Текст книги "Дом Ночи"

Автор книги: Дмитрий Колодан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

Боль и слезы

Повариха крепко сжала плечо Ивы – еще немного, и сломает ключицу. Боль была адская. Девочка брыкалась изо всех сил, но что она могла сделать против огромного сопящего чудовища? Закричать и то не получилось – из горла вырвался тоненький писк, не громче мяуканья котенка.

– Кричи, кричи, – проревела Повариха, брызжа слюной. – Зови не зови – никто тебя не услышит, маленькая мерзавка, никто тебе не поможет…

Она отпустила Иву, но лишь затем, чтобы схватить ее за ворот. Легко, будто тряпичную куклу, она подняла ее, так что лицо Ивы оказалось напротив белой физиономии. От встряски зубы Ивы громко лязгнули. Девочка беспомощно задергала ногами. По щекам катились слезы – от боли, страха и обиды. Неужели все так и кончится? И ее путешествие по вентиляционной шахте, встреча с чудищем – все это было зря? Камень, который она стащила из Котельной, упал на пол и откатился под кровать.

Повариха снова встряхнула Иву. В другой руке она держала громадный тесак. На свою добычу она смотрела так, будто примерялась, как бы половчее ее выпотрошить.

– Мне больно! – пискнула Ива, понимая, что никакие слова не успокоят разбушевавшееся чудовище.

– Больно? Ха! Сейчас тебе будет еще больнее…

На щеках Поварихи блестели темно-красные дорожки – она плакала кровавыми слезами. Ива зажмурилась, лишь бы не видеть эту жуткую картину. Ну, вот и все…

– Все, Роза, хватит! – прозвучал строгий голос. – Ты зашла чересчур далеко!

Будь у нее силы, Ива бы закричала от радости. Матушка! Она услышала ее и пришла!

Не отпуская девочку, Повариха обернулась. Матушка Ночи стояла в дверном проеме. Изящный силуэт внутри золотистого прямоугольника. Лицо ее оставалось спокойным, но по тому, как она сдвинула брови, было видно, что она сердится.

– А! – прогудела Повариха, оскалившись в злобной ухмылке. – Мамаша пожаловала…

– Успокойся, Роза, – сказала Матушка Ночи. – Спи.

И прежде чем Повариха успела что-нибудь сделать, Матушка Ночи коснулась ее лба кончиками пальцев. Легко и нежно. В то же мгновение глаза Поварихи закрылись. Словно Матушка погасила ее, как керосиновую лампу. Хватка ослабла, и Ива упала на пол, больно ударившись коленками. Но, не медля и секунды, девочка отползла к стене. А Повариха качнулась вперед, назад, затем ноги ее подкосились и она повалилась на спину.

От могучего удара содрогнулся весь дом. Задребезжали оконные стекла. Нож выпал из руки Поварихи и отлетел к ногам Матушки Ночи, но та на него не взглянула.

– Спи спокойно, Роза, – повторила она. – Тебе надо отдохнуть…

Едва Ива поняла, что все закончилось, она быстро подползла к Матушке и вцепилась ей в ногу. Ее трясло от страха, и она никак не могла прекратить плакать. Пусть все и завершилось, но Ива не чувствовала облегчения.

– Ну, ну, – сказала Матушка. – Все хорошо, девочка моя, теперь все хорошо…

Она подняла дрожащую от рыданий Иву и прижала к груди. Девочка уткнулась лицом в ее плечо – черное платье мигом промокло от слез. От Матушки Ночи пахло зимним лесом.

– Она… Она… – всхлипнула Ива.

Она посмотрела на огромную тушу, возвышавшуюся посреди комнаты. Грудь Поварихи мерно вздымалась, и на каждом выдохе звучал раскатистый храп. Белая кожа постепенно темнела, словно ее слой за слоем покрывали коричневым лаком. Когда Повариха проснется, она будет в добром обличье и даже не вспомнит, как хотела выпотрошить свою любимицу.

– Она… – повторила Ива.

– Она спит, – сказала Матушка и погладила Иву по макушке, взъерошив волосы. – Как же ты могла так попасться?

– Но я… Это моя комната, я не знала, что она…

– Ох, милая, – покачала головой Матушка. – Самые страшные вещи случаются там, где ты их меньше всего ждешь. И тогда, когда ты их меньше всего ждешь.

Она взяла Иву за подбородок и развернула к себе лицом.

– Ну, хватит плакать. – Рукавом она вытерла ей слезы, размазывая по щекам сажу и угольную пыль. – Надо же… И где это ты так вымазалась, золотце?

– Я, я… – Стоит ли рассказывать Матушке всю правду о своих приключениях? Вдруг Котельная не то место, куда ей можно ходить? Если Матушка Ночи рассердится, это будет пострашнее переменившейся Поварихи. А если ей запретят спускаться в подвал, как она сможет выполнить обещание навестить Уффа еще раз?

– Я пряталась на Кухне, – у Ивы вспыхнули уши. Никогда прежде она не обманывала Матушку. – За плитой. Там было очень грязно.

– Правда? – Матушка прищурилась, и у Ивы замерло сердце. Неужели она догадалась? Но затем Матушка указала на Повариху. – Надо попросить Розу навести порядок в ее королевстве. А то даже спрятаться негде!

Матушка постаралась, чтобы ее голос прозвучал весело. Но у нее плохо получалось шутить, и Ива не улыбнулась.

– Ладно, милая, пойдем умоемся. А кто-нибудь приберется в твоей комнате. Нехорошо оставлять Розу на голом полу, у нее ведь ревматизм.

Ива только кивнула в ответ.

Угольная девочка

До самой ночи Матушка не отпускала от себя Иву. Сперва девочка битый час отмокала в жестяном корыте в ванной комнате. От воды поднимался такой густой пар, что трудно было дышать. Но, как сказала Матушка, ничто так не успокаивает тело и дух, как горячая ванна. Она поливала Иву водой из кувшина и терла жесткой щеткой так, будто хотела отскоблить не просто грязь, но заодно и кожу. И без толку было спорить и возмущаться. Когда Ива наконец выбралась из ванной, распаренная и раскрасневшаяся, она чувствовала себя до противного чистой. Сверкала небось как надраенная кастрюля. Но в одном Матушка оказалась права – все ее беды, переживания и страхи отступили и уже не казались такими серьезными. Просто еще одно приключение в доме Матушки Ночи – сколько их было и сколько еще будет?

Потом накрыли общий ужин. Повариха еще не очнулась, поэтому к столу подали холодные остатки вчерашней трапезы – тушеного кролика с овощами. И пусть некоторые из жильцов (и особенно профессор Сикорский) ворчали по этому поводу, свою порцию Ива смела без остатка. А заодно выслушала нудную лекцию о том, что приличные девочки не облизывают тарелки. Про себя она решила, что лучше будет неприличной девочкой, чем пожертвует подливой.

Когда пришло время ложиться спать, Матушка долго сидела на ее кровати, рассказывала сказки и что-то напевала. Как бы она это ни прятала, было видно, что она переживает из-за случая с Поварихой и не хочет оставлять дочь одну. Пришлось притвориться спящей, чтобы Матушка ушла побыстрее. Наконец та погасила лампу и выскользнула из комнаты, прикрыв за собой дверь.

Лежа с закрытыми глазами, Ива сосчитала до ста – на тот случай, если Матушка вздумает вернуться, чтобы проверить, все ли в порядке. Но обошлось.

Стараясь двигаться как можно тише, Ива села на кровати. Ни одна пружина не скрипнула. Комната тонула в мягком сумраке. Зимняя луна заглядывала в окно бледным глазом – бегущие облака то и дело прятали ее, как моргающее веко. От окна по противоположной стене расползлось серое пятно.

Ива перегнулась через край, заглянула под кровать и облегченно выдохнула. Камень никуда не делся, никто его не тронул и не заметил. Даже в полумраке комнаты его было отлично видно: он был чернее черного, сгусток застывшей темноты. Пусть Сикорский и говорил, что нельзя увидеть черную кошку в темной комнате, Ива убедилась, что это вовсе не так.

Она подняла уголь и от неожиданности чуть не выронила: такой он был холодный. Гораздо холоднее, чем в Котельной. Ива положила его на край одеяла. Теперь все нужно делать так, как учил ее Уфф: смотреть и ждать. Ива глубоко вдохнула и уставилась на камень, стараясь ни о чем не думать.

Время тянулось так медленно, что, казалось, прошла целая вечность, прежде чем в темной глубине замигала белая точка. Ива затаила дыхание. Ну же! Совка Авроры – наверняка это будет она! Профессор Сикорский от радости из кресла выпрыгнет! Точка приближалась медленно, описывая внутри куска угля странные круги. Вот сейчас, еще чуть-чуть…

Камень раскололся с оглушительным треском, будто кто-то сломал пополам вязанку сухого хвороста. В лицо ударила волна сухого жара, и тут же девочка поняла, что это вовсе не жар, а, наоборот, ледяной холод. В кожу словно вонзился миллион крошечных иголок. Ива отпрянула и стукнулась затылком об изголовье кровати. В то же мгновение на нее навалилось что-то тяжелое и мягкое, а в нос ударил гнилостный запах. Так пахнет застоявшаяся вода, в которой разлагается сдохшая рыба. От мерзкой вони желудок Ивы сжался, и ее чуть не вывернуло наизнанку. Она задергалась, пытаясь освободиться, и в конце концов ей это удалось.

Дрожа от ужаса, она уставилась на существо, явившееся из камня. Это оказалась вовсе не бабочка. На кровати на корточках сидела девочка, примерно ее возраста. Впрочем, Ива не стала бы ручаться, что она была человеком.

Девочка была очень худой, с руками как палки и вытянутым бледным лицом. Одежду она не носила. Ключицы и ребра выпирали так сильно, что казалось, еще немного, и они прорвут тонкую кожу. Она вся блестела от влаги или от слизи, темные волосы и те были влажными. Узкие глаза смотрели прямо на Иву, но взгляд был пустой.

– Ты кто? – прохрипела Ива.

Угольная девочка мотнула головой.

– Косточки… – зашипела она. – Белые косточки… Сладкие…

От звука ее голоса Иву пробрал озноб. Но самое жуткое – голос показался ей знакомым. Где-то она уже слышала похожие интонации, хотя никогда раньше не встречала это существо.

Угольная девочка нагнулась ближе. Черный язык облизал тонкие губы. И тогда Ива увидела, что рот гостьи полон маленьких острых зубов. С перепугу Ива схватила ее за холодные и скользкие запястья и оттолкнула от себя.

Видимо, страх придал ей сил. Одним рывком она сбросила жуткую девочку на пол, а та заскользила по нему, как по льду. Ударившись о стену под окном, она замерла, не шевелясь и не издавая ни звука. Длинные волосы спрятали лицо. А затем она резко вскинула голову.

– Косточки… Сладкие…

Пискнув, Ива отползла к стене, укрываясь одеялом, будто оно могло ее защитить. Что она наделала?! Выпустила эту тварь… Не зря Уфф так старательно подбирал камни. Похоже, внутри них и в самом деле скрывались опасные вещи. Не всякий забытый сон стоит вспоминать, слишком много среди них кошмаров.

– Не подходи! Не смей ко мне приближаться!

Угольная девочка мотнула головой. Мокрые плети волос хлестнули ее по спине и голым плечам.

– Сладкие…

В тот же миг она вцепилась в подоконник и швырнула себя в окно – иначе не скажешь. Стекло разлетелось на сотню осколков, хлопнул ставень, и в комнату ворвался зимний ветер. Заметался вместе с роем колючих снежинок, надул занавески. А угольной девочки и след простыл.

Прижимая к груди одеяло, Ива метнулась к окну. Но все, что она успела разглядеть, – это тоненькую цепочку следов на заснеженной лужайке и темную фигурку, удалявшуюся в сторону Большого Леса.

Ива отпрянула от окна, дрожа от холода и страха. По дому уже слышался топот и голоса – скоро в ее комнате соберутся все жильцы. Однако Ива не думала о том, что она им скажет. Все мысли были об угольной девочке.

Как же так: без одежды в зимнем лесу? Она же замерзнет и погибнет… Превратится в ледышку. Но почему-то Ива была уверена, что с этой девочкой ничего подобного не случится.

И еще одна мысль билась в голове, как испуганная птица: как бы дико это ни звучало, но лицо угольной девочки напомнило Иве ее собственное лицо. Словно она увидела себя глазами кого-то, кто очень сильно ее ненавидит.

Глава 3

Голоса птиц

Охотник проснулся задолго до рассвета и битый час лежал, уставившись в потолок землянки. Сна не было ни в одном глазу. Да и ночью он спал плохо – просыпался каждые полчаса и подолгу ворочался с боку на бок, тихо чертыхаясь. Обрывки снов смешались в голове, при всем желании Охотник не смог бы вспомнить, что ему снилось. Но эти сны оставили после себя странное и тревожное ощущение: если не предчувствие надвигающейся беды, то что-то очень похожее. Что-то сдвинулось в этом мире. Охотник чувствовал это, как дикие звери чувствуют приближение грозы.

Какая-то птица всю ночь распевала песни в дюжине шагов от его убежища. Крик ее был пронзительный и звонкий: «Пииу! Пииу!» С таким звуком расплавленное олово капает в холодную воду. И хотя Охотник привык не обращать внимания на голоса ночного леса, будь то шепот деревьев, звон комарья, треск сломанной ветки или далекий волчий вой, эта песня не давала ему покоя. Что-то в пронзительных криках ночной птицы заставляло сердце биться чаще, а его самого – вздрагивать и прислушиваться.

Землянку Охотник вырыл на склоне небольшого холма. По сути, это была обычная яма, под корнями скрюченной сосны, одного из лесных патриархов. Охотник не потрудился укрыть крышу лапником, и теперь в дырах между переплетенными корнями он видел светлеющее небо. Любой другой человек назвал бы это место берлогой и был бы не далек от истины. Если хорошенько поискать в подстилке из прелых листьев и рыжей хвои, то можно найти клочья свалявшегося медвежьего меха. Даже время не смогло выветрить терпкий мускусный запах. Охотник мог бы их выкинуть, но эта была единственная память, которая осталась от его жены. Той, которую много лет назад убил Первозверь.

– Пииу! Пииу! – вновь закричала ночная птица. Словно куда-то звала.

Охотник хлопнул себя по щеке, размазав присосавшегося комара. Но в конце концов не выдержал и сел, задев макушкой потолок землянки. Найти бы эту крикунью да свернуть ей шею, чтобы неповадно было! Но он был Охотником, а не Убийцей, а это что-то да значило. Он потянулся, разминая затекшие мышцы. Громко хрустнул костями. И вдруг схватил с земли корявую палку и с размаху швырнул в заросли малины, откуда и доносились птичьи крики.

– Когда же ты заткнешься?! – Громкое эхо заметалось по предутреннему лесу.

Из кустов вспорхнула желто-зеленая птаха с ярко-красным хохолком. Мелькнула и исчезла в зарослях.

– Пииу?

Охотник выругался. Проклятье! Нужно как-то избавиться от певуньи или о крепком сне придется забыть. А если пичуга решит свить гнездо рядом с его домом… Неровен час придется искать новое место для ночлега, а Охотник слишком дорожил своей берлогой. Слишком многое с ней было связано.

Он зарылся пятерней в спутанные черные волосы и дернул себя за космы. Воспоминания… Сколько их было раньше, а сейчас почти не осталось. Он еще помнил запах, но, как ни старался, не мог вспомнить, как же звучал ее голос. Как давно это было… Только время – плохой лекарь. Оно лишь стирает память, но ничуть не лечит раны.

Тоска сдавила сердце, и он заскрипел зубами от ноющей боли. Охотник так и не нашел себе новую жену, хотя претендентки всегда были. Но никто не мог сравниться с той, что ушла. Всего одно жаркое лето они были вместе. То самое лето, когда в Большой Лес приходили Ушедшие Звери. Охотник криво усмехнулся. Тогда ведь тоже пела ночная птица, мешала спать, но они с женой о сне и не думали… А мгновение спустя Охотник выскочил из берлоги и замер на пороге. Быть этого не может! Неужели…

Зыбкий туман скользил меж сосен и елей, тая на ветру. Восходящее солнце окрасило макушки деревьев лиловым и розовым, и недолго оставалось до того мгновения, как они вспыхнут чистым золотом. Большая сова скользнула меж гигантских стволов, спеша укрыться от наступающего дня. Звуки ночи постепенно стихали – одни артисты уходили со сцены, чтобы уступить место другим. Где-то в лесной чаще застучал черный дятел, отбивая начало новой лесной симфонии.

Охотник прислушался к утренней перекличке птиц – здесь, там, всюду… Черный дрозд ругался с серой славкой, пищали вездесущие синицы, ухнул лесной голубь, и закаркала ворона. И, не желая отставать от птичьего концерта, плаксиво затявкала лисица. Все было так, как и полагается, и в то же время совсем не так. Охотник втянул носом воздух, снова напряг слух. И наконец уловил далекий, едва слышный трубный зов. Словно где-то в чаще олень звал олениху. Но это был вовсе не рев оленя.

Охотник стиснул кулаки так, что ногти вонзились в огрубевшую кожу. Ушедшие Звери… По прошествии стольких лет они вернулись. Колючие Пастухи вновь привели свои стада в Большой Лес.

Охотник вернулся в берлогу, но лишь затем, чтобы захватить ружье. Сердце стучало в груди, как молот по наковальне. Сперва он намеревался сразу двинуться туда, откуда доносится рев. Однако, спустившись к подножию холма, остановился. Нет, так дело не пойдет… Возвращение Ушедших Зверей было великим событием. Кто знает, когда оно случится следующий раз? А раз так, нельзя упускать такую возможность.

И, положив ружье на плечо, Охотник зашагал к дому Матушки Ночи. Пусть его крестница совсем еще малявка, во что бы то ни стало она должна это увидеть.

Отличный выстрел

– Вот зараза!

Ива ойкнула, облизала порезанный палец и по привычке огляделась: не слышал ли кто? Но обошлось. Парочка тощих черных кур искала жуков-червяков в свежей траве, а кроме них, во дворе никого не было. Если, конечно, не считать чертополохов, но эти точно никому ничего не расскажут. От них можно ожидать любой пакости, но только не этой.

Девочка сидела на порожке курятника и, прикусив язык от усердия, чинила стрелу – толстой нитью приматывала к древку каменный наконечник. Об него-то она и порезалась, несильно, но больно. На самом деле Повариха послала ее за водой на колонку, но Ива решила, что Роза просто хотела выпроводить ее с Кухни, чтобы девчонка не вертелась под ногами, пока она готовит. А то ведь Повариха могла и перемениться, и тогда проблем не оберешься. Семь лет – уже не тот возраст, когда можно спрятаться за плитой, к тому же Ива была высокой девочкой. Тощей, но высокой.

Потому Ива и не спешила возвращаться на Кухню, а жестяные ведра стояли пустые. В конце концов, у нее хватало дел и во дворе. Надо починить стрелы, поупражняться в стрельбе, да мало ли еще чего? А на Кухне воды и так достаточно – большой бак был наполнен почти наполовину.

Ива облизала порезанный палец, а затем щелкнула ногтем по наконечнику, будто хотела его наказать. Маленький и треугольный, сделанный из песочно-желтого камня. Края сколоты хитроумным образом, так что одновременно были и зазубренными и острыми как бритва. Если обращаться с ним неосторожно, то порезаться легче легкого – урок, который Ива усвоила быстро, хотя и продолжала иногда спотыкаться.

Охотник подарил ей наконечники на седьмой день рождения. Ровно семь штук, похожих и непохожих друг на друга, как близнецы. О лучшем подарке от крестного Ива не могла и мечтать. И дело было не в самих наконечниках, а в том, что, по сути, это было признанием того, что она стала взрослой. И ей можно иметь настоящее оружие. А раз так, рассуждала Ива, недолго оставалось и до того момента, когда ей позволят выйти за ограду в Большой Лес. Он уже давно звал ее – каждую ночь, шелестом ветвей и криками ночных птиц.

Охотник не стал прикручивать наконечники к стрелам, сказав, что она должна сделать это сама. Он даже не стал объяснять, как это правильно делается. Вот Ива и училась методом проб и ошибок, правда, пока еще получалось плохо.

Ива приматывала наконечники шерстяной нитью из клубка, который ей дала Матушка. А подобное крепление для стрел не годилось. Нить то и дело рвалась в руках, и работу приходилось начинать сначала. А если ей все-таки удавалось закрепить наконечник, то держался он всего два-три выстрела, после же разбалтывался. Такие стрелы – одно наказание. Они и летели криво, и в мишень не втыкались. Отскакивали от нее, как мячики от стены. Толку, что она попадала в яблочко?

Ива потянулась и глубоко зевнула, как кошка на солнцепеке. Хотя, конечно, никакого солнцепека во дворе у Матушки Ночи и быть не могло. Дневное светило давно поднялось над Большим Лесом, но сюда оно заглядывать не спешило, оставив двор на откуп мягким сумеркам и глубоким теням. И как подозревала Ива, дело было не только в гранитной скале, рядом с которой стоял дом. Тень от скалы – самое простое, но далеко не единственное объяснение.

Мимо прошествовала курица, озадаченно косясь на девочку. Словно никак не могла понять, почему та не ищет червяков вместе с остальными. Ива лениво махнула на нее рукой и снова занялась стрелой. Прихватив конец нити зубами и намотав на палец две петли, она затянула тройной узел – самый крепкий, который знала. Затем вытянула руку и закрыла один глаз, осматривая свою работу. И тут же, не удержавшись, цокнула языком. Ну вот, опять…

На первый взгляд стрела выглядела как надо, но если смотреть на свет, становилось видно, что продольная ось наконечника не совпадает с древком. Отклонилась на полногтя. Сильно повезет, если такая стрела вонзится хотя бы в землю, и по-хорошему такую работу надо переделывать. Но вместо этого Ива вскочила на ноги и подняла лук. Хоть какой-то выстрел у нее должен получиться?

Мишенью ей служил холщовый мешок, набитый сухой травой, листьями и соломой. Углем Ива нарисовала на нем нечто, что с натяжкой можно было назвать концентрическими кругами. Но если смотреть издалека, они больше походили на миндалевидной формы глаз с вертикальным зрачком. Впрочем, оно и к лучшему: Ива не сомневалась, что в Большом Лесу подобных глаз предостаточно, а вот насчет концентрических кругов она не была уверена.

Поставив мишень рядом с колонкой, Ива отошла к ограде. Стрела легла на тетиву. Ива слегка натянула ее, затем прищурила один глаз, прицеливаясь и прикидывая расстояние. Нужно еще сделать поправку на ветер – крестный говорил ей об этом, но эту науку Ива пока не освоила. Глаз на мишени смотрел на нее чуть ли не с ехидством, словно подначивая – попробуй попади! Ива глубоко вдохнула и натянула тетиву до самого уха. Стрелять на третий удар сердца: раз, два, три…

Тетива зазвенела. Но еще до того, как стрела сорвалась, мешок-мишень завалился набок. Стрела пронеслась над ним, ударилась о стену курятника и отскочила, перепугав и без того нервных кур.

Ива чуть не задохнулась от возмущения.

– Ах вы маленькие мерзавчики! Да чтоб вас!

Ива и в мыслях не допускала того, что мишень упала сама по себе. Уж она точно знала, чьих это рук дело. Чертополохи! Гадкие маленькие вредители, которые жили во дворе у Матушки Ночи. Ива никогда их не видела, разве что мельком, но, если ты чего-то не видишь, это не значит, что этого нет.

В существовании чертополохов Ива ни капельки не сомневалась. Особенно после того, как прошлым летом она уснула во дворе, а эти гаденыши вплели столько репьев и колючек ей в волосы, что пришлось их обрезать. Чертополохи таскали ее стрелы и яйца у кур, им ничего не стоило опрокинуть бидон с молоком, когда Ива доила козу, или забить колонку сухой травой. А уж подставить подножку, когда девочка с полным ведром спешила к дому, так и вовсе – милое дело. Смысла в подобных выходках не было никакого. Это было вредительство ради вредительства. Словно для них не было большей радости, чем выводить ее из себя.

Ива уже и не помнила, сколько пакостей они ей сделали, а вот ответить им тем же не получалось. Единственный вариант, который вертелся в голове, – дотла выжечь всю траву во дворе. Но Матушка не одобряла подобных методов. Всякий раз, когда Ива прибегала к ней жаловаться, она лишь улыбалась и что-то говорила про детские шалости. В конце концов Ива просто перестала беспокоить ее по этому поводу.

Внимательно смотря под ноги, Ива зашагала к упавшей стреле. Но не успела сделать и пары шагов, как за спиной послышался знакомый голос:

– Отличный выстрел, вороненок. Но все равно еще спешишь.

– Крестный! – крикнула Ива, оборачиваясь. От радости сердце подскочило в груди.

Охотник стоял в паре шагов от ограды, опираясь о ружье. Решетка еще не успела зарасти плющом, так что его было отлично видно. Тем не менее заметила она его только сейчас, хотя наверняка он давно за ней наблюдал. От этого Ива разозлилась – сперва на крестного, затем на себя. Это надо было так опростоволоситься! Теперь поход в Большой Лес наверняка отложится. Крестный говорил, что возьмет ее с собой, когда она будет готова, а о какой готовности может идти речь, если ее так легко подловить?

– Чего кривишься, вороненок? – Охотник ухмыльнулся, словно прочитал ее мысли. – Готовь лучше стрелы. Сегодня мы идем в Большой Лес.

А минуту спустя из дома донесся озадаченный голос Доброзлой Поварихи:

– Ива, чертовка ты этакая, чего развизжалась? Ты принесла воды?