Текст книги "Становление академической традиции в русском народно-инструментальном искусстве XIX столетия"
Автор книги: Дмитрий Варламов
Жанр:
Культурология
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)
У неофольклора и академического искусства разные отношения с фольклором. Представителей академического музыкального искусства прежде всего интересует разработка интонационного и образного фонда фольклора, а неофольклор связан с фольклором не только многими художественными принципами, но и генетически.
Тем не менее, в эволюции гармонно-баянной культуры обнаруживаются и глубинные фольклорные традиции. В частности, синкретизм мышления, значительно ослабленный процессами дифференциации художественно-выразительных средств и тенденцией к унификации интонационного языка, отчетливо проявлялся, к примеру, в «блоковости» или «формульности», унаследованных от фольклора.
Блоки присутствуют даже в конструкции инструмента, запечатленные, во-первых, в клавишах-аккордах левой клавиатуры, во-вторых – в традиционных частушечно-танцевальных формулах (S-T-D-T и т. п.) аккомпанемента. Блоковое мышление нашло также отражение в традиционной педагогике, основанной на контактной форме передачи блоков текста и другой информации; наконец, оно запечатлено в игровой логике исполняемых произведений, к примеру, в схеме «мелодико-гармоническая формула – вариант ее изложения». Это сугубо фольклорная вариантная форма, когда имеет место не разработка материала, а лишь его видоизменение.
Традиции простого народа создавали прецедент в плане формирования исполнительской культуры гармонистов на эмоционально-чувственном уровне, где форма превалировала над содержанием, то есть эффект выступления оценивался по внешним признакам: ловкости владения инструментом, пальцевой беглости, удалому прихвату, браваде, экстравагантности, что шло, с одной стороны, от скоморошьего шутовства, а с другой – от цирковой вычурности, но никак не от древнерусских музыкальных традиций. Традиционные носители русской художественно содержательной музыки – православная и народная песенные культуры – оказывали слабое влияния на формирование гармошечных жанров. Основной сферой функционирования гармоники был досуг, а социальной функцией – гедонистическая, что также вносило в ее имидж печать легковесности, бессодержательности.
Важной тенденцией эпохи, предшествовавшей эпохе академизации народного инструментария, а также переходного периода к исследуемому процессу, явилось «стремление к объединению» (интегрирование на микроуровне): исполнители на народных инструментах добровольно объединялись в коллективы, выполнявшие различные социальные функции.
Этот процесс носил объективный характер и был детерминирован рядом причин:
Во-первых, несовершенством большинства музыкальных инструментов того времени. Даже первые хроматические гармоники Н. И. Белобородова, при всех их преимуществах перед диатоническими, имели ряд конструктивных недостатков: звуки на одних и тех же клавишах на разжим и сжим меха извлекались разные, с трудом, а иногда и невозможно было играть аккордами, то есть для сольной игры эти инструменты были еще недостаточно приспособлены. Коллективное исполнительство позволяло компенсировать конструктивные недостатки инструментов.
Во-вторых, совместное музицирование в условиях полного отсутствия системы обучения было единственным средством передачи опыта игры на инструментах. Оркестры и ансамбли того времени существовали как учебные организации. Не случайно многие профессиональные исполнители-солисты были выходцами из различных коллективов.
В-третьих, ансамбли и оркестры становились некими центрами общения: они превращались в формы проведения культурного досуга. Зарождавшаяся в условиях царской России пролетарская культура превратила творческую жизнь этих коллективов в одну из форм своего существования. Таким образом, коллективы исполнителей на народных инструментах того времени выполняли различные социальные функции и представляли собой одновременно и клуб, и учебно-консультативный центр, и концертную организацию.
К XIX веку относится появление отдельных признаков академизации национально-инструментального искусства. Этому прежде всего способствовало создание Н. И. Белобородовым первых русских хроматических гармоник. Опыт хроматизации гармоники постепенно привел к созданию наиболее совершенной конструкции инструмента – баяна. Тульским музыкантам также принадлежит приоритет среди гармонистов в переходе к нотной системе хранения и передачи музыкальной информации. В организованном Н. И. Белобородовым оркестре большое внимание уделялось учебной работе. «Изменив» фольклорной традиции, руководитель коллектива, не имевший музыкального образования, самостоятельно изучал теорию музыки и приучал к этому музыкантов оркестра. Наконец, естественным продолжением академических инноваций Н. И. Белобородова стало включение в репертуар коллектива, помимо народных обработок и сочинений самого руководителя, классических произведений отечественных и зарубежных композиторов.
Еще более важное значение для будущих процессов академизации народно-инструментального искусства имела деятельность В. В. Андреева и его сподвижников[17]17
К числу активных помощников В. В. Андреева можно отнести П. П. Каркина, С. И. Налимова, В. Т. Насонова, Ф. А. Нимана, Ф. С. Пасербского, Н. И. Привалова, Н. П. Фомина и др.
[Закрыть] по реконструкции старинных народных инструментов и созданию Великорусского оркестра. Как отмечает Б. В. Асафьев, деятельность В. В. Андреева сопровождало «повсеместное увлечение великорусскими народными инструментами».[18]18
М. И. Имханицкий отмечает, что интерес к старинным музыкальным инструментам, проявившийся к 70-м годам XIX века, и особенно в начале XX, характерен так же для многих стран Западной Европы. Однако, как пишет ученый, «в России общеевропейское движение, связанное с возрождением старинных музыкальных инструментов, обрело совершенно своеобразную форму. Если на Западе это движение, как правило, не носило специфически национального характера и воплощалось преимущественно в камерно-академических формах музицирования, то в России оно заключалось именно в возрождении традиций народно-инструментальной культуры» [Имханицкий М. И. У истоков русской народной оркестровой культуры / М. И. Имханицкий. – М.: Музыка, 1987. – стр. 39.
[Закрыть] [19]19
Асафьев Б. В. Русская музыка: XIX и начало XX века / Б. В. Асафьев. – Л.: Музыка, 1979, изд. 2-е. – стр. 316.
[Закрыть]
Деятельность оркестра русских народных инструментов, протекавшая в русле второй ветви профессиональной инструментальной музыки, отличной от музыки письменной традиции академического искусства, уходит своими корнями в бесписьменную традицию, существовавшую на Руси многие века. Однако на развитие русского национального инструментализма письменной традиции, несомненно, оказывало свое влияние и русское академическое искусство. Поэтому сформировавшиеся в андреевском коллективе традиции можно смело назвать и народными, и академическими одновременно. Они воплотили в себе то идеальное сочетание, при котором музыкальное творчество как по своему содержанию, так и по форме может развиваться сразу в рамках обеих традиций – народной и академической. Важно понимать, что инновации, вводимые В. В. Андреевым в практику исполнительства, творчества и педагогики народно-инструментального искусства, легли в основу новой национальной традиции и рассматриваются в нашем исследовании именно в этом качестве.
На рубеже XIX-XX веков академические тенденции появились и в творчестве отдельных энтузиастов народно-инструментального искусства. Среди них гармонист Г. Д. Бобров, считавшийся признанным московским виртуозом. Он был автором серии самоучителей для разновидностей гармоники, позже, уже в советское время, работал членом жюри Московского конкурса гармонистов 1926 года. Баянист Ф. О. Эппингер в качестве солиста выступал на эстраде и был первым, игравшим на баяне по нотам, что по тем временам даже в столице являлось инновацией. Он также обучал игре на баяне по нотной системе. В программу своих выступлений Ф. О. Эппингер включал классические произведения Ф. Шуберта, И. Брамса, Э. Грига, П. Чайковского в переложении для баяна.
В репертуаре солистов и коллективов стали появляться первые сочинения, написанные специально для народных инструментов. Многие из них основаны на народном песенном и танцевальном материале, но уже можно было встретить и оригинальные сочинения, использующие академические жанры и формы (к примеру, вальсы, марши и полонезы В. В. Андреева, обработки народных песен Н. И. Белобородова и др.).
В последней трети XIX столетия в России начался выпуск методической литературы для разновидностей гармоники,[20]20
Например, см.: Дорошкевич Л. Народная школа для аккордеона или ручной гармоники по циферной системе, содержащая в себе 25 различных пьес. М., 1876; [Невский Петр.] Самоучитель для русской семиклапанной гармоники известного европейского русского гармониста П. Е. Невского. М., 1898 и др.
[Закрыть] способствовавшей расширению репертуара исполнителей. Однако ее низкий профессиональный уровень по сути дела соответствовал дилетантизму, который был характерен для ее же составителей и пользователей (достаточно сказать, что абсолютное большинство пособий, школ и самоучителей включали разнообразные цифровые или, как говорили в то время, «циферные» системы обучения – разновидности табулатуры, изобретенные в Западной Европе еще в XIV веке и исторически являвшиеся переходной формой от устной традиции к нотной системе записи).
Вторая половина XIX века ознаменована также хроматизацией российского инструментария: появлением хроматической гармоники Н. И. Белобородова (1870[21]21
Различные источники приводят разные даты создания Н. И. Белобородовым первой хроматической гармоники. Мы считаем наиболее реальную дату, определенную на основе исторических свидетельств Е. И. Максимовым в книге «Российские музыканты-самородки», Факты, документы, воспоминания / Е. И. Максимов. – М.: Сов. композитор, 1987. – 201 с.
[Закрыть]), а затем и других разновидностей инструмента (например, конструкции В. П. Хегстрема), введением в практику хроматических андреевских балалаек (1887) и домр (1896), а также брёлок (1897) и гуслей (1898).
Таким образом, в русском народном инструментальном исполнительстве уже в XIX веке проявились первые ростки академизации, сразу вызвавшие в музыкальной критике, выступавшей за чистоту и аутентичность национального художественного творчества, волну протеста против подражания Западу. На наш взгляд, с научной точки зрения утверждения об апеллировании русского народного инструментализма в процессе академизации к образцам западного искусства не совсем верны. Ориентиром в его развитии в первую очередь всегда служили традиции русского академического искусства, ранее принявшего и переработавшего опыт западноевропейской культуры, а также подготовившего «слух нации» к восприятию новых веяний как своих собственных.
Однако появление в XIX веке признаков академизации еще не есть академический процесс. Чтобы эти признаки заявили о себе в полный голос, необходимо превращение их в устойчивую тенденцию. Исследователи российского национально-инструментального искусства не раз задавались вопросом о времени становления академизации как процесса. Ответы получались самые разные. Одни связывают начало этого процесса с организацией высшего профессионального образования народников (конец 30-х годов XX столетия), другие – с участием российских музыкантов в международных творческих соревнованиях (50—60-е гг. этого же века), третьи – с этапом создания оригинального репертуара, концертного профессионального академического исполнительства, выходящего за рамки национальной культуры, и системы профессионального обучения.[22]22
Аверин В. А. История исполнительства на русских народных инструментах / В. А. Аверин. – Красноярск: КрасГу, 2002. – 296 стр.
[Закрыть]
По нашему глубокому убеждению, активная академизация русского народно-инструментального искусства как перманентного процесса началась со времени включения подготовки музыкантов-народников в систему музыкального образования России, то есть с середины 20-х годов XX века, что вовсе не доказывает детерминированность этих событий. Академизация, как естественный социокультурный процесс, стала устойчивой тенденцией не в результате организации системы обучения, а благодаря собственному развитию как системы и последующей активизации в ней синергетических закономерностей. Включение в систему образования страны таким образом лишь ускорило развивавшиеся и ранее процессы.
Анализ, проведенный в данном разделе, показал следующее:
• к социально-историческим предпосылкам становления академического направления в народно-инструментальном искусстве России во второй половине XIX столетия следует отнести: актуализацию национального начала во всех сферах жизнедеятельности народа, усиление демократических тенденций в русском искусстве, рост в стране общественной активности, развитие конструкторской мысли и технологий производства музыкальных инструментов;
• внутренними художественно-эстетическими предпосылками академизации русского народного инструментария стали: формирование интонационного мышления народа и новых художественно-эстетических представлений в общественном сознании, возникновение различных форм музыкального образования и самообразования россиян, проникновение в народную практику письменных способов хранения и передачи музыкальной информации, создание усовершенствованных конструкций народных инструментов с темперированным хроматическим звукорядом, тембр которых соответствовал современным представлениям социоэтнической общности в сфере звукового восприятия и одновременно – требованиям академического искусства;
• появление первых признаков академизации народно-инструментального искусства относится ко второй половине XIX века; к ним принадлежит: создание хроматических инструментов усовершенствованной конструкции (В. В. Андреев, Н. И. Белобородов), введение в практику музицирования письменной системы хранения и передачи музыкальной информации (В. В. Андреев, Н. И. Белобородов, Г. Д. Бобров, Ф. О. Эппингер и др.), создание оригинального репертуара, использующего академические жанры, формы и стили;
• важной тенденцией в рамках рассматриваемой эпохи, предшествовавшей академизации народного инструментария, явилось «стремление к объединению» (интегративные процессы): исполнители на народных инструментах добровольно объединялись в коллективы, выполнявшие различные социальные функции и представлявшие собой одновременно клуб, учебно-консультативный центр и концертную организацию;
• метаморфозы российского народного инструментария в XIX столетии привели к исчезновению ряда традиционных музыкальных орудий, появлению и утверждению в народном быту новых, не использовавшихся ранее инструментов, таких как балалайка (известна в России с XVIII века), гармоника, скрипка и мандолина;
• метаморфозы народного инструментария обусловлены социально и исторически, а жизнеспособность инструментов определяется двумя-показателями: необходимостью их развития и возможностями ее реализации; данное явление, обнаруженное и описанное автором, носит, с его точки зрения, закономерный характер, что позволило разработать методику анализа уровня жизнеспособности музыкального инструментария с помощью предложенного автором критерия, а именно определения «коэффициента эволюционирования».
Глава II.
Начало становления академической традиции
Как было показано во Введении данного пособия, к основным признакам академизации, по нашему мнению, можно отнести следующие: унификация интонаций, становление интонационного мышления и языка народа, переход от устной системы хранения и передачи музыкальной информации к письменной, от нетемперированного строя к темперированному хроматическому звукоряду, унификация ладовых систем, расширение образных, интонационных, стилистических сфер, углубление и усложнение содержания и форм исполняемых произведений, выход в творчестве за рамки традиционно узкого круга этномузыкальной действительности, концентрация внимания на социально обусловленном индивидуально-личностном восприятии разнообразных явлений, формирование унифицированных норм и принципов музыкального искусства, создание оригинального репертуара, использующего унифицированные жанры и формы, а также усовершенствованных конструкций инструментов, тембр которых соответствует как эстетике звуковых представлений социоэтнической общности, так и требованиям унифицированного языка музыкального искусства.
Проявление этих признаков в деятельности исполнителей на народных инструментах происходило постепенно и неравномерно. Зачатки академизации обнаружились еще в начале XIX века в связи с проникновением в практику исполнительства на народных инструментах письменной системы нотации. Безусловно, этому процессу предшествовал период многовекового созревания интонационного мышления народа, установить точную продолжительность которого практически невозможно. По большому счету имеющий начало процесс унификации интонаций не имеет конца, так как за элементарными интонационными навыками следует бесконечное их усложнение и разнообразие. Однако прошло еще более века с момента появления первых письменных музыкальных источников, использовавшихся в сочинении музыки для русских народных инструментов и в практике исполнительства на них, прежде чем академическая традиция стала устойчивой тенденцией.
Инициатива в переходе от устной традиции хранения и передачи средств музыкальной информации к нотной системе в народно-инструментальном искусстве принадлежит не исполнителям на «новомодных» и наиболее популярных в XIX столетии гармониках и балалайках, а музыкантам, игравшим на стационарных (столообразных) русских гуслях и семиструнной (русской) гитаре. Эти инструменты, распространенные в основном в городской, более образованной среде, ранее других вступили на путь академизации. Именно для этих инструментов на рубеже XVIII-XIX веков начали печататься первые нотные издания,[23]23
К примеру: И. Прач «Сборник обработок русских народных песен в сопровождении гуслей» (1790), М. Померанцев «Азбука или способ самый легчайший играть на гуслях по нотам» (1802), Ф. Кушенов-Дмитриевский «Новейшая полная школа или самоучитель для гуслей» (1808), «Журнал для семиструнной гитары А. Сихры», Г. Рачинский «Десять пьес для семиструнной гитары» (1817) и др.
[Закрыть] тогда как пособия для балалайки, домры и гармоники даже на рубеже ХIХ-ХХ веков в абсолютном большинстве издавались по цифровой системе. Это было обусловлено не только музыкальной, но и общей безграмотностью большей части населения России, которой они были адресованы.
На следующем этапе (последняя треть XIX века) нотную систему стали применять и гармонисты. Начало этому было положено работой тульского хора хроматических гармоник Н. И. Белобородова. Однако на практике еще многие десятилетия параллельно с европейской нотацией использовались и цифровая табулатура, и устный способ передачи музыкальной информации".[24] 24
Коллективы исполнителей на народных инструментах, играющих по слуху, можно было встретить вплоть до 80-х годов XX столетия, а цифровая система используется до сих пор, особенно в любительских оркестрах и ансамблях фольклорного направления (к примеру в ансамблях саратовских гармоник).
[Закрыть]
Важнейшей составной частью начала перехода народно-инструментального искусства к академической традиции стала хроматизация инструментария. Этот процесс был вызван не волею одиночки-изобретателя, а естественным ходом изменения художественных представлений общества – изобретатели лишь исполняли волю народа, слух которого созрел для восприятия хроматического звукоряда. Безусловно, большую роль в этом сыграло проникновение в популярный репертуар произведений классической музыки, основанной на хроматическом темперированном звукоряде.
Хроматизация балалайки произошла еще до реформирования В. В. Андреевым народного инструментария. Известно, что профессиональные музыканты В. И. Радивилов[25]25
У М. И. Имханицкого он упоминается как В. И. Радзивилов [Имханицкий М. И. У истоков русской народной оркестровой культуры / М. И. Имханицкий. – М.: Музыка, 1987. – стр. 47]
[Закрыть] и И. Е. Хандошкин в середине XIX века пользовались безладовой балалайкой, исполняя в том числе популярную классическую музыку. Безладовая балалайка, таким образом, стала первым шагом к хроматизации струнных народных инструментов.
Следующий шаг был сделан В. В. Андреевым, создавшим разновидности хроматических балалаек и домр со встроенными ладовыми порожками, а затем и гуслей. М. И. Имханицкий писал в этой связи, что «превращение инструмента (балалайки. – Д. В.) из диатонического в хроматический, улучшенный в акустическом отношении, имело основополагающее значение в создании В. В. Андреевым новой культуры – оркестрового исполнительства на русских народных инструментах. Ибо усовершенствованная балалайка в полной мере стала отвечать двум различным критериям – фольклорности и академической концертности».[26]26
Имханицкий М. И. История исполнительства на русских народных инструментах / М. И. Имханицкий – М.: изд-во РАМ им. Гнесиных, 2002. – стр. 123.
[Закрыть] Ученый сформулировал задачи, которые помогла решить хроматическая темперация народных инструментов. К ним он относит: во-первых, рождение новой области композиторского творчества, то есть появление возможности создавать оригинальные произведения в рамках академической традиции, во-вторых, создание условий для более целенаправленного и активного совершенствования мастерства инструменталистов на основе формирования инструктивно-методической литературы, в-третьих, темперированные народные инструменты стали необычайно действенным средством пропаганды музыкальной классики, и, наконец, в-четвертых, только хроматическая темперация позволила ввести оркестровое исполнительство на русских народных инструментах и тем самым создать новый вид коллективного исполнительства [там же, стр. 125].
Непрерывную линию становления академической традиции можно вывести, изучая опыт многих деятелей народно-инструментального искусства, но прежде всего В. В. Андреева (1861-1918). Именно благодаря достижениям его коллектива академические традиции начали распространяться по всей стране, что и входило в задачи основателя Великорусского оркестра.
Использование по крупицам накопленного предыдущими поколениями опыта совершенствования народно-инструментального исполнительства позволило реконструктору струнных народных инструментов В. В. Андрееву создать благоприятные условия для прохождения ускоренными темпами непростого пути, ведущего от устной традиции к письменной. Если первая усовершенствованная балалайка, созданная по инициативе В. В. Андреева в 1886 году, оставалась еще диатонической (хроматические звуки извлекались только в верхнем регистре на «безладовой» части грифа инструмента), то уже следующая (1887 г.) была полностью хроматической. Первые участники ансамбля балалаечников, выступавшего в публичном концерте весной 1888 года, не знали элементарной нотной грамоты, разучивая произведения по традиционной народной методике, но уже следующий состав (1889 г.) освоил исполнение музыкальных партий по нотам.
В первые же годы деятельности В. В. Андреева сложились основные направления репертуара народников, не претерпевшие значительных изменений и в XX столетии. К ним относятся: обработки народных песен и танцев, переложения музыкальных произведений классических и современных композиторов, оригинальные сочинения, специально написанные для народных инструментов.
Удельный вес отдельных составляющих репертуара в различные периоды был неравнозначным. Так, в начальный период деятельности Великорусского оркестра его репертуар складывался в основном из национальных песенных и танцевальных мелодий в обработке В. В. Андреева и его сподвижников (в первую очередь Н. П. Фомина). Также важное место в репертуаре коллектива занимали переложения произведений классической музыки, и в нем практически отсутствовали оригинальные сочинения, если не считать произведений, написанных самим организатором оркестра и ставших наиболее привлекательным предметом для критики.
Основу репертуара составляли песенные и танцевальные народные мелодии[27]27
К примеру, такие как «Барыня», «Во пиру была», «Во саду ли в огороде», «Вспомни, вспомни», «Выйду ль я на реченьку», «Заиграй моя волынка», «Как во городе царевна», «Камаринская», «Научить ли тя, Ванюша», «Ничто в полюшке не шелохнется», «Полянка», «По улице мостовой», «Светит месяц», «Сторона моя ль, сторонушка», «У ворот, ворот», «Я вечор в лугах гуляла», «Я на камушке сижу» и др.
[Закрыть]. Как отмечает А. Д. Алексеев, «в процессе длительного содружества с песней русская народно-инструментальная музыка выработала своеобразные композиционные приемы. Имеющие свои, чисто инструментальные, особенности, приемы эти, вместе с тем, родственны принципам народного песнетворчества. Мы встречаемся здесь с особого рода полифонией, с замечательным искусством обогащения основной мелодии выразительными подголосками».[28]28
История русской советской музыки: в 4-х томах. – М.: Музгиз. – 1956, т. 1. – стр. 297.
[Закрыть]
Использование классического наследия развитых инструментальных культур в репертуаре народников преследовало две задачи: просветительскую и саморазвивающую. Первая – стремление познакомить широкую слушательскую аудиторию с лучшими образцами отечественной и зарубежной музыки – была особенно актуальна в условиях дефицита музыкально-эстетического и художественного воспитания в России XIX – начала XX столетия. Вторая – совершенствование исполнительства, расширение художественно-выразительных возможностей народно-инструментального искусства на опыте сложившихся исполнительских и композиторских школ – не потеряла своего значения и по сей день. Исполнение произведений, написанных для академических инструментов, выводит народников за круг привычных образов, стилей, жанров, расширяет представление о выразительных возможностях народных инструментов и стимулирует их обогащение. Кроме того, включение в репертуар образцов музыкальной классики способствует воспитанию эстетического вкуса и развитию художественного мышления исполнителей и композиторов-народников.
Однако важнейшей составной частью репертуара в любом виде исполнительства являются оригинальные сочинения. Именно они определяют его зрелость, способность к самостоятельному развитию в русле академического направления. Основу оригинального репертуара в андреевском и ему подобных оркестрах до 1905 года составляли исключительно сочинения самого В. В. Андреева: многочисленные вальсы, марши, полонезы. В 1905 году А. К. Глазунов написал специально для Великорусского оркестра «Русскую фантазию», ставшую первым оригинальным произведением, написанным для подобного коллектива профессиональным композитором-симфонистом.
Эта тенденция нашла свое развитие в советский период. Как писал В. Б. Пополов, «сам факт обращения в своем творчестве ведущих советских композиторов к жанру народной инструментальной музыки является свидетельством признания высоких художественных достоинств, которыми обладают русские народные инструменты, возрожденные и реконструированные Андреевым, способствуя тем самым дальнейшему развитию народной инструментальной музыки, призывая молодых композиторов следовать их примеру» .[29]29
Попонов В. Б. Русская народная инструментальная музыка / В. Б. Попонов – М.: Знание, 1984. – стр. 70.
[Закрыть]
Однако репертуар андреевского оркестра неоднозначно оценивался и продолжает оцениваться исследователями его творчества, равно как и его современниками, поэтому остановимся подробнее на этой проблеме.
К. А. Вертков пишет, что репертуар был «наиболее слабым местом балалаечного, а затем и великорусского оркестра, <...> и как бы Андреев ни оправдывался, он сравнительно долгое время оставался во многом уязвимым».[30]30
Вертков К. А. Русские народные музыкальные инструменты / К. А. Вертков. – Л.: Музыка, 1975. – стр. 195.
[Закрыть] Критика отождествляла репертуар оркестра с репертуаром известного «псевдонародными» песнями Д. А. Агренева-Славянского и его хора. Высказывались обвинения в безвкусице при выборе произведений народной музыки и еще в большей степени – в антихудожественности оригинальных сочинений самого В. В. Андреева, от которых, по словам критиков, «скорее можно ожидать растления вкуса в публике, чем зарождения в ней любви к сокровищам безыскусственной народной поэзии».[31]31
Цит. по Вертков К. А. Русские народные музыкальные инструменты / К. А. Вертков. – Л.: Музыка, 1975. – стр. 192.
[Закрыть] К. А. Вертков, соглашаясь с этой критикой, пишет, что сочинения для оркестра являлись «чаще всего действительно ложкой дегтя, поскольку, за малым исключением, представляли собой модные салонные пьески или хуже того трактирно-кабацкую и кафешантанную музыку. К салонному жанру критики относили и собственные сочинения Андреева «Souvenir de Vienne», торжественные марши и полонезы, вальсы «Метеор», «Каприс» и даже популярный «Фавн».[32]32
Вертков К. А. Русские народные музыкальные инструменты / К. А. Вертков. – Л.: Музыка, 1975. – стр. 195.
[Закрыть]
Противоположной точки зрения придерживается М. И. Имханицкий, считающий, что многие сочинения и обработки народных песен, созданные как руководителем «Великорусского оркестра», так и его участниками, занимали важное место в концертных программах коллектива и имели большое значение в деле формирования народно-оркестрового репертуара. Они отнюдь не «растлевали» вкусы многочисленной публики, а имели большое музыкально-эстетическое, воспитательное значение.[33]33
Имханицкий М. И. У истоков русской народной оркестровой культуры / М. И. Имханицкий. – М.: Музыка, 1987. – стр. 111-113.
[Закрыть]
В чем же причина столь взаимно противоречивых точек зрения на творчество В. В. Андреева и его сподвижников? Думается, что причины следует искать в социально-культурной обстановке того времени. Так, широко разрекламированная как первое оригинальное сочинение профессионального композитора для великорусского оркестра «Русская фантазия» А. К. Глазунова имела скорее «политическое»,[34]34
Для дальнейшего развития исполнительства было важно привлечь внимание профессиональных композиторов к созданию музыки для народных инструментов.
[Закрыть] чем художественное значение, ибо круг музыкальных образов фантазии оставался в рамках привычной фольклорной традиции, уже освоенной в обработках народных песен и танцев. Композитор, конечно, значительно расширил художественно-выразительные возможности народного оркестра с помощью приемов симфонического развития, тем самым продемонстрировав потенциальные возможности русского оркестра, но в конечном счете Фантазия А. К. Глазунова как художественное произведение оставалась в рамках традиционного репертуара. Задача оригинального репертуара состояла в выходе за рамки отражения узкого круга этномузыкальной действительности и концентрации на социально обусловленном индивидуально-личностном восприятии разнообразных явлений действительности (один из признаков академизации), а этому более соответствовали сочинения самого В. В. Андреева. Вместе с тем, на этих сочинениях, безусловно, лежала печать салонной музыки.
Однако, как известно, плохих жанров не бывает, и лучшие произведения В. В. Андреева убедительно доказывают эту банальную истину. Опусы основателя русского народного оркестра выдержали главную проверку – временем, до сих пор оставаясь репертуарными и наиболее часто включаемыми в концертные и учебные программы народников. Художественные достоинства сочинений В. В. Андреева – это отсутствие в них подражательности по отношению к салонному жанру при очевидном использовании отдельных его приемов, рельефная выразительность мелодики, ритмическое разнообразие фактуры и одновременно простота и ясность формы. В конечном счете, жизненность произведений музыканта определялась ярким талантом автора, не случайно прозванного «русским Штраусом».
Тем не менее, критике подвергался не только репертуар Великорусского оркестра, но и вся деятельность В. В. Андреева по реконструкции и воссозданию русского народного инструментария, предпринятая им на рубеже XIX-XX веков.
В связи с этим, прежде всего следует обратить внимание на то, как сам В. В. Андреев отвечал своим оппонентам в лице журналистов и музыкальных критиков, отрицательно настроенных по отношению к деятельности Великорусского оркестра. В статье «О русских народных инструментах» он пишет о том, что «разница между примитивной и усовершенствованной балалайкой лишь качественная, а не существенная, так как типические особенности народной балалайки (строй двух струн в унисон и третьей в кварту с ними, треугольная дека) сохранились и в усовершенствованной».[35]35
Андреев В. В. Материалы и документы / В. В. Андреев; сост., текстолог. подготовка, примеч. Б. Б. Грановского. – М.: Музыка, 1986. – стр. 34.
[Закрыть] В другой статье дано уточнение, что усовершенствования балалайки коснулись «материала, правильности форм, размеров частей, вообще внешности, благодаря чему тип ее и национальность остались неприкосновенными точно так же, как и во всех других мною усовершенствованных инструментах».[36]36
Андреев В. В. Материалы и документы / В. В. Андреев; сост., текстолог. подготовка, примеч. Б. Б. Грановского. – М.: Музыка, 1986. – стр. 45.
[Закрыть]
Обратим внимание на то, что В. В. Андреев говорит о «типических особенностях», сохраненных им в усовершенствованном инструменте. Этот факт является наиглавнейшим в определении народности инструментария. Проведенное нами ранее исследование проблемы народности музыкального инструментария определило в качестве сущности народного инструмента единство двух противоположностей: типического и специфического.[37]37
Подробнее см.:
Варламов Д. И. Метаморфозы музыкального инструментария: Монография / Д. И. Варламов. – М.: «Композитор», 2009. – 180 с.
Варламов Д. И. Оркестр гармоник – разновидность народного оркестра: учебн. пособие / Д. И. Варламов. – Саратов: СГУ им. Н. Г. Чернышевского, 1990. – 36 стр.
[Закрыть]
Говоря далее о других инструментах оркестра, В. В. Андреев постоянно подчеркивает неизменность присутствия в них типического. Так, он говорит: «Усовершенствованная мною домра сохраняет в точности тип старинного инструмента»,[38]38
Андреев В. В. Материалы и документы / В. В. Андреев; сост., текстолог. подготовка, примеч. Б. Б. Грановского. – М.: Музыка, 1986. – стр. 37.
[Закрыть] а «для музыкальной передачи русских народных песен такой (великорусский. – Д. И.) оркестр является наиболее типичным» [там же, стр. 38] и т. п. Тем самым типическое становится важнейшим фактором, определяющим отношение усовершенствованного инструментария к группе «исходных» народных инструментов. Специфичность же вытекает из самой природы последних, не заимствованных, а оригинально русских по своей сущности. Сам В. В. Андреев писал в этой связи: «Усовершенствованные инструменты нашего народа являются независимыми и вполне самобытными, чисто русскими представителями в семье народных инструментов...» [там же, стр. 46].
В особой степени национальное своеобразие русских инструментов оценили иностранцы. Так, после гастролей Великорусского оркестра во Франции в 1900 году В. В. Андреев писал о том, что парижская пресса отмечала «удивительную звучность, оригинальность тембра и художественное исполнение» [там же, стр. 50]. Выдающийся французский композитор Ж. Массне восторженно писал В. В. Андрееву: «Я слушал с громадным интересом русский кружок балалаечников, и я восхищен их талантом и теми новыми музыкальными эффектами, которые они умеют извлекать из своих столь живописных инструментов» [там же, стр. 164]. Позже К. А. Вертков отмечал: «Иностранцы (немцы) без предвзятой мысли о пресловутом «камаринском мужике» вынесли объективную оценку великорусскому оркестру с его инструментами и его репертуаром. Самобытность, национальное своеобразие русской народной музыки в интерпретации андреевского коллектива сказались более отчетливо, нежели в привычном звучании общеевропейского симфонического оркестра».[39]39
Вертков К. А. Русские народные музыкальные инструменты / К. А. Вертков. – Л.: Музыка, 1975. – стр. 189.
[Закрыть]