Текст книги "Ермак"

Автор книги: Дмитрий Копылов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

После ухода Ермака в Сибирь события на Каме и Чусовой развивались таким образом. В начале сентября 1581 года пелымский князь Кихек, собрав до 700 человек хантов, манси, вотяков и башкир и «ярости многи наполнися», вторгся в Пермь Великую. Сжигая по пути русские поселения, он дошел до Чердыни и едва не взял ее, повернул на Кай-городок и там «велию пакость учинил», затем опустошил окрестности Соли Камской, пожег слободы и деревни строгановских вотчин на Каме и Чусовой. Много людей было уведено в плен.

Чердынский воевода В. Пелепелицын, страшась царского гнева за плохую оборону русских владений, в донесении царю всю вину за постигшее бедствие взвалил на Строгановых. Строгановы, писал он, призвали с Волги вольного атамана Ермака с казаками, посылали их воевать соседние племена и тем самым спровоцировали набег пелымского князя на Пермь Великую. В самый же разгар нашествия они отказались помочь Чердыни, а Ермака с дружиной отправили в Сибирь.

Свой донос В. Пелепелицын отправил только в 1582 году, почти год спустя после событий. Раньше он сделать этого не мог, так как главным воеводой на Чердыни был покровитель Строгановых князь И. М. Елецкий, а Пелепелицын состоял при нем товарищем (помощником).

Донесение из Чердыни пришло в Москву в тяжелые дни. Внешнеполитическое положение России в начале 80-х годов XVI века было неблагоприятным. Русские войска терпели поражения в Ливонии. Войска короля Батория заняли Полоцк, Великие Луки, угрожали Пскову и Новгороду. Все союзники отошли от Москвы. Грозного царя преследовал кошмар всеобщего заговора, и он всерьез просил английскую королеву Елизавету Тюдор предоставить убежище в Англии. Долголетняя война за выход к Балтийскому морю оказалась безрезультатной.

И вот новая весть: по вине неблагодарных купцов едва не потеряна Пермь Великая. Известие вызвало в надломленной душе самодержца новую волну необузданного гнева. По его указу 16 ноября 1582 года Максиму и Никите Строгановым (Семен Строганов в 1581 году находился в Москве, и потому царь не считал его причастным к походу Ермака) была направлена грозная грамота[96]96
  Г. Ф. Миллер. Указ. соч., приложение № 7.


[Закрыть]. Призыв Ермака на Чусовую и организация похода в Сибирь квалифицировались в ней как «воровство» и «измена».

Царь приказал Ермака и казаков, как только они вернутся к весне из похода (в Москве считали поход Ермака кратковременной экспедицией в ближайший район Зауралья), отправить в Чердынь и Камское Усолье для сторожевой службы, оставив в строгановских городках не более 100 человек. «А не вышлите из острогов своих в Пермь волских казаков атамана Ермака Тимофеева с товарищи, – писал царь Строгановым, – а учнете их держать у себя и Пермских мест не учнете оберегати, и такою вашею изменою что над Пермскими месты учинитца от вогулич и от пелынцов, и от сибирского салтана людей вперед, и нам в том на вас опала своя положить большая, атаманов и казаков, которые слушали вас и вам служили, а нашу землю выдали, велим перевешати». Таким образом, Иван IV Грозный пообещал Ермаку и его сподвижникам виселицу во второй раз.

Рискуя уклониться в сторону, заметим, что грамота 16 ноября 1582 года является краеугольным камнем «строгановской» концепции похода, поскольку в ней категорично утверждается: Строгановы послали дружину Ермака в Сибирь. Но, как видно из обстоятельств появления и самого содержания этой грамоты, обвинение Строгановых в организации похода построено исключительно на основе доноса их недоброжелателя воеводы Пелепелицына, который, чтобы создать нужное впечатление в Москве, подал события в невыгодном для Строгановых свете. Поэтому указания грамоты не могут быть приняты как решающий аргумент в решении вопроса, кто был инициатором и организатором похода в Сибирь.

Опала недолго угрожала Строгановым. Победоносный поход Ермака не только реабилитировал, но и поднял их в глазах царя как верных слуг трона. Впрочем, с приходом первого посольства Ермака в Москву обстоятельства похода достаточно разъяснились. Как пишет А. А. Преображенский, правительство царя Федора в дипломатических актах постоянно колебалось между признанием ведущей роли правительства в деле присоединения Сибири и полупризнанием самостоятельной и активной деятельности казаков, совершенно не отмечая в этом заслуг Строгановых[97]97
  А. А. Преображенский. Русские дипломатические документы второй половины XVI в. о присоединении Сибири. – «Исследования по отечественному источниковедению. Сборник статей, посвященных 75-летию проф. С. Н. Валка». М. – Л., 1964, стр. 383–390.


[Закрыть].

НА СИБИРСКОМ «ВОЕВОДСТВЕ»

По классическим законам Востока, свергнувший хана сам становился ханом. На этом основании бывшие вассалы Кучума потянулись в Искер с изъявлением покорности новому владыке. Уже на четвертый день после занятия ханской столицы к Ермаку явился хантейский князь Бояр со своей свитой и привез в подарок кроме массы ценной «мягкой рухляди» (мехов) много съестных припасов и особенно рыбы, которые пришлись как нельзя кстати. Волжский атаман доказал, что умеет воевать лучше царских воевод. Теперь от него требовались иные качества. Он должен был показать, что не хуже воевод умеет и управлять.

Ермак скоро вошел в новую роль и обнаружил недюжинные способности административного деятеля. До сих пор он был озабочен лишь тем, как уничтожить противника, сейчас же стремился наладить мирные отношения. И в этом духе воспитывал своих атаманов и казаков.

Умный и дальновидный начальный атаман хорошо понимал, что ему не удержаться в Искере, если он будет опираться только на казацкую саблю.

Князь Бояр был принят приветливо и с надлежащими почестями отпущен домой. Ермаку было известно, что хантейское ополчение первым покинуло стан Кучума, поэтому у князя не потребовали даже аманатов (заложников). Слух о добром приеме распространился по всем улусам. В Искер с приношениями пришли татары с Иртыша, Тобола и их притоков. Некоторые из них раньше жили близ Искера и в окрестных местах, но после Чувашской битвы бежали в отдаленные улусы. Ермак разрешил им жить в прежних юртах и обещал защиту от всяких врагов. Бывшие вассалы Кучума приносили присягу на верность России. В текст ее, составленный не без участия Ермака, были включены слова о дружбе и доверии к русским людям: «…на всяких русских людей зла никакова не мыслить и не творить и во всем правом постоянстве стоять крепко и непоколебимо до века»[98]98
  ЦГАДА, ф. 197, Портфели А. Ф. Малиновского, портфель 3, д. 9, л. 1.


[Закрыть].

Жизнь улусов входила в привычное русло. Татары, ханты и манси перешли к своим обычным делам: ловили рыбу, охотились на зверей, справляли обряды по законам предков. Ермак отличался большой веротерпимостью и, вопреки уверениям летописцев и дворянских историков, не пытался привести новых подданных в христианскую веру. Даже в Искере сохранялась мечеть, а близ него – мусульманское кладбище. Казаки небольшими отрядами разъезжали по улусам, не замечая каких-либо враждебных настроений. Они начали быстро сходиться с улусными людьми, передавали им свой и перенимали их житейский и трудовой опыт. Татары сообщали, где лучше ловится рыба, где и какой водится зверь. Много полезного русские воины узнали об обработке шкур и тонкостях таежной охоты. Казаки усвоили наиболее обиходные слова татарской, а татары – русской речи.

Историк П. Небольсин утверждал, что сближению казаков с местным населением во многом способствовали женщины. С завершением похода аскетизм победителей заметно пошатнулся, да и невозможно было теперь атаманам уследить за поведением каждого казака. Мы не уйдем далеко от истины, если заметим, что молодые отважные казаки пользовались успехом у туземных красавиц. Служители Христа, прибывшие с дружиной в Сибирь, со своей стороны снисходительно смотрели на увлечения молодой паствы. Что это не досужий домысел, говорит такой факт: когда в Тобольск прибыл первый архиепископ, он был буквально поражен обилием смешанных браков, не освященных церковью. Некоторые казаки восприняли обычай Востока и завели по нескольку жен. Короче говоря, в Сибири налаживалась мирная жизнь.

Но старый и опасный враг Кучум и татарская знать, потерявшая свои улусы, не смирились с новым порядком вещей и ждали лишь удобного случая, чтобы напасть на русских. Такой случай им скоро представился, 5 декабря 1582 года Ермак послал есаула Богдана Брязгу с 20 казаками ловить рыбу на Абалацком озере, за несколько верст от Искера. Более месяца спокойной жизни, дружеские связи с татарами притупили бдительность молодых воинов. После трудового дня они беззаботно улеглись на ночлег. На этом озере обычно ловили рыбу татары. Возможно, кто-то из них сообщил о казаках Маметкулу, который оправился от ран и скрывался где-то поблизости. Маметкул с группой воинов неожиданно напал на спящих и перебил их. Только одному казаку удалось спастись и в ту же ночь сообщить Ермаку о случившемся[99]99
  Сибирские летописи, стр. 27.


[Закрыть].

Недавно найденный Синодик несколько иначе описывает это событие: «Тое же зимы Ермакове и дружине, безо опасения им идущим к рыбной ловле под Обалак декабря в 5 день. И внезапу приидоша на них нечестивыя воинством и побита на том деле Окула, Ивана, Карчигу, Богдана Брязгу и с их дружиною»[100]100
  Е. К. Ромодановская. Указ. соч., стр. 20.


[Закрыть].

Гибель казаков и общего любимца Брязги заставила Ермака вновь взяться за меч. «Ермак же о сем оскорбися много зело, на гнев подвижася, взъярися сердцем велми и повеле дружине своей препоясатися оружием и шед на брань», – сообщает летописец. С отрядом казаков атаман без промедления пустился в погоню и под Абалаком настиг татар. В короткой схватке отряд Маметкула был разбит, и лишь немногим во главе с предводителем удалось бежать от возмездия. На обратном пути казаки захватили тела убитых товарищей и похоронили их в 7 верстах от Искера, на Саусканском кладбище.

Кто хочет другими управлять, пусть сначала научится владеть собой, – гласит древнерусский афоризм. Ермак умел подавлять волей и подчинять разуму свои чувства, когда в этом возникала необходимость. На второй день после гибели Брязги и его товарищей в Искер явились татарские мурзы Ишбердей и Суклем. Первый прибыл с Тавды, второй – с Тобола. Ничем не выдал своего горя Ермак, любезно принял обоих мурз и привел к присяге государю московскому.

У Ермака не было оснований питать верноподданнические чувства к русскому самодержцу, и он не испытывал их ни в те времена, когда грабил на Волге царскую казну, ни теперь, когда стал повелителем целой страны. Но Ермак не отождествлял Русь, свою родину, с царским двором. Вышедший из толщи народной, он любил Россию, и это чувство еще более окрепло и обострилось вдали от нее. К России были обращены все его помыслы. Ей он верно служил, ведя своих товарищей в Сибирь. О ней думал, принимая шерть от новых подданных.

Приведя в русское подданство татарских феодалов, отложившихся от Кучума, и родоплеменную знать ближайших хантейских и мансийских племен, Ермак снарядил первое посольство в Москву. Этот шаг был обдуман со всех сторон. Атаман понимал, что удержать обширный край с небольшим числом воинов невозможно. Чтобы утвердиться в новой земле, надо ставить города и остроги с более или менее значительными гарнизонами. Вопрос о посольстве решал круг. Нетрудно было убедить казаков в необходимости закрепить плоды их ратных подвигов присоединением Сибири к России. Круг определил и состав посольства. Его возглавил первый помощник Ермака атаман Иван Кольцо. С ним шел в Москву атаман набранных у Строгановых иноземцев Черкас Александров[101]101
  Сибирские летописи, стр. 281.


[Закрыть].

Все предусмотрел Ермак, чтобы посольство достигло цели. Принимая мурз и князьков, он присматривался к ним и думал, кого из них можно использовать в качестве проводника. Выбор пал на мурзу Ишбердея. В беседах с ним атаман убедился, что тот хорошо знал кратчайший и менее опасный путь в Пермь Великую и с искренним дружелюбием относился к русским. Прибыв в Искер, как сказано, 6 декабря, Ишбердей со своими людьми оставался здесь до тех пор, пока Кольцо готовился к отъезду. Это дало возможность Ермаку еще ближе узнать его и убедиться в правильности своего выбора.

Наконец сборы закончились. В распоряжение посольства мурза предоставил оленьи упряжки. На нарты уложили разобранные по сортам меха соболей, чернобурых лисиц и бобров – ясак с сибирских народов. 22 декабря 1582 года Иван Кольцо и Черкас Александров в сопровождении Ишбердея и 25 казаков оставили Искер[102]102
  По другим сведениям, Иван Кольцо взял с собой 50, по третьим – только 5 казаков. (См.: Сибирские летописи, стр. 281, 300, 308).


[Закрыть].

По заснеженной пустыне, руслами рек, лесами, скованными морозом болотами вел Ишбердей казачий поезд. Быстроногие олени легко несли нарты. Останавливались только на ночлег где-нибудь в лесу, реже в знакомых проводнику юртах. Дорога, особенно зимняя, всегда располагает к размышлениям. Тревожные думы овладели послом Ермака. Он сознавал всю ответственность возложенного на него поручения. От посольства зависела судьба результатов ратного труда всей дружины. Почетной и трудной была его миссия. Приходилось опасаться внезапного набега кучумовцев, которые, несмотря на всю предосторожность, принятую Ермаком, могли заметить большой обоз нарт, выехавший из Искера. Беспокоила Кольцо и встреча, которая ожидала его в Чердыни. Не поверит воевода, прикажет перевязать казаков и бросить в темницу, как воров и разбойников. Еще худшее могло случиться в Москве. Атаман дословно помнил указ о предании его публичной казни за погром ногайской столицы.

В верховьях Тавды встали на лыжи и дальше шли через Камень «Волчьей» дорогой, названной так то ли потому, что здесь суда перетаскивались волоком, то ли по причине первозданной дикости местности, по которой она пролегала.

На Чердынь прибыли после рождественских празднеств. Здесь Кольцо распростился со своими добрыми проводниками. Летописи не сообщают, как приняли в Перми Великой Ермакова посланца. Но достоверно можно утверждать, что худшие опасения не оправдались. К тому времени на Пермском воеводстве произошли перемены. Василия Пелепелицына сменил новый наместник Воин Оничков. Начальником воинских сил Пермского края был назначен голова Иван Глухов[103]103
  А. А. Введенский. Указ. соч., стр. 105.


[Закрыть]. Без сомнения, В. Оничков получил грамоту царя по поводу Ермака и его дружины, аналогичную той, которая адресована Строгановым, но из отписки Ермака понял, что обстоятельства коренным образом изменились и эта грамота утратила силу. Иван Кольцо не только беспрепятственно был отпущен к Москве, но и снабжен подорожной на право брать лошадей на всех ямах по дороге в столицу. Возможно, такая предупредительность чердынских властей имела своим основанием и щедрые дары казаков.

Время прибытия Ивана Кольца в Москву неизвестно. По всей вероятности, казаки достигли столицы в конце января 1583 года. Важность известия скоро открыла им доступ ко двору. Царь Иван IV, только что переживший горечь крушения лучших своих надежд в Ливонской войне, милостиво принял послов Ермака, велел «отписку у них перенять и вычесть перед своим царским лицем». Вот этот документ в изложении Саввы Есипова[104]104
  Сибирские летописи, стр. 282.


[Закрыть].

«Всемилостивого в троице славимого бога и пречистыя его богоматери и великих чудотворцев всея России молитвами, тебе же государя царя и великого князя Иоанна Васильевича всея России праведною молитвою ко всещедрому богу и счастием. – царство Сибирское взяша, царя Кучума с вои его победиша и под твою царскую высокую руку покориша многих живущих иноземцев: татар и остяков, и вогулич, и к шерти их, по их вере, привели многих, чтобы быти им под твоею государскою высокою рукою до века, покамест бог изволит вселенной стояти, – и ясак давати тебе великому государю всегда, во вся лета безпереводно. А на русских людей им зла никакого не мыслити, а которые похотят в твою государскую службу – и тем твоя государская служба служити прямо, недругом твоим государским не спускать, елико бог помощи сподаст, а самим им не изменить, к царю Кучуму и в иные орды и улусы не отъехать, и зла на всяких русских людей никакова не думать, и во всем правом постоянстве стояти».

В этом документе, вышедшем из войсковой канцелярии Ермака, о Строгановых не сказано ни слова. Казачий писарь, видимо, основательно поднаторел в составлении официальных бумаг и в отписке неукоснительно следовал их трафарету. Вся заслуга в блестящем завершении похода отнесена на счет божьей воли и молитв царя. Обращает внимание то, что в отписке Ермак ни о чем не просил царя ни для себя, ни для своей дружины. Лишь устно поручил передать, чтобы царь направил в Сибирь воевод с надлежащим числом воинов.

За последние три года это было первое доброе донесение в Москву. До сих пор царь получал известия только об утратах и поражениях. «Казалось, – замечает Н. М. Карамзин, – что Сибирь упала тогда с неба для россиян»[105]105
  Н. М. Карамзин. Указ. соч., т. 9, стр. 341.


[Закрыть].

По сообщению летописей, И. Кольцо и казаки были окружены при дворе всеобщим вниманием. Для постоя им отвели лучшие дворы, к столу ежедневно подавали обильный харч и пития из царских погребов. Рассказывают, что сам влиятельнейший сановник Борис Годунов счел за честь принять посла Ермака в своем доме. Каждый казак получил от царя подарок: деньги и кусок английского сукна. Иван Г розный в ознаменование столь важного события приказал в главном соборе Москвы отслужить благодарственный молебен. Имя Ермака было у всех на устах. Из вора и разбойника в мгновение ока он стал самым славным и популярным героем на Руси.

Наши источники умалчивают о том, что делал в столице командир «иноземного» полка Черкас Александров. Надо полагать, он прибыл в столицу ходатайствовать о свободном пропуске на родину пленных, участвовавших в сибирском походе, и получил положительный ответ.

Иван Кольцо и казаки, с достоинством неся непривычное бремя неожиданно обрушившейся на них славы, не думали, однако, долго греться в ее нежных лучах. Они спешили на берега Иртыша, где нетерпеливо ждал их Ермак. При отправлении в Сибирь И. Кольцу была вручена «похвальная» царская грамота для Ермака, выражавшая признание его высоких заслуг. Царь «милостиво отпустил вины» атаману и всем его сподвижникам. Вместе с этим в подарок Ермаку царь послал два панциря, украшенных золотыми орлами, серебряный кубок, дорогую шубу из своего гардероба и неизменный кусок заграничного сукна. Всем казакам было повелено положить «государево большое жалованье». До прихода воевод царь поручал Ермаку вершить от его, царского, имени все сибирские дела. Так бывший волжский атаман фактически стал воеводой Сибири.

Ермаково посольство возвращалось назад тем же путем на казенный счет. Вполне вероятно, что по дороге к ним присоединилось много «гулящих» и беглых людей, привлеченных рассказами о вольной жизни за Уралом. 1 марта 1583 года резвые олени верного Ишбердея доставили Кольцо и его свиту в Искер. Ермак организовал прибывшим торжественную встречу. На круге посол подробно рассказал о своем визите в Москву. Многие казаки, может быть, только сейчас впервые осознали до конца великий смысл совершаемого ими дела. Восстановилась связь, казалось, с навсегда потерянной родиной, и они снова почувствовали себя не отверженными париями, а частью своего народа.

Пока Кольцо путешествовал в Москву, Ермак не сидел без дела и добился новых успехов в Сибири, самым значительным из которых было пленение Маметкула. Оно произошло при следующих обстоятельствах. 20 февраля 1583 года, как сказано в «Истории Сибирской» Ремезова, в Искер явился Кучумов «ближний» мурза по имени Сенбахта Тагин и сообщил, что военачальник хана с небольшим отрядом стоит на реке Вагае, за сотню верст от Искера. Ермак отобрал 60 молодых казаков и поставил перед ними задачу – разбить татар, а Маметкула взять в плен живым. Отряд блестяще выполнил задание. Выследив противника близ Куларовского озера, казаки ночью напали на его стан, перебили большую часть воинов, а самого Маметкула обезоружили, связали и доставили к атаману. Так в четвертый, и последний, раз встретились два смертельных врага. Этой победе Ермак придавал большое значение. Ханское войско лишилось наиболее видного предводителя. Не дав овладеть собой чувству мести, атаман по-рыцарски принял знатного пленника. Ему отвели в городе отдельное жилище, снабжали в достатке продовольствием, оставили в услужение несколько пленных. Правда, резиденция Маметкула находилась под усиленным караулом, который не снимался ни днем, ни ночью.

Ермак рассчитывал, что пленение лица, близкого хану, побудит последнего искать примирения с русскими или по крайней мере предостережет его от набегов на Искер. Но Кучуму некогда было думать о племяннике и храбром «воеводе». Давно и справедливо замечено: кто многим страшен, тот будет многих бояться. Надменный хан, 20 лет державший в страхе вассалов, после поражения у Чувашского мыса сам стал страшиться своих подданных. Один за другим мурзы отказывались признавать его власть. Вышел из повиновения самый могущественный из татарских феодалов, ближайший советник Кучума карача. Покинув хана, он со своими людьми откочевал вверх по Иртышу. Отвернулись от Кучума правители Бухары. Он не оправдал их надежд остановить русских на Урале. В Бухаре считали его главным виновником гибели Сибирского ханства. Поэтому влиятельные круги бухарских феодалов выдвинули нового кандидата на сибирский трон – сына Бекбулата Сеид-Ахмата, который и появился в степях Прииртышья, чтобы оспаривать у Кучума престол своих предков.

От дружественных татар Ермак знал о распрях Кучума с мурзами, поэтому, не ожидая большой опасности с юга, занялся в первую очередь Севером. Весной 1583 года был организован большой поход в низовья Иртыша и Оби. По Кунгурской летописи, его возглавил есаул Брязга, что противоречит приведенным выше показаниям Синодика о гибели Брязги у Абалацкого озера. Вероятно, на Север ходил сам Ермак, оставив Искер на попечение «первого заместителя» Ивана Кольцо, только что прибывшего из Москвы.

За три с половиной месяца отряд прошел от устья речки Аремзянки, правого притока Иртыша, до кодских городков на нижней Оби и обратно. После взятия Искера казаки нашли в нем и соседних татарских юртах брошенных Кучумом лошадей. Поэтому часть похода на Север была проделана на конях. В этом походе отчетливо проявилась дальновидная политика Ермака в отношении сибирских народов. Не желая получить разоренную и обезлюденную страну, он лишь в случаях крайней необходимости прибегал к оружию.

Не задерживаясь в волостях, ранее добровольно принявших подданство и доставивших ясак в Искер, отряд подошел к Аремзянскому укрепленному городку. Сидевший там мурза не пожелал мирно сложить оружие. Казаки принуждены были взять городок приступом. Но, несмотря на оказанное сопротивление, Ермак не отдал его на поток и разграбление, а ограничился только казнью мурзы и его приближенных, подстрекавших татар к борьбе с русскими. Приняв присягу у жителей на верность, атаман собрал ясак мягкой рухлядью, хлебом и рыбой и отправил его в Искер.

От устья Аремзянки отряд направился к Надцинской и Карабинской волостям, жители которых без малейшей задержки доставили весь требуемый с них ясак. В соседней Туртасской волости местный владетель, засев в городке, вынудил Ермака снова обнажить саблю, но и здесь никто из рядовых ясачных людей не пострадал от казаков.

Дальнейший путь отряда пролегал по хантейским и мансийским землям. На речке Демьянке находились владения хантейского князька Демьяна. Он вместе с другим князьком с речки Конды Романом попытался оказать сопротивление, собрав в укрепленном месте множество вооруженных людей. Городок с многочисленным гарнизоном мог надолго задержать Ермака, но после трехдневной осады рядовые воины самовольно покинули укрепление и разбежались по окрестным лесам. Ушел на Конду и союзник Демьяна князек Роман. Казаки заняли городок и некоторое время оставались в нем. Небольшими группами жители скоро стали возвращаться на свои места и приносить Ермаку присягу и ясак.

Тем временем казаки строили суда, чтобы дальше идти водой. Лошадей и собранный ясак под присмотром небольшой охраны Ермак отправил в Искер. Вплоть до самой Оби отряд не встречал сколько-нибудь сильного сопротивления. Летопись сообщает любопытный эпизод, довольно характерный для отношений казаков к коренным жителям. Неподалеку от Цингалинских юртов и Нарымского городка Иртыш течет меж высоких крутых берегов. Здесь ханты попытались напасть на казацкий отряд, следовавший на стругах, но первый и единственный залп из ружей обратил их в бегство. Казаки без помехи заняли и юрты, и городок, в которых нашли только женщин и детей. С наступлением ночи ханты поодиночке стали приходить к жилью, чтобы узнать, что стало с их семьями. К своему удивлению и радости, они увидели, что русские воины, которых они днем пытались поразить стрелами, ласково играют с их детьми. «Оглядаяся и видя, яко не бьют жен их и детей, точию ласкают», утром ханты собрались все и поклонились Ермаку полным ясаком.

20 мая отряд вышел на Обь. Главный князь здешних хантов Самар, узнав о приближении казаков, с подвластными ему людьми (в их числе было 8 зависимых князьков) решил дать им отпор близ своих юртов. Казаки проплыли по небольшой протоке Иртыша и рано утром вышли к хантейским юртам. На берегу они нашли только спящий караул, который тут же перебили. Князь Самар проснулся от шума и схватился за саблю, но тотчас же был также убит. Князьки бросились наутек, а рядовые ханты не оказали никакого сопротивления.

Целую неделю оставался отряд в городке. Некоторые князьки пришли к Ермаку и принесли ясак со своих людей. Одного из них, богатого князька Алыча, атаман поставил главным князем вместо убитого Самара. Выбор был сделан чрезвычайно удачно. Князь Алач и его потомки верой и правдой служили русской короне, держа в повиновении всю Нижнюю Обь.

Таким образом, в результате похода все племена, обитавшие по обоим берегам Иртыша вплоть до самой Оби, признали русское подданство. На стругах, нагруженных ясачными мехами, возвращались казаки из удачного похода. Возвращение походило на триумфальное шествие победителей. В каждом местечке «лутчие» люди покорно выезжали к ним навстречу и с такой же покорностью провожали их от юрта до юрта. Казаки со своей стороны держали себя надлежащим образом, желая внушить этим людям уважение к себе и русскому народу. При каждой встрече они надевали самое лучшее и дорогое платье, музыканты неутомимо играли бравурные песни. На всем пути от Самарского городка до Искера отряд не потерял ни одного человека. Берега Иртыша действительно казались умиротворенными и тихими.

В начале весны следующего, 1584 года Ермак предпринял новую экспедицию на Север, чтобы закрепить и продолжить дело, начатое первым походом. Оставив в Искере сравнительно большой гарнизон, начальный атаман с небольшим отрядом быстро спустился по Иртышу и вышел на Обь. Летописи очень скупо описывают этот поход, а некоторые из них вообще сливают его с походом предыдущего года. Видимо, хантейские кодские городки, расположенные на нижней Оби, сдавались казакам без боя или после непродолжительной осады. Только Назымский городок оказал упорное сопротивление. Его пришлось брать приступом. В бою пало много воинов, в их числе и храбрый атаман Никита Пан. Синодик только поименно называет 16 человек убитых и умерших от ран[106]106
  Е. К. Ромодановская. Указ. соч., стр. 20.


[Закрыть]. По-видимому, еще больше было погибших, имена которых остались неизвестными.

Итогом этой экспедиции явилось распространение русской власти на побережье нижней Оби. 20 июня отряд благополучно прибыл в Искер, привезя с собой многоценных мехов.

Деятельная натура Ермака не знала ни отдыха, ни покоя. Казалось, он предчувствовал свою скорую гибель и в оставшееся время хотел сделать как можно больше, прочнее закрепить новые земли за Россией. Через 10 дней после возвращения с Оби Ермак возглавил новый поход на реку Тавду, в местность, занятую татарами и манси.

В низовьях Тавды казаки с ходу овладели городком татарского князька Лабуты, а самого взяли в плен. В бою около речки Паченки, притоке Тавды, Ермак разбил ополчение второго татарского князька Печенега. По словам летописи, сражение было столь жестокое, что трупы татар заполнили целое озеро, получившее по этой причине название Поганого. Среди убитых находился и князь Печенег. Упорное сопротивление татарских феодалов объяснялось отнюдь не приверженностью их к власти Кучума, а стремлением отстоять во что бы то ни стало свою привилегию монопольно эксплуатировать татарских и мансийских улусных людей.

Овладев низовьем Тавды, Ермак двинулся в мансийскую Кощуцкую волость. Манси дружелюбно встретили казаков и по первому требованию доставили все имевшиеся в запасе у них меха. Ермак, никогда не упускавший случая ближе узнать страну, обычаи и нравы ее жителей, долго и подробно расспрашивал встретившегося мансийского есаула Ичимху об образе жизни местных племен. В Чандырском городке он попросил известного в этих краях шайтанщика (шамана) продемонстрировать свое умение. По рассказу летописца, шаман искусно имитировал удар ножом в свой живот и последующее чудесное врачевание полученной раны. Эти рассказы кладут новые штрихи на образ Ермака. Атаман предстает перед нами не как равнодушный к своим жертвам завоеватель, а как любознательный землепроходец, желающий все видеть и все познать.

Поднявшись далее по Тавде, отряд без боя занял Табаринский городок и вступил в область пелымских манси. С этим воинственным племенем, принесшим много бед Перми Великой, Ермак встречался раньше, когда защищал строгановские вотчины на Чусовой от набега Бегбелия Агтакова. И на этот раз встреча была далеко не дружественной. Пелымскнй князь Патлик заранее изготовился к бою, отправив всех женщин и детей в урочище на реку Конду. Однако сражение для воинственного князя закончилось неудачей. Почти все его воины были перебиты. О судьбе же самого Патлика летописи ничего не сообщают. Если ему не удалось спастись бегством, то, вероятно, он также бесславно кончил дни свои в этом сражении.

4 октября Ермак повернул обратно. Отряд вез с собой кроме мехов много хлеба и сушеной рыбы, полученных в ясак от табаринских и кощуцких манси. На этом закончилась боевая кампания весны и лета 1584 года. К северу и западу от Искера, по Иртышу, Оби, Тоболу и Тавде лежали подвластные Ермаку хантейские, мансийские и татарские волости. Теперь можно было обратить взор на юг, в сторону прииртышских степей, где с остатками войск в окружении многочисленной семьи своей кочевал старый Кучум.

С такими мыслями возвращался Ермак в Искер. Но в его отсутствие там произошли такие события, которые надолго задержали выполнение смелых замыслов. Отправляясь в поход, атаман, как всегда, оставил за себя в Искере Ивана Кольцо. Ему поручалось зорко охранять Старую Сибирь и внимательно следить за происками Кучума. Под командой начальника гарнизона были атаманы Яков Михайлов и Матвей Мещеряк с казаками.

10 сентября в Искер прибыл посол от бывшего ханского визиря-карачи, стоявшего где-то за рекой Тарой. Прикинувшись другом русских, карача через своего посланца принял присягу на верность московскому царю и просил оказать военную помощь в борьбе с казахскими ордами. Иван Кольцо помнил наказ Ермака всеми способами привлекать на свою сторону отложившихся от Кучума татарских князей и мурз, поэтому рад был случаю привести в подданство столь могущественного вельможу. Казачий круг решил просьбу Карачи удовлетворить, отправив ему в помощь 40 конных казаков. По обычаю отряд возглавил старший из атаманов Иван Кольцо. Но, когда отряд прибыл в ставку Карачи, тот вероломно напал и истребил его. Все 40 человек пали в неравной схватке или умерли от ран в татарском плену. Синодик сохранил лишь пять имен погибших: атамана Ивана Кольцо, казаков Владимира, двух Василиев и Лукьяна.