Текст книги "Демократы и капуста (Главы из романа)"

Автор книги: Дмитрий Черкасов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Дмитрий Черкасов
Демократы и капуста
(Главы из романа)

ПРОЛОГ

Стрелок поплотнее прижал к плечу затыльник приклада AMD-63[1]1
  Автомат венгерского производства, разработанный на базе автомата Калашникова. Калибр – 7, 62 мм (патрон 7, 62 х 39), длина – 880 мм, длина ствола – 415 мм, начальная скорость пули – 710 м/сек, темп стрельбы – 600 выстрелов в минуту, емкость магазина – 30 патронов, рабочая дальность стрельбы – 300 м.


[Закрыть] и совместил красную точку коллиматорного прицела ПСК-8[2]2
  Коллиматорные прицелы работают на стереоскопическом эффекте, то есть прицеливание с их помощью должно осуществляться сразу двумя глазами: левый глаз видит цель, правый – прицельную марку. Прицелы имеют две градации свечения прицельной марки – «день» и «ночь» – и дискретные (щелчковые) механизмы ввода поправок по вертикали и горизонтали. ПСК-8 – прицел производства Беларуси. Увеличение, крат – 1, поле зрения не ограничено, габариты – 90 х 20 х 20 мм, масса – 0, 05 кг. Комплекта питания хватает на 30 часов непрерывной работы.


[Закрыть] с лицом седовласого нищего, жующего огрызок гамбургера, только что извлеченный им из урны рядом с ларьком.

Напарник стрелка, молодой парень с узким бледным лицом, нетерпеливо переступил с ноги на ногу и поправил висящий в петле под полой пальто обрез двустволки двадцатого калибра, заряженный патронами с картечью.

– Ну, скоро он там?

– Ща будет, – тихо сказал длиннорукий кряжистый стрелок. – Не боись…

Под чердачным окном, из которого на несколько сантиметров высовывался дульный тормоз венгерского автомата, бурлил Невский проспект.

Сотни автомобилей встали в огромной пробке от Садовой улицы до поворота на улицу Марата. Меж ними сновали чумазые ребятишки, размахивая тряпками и пульверизаторами с жидкостью для мытья стекол и навязчиво стучали в боковые окна «мерседесов», «БМВ», «лексусов» и «ауди», выбирая машины поновее. С той же частотой по проезжей части перемещались торговцы газетами, готовые всего за пятнадцать долларов извлечь из кармана чек героина и за посреднические в десять баксов свистнуть кучкующихся на ближайшем углу проституток-малолеток.

Человек, которого поджидали стрелок с напарником, приложил немало усилий к тому, чтобы превратить научный и культурный центр России в нечто среднее между восточным базаром и бомжатником.

Естественно, не без прибыли для себя лично и своих подельников, многие из которых уже переехали на хлебные должности в Москву.

Но продолжали получать процент от полулегальных сделок в Северной столице и прикрывали оставленного «смотрящим» по Питеру председателя КУГИ[3]3
  Комитет по управлению городским имуществом.


[Закрыть] от излишнего любопытства правоохранительных органов. Вернее, даже не от стражей порядка, готовых за небольшие, по меркам чиновников федеральных министерств, суммы закрывать глаза на распродажу городской собственности по смехотворным ценам и другие преступления, а от Службы экономической безопасности УФСБ[4]4
  ФСБ не является правоохранительной структурой, это секретная служба.


[Закрыть], к которой сановное ворье так и не смогло найти подход.

Стрелок убрал точку прицела с переносицы ни о чем не подозревающего нищего, аккуратно положил оружие на подоконник и вздохнул.

– Задерживается, – опять загундосил напарник.

– Ерунда. – Стрелок вытащил пачку «Кэмела» и прикурил от заботливо поданной зажигалки. – Плюс-минус пятнадцать минут ничего не изменят.

– Стрёмно здесь торчать. Дом-то жилой… Не дай божок, какому-нибудь пенсу[5]5
  Пенсионер (жарг.).


[Закрыть] взбредет в голову сюда завалиться.

– А чё пенсам тут делать? – отмахнулся стрелок. – Они, вон, по магазинам шакалят. Да по помойкам…

– Не скажи, – протянул напарник. – Эти, как тараканы, во все щели лезут.

– Вот и угомонишь, если полезет кто. – Стрелок в три затяжки выкурил сигарету, затушил ее о подошву высокого шнурованного ботинка и спрятал окурок в пачку. – Ты здесь для этого и тусуешься.

– Надо было кого-нибудь у выезда из двора поставить, – парень с обрезом ткнул пальцем в сторону Пяти углов. – Вякнул бы по рации…

– Не усложняй. – Стрелок снова взялся за автомат. – Вон его тачка.

К выезду с улицы Рубинштейна на Невский проспект медленно подкатила темно-синяя «вольво-960», остановилась посередине подмерзшей за ночь огромной лужи и замигала правым поворотником.

Стрелок выдохнул воздух, навел марку прицела на капот служебной машины председателя КУГИ и мягко потянул спусковой крючок.

В тот момент, когда ударник стукнул по капсюлю гильзы первого патрона, водитель «вольво» вдавил педаль газа и попытался вклиниться между троллейбусом и древним «фольксвагеном»-пикапом, на багажнике которого громоздилась вязанка досок. Автомобиль продвинулся на полтора метра вперед.

Десять восьмиграммовых бронебойных пуль 7Н23, вместо того чтобы разворотить двигатель шведского седана и тем самым вынести вороватому вице-губернатору последнее предупреждение, вспороли крышу автомобиля.

– Черт! – Побледневший стрелок отбросил автомат. – Уходим.

С улицы раздались вопли испуганных прохожих.

Стрелок с напарником выскочили на заплеванную лестницу, вихрем промчались по ней к двери во внутренний двор-колодец, бегом пересекли его по диагонали, сбавили скорость и уже не спеша прошли под арку, которая вывела их на Литейный проспект.

– Попал? – поинтересовался напарник, придерживая левой рукой обрез и ощупывая в правом кармане пальто бумажку с заявлением в милицию, что оружие было найдено гражданином таким-то на улице возле мусорного бака и он добровольно собирается сдать его в ближайшее отделение.

– Еще как! – Стрелок зло сплюнул. – Водила тачку дернул, когда я курок спустил.

– И что теперь?

– Я откуда знаю! По телевизору скажут… Всё, до вечера. – Стрелявший по машине председателя КУГИ невысокий длиннорукий парень затесался в толпу у парфюмерного магазина.

Его напарник постоял четверть минуты, огляделся и двинулся в противоположную Невскому проспекту сторону, на ходу вытаскивая из кармана трубку мобильного телефона…

Глава 1
KRAFT DURCH FREUDE[6]6
  Сила через радость (нем.).


[Закрыть]

Виктор Синицын, ведущий специалист фирмы по оказанию консультационных услуг, носившей немного двусмысленное название «ККК», мог со спокойной совестью попивать кофеек с хохотушками-секретарями, отрываться в компьютерных боях по Интернету, курить кальян в собственном кабинете, писать абстрактные картины или вообще не выходить на работу, возлегая на диване с бокалом «божоле» и посматривая боевики из своей обширной коллекции, ибо на ближайшие две-три недели он был совершенно свободен, раньше срока завершив исполнение маленького, но очень ответственного поручения своего босса…

К тридцати годам Виктор добился многого.

В двадцать три он защитил кандидатскую диссертацию на физмате питерского Университета, в двадцать шесть – докторскую по нечеткой логике на кафедре систем управления Военмеха. А ровно через год послал подальше ректора, изображавшего из себя записного патриота и в то же-время не гнушавшегося хапать иностранные гранты, и ушел в частный сектор. Где тут же получил приглашение от «ККК», директор которой был у Синицына оппонентом на защите докторской. И прекрасно понимал, что специалист такого класса, как Виктор, принесет его фирме изрядный доход.

За прошедшие с тех пор три с половиной года бывший профессор ни разу не пожалел о принятом решении.

Синицын, пользуясь хитрыми аналоговыми методиками, которые не всегда были понятны окружающим его людям, выстраивал такие комбинации и прогнозы, что клиенты «ККК» умножали свои состояния даже на внешне провальных сделках. Он с точностью до пяти процентов высчитывал рост тарифов на энергоносители, за год предсказал обвал рубля и указал, насколько тот упадет. А исходя из психологических портретов членов правительства, предупреждал о ротациях в Кремле, по официальным досье находил слабые стороны заказанной персоны и многое, многое другое…

От предлагавшейся ему охраны Синицын отказался, насмешливо оглядев представленных ему качков из бывших омоновцев, как и от черного «шестисотого» «мерседеса», предпочтя ему менее броский, но гораздо более удобный в российских условиях перманентного бездорожья полноприводный универсал «Subaru legacy outback» нейтрального серого цвета.

Правда, в специальной комплектации, с форсированным до трехсот лошадиных сил шестицилиндровым двигателем, увеличенным до двадцати восьми сантиметров дорожным просветом, мощными спортивными тормозами «Brembo» и салоном «Recaro», что, впрочем, неискушенному человеку ни о чем не говорит. К тому же никаких дополнительных шильдиков, извещающих о тюнинге универсала, на машине не было и со стороны «субару» смотрелся весьма простовато. Обычная «кошелка», как любят называть универсалы владельцы седанов «БМВ» или водители «меринов»[7]7
  «Мерседес» (жарг.).


[Закрыть]. Разочарование в своих железных конях настигало их только тогда, когда серенький японский автомобиль под залихватский свист турбины первым уходил с перекрестка, не снижая скорости, пролетал по разбитым трамвайным путям и скрывался вдали, оставляя переваливаться на традиционных российских колдобинах нежные изделия немецкого автопрома.

Особый статус Синицына в «ККК» немного беспокоил нового начальника службы безопасности фирмы, бывшего полковника из Службы ЗКСиБТ[8]8
  Защита конституционного строя и борьба с терроризмом.


[Закрыть] питерского УФСБ, но заставить Виктора подчиняться общим правилам он не мог. В задачу «экс-гэбуина», как Синицын шутливо окрестил Александра Борисовича Калашинекого при первом знакомстве, входило обеспечение главному специалисту «зеленой улицы» во всех его начинаниях, без каких-либо поползновений в ограничении свободы передвижения. Полковник запаса, конечно, пытался объяснить Синицыну, что никоим образом не собирается посягать на его личную жизнь и предложения приставить телохранителей продиктованы лишь элементарной предусмотрительностью, но натолкнулся на вежливый отказ. Виктор привел Калашинскому примеры из жизни, когда никакая охрана не способна предотвратить покушение, если оно серьезно подготовлено, а тем более – несчастный случай, и бывший борец с терроризмом вынужден был отступить от своих намерений обеспечить Синицына парой-тройкой сопровождающих и бронированным лимузином.

При этом Виктор остался с начальником службы безопасности в чудных отношениях, отдавая должное его высочайшему профессионализму и исключительной порядочности.

Естественно, при необходимости Синицын мог вызвать к себе хоть весь состав дежурной смены, сформированный Александром Борисовичем из бывших бойцов спецназа ФСБ, каждый из которых стоил роты милиционеров-автоматчиков. Но сфера деятельности «ККК», к счастью, не включала в себя силовые разборки с конкурентами или участие сотрудников в откровенном криминале, так что пользоваться услугами профессиональных штурмовиков не приходилось…

– Слушай… – Коллега Виктора из отдела консультаций по патентным вопросам, с которым тот уже полчаса трепался на самые различные темы, немного понизил голос. – Как ты думаешь, какая позиция в сексе самая лучшая?

– Ну ты выбрал, у кого спросить! – удивился Синицын.

– Да нет, я так…

– Это смотря для чего, – логически рассудил ведущий специалист «ККК».

– В общем… – смутился коллега.

– Ты женился неделю назад, – наставительно изрек Виктор.

– Так я только в этом смысле, – покраснел собеседник. – Я жене изменять не собираюсь.

– Уже легче, – похвалил Синицын. – И что?

– Вот и думаю…

– Ага. – Виктор задумчиво посмотрел на светильник за две тысячи семьсот долларов, висящий у двери в компьютерный зал. В стоимость прибора о трех лампах входила также замаскированная цифровая видеокамера. – Тогда лучше всего миссионерская позиция…

– Это как? – заинтересовался неискушенный в плотских утехах двадцатилетний коллега.

– Ты где живешь?

– А это важно?

– Конечно.

– В Озерках.

– Тогда слушай. – Синицын напустил на себя серьезный вид. – Супруга лежит на кровати в гостиной, на спине, расслабленно, ноги слегка согнуты в коленях, руки раскинуты, прикрыв глаза и откинув волосы назад. Обязательны мягкий матрац и легкое, почти невесомое одеяло из верблюжьей шерсти. Чуть приоткрыто окно, чтобы впустить в комнату свежий воздух, ветерок колышет занавеску, горят две свечи, отражаясь в поставленном у изголовья кровати зеркале, играет тихая музыка…

– А я? – завороженно спросил коллега.

– А ты – на Таити. Типа, миссионер. – Виктор захохотал, хлопнул открывшего рот собеседника по плечу и встал. – Ладно, молодожен, топай работать. А то тебя из-за меня еще премии лишат…

* * *

Руководитель питерского отделения церкви сайентологии Вениамин Кисловский быстро пробежал глазами текст финансового отчета за первую половину девяносто восьмого года, отметил остро отточенным карандашом два пункта, касавшихся работы его отделения по направлениям вербовки соратников на предприятиях оборонной промышленности, и вернул бумаги помощнику.

С тех самых пор, как за весьма небольшие, по западным меркам, деньги тогдашний мэр Санкт-Петербурга Анатолий Александрович Стульчак разрешил деятельность сектантов в северной столице и за бесценок передал им несколько объектов из городской собственности, жизнь Кисловского улучшилась кардинальным образом. Завербованный британцами еще в самом начале восьмидесятых годов, бывший инженер вагоностроительного завода имени Егорова обзавелся собственным домом поблизости от правительственной резиденции на Каменном острове, тремя «мерседесами», развелся с опостылевшей женой и мог со спокойной душой отдыхать в обществе двенадцати-тринадцати-летних «лолиток», к которым у Венечки всегда была тайная страсть.

Разумеется, все это благополучие зависело от работы на секту, интересы которой простирались далеко за пределы указанных в официальных буклетах задач.

Американские руководители сайентологического движения, пожилые вальяжные дядьки с усталыми глазами кадровых разведчиков, иногда заезжавшие в Россию, сквозь пальцы смотрели на то, что Венечка и ему подобные «прокураторы» на местах хапали из взносов послушников и пускали эти деньги на собственные нужды. Целью стоявших за сектой заместителя директора ЦРУ по разведке, главы АНБ[9]9
  Агентство национальной безопасности США. В сферу деятельности данной специальной службы входит не только электронно-техническая и космическая разведка, как многие считают, но и оперативная работа в иностранных государствах.


[Закрыть] и первого помощника руководителя английской МИ-5 являлись отнюдь не получение материальных средств, а совершенно откровенный шпионаж и подрывная деятельность на территории самой большой и самой невезучей страны в мире.

Псевдорелигия использовалась лишь в качестве удобного прикрытия.

Любой наезд со стороны контрразведывательных или налоговых органов России можно было объявить провокацией со стороны «ортодоксов» и «мракобесов» из традиционных конфессий, опасающихся того, что часть их паствы уйдет в лоно «прогрессивной церкви». Причем здесь уже становилось неважно, какую из религий поливать грязью – православие, ислам, католичество, буддизм или языческие верования северных народов.

Сайентологов не любили все, о чем общественность прекрасно знала…

Кисловский вспомнил те замечательные времена, когда питерским мэром был душка Стульчак, и вздохнул.

С пришедшим ему на смену городским головой у сайентологов не заладилось. Губернатор не желал потворствовать сектантам и дистанцировался от любых нетрадиционных религиозных объединений. Правда, на счастье Венечки и остальных руководителей «церквей нового типа» вроде Храма Солнца или иеговистов, которым Стульчак в последний день своего нахождения в должности подписал-таки акт передачи в пользование огромного особняка недалеко от Невского проспекта, нынешний председатель правительства Санкт-Петербурга не пытался силовым способом отобрать назад объекты городской собственности.

Вениамин покрутил в пальцах карандаш и в очередной раз подумал о том, как все промахнулись, когда посчитали вышедшего на выборы заместителя Стульчака непроходной фигурой. С ним, конечно, боролись, но совсем не так, как следовало бы.

Больше формально, чем по-настоящему, с применением жестких технологий. А под конец, когда до дня выборов осталось три недели и когда рейтинги вдруг показали полный провал «болтуна Толика» и его демократической команды, спохватились.

Но было уже поздно.

Стульчак, конечно, верещал о «коммунистическом реванше», его истеричные сторонники устраивали малолюдные пикеты, супруга мэра мадам Парусова, сияя розовым тюрбаном, прыгала из одной публицистической передачи в другую, потрясала стопкой лежалых квитанций об оплате коммунальных услуг и утверждала, что это компромат на политического противника ее мужа, на время сплотившиеся демократы во главе с Галиной Васильевной Молодухо и бывшими «диссидентами» Рыбаковским и Щекотихиным закатывали скандалы на заседаниях Государственной Думы, однако тщетно.

Большинство горожан, уставших от патетики и бессвязных речей Стульчака, проголосовали за его противника.

Экс-мэр поерепенился, неубедительно изобразил парочку сердечных приступов, залегендировав их беспокойством за дальнейшую судьбу Северной Пальмиры, оставленной на «растерзание» нынешнему губернатору, и срочно отбыл в Париж, спасаясь от дознавателей из РУБО-ПиКа[10]10
  Региональное управление по борьбе с организованной преступностью и коррупцией, в 2001 году переименованное в Оперативно-розыскное бюро (ОРБ).


[Закрыть] и сотрудников Следственного управления ГУВД, внезапно проявивших интерес к доходам семейства Стульчаков за время пребывания Анатолия Александровича в должности главы города.

С отъездом основного фигуранта двух десятков уголовных дел о коррупции следствие забуксовало, и именно это спасло питерских сайентологов от визита нелюбезных налоговых инспекторов в сопровождении бойцов отдела физической защиты и злых рубоповцев. Ибо бегство Стульчака и уничтожение части документов оставшимися в мэрии его бывшими соратниками обрубило те концы, что выводили на Кисловского и компанию.

Вениамин провел ладонью по гладко выбритому подбородку, сверился с ежедневником и нажал на кнопку вызова секретаря, чтобы та пригласила к нему томящегося в приемной председателя районного жилищного комитета.

* * *

– Витя, – в кабинет Синицына заглянула секретарь коммерческого директора «ККК», – ты чего трубку не снимаешь? Там тебя какой-то Воробьев из губернатория добивается…

– А меня не было. – Виктор только что вернулся из серверной, где обсуждал с компьютерщиками методы «разгона» процессоров. К тому же в экранированном помещении машинного зала не работала мобильная связь. – Он давно звонил?

– Первый раз – полчаса назад, второй – только что…

– Сказал, куда перезвонить? – Синицын снял телефонную трубку.

– Он дома.

– Хорошо. Спасибо, Верочка.

Виктор набрал номер домашнего телефона юриста пресс-службы правительства города Андрея Валерьевича Воробьева.

Через две минуты Синицын вышел из кабинета, предупредил охрану, что вернется после обеда, сел в «субару» и отправился навестить своего старого приятеля, слегка перетрудившегося накануне в тренажерном зале и потому устроившего себе выходной.

* * *

– Штанга птицам не игрушка, – наставительно произнес Синицын, глядя, как Воробьев мучается с приготовлением кофе, едва ворочая непослушной левой рукой.

Сам Виктор с отрочества занимался тяжелой атлетикой и внешне более напоминал приземистого гиревика или заслуженного братка, чем доктора математических наук. Впечатление усиливали и короткий ежик на голове, который Синицын почитал за истинно мужскую прическу, и широкие кисти рук, и бугрящиеся под любой одеждой мышцы торса, и прямой взгляд серо-стальных глаз.

Воробьев же был мужчиной довольно худощавым, к тому же очкариком с изрядным стажем.

Что, впрочем, не помешало ему посвятить несколько лет рукопашному бою и достичь на том поприще приемлемых для самообороны успехов.

– Почирикай еще, – беззлобно отшутился Андрей, держа джезву над еле тлеющей газовой конфоркой. – На татами вызову…

– Сначала выздоровей, Шварценеггер ты наш. – Синицын оглядел урчащий древний холодильник. – Когда технику поменяешь?

– Я госслужащий, не чета некоторым. – Воробьев разлил кофе по чашкам. – Да и дефолт этот подкосил изрядно.

– Тебя предупреждали. – Виктор за полгода до обвала рубля втолковывал приятелю механизм «обувания» доверчивых вкладчиков и называл примерные сроки задуманной управляющими коммерческих банков операции. – Ты не внял. Теперь можешь не обижаться…

– Да внял я, внял. – Андрей открыл подвесной шкафчик и достал сахарницу. – В июле даже двести баксов купил. Их сейчас и проедаем. Ты на цены посмотри, сразу все вопросы отпадут.

– Цены к январю-февралю устаканятся, а в апреле пойдут вниз. Примерно на пятнадцать-двадцать процентов, в зависимости от группы товаров, – выдал свой прогноз ведущий специалист «ККК». – Курс сейчас задран вдвое против реальной стоимости доллара.

– Я бы Виленова прибил, если б дотянулся, – признался Воробьев, упомянув прежнего премьер-министра, при котором произошел обвал пирамиды ГКО, а вместе с ним и российской валюты.

– Да он-то тут при чем? – улыбнулся Синицын. – Виленов – исполнитель, не более того… Что ему сказали, то он и сделал. А концы ищи в федеральной резервной системе.

– Где это? – нахмурился юрист пресс-службы.

– В Штатах, мой юный друг. Все подробности сделки только Алан Гринспен знает, директор той самой резервной системы, да десяток-другой банкиров. Ну, некоторые аспекты известны и нашим «молодым политикам». Но далеко не все…

– А тебе?

– Что мне?

– Тебе-то подробности известны?

– На уровне интегральной модели, – пожал плечами Синицын и попробовал кофе. – Я ж с математической логикой работаю, а она к житейской почти никакого отношения не имеет. Да мне и не интересны конкретные персоналии. В уравнении от фамилий действующих лиц мало толку, там важны тенденции и аналогии. Хотя организатора и основных исполнителей вычислить можно. Но есть ли в этом толк?

– Философская позиция, – кивнул Воробьев.

– Я по натуре созерцатель, – хмыкнул Виктор. – Мне в Древней Греции жить надо было. Ходил бы в хитоне, жрал оливки, пил молодое вино и по капле воды определял сущность мироздания. Как Аристофан или Диоген Лаэртский… Но ты меня не для того в гости зазвал, чтобы поговорить о вечном.

– Не для того, – согласился Андрей.

– Ну так излагай. – Синицын щелчком выбил из лежавшей на столе пачки «Rl Minima» сигарету и закурил. – Не стесняйся, дядя Витя поможет. Правда, в том случае, если дядя Андрюша сможет внятно сформулировать свои разрозненные мысли.

– Это как раз самое сложное. – Воробьев пожевал нижнюю губу. – Конкретики у меня почти нет, но есть ощущение опасности.

– Для тебя? – насторожился Виктор.

– Нет, мне ничего не грозит.

– Тогда для кого?

– Понимаешь, я и конкретную личность не могу назвать…

– Это диагноз, – развеселился Синицын. – Вас, товарищ, давно психиатры не осматривали? Видимо, время уже настало… Кстати, у тебя твое ружье в железный ящик заперто, как положено, или просто так валяется? Я на всякий случай интересуюсь. Очень хочется еще немного пожить…

– Тебе смешно, – грустно сказал юрист.

– Ну дык елы-палы, – в митьковской манере отреагировал Виктор. – Как же я могу тебе помочь, ежели ты сам еще со своими страхами не определился? – Синицын стряхнул пепел в блюдце и внимательно посмотрел на нахохлившегося Воробьева. – Ладно, ладно, умолкаю… И жду, что поведаешь.

– Ты с прессой подробно знакомишься?

– Достаточно для выполнения своей работы. Определи точнее, что ты имеешь в виду.

– Тему политической жизни города и выборов. – Андрей тоже взял сигарету.

– Выборы на муниципальном уровне меня не интересуют, выше – просматриваю. Но не более того. – Сфера применения знаний Синицына лежала чуть в стороне от чистой политики.

– Я говорю о предстоящих выборах губернатора области и в ЗАКС.

– И что?

– Понимаешь, две недели назад в СМИ стали происходить странные вещи. – Воробьев снял очки и положил их перед собой на вышитую крестом салфетку. – Одновременно с накатом на нашего губера якобы по фактам его связей с криминалитетом к нему же стали обращаться с открытыми письмами, в которых выражается типа беспокойство за чистоту выборов в области…

– Если ты хочешь знать мое мнение, – Виктор выпустил подряд три колечка из дыма, – обвинения Анатольича в сотрудничестве с «тамбовцами» или кем-то еще – бредятина. Отвечаю. Ибо в курсе, кто у кого в нашем городе сидит на довольствии. Сам понимаешь, работа такая… А вот со вторым пунктом твоего выступления – не понял. При чем наш губер к выборам областного?

– Формально – ни при чем…

– А не формально?

– Тоже. Естественно, Анатольичу не все равно, кто возглавит область, но агитировать за какого-то определенного кандидата он не будет.

– Кто выступает с письмами?

– Миша Анисов из «Яблока», Коваль из «ДемРоссии», Козлевич из «Доли Петербурга», Кривнюк из «Демократической российской партии». – Андрей перечислил депутатов городского Законодательного собрания и перешел на Госдуму. – Молодухо, Рыбаковский, Щекотихин, Яблонский… Плюс зашевелились крупные фигуры – Германцов, Бурундуков, Рыжов. Даже Ковалев-Ясный отметился, отвлекся на время от истерик по чеченской теме. Письма написали не все, но каждый обязательно касается областных выборов в своих интервью.

– Какие у них интересы в области? – Синицын удивленно поднял брови. – Там вроде большими деньгами не пахнет. Можно, конечно, и на доставке навоза в поля гешефт делать, но для большинства из тобой перечисленных, согласись, мелковато…

– И я о том же.

– Слияние всей этой сволочи в одну тусовку весьма подозрительно. – Виктор затушил окурок. – Но пока у меня мало информации. А почему у тебя возникло чувство опасности?

– Постоянные намеки на грязные методы конкурентной борьбы. Словно нас готовят к тому, что кого-то обязательно должны завалить.

– Из кандидатов? – спросил Синицын и сам тут же ответил: – Вряд ли… Коммерсанта? Это ближе к действительности. Но прямо к выборам не привязывается… Кого-то из крупных городских политиканов? Так то городских, не областных, опять нет жесткой связи… И при чем тут Анатольич? Ему и так титул губернатора «криминальной столицы» навесили, круче не придумаешь…

– Ход наших мыслей совпадает, – изрек Воробьев.

– Это на предварительном этапе. – Виктор побарабанил пальцами по столу. – Ты вырезки из газет делаешь?

– Обязательно. Но они на работе.

– Завтра я к тебе заеду, покажешь. – Синицын погрозил приятелю пальцем. – И не делай скорбное лицо! Поедешь в Смольный, как миленький. Зато в следующий раз возьмешь штангу не в два раза больше собственного веса, а ту, которую сможешь осилить. Например, грамм в триста. – Виктор, легко жавший лежа сто пятьдесят килограммов и приседавший с двенадцатью пудами железа на плечах, первый заржал над своей шуткой.

* * *

Доцент исторического факультета Санкт-Петербургского государственного университета Борис Георгиевич Дятлов разгладил лист бумаги, снял оранжевый колпачок с дешевой шариковой ручки «Bic» и уставился мутным взором на корешки трудов Татищева, Аничкова, Вернадского, Соловьева и Ключевского, застывших в молчаливой шеренге за прозрачным стеклом древних книжных полок, сохранявшихся в помещении кафедры еще с незапамятных времен.

Задание, полученное тридцатисемилетним доцентом из уст проректора СПбГУ по учебной работе мадам Ворожейкиной, было крайне ответственным, и к его выполнению следовало подойти максимально осторожно. Борьба против декана истфака, никак не желавшего смиряться с полной коммерциализацией обучения и сдачей в аренду половины помещений здания на Менделеевской линии[11]11
  На Менделеевской линии Васильевского острова в Санкт-Петербурге находятся здания Двенадцати коллегий и ряд других, где ныне располагаются некоторые факультеты СпбГУ (биолого-почвенный, исторический и пр.).


[Закрыть], вступала в решающую стадию, и потому требовалось выверять каждое слово подметного письма, должного поставить точку в карьере патриотично настроенного профессора.

Декана травили давно, с самого начала перестройки.

Но особенных успехов в этом деле не достигли ни комиссии, раз в полгода проверявшие хозяйственную деятельность факультета, ни ученые советы, на которых разбирались методические пособия по истории, выпущенные под патронажем профессора, ни наспех создаваемые группы недовольных из числа преподавателей и студентов. Конечно, декану изрядно портили настроение непрекращающиеся наезды, однако старик был крепок и сидел в своем кресле, как скала, с презрением поглядывая на суетящихся вокруг «бизнесменов» типа заплывшего жиром Дятлова или его лепшего кореша, сухощавого восьмидесятилетнего «корифея» в деле колебаний в соответствии с линией партии, заведующего кафедрой древней истории Абрама Столпера-Каца.

Борис Георгиевич поскреб подбородок, заросший жиденькой растительностью, должной изображать бороду, и пригорюнился.

Соратники по борьбе в очередной раз отвалили в сторонку, только речь зашла об открытом выступлении против декана, и наотрез отказались подписывать обращение в Законодательное собрание города с требованием сменить руководство факультета. Из трех десятков доцентов с кандидатами, яростно обличавших декана в курилках и на кухнях обветшавших «хрущевок», остались всего четверо, кто согласился поставить закорючку под письмом на имя спикера ЗАКСа.

Этого было явно недостаточно, потому от официального обращения пришлось отказаться.

Проректорша чуток поорала на Дятлова, не сумевшего обеспечить нужное количество подписей, и приказала ему составить послание от имени студентов, возмущенных «красно-коричневой пропагандой» и «антисемитизмом», якобы процветающими на факультете.

Антисемитизм был сильным и беспроигрышным ходом.

Особенно в свете того, что за прошедший год декан настоял на увольнении двух сотрудников кафедры современной истории России, имевших еврейские фамилии. То, что один был уволен за непрекращающееся пьянство, а другого поймали на попытке получения взятки и он находился под следствием, никого не волновало.

Понятие «антисемитизм» универсально, с ним можно работать при любых обстоятельствах.

Даже если у «жертвы» иудейская кровь присутствует лишь у неродного прапрадедушки по материнской линии или ее нет вообще. Важно заявить о преследовании по национальному признаку. Вставать на защиту обвиненного в антисемитизме никто не будет, дабы не прослыть юдофобом и апологетом воззрений гражданина Шикльгрубера.

Один раз декана уже пытались облить грязью по национальному вопросу, но тогда была неудачно выбрана национальность «жертвы». Студентка-юкагирка[12]12
  Юкагиры – одна из малых народностей Севера.


[Закрыть], завалившая подряд два экзаменами шесть зачетов, в обмен на обещания доцента Дятлова натянуть ей троечки и поставить зачеты автоматом заявила о том, что декан обозвал ее «чуркой с глазами» и предложил «возвратиться в свою клетку в зоопарке».

Заранее подготовленная «общественность» во главе со Столпером-Кацем зашумела.

Но заявительница сама всё испортила, сделав в своем трехстраничном доносе на имя прокурора Санкт-Петербурга Ивана Сыдорчука сто восемьдесят девять грубых грамматических и сорок шесть синтаксических ошибок и требуя привлечь профессора за сексуальные домогательства согласно статье двести шестидесятой Уголовного кодекса России, которая на самом деле предусматривает ответственность за незаконную порубку деревьев и кустарников. Обалдевшие от авангардизма студентки истфака сотрудники городской прокуратуры мысленно согласились с приведенным в заявлении словосочетанием «чурка с глазами» и не стали затевать расследование, отправив юкагирке стандартную отписку-отказ.

После этого случая, ставшего широко известным благодаря невоздержанному на язык Столперу-Кацу, заранее раструбившему на каждом углу, что «декану крышка, теперь не отвертится», за Борисом Георгиевичем окончательно закрепилась кличка Дятел.

Причем особо нахальные студенты и аспиранты не стеснялись именовать доцента Дятлом не только за спиной, но и в глаза.

Верный кунак проректорши тяжело вздохнул и перевел взгляд с трудов титанов исторической науки на полузасохший фикус, сиротливо торчавший из треснувшего горшка в углу одной из двух комнат кафедры.

Вдохновение не приходило.

Дятлов потряс головой, сбрасывая тягостное оцепенение, поерзал на стуле, покрепче сжал в пальцах ручку и принялся чертить на листе маленькие квадратики. Это его обычно успокаивало и настраивало на рабочий лад.