Текст книги "Граница дозволенного (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Гартвиг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

– Это всё мелочи, – махнул рукой маг. – А про саму суть его правления, почему он стал Антипапой?

– Не… нет, не могу вспомнить, – я искренне напряг память, но на ум ничего не шло. – Впрочем, историк из меня аховый. А с какой целью вы?..

Эдвин потряс своей книжечкой, которую весь разговор держал на коленях.

– Лживая слава Септимия Флавия с его Октавианополем никак не даёт мне покоя. Я, видите ли, в целях исключительно досуга, историей увлекаюсь. А особенно – периодом прошлого века и Бенедиктом в частности. Не знаю, чем он меня так привлёк, за тем разве, что сволочью был редкостной. Вот и пытаюсь узнать у простых людей, насколько им будут интересны мои изыскания.

– Навряд ли во мне найдёте преданного читателя, – я покачал головой. – Лезть в папские дрязги – себе дороже. Sanctum Officium не просто так имеет свою грозную славу. Любопытные языки и длинные носы Псы Господни умеют отсекать с поразительным мастерством.

Маг рассмеялся.

– Ну, времена уже не те, сами днём говорили. Но всё же, неужели и про Орден Крови Создателя не слышали ничего?

– Не-а, – зевнул я.

То ли вино с родины моего знакомого мага наконец успокоило расшатанные кошмаром нервы, то ли долгая дорога брала-таки своё, но я почувствовал, как веки сами собой налились свинцом. Ноги под одеялом тихо млели от верблюжьего тепла, а организм никак не мог взять в толк, на кой хрен я морожу уши, если мог бы давным-давно укутаться в тёплую шерсть.

– Ну, и ладно. Правильно, – произнёс вновь благодушным тоном Эдвин, заметив моё состояние, – пора и честь знать. Даст Создатель, следующую ночь проведём уже на перевале.

– Ага, – сонно хохотнул я. – На границе заночевать – три шкуры сдерут.

– С вашим кошельком вы этого даже не заметите.

Натянув одеяло по самые уши, я в последний раз взглянул на тёмный лес. Он оставался всё также недвижим, тихо поскрипывая о чём-то своём. То ли обсуждая записи мага, в которые он заглянул через плечо еловой веткой, то ли шушукаясь о Лесном Царе, летящем на своём чёрном коне сквозь чащу. А может и не то, и не другое. Может, еловый бор, стоящий в стране раскольников и бунтарей, славил Жертвенность ангела, как и полагалось всему живому в эту ночь. Но долго об этом думать не пришлось.

Уже через несколько секунд я вновь провалился в объятия сна. На этот раз тёмного и долгого, без окровавленного лица матери.

***

– Куда! – орал, срывая голос, солдат. – Куда, ёб твою мать! Стоять, кому говорю! Тпру!..

Это уже для наших лошадей.

Понятное дело, что заметили мы его давно. Грозный воин стоял, прислонившись спиной к путеводному столбу (который следовало обозвать палкой) и мирно подрёмывал, стойко перенося все тяготы и лишения караульной службы.

Внимания на него мы до поры до времени решили не обращать. Мало ли местных сумасшедших. Болото-то когда исчезло, лет пять назад? Вот остаточные газы на мозги населению и давят. Заставляют брать дедово копьё, напяливать латы и стоять у околицы, пугая случайных путников. А может вообще, и не сумасшедший никакой, а просто притомился воин, решил отдохнуть. Невмоготу уже было службу нести, остановился прикорнуть. Однако, чем ближе мы подъезжали, тем громче становился стук наших копыт, от которого бравый часовой всё-таки проснулся.

И тут же с матом бросился наперерез, останавливать коней.

Естественно, те его не послушали. Но вожжи всё равно пришлось натянуть. Длинное, со следами ржавчины копье, направленное в грудь моей животины, было достаточно красноречиво. Но ещё более красноречивым был остальное отделение, вынырнувшее из придорожных кустов словно мелкие бесы и взявшее нас в полукольцо.

Мы остановились как раз под табличкой с надписью «Хогген», нацарапанной прямо на кривом деревянном брусе, почерневшем от времени. Деревушка эта была мне хорошо знакома по моим прошлым разам, когда выпадало «счастье» побывать в Лирране. Она стояла ровно на развилке дорог, одна из которых, та, что севернее, вела к полузаброшенному старому тракту, которым после суетливых действий новых властей никто и не пользовался. Все предпочитали ехать по новому пути, проложенному через бывшие болота. Судя по слухам, стоило это революционным властям баснословных денег, но зато сократило путь до Журавлиного перевела почти втрое, до одного дневного перехода.

Не сказать, что изменения пришлись деревеньке по вкусу. Стояла она, как я уже говорил, на болотах, тем и кормилась. Торф, болотное железо, ягоды и промысел. Сейчас же она представляла собой всего лишь пяток дворов, сиротливо жмущихся к корчме. Её же и обсуживающих.

Откуда в такой глуши мог взяться целый отряд, возглавляемый колоритным ратником с лицом олигофрена и густой чёрной бородой – мне было решительно непонятно. На бандитов они не были похожи, бандиты доспехов, пусть даже и средней паршивости, не носят. И тем более не вышивают на плечах серебристого орла – революционный герб Лирраны.

– Чё такое? – сквозь зубы бросил я, оказавшись ближе всех к бравому солдату революции.

Не люблю, когда мне хамят. Особенно, когда хамит быдло, у которого зубы жёлтые и кольчуга на подмышках ржавчиной покрылась. Не говоря уже о нечищенном копье.

И это, между прочим, десятник. Вон, лычка на рукаве.

Солдат злобно поднял взгляд вверх, уставившись мне в переносицу. При взгляде сверху вниз был похож на злющего старичка-боровичка из детской сказки, учиняющего погром на кухне и творящего прочие пакости весёлой малышне. Особенно сходство дополнял плоский шлем, выполненный в виде грубой металлической тарелки.

– Ты почёкай мне ещё тут, – огрызнулся он, слегка постукивая кромкой наконечника по груди лошади. Животное испуганно покосилось на него, фыркнуло и переступило ногами. – Запрещён проезд. Вертай взад.

«Сука, если он мне лошадину спугнёт…» – подумал я, но мысль окончить не успел. В наш краткий обмен любезностями вмешался Эдвин.

– Любезный, а позвольте поинтересоваться причиной, по которой мы не можем проехать дальше?

Он был, как всегда, сама дипломатичность. Вояка, правда, такого подхода не оценил. Одним пальцем заложив ноздрю, он шумно высморкался, попав моей лошади на бабки, от чего та снова фыркнула.

– Не положено. Приказ командования. Разворачивайтесь щасже.

– Так, любезный, я понимаю, что проезд запрещён, но позвольте узнать, почему? Это ведь новый тракт, одна из главных транспортных артерий Лирраны.

Десятник поводил челюстью из стороны в сторону, соображая, стоит ли ему делиться с нами информацией или всё же послать подозрительную троицу куда подальше. Судя по всему, в нём боролись два аспекта одного и того же чувства собственной важности. Хотелось походить гоголем перед незнакомцами и показать, что он тут не суртульские щи лаптем хлебает. И одновременно же – упиться собственной малой толикой власти и погнать незваных гостей прочь.

Победил гоголь.

Подбоченясь, десятник горделиво выплюнул сквозь зубы:

– Аристократишек беглых добиваем. С городу сдриснули, в лесах прятались. Хотели заговор учинить да Першунг взять с накскоку. Не получилося, раньше вычислили. Но ничо, теперича мы их… А вам всё равно нельзя. Кармантин!

И вновь попытался многозначительно ткнуть мою лошадь, закрепляя успех. Однако в этот раз я успел перехватить копье. Схватил его прямо за наконечник, благо, заточка была никакая, а я с самого утра натянул перчатки, спасаясь от холода. Дернул на себя так, что стражник провалился вслед за оружием и медленно произнёс прямо в бородатое лицо:

– Если ты, говно кольчужное, ещё раз тронешь моего коня, я тебе лично руку сломаю. В трёх местах, чтобы лекари лечить затрахались. Ты понял?

Десятник, шуганувшись, тут же отпрянул назад, копьё его я уже отпустил. Но очень быстро взял себя в руки и, поудобнее перехватив оружие, встал в стойку, словно готовился отражать кавалерийский наскок. Остальной отряд среагировал симметрично, также нацелив на нас копья.

– Ты ещё дерзить будешь, херня кудлатая. А ну упёрдывайте отсюда все трое, пока не продырявил каждого, вашу маму.

Он добавил ещё несколько крепких выражений, особенно касающихся его соития с моей покойной маменькой, от чего у Кэт мигом покраснели уши. Но оскорбления я ловил уже спиной. Поняв, что делать здесь больше нечего, я развернул коня и пустил его обратно по дороге. Через пару секунд, поняв, что ничего, кроме площадной ругани они здесь не услышат, моему примеру последовали и маг с ученицей.

– Ну, и зачем нужно было ругаться? – с укоризной поинтересовался маг, нагоняя меня и вставая вровень.

Мы уже отъехали от солдата на пару десятков шагов, так что его матерные крики нам нисколько не мешали.

– А я считаю, что правильно! – неожиданно подала голос Кэт, пристроившаяся сзади. – Перед ним два мага стоят. И арканолог. А он выделывается, будто мы крестьяне сиволапые какие-то.

Обернувшись, я поглядел на девушку с одобрением.

– Во-первых, Кэтрин, грубить незнакомцам не стоит, – нравоучительным тоном протянул Эдвин. – Тем более, если они военные. Как минимум потому, что ты не знаешь пределов их полномочий и возможностей. А во-вторых, в той ситуации мы вполне могли договориться.

Я покачал головой.

– Сомневаюсь. Был бы на его месте сотник – возможно разговор бы и получился. Офицерский состав всё-таки больше склонен к получению взяток. А этот… синдром стражника. Встать, как последний кретин, и стоять столбом. Не пущать. Ему сама возможность отказа милее всяких денег.

Я раздражённо дёрнул поводья, осекая не в меру разогнавшуюся лошадь. Судя по всему, ей тоже хотелось убраться подальше от неприветливого солдата, что так настойчиво «ласкал» её копьём.

– К тому же, я не люблю, когда мне хамят. Особенно гнилозубые пахари, позавчера взявшие в руки копьё.

– Можно подумать, мастер Летт, вы сами белая кость.

Эту фразу я решил оставить без ответа.

– А про руку, – неожиданно пискнула Кэт. – Это правда? Могли бы сломать?

Эдвин недобро на неё покосился, но ничего не сказал. Я же в ответ усмехнулся.

– Когда проводишь десятки лет в сугубо мужской компании поневоле научишься.

– Вы говорили, что боец из вас аховый, – хмуро напомнил маг.

– И не отказываюсь от своих слов. Меч я держу едва ли лучше, чем тот десятник.

За разговорами мы незаметно подъехали к развилке, которую полчаса назад оставили за спиной. На пересечении дорог сиротливо притулился всё тот же путевой знак, но уже куда как солиднее, чем тот, что стоял на въезде в деревню. Угловатые, похожие на стрелы указатели, очевидно, только недавно сменились, заменив собой предшественников, поистрепавшихся от времени. Судя по всему, обновлялись за счёт казны, не иначе. У лирранских властей был пунктик насчёт дорог. Надпись на стрелке, направленной на север, гласила: «Старый тракт».

– Ну, и? – спросил маг, остановившись прямо под вывеской. – Какие наши действия?

Я пожал плечами. Поводья я чуть отпустил, позволив лошади податься к обочине и пощипать жухлую, едва присыпанную снегом траву.

– По-моему, очевидно. Двигаемся на север. Потеряем три дня, но выбора у нас особо нет.

– Можем вернуться в Першунг. И обождать там, пока всё не успокоится.

Я на секунду задумался.

– Не-а. Не катит. Тьма его знает, сколько они собираются эту партизанщину по лесам отлавливать. Может день, а может месяц. Больше потеряем. К тому же, сидеть среди орущих торговцев непонятно сколько времени я не хочу. Не люблю торговые городки.

– А что вы вообще любите, мастер Летт?

– Вино красное и девок рыжих, – оскалившись, ответил я. – Тем более, что мы не знаем, что там за «аристократишки». Может просто шайка под командованием какого-нибудь опустившегося барона. А может – натуральные боевой отряд с задачей захватить Першунг. Лично мне не сильно улыбается оказаться в гуще боевых действий, если от отчаяния они решатся пойти на прорыв.

При моих словах Кэт испуганно вжала голову в плечи и глазами остригла лесную опушку, словно ожидая, что оттуда немедленно полезут недобитые роялисты. Понятное дело, что никого там не оказался. Лишь барсук испуганно выглянул из придорожных кустов и, виляя лиловым задом, шустро перебежал на другую сторону дороги.

Эдвин тяжело вздохнул.

– Значит, хотите ехать через север. И даже легенда о растерзанной плакальщице вас не смущает? Ваш профиль, между прочим.

– В деревне Бычий Корень есть поверье, что каждое лето их любимое болото пользуют суккубы, – проникновенно начал я. – Для утех развратных они созывают на шабаш всех ведьм, колдунов и прочую нечисть. Гуляния длятся до самого утра, от чего на болотах всю ночь пылают адские зелёные огни.

Я взял паузу, чтобы слушателей пробрало. Кэт действительно взглянула на меня с испугом, а маг лишь недоверчиво нахмурился.

– Чтобы избавить дом родной от напастей, селяне в ночь перед шабашем дают суккубам откуп. На болота посылают самую ядрёную девку. Всем селом выбирают, в основном мужчины, предварительно удостоверившись, что она действительно самая ядрёная, и в процессе отнимают то, что женщине даётся от рождения. Суккубы, терзая несчастную, оставляют деревню в покое. До следующего года.

Я ухмыльнулся и хитро скосил глаза на ученицу мага.

– Ты как, Кэт? Готова спасти несчастную деревню?

Та мгновенно стала пунцовой.

– Не стоит недооценивать народные поверья, мастер Летт, – хмуро бросил Эдвин.

– Уж не мне ли об этом знать. Но иногда легенды – это просто легенды. Притом идиотские и вредные. Сочинённые лишь от дремучести или чтобы молодняк на болото не бегал.

С этими словами я дёрнул коня и развернул его в сторону северной дороги. Моим спутникам ничего не оставалось, кроме как последовать за мной.

Почти до самого вечера мы двигались молча, растянувшись в цепь. Лишний раз перекрикиваться через плечо никто не хотел, а дорога выстроиться в линию не позволяла. Старым трактом уже давно никто не пользовался. Кустарник по обочинам, сперва робко, а зачем уже и громогласно вступил в свои права, вытянув на грунт длинные щупальца лоз, коряг и корней. Сам лес тоже не оставался в стороне, и иногда нам приходилось объезжать молодые деревца, растущие посреди тракта. То и дело на дорогу, обалдев от отсутствия шумных людей, выбегал заяц или белка, а один раз даже вальяжно выползла рысь, смерив нас презрительным взглядом. Лошади было испугались и начали надсадно хрипеть, ворочая ушами из стороны в сторону, но хищник лишь лениво облизал лапу и решил не связываться с идиотами, поехавшими в обход. Рыжуха скрылась в чаще, а я в который уже раз за всё время путешествия пожалел о том, что не догадался прикупить в Остолье арбалет. Как минимум шкуру можно было неплохо продать на ближайшем рынке.

Северное зимнее солнце лениво пробивало своими лучами серую пелену облаков. Оно было похоже на шаловливого ребёнка, умыкнувшего у отца-охотника нож и самозабвенно тыкающего им в лист фанеры, дырявя его насквозь. Хоть Жертвенность уже и миновала, а сам день должен был начать расти, воздух потихоньку всё равно начинал наливаться густой оранжевой краской, и я понимал, что до ночлега нам оставалось ещё от силы пару часов. Проводить ещё одну ночь в чистом поле не хотелось, но выбора у нас особо не было. Эдвин говорил, что лет пять назад вокруг старого тракта ещё стояли какие-то нищие посёлки, но с тех пор всё сильно поменялось. Те отдельные срубы, что нам встречались по пути, были заброшены давно и прочно, только ветер гудел в опустевших домах и хлопал ставнями.

После обеда погода переменилась. И не в нашу пользу. Разошёлся ветер, завывая, словно гунгарский волк, и так же по-людоедски заползая за воротник и стужа спину. Я то и дело ёрзал в седле, пытаясь поплотнее закутаться в куртку, но помогало слабо. Зима в Лирране в этом году была какой-то уж совсем холодной для здешних мест. Обычно обходилось даже без снега, а в этом году вон, белая пороша всю землю сплошняком засыпала, воланчиками кружится на ветру. Слава богу, что только на полпальца взяло, сапоги спасают. Иначе, воспаления лёгких было бы не миновать.

Мои спутники, в целом, чувствовали себя ничуть не лучше. Эдвин достал откуда-то из котомки широкую меховую шапку из меха северолиса, которого промыслово бьют в Суртуле, и тут же натянул её чуть ли не на самый нос. А Кэт просто уткнулась в широкий беличий мех своего воротника, надеясь отогреть хотя бы нос.

К вечеру, когда уже начало окончательно смеркаться, ветер разыгрался не на шутку, превратившись в настоящий ураган. Даже лошади встали, истерично ржа и вихляя вытянутыми мордами, стряхивая с глаз снег. Мы от них тоже не сильно отличались. Мелкая ледяная порош кнутом била в лицо, заставляя щуриться и прикрываться ладонями. Даже могучий еловый бор пригибался от ветра, словно стайка слуг при виде карсильского феодала.

В конце концов, было принято решение останавливаться на ночлег. Солнечного света уже почти не было видно, налетевшие тёмные тучи заглушили даже его догорающие остатки. Спешившись и взяв лошадей под уздцы, мы ещё с полчаса бродили по окрестностям, прежде чем нашли пригодную для стоянки поляну. Пока я привязывал коней к небольшой осинке, сиротливо косившейся на её краю, Эдвин сделал несколько пасов руками. Тут же меня обдало жаром, а снег вокруг мага начал потихоньку таять, пропитывая чёрную землю влагой. Но всё же, это было лучше, чем разводить костёр на голом ветру.

Впрочем, с костром Эдвин тоже подсобил. Поняв, что в такой пурге искать хворост – не самая лучшая затея, он вновь замахал руками и уже через секунду в центре идеально ровной проталины весело горел магический огонь, чья искра сорвалась с ладони волшебника.

Невидимый купол, сомкнувшийся над нашими головами, надёжно прикрывал от холода. Морозный ветер, пришедший откуда-то с востока, с самых вершин Краесветных гор, лишь с подвыванием облизывал неприступные магические стены и мчался дальше, на запад, чтобы разбиться о каменные зубцы гномьих твердынь. Мы все порядком продрогли и первую четверть часа дрожа сидели у волшебного огня, отогревая негнущиеся сухие руки. Лишь позже, когда пламя порядком натопило импровизированную теплицу, я лениво стянул с себя куртку, оставшись в одном жилете и почувствовал, как жар подступает к лицу, прорываясь румянцем на щеках.

Остальные были примерно в том же состоянии.

– А раньше так нельзя было сделать? – язвительно спросил я, засовывая руку в котомку. Там у меня лежала предусмотрительно купленная ещё в Першунге бутылка портвейна, которую я как раз собирался пустить в ход.

– Длительные по времени заклинания высасывают достаточно много сил, – с ленцой отозвался маг, сбрасывая с плеч свой заячий тулуп. – Не столько единоразово, как огненный дождь или заклинание исцеления, сколько медленно и неторопливо. Словно ручеёк вытекает. Так что к утру я проснусь с синяками под глазами и до обеда буду клевать носом.

– Молочка может? – сочувственно протянула Кэт.

– Поможет не сильно, да и нет его у нас, – ответил маг. – Ты же позавчера последнюю плошку вылакала.

Кэт скромно потупилась, признавая вину. В тот день они с Эдвином как раз разучивали какое-то хитроумное заклинание, от которого девушку ещё с два часа мутило.

– Я бы больше предпочёл чего-нибудь такого, – Эдвин кивнул на бутылку в моих руках. – И согреет лучше, и спать буду крепче. А заодно и солонинки, если осталась.

Кэт с готовностью дёрнулась к поклаже, где у нас лежал весь провиант. Распряженные лошади, разомлевшие от тепла, довольно похрапывали в стороне и не обратили на девушку никакого внимания. Я усмехнулся и, сделав глоток, передал бутылку магу. Тот с готовностью принял её и тоже приложился к узкому вычурному горлышку.

– А как же бурмаркское?

– Да вы что, молодой человек! – с искренним возмущением замахал на меня руками Эдвин. – Путать дар Создателя с яичницей. Это же Зейские виноградники, семилетняя выдержка. Его только в Жертвенность и пить, и то по рюмкам. Такое золото…

Я в открытую рассмеялся, принимая от него бутылку обратно. Кэт протянула мне кусок солёного мяса, который я с благодарностью принял и даже было протянул в ответ портвейн, но мастер строго покачал головой, глядя мне в глаза. Что же, пусть так, ему виднее. Нам больше достанется.

Ещё минут десять мы тихо млели, вместо слов едва вытягивая из себя тихие вздохи и стоны, разогреваясь скромным перекусом да передавая из рук в руки бутылку. Посмотрев на красный нос Кэт, Эдвин даже ей разрешил попробовать, но судя по перекошенному лицу девушки, понравилось ей не сильно.

Ничего, дело молодое.

– Кстати говоря, – потянулся я, – а что вы там насчёт плакальщицы говорили?

Мне было не столько интересно, сколько скучно. Хотелось немного скрасить вечер если не увлекательной историей, то хотя бы деревенской байкой. Тем более, что алкоголь в тепле уже начал потихоньку всасываться, и на меня напало несвойственное мне благодушие.

– Арканолог и не знает местных легенд? – хитро прищурился Эдвин.

– Деревня Бычий Корень и Молодые Пупки, – отозвался я. – Мне не нужно знать все местечковые побасёнки. Конечно, иногда крупицы истины там есть, но именно что иногда и именно что крупицы. Так что давайте, рассказывайте, не вертите душу.

– А это и не местная, – с непонятной мне тоской ответил маг. – Далеко не местная. Все, кто стоял у Чёрной переправы, её знают. Собственно, именно из-за этой самой, как вы выразились, побасёнки, Чёрная переправа и случилась.

Кэт шумно сглотнула. Река Лейна, та самая, у берегов которой произошло одно из самых кровопролитных сражений той войны, была чуть южнее, но не сказать, чтобы далеко. Четыре-пять дневных переходов, не больше.

– Меня там не стояло, – хмыкнул я в ответ, вновь прикладываясь к бутылке.

– Да, я помню, вы говорили. А про плакальщицу – это совсем недавняя легенда. Байка, если хотите. Уж не знаю, насколько правдива её мистическая подоплёка, но фактическая уж точно была. Перед вами, – маг горделиво ткнул себя ладонью в грудь, – живой свидетель.

Я заметил, как мышкой подобралась поближе к учителю Кэт. Мешок с овсом, который она собиралась рассыпать в кормилку для лошадей, замер в её руках и завис в миллиметре от земли. Судя по всему, Эдвин не сильно любил рассказывать о войне. По крайней мере – эту историю он ученице явно не рассказывал.

– Когда в Лирране ещё правила законная династия, – начал маг издалека, – а местное дворянство не перевешали на столбах, в западной части страны, как раз примерно в этой области располагалось графство Штерн. Семейство, правящее им, было вполне родовито, восходило ещё к имперским временам, и, по слухам, шло от самого Оттона Великого. Ничем особым, правда, кроме благородства не выделялось. Феод был средненьким по размеру, дохода приносил не сказать, чтобы много, а с присвоением королём всех пошлин с Журавлиного перевала дела вообще пошли худо. Только болота и спасали. Но Штерны не отчаивались и, как и любые обедневшие дворяне, избрали своей стезёй военную службу.

Маг на секунду отвлёкся, чтобы промочить горло.

– Как раз за два года до революции в возраст вошёл единственный на тот момент наследник рода, Гарвель Штерн. Мать его была особой плодовитой, разродилась аж семью детишками, все, как на подбор, мальчики. Но оспенное поветрие не оставило от разветвлённой династии ни следа. Спасся только Гарвель, средний из всех сыновей, но по воле Создателя самый крепкий. Судя по всему, парень действительно был рождён в рубашке. Уже в четырнадцать лет он был принят в оруженосцы, а в шестнадцать, спася своего патрона от смерти в одной из пограничных стычек с Империей, заслужил рыцарский титул. Пусть он и не стал самым молодым из них в Лирране, но шестнадцать лет – всё равно внушает уважение. Потом была парочка турниров, из которых Гарвель вышел победителем и любимчиком ближайшей аристократии. Отец в сыне души не чаял и никак не мог нарадоваться. Мало того, что рыцарь, притом умелый рыцарь, так ещё и голова у паренька была что надо. Схватывал всё почти на лету и даже, в свои-то годы, умудрился несколько поправить дела надела из-за чего семья смогла обеспечить сына личным боевым конём. Да не абы каким, а из самого Халифата привезли, чёрный как смоль и резкий, как и его хозяин. Говорю же, удача к парню так и липла. Вот только…

– Что? – нервно перебила Кэт, слушая учителя с чуть приоткрытым ртом.

Я, если честно сказать, и сам увлёкся. Эдвин неплохо рассказывал, а его голос басовито гремел, словно у настоящего сказителя на городской ярмарке. К тому же завывающий за «стеной» ветер как раз благоволил к историям о рыцарях, подвигах и войне.

– Вот только жениться не торопился, – продолжил маг. – Гарвель-то хорош собой был. Лицо острое такое, глаза с прищуром, скулы, кудри каштановые до плеч. Девицы от него без ума были. Даже по слухам, ха, герцог сватов засылал. Да только отказали. И ему, и всем остальным. Восемнадцать годков парню уже сровнялось, я же говорил, в возраст вошёл, а наречённой нет. Догадываешься почему?

Это уже к Кэт. Но и я сам примерно начинал понимать, к чему клонит маг.

– Мезальянс, – с уверенностью произнёс я. – Уж не знаю, как ситуация обстояла в Лирране до революции, но это явно была не Панария, где на происхождение смотрят сквозь пальцы. И не Щучье герцогство.

Эдвин кивнул, подтверждая мою догадку.

– Всё верно. С одним лишь только моментом, что до брака дело так и не дошло. Гарвель и Бетка, дочь кузнеца из Остолья любили друг друга. Тайно встречались. Жили, когда позволяли обстоятельства. Но вместе быть не могли. Родители Штерна были против, хоть и относились к любви сына сочувственно. Но честь и долг были превыше всего, ведь несколько поколений у семьи, которая не могла похвастаться богатством, было только доброе имя…

Я саркастически хмыкнул. И тут это проклятое Остолье.

– Гарвель, к его чести, сопротивлялся. Упорно гнул свою линию и, ставлю на то, в итоге прогнул бы её окончательно. Он был упорным малым, вся его жизнь это доказывала. К тому же, отец Штернов был уже в преклонном возрасте, лекари пророчили ему от силы года три, не больше. Оставалось только потерпеть.

– И тут грянул гром, – дополнил я.

– И грянул гром, всё верно, – подтвердил Эдвин. – Грубер повёл разъярённую толпу на штурм кафедрального собора, восставшие с боем взяли королевский дворец, обезглавив всю венценосную семью от мала до велика. А затем пламя бунта из столицы перекинулось на всю страну. У Штерна-старшего не выдержало сердце, мать, по слухам, сбежала в Карсилию, где уже собирался экспедиционный корпус, а Гарвель…

Маг тяжело вздохнул.

– Гарвель поступил так, как приказывало ему чувство долга. Собрал дворянское ополчение из верных роялистов и почти месяц удерживал западную часть страны, пока через Журавлиный перевал не подошли карсильские рыцари. А дальше всё было просто. Для истории, само собой, не для людей. Бои, тяжёлые и затяжные. Рейды и налёты. Мы километр за километр отвоёвывали обратно лирранскую землю, отбрасывая мятежников всё дальше и дальше на восток. Пересекли Лейну, закрепились. С юга нам в помощь шли имперские войска, раз за разом разбивая сброд, который революционным властям удавалось собрать. Били всем миром, даже Панария начала своё наступление на востоке. Казалось вот-вот, ещё чуть-чуть надави, и революция треснет, как яичная скорлупа. Правда…

– Что правда? – вновь замирающим голосом спросила Кэт. – Учитель, ну говорите же вы, не тяните!

Девочка не на шутку увлеклась. Даже вцепилась магу в плечо, качая его туда-сюда. Но Эдвин лишь беззлобно отмахнулся, протягивая руку над костром. Я с готовностью протянул бутылку и подождал, пока маг сделает глоток. Таких подробностей о прошедшей войне я действительно не знал.

– А ты не догадываешься? – с улыбкой взглянул маг на девушку. – Война войной, а любовь по расписанию. Древнейшая из мудростей человечества, которую претворяет в жизнь и благородный рыцарь, прижимающий платок любимой к груди, и наёмник-насильник в захваченной деревне. Пусть и… в несколько извращённой форме. Но, к-хм, мы отвлеклись. Конечно, несмотря на войну, Гарвель и Бетка продолжали встречаться. Тайком, безусловно. Он всё-таки был командиром не абы кого, а дворянского ополчения на западе Лирраны. По сути, самым влиятельным лидером роялистов. Некоторые горячие головы даже пророчили ему корону. А она… она всё ещё оставалась дочкой кузнеца. Простой девчушкой, представительницей «трудового народа, из которого богатеи да попы все жилы сосут». Если бы свои узнали, тут же бы вздёрнули. Да они и узнали. Кто-то проследил за Беткой, ставшей уж слишком часто отлучаться из города. Проследил, вспомнил слухи, ходившие в Остолье, сложил дважды два…

– И однажды она не дошла. Как потом бахвалились по тавернам славные солдаты революции – багорами на части девку драли. Прямо здесь, на тракте. А что с ней ещё делать, потаскухой, подстилкой дворянской? – последние слова Эдвин выплюнул с шипящей ненавистью. Не по отношению к девушке, само собой. – Отрубленную голову, измазанной высохшей до черноты крови забросили прямо в лагерь ополчению. Как говорят, прямиком к шатру Гарвеля подкатилась.

Я заметил, с какой силой Кэт закусила губу. И как до мертвенной белизны сжались её маленькие кулачки.

– Душегубы, – прошептала она. – Самые настоящие душегубы. Хуже Милитантов…

Э, девочка, ты погоди. Это просто люди. Всего лишь люди. Милитантов ты ещё не видала. Как и демонов вообще.

И не дай Создатель увидеть.

– Конечно, Гарвель не стерпел. Как говорили немногочисленные выжившие после, он едва не обезумел от горя. Собрал всех, кого мог, в единый кулак, бросил обоз, бросил лагерь. Бросил вообще всё, что только мог. И рванулся по старому тракту, желая придать Остолье огню и мечу.

– Не вышло? – поинтересовался я.

– Не вышло, – подытожил Эдвин. – Он даже до города не добрался. Бунтовщики прекрасно знали, что делают. Они пошли на провокацию, чернейшую из возможны, и не прогадали. Устроили засаду прямо посреди пути, чтобы назад никто не успел прорваться. Подрубили брёвна, рассредоточили отряд. А когда ополчение добралось до нужного места – захлопнули ловушку. Всех положили. Выжить сумели лишь те, кто в самом хвосте скакал, успели отвернуть. А Гарвель… я уверен, что он дрался до конца. Ярость придаёт сил, но этот бой ему было не выиграть. Дальше мятежники собрали, кого могли, взяли без боя лагерь и устремились в брешь в обороне, едва не окружив всех папских пикинёров. Те встали насмерть в Журавлиных болотах, выигрывая остальным время, а мы откатились за Лейну. Откатились и встали насмерть. На Чёрной переправе. Остальное, я думаю, вам известно.

Маг печально улыбнулся. Но меня этой улыбочкой было не подкупить.

– Это всё прекрасно, – произнёс я, не обращая внимания на тихое женское сопение носом. – Только самого главного-то вы не сказали.

– Верно, не сказал, – согласился Эдвин. – Да дальше уже ваша работа на самом деле, мастер Летт. Говорят, что с тех пор на старом тракте бродит меж деревьев женский призрак в белом платье, прикладывая невесомые руки к лицу, и заходится в безутешных рыданиях. А в ответ на её рыдания мчится по дороге кавалькада рыцарей в чёрных, обгоревших доспехах. Командир их несётся быстрее всех во главе колонны, надеясь найти девушку, прижать к себе и успокоить. И в каждом, кто попадётся ему на пути, видит обидчика, желает отомстить ему за девичьи слёзы и сечёт и правых, и виноватых. Такая вот легенда.