Текст книги "Шоу должно продолжаться"
Автор книги: Дмитрий Дубов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)
Глава пятая. Разные люди
1
Наутро Сабуров встал не выспавшимся, но не разбитым. Кружка горячего крепкого кофе привела его в чувство, а мысли – в порядок. Он твёрдо решил поговорить сегодня с Кирой начистоту. Внутренние сомнения отступили. Остался небольшой осадок, но он ничего не значил.
Лучше умереть от любви, а не от её отсутствия, – думал он, направляя свои стопы к Владу. Необходимо было посоветоваться с врачом по поводу ночных событий.
Влад встретил его хмурой улыбкой.
– Что, опять не слава Богу?
– Да, тут ночью…
– Знаю, знаю, мне уже сообщили. Твои предположения?
– В её номере я нашёл вот это. – Андрей достал упаковку из-под таблеток. – Это ты ей дал столько?
Влад внимательно осмотрел улику.
– Это не наше. – Вынес он вердикт. – Кроме того, вчера утром ей дали только две таблетки.
– Значит, привезла с собой.
– Исключено. Личные вещи просматривались.
Андрея будто молнией поразило.
– В первый день, когда мы отправились гулять.
– Да, Андрей. Я не собираюсь перед тобой вилять, и не скажу, что это была приятная процедура. Но что прикажешь делать? Ты и не представляешь, на какие вещи мы напоролись в ходе досмотра.
– Согласен, но почему не сообщили участникам?
– Они бы всё попрятали.
– Как «травку»?
– Хотя бы. Её понесли с собой. Однако мы не изъяли бы её в ходе проверки, – невелико преступление.
– Хорошо, а как с лекарством?
– Насколько мне известно, у двоих из участников оно имеется, но вполне легально – по рецепту.
– Шикарно живут.
– Ничего не поделаешь.
– Кто это?
– Пока не могу тебе этого сказать. Может быть, сам что-то нащупаешь.
– Не доверяешь? – Спросил Андрей, глядя врачу прямо в глаза.
– Потом поймёшь. Возможно, даже очень скоро. Ясно?
– Ясно, что ничего не ясно… Ну, да ладно. По поводу вчерашнего…
– Что? – Влад, будто вспомнив о чём-то, полез в ящик стола.
– Я намереваюсь очень серьёзно поговорить сегодня с Кирой.
– Скажи, Андрей, то, что ты чувствуешь к этой девушке, это истинная любовь? Как ты думаешь?
– Думаю, – да.
– Возможно, это только симпатия, страсть, желание найти родственную душу в непривычной обстановке.
– Нет.
– Меня поражает твоя уверенность.
– Меня самого поражает.
– Я облегчу твою задачу. – Сказал Влад, вперяясь в вынутый из стола лист бумаги.
– В плане?
– Пришли анализы, так что, когда пойдёшь, позови Киру Александровну. Сам поговорю с ней.
– А что там? – Андрей кивнул на лист.
– Не всё так плохо, – отозвался врач, словно нехотя, – но вздыхать с облегчением тоже рано.
– Влад, когда ты прекратишь говорить загадками? – Андрей увидел пронизывающий душу взгляд.
Влад поманил его, склонился к самому уху, будто их могли подслушать, и прошептал:
– Когда сам разберусь, что здесь творится.
– А ты разве не…
– Не, – скопировав его тон, прошептал врач, – я – наёмный работник, и о втором пласте проекта – а в том, что он существует, сомневаться не приходится – я не знаю.
– Спасибо, что доверяешь.
– Пока – нет. – Сказал Влад, отворачиваясь и давая понять, что беседа завершена.
2
Спустя минуты три в кабинет врача вошла Кира.
– Добрый день, Кира Александровна, присаживайтесь.
Девушка уселась в мягкое кресло, гадая, зачем она тут понадобилась. Не зная с чего начать, она, молча, смотрела на Влада, пока тот с сосредоточенным видом перекладывал бумажки с места на место.
– Вы по женской части последний раз давно обследовались?
– Полгода назад.
– И?
– Всё в порядке.
– А иммунитет?
– Полностью здорова. Разве что герпес выскакивал.
– Отнеситесь, пожалуйста, серьёзно к тому, что я Вам сейчас скажу.
– А что такое? – Девушка почувствовала, как изнутри её пробрал холодок.
– Передо мной лежат два результата анализов на ВИЧ. Оба Ваши. Один – положительный, другой – отрицательный. – Он сделал многозначительную паузу.
– Бред какой-то. – Фыркнула Кира.
– Вот и я так думаю. Кто-то сознательно подделал один из документов. Но поскольку я отвечаю за безопасность участников проекта, я должен попросить Вас некоторое время не вступать…
– Да это же немыслимо!!!
– Хорошо, – смягчился вдруг врач, словно и не заметив того, что его перебили, – скажите, не могли Вы приобрести его половым путём? Понимаете, о чём я?
– Прекрасно понимаю. Нет, не могла.
– Точно?
– Абсолютно.
– А через иглу?
– Нет. Я не наркоманка! А когда брали кровь, я всегда смотрела, чтобы иглы были новые.
– Хорошо, хорошо, я Вам верю. – Сказал Влад. – Я обязательно всё перепроверю. Попрошу сдать кровь сейчас, и – Вы свободны, хотя…
– Что ещё?
– Это насчёт Сабурова Андрея.
– С ним-то что?
– Как я уже говорил, я отвечаю за безопасность участников. Вы уверены в нём?
– Не поняла.
– В том, что он не причинит Вам боль, не использует?
– Я уверена в нём, почти как в самой себе.
– Почти? А Вы знаете, что он проходил курс принудительного лечения в психиатрической клинике?
– Конечно. Он мне ещё вчера рассказал. А разве Вы не знаете? – Она ехидно подмигнула.
– Нет, я не знал. И не думайте, что я желаю Вам зла. Нет, просто у меня работа такая. Вы свободны. И позовите Германа Рутштейна из… – он переворошил бумаги, нашёл нужную, – из седьмого номера.
– Хорошо, спасибо.
3
Девушка вышла из кабинета в растревоженных чувствах. Но разобраться в себе и в сложившейся ситуации ей не дали. Стоило закрыть за собой дверь, как она лицом к лицу столкнулась с давешней брюнеткой, пытавшейся (но не особо преуспевшей в этом, как хотелось верить Кире) совратить Андрея.
– Привет. – Сказала та запросто.
– Здравствуйте, чем могу помочь? – Спросила Кира. Она почувствовала подступающий спазм, поэтому вздохнула полной грудью и распрямилась.
– Чё, лом проглотила что ли? – Тон задорный, однако, глаза – злые, колючие. – Расслабься! Это я тебе помочь хочу.
– Чем же?
– Брось ты своего дурика! Как осень наступит, он снова в психушку двинет. У них же обострения и всё такое.
– Слушай, хватит чепуху болтать. – Кира уже была готова вмазать по этой нахальной, даром, что красивой, рожице.
– Как знаешь, как знаешь. – Маша сделала вид, что надулась. Но через секунду обернулась и задорно подмигнула. – А как тебе то, что он ни одной юбки не пропустит?
– А тебя-то, кажется, пропустил. Ты мне просто завидуешь, вот и говоришь про него всякие гадости. Скажи честно: завидуешь ведь?
– Честно? – У Киры сложилось впечатление, что собеседница её задумалась, причём, крепко.
– Да, честно. – Подтвердила Кира.
– Если честно, то – ни капельки. – Как ни в чём не бывало, продолжала Маша. – Дело в том, что он и так – мой. Я тебе его на время одолжила, так сказать.
– Лжёшь, сука!!!
– Я тебе даже больше скажу: мы с ним оба работаем на проект, и осенью поженимся, хоть он и блядует напропалую. Просто хотела предупредить, чтобы ты не особо втюривалась в него. Он – мой.
– Не верю.
– Сейчас не веришь, что ж, поверишь – потом.
Кира замахнулась. Глаза Маши Светловой говорили: «давай – давай», а губы:
– Кстати, член у него – о-го-го!
Кира ударила. Раздался отчётливый звонкий хлопок оплеухи. Маша прижала к щеке с отпечатавшейся пятернёй ладонь, но плакать не собиралась. Наоборот, лицо её исказила гримаса гиеновой улыбки. Кира сжала левую руку в кулак. Девушке хотелось разбить эту ухмылку вдребезги, чего бы ей это ни стоило, даже участия в шоу. Правда, в тот момент она об этом не думала. Хотелось просто вмазать от души, как на занятиях по самообороне. Но тут Кирины руки кто-то поймал сзади. Будто стальные зажимы держали её, а вот боли не было.
Кира обернулась. Сзади стоял Дмитрий – вечно печальный парень с их стола и живущий по соседству. Он задумчивым взглядом провожал убегающую по коридору Машу.
– Пусти меня! – Девушка дёрнулась.
Он повиновался, и только сейчас посмотрел на неё.
– Зачем? – Чуть ли не прошипела Кира. Агрессия до сих пор не покинула её.
– Она только и добивалась того, чтобы ты её ударила. Понимаешь?
– Понимаю. – Глаза долу, но ни нотки раскаяния в голосе.
– Нет, не понимаешь. – Вскинулась, а поэт лишь печально взирал на неё.
– Ты что-то знаешь?
– Вижу. Кто-то задался целью разлучить вас с Андреем, и если вы будете идти у них на поводу, то они обязательно добьются своего.
– Теперь поняла. – Пауза. – Извини за резкость.
– Ничего, я привык. – И пошёл прочь, оставив Киру наедине с самой собой.
Проходя мимо седьмого номера, Кира вспомнила про просьбу Влада. Постучала.
– Заходите, открыто.
Открыла дверь. Номер внешне неотличим от того, что занимали они с Андреем. С той лишь разницей, что тут всё было пропитано тоской безысходности и одиночества. На стуле сидел Герман, обхватив голову руками. На столе стояла шахматная доска с несколькими фигурами.
«Шах белому королю» – вспомнила девушка.
– Герман.
– Да?
– Тебя Влад вызывает.
– Не сказал, зачем?
– Нет. Но, может быть, это как-то связано…
– Ты так думаешь?! – Парень заметно оживился. – Правда?!
Кира пожала плечами.
– Ну, я пошла.
– Спасибо, что зашла, я уже бегу, потому что…
Окончание фразы отсекла захлопнувшаяся дверь.
4
Третий посетитель за утро, – подумал Влад, когда в кабинет вошёл Герман, – вот это начало настоящей работы. То ли ещё будет!
– Здравствуйте, присаживайтесь. – Он указал Герману на кресло.
– Здравствуйте, Вы позвали меня потому, что я думаю… В смысле, может быть, что-нибудь выяснилось о том, что я хотел… что со мной сталось… Господи! Вы знаете, где она?! Где Анжела, потому что я…
– Остановитесь. – Резко сказал врач, а про себя подумал: – ну и остолоп.
– Я понял. Пожалуйста, простите меня, ведь я только хотел… – Он затих от одного лишь взгляда, брошенного хозяином кабинета.
– Вы хотите найти Анжелу Родионовну?
– Я?! Да, да, конечно! Я очень…
– Достаточно. Могу Вам сказать, что девяносто против десяти – она в городе. Разрешаю Вам съездить, навести справки.
– Но ведь… город, он же такой большой, а я… я не знаю, откуда…
– Стоп! – Владу это уже порядком поднадоело. – Я Вам скажу, в каком районе её видели. Вы поедите туда, и начнёте поиски. Денег я Вам дам. Сам поехать не смогу – дел по горло.
– Ясно, спасибо. Спасибо Вам огромное. Если б Вы только знали, как я Вам призна…
Очередной замысловатый словесный порыв завис в воздухе в связи с явлением конверта с купюрами.
– Возьмите. Так, теперь запишу инструкции, чтобы Вы не забыли.
– Я… – Открыл было рот Герман.
– Всё. – Почти грубо сказал Влад и указал на дверь. – Вы свободны.
Герман вышел, но ещё немного потоптался, не зная, как закрыть дверь: в одной руке он сжимал конверт, во второй – инструкции, причём, и то и другое он прижал к груди, боясь неизвестно чего. Что они исчезнут что ли?
– Идите, сам закрою.
Герман повиновался.
Вернулся он лишь поздно вечером. С фингалом под глазом, оборванный, со свисающей, словно плеть, рукой, и, конечно, один. Не заходя к себе в номер, он поплёлся к Андрею.
5
В ночь на третий день игры бодрствовал не только Сабуров. За стеной, во втором номере размеренно вышагивал Дмитрий. Иногда он выходил на балкончик, но всё было тщетно: вдохновение не приходило. Небольшой блокнотик в судорожно сжатой руке оставался девственно чистым.
Неужели и здесь, – думал он, – где для этого есть все условия, я ничего не напишу?
У него были определённые сложности. Сперва из него пёрла сплошная бредятина. Стал взрослее – начали приходить неплохие стихи, но уже в гораздо меньшем количестве. Теперь же, когда его стихи уже почитались ценителями, ему всё чаще и чаще казалось, что Муза отвернулась от него, а источник вдохновения иссяк безвозвратно. И вот он, уподобляясь маятнику древних часов, мерил секунды, минуты и часы шагами по своему номеру, который занимал в одиночку.
Взад – вперёд.
Взад – вперёд…
Рассвело. Солнце поднялось высоко над деревьями, бросая на усталое лицо поэта дразнящие блики. Недвижимое озеро вглядывалось в глубину небесной синевы, и казалось самому себе таким же далёким и высоким.
В дверь робко поскреблись.
– Кто там? – Недовольно, но с облегчением.
– Разрешите. – Голос едва слышный для того, чтобы определить, что это – женщина.
– Заходите.
Несколько угловатая фигурка с опущенными плечами проникла в номер. Дмитрий решил, что на самом деле девушка может двигаться весьма грациозно, но внутренняя закрепощённость мешает ей «расправить крылья». Волосы собраны в пучок. Типичная училка, – подумал он, – но симпатичная, спору нет.
– Здравствуйте, меня Лизой зовут. – Протянула руку для пожатия.
– Дамиан. – Он слегка прикоснулся к её пальцам, почувствовал их зябкую прохладу, и тут же убрал руку.
Она не знала, с чего начать, а он продолжал рассматривать её. Девушка на деле была очень красива, но не современной броской пошлостью, а скрытой античной гармонией. Поэт видел множество греческих статуй, и мог бы с уверенностью сказать, что она в чём-то похожа на богиню. Ту самую – покровительницу девственниц.
– Мне тут Андрей Сабуров сказал, что Вы стихи пишете… Не знаю, как и просить-то Вас… Может, прочтёте что-нибудь? Очень люблю стихи.
Дмитрий склонил голову. Как всякому поэту, ему нравилось показывать некоторые свои творения людям, но также, как и все настоящие поэты, он с трудом преодолевал внутреннюю боязнь, что какое-нибудь его детище может не понравиться слушателю. Поэтому он почти никогда не читал стихов первому встречному, а только тем, на ком его поэзия уже была опробована. Была в этом та же характерная черта, что и у девушек, не желающих отдаваться незнакомцам.
– Последнее время я почти не пишу. И потом, не думаю, что Вам, Лиза, понравится мой стиль.
Девушка замялась. Растерянной она выглядела ещё красивей. Но ей не хватало обаяния.
– Понравится, я обещаю. – Пролепетала она.
Дмитрий едва сдержал улыбку: ну, как можно заранее обещать, что тебе понравится что-то, когда ты об этом понятия не имеешь.
– Хорошо. – Согласился поэт. – Вот кое-что из старенького. – Он слегка призадумался, вылавливая из памяти строки.
Свеча сгорела, стлела сигарета;
В моей юдоли не стало пятен света.
И больше нечего делить,
И больше некого винить;
Я, зная это,
обрываю нить.
Звезда упала, – стало неба мало;
Я не могу всю жизнь под покрывалом.
Осталось слёзы растереть,
И посмотреть в упор на смерть;
Я знаю, – стало
незачем гореть.
Уход от боли, – доля твёрдой воли;
Я разбиваю зеркала своей юдоли.
И путь мой ляжет на рассвет,
О чём мечтал я столько лет;
Я знаю: боле
не померкнет свет.
Пауза восхищённого молчания.
– А Вы действительно – поэт.
– Пойдёмте на балкончик. Курить хочу.
На улице уже вовсю благоухало утро. Птицы слагали ему свои вечные гимны: однообразные, но каждый раз новые. Так человек говорит о любви. Иногда, правда, весьма редко, встречаются люди, которые чуть ли не каждый день находят для своего любимого новые нежные слова. Вот как эти утренние трели.
Лиза уставилась в небо; Дмитрий внимательно разглядывал огонёк на кончике своей сигареты.
– Вам грустно?
– С чего Вы взяли?
– У Вас такие печальные стихи…
– Всего лишь вздохи больной души.
Она решила переменить тему.
– А как Вы думаете, за нами наблюдают?
– Конечно, тут повсюду камеры.
– Да я не об этом. Я об инопланетянах. Как Вы думаете: существуют они, или нет? – Вот я в детстве мечтала, чтобы меня похитили… – запнулась.
– Не знаю, существуют инопланетяне, или нет, – Дмитрий глубоко затянулся, – но я наверняка знаю, что если они похожи на Вас, или на меня, то давно вымерли бы. Как мамонты.
Лиза даже не знала: улыбнуться ей, или же скорчить мину оскорблённой добродетели. Сквозь табачный дым она уловила лёгкий намёк на улыбку на губах поэта, и позволила себе усмехнуться в ответ.
– Вы – хороший человек.
– Не исключено. – Парировал Дмитрий.
– Но живёте где-то внутри самого себя, как моллюск в раковине.
– А Вы? – Ироническая ухмылка.
– Но всё-таки… – попыталась возразить девушка. Молодому человеку их диалог напомнил один похабный анекдот, и он не смог удержаться от смеха. – Что? Что такое?
– Ничего, ничего, не обращайте внимания.
– Дмитрий, я вот что подумала: а не переехать ли мне к Вам?
– Не переехать.
– Почему?
– У меня бессонница. Буду мешать Вам наслаждаться дарами Морфея.
– Ну, как знаете.
– Не держите на меня зла. Я привык в одиночку сражаться с этим миром. Я не смогу вытащить ещё одного человека. Мы оба пойдём ко дну.
– Но…
– И я не думаю, что это будет выглядеть поэтично, скорее – дуло к виску, и ошмётки мозгов на стене.
– Вы ужасны.
– Тоже не исключено.
Лиза ушла, оставив поэта наедине с чистым блокнотом и смолистыми, тягучими мыслями. Однако не успел он сосредоточиться на одной неплохой рифме, как в дверь его постучали.
6
Сашка Фёдоров времени зря не терял. Он принадлежал к тому типу молодых людей, которые имеют неизменный успех у женщин, да и сами жалуют слабый пол. Его весёлая натура привлекала к нему очень и очень многих. Лёгкий нрав, безусловное обаяние, пленяющий внешний вид: статный, мускулистый, светловолосый… В добавок ко всему он был поваром по образованию, имел права на вождение трактора, и умел ещё очень многое.
– Мастер на все руки. – Говорили о нём, что, несомненно, являлось чистой правдой.
Не успел он приехать на реалити-шоу, как тут же «подцепил» Риту – натуру, схожую с ним внешне, но являющуюся полной противоположностью внутренне. Это не помешало им сойтись в первый же день.
Однако уже на следующий день Сашке запала весёленькая и миниатюрная Люба. К концу второго дня тракторист буквально разрывался между двумя девушками. Спать вообще хотелось с обеими сразу. Но Люба уже сошлась с «ботаником» Гришей. И чего только в этом головастике нашла? Саша видел, что она к нему тоже неравнодушна. Не видел он другого – Рита не слепая.
Вечером второго дня она спросила:
– Саша, ты меня любишь?
– Да. – Последовал ответ.
– А женился бы на мне?
– Считаю вопрос преждевременным, да и вообще я ещё слишком молод. Мне бы погулять…
– В смысле – поблядовать?
– Ну, зачем ты всё усложняешь?
– Не я, а ты. Я же вижу, как ты на эту мартышку в мини-юбке смотришь.
Саша задрал голову, уставившись в потолок, и произнёс следующий монолог:
– Ну вот, так всегда. Как только у меня появляется девушка, она тут же начинает подозревать меня в измене. Меня переполняет теплота, которую я должен раздавать и раздаривать, а она принимает это за блядство. Она не понимает, что я живой человек, а не собственность, не вещь безропотная, которой можно распоряжаться по собственному разумению. В конце концов – это моя жизнь, и я никому не позволю влезать в неё глубже, нежели захочу я сам. – Театральным жестом он перевёл взгляд на Риту. – Если тебе что-то не нравится, я могу уйти. Мне будет тяжело, но любовь проходит, а я остаюсь.
– Ладно, ладно, – спохватилась девушка, – я погорячилась. Всё нормально. Иди ко мне, милый.
Медленный, размеренный секс устранил все имеющиеся между ними разногласия. Спустя минут десять после того, как они закончили, Рита уже спала.
Саша полежал ещё немного, затем встал и отправился курить на балкончик, который для участников шоу стал по сути дела открытой курилкой. С недавних пор тут появились и пепельницы.
Он перегнулся через перила и стал всматриваться в огни ночного города, казавшиеся отсюда скопищем геометрически выложенных светлячков. Кто-то нежно прикоснулся к его спине. Он обернулся, ожидая увидеть свою подружку. Но нет, – это была не Рита.
– Люба, – шёпотом, чтобы не дай Бог не услышала пассия, – что ты здесь делаешь?
– Охочусь.
– На кого?
– На мотыльков.
Он хмыкнул, а вслух сказал:
– Ну и как, поймала, хоть одного?
– Да. И довольно крупного. Вот он. – Она положила руку ему на обнажённую грудь. Ладонь горячая; Саше даже показалось, что она может обжечь. Он накрыл её руку своей.
– Я тоже не прочь порезвиться с огоньком, только не здесь, а не то явится моя гусеница, и нам обоим придёт каюк. Мы с ней уже вечером зацепились.
– Не придёт. Но отсюда мы действительно двинем. Люблю природу.
– А твой-то что?
– Бревно бревном. А твоя?
– Кайф словила и храпит.
Оба рассмеялись, но тут же зажали рты руками. Сплетя пальцы, они отправились в сторонку от здания. Там – в траве – Люба доказала, что у неё гораздо больше общего с кошкой, чем с мартышкой. А Саша доказал, что он не бревно, а скорее машина для удовлетворения, способная довести до полного изнеможения не одну женщину. Через пару часов Люба даже не чувствовала траву, на которой лежала. Она витала где-то в краях вящего наслаждения. Саша, как ни в чём не бывало, сел и закурил.
– Ты классная.
– Ты тоже.
– Но Риту я не брошу.
– Как знаешь.
– И тебя не брошу.
– Наверное, я рада.
– Мне нужно разнообразие. – Саша выбросил окурок и улёгся прямо на траву, обняв Любу. Та отвечала ему тем же. Она покрыла его потное после любви тело поцелуями. Ночной ветерок ещё не успел остудить их.
– Я тоже люблю разнообразие. (Она сказала: «гажнообгажие», поскольку рот уже был занят.)
В блаженстве Саша откинулся на спину и принялся всматриваться в созвездия, которые никогда не знал по названиям. Они отвечали ему тем же.
7
Две лесбияночки в ту же ночь лежали на кровати, сбросив одеяла на пол. Таня и Аня, обнявшись, смотрели друг другу в глаза.
– Я всегда буду с тобой. – Говорила Аня.
– И я всегда буду с тобой.
– Я никогда не променяю тебя на какого-нибудь кобеля.
– И я никогда не променяю тебя ни на какого кобеля.
– Мы будем вместе.
– Да, мы будем вместе. – Соглашалась с ней Таня.
– До самой старости.
– До самой старости.
– Я очень люблю тебя.
– И я очень люблю тебя.
– Поцелуй меня.
Они приникли друг к другу губами. Принялись поглаживать друг дружку.
– Ты знаешь, – сказала Таня, – никогда не думала, что мне будет так хорошо с девчонкой. И ещё, что настоящую любовь я обрету не с парнем, а… а с тобой.
Жаркий ответ губ.
– Я сделаю для тебя, что угодно.
– И я.
– Нет, я всё же предполагала, что с этими сволочами-парнями у меня ничего не получится, – продолжала Таня, – а за тебя я готова умереть.
– И я. – Отозвалась Аня.
– Или вместо тебя.
– Да.
Девчушки не чувствовали на себе пристального взгляда камер, поэтому о соблюдении каких-либо приличий особо не заботились.
8
Примерно то же происходило и в других номерах. «Из тринадцати сложившихся в ходе шоу пар осталось лишь одиннадцать, в том числе и две нетрадиционные. Зато эти уже по прошествии двух дней клялись друг другу в вечной верности. Что это? – Комплекс неполноценности? невротическая привязка? Почему мы, едва узнав человека, не подозревая о множестве сторон его натуры, обещаем ему любовь до гроба, хотя зачастую понятия не имеем, что это такое? Обычная симпатия, физическая совместимость пытается выдать себя за нечто большее. Многие из нас уже после второго свидания решают связать с человеком свою жизнь. Блаженны те, кто не принимает скоропалительных решений в отношении близости. А может быть, мы просто хотим любыми путями навязать себя другому?
Человек, которому мы дарим себя, обычно принимает нашу «жертву», и делает ответный жест. Всё это просто прекрасно.
На первый взгляд.
Но потом начинается жизнь. И жизнь эта открывает двум влюблённым (как они друг друга называют) подчас такие аспекты, которые приводят к пониманию того, что не любовь их связала, а попытка преодолеть одиночество путём удовлетворения физического влечения, или нечто подобное. Существуют различные причины. Но духовное одиночество остаётся. Если ты не находишь в партнёре своего продолжения, то лучшим вариантом будет: не мучить ни себя, ни его. Двое должны стать суть одно.
Вот интересно: если бы Ромео с Джульеттой запихнуть в современную малогабаритку на окраине Москвы и заставить их прожить на два МРОТ в месяц, то долго ли продержались бы их чувства?
Если ты говоришь человеку, что любишь его, – не значит ли это, что ты готов принять его таким, какой он есть? Делить с ним все тяготы и радости жизни, и, наконец, не предавать? Предать человека, которому ты клялся в любви, равносильно предательству матери, которая, не требуя ничего взамен, подарила тебе эту жизнь…»
Тем временем буквы на экране компьютера продолжали и продолжали появляться.
9
– Входите. – Сказал Дмитрий, бросая блокнот на кровать, и понимая, что в это утро он уже ничего не напишет.
– Здравствуй. – В дверь вошла плотная девушка. За столом она сидела напротив поэта и два дня кряду безуспешно строила ему глазки.
– Привет, Лена.
Задорные чёртики запрыгали в её глазах.
– А ты, оказывается, знаешь, как меня зовут.
Дмитрий отличался неплохой памятью на лица, имена и номера телефонов, а вот с датами было не в пример сложнее.
– Я тут почти всех знаю.
– Но ни с кем не общаешься, за редким исключением.
– У меня затворническая натура.
– Приобретённое?
– В каком-то смысле.
Молодой человек невольно отметил, что насколько его предыдущая посетительница была красива, настолько эта была обаятельна. Таких девчонок в компаниях порой называют: «свой парень».
– Вам что, тоже стихи почитать? – Поинтересовался он.
– А ты стихи пишешь? – Я и не знала! Но нет, я просто так зашла. Подумала: а вдруг тебе одиноко?
– Человек рождается одиноким и умирает одиноким, всё остальное время он всячески обманывает себя, что это не так. Не помню, кто сказал.
– Упадническая философия. – Фыркнула девушка.
– Возможно. Во всяком случае, она помогает не разочаровываться в людях.
– Это, каким же образом?
– А я в них не очаровываюсь.
– Да Вы, батенька, пессимист.
– Грешен, грешен. Но не раскаиваюсь.
– Может, ты не любил ещё?
Дмитрий смотрел в окно на набирающий силу день. Не смотря на замкнутость своей натуры, он не любил лгать собеседникам, и на вопросы, поставленные ребром, отвечал прямо. Но при этом вопросе он почувствовал растерянность.
– А ты любила?
– По-настоящему? – Он кивнул. – Наверное, нет. Но у меня такое предчувствие, что вот-вот она придёт и захлестнёт меня с головой. Ты не ответил на мой вопрос. – Вцепилась в него глазами.
– А я любил. Самоотречённо. Мне казалось, что она тоже любит меня. Я отдал ей душу… – Пауза.
– И?
– И она унесла её с собой, поэтому я сейчас такой, какой есть.
– Твоё сердце закрыто?
– Отнюдь. Но из меня с корнем вырвана та самая часть, которая должна любить. Я разучился… нет, скорее, просто не могу теперь вспомнить, что же это за чувство такое.
– А физическое наслаждение? – Или и от него ты отвык?
Он пожал плечами.
– Это не главное. Главное – честь, благодаря которой я никогда не солгу девушке, что дам ей больше, чем могу. Я не смогу дать любви, а заниматься механическим сексом с равнодушным человеком?.. По-моему, это – мерзко.
Лена приблизилась.
– Может быть, всё же существует что-то такое, что сможет растопить этот лёд в твоём сердце?
– Это – айсберг, и уже не один «Титаник» пошёл ко дну, так что: лучше не пробовать.
– Экий ты. – Лена карикатурно надула губки.
– Да, я такой. – Сказал Дмитрий. – На улице погода чудесная. Пойду-ка я подышу свежим воздухом перед завтраком.
– С тобой, конечно же, нельзя.
– Не желательно. Я гуляю со своей Музой, а она – девушка капризная, может и обидеться.
– Ну, тогда я пошла. До встречи за завтраком.
Дмитрий вышел в коридор, и тут же его глазам предстала безобразная сцена: Кира – девушка Андрея, – к которой поэт относился почти с братским теплом, кричала на чернявую мерзавку. Потом отвесила пощёчину.
Провокация, – смекнул он и приблизился к девушкам. Ни одна, ни другая его не заметили. Он едва успел придержать Кирины руки, чтобы та не заварила форменную потасовку. Чернявая бестия тут же ретировалась. Кира сперва негодовала, но, поняв, что всё сделано ради её блага, извинилась перед Дмитрием.
На улице он стал скрупулёзно разбираться в происходящем. Но пока что его воображения не хватало на то, чтобы увидеть всю картину в общем. Однако он не сомневался, что знает гораздо больше других.
10
Кира, добираясь от седьмого до третьего номера, лелеяла одну-единственную мысль: броситься с порога в объятия Андрея, всё рассказать ему, и чтобы он утешал, утешал её. Но Андрея, как назло, в номере не оказалось.
Едва не плача, девушка вышла на балкончик. Дверь в четвёртый номер была открыта, и оттуда доносились голоса, один из которых явно принадлежал её возлюбленному. Она подошла.
Внутри Андрей стоял над обессиленной женщиной, выглядевшей сейчас лет на десять-пятнадцать старше, чем ей было на самом деле.
– Так зачем ты приняла столько таблеток? – Спрашивал молодой человек.
– Да я только утром две, – отвечала Лиля, – что мне этот кавказец по указанию доктора дал.
– А как же пустая упаковка, которую я нашёл на твоей тумбочке?
– Понятия не имею.
– Ну, скажи хотя бы, у кого взяла, тогда мы сможем понять, кто играет не по правилам.
– Да не знаю я ничего! Андрюш, не мучь меня, пожалуйста. – Лиля молитвенно сложила ладони.
Сабуров возвёл взгляд к потолку, и тут боковым зрением увидел Киру.
– Привет, Лапушка.
– Ты всё? – От Андрея не укрылось, что голос его девушки слегка дрожал.
– Да. Лиля не хочет нам помочь.
– Андрей. – Протянула та с видом полного отчаяния: дескать, она и рада бы, да не в её это силах.
– Что-то случилось? – Сабуров уже полностью переключился на Киру.
– Да так… кое-что.
– Пойдём, расскажешь. – Они вышли, оставив женщину одну.
До самого завтрака Андрей утешал Киру. Её голова покоилась у него на коленях, а ноги девушка завела за его спину, свернувшись вокруг родного человечка калачиком, как кошка. Так она чувствовала себя в безопасности. То, что произошло всего несколько минут назад и вывело её из себя, казалось теперь далёким и нереальным, случившимся не с ней, а с кем-то другим. Все слова Маши не стоили и банановой кожуры, роль которой они должны были сыграть.
Девушка безмерно доверяла своему парню, и это согревало её изнутри. О, сколько бы она отдала, чтобы эти мгновения единения длились вечно!
Он гладил её рукой по волосам, а когда у неё иссякли слова, то принялся целовать в лоб, в нос, в губы… и говорить самые приятные нежности на свете.
За завтраком Сабуров ещё раз оглядел всех участников шоу и вспомнил их имена. Хуже всего он знал сидящих за четвёртым столом, хотя публика там собралась весьма интересная. Во-первых, – Гена Васильев с глазами маньяка и неоконченным высшим образованием. Всем говорит, что станет писателем, но не написал ещё ни единой строчки. Прожектер, одним словом. Сразу бросалось в глаза, что он размешивал сахар черенком ложки. Следом – Лика: волосы цвета воронова крыла до пояса, чёрные глаза, длинные пальцы рук, выглядывающие из широких рукавов тёмного балахона, плотоядная улыбка, – всё это делало её похожей на колдунью, или гадалку. В купе с ногтями неимоверной длины выглядела она специфически. Третьим – лицом к Андрею – сидел невысокий, щуплый, обритый наголо Костя. Наколки почти на всех частях тела довершали внешность бывшего заключённого. Но окончательным штрихом являлся его говорок. Если Костя открывал рот, то оттуда неслась практически одна «феня», и собеседнику зачастую приходилось переспрашивать, что же он – Костя – всё-таки хочет сказать. Тот пытался изъясниться по-человечески, но бросал фразу на половине. Вместе с тем он очень гордился, что входит в касту «блатных», что подчёркивалось им постоянно. Рядом с ним – с торца – сидела небесной красоты девушка с восточной внешностью по имени Весна. Никто так и не смог понять: что же она нашла в «блатном» Костике. Мало того, что она была выше его минимум на голову, так ещё и умней в несколько раз. Правда, она предпочитала молчать. Далее: Ксюша – высокая, дородная женщина с лицемерной улыбкой, приклеившейся к её лицу, и крашеными волосами. Рядом – её кавалер – Николай: лет под сорок, по выправке видно, что – военный. Причём, никак не ниже полковника. Только плешь, да гнилость во взгляде портили впечатление. Седьмой сидела Олеся. Женщине было далеко (очень далеко) за тридцать, но она относилась к тем представительницам слабого пола, которым никогда не дашь на вид столько, сколько им есть на самом деле. Олесе можно было дать двадцать пять – двадцать шесть, – не больше. Даже морщинки на шее – первые предательницы женщины – были практически незаметны. И, наконец, последний – Олег. О нём Андрей почти ничего сказать не мог, кроме того, что Олегу тридцать два года, он занимает один номер с Олесей, имеет высшее экономическое образование и находится в прекрасной физической форме.
