Текст книги "Ермак"

Автор книги: Дмитрий Копылов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

Летописец уточнил, что одному казаку все же удалось избежать смерти и сообщить в Искер о случившемся. Оставшийся старшим в гарнизоне атаман Яков Михайлов, получив страшную весть, решил немедленно отомстить коварному караче. Пылая гневом, с немногими воинами поскакал он в сторону Тары, но где-то на пути попал в засаду и погиб.

Другие летописи несколько иначе повествуют об этом. По их словам, вся цепь трагических событий развертывалась на глазах Ермака. Находясь в Искере, он сам послал к караче Ивана Кольцо с казаками. При нем бросился в необдуманный карательный набег объятый яростью Яков Михайлов. Нам кажется, такое описание не соответствует действительности. Оно в корне противоречит характеру и образу действий Ермака, так ярко проявившихся с самого начала похода в Сибирь. Активная натура атамана несовместима с той пассивной ролью, которую отводят ему в этих событиях летописи. В обычае Ермака было возглавлять самому наиболее ответственные и рискованные экспедиции. Он сам руководил дружиной во всех сражениях от Чусовой до Иртыша, сам водил казаков в походы на Обь и Тавду. По каким же причинам он теперь изменил своим привычкам и отпустил в столь опасное дело горстку казаков во главе со своим помощником?

После гибели Богдана Брязги под Абалаком Ермак лично возглавил погоню за Маметкулом и нанес ему поражение. Почему же теперь, получив весть о гибели Ивана Кольца, он не спешит сам, а дозволяет Якову Михайлову предпринять столь неудачную карательную экспедицию против Карачи? Ответ на эти вопросы может быть только один: начального атамана не было в Искере. Он в это время еще «храброствовал» на реке Тавде. Возвратившись в Искер, Ермак и казаки не долго отдавались горю. Лавина новых событий скоро поглотила все их силы.

Царь Иван Грозный выполнил свое обещание послать в Сибирь воеводу и стрельцов. Весной 1583 года сибирским воеводой был определен князь Семен Болховский, а товарищами (помощниками) его – письменные головы Иван Киреев и Иван Глухов. 10 мая Болховский и Киреев выехали к месту назначения. Иван Глухов, командовавший воинскими силами Пермского края, должен был присоединиться к ним в Чердыни. В Сибирь шло 100 казанских и свияжских стрельцов, 100 пермских и вятских людей и 100 человек ратных людей из других мест[107]107
  Сибирские летописи, стр. 283.


[Закрыть]. Отряд формировался в Чердыни. Предполагалось переход за Урал совершить на конях зимой. Царь послал указ Строгановым дать воеводе для зимнего похода 50 конных казаков из своих вотчин. Скоро, однако, выяснилось, что «в Сибирь зимним путем на конях пройтить не мочно». Поход был отложен до весны, «до полые воды»[108]108
  Г. Ф. Миллер. Указ. соч., приложение № 8.


[Закрыть]. В связи с этим царь 7 января 1584 года указал Строгановым конных казаков не давать, а приготовить к весне 15 добрых стругов таких размеров, чтобы каждый мог поднять 20 человек с припасами[109]109
  Грамота 7 января 1584 года свидетельствует о том, что Строгановы не получили никаких привилегий (вопреки уверениям строгановского летописца) после похода Ермака в Сибирь. Она вновь грозит солепромышленникам опалой, если они в срок не дадут судов для рати Болховского.


[Закрыть]. Таким образом, с воеводой Болховским отправились в Сибирь не 500 (как сообщают некоторые летописи), а только 300 стрельцов.

Воевода ехал в Сибирь той же дорогой, по которой три года назад с боями проследовала дружина Ермака, а именно: по Каме, Чусовой, Тагилу, Туре и Тоболу. Не встретив на пути никаких препятствий со стороны окрестного населения, отряд в начале ноября 1584 года прибыл в Искер[110]110
  Г. Ф. Миллер пришел к заключению, что грамота 7 января 1584 года не застала Болховского в Перми, так как он со своей ратью еще осенью 1583 года покинул Урал и в том же году прибыл в Искер. (Г. Ф. Миллер. Указ, соч., стр. 253.) Однако С. В. Бахрушин нашел, что для такого вывода нет оснований, и отнес приезд первого воеводы в Сибирь к 1584 году. (Там же, стр. 492.)


[Закрыть]. Возможно, как предполагают некоторые историки, с ним возвратился атаман Иван Гроза, возглавлявший второе посольство Ермака в Москву. Но наши источники об этом не сообщают.

Ермак приказал встретить воеводу с подобающей его сану торжественностью, со знаменами и музыкой. Столы ломились от даров сибирских вод и лесов. Болховский по росписи объявил и выдал казакам «большое государево жалованье» – деньги, сукна и камки. В свою очередь щедрые атаманы и казаки воеводу и его товарищей «одариша драгими соболми и лисицами и всякою мяхкою рухледью, елико кто что можаху, и радости наполнишася и веселяхуся».

Болховский передал указ царя доставить пленного Маметкула, которого Ермак держал в качестве заложника, в Москву. Указ немедленно был выполнен. Позднее бывший военачальник Кучума вступил в царскую службу и показал себя отважным воеводой. В 1590 году участвовал в походе против шведов, а в 1598 году с царем Борисом Годуновым ходил на крымских татар.

Приезд воеводы не внес больших перемен в порядки, установленные казаками в Сибири. Фактическим хозяином в Искере оставался Ермак. Нам неизвестно, какие инструкции привез на этот счет Болховский, но по ходу событий можно видеть, что он не вмешивался в распоряжения властного атамана, целиком доверившись его мудрости и опыту. Принадлежа к захудалому княжескому роду, первый сибирский воевода, вероятно, рассчитывал на новом месте поправить свои материальные дела, а затем вернуться в Россию[111]111
  Возможно, назначение Болховского в Сибирь являлось своеобразной ссылкой неугодного царю представителя княжеского рода.


[Закрыть].

Между казаками и стрельцами очень скоро установились самые дружественные отношения. Стрельцы несли наравне со старожилами «обереговую» службу, и летописи, описывая события, не видят между ними никакого различия.

Радость встречи была непродолжительной. Вскоре новая опасность нависла над русскими воинами. До сих пор Ермак твердо держал инициативу в своих руках. События развивались так, как хотел того атаман. Но зимой 1584/85 года обстоятельства круто изменились, и Ермак впервые, с тех пор как вступил в Сибирь, утратил инициативу.

Как выяснилось скоро, враждебные акции, предпринятые карачей осенью 1584 года, являлись звеньями широкого и, надо сказать, тонко разработанного замысла разгрома русских сил в Сибири. Карача сколачивал союз татарских феодалов, собирал под свои знамена воинственных ногаев, нападал на мелкие казацкие отряды, собиравшие ясак в хантейских и татарских улусах.

Эти действия имели своим результатом то, что подвоз продовольствия в Искер прекратился. Те запасы, которые успели сделать казаки летом и осенью, с приходом 300 стрельцов в короткое время были израсходованы, и в Искере начался голод.

Историки склонны обвинять в случившемся бедствии воеводу Болховского, который привел в Сибирь 300 хороших едоков, не позаботившись раньше снабдить их продовольствием. Но эти упреки звучат по меньшей мере наивно. Воевода не мог предвидеть, что события будут развиваться таким образом. Его уверили в Москве и на Урале в том, что Сибирь имеет достаточно собственного продовольствия, и нет нужды везти его через горы из пермских вотчин и Чердыни. Единственное, что нужно захватить за Урал, – боеприпасы и, возможно, соль. Так действительно до сих пор и обстояло дело. Ведь и Ермак, отправляясь в поход, взял с собой лишь трехмесячный запас съестных припасов, который был съеден уже на зимовке у Тагильского волока. На протяжении всего похода казаки кормились тем, что добывали сами в лесу и реках или забирали у местных жителей.

Относя голод исключительно на счет опрометчивости воеводы, исследователи не связывали его с действиями Карачи по блокаде русского гарнизона в Искере. В угоду сомнительной хронологии сибирской эпопеи они разрывали во времени синхронные и взаимосвязанные факты: голод и осаду Старой Сибири татарами. В результате в их сочинениях изображалась парадоксальная картина: казаки и стрельцы буквально гибнут от голода, едят трупы умерших товарищей, но ничего не предпринимают для своего спасения. Между тем, если трудно было получить рыбу и мясо в татарских юртах, воины могли их всегда добыть в лесах и водоемах. Даже в XVIII веке, когда лесные звери были уже частично истреблены в лесах по Тоболу и Иртышу, крестьяне добывали зайцев, топча их копытами лошадей. В то время существовало даже специальное промысловое выражение: «топтать зайцев лошадьми», эквивалентное словам «охотиться на зайцев»[112]112
  Н. М. Карамзин объяснял голод в Искере жестокой цингой и страшными морозами, которые якобы препятствовали казакам ловить зверей и рыбу. (См.: Н. М. Карамзин. Указ. соч., т. 9, стр. 344).


[Закрыть].

Ясно, что только жестокая блокада мешала казакам и стрельцам получить продовольствие. Карача отрезал путь не только к населенным пунктам, но и к промысловым угодьям. И это произошло не весной 1585 года, как пишут историки, а зимой 1584/85 года.

12 марта 1585 года, когда, по расчетам, русские были достаточно изнурены голодом, карача со своим войском, численно превосходящим дружину Ермака и стрелецкий полк, приблизился вплотную к Искеру, обложил его со всех сторон обозами, надеясь осадой принудить русских к сдаче. Летописцы не находят слов, чтобы выразить весь ужас страшного голода, свирепствовавшего в русском лагере. Было съедено все, что годилось в пищу: лошади, вороны, воробьи, кора поблизости растущих сосен. Голод и болезни десятками косили воинов. Умер воевода князь Болховский. Трупы зарывали тут же, у стен крепости.

Сам карача остановился в Саусканских юртах, на расстоянии семи верст от Искера. Он вполне полагался на бдительность своего заслона. Попытки казаков прорвать кольцо окружения кончались неудачей. Осада длилась более месяца. Татары, осмелев, стали появляться у городских стен и на глазах голодных казаков располагались вокруг котлов с дымящейся молодой кониной.

Казалось, русские доживали в Искере последние дни. На открытую вылазку нечего было и рассчитывать. Едва передвигавшие ноги воины не отошли бы и сотни шагов от крепости, как неминуемо погибли бы от вражеских стрел и сабель. Ермак решился на отчаянно смелый и рискованный шаг. По его приказу 9 мая атаман Матвей Мещеряк с группой наиболее крепких воинов под покровом ночи незаметно вышел из города, прокрался мимо татарских обозов, обложивших крепость, и внезапно напал на стан Карачи в Саускане. Большая часть стражи была перебита, не успев взяться за оружие. Под казацкими саблями погибли два сына Карачи, но сам визирь спас жизнь бегством.

Узнав о вылазке русских, осаждавшие Искер татары бросились к Саусканским юртам. На это как раз и рассчитывал Ермак. Казаки вышли из крепости и, прикрываясь оставленными обозами, ударили по татарам с тыла. Противник оказался зажат с двух сторон. Со стороны Саускана, засев в кустах, действовали люди Мещеряка, со стороны крепости дружно палили из ружей казаки Ермака. Бой длился до полудня. Татары несколько раз пытались смять казаков и прорваться к крепости, но казаки отбивали их огнем и обращали вспять. Потеряв много людей, карача принужден был прекратить сражение и отойти «восвояси с срамом». Казаки не отважились преследовать противника и опьяненные победой вернулись в город.

Весть о поражении Карачи быстро разнеслась по всем улусам. В Искер снова начали приходить князьки и мурзы с ясаком. Возобновился подвоз продовольствия, и голод прекратился. Сколько воинов погибло от голода, ран и болезней, точных сведений нет. Одни летописи сообщают, что в живых осталось только 90 казаков, другие—150, третьи – 300 казаков и стрельцов. Последняя цифра, вероятно, больше всего соответствовала действительности.

Более двух месяцев Ермак ничего не предпринимал за пределами Искера. Но он не допускал и мысли оставить Сибирь. В июле атаман повел окрепших после голода казаков в новый поход. В Искере остались голова Иван Глухов[113]113
  Источники ничего не сообщают о втором голове, прибывшем с воеводой Болховским, Иване Кирееве. Вероятно, он раньше еще был отпущен к Москве или умер во время голода в Искере.


[Закрыть] и атаман Матвей Мещеряк с небольшим гарнизоном. События последнего года показали, что главная опасность угрожает с юга. Там, в степях, кочевал хан Кучум, туда ушел после поражения карача. Поэтому круг решил отправить военную экспедицию вверх по Иртышу.

В поход отправилось 150 казаков. Первое столкновение с татарами произошло у городка знатного князька Бегиша (или Баиша), примерно на расстоянии 100 верст от Искера. Получив известие о приближении русских, Бегиш собрал значительное войско, в котором находилось и много людей Карачи. Татары заняли выгодную позицию, укрепившись на возвышенном месте, но Ермак повел наступление с такой силой, что противник пришел в смятение, и победа досталась казакам. Воины были настолько, ожесточены, что никого из врагов не оставили в живых. Все, кто не успел бежать с поля боя, были перебиты. Заняв городок, казаки, однако, не причинили никаких обид татарским женщинам и детям. Ермак воевал только с теми, кто поднимал на него меч.

После короткой передышки отряд направился в татарские городки Шамшу, Рянчик, Салы и Каурдак. Жители их не оказали сопротивления. Только в Салах произошла небольшая стычка, закончившаяся для русских счастливо, без жертв. Население Каурдака еще до прихода Ермака скрылось в лесах.

Далее следовал городок Тебенда, где позднее возник русский Тебендинский острог. Городок принадлежал татарскому князю Елыгаю. Старый князь вел свой род от ишимского хана Саргачика и считал себя знатнее и достойнее Кучума, которого презирал как пришельца и узурпатора. Летописец рассказывает, что хан Кучум, еще будучи в Искере, искал случая привлечь Елыгая на свою сторону и хотел взять его дочь в жены своему сыну, но гордый Елыгай не пожелал породниться с ханом.

Князь держался в стороне от «большой политики», и военная буря последних лет обошла стороной его улус. Войско Елыгая было невелико и служило скорее для поддержания престижа и охотничьих забав, чем более серьезным целям. Жил Елыгай безбедно, собирая ясак с улусных людей. Узнав от слуг о появлении близ городка Ермака с казаками, он сам в лучшем платье вышел ему навстречу. Кроме ясака князь преподнес атаману богатые подарки.

У гостеприимного хозяина Тебендинского городка Ермак провел несколько дней. Казакам было строго приказано не своевольничать и не обижать жителей. Елыгай проникся столь большим уважением к русскому гостю, что сам привел к нему красавицу дочь. Возможно, князем-отцом руководили более практические соображения: оградить дочь от грубоватых ухаживаний казаков или заручиться покровительством могущественного повелителя. Но суровый воин отказался принять такой «прекрасный» дар, а своим казакам запретил преследовать княжну. Это, однако, не испортило отношений, и оба – гость и хозяин – распрощались довольные друг другом.

При устье реки Ишим казаки вновь натолкнулись на сильное сопротивление. Отряд татар напал на их лагерь. Произошла рукопашная схватка, в которой погибло 5 воинов. Но победа осталась за русскими. Похоронив убитых, отряд пошел дальше вверх по Иртышу и достиг местечка Кулары. Здесь стоял сторожевой городок Кучума, некогда прикрывавший ханские владения от ногайских набегов. По всему верхнему Иртышу не было другого лучше укрепленного места. Ермак попытался взять его приступом. Пять дней бились казаки, но взять городок не могли.

Атаман решил снять осаду и двигаться дальше, надеясь покорить Куларовский городок на обратном пути.

Следующий за Куларовским городок носил название Ташаткан. Его жители участвовали в сражении у Чувашского мыса и поэтому питали особое «почтение» к казакам. Ташаткан сдался без боя, удовлетворив все требования Ермака.

Последний пункт, до которого дошел отряд, были татарские юрты Шиштамак, стоявшие у впадения реки Шиша в Иртыш. Здесь нашли прибежище многие ополченцы Карачи и среди них те, которые бежали из казацкого плена. Имя Ермака на них действовало почти магически, поэтому они не пытались даже оказать сопротивления. Жители Шиштамака находились в крайней бедности, подвергаясь постоянным опустошительным набегам ногаев. Ермак отнесся к ним с чрезвычайным великодушием: не потребовал с них ясака и даже не принял от них «подарков».

Повсюду, куда заходил отряд, Ермак расспрашивал о местопребывании Кучума, но удовлетворительных сведений не получил нигде. Дальнейшее продвижение на юг, в бескрайние степи кочевников, не входило в планы атамана. Бедные кочевые племена не могли дать хорошего ясака, да и преследовать их без конницы было чрезвычайно затруднительно. Поэтому отряд из Шиштамака повернул обратно.

Вниз по течению казаки продвигались быстро. В Ташаткане они получили неожиданное известие (оказавшееся потом провокационным): где-то на реке Вагай хан Кучум задержал торговый караван, идущий из Бухары в Искер. Весть казалась правдоподобной. Бухарские купцы обычно приходили в Искер в конце лета. Правда, в последние годы военные обстоятельства прервали торговые связи с Бухарой. Но по рассказам Ермак знал, что эта торговля была весьма оживленной и способствовала процветанию края. Сибирь в обмен на меха получала из Средней Азии бумажные ткани (зендени, выбойки, хамы), каракуль, ревень (сладкий корень), лошадей и даже рабов. Поэтому дальновидный атаман не мог не приветствовать возобновления бухарской торговли. Отпустив часть отряда с собранным ясаком в Искер, сам с сотней казаков поспешил покончить, наконец, с Кучумом и установить в Сибири мир и спокойствие.

Слуги Ермака осторожно поднимались вверх по Вагаю. Время от времени отряд высаживался на берег, и казаки разведывали окрестности. Так дошли до урочища Атбаш (по-русски – Лошадиная голова), не встретив нигде ни бухарских купцов, ни кучумовцев. Ермак решил, что караван прошел другой дорогой или повернул обратно, и отдал приказ прекратить поиски и возвращаться.

Тем временем Кучум со своими людьми скрывался поблизости и внимательно следил за каждым шагом казаков. Никому из них в голову не приходило, что, может быть, зверолов, встречавшийся в лесу, или рыбак, которого Ермак расспрашивал о бухарцах, являлись разведчиками Кучума. Казаки без всякой предосторожности плыли по течению реки с мыслью о скором возвращении в Искер, ставший для них родным домом.

К вечеру 5 августа разразился дождь. Ермак решил сделать привал в первом подходящем месте. Такое место нашлось на небольшом островке между главным руслом Вагая и его старицей. Быстро разбили стан, поставили шатры и пологи. Зажглись костры. После короткого ужина все улеглись спать. Ермак, как обычно, приказал расставить караулы. Ночью дождь усилился. Утомленные походом воины скоро погрузились в глубокий сон. Под мерный шум дождя заснули и караульные, уверенные в полной безопасности.

Кучум с вооруженными людьми ждал глубокой ночи. Когда погасли костры и крепкий сон объял казачий лагерь, он послал разведку узнать, где можно на конях пройти через реку на остров. Летописец передает следующие подробности этой разведки. Был у Кучума воин, приговоренный к смерти за какое-то преступление. Хан приказал ему переправиться на остров и доставить точные сведения о стане Ермака, пообещав за успешное выполнение приказа помилование. Смертник переправился через реку, осмотрел спящий лагерь и, возвратившись, сообщил обо всем Кучуму. Но тот не поверил рассказу и велел вторично переправиться в русский лагерь и для большей верности принести что-нибудь оттуда. Разведчик выполнил приказ и доставил Кучуму 3 пищали и 3 лядунки с порохом.

Хан решил больше не медлить и приступить к переправе. Под плотной завесой дождя татары вступили на остров никем не замеченные и окружили лагерь. Сам Кучум остался на берегу: Ермак даже спящим казался ему опасным. В первый же миг был уничтожен спящий караул. Словно призраки сновали кучумовцы меж казацких шатров, душили и кололи спящих людей. Шатер Ермака стоял в центре лагеря, и туда устремилась большая группа татар. Атаман оторвался от сна, когда отряд почти весь был уже уничтожен. С горсткой уцелевших воинов он стал отходить к берегу, где стояли струги. Дождь вывел из строя фитильные ружья. Ермак с товарищами саблями прорубали дорогу через массу разъяренных врагов. Уж близок был спасительный берег, когда пал последний казак и Ермак остался один. Истекая кровью, он бросился к берегу и прыгнул в ближайший струг, но, как говорят летописи, оступился и пошел ко дну, «понеже одеян бе железом в пансыре тягче». Только несколько казаков уцелело в этой битве. Возможно, они несли вахту на стругах и, увидев гибель атамана и всей дружины, под покровом темноты скрылись от преследования. Так погиб атаман Ермак.

Весть о трагедии на реке Вагай произвела на оставшихся в Искере казаков и стрельцов потрясающее впечатление. Принявший на себя командование казаками Матвей Мещеряк почтил память начального атамана и погибших с ним дружинников «помяновением велием». Печальной была эта тризна. Поминали казаки своих товарищей, а думали о своем будущем, которое представлялось безнадежным и мрачным. В Искере оставалось немногим более 150 воинов. С такими силами было трудно удержаться в Сибири без Ермака. Гибель атамана, не знавшего поражений и умевшего находить выход из самых сложных ситуаций, воспринималась всеми как начало конца с таким успехом начатого дела.

Смерть Ермака воскресила надежды врагов. До казаков доходили слухи, что старший сын Кучума Алей приводит в подчинение татарские улусы по Иртышу, а всех боеспособных мужчин забирает в свое войско. Было ясно, что царевич готовит поход на Искер. Пришли в колебание некоторые хантейские и мансийские князьки. У казаков кончалось продовольствие, а подвоз его из соседних улусов прекратился. По совету казачьего круга Матвей Мещеряк и голова Иван Глухов решили покинуть Сибирь.

Ранним утром 15 августа 1585 года Искер опустел. Казаки и стрельцы на судах спустились по Иртышу и старинным Печорским путем вернулись в Россию.

Автор Строгановской летописи (по списку Спасского) передает другую, столь же вероятную версию. Атаман М. Мещеряк и голова И. Глухов возвращались на родину дорогой былых побед – по Тоболу и Туре. Им встретился новый русский отряд в 100 человек под командой воеводы Ивана Мансурова, направленный правительством; объединившись под началом воеводы, оба отряда двинулись к Иртышу с целью занять Искер. Но там уже хозяйничали татары Алея. Не приставая к берегу, где им угрожало множество вооруженных татар, казаки и стрельцы поплыли вниз по Иртышу до Оби. Здесь отряд остановился, срубил «град древян» и зазимовал. Обской городок просуществовал 10 лет. В 1594 году его гарнизон был переведен во вновь построенный город Сургут.

Царевич Алей не долго правил в Искере. В 1587 году, когда на берега Иртыша вернулись русские люди, в нем сидел уже тайбугин Сеид-Ахмат – сын данника Ивана Грозного князя Бекбулата, соправителя Едигера.

Поход Ермака не привел непосредственно к присоединению Западной Сибири. Оно произошло в последующие 10–15 лет силами правительственных войск. Но Ермак и его дружина совершили самое главное: результатом их дерзновенного похода был разгром Сибирского ханства – основного препятствия на пути освоения зауральских земель русским народом. Огромная заслуга принадлежит лично Ермаку, чей проницательный ум и недюжинные способности полководца сыграли большую роль в успехе кампании.

Подвиг Ермака не имел аналога в истории России. Правда, донские казаки в 1637 году по своему почину овладели турецкой крепостью Азов и держали ее в течение 5 лет, но там дело касалось только одной, хотя и мощной, вражеской крепости, расположенной под боком у войска Донского. Ермак же со своими казаками совершил поход за сотни верст от русских границ и покончил с крупным по тем временам государством – Сибирским ханством. Оценивая историческую роль Ермака, К. Маркс писал: «Последний монгольский царь Кучум… был разбит Ермаком. Так была заложена основа азиатской России»[114]114
  Архив Маркса и Энгельса, т. VIII, 1946, стр. 166.


[Закрыть].

После гибели Ермака имя и дела его стали обрастать легендами, в которых вымысел настолько органично переплетался с реальностью, что подчас невозможно первый отделить от второй. К таким легендам относятся рассказы о его доспехах, включенные С. У. Ремезовым в «Историю Сибирскую». По этим рассказам, мертвое тело Ермака было найдено 13 августа у татарских Епанчинских юртов, лежащих в 12 верстах выше Абалака. Татары опознали его по дорогим панцирям. К трупу атамана прибыли хан Кучум со знатными мурзами, хантейские и мансийские князья. Каждый своими глазами хотел видеть бездыханного русского богатыря, перед которым три года трепетали все сибирские правители, и вонзить в него стрелу из своего лука.

Труп долго лежал без погребения. Но и мертвый Ермак внушал уважение и страх своим врагам. Князя Сеид-Ахмата в Искере стали преследовать кошмарные сны, и он приказал похоронить Ермака. Место нашли под кудрявой сосной на Баишевском (Бегишевском) кладбище. По татарскому обычаю, устроили погребальный пир. Все вещи, найденные при Ермаке, разделили между собой князья и мурзы: один панцирь принесли в жертву в мольбище знаменитого хантейского шайтана в Белогорье, откуда его потом получил князь Алач, другой панцирь отдали мурзе Кайдаулу, который первым опознал тело Ермака. Князь Сеид-Ахмат взял себе кафтан атамана, а сабля с поясом достались караче.

Историк С. В. Бахрушин обнаружил в делах Сибирского приказа документы, проливающие свет на историю панцирей Ермака[115]115
  Г. Ф. Миллер. Указ. соч., примечание, стр. 494–495.


[Закрыть]. Из них следует, что один панцирь находился у наследников Кайдаула еще в 1658 году. По описанию он выглядел так: «приметы де длинен и около грудей напереди кольца часты, напреди ж ниже пояса прострелено, испорчено одно кольцо»[116]116
  Это описание дает основание полагать, что в последней битве Ермак был смертельно ранен копьем или стрелой в живот.


[Закрыть]. Ему приписывались магические свойства: «чудотворение, болезненным исцеление, родильницам и младенцам на отогнание недугом, на войне и на промыслах удача». Поэтому Кайдаул свято хранил эту чудесную реликвию. Тайша Байбагиш давал ему за панцирь 10 семей ясырей (рабов), 50 верблюдов, 500 лошадей, 200 быков и коров, 1000 овец, но Кайдаул не пожелал расстаться с ним, а перед смертью взял со своего сына Мамета клятву, что и тот не продаст его.

В 1658 году хошотскии тайша Аблай просил через своего посла в Москве прислать ему в дар панцирь Ермака.

С той же просьбой два года спустя прибыли послы Аблая в Тобольск. На этот раз из Москвы было предписано тобольскому воеводе купить у Мамета Кайдаулова панцирь и отослать Аблаю. Хотя за панцирь давали «цену немалую» (30 рублей), бек Мамет продать его отказался, и воевода вынужден был снять панцирь с него «неволею». В том же году стрелецкий сотник У. М. Ремезов (отец автора «Истории Сибирской») торжественно вручил его тайше Аблаю. Однако при посещении улуса Аблая бек Мамет, осмотрев панцирь, нашел, что он ничего общего не имеет с тем панцирем, который принадлежал ему. Видимо, в Тобольске панцирь подменили. Поэтому в 1668 году Аблай-тайша снова направил в Москву послов с просьбой прислать подлинный панцирь Ермака. Но, несмотря на указ из Москвы «о сыску панциря Кайдаула мурзы», он найден не был.

Судьба второго панциря Ермака достоверно не установлена. По словам С. У. Ремезова, он пропал бесследно, «и до днесь не слышится». С. В. Бахрушин высказал такую догадку[117]117
  С. В. Бахрушин. Кольчуга князя П. И. Шуйского. Сборник Оружейной палаты. М., 1925.


[Закрыть]. Этот панцирь в свое время принадлежал князю П. И. Шуйскому. В 1564 году Шуйский погиб в Ливонии, а панцирь его был взят в царскую палату.

Царь Иван IV в 1583 году передал панцирь в качестве дара сибирскому атаману. После смерти Ермака кольчуга попала в Белогорское святилище, откуда ее забрал кодский князь Алач. В 1646 году панцирь был захвачен в качестве трофея русскими воеводами в одном из обских городков и доставлен в Москву, где хранится поныне в Оружейной палате под названием кольчуги князя П. И. Шуйского. Но это всего лишь гипотеза.

Столь же гипотетическим является рассказ А. А. Дмитриева о пищали Ермака[118]118
  А. А. Дмитриев. Роль Строгановых в покорении Сибири. – ЖМНП, 1894, № 1, стр. 32–33.


[Закрыть]. Со слов историка-генеалога В. В. Голобцова он сообщал, что в 80—90-х годах XIX века в строгановском фамильном доме на углу Невского и Мойки в Петербурге хранилась затинная пищаль с надписью: «В граде Кергегане на реце Каме дарю я, Максим Яковлев сын Строганов, атаману Ермаку лета 1582 (7092)». Достоверность этого известия ставит под сомнение уже указанная в нем дата надписи. Ермак покинул пермские вотчины 1 сентября 1581 (7090) года и до декабря 1582 (7091) года не подавал о себе никаких вестей. Следовательно, он не мог ни лично принять строгановский дар, ни получить его через других лиц. Да и Максим Строганов в то время не знал ничего о судьбе Ермака: живет или сложил голову на поле брани. Следовательно, если такая пищаль существовала, то она была изготовлена позднее с целью задним числом продемонстрировать близость Строгановых к увенчанному славой герою.

Ряд легенд связан с могилой Ермака. Но достоверность содержащихся в них положительных сведений проверить невозможно, так как никаких исторических документов на этот счет не имеется. Место, где покоится прах атамана, видимо, навсегда останется для потомков неразгаданной тайной.