Текст книги "«Сирены» атакуют"

Автор книги: Дмитрий Черкасов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 15 страниц)

Глава двадцать пятая
ДВА КАПИТАНА

Чтобы выйти наружу, Гладилину с Ваффензее волей-неволей пришлось повернуться лицом к двери, и этого оказалось достаточно, чтобы боковой вход на миг приоткрылся, и в часовню скользнули две стремительные тени. Мина и Торпеда ворвались бесшумно и сразу упали ничком, по-прежнему невидимые за фигурами заложников. Дети, слава Богу, встали на ноги. Кое-кто начал испуганно поворачиваться, но спецназовцы успели приложить пальцы к губам. Все висело на волоске: террористам нужно было всего лишь обернуться и присмотреться внимательнее; они, однако, не ждали подвоха со стороны.

Мина коротким жестом дал понять, что берет на себя капитана. Торпеда кивнул.

Гладилин и Клаус толкали перед собой двух ребят. Выбрали специально тех, кто повыше и постарше, чтобы не слишком открываться. Рюкзак с контейнером теперь находился у капитана за плечами.

Спецназовцы уже держали наготове ножи, они не хотели стрелять.

Торпеда успел, а Мина – нет.

Мина метнул нож в ту секунду, когда Гладилин распахнул дверь ногой и переступил порог; капитан отклонился совсем ненамного, и нож просвистел над его правым плечом. Тот даже не понял, что произошло, и рассудил о случившемся по сдавленному крику своего напарника.

Нож Торпеды вошел Клаусу Ваффензее точно между лопаток, пробив позвоночник.

В следующую секунду Гладилин отнял ствол пистолета от виска парнишки и сунул его тому под подбородок. Капитан заорал:

– Сажин, твою мать! Я успею снести ему башку, даже если ты выстрелишь в мою!

Он сместился влево, прижался спиной к стене часовни, и подобраться к нему сзади стало невозможно.

Одновременно в часовне поднялся вой. Нарыв лопнул, и дети уже не видели разницы между своими и чужими. Они бросились к выходу, и Мине пришлось опередить их, встать в дверях.

– Куда? – зарычал он, сдвигая брови. – Оставайтесь, где были. Еще немного, ребята, скоро пойдете домой…

Торпеда же, теряя силы, приблизился к Ваффензее, состояние которого было куда хуже. Немец лежал ничком, полуприкрыв глаза; изо рта слабыми толчками выплескивалась кровь. Торпеда перевернул Клауса на бок:

– Тебе окажут помощь. Но сначала ты скажешь мне, что в ящике.

Торпеду никто не уполномочивал это делать, но он чувствовал, что другой возможности у него может не быть.

Ваффензее молчал, тупо глядя куда-то в сторону.

– Ты сам себе роешь могилу, – настаивал Торпеда, тогда как у него самого все кружилось перед глазами, а тошнота и слабость становились нестерпимыми. – Одно слово – и я оставлю тебя в покое.

Однако немцу было просто трудно говорить.

– Не ящик… – пробормотал он еле слышно.

– Не ящик? – быстро переспросил Торпеда. – А что? Что это?

– Контейнер… я сказал…

– Хорошо, пусть. Можно догадаться. Что в контейнере?

Клаус Ваффензее закашлялся.

– Если повредить… всем конец… нельзя трогать…

– Да что там такое?! – заорал во весь голос Торпеда, уже не сдерживая себя. Он схватил немца за плечи и встряхнул, забывшись.

Вокруг стоял шум, снаружи неслись крики, но Торпеда ничего не слышал.

– Там… – Ваффензее закатил глаза так, что остались видными одни белки.

– Ну же!

Внезапно Клаус оскалил зубы.

– Шайсе, – сказал он по-немецки. – Русское животное… хлебайте сами теперь…

И он витиевато выругался, уже по-русски, очень искусно – Торпеде редко приходилось слышать такую музыку.

– Хорошо, хорошо, – закивал Торпеда. – Животное, шайсе, хорошо. Ты только скажи. Иначе можешь забыть про больничку…

– Засунь свою больничку… – пробормотал Ваффензее и больше ничего не сказал.

Его тело вдруг отяжелело, и Торпеда отпустил труп.

– Мина! – крикнул он. – Пусть командир не стреляет! В этом ящике какая-то зараза…

– Да! – послышался снаружи голос Гладилина. – Вы совершенно правы! Лучше не пробовать!

Посейдон мгновенно отреагировал:

– Это мы уже слышали! Раз так – отпусти мальчишку! Тебе хватит страховки!

– Остынь! Я никого не отпущу. Сейчас ты со своими псами пойдешь вперед. Потом ты, я и мальчишка войдем на катер, а остальные останутся. Тебе ясно? Продолжим разговор на берегу…

Посейдон еле заметно кивнул Флинту.

– Что же это такое, шеф? – с горечью спросил тот. – Он так и будет банковать?

Гладилин будто услышал его слова, хотя стоял слишком далеко.

– Мне нельзя даже падать, – предупредил он. – Понимаете, что это значит?

– Не пудри мне мозги, – отозвался Посейдон. – Мы волохали эту штуковину и так, и сяк. Корпус прочный. Если там какая-то взрывчатка, она бы давно сдетонировала.

– Там не взрывчатка, – усмехнулся капитан. – И никакого корпуса больше нет.

Внутри у Каретникова вдруг все похолодело.

– Вы… вы вскрыли его, что ли?

– Конечно. И то, что мы вынули, – оно очень хрупкое.

– Я не верю тебе. Покажи.

– Твое дело, не верь. Я не собираюсь тебе ничего доказывать.

– Хорошо, твоя взяла.

– Вот и славно. – Гладилин повернул голову – Вы, орлы! Двигайте за начальством и руки поднимите. Не дай Бог вам дернуться…

Он отошел еще на два шага в сторону, чтобы Мина не смог до него добраться. Мальчишка с запрокинутой головой был ни жив ни мертв. Мина медленно спустился по ступеням с поднятыми руками.

– Остальные! – крикнул капитан.

– Там только один, – огрызнулся Мина, не поворачивая головы.

– Врешь, сука.

– Ну, посмотри сам. Он ранен, можешь не бояться.

– Ага, – кивнул капитан. – И с немцем порядок?

– Вы с ним скоро встретитесь, – пообещал Мина, идя к Посейдону и Флинту.

Гладилин ждал, из часовни никто не выходил.

– Вызовите его! Иначе я вернусь внутрь и устрою бойню!

– Торпеда! – закричал Каретников. – Ты можешь идти?

Ответа не было. Торпеда показался в дверях через несколько секунд. Он с трудом передвигал ноги и смотрел прямо перед собой. Гладилин бросил на него быстрый оценивающий взгляд: обуза. Этого бугая придется тащить на себе, и движение замедлится. И оставлять в тылу нельзя.

Он стремительно шагнул обратно справа и врезал спецназовцу пистолетом по голове. Тот без звука рухнул на ступени.

– Ну, сволочь! – заорал Посейдон, бессильно стискивая кулаки. – Если ты его убил, я достану тебя из-под земли… На берегу, под водой, в преисподней – будь уверен…

– Там и встретимся, – не возражал Гладилин. – В преисподней. Начинай движение, командир. И вот еще что: у вас там браслеты при себе… ну-ка, наденьте их. Чтобы русская тройка получилась. Или шведская. Пойдете, взявшись за руки, а то еще разбежитесь в разные стороны и сзади зайдете…

Нечто подобное «Сирены» сами планировали, но капитаном руководило прежде незнакомое ему чутье. Дьявол, захвативший власть над островом Коневец, проник во все его члены, овладел мыслями и теперь направлял, преследуя неизвестную цель. И Гладилин не думал, что будет делать, скажем, через три-четыре часа, не говоря уже о завтрашнем дне. Его это не интересовало, он подчинялся засевшему в нем демону.

Тот же подсказывал ему правильные решения.

Похожие мысли посетили и Каретникова. Ему вдруг почудилось, что эсминец «Хюгенау», лежащий на дне, уже более не является ни страшным, ни опасным – несмотря на радиацию. Корабль выпустил свой последний заряд и если не поразил цель насмерть, то в любом случае причинил серьезные разрушения.

* * *

Когда они вышли к причалу, уже совсем рассвело.

Часовня осталась далеко позади; Каретников опасался, что дети в панике бросятся врассыпную и попадут под пули, которые – очень возможно – в скором времени полетят, да еще неизвестно, с чьей стороны; у него по-прежнему не было уверенности в непричастности к происходящему немецких гостей, оставшихся в отеле. Да и с родителей станется; еще занесет нелегкая кого-нибудь на причал.

Он беспокоился напрасно: в недавних узниках сработала парадоксальная реакция. Больше всего на свете им хотелось покинуть место своего заточения, но когда это стало возможным, они не осмелились разбежаться. Все, на что они решились – и то лишь некоторые, – это выйти наружу и окружить часовню, организовать нечто вроде опасливого наблюдения. Никто не смел удалиться более чем на десяток шагов; все вокруг таило в себе угрозу. И лики святых напрасно ждали молитвенных обращений, о них не вспомнил никто, и свечи бессмысленно догорали, святым не верил никто. Никому не пришло в голову, что, несмотря на пережитый кошмар, все остались целы и невредимы; в этом вполне могло проявиться небесное заступничество, но так уж устроен человек. Когда ему помогают, он очень часто не замечает этого или приписывает избавление естественному ходу вещей; но стоит случиться беде, как он начинает гневно вопрошать небеса о причинах бездействия.

…На пристани Гладилин приказал «Сиренам» остановиться.

Посейдон мрачно озирал окрестности: помощь, которой он еще недавно не хотел, теперь стала очень желательной, однако она не шла. Скорее всего, на «большой земле» сцепились разные ведомства и структуры, возникла неразбериха, и оставалось только гадать, чем она вызвана.

Сомнения, посеянные в его душе Маэстро, ожили с новой силой.

Какая, черт побери, связь между убийством Остапенко и происходящим на острове? Кто заткнул несчастному рот? Почему, если речь шла о контейнере с неким особо опасным содержимым, было допущено то развитие ситуации, которому он имеет удовольствие быть свидетелем? Не проще ли было утроить охрану?

Впрочем, на последний вопрос у него, пожалуй, имелся ответ. Очевидно, наверху хотели, чтобы противник проявился. Что ж – они своего добились, но слишком дорогой ценой. Он проявился, но оказался, похоже, не тем, кого ожидали. Или не только тем. Посейдон был уверен, что капитан Гладилин не был учтен и явился фактором, который спутал все карты. И теперь ни одна живая душа не возьмется предсказать, чем кончится дело.

Мальчишка, удерживаемый капитаном, уже почти превратился в безвольную тряпочную куклу.

– Расстегивайтесь, – приказал Гладилин, пятясь по сходням и поминутно оглядываясь. Ему приходилось нелегко: он держал на прицеле «Сирен», тащил заложника и в то же время рисковал упасть и приложиться рюкзаком. Последнего он явно хотел меньше всего прочего неприятного.

Спецназовцы повиновались.

– Теперь снова застегнитесь. Кроме Сажина.

– Руки натерли, командир, – криво усмехнулся Флинт.

– Рот прикрой. Сажин, двигай сюда, иди в рубку. Мина защелкнул наручники и был теперь прикован к Флинту. Среднее звено – Посейдон – выпало.

Гладилин ткнул мальчишку стволом под ребра:

– Ступай вперед, шевелись.

Он не стал заходить в рубку, боясь каверз со стороны оставшихся на причале Флинта и Мины.

– Заводи посудину! – крикнул он Каретникову – Только не говори мне, что сломалась. Пацан пострадает, жалко его.

Посейдон не собирался говорить ничего подобного. Он постарался максимально абстрагироваться от происходящего, одновременно оставаясь начеку. Мозг анализировал ситуацию в целом, а подсознание фиксировало малейшие изменения сиюминутной обстановки.

Он послушно завел двигатели, и через пару минут катер качнулся; между ним и причалом образовалась полоса воды, которая стремительно расширялась.

Чемодан-вокзал. Контейнер. Эсминец. Без надобности разгромленный цыганский особняк. Недостаток информации, сокрытие данных.

Посейдон никак не мог отогнать от себя слова «подстава».

«Подставы» практикуются спецслужбами всех стран. Рядовые исполнители, какими являются (являлись?) «Сирены», не должны знать подоплеки во всей ее полноте. Но Посейдон подозревал, что столкнулся не с обычным умалчиванием, здесь явно скрывалось что-то другое.

…Гладилин, не выпуская подростка, расположился у входа в рубку, чтобы обеспечить себе максимальный обзор.

– На берегу тебя уже наверняка будут ждать, – бесстрастно заметил Каретников.

– Посмотрим. Разберемся…

– Куда ты думаешь с этим податься? За кордон тебя все равно не выпустят.

– Не твоего ума дело. Ты знай рули себе.

Посейдон пожал плечами.

Спустя какое-то время остров Коневец остался далеко позади, и бескрайняя водная гладь, рассекаемая катером, могла показаться морем. Демон, тоже покинувший временное пристанище, незримо летел следом, без цели и смысла, одержимый недоступной рассудку жаждой разрушать и убивать.

Эпилог
«ВОКЗАЛ ДЛЯ ДВОИХ»

Зал ожидания на Финляндском вокзале был почти пуст. Поезда дальнего следования отсюда почти не ходили, пути были заняты электричками, и долго ждать не приходилось. В заднем ряду дремал испитой мужик, и мимо него уже дважды проходила милиция, присматриваясь. Двое мужчин, устроившиеся в центре, тоже обратили на него внимание, но будто бы мельком, поверхностно; на самом деле они изучили и «прокачали» соседа куда обстоятельнее, чем стражи порядка.

Оба были людьми уже не первой молодости и походили один на другого: уютные отцы семейств, приближающиеся к пенсии, с уже отчетливо наметившимися животами. Одеты неброско, дешево; при себе, однако, не имели никаких вещей и вряд ли собирались к семьям на дачу. Один ел мороженое, второй попивал минералку из пластиковой бутылки. Оба выглядели беззаботными и вполне мирными гражданами.

Мужчины разговаривали, и со стороны никто и никогда не догадался бы о предмете беседы. В разговоре имелась странность: даже будучи в двух шагах от собеседников, никто не разобрал бы ни слова. В этом было особое умение: говорить, на первый взгляд, достаточно громко, но на деле – почти беззвучно. Оба обладали отменным слухом.

Вокзал считался хорошим местом, где можно и затеряться, и уклониться от прослушивания. В том же, что два матерых оперативника встретились и о чем-то толкуют, не виделось ничего особенного – у коллег не должно было возникнуть никаких подозрений.

– Снять его не получится, – говорил первый. – Пока при нем груз, это невозможно, и нам придется выполнить условия. Я отдал приказ.

– Тебя не хватятся в штабе? Ты должен быть там.

– Я пока еще могу не отчитываться в своих разъездах.

– Но ты и в самом деле должен.

Тот махнул рукой:

– Сейчас в этом нет острой нужды. Парень банкует – пускай. Мы дождемся, когда он останется налегке.

– Это может произойти где угодно. В Тегеране или Пхеньяне, допустим.

– Не каркай. Пусть поверит, что держит всех под контролем.

– Так оно и есть, – мрачно усмехнулся второй. – А что Посейдон? Его надо выводить из игры, он не оправдал ожиданий. И группа в раздрае.

– Его вообще неплохо списать, – задумчиво молвил первый. – Мы же сошлись в том, что у него неизбежно возникнут подозрения. Эта встреча с командиром первой боевой группы… она была совершенно ни к чему.

– Согласен, – кивнул второй. – Но…

– Но нельзя, – подхватил собеседник. Справа от него зашуршала тележка на колесиках, которую катила горбатая бабушка, и он настороженно взглянул в ее сторону. Дождавшись, когда ведьма скроется из вида, продолжил: – Мы не можем задействовать новых людей, мы и так, считай, засветились.

– Ну, не преувеличивай. Никто ни о чем не знает.

Первый остро посмотрел на него:

– А может, к черту все это? Так ли велика опасность? И почему, черт побери, мы должны его выручать? Он дышит на ладан, скоро откинет копыта…

– Но еще не откинул. Ты сам знаешь, что выбора нет. Эта сволочь все знает и сгноит нас.

– Но ему-то зачем? Никто ему ничего не сделает, просто не успеет. Помирать скоро…

Второй раздраженно передернул плечами:

– Кто его разберет. Может быть, у него маразм, старческая паранойя. И нам придется считаться с его слабоумием.

Первый вздохнул:

– Ладно, проехали. Будем, стало быть, использовать Посейдона дальше. Только как бы он не сыграл свою игру.

Второй фыркнул:

– Да какая у него игра! Какой ему интерес?

– У таких всегда бывает интерес… – задумчиво проговорил первый. – Самый неприятный вариант, ты знаешь. Идеалист-правдолюбец. Его психологический портрет наводит на печальные мысли.

– Они все такие, эти командиры-спецназовцы. С другим выйдет та же история, даже хуже, если тот примет во внимание уже случившееся. А он примет.

– Что с Соломоном Красавчиком?

Второй едва удержался, чтобы не сплюнуть в досаде.

– Ищут, дружище. Ищут. Роют землю, но он как провалился.

– Может быть, все-таки сдох? Ошибка?

– Вряд ли. Это очень хитрый и осторожный черт. Унюхал и смылся. Я уверен, что все эти годы он ждал, когда за ним явятся.

Визави снял шляпу, пригладил редкие седые волосы, подержался за виски.

– Ума не приложу – и почему было не убрать их сразу? На что надеялись?

– Да кто же знал, что все рухнет? Оставили жить, наблюдали за поведением на воле…

– Наблюдали, – передразнил собеседник. – Уж сколько лет, как пропал!

– Не до него стало, бдительность снизилась.

– Да знаю я…

Оба замолчали. Первый скомкал обертку от мороженого и сунул в карман плаща, второй отхлебнул из бутылки. Где-то далеко громкоговоритель твердил, как попугай, одно и то же про неминуемое отправление поезда в Невскую Дубровку.

– Красавчика мы рано или поздно уберем. Но с Посейдоном и его людьми сложнее. Бросим их на нашего террориста, возьмут они его – а дальше?

– Будет день, будет и пища. Бросить их на него не так просто. Это же все-таки подводный спецназ, а действия переместились на сушу.

– Ничего, справимся. Но дальше-то, потом? Что, если Каретников завладеет грузом?

– Не каркай. Мы уничтожим груз.

– А если нет? Если он сдаст его по адресу? Он ведь сдаст.

Второй недовольно посмотрел на первого:

– Знаешь, у тебя нервы сдают. Это никуда не годится. Чего ты расклеился? Еще ничего не случилось, о нас никто не знает.

– Мы напрасно перебили цыганье. И доктора с Остапенкой поручили дебилам.

– И что? Цыганье передохло, и дебилы тоже под асфальтом.

– Волна, волна пошла. Круги… На всех асфальта не хватит.

– Хватит. – Второй встал и потрепал его по плечу – Давай материал. А то получится, что потрепаться пришли, о главном забыли.

Первый полез за пазуху, вынул диск в футляре без подписи.

– И это все о нем, – прокомментировал он с напускным весельем.

– Винчестер потер?

Тот улыбнулся:

– Странный вопрос.

– Шучу, шучу. Давай, не вешай нос. Уходи через десять минут.

– Не учи ученого. Ты что, стажера инструктируешь?

Они обменялись рукопожатием, и второй неспешно направился к выходу. Первый втянул голову в плечи, поерзал на жестком сиденье, сунул руки в карманы. Правая наткнулась на обертку от мороженого. Что-то с этим мороженым было не так. Зря он купил.

Он?..

Мгновенно всплыла картина: коллега отходит от лотка, в одной руке держит бутылку с минералкой, в другой – эскимо.

Первый вскочил и сразу упал обратно, ноги отказывались служить. Он раскрыл рот, чтобы крикнуть, но гортань перехватило спазмом. Лицо вдруг покрылось испариной, по нему разлилась смертельная бледность.

…Второй стоял в очереди за билетами. Он дождался криков, послышавшихся из зала ожидания, покинул свое место и рассеянно направился к платформам, где быстро затерялся в толпе.