Текст книги "Хозяин Амура"
Автор книги: Дмитрий Хван
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
Глава 6
Швеция, провинция Скараборг, местность близ селения Оттербакен
Начало июля 7153 (1645)
Вечером со стороны огромного озера Венерн подул ласковый и прохладный ветерок, принося долгожданное отдохновение усталому телу. Всадник стянул шейный платок, рывком расстегнул ворот темно-синего кафтана и снял широкополую шляпу, подав ее подскочившему вовремя служке. С некоторым трудом усталый человек слез с коня и на одеревеневших ногах неспешно побрел к шатру. Еще один бесконечно важный для судьбы королевства день заканчивался ничем. Даже конные разъезды датчан не появлялись вблизи позиций шведского войска. Леннарт Торстенсон, фельдмаршал Швеции, ее последняя надежда и опора власти Акселя Оксеншерны, ненадолго остановился уже у самого полога шатра, откинутого слугой. Обратив лицо в сторону заходящего солнечного диска и прикрыв глаза, военачальник стал слушать громкий птичий пересвист, еле заметно улыбаясь.
Весь день Леннарт провел в седле, объезжая позиции войск, лично инспектируя степень готовности солдат и артиллерии. Разговаривая с генералами, Торстенсон не забывал каждый раз повторять высочайшую степень важности грядущего боя для судьбы королевства. Позиции, выбранные им для встречи датской армии, были наилучшими – его солдаты занимали господствующие над равниной холмы, а жерла пушек смотрели на редкие дороги, сходящиеся в центре расположения армии Леннарта. Как полагал фельдмаршал, Густав Сиверс со своим войском должен будет или атаковать в лоб укрепленные позиции шведов, или же идти в обход озера Скагерн, в которое упирался левый фланг армии Торстенсона. А это, несомненно, расстроит его порядки, и тогда у кавалерии, имевшей в своем составе немногим менее четырех тысяч отличных рейтар и драгун, появятся отличные возможности для атаки растянувшегося на марше противника.
Голова командующего армией раскалывалась, в груди першило – сказывалась не до конца залеченная болезнь, свалившая Леннарта с ног еще в Богемии.
«Видит Бог, я делаю все, что в моих силах!» – Он разжал веки и, пригнув голову, прошел внутрь, в умиротворяющий сумрак шатра.
Повалившись на топчан, фельдмаршал с трудом стянул, казалось, приросшие к ногам сапоги, свалив при этом двух слуг, помогавших ему. Наконец, освободившись от сапог, военачальник закрыл глаза и принялся массировать виски.
– Прикажете нести ужин? – робко осведомился голос из-за полога.
– Пусть несут! – рыкнул Торстенсон. – И немедленно позвать ко мне лекаря Иоганна! Мне нужны его настойки…
Уже скоро принесли еду, и Леннарт устало принялся за печеного гуся, морщась от пульсирующей в голове боли. Но и сейчас ему не давали покоя – дважды в шатер входили люди. Сначала полковник Олессон, приведший две сотни рейтар из Эребру, и это было хорошей новостью, ибо пополнение кавалерии было сейчас наиболее желаемо для фельдмаршала. Все конные отряды армии были собраны из опытных воинов, в которых Торстенсон был уверен, как в себе. А вот пехотинцы наполовину состояли из вчерашних крестьян, четверть из которых прошла самую минимальную подготовку. Но на большее рассчитывать было нельзя – людские ресурсы королевства не безграничны, уже сейчас армия испытывала недостаток обученных солдат, а казна не имела золота, чтобы нанять солдат удачи хорошего качества.
Затем к военачальнику с громкими стонами и плаксивыми жалобами на московитов ворвался явно выживший из ума бывший пастор Ниена, Генрих Мартенсон Фаттабур, прибывший из Стокгольма. Леннарт тут же прогнал его взашей, запустив в спину Генриха гусиной головой. После этого Торстенсон запретил пускать к нему в шатер кого бы то ни было – ему нужно было отдохнуть, ожидая лекаря.
– Доброго здоровья, мой фельдмаршал! – раздался по-женски тонкий голос толстяка Иоганна – лекаря из Голштинии.
– Твоими молитвами, Иоганн! Проходи! – воскликнул Торстенсон, вытирая жирные пальцы о край скатерти. – Я давно уже тебя жду! Моя голова словно наковальня…
– Сейчас, сейчас! – пробормотал немец, снимая с плеча звякающую стеклом огромную сумку и склоняясь над ней, ища нужные пузырьки.
Внезапно у входа в шатер послышалась какая-то возня и раздались предостерегающие вскрики.
– Снова этот сумасшедший пастор?! – рыкнул Леннарт, сжав кулаки.
– Пошли прочь! У меня срочное послание от бургомистра Кальмара! – На улице гремел сильный молодой голос.
– Господину фельдмаршалу нездоровится, у него лекарь! Обожди!
– Дурачье! Доложи о послании! – не унимался гонец.
Леннарт, переглянувшись с замершим Иоганном, дал знак слуге пустить гонца. Тут же внутрь прошел лихого вида морской офицер. Сняв шляпу и поклонившись Торстенсону, он, не мешкая, передал ему свиток, после чего начал громко выкрикивать основные положения послания:
– Мой фельдмаршал! Кальмар в огне! Датчане атаковали стоявшие на рейде суда, сожгли порт и высаживают солдат, которые грабят город! По всему побережью разносится весть о гибели фельдмаршала Густава Горна и его армии в морской пучине! У датчан появились новые корабельные бомбарды невиданной прежде силы!
Леннарт понял, что это конец. Крах. Полный и безоговорочный. Самоуверенность дорого выйдет королевству, в этом фельдмаршал не сомневался. Конечно, что-то можно изменить в лучшую сторону искусством дипломатии, в которой риксканцлер был весьма и весьма искусен. Но Леннарт не был уверен, что юная Кристина предоставит Акселю этот шанс. Мало для кого при дворе было секретом, что судьба Оксеншерны висит на волоске. Молодые волки из окружения принцессы, которая уже была готова стать королевой, чуя свою силу, уже примеривались к шее старого оленя. Что же будет далее?
Торстенсон немалым усилием воли подавил нахлынувшее на него впервые за долгие годы чувство обреченности. Фельдмаршалу не хотелось, чтобы его слабость увидели присутствующие. Например, этот молодой офицер с горящим взором и прекрасным в своей решительности лицом. А потому, скрыв эмоции и буднично спросив у гонца его имя, Леннарт сильным и уверенным голосом проговорил:
– Никлас! Благодарю тебя за доставленное вовремя послание! Я уверен, Кальмар держит оборону! – Торстенсон встал, подошел к молодому человеку и, по-дружески положив ему руку на плечо, продолжил: – Надо быть сильным! А теперь обожди на улице, покуда я надиктую писарю ответ бургомистру и начальнику гарнизона.
Только когда молодой человек вышел, фельдмаршал позволил себе устало опуститься на стульчик и погрузился в тяжкие думы. С большим трудом надиктовав ответное письмо в Кальмар, а также послания в Стокгольм и Эребру, Торстенсон, отдав последние на сегодня распоряжения, лег спать.
Ночью чутко спавший Леннарт был разбужен дальними хлопками мушкетных выстрелов и раскатистым рявканьем пушек. Датчане! Вскочив с широкой лавки, заменявшей ему кровать, он схватился за приставленную у изголовья тяжелую шпагу и окликнул слуг. Не успели они, растерянные и оттого неповоротливые, помочь ему одеться, как в шатер ворвался генерал Йоганн Банер:
– Мой фельдмаршал! Датчане, уничтожив наши передовые отряды у деревни Сьеторп, продолжают двигаться навстречу маршевыми колоннами!
– Их много? – пытаясь оставаться невозмутимым, осведомился Торстенсон, с помощью слуг надевая камзол.
– Успевшие бежать говорят о десяти тысячах, но сейчас ночь, мой фельдмаршал, и…
– Откуда им знать? – прогремел Леннарт. – Эти трусы оставили свои позиции при виде врага! Йоганн, немедленно поднимайте солдат! И пусть каждый из них занимает позицию, для него ранее определенную!
– Слушаюсь, господин фельдмаршал! – Генерал Банер скрылся за пологом входа, заранее откинутым младшим офицером.
Леннарт, сжав губы, обдумывал сие коварство данов – ночная атака опасна, ведь количество неприятеля неизвестно. Да и кавалерия – главный козырь Торстенсона – для дела сейчас непригодна. Но он надеялся, что враг не дойдет до безумства ночного боя и отложит схватку на утро. Однако нужно быть готовым и к крайности, а посему шведский лагерь в данный момент более всего стал походить на разворошенный палкой мальчугана муравейник. Горели часто разложенные костры, и отблески пламени отражались на кирасах и кабассетах пикинеров. В лунном свете колыхались перья на шляпах мушкетеров, которые, чихвостя на все лады проклятых данов, были вынуждены занимать свои позиции в построениях бригады, вместо того чтобы отсыпаться после дневных работ по устройству лагеря и укреплений. Взволнованно ржали кони, а звон железных доспехов и оружия раздавался отовсюду, даже из самого конца шведских позиций, близ берега озера. Злые офицеры, раздавая зазевавшимся оплеухи, зычно кричали команды и выстраивали ровные шеренги солдат.
Но скоро шум и гвалт стихли, и над лагерем Торстенсона установилась гнетущая тишина. Воины напряженно всматривались вперед, будто желая в ночной темени увидеть что-либо еще кроме дальних огней, показывавших, насколько далеки даны от занимаемых шведами позиций. А пока раскладывались огни в полусотне шагов перед позициями, дабы не проглядеть появление врага, Леннарт отправил навстречу противнику вдоль берега Венерна несколько небольших отрядов мушкетеров с целью прощупать датчан, а заодно, если позволят обстоятельства, и атаковать неприятеля. Стало тихо и на холмах, лишь посвист ветра да вызываемый им плеск воды огромного озера нарушали покой ночи.
– Чертовы датчане! Дети сатаны! Помоги нам, Господь! – со злобой то и дело ругались стоявшие в шеренгах солдаты, перемежая, однако, брань с молитвой.
– Они не посмеют атаковать нас! – авторитетно заявил усатый фенрик Юхан, стоявший у правого фаса бригады. – Стоит им увидеть в свете дня наши позиции, как они поймут наше превосходство.
И тут, словно в насмешку, где-то далеко впереди, со стороны врага, расцвели яркие огоньки, а мгновение спустя раздалось с десяток гулких хлопков мушкетных выстрелов.
– Дурачье! – ухмыльнулся фенрик. – Мушкетная пуля не способна…
В этот же момент за его камзол схватился, выронив сошку мушкета, мушкетер, стоявший крайним в ряду. Шляпу солдата будто снесло сильным порывом ветра, а лицо его, на котором застыло выражение крайнего изумления, заливала черная кровь. Он упал на колени и завалился вперед, подрагивая всем телом. Мушкетер, стоявший за ним, сипел, пытаясь остановить кровь, толчками выбрасываемую сердечной мышцей из обширной раны на шее. Прошло совсем немного времени, и от обильной кровопотери несчастный затих. Бывший за спиной умершего мушкетера солдат, без излишней суеты, громко читал молитву о спасении, зажимая рваную рану на плече. Оглянувшись по сторонам, слыша звуки падающих тел, стук одной о другую выпавших пик и железный лязг, растерянный фенрик увидел еще нескольких упавших воинов. Места выбывших в строю занимали их соседи.
– Клянусь Господом, они пролетели над моей головой! – закричал один из пикинеров, и с ним тут же согласилось еще несколько человек, и даже капитан Маркуссон воскликнул, что пули прожужжали совсем рядом, лишь чудом никого не задев.
Вскоре вокруг снова наступила гнетущая тишина. Но теперь даже фенрик Юхан, еще совсем недавно посмеивавшийся над неприятелем, смотрел в сторону данов с опаской, ощущая внизу живота неприятный холодок. Нет, он вовсе не боялся смерти. Но одно дело – принять добрую смерть в честной схватке, а совсем другое – глупо пасть от выпущенной наудачу вражеской пули, пусть и из великолепного оружия.
«И что за дальнобойные мушкеты появились у проклятых данов?!» – вертелся немой вопрос в голове фенрика, да и многих других шведов.
* * *
– Брось, Вася! – поморщился Афонин. – Не стоит тратить патроны! Думаешь, кто-нибудь из твоих умудрился попасть в шведа? Шагов будет с тысячу!
– Стреляли по огням, товарищ капитан! – отрапортовал один из стрелков.
Новиков, однако, дал команду прекратить стрельбу и заняться караулами, а остальных отправил на помощь шотландцам и артиллеристам в их возне с орудиями. Через некоторое время к сибирцам подошел Патрик Гордон – командир соседнего отряда. Эти наемники, как и рота Новикова, были прикреплены к батарее мортирщиков. Таким образом выполнялась задумка Саляева – артиллерию по фронту и флангам оборонял «местный» отряд, в данном случае две сотни рыжебородых горцев, вооруженных в подавляющем большинстве пиками. Мушкетов у них было мало, десятка два фитильных дур на сошках. А самих шотландцев прикрывали уже сибирские стрелки, потому общий язык с коллегами и Афонин, и Новиков нашли быстро. Тем более что Гордон немного говорил по-русски, так как добрый десяток лет прожил на Руси. Правда, пришел он под Смоленск в недобрый час, находясь в составе польской армии, но потом, при первых неудачах ляхов, переметнулся на русскую сторону, да так и остался, обучая стрельцов и новонабранных воинов солдатских полков по европейским правилам. А два года назад непростая судьба занесла уроженца северной, горной части Шотландии в датскую армию.
– Господин Афонин, господин Новик! – с торжественным выражением мужественного лица, которое не портили и многочисленные оспины, крепыш Гордон кивнул обоим сибирцам. – Генерал желает видеть вас в захваченном им замке, дабы испросить у вас драгоценного совета!
У горца было своеобразное чувство юмора, и Василий с Александром переглянусь, растянув губы в улыбке. Густав Сиверс занимал брошенный безвестным хозяином рыбацкий домик – один из немногих уцелевших в округе, где сохранилась крыша.
Этим вечером генерал собрал своих старших офицеров, чтобы обсудить, как поступить далее. Многие предлагали встать в оборонительные позиции и дожидаться двухтысячного отряда из-под Гетеборга, который должен был идти вслед за войском Сиверса. Неплохим вариантом было предложение ожидать норвежцев Сехестеда – они шли северным берегом Венерна из Карлстада и в скором времени должны были выйти в тыл шведам. Положению врага не позавидуешь – Сиверс понимал, что каждый день промедления для Торстенсона был подобен медленному и неизбежному приближению смерти. Ибо только решительные победы могли хоть как-то помочь шведскому королевству на неминуемых переговорах о мире. Густав был уверен, что ежели он вскоре не атакует Торстенсона, то фельдмаршал Швеции сделает это в отношении датчан. Густав знал, что опыт командования войсками у Леннарта был несравненно выше его собственного. Оттого генерал и действовал с некоторой опаской. Но с другой стороны, король Кристиан требовал от своих военачальников разбить шведов как можно быстрее, чтобы в казне осталось хотя бы немного денег и на оккупацию северных германских земель. Потому, когда один из полковников предложил крепко задумавшемуся Сиверсу спросить мнение капитана сибирских наемников, Густав неожиданно согласился. И немедленно послал за ними.
Друзья отправились к каменистому берегу озера, следуя за коренастым горцем. Шли через датский лагерь – мушкетерские и драгунские полки располагались вдоль берега Венерна длинной полосой вплоть до холмов, где располагались наемники, включая полк немецких рейтар. Немцы, служившие у датчан, набирались преимущественно в северогерманских землях, где среди германцев властвовало единое с датчанами лютеранское учение и сохранялось датское влияние, которое неизбежно усилилось после победы под Глюкштадтом и бегства шведов из Гольштейна и западного Мекленбурга. Именно поэтому в Копенгагене желали закончить войну как можно быстрее, из-за чего генерал Сиверс не мог себе позволить тянуть время в ожидании норвежцев Сехестеда. В случае же удачного исхода противостояния с Торстенсоном Густав удостоился бы щедрой награды от короля Дании и Норвегии.
«…А скоро и Швеции», – подумал генерал, сразу размечтавшись о фельдмаршальском звании. Прервал его думы стук двери – пришли ожидаемые датчанами сибирцы.
– Ну и халупа! – удивился Афонин, подойдя к занимаемой генералом полуземлянке.
Один из стоявших в карауле мушкетеров отворил перед ними грубо сделанную дверь. В доме было душно, да к тому же пахло давно немытым телом и едким потом. Между прочим, сибирцы уже успели изумить солдат армии Сиверса, устраивая поотделенные купания с помывкой, когда каждый из ангарцев, намылив свою мочалку, тер себя ею, весело переговариваясь с товарищами. Для датчан и немцев подобное поведение сибирцев было в диковинку, и на эти представления, бывало, собирались поглазеть до трех десятков зевак.
– Проходите господа! – Один из младших офицеров указал на лавку у стола, где были свободные места.
– У вас есть какие-нибудь идеи по поводу наших возможных действий против врага? – Генерал, поглаживая пухлыми пальцами клиновидную бородку, с интересом уставился на гостей, которые, наконец, расселись.
– Есть, господин генерал, – проговорил шотландец по-немецки, переводя слова Афонина. – Но трудность решения задачи состоит в малом количестве… бомб, которые нужны мортирам.
– Не думаю, что бомб хватит на Эребру, а тем паче на дальнейшую кампанию, господин генерал.
– К черту Эребру! – едва ли не выкрикнул Густав. – Нам нужен Торстенсон! Разбив эту армию, мы окончательно выиграем войну! – После этих слов Сиверс немного обмяк и продолжил уже спокойным тоном, утирая со лба пот вышитым платочком. – Уже сейчас война шведами проиграна, армия Горна на дне моря… К тому же новая армия противника, если они смогут ее собрать, будет состоять из косоруких крестьян, и тогда норвежцы легко дойдут до Стокгольма, – добавил после короткой паузы Густав, заерзав на лавке.
Все внимание снова переключилось на сибирцев.
– Вас что-то волнует? – негромко спросил сидевший рядом с Василием Регнер Торбенсон, рейтарский капитан.
– Очень душно! – пожаловался Новиков, оттягивая ворот кафтана, и высказал свое мнение: – Поскольку генерал Сиверс не против использования всех оставшихся бомб в будущем сражении, предлагаю к сегодняшнему полудню начать атаку неприятеля. Но после того, как мои люди проведут бомбардировку шведских позиций.
– Сколько у вас этих… бомб? – проговорил Сиверс. – Достаточное ли для сегодняшнего дела количество?
– Четырнадцать зарядов, господин генерал, – отвечал Афонин. – Почти все они с серой.
– Этой серой был взят Гетеборг! – торжествующе воскликнул Торбенсон. – Шведы разбегутся после ваших бомб! Нам придется догонять их, чтобы зарубить!
– Регнар! Сера действует не только на шведов, – ухмыльнулся Новиков. – Для начала надо обождать, чтобы действие ее закончилось. И только после этого…
Договорить ангарцу не дал внезапный выстрел из винтовки, а за ним еще и еще один. Послышались и шумные хлопки мушкетов. Офицеры вскочили с мест, загомонив. Регнар, Гордон и сибирцы первыми выскочили в темноту ночи.
В лагере тоже наблюдался небольшой пока переполох, многие повскакивали с мест. Просыпаясь, солдаты хватались за оружие и подслеповато озирались вокруг. У Новикова, что спешил к своим стрелкам, екнуло сердце – горнисты трубили со стороны расположения батареи Афонина. Послышались и частые выстрелы из револьверов. «Песцы» стреляли с пугающей скоростью, казалось, что на позициях батареи идет рукопашная схватка. Когда Василию оставалось пересечь неширокую балку, поросшую мелким кустарником, и перепрыгнуть ручей, текший в ее ложбине, его опасения подтвердились. Там, в полусотне метров, шел бой. Новиков вытащил револьвер и приказал Афонину сделать то же самое и быть готовым к стрельбе.
– А ну, пропусти! – раздалось рыканье сзади.
Гордона и несколько его бойцов товарищи пропустили вперед – как-никак их опыт в подобной свалке был несравненно выше. Поначалу Новиков не понял, что творится вокруг, в какой стороне враг и насколько велика его численность. Шотландцы были уже далеко впереди, там, где раздавался шум схватки и гремели частные выстрелы. Ангарцы бросились туда, однако уже через десяток метров их окликнули.
– Капитан! – раздался выкрик откуда-то сбоку, со стороны рощицы, в которой укрывались лошади обоза. – Сюда!
– Анфим! Чего случилось-то?! – крикнул Новиков.
– Что?! Свеи, вот что! – воскликнул молодой парень. – Стороной прошли! А где шотландцы были, то Бог весть!
– А ты чего тут? – порываясь броситься к орудиям, крикнул Афонин.
– А вона! Шотландцы! – Парень указал на землю. – Медик был, сказал, не жильцы. Там, – неопределенно махнул юноша рукой, – еще один лежит, не донесли, кровью истек. Преставился, стало быть…
Новиков ахнул – на расстеленных шинелях лежало несколько тел. Беззвучно. Не помня себя, Василий бросился вперед. Звуки боя уже затихали, но крики и стоны доносились отовсюду. Впереди, однако, явственно слышались торжествующие вопли его стрелков. Ускорив шаг, Василий споткнулся о что-то мягкое, неловко кувыркнувшись, – годы давали о себе знать, тут же промелькнула мысль. Неожиданным препятствием было тело мертвого шотландца, окруженного лужей липкой крови. Совсем близко горели костры, отбрасывая вокруг себя пляшущие на деревьях тени. А за ними стояли стрелки-сибирцы, целясь в темноту, и время от времени стреляли, после чего быстро перезаряжали оружие.
– Что за хрень тут творится?! – Ругаясь, Александр перебежками приближался к бойцам.
Позиция мортир находилась на обширной поляне, прикрытой с фронта молодыми деревьями и кустарником. Там, а также по флангам были устроены земляные насыпи, оборудованы позиции стрелков. За мортирами в редком леске находились палатки и навесы сибирцев – стрелков и артиллеристов, коих было чуть более одиннадцати десятков. Шотландцы располагались впереди, подпираемые с боков немецким полком и рейтарами Торбенсона. Но именно сквозь их позиции прошло, как оказалось, не менее семи десятков шведских солдат, наведших немалого шороху в порядках наемников-горцев. Подоспевшие немцы помогли шотландцам отбить атаку неприятеля, после чего они сообща, поддерживаемые стрельбой ангарцев, оттеснили шведов, в скоротечной и кровавой схватке уничтожив не менее сорока вражеских солдат. Но и потеряли наемники никак не меньше, а то и больше. Ангарцы поначалу не заметили собственных потерь, но при перекличке обнаружили, что пропал Семен Пименов, один из молодых артиллеристов-стажеров, будущий лейтенант по итогам похода. Парня нашли только под утро – труп был спрятан в густом кустарнике, у него отсутствовала кисть руки, а на голове была рана отвратительного вида, нанесенная, по-видимому, палашом. Винтовка, револьвер и патронташ отсутствовали, ремень со штык-ножом также был снят. Карманы бойца были вывернуты.
К утру выяснилось, что небольшие, числом до сотни, отряды шведских солдат сделали еще две попытки завязать бой с аванпостами датчан. Однако там им не повезло – и если в первом случае наемники-бременцы, сумев выстроить шеренги и прикрыть своих стрелков, решительно отогнали врага прочь, нанеся атакующим незначительные потери, то во втором датские драгуны попросту растоптали неосмотрительно вышедших из перелеска противников, уничтожив не менее пяти десятков шведов. Остальные в панике бежали под защиту деревьев, побросав часть оружия. Но вот на участке шотландцев лазутчикам Торстенсона едва не улыбнулась крупная удача. Лишь вовремя пришедшие на помощь горцам рейтары капитана Регнара Торбенсона и немцы с правого фланга аванпоста не дали врагу ворваться на позиции мортирщиков. К сожалению, ночью ангарки не давали сибирцам того преимущества, что они имели в светлое время суток. Тут Новиков сильно пожалел об отсутствии у него прожекторов. Все-таки еще в Архангельске надо было более разнообразно нагрузить каждый корабль, имея в виду вполне вероятный в северных водах форс-мажор.
Когда окончательно рассвело, Александр Афонин уже привел в порядок батарею и настроил опечаленных и обозленных гибелью товарища людей на предстоящий бой. Согласовав свои действия с генералом Сиверсом, Афонин готовил своих людей к бомбардировке просматриваемых в бинокли укреплений противника на холмах, поднимающихся над равниной менее чем в километре от позиций шотландского аванпоста. Мортирщикам повезло, что этим утром не было привычного уже ветра со стороны Венерна, а на небе отсутствовали тучки, предшествующие надоевшему до чертиков прохладному мелкому дождю, моросившему в Европе этим летом слишком часто.
Шведская армия, судя по всему, была готова к предстоящему бою, солдаты врага начали построения боевых порядков у подножия холмов, занимая выгодные позиции. Замечены были и пушки, выдвигавшиеся к переднему краю. Новиков, сопровождаемый капитаном Регнаром и несколькими драгунами, объехал все протяжение фронтального соприкосновения с противником, насчитав у шведов тридцать шесть орудий. У Сиверса было лишь двадцать две двенадцатифунтовые пушки. Но каждый из военачальников страстно желал победы, и каждого из них страшило поражение. И если Сиверс боялся за себя, то Торстенсон опасался за свою страну. Ведь если Густав за возможную победу мог получить награду из рук короля и повышение в чине, а за поражение многого лишиться, то победа Леннарта давала Швеции возможность поторговаться на переговорах, и только, поражение же ставило королевство в безысходное положение, полностью зависимое от прихоти Кристиана Датского.
Новиков, несмотря на скорое столкновение со шведами, где, по сути, решалась судьба Стокгольма, на который уже в открытую претендовал датский монарх Кристиан, был озабочен гибелью Семена Пименова и в сей беспокойный час пытался выяснить обстоятельства смерти лейтенанта-стажера, опрашивая, с помощью Патрика Гордона, бывших в ночном бою горцев. Капитан шотландцев сильно нервничал из-за того, что его коллега отнимает у него бесценное время из-за сущего пустяка – гибели одного-единственного пушкаря. А ведь сам Гордон потерял двадцать одного солдата – война есть война, и, если подобным образом горевать по убитому, то времени воевать и вовсе не останется. Однако Патрик не смог отказать в просьбе сибирцу и потому обходил с Новиком, как он называл этого майора, позиции своих воинов. Василий же был уверен, что в этой смерти есть нечто странное, ибо так садануть долговязого артиллериста, чтобы расколоть кости черепа, мог только конный воин, а теперь стало ясно, что среди шведов не было ни единого всадника. И напротив, пришедшие на помощь рейтары Торбенсона, в самом конце схватки, когда собравшиеся с силами горцы и помогавшие им бременцы-пикинеры обратили врага в бегство, были единственными конниками в той жестокой схватке.
– Я должен поговорить с капитаном Регнаром! – заявил Новиков, а сопровождавшие его стрелки тут же подобрались, согласно кивая словам майора. – Если это один из его людей, то…
– То что?! – воскликнул Гордон, воздев руки. – Новик, ты хочешь устроить допрос каждому рейтару? Чтобы рассориться с честным капитаном навсегда? Друг мой, ни один из его рейтаров не смог бы совершить подобное, я скорее допущу, что это кто-то из немцев, – они пограбить мастера. Я не советую идти к Регнару, Бэзил. И тебе, и мне нужно заниматься подготовкой солдат к скорому бою, оставь эту блажь… Господь с тобою!
Новиков насупился, хмуро поглядывая на Патрика, на его людей, на перелесок, за которым стояли датские рейтары, и, кивнув горцу, молча повернулся и твердым шагом направился к опушке.
Несколько часов спустя
– Началось! – воскликнул Афонин, передавая бинокль своему заместителю, молодому капитану-стажеру. – Смотри, Лука, хорошенько смотри!
Темно-коричневая масса шведских отрядов спускалась с холмов, в порядке и без излишней суеты выстраиваясь на зеленой траве с опушки казавшегося огромным выпасного поля. В стане датчан тут же заголосили трубы, оповещая солдат о готовности врага к бою. Забегали с сосредоточенными лицами младшие офицеры, поднимались бойцы, а от отряда к отряду скакали посланные генералом посыльные, призывая полки немедленно выдвигаться на построение. Через час стало ясно, что Торстенсон не изменил стандартной схеме построения войска: в центре его находились пехотинцы – спереди мушкетеры, а за ними вставал лес длинных пик. Перед линией пехоты артиллерийская обслуга устанавливала орудия, выкатывая их на позиции. Рейтарские полки, поделенные примерно пополам, составляли фланги шведской армии, а полуторатысячный отряд кавалерии Леннарт оставил в резерве на дороге в Оттербакен, которая выходила из-за холмов на поле, огибая его по правому берегу озера Скагерн.
Датчане запаздывали с развертыванием своей армии, и генералу Сиверсу пришлось орать на своих офицеров, указывая им на шведов – они, мол, ждать не будут! И верно, едва противник выстроился на поле и флаги его полков затрепетали на вдруг поднявшемся с севера крепком ветру, как забили литавры, загудели трубы. Армия Торстенсона, чуть качнувшись, сделала первые шаги. Медленно, но неумолимо…
Командир второй стрелковой роты батальона «Дания» Василий Новиков оглядывал порядки армии врага, пришедшей в движение, и отчего-то ему пришли на ум слова одного взволнованного киргиза, виденного им в каком-то из политико-документальных фильмов, – мол, сидите вы там, в Москве, а мы тут ждем китайского катка. Пока он далеко, но он приближается и будет здесь непременно…
Сзади послышался негромкий разговор – на опушку из перелеска вышел донельзя усталый старший медик роты Сергей Левченко, которого Новиков предпочитал называть не по званию, а по имени.
– Сергей, ну что там с людьми Гордона? – повернулся он к подошедшему.
– Жуть, – покачал головой медик, некогда бывший молодым мурманским врачом, с отличием закончивший вуз и по протекции родного дядюшки попавший в отлично оплачиваемую экспедицию на Новую Землю. – Вот когда работаешь, эмоции отключаются, а после… К этой резне привыкнуть все же совершенно нельзя! Раненых частенько добивают, и это скорее к лучшему, милосерднее, что ли. Ибо с такими ранениями выходить человека – это зачастую невозможное действо, а для него – адское мучение!
– Сколько трехсотых? – осведомился Василий, кивая с пониманием.
– Осталось девять, – развел было руки медик, тут же машинально отирая их о густо запачканный кровью фартук. – Но эти не помрут!
– Ну и хорошо, – ответил командир. – Если захотят, заберем с собой тех, кому солдатом уже не быть. Сгодятся.
– Ага, – согласился Левченко. – Надеюсь, вы мне работы не прибавите?
– Типун тебе на язык! – поморщился Василий и, набрав воздуха в легкие, выкрикнул построенной в три шеренги роте: – Вперед! Пошли, ребята! – после чего снова обернулся к медику: – Серега, смотри потом не потеряй нас!
– С Богом! – напутствовал товарищей Левченко, заметно побледнев. – Найду! Куда ты денешься?
Люди Афонина были готовы к стрельбе, ожидая лучшего момента для применения зарядов. Однако неожиданно поднявшийся северный ветер, крепнущий с каждым часом, сильно спутал карты мортирщикам. В таких условиях применять хлорпикриновые заряды не было никакой возможности – густое облако отравы накроет и датчан. Видавшие уже под Гетеборгом «сибирскую серу» в действии, союзники неизбежно сломают строй и кинутся врассыпную, да и самим ангарцам придется постараться, чтобы избежать отравления.
