Текст книги "Крестом и булатом. Атака"

Автор книги: Дмитрий Черкасов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)

– Субмарина между пальм торчит.

Видно, капитан был сильно пьяным.

Где то в джунглях пробегает кит,

Его мясо хорошо с бананом...

– Это цинично, – заявил ошарашенный Димон. – И вообще, при чем тут пальмы, кит и бананы?

– Сие есть метафорический символизм, – объяснил поэт Нерсесов, – с оттенками гипер реализма. А ля Серебрянный век.

– В качестве эпиграфа мне это не подходит, – огорчился Гоблин.

– Эпиграфа куда?

– К следующей статье о «Мценске»...

– Ты намерен добивать тему?

– Я намерен добивать Кацнельсона, – рыкнул Чернов. – Эта макросволочь свистнула мою идейку о продаже станции «Мир» Китаю[5]5
  «Новый Петербургь», № 47 за 1999 год.


[Закрыть] и выдает ее за свою.

– Серьезно? – удивился Юра. – И откуда ты это узнал?

– Неделю назад «Секретные материалы»[6]6
  № 21 (40) за 2000 год.


[Закрыть] дали информашку по «Миру». Там черным по русскому сказано, что переговоры Кацнельсона с китаезами насчет орбитального комплекса сорвались. Мы, вроде, слишком много денег запросили. Но это мелочи. Главное, что в «Хэ фаллосе»[7]7
  Жаргонизм, русская юмористическая транскрипция названия «X files».


[Закрыть] автором идеи назван Кацнельсон...

– Кто автор статьи?

– Не помню...

– Не Менделеев? – Нерсесов назвал главного редактора.

– Да нет. Если б Менделеев написал, я б Вадьку лично в выхлопную трубу его «опеля» засунул. Кто то другой, из пристяжных...

– Менделеева все равно можно попинать.

– А толку? Денег у него нет, живет, можно сказать, в долг... Кстати, хочешь свежую историю про Менделеева?

– Хочу.

– Его прав лишили.

– За что? – Нерсесов пожевал кончик шариковой ручки.

– За пьянку, – усмехнулся Чернов. – Но как! Короче, Менделеев набухался с одним пацаном, которого года полтора назад выгнал с работы. Вадик уже забыл об этом конфликте, а пацан – нет. Так вот... Встретились они на тусовке, пацан Менделеева накачал, а потом, когда тот домой ехать собрался, позвонил в ментовку. И слил Вадьку. Мусора его прихватили в ста метрах от места сборища, выволокли из машины – и на экспертизу. Тут же лишение прав оформили. Причем денег не взяли.

– Естественно, звонок же зафиксирован, – согласился журналист патриот.

– Именно! Теперь Менделеева водитель возит. И поделом...

– Твой приоритет по «Миру» легко доказать, – Нерсесов вернулся к теме разговора. – Сопоставить время выхода статей и дату появления правительственных документов. А потом на Кацнельсона накатить...

– Ворье – оно ворье и есть, – Гоблин отхлебнул сок. – С Кацнельсоном судиться без понту. Да и иск никто не примет. Я лучше его рачком поставлю по «Мценску». Он уже столько наболтал, что на целую серию статей хватит.

Юрик повернул голову и уставился на вошедших в кафе шестерых юношей во главе с рыжим одышливым толстяком в желтой байковой рубахе навыпуск.

– Ха! Димон, смотри, – Нерсесов толкнул Чернова в плечо. – Знаешь, кто это?

– Не, – Гоблин хмуро взглянул на компанию.

– Мелонов сотоварищи. Молодые христианские демократы...

– И чо?

– Последыши Ковалева Ясного и Пенькова...

– А а! – на лице у Чернова появилась заинтересованность.

– Развлечься хочешь? – неожиданно предложил Юрик.

– Не откажусь...

– Пеньков – пассивный зоофил! – громко сказал Нерсесов. – А Дыня – жирный импотент!

Христианские демократы еще не успели сесть за столик.

Один из юношей завопил что то матерно невразумительное и схватил со стола пустую бутылку. Мелонов подпрыгнул и выпучил глаза.

– Кто шагает дружно в ряд? Христианский наш отряд!

Педофилы, лесбиянки, И задроченные панки! – заорал Нерсесов.

– Бей их! – приказал Дыня и рванулся вперед.

– Развлечься, говоришь?! – Гоблин слишком поздно понял, что поддался на провокацию весельчака Юрика. Но времени что либо изменить уже не было.

Чернов отбросил в сторону стул и встретил первых двоих нападавших ударами в челюсти. Молодых демократов швырнуло назад, и они бесчувственными кулями рухнули под ноги переполошенных посетителей.

Юноша с бутылкой широко размахнулся, рассчитывая попасть Димону в голову.

Гоблин чуть отклонился и от души вмазал «христианину» носком ботинка промеж ног. Уши резанул истошный визг будущего кастрата. Димон перехватил согнувшееся тело, вздернул его в воздух и метнул за стойку, едва не прибив несчастного бармена.

Зазвенело.

Шкаф с разнокалиберными бутылками не выдержал удара от прилетевшего тела молодого демократа и развалился. В воздухе распространился аромат дешевого самопального коньяка и прокисшего вина.

– А а а! – мимо Чернова пронеслась округлая фигура Нерсесова, размахивающего сверкающим металлическим подносом.

– Осторожно! – рявкнул Гоблин, но опоздал.

Юрик поскользнулся на размазанном по полу мороженом, совершил замысловатый кульбит, миновал застывшего в ступоре Мелонова и со всего маху въехал подносом по физиономии официанту.

Бам м м!

Тонкая жесть прогнулась по форме лица работника общепита.

Нерсесов с официантом покатились дальше, сметая легкие пластиковые стулья.

Димон перепрыгнул через столик, походя шарахнул Дыню в солнечное сплетение и погнался за двумя оставшимися демократами. Те решили не искушать судьбу и выскочили на улицу.

Чернов плюнул вслед сбежавшим, вернулся в зал и за ногу вытащил из под столика блаженно улыбающегося Нерсесова. Журналист патриот сильно приложился лбом об пол и потому плохо соображал.

Правда, отоваренному подносом официанту было еще хуже.

Гоблин перебросил Юрика через плечо, погрозил кулаком бармену, схватившему телефонную трубку, и ретировался. Не желая терять лишние секунды на размещение бормочущего что то антидемократическое Нерсесова в салоне джипа, Димон забросил приятеля в багажник, где тот благополучно провел полчаса, пока Чернов проходными дворами вез его в редакцию «Нового Петербурга».

* * *

– Сверим часы, – приказал Рокотов. Командиры групп послушно взглянули на хронометры.

– Шестнадцать сорок две, – сказал Кузьмич.

– Ага, – кивнул Чубаров.

– У меня спешат, – Веселовский перевел минутную стрелку немного назад. – Теперь порядок...

– Время "ч" – девятнадцать пятнадцать, – напомнил занудливый Влад. – Еще раз повторим задачи. Миша?

– Блокируем дорогу на северо восток и продвигаемся до околицы. Гречко занимает пост на верхотуре. Вернее, уже занял... Идем парами. Я с Никитой, Денис с Антоном. Предварительно минируем трассу.

– На рожон не лезьте, – предупредил Рокотов. – И держитесь подальше от дотов.

– Само собой...

– Леша?

– Перекрываем отход на юг и тропинку на юго восток. Егор работает с юго западного склона, мы с Виталиком – по центру, Семен с Данилой поддержит вас справа.

– Что ж, – Влад встал со своего места. – Переодеваемся, и вперед.

Казаки вывернули наизнанку свои комбинезоны и подогнали снаряжение. Лохматый камуфляж из темно зеленого превратился в грязно серый, практически неразличимый в сумерках или ночью.

– Все лишнее оставляем, – Рокотов сложил в полупустой рюкзак остатки еды, туго затянул шнур на горловине и первый забросил вещмешок в угол пещеры. – Бог даст, не понадобится...

Отец Арсений замешкался, опуская в рюкзак потертую маленькую Библию, и неслышно вздохнул.

Варданян с Шерстневым навалились на блок подъемника, и поддон с кирпичами медленно приподнялся до уровня второго этажа будущей мастерской по производству фальшивой американской валюты.

Митя, Ираклий и отец Владимир перехватили стропы и втащили поддон на площадку.

* * *

Рафик обессиленно опустился на землю. Виктор вытер пот и уселся рядом, на секунду обернувшись в сторону и отметив, что Лечи Атгиреев набивает уже четвертый косяк за смену.

После казни Якова охрану заложников усилили. Видимо, опасались того, что кто нибудь из пленников может наплевать на чувство самосохранения и броситься на часового. Атгирееву дали в помощь Али Баграева, такого же молодого наркомана, как и Лечи. На пару они смолили папиросу за папиросой, временами разражаясь бессмысленным кудахтающим смехом и поигрывая потертыми нечищенными «калашами». Их оружие было в крайне запущенном состоянии, но рассчитывать на то, что АК заклинит, не приходилось. Это не М 16 и не «Штейр АУТ», требующие к себе бережного отношения и регулярной смазки. «Калашников» стреляет даже после того, как год пролежал в болоте.

Надежность конструкции самого массового автомата в мире оборачивалась против пленных.

– Вот сволочи, – шепнул Варданян. – У них же есть дизель генераторы и лебедки... На хрена мы вручную второй этаж загружаем?

– Окстись! – Шерстнев привалился спиной к стене и полузакрыл глаза. – Про лебедки вспомнил! Они с их помощью шкуры грузят...

– Вот я и говорю...

– Забудь! Меньше будешь рот открывать, дольше проживешь.

– Сами себе же все портят...

– А им то какое дело? – хмыкнул Виктор. – Ты думаешь, они хоть в чем то разбираются? Вон, Ираклий три ряда положил почти на чистый песок... Кто нибудь это заметил? Как бы не так! Через год песочек размоет и стены обвалятся... Причем внутрь. Вместе с перекрытиями...

Варданян тихо хихикнул.

Хозяева бесплатной рабочей силы не понимали, что своими издевательствами они только возбуждают фантазию рабов, и те раз за разом придумывают очередные пакости, должные изрядно навредить тем, кто будет пользоваться результатами их труда. То же происходило в концлагерях во время второй мировой, когда заключенные, поставленные на конвейеры, приводили в негодность две трети выпускаемого вооружения.

Причем внешне все было нормально.

Однако ракеты ФАУ били мимо цели, у отремонтированных истребителей и штурмовиков отказывали системы подачи топлива, артиллерийские снаряды частенько взрывались прямо в казенниках орудий, гусеницы слетали с танковых роликов в самый неподходящий момент.

Раб не заинтересован в качестве. Его задача – сохранить максимум собственных сил при минимуме отдачи и изобразить кипучую деятельность на глазах у охраны. А если получится, еще и что нибудь испортить.

Руководство саботажем взял на себя Туманишвили, имевший изрядный опыт строительных работ. По его советам остальные заложники неправильно выводили уровни, клали крепежные балки не в том месте, где следует, произвольно меняли состав раствора, при закладке фундаментов в траншеи незаметно подбрасывались куски дерева и обрезки кровельного железа – в застывшем бетоне образовывались огромные каверны, в которые тут же просачивались грунтовые воды. Любое построенное руками пленников здание через два три года приходило в полную негодность и грозило обвалиться на головы тем, кто будет в нем находиться.

– Сбросить бы кирпичи на этих придурков, – мечтательно произнес Варданян. Шерстнев открыл глаза и сел прямо.

– Как ты сказал?

– Сбросить кирпичи, – Рафик пожевал травинку. – А что?

– Так, – Виктор вытянул одну ногу и помассировал лодыжку. – Это мысль... Посиди пока тут, а я наверх схожу.

– Зачем?

– С Ираклием пошепчусь...

– Ты думаешь, получится? – у Варданяна загорелись глаза.

– Посмотрим... Сиди спокойно, типа отдыхаешь.

– Давай вместе пойдем!

– Не надо, – Шерстнев искоса бросил взгляд на чеченцев, выпускавших клубы сладковатого дыма. – Не возбуждай их интереса, чо мы вдруг на пару поперлись.

– Ясно.

Виктор нарочито тяжело встал и шаркающей походкой смертельно уставшего человека потопал к лестнице, ведущей на второй этаж строящегося барака.

Атгиреев с Баграевым проводили его мутным взглядом и вернулись к своему занятию.

* * *

Филонов вытянул шею и прислушался.

– Ш ш ш! – рука экс браконьера легла на плечо Чубарову. – В кусты!

Михаил перекатился под ветви смородины, вслед за ним нырнул и Никита.

– Машина.

– Понял, – Чубаров направил ствол «Грозы» в сторону дороги.

Спустя минуту из за скалы вылетел огромный темно вишневый внедорожник и, поднимая тучи пыли, пронесся мимо. Из открытых окон джипа лилась какая то заунывная арабская песня.

– Без десяти семь, – тихо сказал Миша.

– Знаю, – буркнул Никита. – Все, ставим детонаторы. Хорош кататься...

Глава 3
Драку заказывали?

В девятнадцать часов шестнадцать минут Владислав осторожно просунул ствол ОЦ 14 между штакетинами забора, поймал на мушку пожилого чеченца, исступленно начищавшего автоматический карабин с полированным деревянным прикладом, и мягко вдавил спусковой крючок.

«Гроза» еле слышно щелкнула, дульный компенсатор погасил энергию выстрела, и девятимиллиметровая пуля вошла точно в середину груди вайнаха.

Чеченец выронил карабин, удивленно посмотрел в небо и завалился на спину, прижимая руки к ране. Тело вытянулось в струнку и замерло.

С этого первого выстрела началась операция, которую позже Рокотов окрестил «Кошмаром правозащитника».

Биолог дал отмашку правой рукой.

Братья Славины и Арсений поднялись во весь рост и перебежали к забору.

– Прямо до следующего дома, – коротко приказал Влад. – Батюшка, ваш выход.

Василий перемахнул через препятствие и встал на одно колено, поводя стволом «Винтореза». Отец Арсений перекрестился, разложил приклад ГМ 94 и опустил вниз флажковый предохранитель.

Дима прочистил горло. Священник прищурился.

– Осколочными по двум окнам, – выдохнул Рокотов.

Отец Арсений нажал на спуск.

ГМ 94 грохнул, батюшка передернул затвор на цилиндрическом магазине и послал вторую гранату в крайнее окно.

Дом осветился изнутри.

Посыпались стекла, что то металлическое звонко брякнуло, во все стороны полетели куски дерева. Выбитая взрывной волной дверь раскрутилась на крыльце и гулко ударилась о врытый в землю столб, удерживающий козырек веранды. Вверх взмыла сорванная черепица.

Через секунду крыша осела и провалилась внутрь. Из пустых проемов повалил серый дым.

– Готово! – удовлетворенно констатировал Влад. – Погнали дальше.

* * *

Когда из юго восточной части поселка донесся звук взрыва, Никита Филонов стремительно вскочил на ноги и выпустил длинную очередь из ВСС в трех копающихся с немецким пулеметом MG 3[8]8
  Модифицированный вариант пулемета MG 42. Калибр – 7,62 мм, прицельная дальность – 800/2200 м, емкость магазина (ленты) – 250 патронов.


[Закрыть] боевиков.

Четверть часа он пролежал в полутора десятках метров от них, наблюдая, как «волки ислама» тщетно пытаются установить на место снятую ствольную коробку.

Работа явно не ладилась. Сначала у горцев остались две лишние детали, и пулемет разобрали снова. Потом лента никак не хотела вставать в предназначенное для нее гнездо. Затем заклинило возвратную пружину и один из «механиков» с остервенением начал ее дергать, забыв освободить фиксатор, в результате чего пулемет едва не сломали, подбивая задник коробки легкими ударами молотка.

Очередь «Винтореза» все расставила по своим местам.

Каждый чеченец получил несколько пуль в живот. Дергающиеся в агонии тела повалились в высокую траву, окаймлявшую округлую бетонную конструкцию с люком на вершине, торчащую посередине двора.

Многострадальный пулемет царапнул по серой шершавой поверхности дота и провалился внутрь, утягивая за собой сверкающую латунью гильз ленту.

На крыльце дома появилась фигура в халате.

Миша Чубаров послал в нее две пули и отметил, что оба выстрела не пропали даром – голова фигуры взорвалась темными брызгами.

* * *

Расстояние от позиции Егора Туманишвили до центральной площади составляло более семисот метров.

Грузин подкрутил верньер оптического прицела, сверился с рисками возле идущей вниз параболы[9]9
  На современных оптических прицелах рядом с перекрестьем имеется выделенная цветом парабола, облегчающая стрелку расчет отклонения пули в зависимости от дистанции выстрела.


[Закрыть] и выцелил бегущего от БТР боевика с гранатометом.

Упругий затыльник упора чувствительно толкнул Егора в плечо.

Пуля прошла по пологой траектории и вонзилась гранатометчику в верхушку бедра. Чеченец выронил оружие, кувырком прокатился несколько метров и забился в пыли, держась за ногу. Пятиграммовый кусочек свинца в тампаковой оболочке превратил тазобедренный сустав в крошево, размолол соединительный хрящ, отскочил от выступа на кости и пробил мочевой пузырь, остановившись в сантиметре от копчика.

В девятикратную оптику был прекрасно виден широко распахнутый рот орущего вайнаха.

От приземистого здания на противоположном краю площади к раненному бросились двое. Худой бородач и подросток.

Туманишвили задержал дыхание и вновь послал пулю.

СВ У АС не подвел.

Бородач словно налетел на невидимое препятствие и со всего маху впечатался грудью в дорожную пыль.

Подросток оскалился, как загнанный в угол шакал, сорвал с плеча укороченный «Калашников» и открыл огонь по деревьям, росшим по краю площади.

Егор недобро усмехнулся.

Малолетний боевик расстрелял магазин, отбросил в сторону пустой рожок и схватился за подсумок.

Туманишвили вбил ему пулю точно в коротко стриженную голову.

Подросток раскинул руки и упал навзничь.

Егор перевел перекрестье прицела на мечущихся возле бронемашины бандитов и поставил режим стрельбы на автоматический...

* * *

– Де жа вю! – серьезно сказал Гоблин, подъехавший к дому номер восемнадцать по Можайской улице.

У парадного подъезда теперь стояла не одна, а три желто синие милицейские машины, а из окон на втором этаже неслось невнятное бормотание, изредка прерываемое вскриками и глухими шлепающими ударами. Как будто в помещении Издательского Дома «Нева» открылся цех по производству говяжьих и свиных отбивных.

Возле скопления «мусоровозов» никого не было.

Чернов вышел из своего «Гранд Чероки» и посмотрел вверх.

В глубине комнаты метались какие то тени.

Из двери на улицу вывалился потный раскрасневшийся лейтенант.

– Снова ты? – удивился журналист.

– Я, я! – милиционер был в ярости. – Но теперь в качестве усиления! Следак лично приехал!

– И что?

– Вроде поймали...

– Кого?

– Да убийцу, будь он неладен! Я сам не присутствовал... Следак еще группу с телевидения пригласил. Все там, – лейтенант махнул рукой.

– А а! – осклабился Гоблин. – Можно сказать, что идут съемки блокбастера. «Гришечкин два. Судный день»... Но теперь то его ни с кем не перепутали?

– Да не е ет! Прям в его собственном кабинете взяли. Тепленького, – страж порядка отдышался и пошел обратно в дом. – Жарко там. Кондиционер не работает, а народу набилось – ужас!

– Ну ну, – хмыкнул Чернов.

Лейтенант скрылся за дверью.

Позади джипа тихо припарковался «глазастый» черный «мерседес» Е класса.

Хлопнула дверца.

Гоблин обернулся и увидел главного редактора «Невы». Живого, невредимого и свободного. Виталий Гришечкин тоскливо посмотрел на окна своего офиса и вздохнул.

Сотрудников органов правопорядка он недолюбливал с пятнадцатилетнего возраста. Тогда ему сильно досталось от участкового, поймавшего юного Виталика в столовой интерната для глухонемых, где тот зеленой масляной краской выводил на стене лозунг «Когда я ем, всё как всегда». Виталик считал шутку достойной, участковый придерживался диаметрально противоположного мнения и продержал Гришечкина в камере всю ночь, чего не имел права делать.

За это участковый был примерно наказан районным прокурором, возмущенным столь грубым отношением с несовершеннолетним художником графиком.

В белорусском местечке Жабинка, откуда Виталий был родом и которое аборигены именовали не иначе, как Квакенбург, никаких развлечений для молодежи, окромя мелкого хулиганства и гонок на ревущих мотоциклах по болотам, не предусматривалось. Поразмыслив в холодной камере над превратностями судьбы, Гришечкин пришел к выводу, что из Квакенбурга надо валить. Ничего хорошего сдобренное картофельным самогоном будущее не сулило.

Виталик взял себя в руки, успешно закончил школу и отправился в Ленинград, где с первой же попытки одолел вступительные экзамены в институт холодильной промышленности.

– Опять Гречина дубасят, – печально произнес несостоявшийся узник. – Я с утра уехал в налоговую, а он в моем кабинете за компьютером устроился...

– Пойдешь наверх? – поинтересовался верзила журналист.

– А надо? – устало спросил Виталик.

– Думаю, что нет...

– Я тоже...

Добродушный Гоблин положил руку на плечо Гришечкину.

– Все образуется.

– Не сомневаюсь, – главный редактор «Невы» вытащил пачку «парламента». – И какой козел меня так подставил?

– Ты с «козлами» то поаккуратней, – Чернов опустил одну бровь. – В кругах, к которым я был близок, слово «козел» очень обидное. Могут и на пику посадить...

– Да я так... – Гришечкин прикурил. – Слушай, Димон, я давно тебя хотел спросить. На фига ты Верескова мочишь?

– Какого Верескова?

– Писателя...

– Знать его не знаю, – пожал плечами Димон.

– Как это не знаешь?

– А так.

– Я же сам твою статью читал!

– Где?

– Сейчас, – Виталий покопался в папочке и достал газетную вырезку. – Вот... «Классик русской словесности». Меня одна твоя фраза убила... «На мой вопрос о том, почему Вересков во время радиоинтервью вел себя как полный идиот, известный автор ответил, что он предпочитает определению „идиотизм» формулировку „эстетическая оригинальность". При этом товарищ Вересков лукаво подмигивал и вел себя неадекватно..." И прочее в том же духе.

– Я этого не писал, – Гоблин взял обрывок газеты. – Хм, действительно, некто Чернов... Но это не мой опус. К тому же я с «Невским пламенем» не сотрудничаю. Там Алка Мануйлова главным редактором служит. Полная дура...

– Этот Чернов, что, твой однофамилец?

– Возможно, – Димон пошевелил губами. – Придется разбираться, кто пачкает мое гордое имя своим поганым прозападным языком...

Крики на втором этаже дома перешли в более высокую тональность.

– Ишь, раздухарились! – Гоблин поскреб подбородок. – Они твоего Гречина насмерть замолотят, если он не сознается...

– И что ты предлагаешь?

– Возьми адвоката и поезжай на Литейный. Объясни, что тебя преследует псих следователь...

– Видимо, так и придется сделать... Черт, сколько времени угроблю!

– Это завсегда лучше, чем иметь весь этот компот. И зама своего пожалей. Они ж не отстанут. Либо тебя поймают, либо так и будут раз в неделю Гречину физиономию рихтовать...

– Не сомневаюсь, – Гришечкин протянул Чернову руку. – Ну, бывай... Поеду к адвокату.

* * *

В дверях дома Резван Гареев чуть не был сбит с ног заскочившим на крыльцо Шамилем Хароевым. Шамиль поверх бронежилета весь обмотался лентами, нацепил каску с опущенным бронестеклом, в каждой руке держал по «Спектру М 4»[10]10
  Итальянский пистолет пулемет калибра 9 мм. Имеет диоптрический прицел, может оснащаться четырехрядным магазином большой емкости (30/50 патронов), прицельная дальность стрельбы – 100 м.


[Закрыть] и издалека напоминал робота трансформера из мультфильма. Бегать, а тем более воевать в таком снаряжении было затруднительно.

– Что?! – проорал Гареев, оттолкнув Хароева под прикрытие кирпичного ограждения балюстрады, опоясывающей дом.

– Бьют со всех сторон! Спецназ!

– Какой спецназ?! – Резван схватил Шамиля за грудки и потряс, пытаясь привести в чувство.

Звякнули пулеметные ленты.

– Какой спецназ, я тебя спрашиваю?! У нас все проплачено! Здесь его не может быть в принципе! Ты понял?! Это либо ребята Одноногого, либо арабы! Давай, бегом к остальным! И в круговую!

Известие о том, что на аул навалились отряды Басаева или Аль Фаттха, никак не успокоило перепуганного Хароева.

Российский спецназ ничем не отличается от боевых групп конкурирующих между собой тейпов. И те, и другие действуют с максимальной жестокостью, пленных предпочитают не брать. Единственное различие в том, что федералы могут вызвать авиацию, а конкуренты будут выжигать очаги сопротивления с помощью реактивных установок, размещенных на склонах сопредельных гор.

Гареев влепил Шамилю раскрытой ладонью по шлему.

– Приди в себя! – Хароев затряс головой.

– Да понял я, понял!

– Бегом к площади, разворачивайте бэтээр! И бейте по уступам вдоль дороги!

– Зачем?!

– Это разведка боем! Если мы не накроем их основные силы – каюк! А прийти они могут только оттуда!

Вопрос об обороне аула Гареев несколько раз прорабатывал со своими приближенными, но, когда дошло до дела, все планы мгновенно вылетели из голов застигнутых врасплох чеченцев. Нападавшие не дали ни минуты на подготовку. И выставленные на окраине села посты прошляпили подход отрядов противника.

Резван решил разобраться с часовыми после того, как все закончится.

В успешном отражении нападения он не сомневался.

Долго штурмовать аул никто не будет. У боевиков конкурентов расчет на быстрое подавление сопротивления, на захват бензовозов и изготовленной в мастерской валюты, на мгновенный проход по домам, где можно поживиться какими нибудь ценностями, и на такой же стремительный отход в горы.

На все про все – час. Ну, полтора.

Не больше.

Гареев сам неоднократно участвовал в подобных вылазках и прекрасно себе представлял, как командир вольных абреков спланировал операцию. Быстрый штурм, грабеж домов на окраине без захода вглубь села и рассредоточение с добычей.

Вечер был идеальным временем для такого мероприятия.

Через час горы утонут во тьме и преследовать отходящие группы станет невозможно.

А на следующее утро они будут в десятках километров от полусожженного аула. Делить награбленное в своих селах или отсиживаться в пещерах, коих в горной части Чечни немерено.

Значит, главная задача – протянуть этот час, до наступления темноты.

Потеряв время, противник будет вынужден отойти несолоно хлебавши...

Хароев, гремя пулеметными лентами, помчался наискосок двора.

Резван перекинул через плечо ремень РПД[11]11
  РПД – ручной пулемет Дегтярева, принятый на вооружение в 1945 г. Калибр – 7,62 мм, прицельная дальность стрельбы – до 1000 м, длина – 1037 мм, темп стрельбы – 700 выстрелов в минуту, емкость ленты (круглого магазина) – 100 патронов.


[Закрыть], сунул за пояс пистолет «Глок» и побежал в противоположную площади сторону, чтобы возглавить отряд, должный перекрыть дорогу с северо востока. Система дотов, связанных между собой подземными тоннелями, была готова всего лишь на три четверти, но Гареев надеялся, что и эта недостроенная крепость станет для нападавших непреодолимым препятствием.

Шамиль выскочил на улицу и, пригибаясь, бросился к площади, откуда доносилась яростная стрельба.

Судя по непрекращающимся ни на секунду длинным очередям, односельчане палили во все стороны, не видя противника. В сухой стрекот автоматов то и дело вклинивался глухой рокот ДШК[12]12
  Пулемет ДШК – Дегтярев, Шпагин, крупнокалиберный. Калибр – 12,7 мм, прицельная дальность – до 3500 м, темп стрельбы – 600 выстрелов в минуту, масса без ленты – 33,5 кг.


[Закрыть], установленного на чердаке бывшего сельсовета.

Хароев продрался сквозь заросли малины, перебрался через штабель досок и остановился в трех метрах от серого валуна, подняв вверх стекло шлема и прикидывая свой дальнейший маршрут.

Неподвижный камень вдруг дернулся и превратился в человеческую фигуру.

У Шамиля потемнело в глазах.

Последней его мыслью было то, что он столкнулся лицом к лицу со злым демоном, принимающим обличье неживых предметов. Затем голову разорвала страшная боль и Хароев ничком повалился в траву...

Антон Соколов спрятал пистолет, присел и на корточках доковылял до колодезного сруба, где вновь застыл, обратившись в точную копию серого валуна.

* * *

Глава Администрации российского Президента повертел в руках яркую книжицу со странным названием «Самец из Пизы», вышедшую из под пера известного писателя юмориста Михаила Пропеллера, и со вздохом положил ее поверх кипы бумаг. Новинку книжного рынка ему сунула жена, являвшаяся ярой почитательницей творчества Пропеллера и настоявшая на том, чтобы Александр Стальевич взял на работу новый, номинированный на букеровскую премию роман её любимца.

Будто у него будет время отрываться от серьезных государственных дел и листать какую то окололитературную чушь!

Чиновник вновь вздохнул и уставился на ерзающего в кресле напротив Рому Абрамсона.

– Ну?

– Сашок, ты помнишь наш прошлый разговор?

– Естественно...

– Так Поганка никак не успокаивается. Совсем Кульмана подмял...

– И что ты мне предлагаешь делать? – недовольно заныл Стальевич. – Поганина давить? Не поймут... Скажут, наезд на отечественный бизнес.

– Индюка же вы давите! – возразил Абрамсон.

– Так то Индюка. – Глава Администрации схватился за жиденькую бороденку. – С Индюком можно. У него такая запутка с «Газпромом» и кредитами, что сам черт ногу сломит.

– А у кого ее нет? – спросил Роман и осекся.

Чиновник растянул бескровные губы в подобие улыбки.

В отличие от Абрамсона, Березинского, Семисвечко и прочих «акул бизнеса», наживавшихся на обкрутке бюджетных денег и ходивших по краю пропасти, Александр Стальевич Волокушин принял меры к тому, чтобы все сомнительные документы, где упоминалось его имя, были уничтожены.

Будучи Главой Администрации Президента, это сделать не сложно.

Пара тройка звонков нужным людям – и от бумаг не остается никаких следов. С бюрократом такого ранга предпочитают дружить. Ибо ссора приведет лишь к тому, что несговорчивого заместителя министра или аудитора, отказавшегося выдрать несколько листов из архивного дела, заменят на более лояльного человечка.

После подчистки документов, совпавшей со временем смены Президентов, Железяка оказался единственным в России крупным чиновником, которого невозможно стало прихватить за прошлые делишки. Проверки Счетной Палаты и журналистские расследования упирались в пустоту.

– Ты за всех не говори, – посоветовал Волокушин.

– Да ладно! – отмахнулся Абрамсон. – Пока мы в связке работаем, и тебе, и нам хорошо...

– Я слышал, ты решил в губернаторы податься?

– Не без этого, – довольно осклабился толстый Рома. – Расти то надо.

– Ну ну, – Глава Администрации продемонстрировал своему собеседнику, что подобные мелкие вопросы его мало интересуют. – Небось, денежки на предвыборную кампанию понадобились?

– Деньги есть, это вообще не вопрос. Чукчам «огненную воду» выставлю, топлива чуток подвезу – так они как один проголосуют... Меня пока чечены беспокоят. Больно, блин, независимо себя ведут. Забыли, черножопые, кто их в люди вывел...

– А ты напомни, – предложил Стальевич.

– Придется, – в голосе Абрамсона послышалась явная угроза. – Мне тут шепнули, что Кульман с Поганкой какую то пакость замыслили.

– А именно?

– Определенности еще нет. Но я на всякий случай ребят настрополил. Если чо с поставками случится, в Москве людишек Джабраилова враз положат.

– РУБОП или как? – сонно поинтересовался Волокушин.

– Или как...

– Зря.

– Почему это?

– С мусорами отмазка хорошая, – изрек Железяка. – Гонят план по задержаниям, вот и прихватят горбоносых. А ты в стороне. Организуй подставу с наркотой или, лучше, со взрывчаткой. Сейчас это в тему. Мурыжить будут год, если не больше. Никакой суд под подписку не выпустит...

– Откупятся, – Абрамсон сморщил нос.

– От областного РУБОПа – нет. Они своих клиентов сразу по камерам пакуют и прокурорских зовут, чтоб аресты оформляли. И не на патрончиках ловят, а посолиднее. Судьи тоже их, местные...

Со стороны разговор крупного коммерсанта и Главы президентской Администрации напоминал беседу двух рыночных ларечников, замышляющих устранение конкурента по капустно свекольному бизнесу.

Никаких сложных комбинаций и прочей ерунды.

Все примитивно.

Именно эта простота исполнения и гарантировала успех. А также то, что в этой комбинации вряд ли заподозрят сговор столь высоких персон. «Акулы пера и телеобъектива» обычно подозревали многоходовой заговор с привлечением современной техники, первых лиц Генеральной прокуратуры и сложными передвижениями финансовых потоков, обеспечивающими материал для многомесячного журналистского расследования.

На самом же деле прорвавшиеся во власть фарцовщики, бывшие торговцы цветами и мелкое ворье не утруждали себя слишком запутанными построениями: хапали все, до чего дотягивались их загребущие ручонки, время от времени возбуждая средства массовой информации заманчивым компроматом на конкурентов. Те отвечали аналогичными ведрами грязи, и спустя месяц другой всё возвращалось на круги своя. Неудачников хоронили или сажали. А оставшиеся у кормушки продолжали с энтузиазмом разворовывать бесхозное добро. Нефть, электричество, газ, руду, уголь, новые технологии или бюджетные трансферты. Госаппарат не только не препятствовал грабежу, но сам в нем участвовал, являя собой органичную составляющую выстроенной пирамиды новых взаимоотношений.