Текст книги "Ангарский Сокол"
Автор книги: Дмитрий Хван
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
За стенами ангарского белокаменного кремля раскинулся небольшой пока посад, щербато шедший правильными лучами от укреплённого центра города. В направлениях угадывались будущие улицы. И если внутри стен жили в основном те, кто попал на берега Байкала, прошедши через аномалию, то посад был населён крестьянами и немногими тунгусами, владеющими нужным ангарцам ремеслом, как, например, целая артель, занимающаяся обработкой шкурок пушных зверей и выделкой кож. Отдельно стояло небольшое здание, имевшее неофициальное название «сельсовет», где решались общие вопросы и проблемы, стоящие перед жителями кремля и посада.
Староста Тихомир, с помощью Карпа избавившийся от робости перед ангарцами, весьма умело управлял крестьянами и был на хорошем счету у князя. На пологом холме, за частоколом посада, стояла церковь Святого Илии – вотчина отца Кирилла, вне церкви звавшегося Карпом. Церковь окружала каменная стена, да и сама она напоминала небольшой форт – приземистая и скупая на архитектурные излишества, построенная в стиле старых европейских церквей. Россияне поначалу не баловали отца Кирилла своим присутствием на его службах, но постепенно втягивались, то ли из интереса, то ли от скуки. Священник с немалым удивлением одёргивал некоторых своих прихожан из числа жителей кремля, которые упорно складывали пальцы щепотью вместо истинного двуперстия. Изумлённый Карп выслушивал объяснения окормляемых о том, что щепотью православные пользовались всегда. Конец непониманию положил Соколов, который вместе с Кабаржицким объяснил людям, что в этом мире ещё не было церковной реформы патриарха Никона и отец Кирилл справедливо требует соблюдения канонов.
Вечером Соколов заглянул в церковь. Было необходимо поговорить с отцом Кириллом, дабы священник более не нервничал, да и вообще – чтобы не зародилось в нём семя сомнения о том, такие уж ангарцы православные люди, как себя называют. Пройдя через прохладный от каменной кладки придел церкви, Вячеслав вошёл в алтарную её часть, где по телу тут же разлилось приятное тепло, идущее от десятков свечей. Карп, как показалось Соколову, не видел вошедшего, и Вячеслав хотел было уже учтиво кашлянуть, как от алтаря донёсся тихий голос стоявшего спиной к нему отца Кирилла, зажигавшего очередную свечу:
– Вечер добрый, Вячеслав Андреевич, князь Ангарский. Доселе не баловал ты меня посещением своим церкви Божией. Неужто сподобился ты, князь, приобщиться к таинствам веры? Токмо щепоть не сбирай тремя перстами, неверно се.
Вячеслав сильно смутился, священник с надеждой смотрел на него своими пронзительно-голубыми глазами, которые, казалось, видели его изнутри.
– Нет-нет, я помню, что двумя перстами себя осенять нужно. Отец Кирилл, я хотел поговорить с вами. Вы, как человек сильный духом и мудрый, должны меня выслушать и поверить мне. Хотя понять это тяжело и не каждый человек это сможет, наверное. Начну с того, что расскажу вам, кто мы, собственно, такие.
– Обожди, князь! Пройдём ко мне в комнатку. – Нахмурившись, Карп увлёк Вячеслава за собой в тёмный коридор.
Соколов долго рассказывал Карпу о том, как Вячеслав и его люди попали на берега Ангары, о том, что ангарцы – это люди из грядущего. Рассказал о том, почему они путаются, находясь в церкви, – о реформах патриарха Никона, которые раскололи и церковное общество Руси, и гражданское, принеся немало потрясений и бед. Священник слушал внимательно, лишь изредка просил пояснить какой-либо вопрос. Было видно, что отец Кирилл потрясён безмерно, но сдерживал свои эмоции усилием воли. Попросил он и разъяснить смысл церковных реформ, из-за которых царские войска более семи лет осаждали Соловецкий монастырь – место, где сам будущий патриарх-реформатор принял постриг.
– Эка! На кой ляд Исуса звать Иисусом? Нешто с двумя буквицами ладнее будет? А щепоть-то эта на что? Отцы наши и деды испокон века двуперстие складывали! А ежели кажный патриарх будет по своему разумению порядки новые вводить, будет не лучше латынства окаянного! Кто же тут раскольник?! – сокрушался раскрасневшийся священник.
– Греков это идея, а не только самого Никона, – вставил Соколов.
– Да уж, ромейцы на славу постарались, ежели ты говоришь, что православные старого обряда аж в… Как ты сказал? В Боливею ушли от новых порядков!
Вячеслав кивнул.
Несколько минут Карп сидел тихо, потом встал и, немного поскрипев половицами своей светёлки, снова сел. Попил воды и негромко начал говорить:
– Спасибо тебе, Вячеслав, что доверил мне тайну великую о себе и людях своих, о грядущем. Никто сего вовек не вызнает, не выдам. А с людьми твоими я ласков буду в учении их, дабы смогли они в лоно церкви нашей православной без помех войти.
– Спасибо, что выслушал. Пойду я, отец Кирилл. – Соколов встал со стула, поднялся и Карп.
– А ты подумай ишшо, об чём сказал я тебе, князь, – напомнил Вячеславу священник, когда тот уже открывал дверь.
– О том, что нас само провидение послало? Возможно, ты прав, Карп. – Соколов улыбнулся священнику и закрыл за собой громоздкую дверь.
Вечер следующего дня
Соколов, щурясь от огня, прикрыл заслонку на печи и вернулся к столу, сев в застеленное шкурами кресло. Матусевич сидел за столом, методично истребляя орешки и сушёные ягоды, запивая их компотом. Один из его людей – капитан Павел Грауль, окончивший в своё время институт военных юристов, был приглашён на беседу с Соколовым, как человек, лучше всех в его группе разбиравшийся в истории Русии.
– Игорь, вот ты в церкви двуперстием пользовался без проблем, как и твои люди, а наши сплошь путались. Выходит, у вас церковной реформы не было?
– Была попытка, Вячеслав Андреевич, но она провалилась. Не в последнюю очередь из-за влияния иерархов из крупных монастырей, например Соловецкого, – ответил за майора Грауль.
– Мы с Павлом уже много раз анализировали ход истории Русии и России, – заговорил Кабаржицкий, – развилка появилась после выигранной Москвой Смоленской войны. Вскоре последовала вторая война с поляками, которую поляки быстро проиграли и, сохранив войско, ушли от Смоленска. После чего через десяток лет, после того как ситуация в Европе устаканилась, Швеция и Польша навалились на Московию, а британцы шакалами подсуетились в Поморье и Приобье.
– Так что же, всё-таки наше письмо повлияло сильно?
– Повлияло, чего тут такого теперь? Вы своим появлением на Байкале изменили свою историю, превратив её в нашу, а мы, соответственно, уже изменили и свою, появившись тут. Это уже факт, – постучал пальцами по столу Матусевич, с улыбкой глядя на нервничавшего Соколова.
– Неизбежный факт? – спросил Вячеслав.
– Да вы не волнуйтесь, Вячеслав Андреевич. История уже изменена, и она будет изменяться дальше, после того, как я вам и вашим товарищам ещё весной обрисовывал незавидную судьбу Ангарии. А значит, у вас неизбежно появится желание показать себя миру. Или вы хотите, как ольмеки, раствориться в лесах? – Матусевич посмотрел на князя, на секунду отвлёкшись от выуживания кедровых орешков из стоящей на столе чашки.
– Ну уж не как ольмеки! Павел рассказывал мне о Владиангарской крепости, которая в будущем стала музеем освоения Ангары, – запротестовал Кабаржицкий.
Ангарское княжество было известно в Русии. По поводу его образования учёными выдвигалось несколько версий. Официальная заключалась в том, что Ангарию основали казаки, бежавшие с Енисея от власти воевод, чтобы основать своё общество – более справедливое, по их мнению. Остальные версии обсуждались, о них писались диссертации, спорили и даже выпустили пару книг, но эта проблема занимала не многие умы, а была уделом профессиональных историков, чаще всего – сибиряков. И если версия об автохонности ангарцев в Сибири ещё могла быть обсуждаема учёными в свете нахождения в Центральной Азии и на юге Сибири древних захоронений и мумий людей европейской внешности, то версия о волынском князе Вячеславе Соколе была осуждаема наукой, и лишь несколько человек верили в свои идеи. Будто бы сбежавший из византийского плена полумифический князь, освободив множество славянских пленников, ушёл в Сибирь, пройдя Персию и Туркестан, и основал на берегах великой реки своё княжество.
– Кстати, а на месте вашего Новоземельска находится детский санаторий, один из наших товарищей, будучи ребёнком, отдыхал там с мамой. Он вспомнил то место, когда мы весной уходили с Байкала на Ангару. Помнит он и о старой колокольне, стоящей на высоком холме, – добавил Грауль.
– Выход аномалии? – переглянулись ангарцы.
– Несомненно, что он самый. Но надстроена ли колокольня специально над аномалией или церковь там поставили, ничего не зная об особенности того места? – внимательно глядя на Соколова, сказал Грауль.
«Так, значит, сдулось наше Ангарское княжество. Сгинули-таки без следа. Зачем тогда всё это, зачем пытаемся добиться большего?» – думал в это время Вячеслав, массируя виски, а в животе предательски разливался холод.
– О чём задумался, Вячеслав Андреевич? – с участием спросил Матусевич.
– Так. Игорь, нам надо всё хорошенько продумать. Я не хочу, чтобы люди будущего не знали о нас. Мы должны оставить свой след в истории, иначе какой смысл вообще трепыхаться, если потомки даже не знают, что было на берегах Ангары.
– В вас заговорило честолюбие, это очень хорошо, – улыбнулся Матусевич.
– Нужен выход на более сложный уровень. Контакты не только с Русией, но и с другими странами. Кстати, насколько я помню, Ангария не участвовала в контактах с кем-либо, кроме Русии и Халхи. Возможно, были торговые связи и с маньчжурами, с Кореей, так как в их летописях сохранились упоминания о бородатых ангарча, после чего косяком пошли известные в нашей истории казачьи походы в Даурию. Из базы в Якутске.
– А что у нас с Якутском? – встрепенулся Кабаржицкий. – В нашей истории его основал Бекетов, а он сейчас на Амуре.
– Якутск обязательно поставит кто-то другой, вместо Бекетова, если ещё не поставили – в нашей истории он уже стоял как небольшой острог к 1638 году. То есть у вас, а уже и у нас два года. Вы же не можете остановить продвижение казаков в Сибирь. Это сейчас пока оно слабое и практически отдано на откуп самим казакам да немногочисленным присланным из Русии чиновникам. А вот потом остановить их будет сложно. Вас, то есть нас, поглотят, как и получилось в нашем мире, – снова заставил задуматься ангарцев Матусевич.
– Да, это понятно. Ладно. – Соколов решительно хлопнул ладонями по коленям и встал с кресла.
Следующие несколько дней, вместе с привезённым из Белореченска профессором Радеком, верхушка Ангарии вырабатывала стратегии – и краткосрочные, и на перспективу. Упор в краткосрочных делах строился на сотрудничестве с енисейским воеводой, для чего привлекался Иван Микулич. Было необходимо через воеводу наладить канал для доставки людей в княжество. Золота на это все единогласно решили не жалеть. Насчёт казачьего проникновения вопрос также решался жёстко: до сих пор всех, кто проникал во владения Ангарии, лишь отгоняли выстрелами. Обычно казаки не приближались для того, чтобы помериться силами. А на Ангаре вблизи Владиангарска так вообще не показывались. А вот на Лене их партии уже были замечены. Впредь, решили ангарцы, небольшие отряды казаков было предложено по возможности, конечно, брать в плен и доставлять для расселения в посёлки.
Особое внимание уделили Амуру, но тут выводы решили делать только после того, как вернутся ушедшие к великой реке товарищи. Кабаржицкий напомнил, что на Амуре русские сталкивались с маньчжурами и столкновения эти были в конечном итоге, несмотря на героизм и выносливость казаков, не в их пользу. В первую очередь из-за того, что отряды казаков настроили против себя поначалу по-доброму встретившие их местные народы – дауров, дючеров и солонов. Доходило до того, что дауры сами называли русских братьями и хотели перейти под руку московского государя, да только бездумный грабёж отдельными отрядами казаков поселений амурцев заставил тех не сотрудничать с русскими, а уходить от них или в леса, или под маньчжуров. А уходя, они лишали самих казаков припасов, мест отдыха, таким образом казаки сами лишали себя опорных баз в регионе, который изначально был против маньчжуров. Местные князья воевали с маньчжурами, правда, весьма неудачно. Казалось бы, вот она, удача, – помоги тем, кто тебя благосклонно встретил, победи вместе с ними общего врага да не обижай новых друзей, и всё будет хорошо. Но нет, алчность человеческая выше этого.
Ситуация с оружием наконец-то разрешилась, будучи до этого неясной, – Радек с Соколовым ранее никак не могли прийти к единому мнению. Радек хотел сделать универсальное гладкоствольное ружьё, опытную партию которых вручили амурской экспедиции. Соколов же настаивал на нарезной винтовке. В целях экономии времени и материала решено было сосредоточится на гладкостволе, а позже решать сложные вопросы, связанные с нарезами. Пока у ангарцев производились ружья с шарнирным затвором, сделанным по подобию снайдеровского. Было также несколько различного вида ружей, сделанных ангарцами в единичных экземплярах, – пара вариантов с игольчатым затвором, которые стали лишь головной болью для их обладателей. Игла была очень уязвимой частью механизма, она быстро ржавела и часто ломалась, поэтому у бойца были с собой запасные ударники. Столь же часто выходила из строя и спиральная пружина. После небольшого числа выстрелов в игольной трубке накапливался пороховой нагар, мешавший игле свободно двигаться. А от постоянной чистки дульце игольной трубки постепенно расширялось. После опыта с игольчатыми затворами стало окончательно ясно, что необходимо введение унитарного патрона с латунной гильзой и шарнирного затвора по типу Снайдера.
На производство стволов пока хватало стали обсадных труб из большого бурового комплекта. Их перековывали в полосы и обвивали вокруг оправки, сваривая швы кузнечным методом. Но это не могло продолжаться вечно – надо было наладить получение собственно стали. Домницы уже удовлетворяли потребности Ангарии в железе. Стало быть, остро встал вопрос о развитии производства стали на Илиме, в районе современного Железногорска. Там и должны были ставить проектировавшийся Радеком и его специалистами мартен. Это стало проблемой, решение которой откладывать было нельзя, поскольку получение стали было залогом дальнейшего развития ангарского социума. Пришлось пойти на то, чтобы во всех поселениях выискивать людей, а в первую очередь рабочих и специалистов, чтобы сформировать группу для начала освоения илимских руд.
– А что у нас по связи? Николай Валентинович, связать Белореченск и Ангарск через Усолье надо обязательно. А там и до Иркутска дотянуть! Проволоки хватит? А аппаратуры? – оторвался от бумаг Соколов.
– Проволоки пока хватает. А радиоаппаратуры должно хватить на какое-то время, для голосовой связи, ну а потом морзянку можно будет использовать, – ответил Радек. – Пока ждём весну, от нового года будет многое зависеть.
– Думаю, всё-таки не смогут заставить людей о нас забыть? – после некоторой паузы спросил Радека князь, обращаясь, по сути, к самому себе.
– Если в истории мира Матусевича мы сидели на Ангаре и не рыпались, то ошибок повторять мы не будем. В том числе и с наследственностью власти.
Грауль с Кабаржицким составили закон о престолонаследии, где были подробно описаны все возможные варианты наследования власти. Во многом сей документ повторял указ Павла Первого, принятый им в день своей коронации, дабы государство не было без наследника, дабы наследник был назначен всегда законом самим, дабы не было ни малейшего сомнения, кому наследовать.Разговаривая с Павлом Граулем о русских династиях, Владимир поражался тому, как, казалось бы, скромная, по сути, попытка помочь своему отечеству обернулась вдруг сменой династии, превратив Михаила Романова в заурядного временщика типа Бориса Годунова или Василия Шуйского. Вступив на престол в 7153 году, или в более привычном Владимиру 1645-м, Бельские, в отличие от Голштейн-Готторп-Романовых, не успели отпраздновать своё трёхсотлетнее правление. А ещё у Бельских практически не было ни единого по-настоящему династического брака с западноевропейскими монаршими фамилиями, а вот со славянами Европы браки начались уже с союза Петра Фёдоровича, сына Фёдора Бельского, с Миланой – дочерью черногорского властителя, епископа Мердария, который после этого прекратил искать помощи для борьбы с османами от Ватикана и отозвал послов из Римской курии.
Но правление их не сильно отличалось от правления дома Романовых, даже Петербург появился на Балтийском море. Но исходя из того, что даже Грауль не знал, в честь кого назвали этот город, Владимир предположил, что тут руку приложил кто-то из ангарских потомков. Но место для Петербурга было выбрано не в устье Невы, а в устье Двины. Так немецкая Рига стала Петербургом – главным русским портом на Балтике, что автоматически меняло этнический состав Прибалтики, ставшей из балто-немецкого региона славяно-балтским.
Но это всё было потом, а в ближайшем будущем Московию ждало лишь очередное противостояние с Европой. Опять кровь и слёзы, да опять возрождение. Свой Пётр Первый появится в Московии после первого царя династии Бельских. По смерти Фёдора Самойловича трон займёт его сын, без дозволения поляков, которые хотели контролировать престолонаследие в Московии. Безуспешно склоняя первого Бельского к католичеству, поляки хотели следующим царём поставить одного из Гедиминовичей, чтобы в будущем проделать с Московией то же самое, что и с Литвой, – династически и религиозно связать её с Польшей. Однако молодой наследник престола Пётр Фёдорович Бельский, подняв московский люд против поляков, изгнал их из столицы и с благословения патриарха был объявлен царём Московским. С трудом выиграв несколько сражений у поляков, он отстоял своё право на самовластие.
– А что же шведы, не вмешивались? – спросил Соколов.
– Нет, они наблюдали, ожидая взаимоистребления русских и поляков. Да и вообще, шведы, после первых же попыток Петра Фёдоровича проверить их на прочность, ушли и из Новгорода, и с Белоозера, оставив себе лишь Кольский острог и земли саамов и корелы да право контроля архангельской торговли. Но из Архангельска их потом, с помощью англичан, прогнали, – пояснил Павел.
– Войск не хватило контролировать такую большую территорию, – констатировал Кабаржицкий, на что Матусевич лишь кивнул.
– По всему выходит, что мы должны помочь Петру Фёдоровичу в начале его борьбы с поляками и шведами. А взамен… – начал было Кабаржицкий.
– …Взамен потребуем легитимизации нашего государства! – закончил мысль Соколов.
Глава 5
Корея, горная крепость Намхан
Январь 1637
Ван Инджо, вынужденный бежать в горную крепость после того, как маньчжуры перерезали подходы к островной крепости Канхвадо, где уже находились его семья и высшие сановники из Сеула, был в ярости. Мало того что эти северные варвары не позволили ему соединиться с семьёй, так ещё при этом погибли его лучшие воины! Все гвардейцы отряда Кымгун, искусные бойцы, боевыми цепами пали в отчаянной схватке, прикрывая своего короля, чтобы он успел бежать. Бежать! Уже второй раз. Первый раз это было десять лет назад, когда из-за его явной антиманьчжурской политики Корея пережила чонмё – год нашествия варваров.
И всё это якобы из-за того, что он, властитель Кореи, ван Инджо, якобы не почтил смерть великого Нурхаци, не прислал послов с подарками и соболезнованиями.
«Какая глупость! Мало ли какой варвар умирает? Что, мне, может, ещё монгольским князькам соболезнования слать? – Инджо, охлопывая сапоги плёткой, ходил взад-вперёд по выложенному камнем пространству у Северных ворот крепости. Его храбрые воины смотрели на него с надеждой и обожанием. – Они надеются на меня. А что я сейчас могу? Я лишь убежал от врага в крепость на горе, надеясь отбиться. Уповать надо на моих военачальников, что собирают войска по всей округе. Но уж больно много воинов на этот раз у Абахая!» – тоскливо думал Инджо.
Крепость Намхан, у стен которой решалась судьба короля и его государства, представляла собой типичную горную крепость. Её укрепления использовали природный ландшафт горы, строители лишь умело дополняли каменной кладкой природный рельеф. Так, крепостные стены были высотой до восьми метров, облицованны камнем с надстроенным зубчатым парапетом. Каждый зубец имел по три бойницы, откуда пхосу – стрелки из аркебуз – и сосу – лучники – могли вести стрельбу по врагу, пытающемуся забраться на стены. Ну а тех, кого не убили стрелки, встречали сальсу – сильные воины, вооружёнными мечами, копьями и алебардами.
К вечеру в Намхан пробрался воин, который сообщил королю, что к соседней крепости пришёл Ким Джунъён, а с ним две тысячи воинов, которые расположились укреплённым лагерем на склоне горы Квангё-сан. Маньчжуры этим же вечером атаковали воинов Кима, расположенных в три линии, первой из которых были аркебузиры. Ночь и следующий день продолжался бой. Маньчжуры не смогли преодолеть сопротивление корейских солдат, даже в жестокой рукопашной схватке, они, более к ней привычные, не отбросили храбрецов. А один из аркебузиров в ходе боя застрелил маньчжурского военачальника Янгули. Маньчжуры отошли. Но и Ким Джунъён не смог бы далее защищаться, силы его отряда таяли, боеприпасы подходили к концу. Поэтому вечером 6 января его отряд бесшумно снялся и ушёл в провинцию Чолла на соединение с местным ополчением. Таким образом, первая попытка деблокады крепости успехом не увенчалась.
Войска короля не смогли бы помочь воинам Кима, оставлять позиции Намхана было бы безумием. Осада её продолжалась, и по ночам воины крепости зажигали световые маяки, надеясь передать сигналы деблокирующим войскам королевства. Хан Абахай не мог взять крепость в лоб, даже немногочисленная артиллерия, захваченная в боях у китайцев, не помогала – укрепления Намхана были слишком крепки для ядер отлитых иезуитами пушек. Множество маньчжуров пало на склонах горы, под стенами и укреплениями крепости. Меткие выстрелы аркебузиров и лучников пролили немало маньчжурской крови, столь дорогой для хана Абахая, которому было безумно жаль тратить жизни своих воинов на то, чтобы взять какую-то горную крепость! Этот глупый ван должен сдаться! Раз артиллерия не помогает, выручит только штурм крепости массой воинов. И в середине месяца Абахай решился-таки на общий штурм твердыни корейского короля, около восьми тысяч его воинов одновременно атаковали все четверо ворот крепости, неся в руках штурмовые лестницы и шесты.
За день до этого его воины устроили серию стычек на подступах к воротам крепости, пытаясь заранее выявить все позиции корейцев. Повозки с таранами ничего маньчжурам не дали, большинство толкающих их лежали вокруг, проткнутые стрелами или подстреленные из аркебуз. Яростные сшибки и перестрелки продолжались с раннего утра до обеда. Маньчжурам не везло – корейцы отбивали их попытки ворваться за ворота. Наконец варвары, не выдержав фланкирующего огня со стен, её выступов и башен, отошли, теряя воинов на камнях, и так немало орошённых кровью.
«Ван должен сдаться! Но сдаться так, как нужно мне. Мне не нужен ни мученик для его народа, ни сломленный червяк». – Хан Абахай, находясь в бешенстве от неудачи его солдат, разбил пару великолепных минских сосудов, ловко поддев их ногой.
На следующий день – новая атака на намханские ворота, но на сей раз сами осаждённые вышли из-за ворот, устроив пальбу из аркебуз и заставив маньчжуров смешаться и в беспорядке бежать. Видя бегство своих воинов, Абахай резко вскочил с циновки, расстеленной перед его шатром.
«Нет, надо сделать так, чтобы он сам принял мои условия сдачи. Придётся навестить его семейку у Солёной реки!»
В конце января хан отправил своего военачальника Доргуня с большим отрядом воинов для высадки на острове, где укрылась семья короля.
Отряд Доргуня сумел переправится на остров Канхвадо через узкий пролив Ёмха, отделяющий его от материка, разбив трёхтысячный отряд корейцев, который пытался помешать высадке маньчжурского десанта. Немногочисленные оставшиеся в живых корейцы бежали к крепости Канхва, при этом офицер Хван Сонсин с небольшим отрядом в сотню воинов сумел задержать маньчжуров на некоторое время, дорого отдав свою жизнь.
Ну а маньчжурам для достижения своей цели – пленения королевской семьи – оставалось лишь взять крепость Канхва, грандиозное оборонительное сооружение, которое при всей своей неприступности имело одну слабость. Да такую, что оборона твердыни, будучи прорванной лишь в одном месте, тут же рассыпалась, как карточный домик, попавший под дуновение ветра. Ни высокий, до шести метров в высоту, земляной вал, облицованный камнем, ни отлогий пандус, позволявший подтягивать подкрепления, эвакуировать раненых и доставлять боеприпасы, тянущийся с внутренней стороны стен, не мог помочь обороняющимся. Крепость Канхва строили как последний оплот, добраться до которого еще никогда и никому не доводилось, и уделяли больше внимания удобству размещения королевской семьи, нежели обороне.
Рано утром цинские войска, окружив крепость, пошли на штурм. Гражданский сановник Ким Санъён безуспешно пытался организовать оборону в отсутствие в крепости военачальников. В твердыне царили хаос и неразбериха. Несмотря на это, было отбито несколько штурмов. Маньчжуры упорно шли к цели, прикрываясь деревянными щитами и непрерывно обстреливая защитников крепости из луков, мушкетов и небольших пушек.
Чуть позже Доргунь изменил тактику, направив основной удар на ворота. Лишь на закате маньчжуры разбили северные ворота и ворвались в крепость. Освещаемые багровым светом заходящего солнца, на окровавленных камнях сражались маньчжуры и корейцы. Ким Санъён в спешке снимал воинов с других участков обороны, пытаясь выбить варваров из крепости. Но обескровленные силы защитников не смогли удержать натиск северян, и те, освещаемые светом многочисленных факелов, наводнили пределы королевской цитатели. Маньчжуры пленили королеву и троих сыновей короля Инджо. Были захвачены и семьи высших сановников государства, тех, кто сейчас находился в крепости Намхан вместе со своим королём. Ким Санъён погиб как герой, находясь в чандэ – пристройке над воротами, окружённый со всех сторон врагами, он поднёс горящий факел к бочонку с порохом, когда маньчжуры врывались в помещение, и тягучий свет их факелов отражался на окровавленных лезвиях сабель.
А в это время корейский чиновник Хон Мёнгу, губернатор провинции Пхёнан, попытался силами своего войска деблокировать осаждённую крепость Намхан и спасти короля. Отчаявшись дождаться подхода иных войск, Мёнгу маршем достиг уезда Кимхва, где разделил войско на две части. Большая часть стала укреплённым лагерем близ деревни Тхаптон, а отряды стрелков числом до трёх тысяч расположились на позициях склона горы Пэктонсан. Это и предопределило уничтожение его войска – цинская конница в ожесточённом сражении буквально втоптала в землю отчаянно защищавшихся корейцев, сам Хон Мёнгу погиб с оружием в руках. А отряд его военачальника Ю Лима держался довольно долго, стойко и умело отбивая попытки маньчжуров скинуть их с горы. Лим, используя тактику засад, заманивавший врагов в клещи и искусно вызывая камнепады на головы маньчжурских воинов, вынудил тех бежать. Ночью Ю Лим скрытно покинул поле боя, пытаясь прорваться к Сеулу.
Через два дня крепость Намхан капитулировала.
Доргунь вернулся в ставку Абахая с радостной вестью и царственными пленниками. План Абахая был прост: теперь Инджо не будет сопротивляться. Ради своей семьи не грех прекратить бессмысленное противостояние, ведь война уже была маньчжурами выиграна. Сановники короля, чьи семьи также были пленены северянами, убедили короля сдаться – ведь силы корейцев были на исходе, моральный дух воинов подорван, кончались боеприпасы и продовольствие, а победа варваров предопределена, поражение страны неизбежно, значит, так хотят силы Неба. Сломленный Инджо согласился на все условия маньчжуров. Он пешком дошёл до ставки цинского хана, где преклонил перед ним колени, и девять раз поклонился ему, сидящему на троне. Ван благодарил хана за то, что тот не стал уничтожать его государство, а тот, в свою очередь, отметил его благоразумие. На этом война закончилась, а Корея стала вассалом империи Цин.
Верхний Амур, Умлекан
Конец января 7145 (1637)
Зима в Приамурье тихая, кажется, что природа замирает в белом, молчаливом забытьи. Солнца в январе всё больше, его яркое сияние всё дольше красит в яркие цвета белую тайгу, даже в самых отдалённых её уголках. Лес стоит в холодном безмолвии. Лишь мягко шуршит снег, падая с неба крупными хлопьями.
Небольшими размеренными шагами внешне неуклюжая росомаха шла по кровавому следу косули, которую подранил какой-то неудачливый хищник, да не смог догнать. Выносливая же росомаха упрямо догоняла всё более медленное животное, уже предвкушая обильный пир.
– Па-а-берегись! – раздалось по округе из-за холмов.
Потом послышался далёкий треск, и небольшая стайка птиц взмыла резко вверх с облюбованного ими дерева, под которым застыла росомаха, задрав морду кверху. А с потревоженных птицами веток слежавшийся снег комком полетел вниз, шлёпнувшись прямо на росомахину морду. Та, немало удивившись подобному, отряхнулась и потрусила далее по следу косули.
Острожная стена была почти готова, оставалась северная сторона, уходящая в лес, сейчас нещадно вырубаемый. Виданное ли дело, чтобы к валу вплотную подходил лес, в котором врагу легко накопить воинов, незаметно для жителей посёлка. Горели костры на валу, отогревая замёрзшую землю, а на законченных участках укреплений, наоборот, склон вала заливался амурской водичкой, чтобы врагу было ясно, что просто так на вал не вскарабкаешься. Внутрь стены засыпались песок и мелкий камень, а по углам будущей крепости устроены небольшие бастионы для ведения фланкирующего огня из многих бойниц. Бывшая же изгородь дауров уже давно вся сгорела в кострах на валу. Теперь умлеканцы валили лес и таскали его на лошадях к острогу.
– В Ангарске оленям было проще, с волокушами-то. А то вона, животина надрывается, – сразу заметил Бекетов.
В Умлекане волокуши вскоре тоже облегчили жизнь животным, да и дело пошло быстрее. Разделённые на бригады дауры и ангарцы валили лес, зачищали стволы, строили. Нужно было успеть к обещанной атаке воинов местного князя, которую ждали со дня на день. Выставленные со всех сторон посты и дозоры на конях обозревали окрестности, готовые, увидев врага, помчаться к возводимому в дикой спешке острогу, дабы упредить товарищей.
