Текст книги "Фантазилки (Рассказы)"

Автор книги: Дмитрий Скирюк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Признаюсь честно, что в общем-то призраком быть нелегко... первые двести лет. А потом привыкаешь. Даже интересно становится. Никаких тебе преград. Летаешь, понимаете, по ночам – красиво так – звезды, луна... совы там какие-то ухают, ведьмы знакомые попадаются по пути... Жаль только, что от замка далеко не улетишь.

Так вот. Замок наш почти разрушен, и все бы ничего, да вот недавно лет сто тому назад, не больше, повадились туда туристы – ну, знаете, наверное, – дикая такая толпа с провожатыми из местных и всякими штуками увешанные – ну, вроде как омела на дубу растет – вот так же. И каждый непременно кусочек на память от замка отколоть хочет. Скоро весь уже растащат. Да еще гиды эти – дураки деревенские, а туда же: "Посмотрите налево – фамильная усыпальница клана МакХаффов!" – и указкою тычет. Да у нас сроду в замке не хоронили никого, вот!

Ну, кто-то, когда-то и нас там видел, так что у замка слава теперь, мол, с привидениями замок. Э, нашли чему дивиться! – у нас там все окрестные замки такие, иные еще похлеще – и выше, и сохранились лучше, да и нашего брата там побольше будет. Откуда? Да та же история, с заклинанием. Нет, вы не думайте, я не жалуюсь. Да и грех нам вообще жаловаться – нам, можно сказать, еще повезло: мы все-таки в компании, всей семьей так сказать. Вон, у этих, например, у МакЛаутов – есть там такой парнишка – Эрик МакЛаут, последний в роду, к Марго часто любит залетать. Глядишь, посватается лет через сорок – пятьдесят. Что? Как? Понятия не имею.

Да и туристы, по правде говоря, не очень-то нас и донимают. Озеро там у нас, длинное такое – Лох Лохам прозывается, берега у него высокие, скалистые, так вот наш замок как раз на такой круче и стоит. Не всякий турист туда забраться рискнет.

Так вот. Вылетаю я как-то раз ночью прогуляться – и в первом же коридоре натыкаюсь на какого-то толстого господина во-от с таким носом. И на туриста он вроде не похож. И что самое странное – не испугался он, когда меня увидел, то есть совсем не испугался. А я, кстати сказать, не ужинал в тот день, так стены сквозь меня ого-го, как просвечивали! А он пальцем поманил и говорит: а подлети-ка, ты, друг любезный, поближе – я, наверное, как раз тебя ищу. Ну, я из интересу возьми и подлети. Говорю ему: чего, мол, надо? А он скривился весь, да как гаркнет что-то такое путаное-перепутаное! Заклинание! Меня аж до дрожи пробрало, и вдруг чувствую – хоп! – снова я стал тяжелый такой и плотный, как бывало. Аж упал в коридоре в нашем с непривычки и затылком треснулся.

Лежу это я, звездочки из глаз вытряхиваю, а он стоит надо мной, ухмыляется. Так-то, говорит, дела делаются! Я, говорит, господин такой-то, и фамилию называет – не то Бабаян, не то Багдасарян из Нью-Йорка, и замок этот теперь мне принадлежит – я, мол, его приобрел. Место тут живописное, и если дорогу хорошую проложить вместо тропы, то на туристах такой бизнес можно сделать – чертям завидно станет. Так что ты, говорит, сынок, не упрямься и замок мне покажи. А то сторож тут у вас, хоть зубы все съел, да все равно – дурак дураком. А надо вам сказать, мисс Джессика, что два человека в замке все-таки живут – один-то сторож, его государство к нашему замку приставило, а о другом я как-нибудь потом вам расскажу. Так вот, когда он сторожа дураком обозвал, тут меня и проняло. Какой, говорю, я тебе сынок, свинья жирная! Я Джеральд МакХафф, сын Кортана МакХаффа, и не тебе тут командовать. А замок не продается, вот!

Ругаюсь, а сам все гадаю, где он такие заклинания раздобыл? Тут все окрестные призраки их сотни лет ищут, и все без толку. А тут еще вдруг подумалось: мамочки родные! – это ж туристы теперь нас совсем с ума сведут!

Не бывать, говорю, этому; повернулся и пошел. Да не тут-то было. Догнал он меня, хвать за руку и – щелк! – что-то мне руку охватило. Глянул – браслет с цепочкой, и конец цепочки у этого Баласаняна в руках. И опять ухмыляется, гадина. Ты со мной, говорит, не шути, давай показывай.

Ну, я смотрю – делать нечего. Повел его по замку. Часа три мы так с ним бродили, а может, и больше. Он, смотрю, то следом идет, то сбоку, то вперед забегает, и все спрашивает без конца: а это что за дверца, а эта лесенка куда, мол, ведет? Надоел он мне до чертиков зеленых! Не представляю, как эти гиды там целую толпу таких идиотов водят. Ну, хожу это я, рассказываю: это то, а это – се. В старом подземелье был соблазн дверь на замок захлопнуть, так ведь самому бы пришлось остаться за компанию, а по мне уж лучше в воду головой, чем такая компания. Не захлопнул, в общем. Заболтался я. Мимо нашей двери потайной шли, так я чуть сдуру не ляпнул с разгону: а тут, мол, мы обитаем. Да будто сдержал кто: молчи, мол. Смекнул я тогда: не иначе, как папаша мой где-то рядом, заинтересовался, значит, по стенам пробирается вслед за нами. Призраку ведь что воздух, что камень – все равно. Я и сам частенько так лазал, не видно там внутри ни черта, только на слух и движешься, вот...

То ли глаза меня выдали, то ли еще чего, а только остановился Балаганян этот и ну стены обшаривать. Чуть только не обнюхал все, и смотрю я – все ближе он к двери подбирается. Повернулся ко мне – глаза горят, ладони потные потирает. Ага, говорит, призрачки, нашел я наконец гнездо ваше. Кто тут главный у вас, покажись, поговорить надо. Не о чем, говорю, нам с тобой разговаривать. А тот знай себе, посмеивается. Эх, пацан, говорит. Триста лет живешь, дураком помрешь. Я где только магии не обучался, меня просто так не обманешь. Давайте, говорит, амулет ваш, а не то всех по ветру рассею. От меня не скроешься, да и некуда бежать-то вам все вы, говорит, призраки, к одному месту прикованы, такая уж у вас судьба. Так что давай, мол, раскошеливайся. И все цепочку дергает. А сам хоть и толстяк, но сильный, чтоб его...

А у папаши моего был, кстати говоря, амулет. Таких сейчас не делают он еще со старых времен его берег. Сильная вещь! И ведь в самом деле есть такие заклятия, что похуже смерти будут. Ну, думаю, а что если вправду этот Арбузарян знает пару штук?

Ну, пока мы с ним ругались, еще часик прошел. Не хотелось мне пружину потайную показывать. И только я уж согласился, и тут меня всего как затрясет! Рассвет, оказывается. Смотрю – браслет этот дурацкий вместе с цепочкой на пол – бряк, а я опять нормальный стал, легкий и прозрачный такой, что любо-дорого глядеть, хоть сейчас в стену лезь.

Ну, я и полез. А в коридор, с Бузаряном этим папаша мой, выбрался разбираться.

Отец у меня даром что призрак – мужик что надо, да еще и маг, каких поискать. Слышу – за стеной шум, крики, беготня. Не стерпел, выглянул и аж рот разинул. Ад и буря! – летит на меня этот самый Бульдозерян, только руки-ноги мелькают! Папка потом рассказывал, есть такие заклинания, ну, знаете, мисс Джессика, навроде магнита – с одного конца притянет, с другого оттолкнет. Ну, отец его и применил, чтоб отталкивало. Сколько потом этот тип ни пытался к замку подойти – так ни в какую! Неделю, наверное, не меньше, он потом возле замка кругами ходил, орал как мартовский кот: выйди, мол, Джеральд, я все прощу. Видно, здорово ему этот амулет нужен был. И откуда он только прознал про него? Кто-то из окрестных призраков разболтал, наверное...

А заклинание его половинчатым оказалось, только ночью действовало. Отец его сразу распознал – он таких десятка полтора знает. Толку от них мало, но иногда могут пригодиться.

Домой вернулся – благодать какая! Я ведь за эту ночь промерз до костей, насморк подхватил, да кожу на запястье до крови стер. Вот и судите сами, кем лучше быть.

Так вот, о чем бишь я? Ах да... Надо вам сказать, мисс Джессика, что кроме сторожа работает у нас в замке еще один человек – повар. Обычно сторож по нашей просьбе его на стороне нанимает. Сторож у нас славный старикан и с семьей нашей очень дружен. Ну а повару прежде тоже объясняют, что к чему. Редко кто отказывается за хорошее-то вознаграждение. Знаете, мисс, у папаши моего в свое время много добра было припрятано, даже за столько лет все растащить не смогли. Что? Нет, что вы, конечно, не боялись. Пускай бы рассказывали, думаете, кто-то бы им поверил?

Нет, саму по себе еду мы не едим, но вот духовную ее часть... как бишь ее... Помнится, лет семьдесят тому назад работал у нас повар-индус года два или три, словом таким красивым ее называл... А! Вот, вспомнил! атман. Он потом на полученные деньги университет окончил. Оксфордский. А готовил как! Помню, такие пирожки пек – пальчики оближешь. Радьф и Дик все на сладкое налегают, что с них взять – пацанята, а папаша, тот все больше – на виски, на шотландское – очень он это дело любит и уважает. Причем не атман там какой-нибудь, а именно само виски. Как-то это у него ловко получается. Он, говорит, нам сродни, тоже своего рода дух – Spiritus vini прозывается. Напьется, бывало, шатается по замку и песни распевает. Такой уж он. папаша мой Кортан. Вот...

Но есть тут одна загвоздка. Книга каша, с рецептами фамильными, кроме всего прочего папаше еще и записной книжкой служила. Без нее всех этих блюд приготовить не удалось бы. Ну, повару ее всякий раз к вручали. А в тот раз работал у нас некто Баграмян. Смекаете, мисс Джессика? Вот и мне тоже показалось, что схожи эти двое по прозванию. Так и вышло – видно, снюхались они. Не прошло и недели, как пропал он и книжку нашу поварскую-колдовскую с собой уволок.

Папаша чуть не лопнул от злости. Весь замок трясся. А уж как он меня ругал, как ругал! Из-за тебя, говорит, теперь один сухой хлеб жевать будем. Ну, слово за слово, я тоже в долгу не остался. Неужели, говорю, ты ничего оттуда не помнишь. А он; не подобает, говорит, мне поварскими делами заниматься! В общем, решил я пойти и вернуть книгу. Отец заклятие подходящее подыскал навроде того, половинистого. Ну, я и пошел – днем летаю, ночью человеком брожу, прячусь где ни то, чтобы обратно к замку не унесло. Если б вы знали, мисс Джессика, сколько я городов обыскал, пока сюда не добрался. Этот Баграмян, видимо, свою выгоду тоже поиметь захотел: ресторан фирменный открыл... Да вот, напротив. Рецепты наши, с магией которые, похоже, по вкусу здесь пришлись. Три дня книгу выкрасть пытаюсь, все никак не получается: эти двое хитрые – наняли парочку местных колдунов, каких-то "вуду" с косичками, и заклятиями меня отгоняют. Довели они меня! Знали бы вы, как я зол... Ну, ничего, я до них еще доберусь, и уж тогда... Это там у вас, случаем, не спички? Да нет, просто так. Вот... Что? Странно одет? Почему странно? Ну, кильт, да... Что значит – "никто уже не носит"? Ах, так, значит, поэтому меня сразу узнают! Да, пожалуй, вы правы, мисс Джессика, об этом я как-то не подумал... Так лучше? А так? Ага. Ну, теперь они у меня попляшут!

Ого! Кажется, уже светает... Нет, дверь открывать не надо. А зачем? Разумеется. Э-э-э... извините, что это там у вас в стакане? Молоко? Знаете, я был бы очень благодарен, если... Спасибо, мисс Джессика.

Ух, хорошо...

Ну вот, ночь переждал, пора и дело знать. Приезжайте, если будет время – места у нас красивейшие, есть где отдохнуть. Адрес? Проще простого! Шотландия, Лох Лохам, замок МакХаффов.

Ну, мне пора.

Прощайте!

Оп!

1996

Пермь

ИМЯРЕК

Их было двое.

Они вошли в дом ближе к вечеру, скользящим легким шагом, как текучая вода, вошли уверенно – ни медленно, ни быстро, как будто жили здесь давно, и я сразу заподозрил неладное. На меня они не обратили ни малейшего внимания.

Впрочем, как всегда.

Я разогнулся и вонзил топор в колоду, зачем-то вытер руки и неслышно двинулся вслед за ними. Дрова могли и подождать.

В подъезде было сыро и темно. Витал там, в воздухе какой-то терпкий запах, вяжущий, холодный, словно от гниющих листьев... Да, от листьев или мха. "Как на болоте", – вдруг подумал я.

Болото... Мысли мои потекли быстрее, и я, удостоверившись в своей догадке, ускорил шаг.

Дверь в квартиру была приоткрыта. Мысленно молясь, чтобы не скрипнули петли, я растворил ее пошире, вошел в прихожую и там остановился. Гостиная была пуста. Неужели я ошибся? Нет, не может быть... Я заглянул на кухню, в ванную, и только на пороге детской комнаты услышал голоса.

Ну конечно! Балкон!

Кляня себя за недогадливость, я снял ботинки и двинулся к балкону.

– ...конечно, это непросто, но мы поможем. Мы научим тебя всему, успел я уловить обрывок фразы. Голос пришельца журчал как ручей и гипнотически дурманил разум. Черт, я чуть было не опоздал!

– Но я не знаю... – сонным голосом ответила Она, – смогу ли я... и как... и зачем...

– Решайтесь, – хриплым баритоном сказал второй, как будто забурчало в сливе ванной (Болото, черт его дери!). – Лучше теперь, чем после. Все равно вы рано или поздно будете с нами.

Сердце у меня екнуло. Я в несколько шагов преодолел расстояние до балкона – шаги мои глушил ковер, нагнулся резко, ухватил обоих за ноги и подтолкнул вперед и вверх, благо стояли они, облокотившись на перила. Тюль взметнулся, словно два крыла, Ока чуть вскрикнула в испуге, но я уже был рядом.

– Все хорошо, – шептал я, перебирая в пальцах светлый шелк ее волос. – Ну, успокойся... успокойся. Все хорошо... все хорошо.

Сердце у нее билось, словно пойманная рыбка. Я посмотрел вниз. Упали удачно: одному разбило голову, второй, похоже, свернул себе шею. Два тела медленно таяли на солнце. Она моргала часто, непонимающе. Помотала головой, потянулась ладонями к вискам. Посмотрела на меня: "Что... Что произошло?" – взглянула вниз и побледнела.

– Я... опять?

– Уже все. – Я обнял ее покрепче и вздохнул. – Все.

– Кто это был? – сдавленно спросила Она, глядя, как исчезают с асфальта две неровные лужи. Хорошо, что сейчас не зима – Снеговик тогда лежал до весны...

– Трудно сказать теперь, – уклончиво ответил я. – Наверное, Болото и Ручей.

– Ох... – Она побледнела. – Ну почему, почему они не хотят оставить меня в покое? Почему?!

Дитя воды, Она плакала легко, слезы текли часто и свободно, унося с собою боль несовершенного, а я лишь гладил этот шелковистый водопад волос и молчал.

Впрочем, как всегда.

Как можно было в чем-нибудь Ее винить? То был инстинкт; противиться инстинкту трудно, подчиниться – приятно. Кто был прав? Я не знал. Но что мне делать в этом мире, где так много значат имена, что делать с женщиной по имени Река?

Наверное, то же, что и раньше. Попросту – беречь.

Ведь недаром мое имя – Берег.

ЧЕТВЕРТЫЙ

Миркет не мог поступить иначе.

Трансформация началась неожиданно, резко и бесповоротно, – что поделать! – с каждым из нас это рано или поздно случается. Звезда желто-красного спектра, окруженная пылевым облаков, только она видела его уход. Кто может осудить Вселенную и кто знает, куда ведут ее пути? И когда осела пыль, мы молча стояли вместе, глядя на расстилавшуюся перед нами Твердь.

– Кончено, – сказал Хэллор.

За свою жизнь мы повидали много всего, побывали на разных мирах больших и малых, совсем юных и готовящихся к смерти, и каждый был неповторим. Всесильные, как боги, мы встречали и себе подобных; я помню Одиноких Странников, печальные Пары и многочисленные Тройки, и мы не раз задумывались и спорили о том, что есть Космос, что есть Звезды и что есть Мы. Мы были Четверкой Близнецов, странствующих от звезды к звезде и нигде не находящих покоя. Мы неслись на крыльях солнечного ветра, пронзая туманности и газовые облака, мы наслаждались своим всесилием и пели Песнь Свободы, мечтая достичь пределов.

И Миркет ушел первым.

Связанные неразрывными узами братства-по-рождению, мы остались здесь, на раскаленных камнях первобытной почвы и ровных склонах юных гор, попирая ногами остов нового мира, который был еще недавно нашим братом.

И в вулканах, точно кровь, клокотала горячая лава, и толчками била из перерезанных вен, и застывала неровными глыбами. И резким казался свет, и непроглядными – тени. И мы, которым были ведомы бездонные глубины, содрогнулись перед этой пропастью, ведущей к Началу Начал, к тому моменту, когда тот, кто был до нас, взорвался в просторах безвременья звездным пламенем.

И Хэллор, упав на колени, припал лицом к горячим камням, вдавил пальцами глаза и потоками слез хлынул на сухую землю, и соленые воды поглотили две трети мира, и второй брат ушел от нас.

– Кончено, – сказал Мартин, стоя в воде первого океана.

Мы плескались в соленых водах, нагретых солнцем и скованных льдом, и шли вперед, и видели, как широким взмахом руки/крыла на голые плечи планеты легла шуба атмосферы, и небо стало голубым. И мы сделали первый вдох, и закричали, обожженные горячим мертвым воздухом, и Мартин, воздев ладони к яркому солнцу, ушел корнями в глубь земли, шагнул вперед и покрыл зеленью бесплодные холмы и мертвые глубины океана.

– Кончено, – сухими губами сказал я и понял, что теперь я один.

Из всех нас я был самым слабым, и долго я еще скитался по тихо зеленеющей земле. Я не должен был делать следующего шага, но я не властен над собой, и предназначение Четверки билось в моем сердце. И рассыпаясь первыми спорами жизни, разбрызгиваясь каплями протоплазмы, я снова услыхал, как зовут меня мои братья, и тихо сказал в ответ им: "Вот и я..." И проникая взором в будущее, я увидал мириады живых существ – первых бактерий и червей, медуз и трилобитов, первую рыбу и полет птеродактиля в бездонно-синем небе.

– Нет... – выдохнул я и вскричал: – Нет!

Но странное существо, вечно недовольное собой, уже спускалось с деревьев и брало в руки первую дубину. И распрямлялась спина, и кремень в содружестве со сталью высекал первый огонь, и неисчислимые стада копытных кочевали по степи, и стонала ночная птица от безысходной тоски. И сверкали молнии мечей, и стелился дым от порохов, и рвались к небу бетонные города и остроносые ракеты, и пламя обжигало наши глаза.

– Да, – тихо выдохнул Миркет.

– Да, – плеском волн отозвался Хэллор.

– Да, – прошелестел Мартин, и вспять было не повернуть.

И я сделал шаг.

Существа обретут разум, слабый, детский, но будут взрослеть и расти, и наступит миг, когда они заглянут наконец в бездонные глубины, и Вселенная содрогнется, потрясенная слабым существом, порожденным мной и нами. И перед тем как мой разум слился с Вечностью, я закрыл глаза, чтобы не видеть, как это произойдет, и вслед за братьями сказал чуть слышно:

– Да...

Мы – Четверка.

Мы разбудили этот мир и этих людей, и теперь Жизнь и Смерть в их руках.

Мать Вселенная!

Прости нас!

и

их

тоже...

РАЗЛОМАЛКА

Невысокий человек, с ног до головы закутанный в черный мягкий балахон по типу киношного "ниндзюцу", метнулся словно тень к конвертеру, затаился на миг, затем осторожно высунул голову и огляделся. Эту часть завода посещали редко, и теперь я невольно задумался почему. Людей здесь работало не больше, чем в других цехах, монотонный гул громадных механизмов очистной системы надежно скрадывал шаги, а тусклое освещение с обилием теней давало простор для маневра. Каждый чувствовал себя здесь неуютно то ли от резкого запаха химикалий, то ли от того, что в этот цех вел всего-навсего один коридор. Целью человека в черном был огромный агломератный конвертер. Чуть поодаль крутился барабанный грохот-дробилка. На какой-то миг человек заколебался, видимо, выбирая, затем решительно направился к конвертеру.

Молодец, черт возьми... Я на его месте поступил бы точно так же.

Справа из стены торчали два проржавевших швеллера, как будто бы нарочно приготовленные для него. Тень от охладителя падала как раз сюда. Человек примерился и одним коротким прыжком вскочил на них. Размышления не заняли и минуты. Порывшись в сумке, он извлек отвертку-тестер, кусачки и ком-пломбер, рукой, затянутой в перчатку, быстро вскрыл плоскую коробку распределителя и углубился в путаницу проводов. Схема там была стандартной, с двойной защитой, блокировкой и реле "Сешан-Дюссау". Конвейер, однако, не остановился, конвертер – тоже. Запечатав коробку, человек сложил обратно в сумку инструменты, спрыгнул вниз, поправил респиратор и короткими перебежками двинулся к выходу. У турникета пауком взобрался под потолок, лавируя между лампами, добрался до люка и, уже закрывая его, услышал аварийные звонки, задержался на миг и исчез.

Чистая работа.

Я вздохнул, разогнулся и спрятал бинокль. Пора было и мне линять отсюда. Парень работал на редкость профессионально, и все бы хорошо, если не учитывать одного обстоятельства.

Штатным дестором на этом комбинате был я.

Как всегда вызов к директору "на ковер" не сулил ничего хорошего, но на сей раз босс был уж очень мрачен.

– В чем дело, мистер Эшли? – с порога спросил я. – Недовольны новой секретаршей?

– Нет, – хмуро отозвался тот, – вашей работой. Я поднял бровь.

– Когда вы были ею довольны? Что произошло на этот раз?

Порывшись в сейфе, босс выложил перед собой на стол тонкую папку и утопил пальцем кнопку селектора.

– Хэлен, – позвал он.

– Да, босс? – отозвался мелодичный голос секретарши.

– Ко мне никого не пускать. Если будут настаивать, скажите, что у меня совещание. Да! И сварите кофе, пожалуйста.

Селектор снова выдал вежливое "Да, босс" и умолк. Директор откинулся на спинку кресла и раскрыл папку.

– За последний месяц, – начал он, ослабив узел галстука, – случилось семь аварий.

Я не поверил своим ушам. Семь аварий! Что-то тут было не так.

– Где? – профессионально осведомился я. Директор достал принтерные распечатки отчетов.

– Конвейер на шестом участке, обрыв термопары в семнадцатом цехе, пробой дуговых сит на сортировке, лебедка крана на погрузке, электродвигатель в насосной станции и элеватор на втором. Элеватор пришлось остановить.

– Круто. – Я присвистнул. – Могу ручаться за конвейер и лебедку. И за мотор, тот, что в аппаратной. Об остальном не знал до этого разговора.

– Слишком высокий процент, – буркнул директор. – Что ты можешь сказать по этому поводу?

– Могу. Это означает, что появился второй. Кулак босса обрушился на стол.

– Но я не вызывал второго, мне вполне хватало тебя одного! Откуда он взялся? Стив, ты должен разобраться в этом деле, а иначе за что я плачу тебе деньги!

– Но, босс, – запротестовал было я. – Как раз за то, чтобы...

– Знаю! – рявкнул он, налил в стакан воды и медленно выпил. – И все же, я подам жалобу на твою работу, если ты этого не сделаешь.

Спорить было бесполезно, и мне оставалось только уйти. Что я и сделал.

Возможно, ситуация требует некоторого разъяснения. Ну что ж, так тому и быть.

К концу двадцатого века масштабы мирового производства колоссально разрослись, а техника, оснащенная компьютерами, телеуправляемая и сверхнадежная, столь редко выходила из строя, что ремонтные бригады бездельничали 360 дней в году, стуча в домино и исправно получая деньги. Все это, разумеется, приводило дирекцию и владельцев предприятий в плохое настроение, подталкивая их к мысли, черт возьми, об увольнении лишних людей.

И тут вступили в дело профсоюзы. Несколько лет долгих судебных разбирательств закончились нелепым на первый взгляд вердиктом заявлением, что обе стороны пришли к соглашению, однако к какому, так и осталось неизвестным!

Ситуация на предприятиях тем не менее почти что сразу нормализовалась. Администрация больше не предъявляла претензий, а ремонтники просто занимались своим делом, устраняя аварии, возникавшие с периодичностью два-три раза в месяц.

Я-то знал, что произошло, поскольку работал не кем иным, как заводским дестором (так со временем сократилось словечко "Destroyer"), Многие бы выложили кругленькую сумму, чтобы вычислить таких, как я! Угадайте, чем я занимаюсь на работе? Правильно. Именно я и устраиваю эти аварии, получая за это штатную зарплату лично от правительства. Работа, что и говорить, нелегкая и рискованная, готовят нас как диверсантов высшего разряда, да и экипировка у нас соответствующая. Нас никто не видит и почти никто не знает. А аварии происходят. И все довольны.

Правда, не всегда.

И вот сейчас я лежал под потолком конвертерного цеха, спрятавшись за цистерной с охладителем, и размышлял над вставшей передо мною проблемой: откуда на заводе взялся второй дестор. "Допплера" я выслеживал уже два дня, наблюдая различные поломки то тут, то там. Тактика у него была стандартная – набедокурил и слинял, но вот аварии... Что и говорить, аварии, которые он ухитрялся устраивать, отличались выдумкой и фантазией. У парня был редкий талант на пакости. Поломка конвертера выглядела вообще идеально. Где же он мог выйти на следующее дело? Прикинув возможные варианты, я остановился на флотации или на отвальных сбросах, – пожалуй, именно там я устроил бы очередную "диверсию", правда, не раньше чем через неделю.

Пробравшись туда и оборудовав надежный наблюдательный пост, я стал ждать.

Двойник заявился через шесть дней и именно на сбросах – я немножко не угадал. Подкравшись к нему со спины, я бросился в атаку, и мы покатились, сцепившись в рукопашной. Дестор-2 был обучен, ловок и силен. Я и сам никогда не жаловался на отсутствие подготовки, по рукопашной у меня была железная "пятерка", но, черт возьми, мне давно уже не доводилось проходить такое испытание. В пылу схватки он наконец заметил, что я не рабочий и не полицейский, и, отскочив, замер в изумлении.

– Что ты здесь делаешь?! – выдохнул он.

– Черт возьми! – парировал я. – Именно этот вопрос я хотел задать тебе! Быть может, поговорим в другом месте?

В любой момент сюда могли прийти. Поразмыслив, тот кивнул, и мы удалились в укрытие, которое этот тип уже успел себе здесь оборудовать.

– Это мой участок, – сказал он, стягивая маску. – Ума не приложу, откуда ты взялся! Твой номер?

– 14-А, – ответил я.

– Тогда какого лешего ты тут делаешь? Твой участок – это "Хэмишел дайнемикс" в Уитпорте!

– Но это и есть "Хэмишел дайнемикс"! – рявкнул я.

– Что? – упавшим тоном переспросил тот. – Что?

– Я жду.

– Чего?

– Твоего номера. Ну?

– А... 16-Джи.

Настала моя очередь удивляться. Под литерой 16 в кодовой системе Школы значился Хэмилтон.

– Так-так... Значит, Хэмилтон. И давно ты тут... действуешь?

– Две с половиной недели... А это и вправду Уитпорт? – Я кивнул, подтверждая. Тот почесал в затылке. – Совершенно не обратил внимания. Черт... Неужели я сел не в тот поезд? – неожиданно он встрепенулся и посмотрел на меня. Глаза его тревожно заблестели. – Послушай, как ты думаешь... мне начисляли все это время зарплату?

– Спроси у своей рассеянности, – буркнул я.

– Великолепно! – Босс откинулся в кресле и побарабанил пальцами по крышке стола. – Я не думал, что ты справишься так быстро! Подумать только – парень попал не на свой завод! – в глазах его зажегся мечтательный огонек. – Послушай, Стив, мне пришла в голову одна идея... Что, если ты, скажем, одну... нет, две недели из четырех будешь проводить на комбинате в Хэмилтоне, подобно этому парню, но только так, чтобы тебя не раскрыли? Мы могли бы здорово прищемить хвост конкурентам!

– Об этом не может быть и речи! – запротестовал я. – Меня лишат лицензии, если я намеренно буду пакостить на соседней территории!

– Но парня же простили.

– Ну... Это была случайность. Вдобавок теперь у них есть прецедент!

Босс было приуныл, затем вдруг оживился.

– А как насчет дополнительной платы? Скажем, двойной оклад?

Я покачал головой.

– Закон есть закон, босс. Ломать я ничего не буду.

– А кто сказал, что нужно ломать? – звенящим голосом спросил шеф. Ведь есть же и другие способы насолить конкуренту. Клянусь, мы испортим им все отношения дирекции с рабочими!

Регулярно, один месяц из трех, я теперь торчу в длительном рейде в Хэмилтоне. Тройной оклад, не облагаемый налогом, – это вам не хухры-мухры, и все же иногда я задумываюсь, какая муха укусила шефа, когда он все это придумал. Джеффри – тот самый заблудившийся дестор, работает за двоих, но все равно вдребезги рассорился со своим начальством. Мне даже становится слегка неудобно, когда мне об этом сообщают. Дирекция стремится уволить кое-кого из рабочих. Рабочие бастуют. Я больше не ломаю аппаратуру, для этого есть Джеффри.

Черт бы побрал моего босса, но я ее чиню.

ЗАРАЗИЛКА

Работу завершили ближе к полуночи. Во всяком случае, за окном давно уже стемнело. Павел бросил взгляд на улицу, вывел время на экран, пару мгновений тупо пялился на возникшие на мониторе цифры 00.17, затем зевнул и вернул машину в рабочий режим. На экране длинным столбцом замаячили строчки программы.

– Любуешься? – Виктор отхлебнул кофе из пластикового стаканчика. Стаканчик был с трещинкой, черный кофе капнул на белый халат. Виктор потер пятно пальцем и недовольно поморщился. Поднял взгляд на монитор. Его очки в тонкой хромированной оправе двумя блестящими овалами отразились на экране. – Когда запускать будешь?

– Не гони коней, – вяло отмахнулся Павел, – тут одной доработки месяца на два, если не больше.

– Ну, это ты загнул. Два месяца, скажешь тоже!

– Ну почему же... Глядишь, к осени и управимся.

– К осени? – хмыкнул Виктор. – Ну-ну. Самое время. Он снял очки, потер покрасневшие глаза и наклонился к монитору. Потянулся к клавиатуре:

– Можно?

– Пожалуйста. – Павел крутанулся на вращающемся стуле и откатился в сторону. – Только ради бога ничего не трогай и не меняй.

Виктор фыркнул:

– Обижаешь! Что я, маленький, что ли? Гм... Гм... – Клавиши отрывисто щелкали под его пальцами, структуры вируса сменяли на экране одна другую. – Ну и методы у тебя! Половину операций я даже близко не понимаю... Вот эту, например.

– Стараемся, – усмехнулся тот.

– Он рабочий? В смысле – действует?

– Как тебе сказать... – Павел встал, снял халат и повесил его на гвоздик. Разыскал на столе еще чистый, неиспользованный стаканчик и нацедил себе через бумажный фильтр остывшего кофе. – В принципе уже – да. Осталось только сбросить его в сеть и процесс пойдет.

Кофе по старой памяти заваривали в большой стеклянной колбе. Институту второй год задерживали зарплату, и к работе уже никто не относился всерьез, так что можно было вполне официально притащить сюда кофейник или даже кофеварку, не опасаясь, что кто-нибудь из начальства нагрянет в лабораторию с проверкой, но... Привычка.

Да и денег нет.

Экран старенького "Пентиума" матово мерцал. Виктор с трудом оторвал от него взгляд.

– А не боишься, что тебя поймают?

– У меня знакомый там. Запутает следы, не подкопаешься. Хотя определенный риск, конечно, есть... Главное, ты молчи.

– Да я-то само собой... А что он делает?

– Да то же, что и раньше. Это усовершенствованная модель. На базе "Джонга". Выводит все из строя. Надежная штука, китайская, с гарантией. Я с ней полгода возился. Правда, можно потом вылечить. А что ты хочешь? Я же тебе не маньяк какой-нибудь! – внезапно вспылил он, отхлебнул из стаканчика и закончил фразу на несколько неожиданной ноте: – Всегда надо оставлять пути к отступлению!