Текст книги "Тверской баскак. Том Пятый (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Емельянов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Бригады Петра Рябо’ва, выставив пики, приготовились к отражению атаки, но всадники и не думали их атаковать. Наоборот, воспользовавшись возникшей сумятицей, они проскочили мимо моих порядков, целясь в тыл готовящейся к атаке коннице Абукана.

– Черт! – Раздраженно сплевываю под ноги. Замысел затеявших вылазку защитников замка стал понятен. Никакого безумия, а только трезвый расчет и отвага. Мои шеренги их не интересуют! Они собираются ударить в тыл ордынцам, которых едва-едва удалось остановить. Протаранив их, вместе с венграми опрокинуть оборону Хансена и весь левый фланг монгольского войска. Это, конечно, в случае удачи, а если не повезет, то хотя бы вырваться из горящего замка.

Почему-то первым что приходит на ум – это злая озорная ирония.

«Может не мешать им и дать Абукану опозориться третий раз за день. Спеси у него тогда точно поубавится!»

Если бы удар шел не с контролируемой моими войсками стороны, то я может и поддался бы искушению, а так, здравый смысл все-таки взял верх.

«Удар в тыл Абукану может и порадовал бы меня, но пропустить его я не могу, – решаю однозначно, – потом будет не отбиться от обвинений, а ссориться с Бурундаем мне сейчас не с руки!»

Мгновенно все обдумав, резко оборачиваюсь к Ивану Занозе.

– Давай, полковник, с богом! – Взмахом руки показываю ему цель атаки. – Останови этих безумцев!

Тот, сорвавшись с места, вскочил в седло и с ходу бросил коня в галоп. Тут же истошно завыла труба, и выстроенные сотни конных стрелков рванулись вслед за своим командиром.

Бронированный клин вылазки успел-таки вонзиться в едва собранную рыхлую массу степных всадников и вновь посеять в ней хаос. Правда, на этом удача оставила смельчаков. Конные стрелки Ивана Занозы ударили им в тыл, а ордынцы пришли в себя после первоначального ошеломления. Плотное кольцо из многократно превосходящих сил сомкнулось вокруг рыцарей замка, и участь их стала незавидна. Воины Абукана выместили на них всю свою злость за сегодняшний позор и не успокоились до тех пор, пока не перебили всех до единого.

Этот момент стал переломным и во всей битве. Потому что на вершине холма, что к северу от идущего сражения, показались первые всадники. С каждой минутой их становилось все больше и больше, и вскоре вся холмистая линия горизонта покрылась крохотными фигурками на низкорослых степных лошадках. Это на исходную позицию вышел тумен Джаред Асына. Еще через секунду над всей долиной загремел монгольский боевой клич «урааагх», и степная конница покатилась в атаку.

Обходящий с юга тумен Тукана задерживался, но это было уже и неважно. Столь впечатляющее появление Джаред Асына сделало свое дело. Не дожидаясь удара в тыл, союзная армия начала отходить, но организовано это отступление продержалось недолго. Уже через пару мгновений фронт дрогнул и обратился в повальное бегство.

Печальная судьба вылазки и всей армии произвела такое гнетущее впечатление на оставшихся защитников замка, что у них не осталось сил на сопротивление. Открытые ворота так и остались распахнутыми, а на мачту воротной башни взлетел белый флаг. Замок Кениггрец сдавался на милость победителя, и для меня это была отличная новость. Непростая задача решилась сама собой, без штурма и тяжелых потерь.

Обернувшись к Калиде, киваю ему на замок.

– Давай-ка съезди туда сам, проследи чтобы наши там не переусердствовали. Мы пленных не убиваем и сдающихся не трогаем, пусть все об этом узнают!

Часть 1
Глава 6

Конец Ноября 1257 года

По обе стороны лесной дороги высятся могучие сосны. Их тяжелые кроны шумят над головой, и кажется, что они упираются прямо в нависшие грозовые облака. Солнце почти не показывается из-за туч, а таящийся за деревьями полумрак делает лес еще более хмурым и недобрым.

Калида едет впереди, и даже по его спине я чувствую бурлящее в нем недовольство. Все потому что отряд Соболя остался у переправы вытаскивать застрявшую в реке повозку. Как водится, в самый неподходящий момент сломалось задняя ось, и телега чуть не вывалила в реку все находящееся в ней добро. Незапланированная остановка грозила затянуться, а томиться без дела мне не хотелось. Бросить обоз без охраны на чужой земле было бы явной глупостью, вот я и оставил там Соболя с полусотней бойцов, а сам с Калидой и двумя стрелками поехал дальше. Калида конечно же упирался как мог, но он всегда перестраховывается, решил я и не стал его слушать. Поэтому он сейчас едет впереди и в знак протеста со мной не разговаривает.

Я не обращаю внимания, ибо знаю, долго злиться на меня Калида не умеет и скоро отойдет, а пока к нему лучше не лезть. Честно говоря, сейчас меня больше волнует предстоящая встреча с герцогом южной Баварии Людвигом II Суровым. До Мюнхена осталось чуть больше суток пути, а я все еще имею весьма расплывчатые контуры будущего разговора. Да, я еду послом, можно сказать, самого Великого хана! Да, Бурундай наделил меня практически неограниченными полномочиями в плане обещаний, но бессовестным болтуном я никогда не был, и прослыть таким в будущем мне тоже не хочется. Стало быть, упор надо делать на те позиции, выполнение которых я реально могу гарантировать. Отсюда и проблемы, потому как пообещать баварскому курфюрсту я могу немного. Сделать его племянника королем Германии и императором Священной римской империи – это да, но вот вопрос, нужно ли это герцогу? Был бы сам Конрадин постарше, можно было бы сделать ставку на него самого, но пятилетнего ребенка, тут Бурундай прав, никто не будет воспринимать всерьез. Значит, надо работать с герцогом, и тут очень важно знать все тонкости натуры этого Людвига Сурового.

«Что я о нем знаю? – В очередной раз начинаю прокручивать хранящуюся в памяти информацию. – Ему сейчас около двадцати восьми лет, и он уже получил в народе кликуху „Суровый“. За что⁈ Да за бытовуху, можно сказать! В прошлом году он казнил собственную жену по подозрению в измене. Именно так, не застал в постели с любовником, а лишь заподозрил, и этого ему хватило, чтобы отправить ее на эшафот. Приказал отрубить гулящую головушку прямо на городской площади, что даже по нынешним суровым времена выглядит диковато. Причем, по некоторым источникам, он потом признал, что подозрения его были безосновательны, и даже во искупление греха основал в честь невинно убиенной цистерцианский монастырь».

Хмыкнув, делаю однозначный вывод.

«Значит, это человек крайне эмоциональный и несдержанный, склонный к спонтанным решениям. У него не было уверенности насчет измены жены, и тем не менее он ее все же казнил. Его наверняка уговаривали не делать этого, ведь казнь жены приведет к конфликту с ее отцом, а это не кто-нибудь, а герцог Брабанта. Уговаривали, но он не уступил, что говорит о нем как о человеке крайне упрямом, который, единожды приняв решение, никогда его не меняет. Это же подтверждает и его участие в судьбе Конрадина. Ведь очень скоро за помощь Гогенштауфену папа Урбан V отлучит его от церкви, но герцог все равно не уступит».

Учесть эти качества и обратить их себе на пользу. Вот стоящая передо мной задача, и пока у меня нет стопроцентной уверенности в том, что мне это удастся. Естественно, я ни с кем своими сомнениями не делился. Даже более того, я убедил Бурундая, что проблем с герцогом не будет и он непременно примет все наши условия. Именно поэтому, разгромив короля Отакара, Бурундай повел свои тумены на Прагу.

После чудовищного поражения у замка Кениггрец столица Богемии была полностью деморализована. Слухи о жутком разгроме смешались со слухами о тяжелейшем ранении и чуть ли не гибели самого короля. В общем, к подходу монгольских войск в городе воцарилась настоящая паника, и тем не менее на предложение сдаться горожане ответили отказом. Через неделю подтянулись мои полки, и началась бомбардировка. На следующее после ночного обстрела утро, когда в разных концах города запылали пожары, Бурундай повторил свое предложение о сдаче, и городской совет сломался. Ворота со скрипом отворились, и бургомистр с выпученными от ужаса глазами вынес ключи от города.

Несмотря на сдачу, Бурундай все же хотел наказать пражан за первоначальную строптивость, но я убедил его этого не делать хотя бы до окончания переговоров с Баварским герцогом. Мой аргумент, что тотальное избиение жителей Праги не добавит нам доверия, сработал, и столица Богемии избежала печальной участи Сандомира и Кракова.

Помиловав Прагу, Бурундай наложил на горожан огромную контрибуцию и встал лагерем недалеко от города. Здесь он решил дождаться результата моего посольства, а пока отправил тумены Тутара и Абукана на юг преследовать уходящих к Будапешту венгров, а Джаред-Асына и Тукана на север пощипать земли Саксонии и Бранденбурга.

Крепко задумавшись, забываю одно наиважнейшее правило. Двигаясь верхом по лесной дороге, нельзя терять концентрацию ни на секунду. На что не знающая снисходительности реальность тут же об этом напоминает. Низкая ветка, хлестнув по лицу, чуть не выбивает меня из седла.

Чудом усидев, мысленно благодарю небеса за то, что уберегли меня от позора, и, уже не отвлекаясь, полностью сосредотачиваюсь на дороге. Как раз вовремя, потому как Калида вдруг резко осадил своего коня.

Вижу, что впереди дорога делает крутой поворот, а прямо перед ним ее перекрывает лежащее дерево. До него еще шагов тридцать, и Калида явно не торопится их сделать.

Ткнув пятками, ровняю свою кобылу с конем Калиды. Я пока никакой опасности не вижу, но уже то, что мой друг остановился и его ладонь легла на рукоять меча, говорит само за себя.

– Что не так⁈ – Спрашиваю и в тоже время внимательно вожу глазами по ближайшим зарослям.

Калида молча кивает на комель лежащей сосны, и только теперь я замечаю на нем следы топора. Стало быть, дерево тут неспроста. Оно точно не упало само, а его срубили и положили поперек дороги специально. Значит, вот-вот появятся те, кто все это затеял.

Калида тем временем вытащил из седельного чехла легкую пищаль и, не спуская глаз с леса, взвел боек и сыпанул на полку пороху. Оба стрелка, объехав меня и встав рядом с Калидой, словно сиамские близнецы повторили все тоже самое.

Тут надо сказать, что два десятка таких легких коротких стволов специально отлили для спецбригады Соболя. В отличие от громобоев, больше всего походивших на пехотные тяжелые мушкеты, эти пищали напоминали мне кавалерийские аркебузы семнадцатого века. От них, как и от их будущих аналогов, в поле толку было ноль. Полет пули такой, что хоть целься, хоть нет, предсказать его невозможно. Зато вот для штурмовых действий и ближнего боя выходило в самый раз, потому как заряжались эти пищали не пулей, а картечью. Дабы с дистанции в пять-семь шагов накрыть любую цель градом смертоносного свинца.

Едва щелкнули взводимые бойки, как из ближайших зарослей донеся хрипучий голос.

– Положите десять золотых флоринов на землю и можете ехать дальше, мы вас не тронем!

Кричали нам на баварском диалекте немецкого, и Калида, естественно, не понял.

– Хотят десять монет золотом. – Перевожу ему, а сам недоумеваю.

«Это ж насколько обнаглели здешние грабители с большой дороги, что нападают посреди белого дня на вооруженный отряд!»

Не удержавшись, Калида осуждающе покосился в мою сторону, мол ну что доигрались⁈ А ведь я предупреждал!

Ничего не говорю, но про себя вынужден признать, что мой друг, как всегда, оказался прав, а моя излишняя самоуверенность может вот-вот обернуться большой бедой.

«Вот так вот, – иронично прохожусь по собственному поводу, – строишь вселенские планы, а споткнешься на какой-то ерунде, типа бандитского ножа на лесной дороге!»

Мне, также как и Калиде, понятно, что требование денег – это всего лишь способ прощупать нас. Они видят четверых хорошо вооруженных всадников, в кольчугах и шлемах, и явно в сомнении, нападать или нет. Ежели прогнемся и положим деньги, то станет ясно – чужаки трусоваты и глупы, их можно брать нахрапом. Ежели откажемся, то тогда, возможно, дадут развернуться и уйти назад, но пройти засаду без боя точно не позволят.

То, что Калида остановился на расстоянии, а не бросился растаскивать завал, смешало им все планы. Ведь место для нападения выбрано не случайно. Там, где лежит сосна, по обе стороны от дороги густой кустарник, который должен скрывать разбойников до самого последнего момента атаки. Теперь же, чтобы добраться до нас, им придется преодолеть три десятка шагов открытого пространства, потому как ближе к нам зарослей уже нет, а только хорошо просматриваемый сосновый лес и дорога. Не подкрасться, не обойти, только атака в лоб, а это, как известно, не самая сильная сторона джентльменов удачи.

С другой стороны, нам тоже есть о чем подумать. Платить, понятное дело, мы не станем, но и поворачивать обратно тоже не выход. Уступать каким-то лесным бродягам для посла Великого хана унизительно, а весть об этом точно мгновенно разнесется по всей округе, тут сомневаться не приходится. Можно, конечно, вернуться потом с отрядом Соболя и восстановить статус кво, но у меня нет ни времени, ни желания гоняться за бандитами по незнакомым лесам, да и имиджевые потери это уже не исправит.

Бросаю взгляд на Калиду и понимаю, что он думает так же.

«Тогда что же, – азартно решаю рискнуть, – надо принимать бой, пока условия максимально выгодны для нас. А если „наши друзья“ все еще сомневаются нападать или нет, то надо бы подтолкнуть их к более решительным действиям».

Сделав выбор, кричу в сторону зарослей громко и вызывающе.

– Хочешь наши деньги, так иди и возьми их, мерзкая тварь! – Дальше крою его всем имеющимся в запасе арсеналом германских ругательств.

Я обращаюсь в единственном числе и оскорбляю только одного, того самого конкретного человека, что минуту назад орал нам из зарослей, и делаю это сознательно. Потому что мой волшебный дар подсказывает мне – тот неизвестный голос, что я слышал принадлежит не крестьянину и кому-то из простонародья, а скорее всего дворянину, привыкшему отдавать приказы и командовать на поле боя.

«Дворянин таких оскорблений не потерпит, – решаю я однозначно, – тем более в присутствии всей ватаги. Ему и гордость, и авторитет не позволят, а значит он поведет своих в бой, несмотря на невыгодность позиции».

Интуиция меня не подвела, потому как в ответ на мой поток брани слышу из зарослей яростный рев и следом шум ломаемой листвы. В ту же секунду из густого кустарника на дорогу вылетел квадратный крепыш в пластинчатом доспехе и кованом шлеме. Издав бешеный вопль и вскинув над головой меч, он кинулся прямо на нас, ведя за собой с пару десятков разношерстного отребья, вооруженного чем попало.

Краем глаза вижу, что это не вся банда, а еще несколько человек, скрываясь за деревьями, пытаются обойти нас по кромке леса. Рука тут же интуитивно скользнула в седельную суму и вытащила гранату.

Набитый порохом медный шар увесисто улегся в ладони. Щелкнула зажигалка, и язычок пламени лизнул вымоченный в селитре запал. В голове тут же застучал отсчет: один, два, три…

В этот момент почти разом грохнули три аркебузы, и всю дорогу заволокло вонючим сизым дымом. Пороховой туман наполнился криками боли и стонами, а Калида, не дожидаясь прояснения видимости, бросил своего коня вперед.

Стелющийся дым скрыл от меня противника в лесу, но долго не раздумывая, я что есть силы кидаю одну за другой пару гранат в лево от себя и на всякий случай еще один заряд направо.

От разрывов закладывает уши, но это терпимо. Осколков же я не опасаюсь, мой дымный порох еще очень далек от совершенства, и я точно знаю, что радиус поражения гранат не превышает восьми-десяти шагов.

На всякий случай вытаскиваю саблю из ножен и готовлюсь к появлению врага, но дым рассевается и ничего не происходит. Бросаю взгляд на дорогу, там уже все кончено. Пять или шесть трупов валяются в пыли, еще несколько стонущих раненых пытаются отползти в лес. Оставшиеся члены разбегаются по лесным зарослям, спасаясь от Калиды и его стрелков.

Глядя на это, с облегчением выдыхаю.

– Кажись, сегодня опять пофартило!

Тут мой взгляд натыкается на неподвижное тело главаря банды. Он лежит, уткнувшись лицом в пыль, но крови вокруг не видно, и мне становится занятно.

– Живой что ли⁈ – С любопытством спрыгиваю на землю и подхожу. То, что это тот самый главарь, которого я спровоцировал на атаку, у меня сомнений нет, он единственный из нападавших был в броне и шлеме.

Подцепив носком сапога, переворачиваю его на спину и оцениваю на глаз вмятину на грудной пластине кольчуги и еще одну на шлеме.

«Насквозь не пробито, крови нет, стало быть, судьба пощадила атамана. Из прихоти или со смыслом⁈ – Подумав так, не сдерживаю усмешки. – Ну уж точно не для того, чтобы удовлетворить мое любопытство!»

Подошедший Калида без лишних церемоний впечатывает носок своего сапога лежащему в бок.

– Давай, пес худой, поднимайся! Хватит пузо греть, нас не проведешь!

После такого бодрящего приветствия главарь застонал и зашевелился. Сотрясение мозга, видать, он таки заработал приличное, ведь картечина угодила ему прямо в шлем.

– Была бы пуля, башку бы разорвало, как гнилую тыкву, – словно бы размышляя со мной в унисон, проворчал Калида, – а с картечи лишь синяком отделался. Удачливый пес!

Главарь, наконец, открыл глаза и попытался приподняться. Его лицо тут же исказилось от боли, но пересилив себя, он все же сел, сжимая контуженную голову обеими руками.

– Ты кто такой? – Спрашиваю его на том же диалекте баварского, на котором он недавно выставлял условия.

Несмотря на головную боль, пленник поднял на меня удивленные глаза, но на большее сил у него не хватило. Сморщившись от приступа боли, он вновь согнулся и лишь бессвязно замычал.

– Отвечай, песий сын! – Калида замахнулся для удара. – Али хочешь на дыбе повисеть⁈

Удерживаю руку своего друга, понимая, что еще один удар в голову выключит пленника надолго.

– Подожди! Наш приятель сейчас сам все нам расскажет. – Сказав, присаживаюсь на корточки рядом со стонущем главарем. – Ведь так?

Встречаю вскинутые на меня мутные глаза и повторяю вопрос.

– Кто ты такой⁈

В этот раз кривясь на каждое слово, пленник все-таки ответил.

– Альтман, барон фон Регенсдорф.

Я ожидал чего-то подобного, но все же позволяю себе долю злого сарказма.

– И как же это столь достойный дворянин докатился до разбоя на большой дороге⁈ Нехорошо!

В ответ лицо пленника исказилось гримасой спесивой злобы.

– Кто ты такой, чтобы обвинять меня⁈ – Он даже забыл про свою контузию. – Я вассал герцога Баварского, и лишь он вправе судить меня по делам моим.

– Ого, вижу нашему приятелю полегчало! – С усмешкой поднимаю взгляд на Калиду, но тот настроен не так миролюбиво, как я. Носок его сапога вновь с силой врезается баварскому барону под ребра.

– Ты на кого лаешь, пес смердящий⁈

Пленник со стоном завалился на землю, а я бросаю удивленный взгляд на Калиду, мол что с тобой, чего это ты так разошелся. Тот опускает уже занесенную для очередного удара ногу, и по тому, как он отвел глаза, я понимаю, что немцу так сильно перепало не за слова, а из-за меня.

«Злится на меня, что не послушал его, и не стал дожидаться починки фургона! – Читаю невысказанные эмоции на лице друга, и так же мысленно извиняюсь. – Согласен, был не прав! Ну кто же знал, что у них тут такое творится!»

Эта мысль в купе со словами пленника неожиданно наводит меня на занятную идею.

«А что, может этот барон и прав, – иронично усмехнувшись, продумываю детали, – почему бы и не отвести его туда, куда он хочет – на суд герцога. Пусть их высочество увидит, что мы не беспредельщики какие, а люди, уважающие закон. Не повесили его вассала на лесном суку, где ему самое место, а отвезли сюзерену на суд, ибо закон и чужое право уважаем».

Идея мне понравилась, и я уже другим взглядом обвел поле боя. В этот момент один из стрелков вытащил из зарослей прятавшегося там раненого разбойника. Бросив его к трем остальным, он вскинул на меня глаза.

– Господин консул, с этими-то что…? Вздернуть может⁈ – Он убедительно посмотрел на толстый сосновый сук.

Улыбнувшись, качаю головой.

– Нет, Васюта, пусть поживут еще! – На удивленный взгляд стрелка поясняю. – С собой заберем! Послухами пойдут, а то вдруг наш славный барон на суде отпираться начнет.

Часть 1
Глава 7

Конец Ноября 1257 года

Вода в реке по пояс, и лошади, еле справляясь, тянут тяжелый фургон через брод. Спешившиеся стрелки, уперевшись с двух сторон, помогают вытолкать из воды тяжелую колымагу.

Это очередная переправа, и я надеюсь последняя, потому как крыши Мюнхена уже в прямой видимости. Прямо на север, на вершине холма, хорошо видны стены города и торчащий в небо шпиль собора Святого Петра. Накатанная дорога ведет прямо туда, но нам нужно немного в другую сторону, куда и указывает мне проводник.

– Герцог Людвиг редко бывает в городе, – неразборчиво лопочет сутулый человечек с осунувшимся землистым лицом. – Он предпочитает свой замок, что на острове Коленинзель.

Мое внимание сейчас приковано к фургону, и я слушаю на автомате, но баварец, не обращая внимания, тычет рукой вдаль.

– Видишь, вон там за поворотом шпиль торчит⁈ Там река Изар раздваивается, образуя между двух рукавов остров. Там родовое гнездо Виттельсбахов.

Стрелки, наконец-то, вытолкали фургон на берег, и успокоившись, я перевожу взгляд в ту сторону, куда указывает проводник. Там, над кронами деревьев, действительно виднеется треугольная крыша, но всего остального разглядеть отсюда невозможно.

«Ладно, упремся – разберемся!» – Проворчав про себя, тыкаю кобылу пятками и выезжаю на дорогу.

Наш маленький караван вновь трогается в путь, и примерно через полчаса движения вливается в широкий тракт, заполненный беженцами. Бредущие люди с серыми потухшими лицами, телеги со скарбом, гурты мычащего и блеющего скота. Все это непрестанным потоком движется в сторону города.

«Немудрено, ведь вся земля к северо-востоку отсюда сейчас в огне. – Прохожусь взглядом по согбенным горем фигурам и мысленно восклицаю с какой-то горькой самоиронией. – И за все свои страдания они могут благодарить тебя! За сожженные дома, за убитых и угнанных домочадцев, и за все свои сегодняшние и будущие невзгоды!»

Несмотря на сарказм и патетику, я не чествую за собой вины. Да, я направил вторжение Бурундая в центр Европы, но разве без меня его бы не было. Просто тогда брели бы в пыли другие люди, и горели бы дома в других местах. Где-нибудь на Волыни или в центральной Руси.

«История Золотой Орды – это история постоянных войн, – возмущенно пытаюсь сбросить цепляющее чувство вины, – если монголы сейчас творят зло здесь, то значит в этот момент их нет у меня дома, и на всем пространстве от Волги до Днепра царит относительный мир и спокойствие».

Тут мой рот самопроизвольно кривится в ироничной усмешке.

«Если вообще эти понятия применимы к этому кровавому времени!»

Чувствую, что кто-то дергает меня за рукав, и поворачиваю голову. Это проводник. Он настойчиво пытается привлечь мое внимание.

– Эй, тебе не туда! – Он тыкнул в поток людей и телег сворачивающий к городским воротам. – Тебе прямо! Замок герцога там.

Под любопытные взгляды беженцев берем правее и выезжаем на дорогу, что идет в обход Мюнхена на юг.

Все это время проводник не затыкается и непрерывно болтает.

– Людвиг Суровый не любит город, ныне в Мюнхене стало слишком тесно и грязно. Герцог предпочитает жить в замке, что я показывал тебе. Помнишь остров…?

Конечно я помню, но пускаться в разговор со словоохотливым немцем мне неохота, и я лишь молча киваю.

Видя мое нежелание, проводник тоже умолкает, и дальше мы уже едем в тишине, пока из леса на другом краю равнины не появляется большой отряд всадников. Даже отсюда различим блеск металла и характерная дрожь земли под копытами тяжелых рыцарских лошадей.

Сомнений нет, навстречу идет отряд тяжелой конницы и намерения его далеко не ясны. Да, мы ехали не таясь, и новость о посольстве должна была уже достичь герцога, но во избежание неприятных сюрпризов два десятка стрелков по команде Соболя выезжают вперед и достают пищали. Выстроившись поперек дороги в две шеренги, они готовятся встретить возможное нападение дружным залпом. Еще три десятка во главе с Калидой собираются позади них для контратаки. Мы готовы к любому исходу, но я все же очень надеюсь, что нам навстречу мчится почетная встреча, а не атакующий отряд.

«Ну не идиот же герцог! – Мысленно убеждаю самого себя. – Хотел бы напасть, так устроил бы засаду на переправе!»

Пыльное облако приближается, и уже можно различить всадников в кольчугах и шлемах под сине-белым штандартом герцогов Баварии. Стук лошадиных копыт врезается в уши, Соболь поднимает оголенную саблю.

– Товсь!

Стрелки вскидывают пищали, целясь в приближающуюся конницу, но у идущий галопом кавалерии хватает здравого смысла сбросить ход шагов за сто, и я облегченно выдыхаю.

– Отставить! – Кричу на всякий случай, ибо не дай бог нервы у кого-нибудь не выдержат.

Стрелки поднимают стволы ружей вверх, а я, ткнув кобылу пятками, выезжаю вперед. Калида и Соболь тут же пристраиваются справа и слева. От команды встречающих тоже отделяется всадник и парадным аллюром скачет нам навстречу.

«Встреча на Эльбе, мать его!» – Выматерившись про себя, успокаиваю натянутые нервы и одеваю на лицо радушную улыбку.

– Посол Великого хана и консул Твери, Иоанн Фрязин! – Представляюсь подъехавшему всаднику, и в ответ тот, едва склонив голову, лишь намечает приветственный поклон.

– Граф Отто фон Вильденау, командор замка Коленинзель.

Граф и не менее сотни всадников в полном вооружении. Пробегаюсь оценивающим взглядом по рядам встречающих. Хауберки с латными пластинами на груди, кольчужные чулки, кованые шлемы с забралами… В общем полный набор, который по мнению герцога должен произвести на нас неизгладимое впечатление'.

«Отсюда и галоп, и штандарт, и боевые копья! – Делаю очевидный вывод. – Нас банально пытались припугнуть! Нет, господа, не на тех напали. Нас такими штучками не пронять! Мы и сами кого хошь напугаем!»

Усмехаясь про себя, выслушиваю приглашение графа проследовать в замок Коленинзель.

* * *

В высоких потолочных арках застывает эхо наших шагов, а в десятках нацеленных на нас глаз я читаю удивление, перемешанное с разочарованием. Думаю, очень многие в этом зале рассчитывали увидеть жутких страшилищ. Тех чудовищ, что примчались с другого конца земли и истребили по пути сотни народов, а тут вроде бы обыкновенные люди и даже одежда не сильно отличается. Надо сказать, у меня тоже довольно странные ощущения. Все вокруг напоминает мне любительскую постановку в провинциальном театре. Какой-нибудь Золушки или Короля Лира…! С высокими колпаками и тяжелым бархатом платьев у дам, с мужскими чулками и буфами у мужчин, и длинными носами туфель без каблуков у тех и других. Но нет, пожалуй, беру свои слова назад, ни в одном даже самом задрипанном театре не будет такого острого, пропитавшего стены запаха сырости и немытого человеческого тела.

Мы с Калидой проходим через зал и останавливаемся перед креслом герцога. По обе стороны от него полукругом выстроились придворные. Зал небольшой, прямоугольной формы, и высоченные потолки визуально делают его еще меньше. Народу за герцогским кресло выстроилось немало, и всем им приходится тесниться. Сам герцог Людвиг II тоже напряжен, на его еще молодом лице написана тщательно скрываемая растерянность. Единственно, кто чувствует себя совершенно свободно в этом зале – это шут. Он сидит на каменном полу, прямо перед троном, в грубых зеленых лосинах и колпаке с рожками. Точно таким, каким бы нарисовал его художник все того же провинциального театра.

Остановившись в трех шагах от герцога, склоняю голову в поклоне и приветствую хозяина замка на баварском диалекте немецкого. Моя речь, как и произношение, вызывает у придворных общий вздох удивления, что только подтверждает мою мысль о том, кого они все ожидали увидеть.

– Повелитель необъятной империи, на которой никогда не заходит солнца, Великий хан Мунке послал меня к тебе, высокородный герцог, дабы выказать тебе свое уважение и расположение богатыми дарами.

Я не знаю всех титулов Великого хана и пунктов обязательной церемонии, поэтому леплю отсебятину без всяких угрызений совести. Как скажу, так и будет! Проверять меня некому, и претензий ждать не от кого. Меня больше волнует результат, и пока стража вносит сундук с дарами, а стоящая за троном знать восторженно реагирует на щелчок зажигалки, я думаю о том, как бы мне перевести формат общения из общедоступно-парадного в кулуарный.

Смотрю, как Калида поднимает тяжелую крышку и медленно достает подарки. Каждый из них сопровождается восхищенным вздохом придворным, которые не в силах скрыть своего изумления.

Маленькое овальное зеркало в золотой оправе, рулон шелковой ткани, ящичек с пряностями, сабля дамасской работы с украшенной рубинами рукоятью, и прочее… Все это для стоящей передо мной немытой, но напыщенной знати представляет собой такое немыслимое богатство, что они даже не пытаются скрыть свой завистливый восторг.

Надо сказать, что для этого представления Бурундай не выделил мне даже медного обола. Весь «праздник» так сказать за мой счет. В понимании монгольского полководца, любой и так с радостью должен ухватиться за его милостивое предложение, и еще должен сам ползать на коленях, благодарить и слать в ответ бесчисленные дары. Наверное, поэтому в реальной в истории так часто казнили монгольских послов. Они нарушали все правила хорошего тона, были вызывающе грубы и непочтительны.

У меня планы совсем другие, как и цели. В первую очередь, я хочу надавить на жадность, а потом уж на страх и доводы разума. Для этого мой взгляд ищет того, к кому в этом замке прислушиваются больше всего. Вот священник с тонким изможденным лицом, но в рясе из отлично выделанного дорогущего сукна, склонился к герцогу и стал что-то нашептывать тому на ухо. Его холеные пальцы, унизанные крупными перстнями, панибратски легли на герцогское плечо. По этому жесту и по тому, как хозяин замка отвлекся от созерцания своих подарков и начал усиленно внимать шепоту священника, понимаю, что я уже нашел искомое. Осталось лишь выяснить, кто этот высушенный церковный щеголь.

В это время Калида закончил с демонстрацией даров, и я продолжаю.

– Великий хан также озабочен несправедливой судьбой Конрадина, наследника великого рода Гогенштауффенов. Не подобает носителю крови Императоров Священной Римской империи влачить жалкое существование в безвестности.

Еще один общий вздох удивления! Никто в этом зале даже подумать не мог, что речь может пойти о Конрадине. Все поражены уже тем, что степным дикарям вообще знакомо это имя! Большинство были убеждены, что сегодня речь пойдет об ультиматуме и требованиях дани. Я даже уверен, что многие готовы обсуждать ее размер уже сейчас.