Текст книги "Чекистские будни"

Автор книги: Дмитрий Федичкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 17 страниц)

– Никто мне не нужен, кроме вас, Наташа, прошептал он, обнял ее за плечи и крепко поцеловал.

Вскоре генерал Абрамов извлек из кованого сундука пересыпанный нафталином парадный мундир с аксельбантами, брюки с лампасами, лакированные ботинки, форменную фуражку, слегка поврежденную молью, украсил грудь орденами и медалями, которыми была отмечена его доблесть на фронтах первой мировой войны, и отправился к Александре Семеновне.

– Что это сегодня с вами, Федор Федорович? – удивленно встретила его хозяйка дома. – Никогда не видела вас при таком параде!

– Виноват, медам, но сегодня день особый, – пробасил генерал, целуя ей руку. – Вот и вырядился. Захотелось, знаете ли, по такому торжественному случаю тряхнуть стариной.

– Вы превосходно выглядите в полной форме, ваше превосходительство, – польстила гостю Александра Семеновна.

– Да, раньше красивой была не только форма, но и жизнь, – вздохнул генерал. – А что осталось? Одни воспоминания…

– Проходите, пожалуйста. – Она почтительно взяла его под руку, проводила в гостиную, усадила на диван и присела рядом с ним. – Итак, какому событию суждено украсить нашу скромную жизнь?

– Видите ли, медам, – начал он, подбирая слова. – Я, так сказать, пришел к вам…

– Не томите, ваше превосходительство. Я сгораю от любопытства, – Александра Семеновна нетерпеливо коснулась пальцами обшлага его мундира.

– Минуточку, медам… одну минуточку… – Генерал Абрамов вытер пахнувшим французскими духами носовым платком вспотевший лоб. – Впервые, так сказать, я оказался в непривычной для себя роли. Легче было казачьей лавой ходить в атаку… Одним словом, уважаемая Александра Семеновна, я пришел просить руки Наташи.

– Вы?.. Руки Наташи? – поразилась она.

– Не для себя, разумеется. Для своего Николая, – уточнил генерал. – Человек он положительный, вы его уже знаете, и он всем сердцем предан нашим с вами идеалам. Безумно любит вашу дочь – это его первая любовь. Думаю, он будет верным спутником жизни вашей дорогой Наташеньке.

– Я счастлива, ваше превосходительство, – взволнованно сказала Александра Семеновна. – Но она ведь еще совсем ребенок, ей нет полных восемнадцати.

– А нам не к спеху, подождем, – отозвался генерал. – Будем считать их пока нареченными.

…Весной 1933 года, когда Наташе исполнилось восемнадцать, сыграли свадьбу. Николаю не хотелось венчаться в церкви. Но по-другому поступить в то время и в той обстановке было нельзя. Он успокаивал себя мыслью о том, что Владимир Ильич Ленин в Шушенской ссылке тоже венчался с Надеждой Константиновной Крупской. Иначе Надежда Константиновна не могла бы приехать к нему.

Более семи лет пробыл Николай Абрамов в окружении врагов. Настойчивость, выдержка и находчивость, постоянная поддержка Родины, своевременные советы из центра, поступавшие через верных людей, помогали ему благополучно обходить все острые углы и успешно делать свое дело. Он не только узнавал враждебные нам планы РОВСа, но и препятствовал проведению особо опасных террористических и шпионских акций против нашей страны.

Александра Семеновна, усвоив необходимые правила конспирации, отлично справлялась с приемом связных, приезжавших из Западной Европы в Софию для встречи с Николаем. Через этих связных в Москву передавалась важная информация о замыслах белогвардейцев и их хозяев – разведывательных органов некоторых капиталистических стран. Со временем в организации связи с центром стала принимать участие и Наташа.

Стена недоверия, долго окружавшая молодого чекиста, рушилась. Искусно маневрируя, он сумел убедить ровсовских контрразведчиков и болгарскую политическую полицию в своей полной солидарности с их планами и действиями. Белогвардейская эмиграция признала наконец «бежавшего от большевиков» генеральского сына своим человеком. Капитан Фосс, ведавший в РОВСе подготовкой к переброске в СССР террористов и диверсантов, так расположился к Николаю, что теперь частенько обращался к нему за консультациями. Иногда Николай давал консультации и непосредственно ровсовским боевикам перед их отправкой в нашу страну. Его авторитет вскоре был уже настолько высок, что к нему в Софию стали посылать на «окончательную шлифовку» боевиков из других отделов РОВСа – из Парижа и Хельсинки. Однако воспользоваться «советами» Николая им, как правило, не удавалось.

Деятельность Николая Абрамова в РОВСе приобретала все больший размах. Капитан Фосс охотно поддержал его предложение о том, чтобы наладить в Софии изготовление фальшивых советских документов – удостоверений личности, всевозможных справок – и снабжать ими ровсовских агентов. Руководить этим делом взялся сам Николай. Для нас это было очень кстати. Мы имели почти полные данные о каждом белогвардейце, отправляющемся нелегально в СССР.

Некоторое время спустя в штаб-квартире РОВСа появилась новинка – фотолаборатория. Генерал Абрамов одобрил эту идею сына и распорядился оборудовать специальное помещение под лестницей. Чтобы избежать каких-либо недоразумений, местным властям откровенно сообщили, что РОВС организовал фотолабораторию для своих специальных целей, и она теперь значилась в официальных документах как лаборатория политической полиции. Это было солидное и вполне надежное прикрытие. Отныне Николай получил возможность переснимать любые попадавшие к нему в руки документы РОВСа. А когда ему поручалось сфотографировать очередного шпиона или диверсанта перед отправкой его с заданием в Советский Союз, он изготавливал фотографии в двух экземплярах: один хранился в архиве РОВСа, а другой – в Москве.

Частым гостем в доме Александры Семеновны и молодых супругов Абрамовых стал Михеич. Николай и раньше, когда еще был холостым, коротал с ним свободные часы в его маленькой клетушке рядом с кабинетом Фосса. Сейчас старый казак, которому ровсовцы передавали на хранение ключи от своих сейфов, оказался очень полезен молодому чекисту в его борьбе против РОВСа. Зная, что Михеич испытывает неодолимое влечение к спиртному, Александра Семеновна не жалела для него угощения. И когда возникала необходимость, Николай, прихватив ключи и неизменный фотоаппарат, спускался по внутренней лестнице в канцелярию, к сейфам. По возвращении он провожал основательно захмелевшего гостя в его закуток.

Конечно, не все у Николая выходило так легко и гладко, как хотелось бы. Бывали случаи, когда ему грозило разоблачение. Однажды, например, полковнику Браунеру доложили, что из штаб-квартиры исчезли весьма секретные документы. Браунер заподозрил генеральского сына. Но пока он раздумывал, как сказать об этом его превосходительству, ему сообщили, что пропавшие бумаги обнаружены в несгораемом шкафу. Полковник обрушил свой гнев на «разгильдяев и паникеров, которые устроили такой шум из-за ничего», и в душе порадовался, что не успел выложить генералу свои подозрения относительно его сына – тогда не миновать бы грозы. А документов этих и в самом деле какое-то время не было на месте. Николай брал их, чтобы сфотографировать. Потом, улучив момент, он незаметно сунул папку с бумагами в несгораемый шкаф. На этот раз все закончилось благополучно, но урок не прошел даром: Николай стал действовать еще осторожнее.

Позднее в одном из таких переулков Софии, на первом этаже большого дома, появилась вывеска: «Покупаем и продаем почтовые марки всех времен и народов». Маленький магазин принадлежал филателистическому «акционерному обществу», состоявшему всего из двух коммерсантов: болгарина и русского. Первый из них, как мы потом узнали, был болгарский подпольщик Чичо Славчо, то есть дядя Славчо, а второй – Николай Абрамов. Оборот магазинчика был невелик, но для прикрытия неофициальной деятельности Николая он имел немаловажное значение. Его, в частности, использовали в качестве почтового адреса и места встреч надежных людей, через которых осуществлялась передача информации в центр.

Царь Борис, любивший называть себя «царем всех болгар», хотя в нем не было ни капли болгарской крови – только немецкая и итальянская, пребывал в сильном гневе. Он нервно расхаживал по своему кабинету, заложив руки за спину и нетерпеливо поглядывал на стоявшие в углу напольные часы в золотой оправе, отбивавшие каждые полчаса мелодичным звоном.

В дверях показался дежурный генерал:

– Министр внутренних дел, ваше величество. Разрешите ему войти?

– Жду. Просите. – Царь направился к столу и сел в кресло.

Через минуту вошел тучный человек в черном костюме, с мясистым лицом и конусообразной головой, на которой отсвечивала изрядная лысина.

– По вашему приказанию явился, ваше величество, – низким поклоном приветствовал он главу государства.

Царь Борис приподнялся, протянул министру руку и, кивнув на кресло, стоявшее напротив, предложил сесть.

– Читали? – Он придвинул к нему бумагу.

– Никак нет, ваше величество.

– Почитайте. Это нота. Советского правительства.

– Слушаюсь, ваше величество.

Министр водрузил на переносицу пенсне и углубился в чтение. Чем дальше он читал, тем больше бледнело его лицо. Содержание документа произвело на него ошеломляющее впечатление. Дело было не только в том, что Москве стало известно о готовящемся РОВСом покушении на советского посла в Софии. Самое главное и самое неприятное – Советское правительство знало весь план действий до мельчайших подробностей. Оно знало, кто действительный организатор и кто исполнитель этой террористической акции против полномочного представителя Советской страны, с которой лишь недавно, после долгих отговорок и проволочек, болгарское правительство вынуждено было установить дипломатические отношения.

– Вы понимаете, к чему могло бы привести осуществление этой затеи? – спросил царь Борис перепуганного насмерть министра внутренних дел.

– Понимаю, ваше величество.

– Предупредите политическую полицию, чтобы она немедленно приняла меры к ликвидации заговора. Доигрались, что нас поймали с поличным! Остается только делать вид, что во всем виноваты одни белогвардейцы.

– Да, ваше величество.

– И еще, – продолжал царь, – надо обязательно выяснить, каким образом к Советскому правительству попал план покушения. Эти выжившие из ума маньяки из «Русского общевоинского союза» не умеют даже хранить свои секреты. Но кто их так ловко провел?

– Я тотчас же отдам распоряжение политической полиции провести тщательное расследование.

– Обо всем докладывать мне ежедневно, господин министр. – Царь Борис поднялся с кресла, давая понять, что аудиенция окончена.

Известие о ноте Советского правительства бомбой взорвалось в штаб-квартире РОВСа… Генерал Абрамов срочно собрал своих ближайших помощников, которые разрабатывали план покушения на советского посла. Надо было найти выход из создавшегося положения, грозившего крупными неприятностями. Но что больше всего волновало ровсовских руководителей, так это то, что произошла небывалая утечка секретнейшей информации. Как план стал известен Советам? Ведь материалы о готовящемся покушении хранились в папке особо важных документов. Кроме генерала, начальника контрразведки Браунера, капитана Фосса, главы болгарской полиции, министра внутренних и министра иностранных дел да еще, пожалуй, самого царя Бориса, никто ничего не знал. Даже своего сына генерал Абрамов не решился посвятить в эту тайну. Кому же все-таки удалось разгадать столь оберегаемый замысел операции? И откуда такое, до последней мелочи, знание деталей?

Обсуждая происшедшее, матерые белогвардейцы вспомнили о многих серьезных неудачах, буквально преследовавших РОВС в последние годы. Сколько, например, отлично подготовленных офицеров посылалось за это время в СССР для выполнения «специальных поручений», как здесь именовали террористические и диверсионные акции. Но все они как в воду канули – ни ответа, ни привета. Не являются ли эти неудачи результатом действия тех же тайных сил, которые теперь сорвали террористический акт против советского посла и поставили РОВС и правительство царской Болгарии в весьма незавидное положение?

Полковник Браунер поднял на ноги своих контрразведчиков и наиболее опытных сотрудников болгарской охранки. Шпики день и ночь рыскали по городу, перерыли немало чердаков, шкафов, столов и чемоданов у всех, кого подозревали в связях с большевиками или даже только в сочувствии им Искали хоть какую-нибудь ниточку могущую привести к людям, причастным к провалу антисоветской операции. Но все было тщетно. Никаких следов.

– А что же было потом? – спросил я Наталью Афанасьевну Абрамову, которая сидела молча, углубившись, видимо, в какие-то свои мысли.

Мы находились в ее небольшой московской квартире, пили чай со сдобным печеньем, и она рассказывала мне о своем муже, о его необыкновенной судьбе.

– Потом? – переспросила Наталья Афанасьевна. – Потом наш «друг», полковник Браунер, долго подбиравший «ключик» к Николаю Федоровичу, стал настаивать на том, что передать большевикам план покушения на посла мог только Николай, больше, мол, некому. Однако улик у него не было, а одних предположений, разумеется, недостаточно для такого серьезного обвинения. Все же он добился, чтобы Николая Федоровича отстранили от дел РОВСа. Наша жизнь в Софии еще более усложнилась. Стало просто невмоготу. Однажды у Николая Федоровича произошел резкий разговор с генералом, в котором он упрекнул его превосходительство в попустительстве гнусным выходкам Браунера, после чего мы решили уехать из Болгарии. Это устраивало всех: нас в первую очередь, но также и генерала, и Браунера, и политическую полицию. Как раз был удобный предлог: открывалась Всемирная выставка в Париже. Для начала мы могли отправиться туда. Но наша поездка сорвалась.

Николая Федоровича арестовали как «большевистского агента». Полковник Браунер лично допрашивал его. Он уже не опасался вмешательства генерала Абрамова, который был слишком напуган поворотом событий. Поэтому ровсовский контрразведчик нисколько не церемонился в выборе средств. Но добиться желаемых признаний ему так и не удалось. Николай Федорович стойко выдержал все испытания, и после недели непрерывных допросов власти были вынуждены выпустить его из тюрьмы. В тот же день газеты объявили, что Николая Абрамова высылают из страны. А затем появился какой-то чиновник, который официально предложил нам покинуть пределы Болгарии.

Мы облегченно вздохнули вроде бы все обошлось. Однако дальнейшие события показали, что успокаиваться было рано. К нашему удивлению, полковник Браунер принял живейшее участие в хлопотах, которые свалились на нас в связи с оформлением выезда из Болгарии. Он помог Николаю Федоровичу получить визы во Францию и, кроме того, приставил к нам своих людей – агентов тайной полиции, чтобы они сопровождали нас до границы. Разве мы могли тогда предположить, что этим агентам отдан приказ уничтожить Николая Федоровича, когда мы доберемся до границы с Югославией?

Полковник хотел спасти свою полицейскую честь. Его мучило сознание того, что долгих семь лет на его глазах активно работал чекист, что, даже подозревая Николая Федоровича, он так и не смог его уличить. Теперь белогвардейский контрразведчик решил расквитаться с ним за все: и за провал многих операций, и за подмоченную репутацию РОВСа и болгарской политической полиции, и, конечно, за свое собственное уязвленное самолюбие. Но Браунер и на этот раз просчитался. Друзья своевременно предупредили нас о готовящейся расправе.

Бесценную услугу своему партнеру по филателистическому магазинчику оказал болгарский подпольщик Чичо Славчо. Именно он каким-то образом узнал о намерениях Браунера и поспешил сообщить об этом Николаю Федоровичу. Мы долго ломали голову над тем, как избавиться от агентов полковника, и наконец решили их подкупить. Сделать это взялся тот же Чичо Славчо, товарищи которого уже установили, кто из агентов конкретно будет исполнителем коварного замысла ровсовского контрразведчика. Дня через два Чичо Славчо известил нас, что все в порядке: с агентами достигнуто «взаимопонимание».

Всю дорогу до самой границы Николай Федорович просидел с нашими «телохранителями» в вагоне-ресторане, беспрестанно потчуя их вином. Расчувствовавшиеся от щедрого угощения и хрустящих в кармане долларов, перекочевавших к ним из наших скромных запасов, агенты Браунера даже не скрывали, с какой целью они приставлены к Николаю Федоровичу, и, куражась, не раз подымали бокалы за «упокой его души». А когда наш поезд должен был уже двинуться через границу, они чуть ли не со слезами на глазах полезли к нам лобызаться. Этим мерзким наемным убийцам было, видите ли, грустно расставаться с нами.

Несколько месяцев мы пробыли в Париже – не так легко было уехать оттуда. Ну а потом – большая радость: мы в Москве, среди своих людей. Не надо оглядываться, не надо ждать удара в спину…

– Вы ведь давно не были на родине – попали в Болгарию еще девочкой. В Советском Союзе многое за это время изменилось. Как быстро вы освоились тут, привыкли к новой обстановке? – поинтересовался я.

– Знаете ли, – сказала Наталья Афанасьевна, – освоилась я здесь буквально в первые же дни. Нас окружало столько хороших, внимательных людей! Нам выделили квартиру, дали возможность хорошо отдохнуть. Потом к Николаю Федоровичу часто приходили его товарищи, нередко с женами. С ними было легко и весело… – Она помолчала, затем продолжила: – Но пожить спокойно нам не пришлось. Не прошло и двух лет – началась война с фашистами. Николай Федорович сразу же обратился с просьбой послать его на фронт. Однако ему предложили с группой чекистов отправиться в Одессу, в распоряжение уже находившегося там Владимира Александровича Молодцова. Они должны были, обосновавшись в катакомбах, создать партизанские отряды. Когда советские войска оставили Одессу и в город вошли немецко-румынские фашисты, Николай Федорович вместе со своими товарищами участвовал в боевых операциях. Многие бойцы подземного гарнизона, сражаясь с фашистами, погибли. Среди них и мой муж… Николаю – Федоровичу было тогда всего 32 года.

Наталья Афанасьевна встала из-за стола и, извинившись, вышла в другую комнату. Я знал, что эта женщина могла бы рассказать немало интересного и о своей собственной жизни. Ведь она заменила мужа в его трудной и благородной работе. Но на протяжении всего нашего разговора она скромно умалчивала о себе, хотя я не раз пытался заговорить с ней на эту тему.

Вернувшись, Наталья Афанасьевна показала мне несколько писем, написанных Николаем Федоровичем в одесских катакомбах. Они были полны оптимизма, глубокой веры в победу советского народа над врагом. Вот строки из его последнего письма от 11 сентября 1941 года, адресованного Наталье Афанасьевне и ее матери Александре Семеновне:

«Здравствуйте, мои дорогие!

Сообщаю, что я жив, здоров и вполне благополучен. К боевой жизни привык, но все же было бы, конечно, приятнее быть всем вместе… Но это пока лишь мечта… Уверен, что в конечном итоге мы все-таки будем вместе и заживем новой прекрасной жизнью…»

– Больше писем от него не было, – вздохнула Наталья Афанасьевна. – Мечта его быть вместе с нами, как видите, не сбылась… Сколько горя принесла эта страшная война! Сколько вдов и сирот до сих пор оплакивают своих родных и близких! За нашу сегодняшнюю мирную жизнь заплачено очень дорогой ценой – жизнями миллионов советских людей, в том числе и Николая Федоровича… Такого вовек не забыть.

Она замолчала. Мне тоже не хотелось ничего говорить.

Незадолго до второй мировой войны «Русский общевоинский союз» под ударами чекистов прекратил свое существование. Разведки империалистических государств, на средства которых РОВС проводил подрывную работу против СССР, больше не хотели вкладывать деньги в это, по их мнению, ненадежное и окончательно скомпрометировавшее себя «предприятие».

С началом войны наиболее оголтелые ровсовцы, оставшиеся не у дел, стали активными пособниками гитлеровцев. Так, Браунер и Фосс в качестве сотрудников абвера отправились из Болгарии на оккупированные фашистами земли Советской Украины, участвовали там в борьбе с подпольщиками и партизанами, а затем, в связи с отступлением немецких войск, бежали опять в монархофашистскую Болгарию, где продолжали верно служить гитлеровцам в полицейских органах. Когда Красная Армия приблизилась к Балканам, Фосс бросился в Австрию, в Альпы, чтобы укрыться под крылышком американских оккупационных властей. Браунер решил перебраться в Турцию, но был пойман на границе и доставлен в Москву. За преступления против советского и болгарского народов его постигла заслуженная кара.

На скамье подсудимых оказались и другие бывшие главари РОВСа, а также крупные белогвардейские военачальники периода гражданской войны, такие, как атаман Краснов, генерал Шкуро, командир дикой дивизии Султан-Гирей Клыч, всю свою жизнь боровшиеся против Советского Союза. Они активно сотрудничали с фашистами, сколачивая им в помощь воинские части из бывших белогвардейцев, антисоветских элементов и уголовников. В январе 1947 года Верховный Суд СССР приговорил их к высшей мере наказания за тяжкие преступления против Советского государства.

Таков закономерный конец всех врагов Советской власти. Те, кто осмеливаются поднять руку на революционные завоевания нашего народа, рано или поздно всегда получают по заслугам.