

– Как живется? Благодарственно живется! Еда, вода есть. Работой сильно не перегружен… Благодарственно, в общем!

– Ясно, – хмыкнул Владимир, поняв, что совсем ничего не узнал о жизни крестьянина. – Ну ладно, ступай мужичок.

Тот еще раз поклонился барину и пошел своею дорогой, а Волков поехал вперед, подгоняя коня. По дороге ему попадались и другие крестьяне: мужики снимали перед барином шапки, бабы любезно кланялись, а детишки бросали на Владимира полные любопытства взгляды или бежали следом, пока взрослые не окликали их.

Вскоре деревня кончилась, и дорога, которой ехал молодой барин, повернула к лесу. Сейчас ранней осенью лес выглядел по-настоящему сказочно. Листья деревьев, золотые и красные, тихо колыхались от порывов ветра и иногда срывались с ветвей и падали вниз, устилая землю. Волков двинул жеребца вперед, и сухие листья тихо зашуршали под его копытами. Через полупустые кроны деревьев в чащу проникало достаточно света, который отражался в ветвях и создавал легкую полу-дымку, висевшую в воздухе. Молодой дворянин пришпорил коня, и тот побежал быстрее, пытаясь рассеять лесной туман. Воздух казался свежим и пьянящим, все вокруг дышало осенью. Потоки ветра били Владимиру в лицо, и ему то и дело приходилось прижиматься к гриве коня, чтобы случайная ветка не выбила его из седла.

Очутившись глубоко в лесу, Волков приостановил жеребца. Затем слез с него и, привязав коня прямо на лесной дороге к ближайшему дереву, взял ружье и дальше отправился пешком. Осторожно ступая по сухим, шуршащим под ногами листьям, Владимир свернул с дороги и направился в чащу, прислушиваясь, но ничего кроме дуновения ветра не слыша. Но все же азарт охоты на то и азарт охоты, что, взяв в руки ружье, уходить из лесу без добычи не хочется, и потому дворянин медленно побрел дальше, стараясь создавать как можно меньше шума.

Лесная прогулка продлилась около часа. За это время лес ему порядком поднадоел, но ни одного зверя Владимир так и не встретил. Несколько раз он слышал вскрикивание птиц, но, подходя ближе, либо не находил в них ничего полезного, либо вспугивал осторожных пернатых.

Спустя еще полчаса Волков уже совсем отчаялся и, проклиная лес и охоту, собрался было возвращаться, как вдруг неподалеку услышал шорох кустов. Какой-то зверь явно бежал к нему. Владимир остановился, замер, поднял ружье и прицелился по направлению к приближающемуся зверю. И тут из кустов выскочил заяц! На минуту он остановился и с удивлением уставился на Волкова. Владимир спустил курок, воздух наполнился едким дымом и запахом пороха, но охотник уже знал, что промахнулся. Заяц отскочил в сторону, но вместо того, чтобы улепетывать, кинулся к ближайшему дереву, ствол у которого оказался рассохшийся, отчего у основания образовалось дупло. Заяц кинулся в это, как ему казалось, спасительное отверстие и притаился.

– Ну, вот ты и попался, дружище! – улыбнулся Владимир. – Какая ни какая, а все же добыча.

Охотник подошел к дереву, наклонился и, просунув руку в дупло, попытался схватить зайца. Но уже секунду спустя, вскрикнув, Владимир отскочил в сторону и, ругаясь крепким русским словом, совсем не свойственными дворянскому кругу, а куда более близкими простому крестьянскому, прижал к губам укушенную ладонь. Зверь и не думал так дешево продавать жизнь.

– Ну, заяц, погоди! – процедил Волков сквозь зубы и с яростью всунул руку в дупло.

На этот раз ладонь ощутила что-то мягкое, и Владимир понял, что поймал зайца за уши. С силой он потянул зверя, тот упирался и ни в какую не хотел так просто сдаваться, но хватка молодого дворянина победила, и с трудом, но он все же вытащил зверя на поверхность.

Держа зайца за уши, Владимир осмотрел его: зверек оказался небольшой, серый, с маленькими черными глазками, жалобно и испуганно глядящими на своего поимщика.

– Да не зыркай ты так на меня, братец! – сказал Волков, чуть-чуть смутившись. – Все равно не отпущу!

В ответ заяц испуганно зашевелил усами.

– Худ ты конечно. Но думаю, что Авдотья приготовит из тебя отличное рагу.

Наверное, заяц не понял его, или просто смирился со своею долей, поскольку внезапно успокоился и теперь лишь тихо, но глубоко дышал. А Владимир, так же продолжая держать зверя за уши, побрел к лесной дороге.

Спустя какое-то время Волков нашел жеребца на том самом месте, где и оставил. Подойдя к коню, Владимир открыл сумку, привязанную к седлу, и достал мешок. Внутрь он поместил пойманного зайца и довольный, усевшись в седло, поскакал вперед.

Настроение у молодого дворянина было приподнятое. Удачная и даже необычная поимка зверя развеселила его, и потому Владимир решил проехаться еще немного вдаль по лесной тропинке.

Впрочем, вскоре эта тропа закончилась и лес тоже, и перед Волковым предстало скошенное поле, заполненное сухими стогами. Владимир решил объехать его и возвращаться домой по лестной тропинке, когда вдруг услышал веселый женский голос. Он показался ему смутно знакомым, и молодой дворянин направил жеребца вперед, навстречу голосу, который звонко раздавался из-за ближайшего сеновала. Неспешной походкой конь обошел стог, и там Владимир увидел пухлую и весьма непривлекательную крестьянку, которая вдруг дико заверещала:

– А-а-а, мужчина!

Волков даже смутился, и уже было хотел развернуть жеребца, как вдруг услышал другой голос, тот самый, по зову которого он и пришел сюда:

– Тихо, тихо, Марфа, успокойся!

Услышав эти слова, Владимир сразу приободрился и, приостановив коня, повернулся к обладательнице чудесного голоса и, улыбнувшись, произнес:

– Bonjour, мадмуазель Ларионова.

– Bonjour, месье Волков, – приветливо улыбнулась Аня. – Рада вас видеть.

Девушка сидела на клетчатом покрывале, поверх которого оказались расставлены чайные приборы, а поодаль стояла корзинка для пикника. Аня была одета в нежно голубое платье, а ее длинные черные волосы развевались на ветру.

– И я рад вас видеть, сударыня, – кивнул Владимир. – Чего нельзя сказать о вашей спутнице.

– О, не волнуйтесь о Марфе, она у нас малость пугливая.

– Госпожа, просто ваша маменька не велела вам разговаривать с мужчинами, – насупившись, произнесла крепостная Ларионовых.

– Не говори глупостей, Марфа! Месье Волков – наш добрый друг. Ведь так, месье Волков?

– Сударыня, зовите меня просто – Владимир.

– Хорошо. И что же заставило вас, Владимир, в это чудесное утро покинуть свое поместье? Дела?

– Напротив, забава. Я был на охоте.

– О, охота? Это так интересно! И много ли зверья вы убили нынче?.. И кто это так неистово бьется у вас в мешке? – Аня кинула заинтересованный взгляд на шевелящийся мешок Владимира, привязанный к седлу коня.

– А это и есть моя добыча, – усмехнулся Волков, слезая с коня.

– Как интересно! Оно живое!? И кто там?

Владимир взял мешок и, развязав его, вытащил за уши зайца.

– Ой, какая прелесть! – Аня захлопала в ладоши. – Можно потрогать?

– Конечно, сударыня.

Аня подошла к Волкову и, протянув руку, осторожно погладила зверька по мягкой шерстке.

– Вы полностью оправдываете свою фамилию, Владимир. Поймали себе на обед настоящего зайца, как истинный дикий волк.

– Думаю, рагу из него выйдет отменное, – усмехнулся Владимир.

– Бедненький. Мне его так жалко. Еще совсем недавно он бегал по лесу, а теперь его судьба – очутиться в кастрюле на барском столе.

– В жизни так тоже часто бывает! – заметил Волков. – Сегодня мы наслаждаемся обществом, а завтра можем оказаться на столе у сильных мира сего, в качестве закуски, выражаясь образно.

– Ну да, вы правы, – кивнула Аня, продолжая рассматривать зайца и гладя его по голове. Неожиданно ее маленькие пальчики коснулись руки Владимира, и он ощутил их тепло и приятную нежность. Но это продолжалось не долго, в смятении девушка одернула ручку и, опустив глаза, смущенно произнесла:

– Но те же сильные мира сего могут проявить и великодушие, помиловав и подарив жизнь своему пленнику?!

– Такое тоже случается, – кивнул Владимир. – Хотите, я подарю этого маленького бедолагу вам, а вы уже сами решите миловать его или казнить.

– Конечно, хочу, – сказала Аня и на ее лице засияла улыбка. – Но знайте, что моя рука никогда не поднимется на это милое создание.

– Ваше право, сударыня, – улыбнулся Волков и игриво подмигнул Ане, на что та смущенно опустила взор, но в самый последний момент уголки ее губ радостно дрогнули, и это не осталось незамеченным для Владимира.

Но насладиться мгновением легкого мужского торжества молодому дворянину не дала Марфа. Крепостная Ларионовых громко и многозначительно хмыкнула, и Владимиру с Аней пришлось обратить взгляды к ней.

– Мне кажется, что ваша маменька не одобрит этот комок шерсти в своем доме, – назидательно произнесла Марфа. – К тому же, нам уже давно пора возвращаться!

– А я думаю, что я смогу уговорить ее! – сказала Аня. – Но насчет возвращаться, ты права… Простите Владимир, я обещала маменьке быть к полудню, и если задержусь, она забеспокоится.

– Я вас прекрасно понимаю, сударыня, – кивнул Владимир. – Не смею больше задерживать.

– Вы и не задерживали меня, – улыбнулась Аня. – Это была моя инициатива… Марфа, возьми у месье Волкова этого чудесного зверька и помести его в нашу корзину для пикника.

Крепостная повиновалась и, забрав у Владимира зайца, поспешила выполнить поручение хозяйки. Волков же, отдав зверя, запрыгнул на белого жеребца и, напоследок улыбнувшись девушке, произнес:

– Au revoir*, Анет, мне было приятно увидеть вас вновь, надеюсь, этот заяц будет вам напоминанием обо мне.

*Au revoir (фр.) – до свидания.

– Всенепременно, Владимир. И обещайте мне, что завтра вы придете на мой день рождения?!

– Конечно! Как я могу упустить подобное событие. А теперь au revoir! – повторил Владимир и, ударив коня, поскакал вдаль через сухое поле к лесной тропинке.

Глава 7

Перекрещенные шпаги

Далеко за полдень Владимир Волков возвратился в поместье. Голодный, уставший и без добычи, но зато осчастливленный обществом Ани. Молодая прелестница явно начинала ему нравиться; она была юна, обворожительно красива, неопытна и еще столь наивна, что это просто очаровывало. Всю обратную дорогу ее большие, черные как два уголька глаза не давали Владимиру покоя, он то и дело возвращался к ее миленькому личику и длинным черным локонам, развевающимся на ветру, что эти мысли даже начали его тревожить.

«Неужели я начинаю в нее влюбляться? – с тревогой в сердце подумал Владимир. – Нет, нет, я не должен этого делать. Она принадлежит другому. Хотя принадлежит, это все-таки громко сказано. Но этот другой мой друг!.. Но все же она так обворожительно прекрасна… Нет, нет, даже и не думай об этом!»

Но все же мысли об Ане отбить оказалось не так-то просто, и они продолжили его преследовать. В таком необычном для себя состоянии, полный сомнений и противоречий он въехал во двор поместья, ни на что не обращая внимания и ни с кем не заговаривая, повел коня в стойло.

В конюшне никого не было, но дверь оказалась не заперта. Владимир вошел, ведя жеребца следом, и пошел мимо закрытых лошадиных денников в поисках свободного. Вскоре такое стойло обнаружилось и, заведя жеребца внутрь, молодой дворянин запер за ним дверь. Возможно, конь тоже был голоден и ему, наверное, стоило бы дать сена или овса, но самому заниматься столь неблагородным делом Волкову не хотелось и потому, заперев жеребца, барин направился прочь по длинному коридору конюшни мимо запертых денников.

Дверь в конце коридора он оставил открытой, и из нее в помещение проникал яркий дневной свет. Но вдруг этот свет померк, и в проеме появилась чья-то фигура. Владимир не сразу разглядел, что это Мартин. Испанец лукаво улыбался и держал что-то на плече. Присмотревшись, Волков понял, что это две шпаги.

– Amigo, твой старый хрыч-управляющий сказал мне, что ты на охоте, почему же ты не позвал меня с собой? – спросил де Вилья, все так же оставаясь в дверном проеме и загораживая свет.

– Ты так сладко спал после выпитого вчера, что мне не хотелось тебя будить.

– Печально, – сказал Мартин. – Мне следовало проветриться с утра. Но зато я неплохо выспался. И выспался бы еще лучше, если бы твои нерадивые слуги не начали уборку в гостиной.

– Подозреваю, что это была Авдотья?!

– Ага, толстуха! – фыркнул де Вилья. – Она разбудила меня своею возней, а когда я прикрикнул на нее, она кинулась бежать, как дикая горная коза. Ума не приложу откуда в ней столько прыти?!

– Она еще та баба! – улыбнулся Владимир.

– Но я пришел не за этим. Вчера я обещал, что проверю твои навыки, и вот я здесь! – сказал испанец и кинул молодому дворянину одну из шпаг.

Реакция Владимира оказалась мгновенной, он поймал клинок на лету.

– Знаешь, Мартин, я конечно рад, что ты заботишься о моих навыках, но у меня нет никакого настроения заниматься этим именно сейчас. Я устал, чертовски проголодался, а мысли мои заняты совсем другими заботами.

– Ой! И чем это так заняты твои мысли? Неужели в лесу нашелся зверь пострашнее молодого волка?! Тебя медведь напугал? – и испанец громко расхохотался.

– Меня, конечно, веселят твои шутки, Мартин, но зверь, которым заняты мои мысли, куда страшнее и опаснее любого медведя!

– Ясно! Опять увязался за очередной юбкой, и теперь твои мысли заняты только ею, ну тогда тебе тем более следует отвлечься. – И испанец сделал шаг вперед, поднимая шпагу.

– Мартин, я же уже сказал…

Но испанец не стал его даже и слушать, вместо этого он сделал молниеносный выпад вперед, и Владимир лишь в самый последний момент сумел отвести удар в сторону.

– Мартин?! – возмутился молодой дворянин.

– Никаких – Мартин! – зарычал испанец, прыгая вперед и нанося очередной удар шпагой. – Враги никогда не станут ждать, пока ты отдохнешь или утолишь жажду, и твои мысли об очередной юной деве их тоже мало заботят!

– Ты обезумел, чертов испанец! – заорал Владимир, отступая назад по коридору конюшни и отражая сыплющиеся на него удары. – Я больше тебе не тот мальчишка, которого можно шпынять и… А-а-а!… – Волков неожиданно вскрикнул и схватился за окровавленное запястье, которое де Вилья, несмотря на защиту раковины шпаги, каким-то образом, но все-таки умудрился рассечь.

– А дерешься ты все так же, как мальчишка!.. Ладно, думаю, с тебя хватит, – усмехнулся испанец и, повернувшись спиной, зашагал к двери.

Владимир еще раз облизнул окровавленное запястье, почувствовав вяжущий, отдающий металлом вкус крови, а затем, сплюнув, кинулся вперед.