Текст книги "Шоу должно продолжаться"

Автор книги: Дмитрий Дубов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

– В таком случае им это удалось. – Девушка заглянула своему возлюбленному в глаза. – Меня просто трясёт от ужаса.

Он прижал её к себе, почувствовав, что её нежное тело действительно сотрясает дрожь, а бархатистая кожа покрылась мурашками.

– Иди, я успокою тебя.

10

– Должен с тобой поговорить об одной вещи. – Сказал Андрей чуть позже.

– Я, кстати, тоже, – улыбнулась Кира, – но со всеми этими проблемами недосуг было.

– Начинай ты.

– Утром вызвал меня Влад.

– Ну, это-то я знаю.

– Так вот, если бы не эта мерзавка, то я сразу бы тебе сказала.

– Сейчас, вроде, тоже не поздно.

– Усадил в кресло и давай петь насчёт здоровья, – Андрей насторожился, – дескать, по одни анализам я являюсь носителем ВИЧ, а по другим – нет.

– А ты?

– А что – я? – Я знаю, что этого быть не может, потому что не может быть.

Девушка уловила в глазах парня немой вопрос.

– Я не наркоманка. Когда брали кровь на анализы, то я всегда следила, чтобы шприцы и иглы были новые, а иногда приносила свои. Я очень пекусь о своём здоровье.

В его глазах что-то вспыхнуло. Догадка? – Кира не сразу поняла.

– Так он и тебе об этом говорил?! – Поразилась она внезапному озарению.

– Да, вчера.

– Почему же ты мне не сказал?

– Он просил не говорить тебе до полного выяснения, сказал, что сам с тобой побеседует на эту тему.

– Господи, Андрюша, представляю, каково тебе было! – Она обвила руками его шею и покрыла лицо поцелуями. – Да ты у меня – герой. И к другой не сбежал, хотя было к кому.

– Я помучился, – сознался он, – но я же люблю тебя, Лапушка моя.

– Знаю, знаю. И я. А тут ещё мои задвиги на постельной теме…

– Да, я было подумал грешным делом, что это тоже из-за этого.

Притворно-серьёзным взглядом она осмотрела его.

– Вам, молодой человек, надо меньше думать. – А потом, прижавшись к самому уху, едва слышно прошептала: – Любимый, ты у меня будешь первым… И, думаю, что последним.

От такого признания Андрей оторопел. Ему потребовалось некоторое время, чтобы переварить полученную информацию. Зато все события последних трёх дней, связанные с Кирой, нашли своё объяснение, а её поступки – оправдание, в коем явно не нуждались.

Теперь он почти боготворил девушку. Можно сказать, что он первый раз в жизни видел девственницу старше тринадцати. При всём его богатом сексуальном опыте даже отчаянные скромницы и недотроги на поверку оказывались уже не чистыми. И все рассказывали байки. Точнее байку, которая мало видоизменялась, переходя из уст в уста. Составные части: тринадцать лет, вечер, или ночь, машина – восьмёрка, или, в крайнем случае, девятка, хороший парень, спиртное (зачастую «первый раз в жизни») и, как итог, – дефлорация.

Было время, когда Андрей подкалывал своих девушек, рассказывая им эту байку вперёд них самих. В ответ – раскрытые от удивления рты и вопрос: «Откуда ты узнал?». Встречный вопрос: «Почему не заявили об изнасиловании?» – молчание.

Сейчас всё обстояло по-другому.

– Кирхен, милая моя… как же?!

Скромно потупилась, улыбнулась, посмотрела в глаза.

– Так получилось. – Встала с его колен, глотнула вина прямо из горлышка, улыбнулась снова, но уже иначе, отдаваясь Андрею душой и телом в этой самой улыбке. – Пойдём! Я не собираюсь оставаться в этом сане вечно!

Он взирал не неё с восхищением, веря и не веря себе самому. Тогда она взяла его за руку и потянула на постель.

Все злоключения последних дней испарились, дурные мысли остались в другом мире.

Здесь и сейчас были только он и она.

Тепло тела Другого: узнаваемая, но так и не познанная тайна мироздания. Ощущая его, сливаешься с природой, со всей вселенной. Растворяешься в нём, и для тебя исчезает всё, кроме этого тепла, кроме податливой ласки и нежных слов.

Так для Андрея и Киры не существовало сейчас ни видеокамер в номере, ни самого номера, ни даже постели, ставшей гнёздышком для двух, снедаемых желанием стать одним. Единым. Целым.

Ночь подглядывала сквозь шторы и училась. Училась соблазнять и отдаваться, дарить любовь и получать её, ждать у входа и принимать ждущего. И опыт её накапливался с каждой парой, рядом с которой незримо парила Истинная Любовь.

Объятия, встречное дыхание, несущее с собою страстный шёпот, беседа естества, в которой понимание приходит без слов. И глаза: огромные, занимающие весь мир, – они тоже признаются в том, о чём боится сказать слово, и что не может выразить язык тела…

«Завтра же мы уедем отсюда».

«Да».

«И будем жить вместе».

«Да».

«Всегда».

«Вечно».

Андрей подхватил Киру на руки и уложил в постель. Он не торопился, – теперь спешить было некуда. Стянул тонкое платьице и разрешил её рукам освободить его от ненужной одежды.

Она лежала, слегка напряжена, лёгкая улыбка на губах и счастье в глазах. Любимый рядом, – что ещё нужно? Он стоял перед ней на коленях. Руки его скользили по её бёдрам и – вниз. Её руки двумя лебедями трепетали на его груди. Он склонился, и навстречу ему открылся нежнейший бутон её губ. Миг страсти, длящийся вечность… но его губы не желали останавливаться на достигнутом. Они хотели познать её вслед за руками. Они приникли к мочке уха, и девушка ощутила дрожь внутри себя, но теперь это была чувственная дрожь желания.

Он освободил её от последних тряпочек, скрывающих трепещущие груди, и само взывающее желание. Скинул свою сдерживающую узду. Теперь они были такими, какими появились на этот свет, а меж их тел то, что появилось гораздо раньше: любовный огнь.

Губы его нашли впадинку на шее, – ниже, – блаженство холмиков плоти. Тут, не выдержав заточения, подключился язык, доказывая, что может не только разговоры говорить, но и вводить в состояние невесомости. Девушка прижала его голову к своей груди. Дыхание её участилось. Меж ног, в потаённой ложбинке – увлажнилось, хотя там уже разгорался пламень страсти. Но он не спешил погасить его, утихомирив своей противопожарной безопасностью, напротив, разжигал его всё сильнее.

Его голова уже у неё на животе. Он продолжал целовать её тело, невзирая на то, что оно требовало уже более крепкой ласки.

Девушка вздыхала, и вместе с воздухом вырывались едва слышимые пока стоны. Тело начинало свои ритмичные движения. Его губы возвратились из своего увлекательного путешествия. В укромное местечко легла его рука, не показавшаяся здесь не к месту. Рука оказалась сильной, но бесконечно внимательной к желаниям тела. Она разожгла пламень ещё сильнее.

И вот, когда девушке показалось, что больше она не выдержит, если он не предпримет чего-нибудь, он прикоснулся к её губам; легко, едва-едва. И тут она почувствовала его мужскую сущность. Часть целого, каменная плоть любимого, снедаемая тем же пламенем страсти, что и её собственная. Она обхватила пальчиками это запретное средоточие мужской силы, и почувствовала, как в нём бьется ответ на все вопросы её существа. Забыв обо всём на свете, она подтолкнула его внутрь себя, сквозь священные врата – туда, где уже в полную силу бушевал пожар, грозящий спалить её саму.

Входя в неё, он почувствовал слабое, робкое сопротивление, но вот оно прорвано, и он устремляется глубже, до самой потаённой сущности – туда, где происходят чудеса нашей жизни.

Она выгнулась дугой и обхватила его длинными ногами. Глаза закрыты, рот приоткрыт и с шумом впускает и выпускает воздух. Он сперва медленно и плавно, потом ритмичней и жёстче раскачивает их мир на двоих. Она помогает ему, как может, но вскоре чувствует, что подступает нечто такое, о чём она не имела ни малейшего представления. Мгновения неземного удовольствия, когда вообще всё теряет свой первоначальный смысл, миг сладостного безумия, когда только это имеет значение. Помогая ему гасить пламя, она излилась, точно река, сорвав плотину.

Андрей знал, что надолго его не хватит – слишком уж он раззадорил себя. Но вот он почувствовал, что девушка, напрягавшаяся всё больше и больше, пережила, наконец, пик наслаждения и ослабла, будто бы потеряв сознание. Она пребывала в блаженной истоме. Тут уж он не выдержал и извергся навстречу ей.

Она теснее прижалась к нему и одарила свежайшими поцелуями благодарности. Он изменил её. Но она не жалела. Нет, она хотела ещё. Она слишком долго отказывалась от этого удовольствия, и теперь её нельзя было оставить без возмещения по счетам за все эти годы. Не прошло и десяти минут, как ласки и поцелуи вновь перешли в слияние. Теперь она была сверху и чувствовала, как неровно проходит дыхание в его лёгкие. Она нагнулась и поцеловала его. Он взял её бёдра и проник так глубоко, что, казалось, вытеснил весь воздух изнутри. И снова на них снизошло откровение единения, накрыв волной удовольствия.

И ещё.

И ещё раз.

Они вышли покурить на балкончик. Но Андрей и здесь не удержался. Едва докурив сигарету до середины, он выбросил её прочь, и принялся ласкать свою возлюбленную, а после взял её прямо тут же, усадив на невысокие перильца.

За одну ночь, девушка столько узнала о физической близости, сколько многим не дано узнать за всю жизнь. Казалось, что уже лучше быть не может, но вот он прикасался к ней с притворным трепетом неопытного влюблённого, и она возносилась на новые небеса.

Казалось, это будет длиться вечно.

Но ничто не вечно под луной.

Они лежали, не в силах вымолвить словечка, отдыхая от переполнявших их чувств, когда двери с улицы и из коридора одновременно распахнулись.

В дверях стояли чёрные фигуры, тут же ринувшиеся к влюблённым. Андрей вскочил и, невзирая на наготу, принял боевую стойку. Однако проявить себя ему так и не дали. Он только почувствовал удар по затылку чем-то твёрдым, скорее всего – прикладом, и тут же сполз в темноту, успев услышать, однако, короткий вскрик девушки. Вероятно, ей заткнули рот.

Глава седьмая. Любовь и боль

1

Герман вышел из кабинета Влада около полуночи. На его лице нельзя было прочесть ничего, кроме тупой решимости что-то предпринять. Он уже не был подавлен, или растерян, нет – он был разочарован жизнью.

Не оглядываясь по сторонам, не думая ни о чём, кроме того плана, что вызрел у него в голове за время продолжительной беседы с врачом, он проследовал к себе в номер и включил свет.

Подошёл к дорожной сумке, с которой прибыл на шоу, немного покопался в её внутренностях и извлёк на свет божий пистолет системы «ТТ», завёрнутый в тряпочку со специально сделанной застёжкой. Сел в креслице, положив освобождённый от тряпья пистолет себе на колени, как пылкую любовницу последнего часа, вытряхнул из пачки «Parlament» сигарету и закурил. Он вдыхал и выдыхал дым, даже не осознавая, что делает. Перед его глазами стояли совсем иные картины.

Вот Анжела целует его и говорит, что всегда мечтала о таком парне, что ему нужно только чуть больше решительности, а так он – просто чудо. А вот её насилуют шестеро парней в чёрных халатах, а она принимает их, выгибается, вздыхает, точно загипнотизированная музыкой. Вот её голова у него на коленях, и она намекает на то, что неплохо было бы продолжить знакомство в постели, а вот её голова лежит уже отдельно от тела в луже собственной крови и ни на что совсем не намекает, кроме, может быть, того, что все мы смертны.

Обуглившийся фильтр обжёг Герману пальцы, и он выронил его, затоптав после ногой. Настал момент истины. Пришло время собирать камни и совершать поступки, а не рыдать от последствий поступков, совершённых другими.

Он передёрнул затвор, подготовив пистолет к бою. Это уже не будет стрельбой по банкам и бутылкам. Нет, сегодня «ствол» отведает горячей жидкой жизни.

«Делай, что должен, и будь, что будет» – вспомнилось ему. Герман не сомневался в том, что делает должное. Раз жизнь поставила его в безвыходное положение, загнав в тупик, то он ответит ей тем же.

Он поднял пистолет и заглянул в холодное и бесконечно голодное дуло. Оттуда на него глянула сама судьба.

Ну и чего ты этим добьёшься? – Спрашивал его отец из черноты отверстия.

Подумай о нас с папой! – Рыдала мать.

Гера, братишка, – говорила сестра, – мы все тебя очень любим! Ты очень нужен нам! Если тебя не станет, мама этого не перенесёт!

Я не разлюбила тебя. – Спокойный голос Анжелы резонировал со всеми остальными, даже с голосом отца – тот дрожал не в меру. – Да, они убили моё тело, но они не смогли убить мои чувства к тебе. Я жду тебя, милый, иди же ко мне. Сделай хоть раз в жизни поступок, достойный мужчины.

Не делай этого!!! – Голоса близких слились в единых хор.

Решайся же! Ну! – Анжела была непреклонна.

Герман засунул ствол пистолета в рот и почувствовал кисловатый привкус металла. Он не знал вкуса жизни, зато теперь познал вкус смерти. Он представил себе, как маленький цилиндрик внутри приготовился принять жертву, и теперь только ждёт команды господина Спускового Крючка.

Указательный палец был уже на нём. Мозг отдал самоубийственный приказ. Тот за долю секунды достиг пальца. Палец надавил на крючок. Прошла механическая реакция. Цилиндрик освободился.

Грянул выстрел…

2

Сумрачная комната без окон.

Человек сидит за компьютером, открывая файлы. Видно, что он только что занялся этим. Однако он не успевает просмотреть поступившую информацию, так как приходит вызов по селектору.

– «Первый», задание выполнено, разрешите зайти.

Человек нажимает кнопку, прикрепленную возле стола.

– Привет.

– Привет.

– Впредь попросил бы поменьше официоза.

– Хорошо.

– Как всё прошло?

– Нормально. Тихо так, мирно. А ты не видел?

– Нет, сам только что освободился. Давай вместе посмотрим.

– Давай. Хочу со стороны посмотреть, как выглядела операция.

– Трудности были?

– Нет. Даже странно, ведь ты говорил, что этот парень – профи. Единственное что – замучились ждать, пока голубки угомонятся. Но дождались, как ты и прика… попросил.

Человек повернулся лицом к монитору, взялся за мышку, и вскоре на экране появилась картинка.

Знакомая уже нам обстановка третьего номера. Двое занимаются любовью. Человек перемотал запись вперёд.

Андрей и Кира лежат на постели, отдыхая от приятных своих занятий. Но идиллия нарушена: двери одновременно с обеих сторон выбиваются в номер, заскакивают люди в чёрном камуфляже и в чёрных же масках. Андрей среагировал мгновенно: слетел с кровати и собрался защищаться. Неизвестно ещё, чем бы закончилась потасовка, если бы Сабуров заметил человека, первым вкатившегося в балконную дверь. Тот немой зловещей тенью вырос сзади и обрушил приклад «АКМ – 74» на голову нагому противнику. Андрей сразу же обмяк: все его навыки оказались бесполезны, но с ним никто и не собирался связываться в рукопашную, зная исход заранее. От балконной двери метнулся второй и зажал девушке рот рукой, потому что она уже собиралась закричать.

Она оказалась строптивее, чем они предполагали: сразу же укусила руку, заткнувшую ей рот. Однако нападавшие неплохо подготовились к налёту: Кире тут же засунули в рот тряпку, пропитанную усыпляющим раствором, и наставили на неё автомат.

– Одевайся. – Рыкнул один.

Девушка вскинула голову. Человек перед монитором остановил запись и внимательно вгляделся в лицо девушки: сомнений быть не могло, она узнала одного из нападавших.

Мразь – говорили её глаза.

Человек возобновил просмотр.

С гримасой отвращения и ненависти, так не вязавшейся с её миловидным личиком, она начала одеваться. Сначала довольно споро, затем – всё медленнее и медленнее: раствор начинал действовать.

Она наклонилась над тумбочкой, сжала что-то в ладони, покачнулась и плавно опустилась на пол рядом с бесчувственным телом своего любовника. Она была ещё в сознании; на экране монитора было отчётливо видно, как она несколько раз провела пальцами по лицу Сабурова. С каждым разом движения становились всё более вялыми. Наконец, она замерла.

С улицы внесли носилки. Уложили на них девушку, оставив парня, как был, и удалились через балконную дверь, неся свою ношу.

Человек закрыл файл.

– Ну, как сработано?

– Неплохо. Но она тебя узнала, ты заметил?

– Ещё бы, взглядом чуть в пепел не обратила. Что теперь?

– Везите её в «Гнездо».

– А он?

– Он в игре. Она, впрочем, тоже, так что обращайтесь с ней получше.

– Нам втроём её везти?

– Да, но возвращайтесь поскорее; сегодняшняя ночь обещает быть жаркой.

– Ясно. Хотел вот о чём спросить: это ничего, что она меня узнала?

– Пока не знаю, но хорошего в этом точно ничего нет.

– Надо было как-то приказать ей одеваться. Не на бумажке же писать! А любого из моих людей она ещё быстрее узнала бы!

– Ты прав. Да, кстати, «врача» сворачиваем.

– Почему?

– Он нам больше не нужен.

– Тебе виднее.

– Он, вроде, и сам не против уйти.

– Так даже лучше – интереснее.

3

Точнее было бы сказать, что Герману показалось, что раздался выстрел, потому что это произошло в его голове, а на деле – осечка. Он передёрнул затвор, ещё раз нажал спусковой крючок, вернув пистолет в рот – та же реакция.

Герман вынул пистолет изо рта, вытащил обойму. Патроны на месте. Он с негодованием отбросил пистолет в сторону.

Так значит, они рылись в моих вещах. Подонки! – Подумал он и в бессильной злобе ударил кулаком по столу. Тот остался совершенно равнодушен к такому проявлению чувств.

Молодой человек поднялся на ноги. Шатаясь, точно пьяный, он вышел на балкончик. Ему показалось, что он видел нескольких человек в чёрном, несших носилки и свернувших за угол, но списал это всё на уставший мозг.

Неудачная попытка покончить с собой не отдалила его от мысли о самоубийстве. Ему по-прежнему не хотелось жить на этом свете, потому что он чувствовал свою полную никчёмность. Перебирая все грани своей жизни, он не видел, за что можно уцепиться. Убеди его сейчас кто-нибудь в том, что жить стоит хотя бы ради того, чтобы увидеть, что же будет дальше, то он, может быть, немного побрыкавшись, согласился бы ещё помучиться. Но рядом никого не оказалось, кроме мысли, что единственный человек, ради которого стоило жить, уже ждёт его там – на том свете.

Он отправился на озеро в надежде утопиться, хотя ещё не представлял, как это сделает. Зашёл в воду, лёг на неё, сказал:

– Анжела, я иду к тебе. – И нырнул. Однако, ещё не достигнув дна, он почувствовал, как озеро выталкивает его из своего нутра, будто не желая брать на себя подобный грех. Тут же он подумал о том, как вода станет проникать в его лёгкие, и… вынырнул.

Поняв, что утопиться он не сможет, Герман упал на тёплый ещё песок и задремал.

4

Уже три дня Таня и Аня отрывались по полной программе. Аня, по её словам, раньше уже ходила в турпоходы, да и по другим поводам частенько отлучалась из дома. А вот Таня впервые в жизни избавилась от родительской опеки. Была она юна и неопытна, а представления о жизни получала в основном из телесериалов и от матери, которая на чём свет стоит, честила весь мужской род, в том числе и отца, приносившего домой львиную долю их семейного бюджета. Нет, при отце мать была шёлковой, но стоило выйти ему за порог, как родительница начинала такие гадости про него вспоминать, что тошно становилось. Мальчика у Тани не было – не позволили бы, но девственности она лишилась уже в пятнадцать лет. Помог «хороший» мамин знакомый – тоже сволочь порядочная, как оказалось.

И невзлюбила Таня мальчиков. А секса хотелось. И тут – о, чудо! – она встретила девочку, тоже органически не переваривающую этих сволочей – мужиков. Они быстренько «спелись» и познали радость исключительно женских интимных ласк.

Поначалу Тане было жутковато. Однако Аня наповал сразила её высказыванием:

– Пусть эти маньяки-членоносцы друг в друга свои тыкалки суют.

С этим Тане трудно было не согласиться: нет ничего более противного, чем этот их половой орган, то ли дело – девочки…

Третью ночь подряд они занимались своей «чистой» эмансипированной любовью, и Таня всё чаще и чаще ловила себя на мысли, что хочет связать с Аней свою жизнь.

Анюта – девка боевая, – думалось ей, – с ней нигде не пропадёшь. И потом: сколько нежных слов, сколько ласки, сколько любви! – Ни от одного кобеля столько не дождёшься, хоть отдавайся ему в день раз по десять.

Они лежали на кровати и целовались взасос, когда Аня вдруг отстранилась и сказала:

– Пойду, приму душ, а то что-то я себя как-то не так чувствую.

– С тобой всё в порядке?

– Не волнуйся, всё нормально.

Спустя минут двадцать Таня забеспокоилась уже по-настоящему; встала и прошла к ванной комнате. Внутри – звук бегущей воды. Постучала.

– Да? – Голос сдавленный.

– Ты как там?

– Сейчас выйду.

Ещё минут пятнадцать пришлось ждать, пока Аня выйдет из душа. Девушка не была бледна, но шатало её изрядно, будто она успела налакаться одуряющего зелья, пока мылась.

– Аня… – Голос Тани задрожал при виде подружки.

– Всё нормально… хорошо… Вот только оденусь, что-то знобит меня немножко.

– Давай, я за врачом сбегаю.

– Нет! – Слишком резко, Таня даже вздрогнула.

Тем временем Аня полезла в свои вещи, достала жилетку, которую Таня никогда не видела у подруги; впрочем, и холодно-то не было.

– Ложись, – сказала Аня, – я сейчас приду, и ты меня погреешь.

– Хорошо. – Таня легла.

Аня, наконец, натянула на себя жилет, подошла к выключателю, – погасить свет, зажжённый Таней несколько минут назад, но до клавиши она так и не дотянулась.

Мощная судорога согнула её пополам.

– Ой! – Только и смогла вскрикнуть она.

Таня села на постели. Её подруга повернулась к ней лицом, и теперь она могла видеть, что у Ани изо рта, носа и ушей идёт кровь. Неприятным багровым цветом окрасились и бывшие белоснежными трусики девчушки, которые она надела после душа. В глазах Ани застыла боль. Тонкие ручейки красной жидкости (Таня просто не могла поверить, что это – кровь) потекли из рукавов и из-под подола.

Таня запихнула оба кулачка в рот. Аня осела на колени и, тут же обессилев, свалилась ничком на пол, прохрипев что-то невразумительное. Таня решила, что это слово: «помоги», но она не могла сдвинуться с места, её будто бы парализовало. Однако, ощутив на своих щеках слёзы, она немного пришла в себя. Слезла с кровати, походкой зомби подошла к подруге и присела на корточки.

– Что с тобой?

Анина рука вцепилась в её руку, но тут же ослабела и сползла на пол, оставляя на Танином запястье размазанные кровавые следы.

Таня заверещала, как маленькая.

5

Андрей очнулся от тяжкого забытья с жуткой головной болью, которую он силой воли заставил начать отступать. На затылке налилась здоровенная шишка. В чём мать родила, он выскочил на балкончик в смутной надежде, что напавшие на них с Кирой не могли далеко уйти.

Никого.

Девушки тоже нигде не было видно. Мерзавцы прихватили её с собой.

Сабуров бросил взгляд на часы – прошло не менее получаса с тех пор, как их с Кирой так грязно разлучили. Последняя надежда истаяла в комнате наполненной горечью и болью.

Он сел на размётанную кровать, хранившую ещё тепло их тел, благоухание девушки, эхо нежных слов. Закрыв лицо руками, он заплакал, как не плакал уже много-много лет.

Что делать? Где искать её? Что вообще всё это значит?

Однако полностью осознать разрывающую на куски сердце и душу боль потери ему не дали. Он даже не успел погрузиться в свои мысли до потери контроля над собой, когда где-то очень близко тишину ночи нарушил девичий визг.

Сперва Сабуров подумал, что это снова Лиля, но нет, – голос был иным, и раздавался он слишком близко, чуть ли не напротив. Тогда, как Лиля проводила эту ночь в Лизином номере.

Он оделся и выскочил в коридор. Визг всё не заканчивался, а лишь прерывался для того, чтобы человек его издававший, смог набрать воздуха в лёгкие. Нёсся этот звук из девятнадцатого номера, где обосновались юные любительницы анаши и розового секса.

Выбив дверь, Андрей оказался внутри. Первым его впечатлением было, что кто-то разлил на полу ведро красной краски. Но вот тело, лежащее посреди этой лужи, говорило, что дело здесь обстоит куда как серьёзней. Рядом с бесчувственной рыжеволосой девчонкой стояла на коленях вторая. Она-то и испускала тот холодящий внутренности визг, на который он прибежал.

Первым делом он привёл в чувство Таню. Для этого пришлось залепить ей пару не сильных, но хлёстких пощёчин. В дверях уже вырастали силуэты разбуженных обитателей этого здания.

Андрей склонился над Аней, но ничего не смог понять – девушка была вся в крови, будто истекала ею прямо через кожу.

– Что случилось? – Спросил он у Тани.

– Я… я не… не знаю… – Она хотела вновь расплакаться, но Сабуров бросил на неё взгляд, запрещающий это делать; держи себя в руках, – говорили его глаза. Таня продолжила: – Сначала всё было нормально… хорошо даже… а потом… ей стало плохо… она… Она пошла в душ, пробыла там долго, а когда вышла, сказала, что её знобит, оделась и… И это началось.

– Так, сбегайте кто-нибудь за Владом! – Это к сгрудившимся в дверях, а ей: – Началось что?

– Ну, она это… кровь у неё пошла. Отовсюду.

– Господи, – сказал Андрей, не обращаясь ни к кому, – я знал, что это – проклятое место, и, кроме горя, оно нам ничего не принесёт. Доколе?

– Он уже идёт. Врач пришёл. – Донёсся шорох толпы.

Протиснувшись сквозь плотные, хотя и изрядно уже поредевшие ряды зевак, в номер вошёл Влад. Сабуров отметил следы усталости и отрешённости на лице врача.

– Что? – Бросил он, склоняясь над несчастной девчонкой.

– Я ничего понять не могу. – Ответил на это Андрей и кратко пересказал то, что услышал от Тани. Тёмненькая всё это время кивала головой, подтверждая его слова.

Влад достал телефон и нажал одну из кнопок, затем – кнопку вызова.

– Вертолёт, срочно! Со всем медицинским оборудованием! Я сказал: срочно! – Убрав телефон, он обратился к Андрею. Голос его выражал ту же усталость, что и лицо.

– Минут пять всё равно подождать придётся. А где Кира?

Андрей напрягся. Махнул рукой.

– Потом расскажу. Всё потом.

Да, перед ним сидел уже совсем не тот человек, что встречал их три дня назад, если, конечно, Влад не гениальнейший актёр, что вряд ли.

– Где Дмитрий? – Спросил врач, обращаясь к людям за спиной.

– Его здесь нет. – Последовал ответ.

– Так найдите же его, он мне сейчас будет нужен! А Герман?

За окнами послышался рокот приближающегося вертолёта.

– Дмитрия нигде нет. – Доложили Владу. – Скорее всего, его нет в здании.

– И Германа тоже нет. – Вставил кто-то.

Сабуров не к месту вспомнил Агату Кристи и её бессмертный роман «Десять негритят».

Вертолёт приземлился на площадку перед зданием.

– Андрей, проводи. – Сказал Влад.

Молодой человек выскочил на улицу, навстречу ему бегом бежали трое в белых халатах; двое из них несли носилки. Он показал прибывшим медикам, где требуется помощь.

Не теряя ни секунды, Аню уложили на носилки и всё той же лёгкой рысью понесли в вертолёт.

– Так, Таня, полетишь со мной. – Сказал врач.

– Зачем?

– Там объясню, сейчас некогда. Одевайся!

Только сейчас девушка поняла, что из одежды на ней – только одеяло, накинутое ей на плечи Андреем, в самом начале.

– Андрей, пусть все расходятся. – Продолжал распоряжаться Влад.

– Так! – Сабуров вспомнил, как это происходит в фильмах. – Расходимся по номерам! Здесь больше не на что смотреть! Выходите! Выходите!

Нехотя, словно их отрывают от любимого сериала, участники шоу начали расходиться по номерам.

Андрей тоже вышел и закрыл за собою дверь, позволяя Тане одеться без присмотра чужих глаз (если конечно не брать во внимание камеры).

Последний раз он увидел её бегущей к вертолёту, готовому взлететь. В руках она держала ветровку, волосы разметались. На шоу Таня так и не вернулась.

А сейчас он стоял и смотрел на взлетающую механическую «стрекозу», уносящую в своей утробе ещё одну потерпевшую этого реалити-шоу.

«На лоне природы» – называлось оно.

6

С чувством полной отрешённости от мира Андрей оглядывал их разорённое гнёздышко. Растерянность и неверие в произошедшее сквозили в его взгляде. Вот они – её вещи: на тумбочке – магнитофон, внутри тумбочки – её кассеты. Да что там говорить! – даже запах её всё ещё здесь…

Но что-то бесследно исчезло… Чувство её присутствия. Казалось, что она вот-вот войдёт, обнимет его, поцелует. И когда разум твердил, что этого не произойдёт, становилось невыносимо горько. Крепкие тиски охватывали и лёгкие и сердце. Исчезло чувство непреходящего счастья.

Вместе с ним испарилось чувство реальности происходящего. Последние события Андрей не воспринимал, как случившееся с ним, на его глазах, нет, он словно сидел в кинотеатре с потрясающими спецэффектами, когда только кажется, будто ты участвуешь в действии фильма.