Текст книги "Потоп"
Автор книги: Дмитрий Черкасов
Жанр:
Боевики
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Глава третья
ЛЕПРОЗОРИЙ
Оперативно смекнув, что раскрылся полностью, до самой задницы своим идиотством с адресом, Влад Рокотов не стал мешкать и дожидаться преследователей. Ему повезло поймать «копейку», и Гриша напрасно носился по близлежащим садоводствам, которые впоследствии Рокотов на всякий случай все-таки навестил и в парочке замков отметился.
Владу было за что отругать себя.
Дело он провалил с треском, с первого же захода.
Он показал, что заявился неспроста, заранее зная адрес, – и это отныне известно в особняке.
Он засветился, его заставили снять очки – с этим ничего не поделаешь. Дорисовать остальное – снять парик, усы, вынуть зубы – дело элементарной техники.
С этим справится любой новичок-криминалист.
Он не ступил и шага на территорию возможного – теперь, по его разумению, – очевидного противника.
Его не пустили в особняк.
Он не увиделся с Боровиковым.
Он назвал залегендированную австрийскую фирму: навряд ли здесь окопалась иностранная разведка, но фирму обязательно проверят, все про нее разузнают, занесут в черный список и мало ли кому о ней сболтнут.
У этой публики обычно бывают нехорошие друзья.
Это, однако, не самое страшное, иначе Ясеневский не стал бы ее раскрывать, эту чертову фирму.
Кроме того, он заметил собак – в отдалении, возле усадьбы. Два дога, они грелись на солнышке. Проникнуть на территорию ему казалось делом все более и более затруднительным.
Он не попал в дом, но если и попадет каким чудом, то теперь ничего не найдет там, все будет вычищено, вылизано и вымарано.
Да вдобавок нажил себе очередного личного врага – Коротаева. Такие люди не прощают обмана. Гришу он в расчет не брал, интуитивно догадываясь о его дальнейшей судьбе.
Одно он сделал правильно: назвался Лошаковым. Он и есть Лошак, и обосновывать это ему предстоит в обстоятельном рапорте. На его счастье, генерал Ясеневский не был любителем чтения.
Возможно, удастся ограничиться малоприятной беседой.
Да, еще и панама.
Он ни на миллиметр не продвинулся в идентификации союзника ли, труса или просто недоброжелателя обитателей особняка. Вполне возможно, что действовал не меньший гад, который увидел удобный случай насолить своему руководству.
Кто-то вроде того же Гриши. Или сам Гриша. И на сотрудничество – тем более вербовку – такой человек не пойдет.
Во всяком случае, с ним, засвеченным.
Или пойдет, но под нажимом, давлением страха, а страх в этом деле плохой помощник, он плодит агентов двойных и тройных, а то и слабохарактерных самоубийц, которые вдобавок оставляют опаснейшие предсмертные записки.
Но версия окончательно не погибла, ее еще стоило отработать.
– Высадите меня здесь, – попросил Рокотов, расплатился и устроился в тени на пригорке, километрах в пяти от места недавних событий. Отсюда его не видно с шоссе, а то небось и машину пустят в погоню-поиски, «нисан» или джип какой-нибудь, «БМВ», гори они все одинаковым синим пламенем с клубами густого черного дыма.
Покрышки сильно дымят, да…
Поэтому надо найти в себе мужество и довести начатое до конца.
Мало ли что там наболтал про адрес этот придурковатый Гриша, незаменимый страж! Возможно, это был просто коммивояжерский прием: мы ищем именно вас, да! И все это только, исключительно для вас! И вы – с Большой Буквы.
Мало ли что у него было поначиркано в блокноте.
Территория – Рокотову приходилось проникать и не на такие сложные объекты. В том числе и на охраняемые собаками. Это все-таки не недавний, недоброй памяти, секретный дельфинарий.
А личный недоброжелатель – это далее хорошо.
С очередным удивлением Влад обнаружил, что у него, умиротворившегося – как ему мнилось – рачками с улитками, снова чешутся кулаки.
Андрей Васильевич Коротаев невелик, да крепок. Ну, зубы мы ему проредим, был бы повод…
Хозяин дачи.
Действительно ли депутат в отъезде? Серьезных машин он не видел. Возможно, дрыхнет себе, утомленный вечерним решением государственных дел.
Так что и территория не считается.
Снял очки – да наплевать. Он выдержал взгляд, и собеседник обнаружил в себе понимание некоторых жизненно важных вещей.
Вот что надо сделать: избавиться от парика с усами, сменить рубашку и вернуться, пройтись по соседям. Близких там нет, но если подальше… Поспрашивать уже прицельнее, с акцентом на астрономе.
Потом Коротаеву доложат, что и в самом деле шлялся тут один, предлагал винтовые лестницы, но бритый чуть ли не налысо, в футболке, бейсболке и без усов. Дылда и здоровяк, но что с того?
То есть кто-то другой – Лошаков работает не в одиночку.
Конечно, этим жалким фокусом профессионала не проведешь, но сомнения зародятся. Может быть, и впрямь гоношится какая-то фирма? Лишь бы не та, о которой Коротаев подумал в первую очередь.
И все-таки фирма… С фирмой он и впрямь оплошал. Не стоило ее, хоть и залегендированную, называть.
За это он упадет в ноги Ясеневскому. Но немного позже. Сейчас он остановит маршрутку и повернет в обратном направлении.
Что больше всего раздражало в этой истории Рокотова на самом деле, так это мистическая звездная составляющая. Он не любил ничего потустороннего, не терпел дьявольщины, и всякое зло привык считать творением человеческих рук.
Каковым оно на поверку и оказывалось.
Правда, он не взялся бы ответить на вопрос, чьим творением являются эти собственные руки. Но это его и не заботило. Он ученый, в конце концов! Взяли и выросли! Он родился такой, с руками…
Звезды, алмазы, большая беда, большой человек из Думы – простой выходец из народа, искренне болеющий за дело.
В ту секунду Рокотов даже не подозревал, до какой степени он прав.
Проклятая панама.
Где ее подобрали?
Возможно, приусадебный участок тут ни при чем. Панаму Лазарь Генрихович обронил или ее сбили с него где-то еще.
Скажем, на станции. Хулиганы.
Нет, тогда еще сложнее: кто-то крался за ним и за исполнителями, рисковал, а после забрал предмет и вернулся, зная, что может понадобиться в любой момент…
И зачем выпускать опасного человека наружу, если с ним легче разобраться внутри.
Все должно было произойти проще. Шел, следил, догадывался – или даже не догадывался, а просто по наитию подобрал головной убор и сунул в карман: пригодится.
Потом рассудил, что еще как пригодится…
Не исключено, что запросит денег… Вот все-таки самое верное! Этот субъект пожелает продать свой секрет подороже и самостоятельно выйдет на связь. Он не союзник, он алчен.
Но он все равно засветится, а значит – достаточно отчаянная голова. Панама же – знак, подтверждение серьезности будущих торгов…
Рокотов на месте Ясеневского предпочел бы подождать звонка с выгодным предложением. Позвонят не на Литейный, позвонят в Пулково. Измененным голосом потребуют встречи…
Может быть, срубить деньжат хочет сам исполнитель убийства?..
В этом разрезе Рокотову все отчетливее представлялся Коротаев. Подбросить панаму, срубить деньжат, да собрать компромат на доброго, беспечного шефа… и в чем компромат?
Тут снова на первый план выступали звезды.
Катаклизм в Северо-Западном регионе.
Влад плюнул с досады и попросил водителя остановить маршрутку, которых в Зеленогорске тьма-тьмущая, и проезжают как раз неподалеку от пригорка с особняком Касьяна Михайловича.
Еще в салоне, глядя в оконное стекло, он видел, что без парика и усов, в футболке, он разительным образом переменился. Теперь, пожалуй, и лично Андрей Васильевич Коротаев при беглом взгляде не сделал бы стойку на господина Лошакова.
Который, между прочим, уже поменял свою лошадиную фамилию на более стыдную: Меринцев, специально себе в наказание, хотя изначально шутил, подбирая себе псевдонимы для прикрытия документов.
Правда, у Рокотова было еще некоторое количество «корочек» на фамилии более благородные.
Некоему Меринцеву предстояло обойти окрестности и побеседовать с богатеями, которые строились не щадя животов строителей и заботливо выпестывая собственные.
«Откуда эти безграмотные представления о средневековом стиле и почему его у нас предпочитают?» – не уставлял удивляться Влад.
Почему остроконечные башни с бойницами – или здесь прослеживается какой-то намек на Кремль? Да, не без этого – скорее всего…
Амбиции, господа. Примитивные, жалкие амбиции. Брюхоногие.
* * *
Палимый безжалостным солнцем, господин Юрий Владленович Меринцев изучил четыре садоводства. Он понял, что хлеб сотрудников австрийской фирмы горек – занимайся она тем, что декларировала.
Это уличная торговля для богатых и капризных клиентов.
Пару раз на Рокотова спускали собак, в трех местах не открыли вообще: там не строили, а больше праздновали факт затянувшегося и, вероятно, бесконечного строительства: шашлыки, хрипатая музыка и почему-то самогон вместо «Русского Стандарта» – Влад успел приметить эту деталь.
В других местах его принимали более или менее любезно.
Нет, никого не интересовали чудесные винтовые лестницы.
Венские стулья, белые рояли, полотнища фламандских мастеров – все это лишь навевало скуку на собеседников. И Рокотов заговорил о соседях, избрав единственный правильный путь.
О соседях говорили так охотно и до того живописно, что Влад не успевал запоминать информацию.
Записывать это было бы странно, а потому он незаметно включил диктофон мобилки да задействовал свой собственный мозговой процессор на полную мощность, оба ядра, и впитывал сведения, которые ему передавали либо раскатисто, чтобы слышно было всему поселку, либо чуть слышно, из-под косынки.
Оказалось, что данная местность кишмя кишит жуликами.
Да, Юрий Владленович.
Как это ни печально.
Это заповедник.
Рассадник заразы.
Досадно до слез.
«Лепрозорий», – в очередной раз вспомнил и усмехнулся Рокотов.
– Так местность уж больно притягивает, – одновременно и льстил он, и побуждал продолжать рассказывать.
Итак, слева проживала обыкновенная братва. Какая-то группировка из далекой провинции. Пьют, не просыхая, уже полтора месяца, некоторых уже загребли по новой… Кому-то в очередной раз проломили бритую голову…
Справа окопались расхитители из сферы торговли, вон тот тип заведует тремя жалкими ларьками – откуда тогда у него подземный гараж размером с приличный мотель?
Прямо по курсу строится генерал. Рокотов видит солдат? Видит. Они отбывают воинскую повинность? Они справляют генеральскую нужду…
С этим Влад не мог поспорить и постарался хорошенько запомнить и номера военных грузовиков, и распаренные лица отцов-командиров.
С этим сейчас борются, можно и настучать.
– Они ничего у вас не купят, – сказала толстая тетка лет пятидесяти, собеседница Рокотова. Она была в необъятном лифчике и необъятных же панталонах. В руке у нее была лопата, сильно смахивавшая на саперную.
– А там, на холме? – Рокотов приложил ладонь к переносице и указал на холм, откуда недавно с позором бежал.
– Туда даже и не суйтесь, – испуганно и почтительно зашептала тетка. – Там думский депутат… забыла фамилию, они все на одну сытую рожу. Вспомнила: Боровиков! Тот самый, Касьян Михайлович. Охрана у него… ну, да, большая шишка. Редкий, кстати, случай, но правильный мужик. За город болеет…
Подобострастие странным образом чередовалось у нее то с презрением, то с неподдельным уважением.
– За который?
– За наш, за Зеленогорск…
Санкт-Петербург почему-то не пришел на память дачнице-огороднице.
– Спасибо, что предупредили, я теперь туда не пойду. Тем более, там наверняка повсюду частная собственность.
– Это раньше была сплошь государственная, – проявила необычную осведомленность хозяйка. – А вот при Горбачеве… при нем, проклятом, все и пошло.
«В том числе и твое строительство. Из бывших ты…» – подумал Влад.
Вслух он произнес другое:
– Ну а вы сами? – отважился поинтересоваться Рокотов. – У вас, я погляжу, домик тоже не захудалый, иначе я к вам бы и не подошел…
Тетка напустила на себя неимоверно важный вид.
– У сына фирма, – сказала она с гордостью.
– Не строительная? – Влад рискнул снова.
Тетка прищурилась.
– Нет! – сказала она победоносно. – Он у меня по компьютерам… Возит их из-за бугра. Из Финляндии. И еще холодильники.
– Ну, насчет вас у меня сомнений и не возникало, – тут же с готовностью закивал Рокотов. – Сочувствую, что придется жить в таком окружении…
– А что они нам? – пожала плечами тетка. – И потом: стерпится – слюбится…
В этом Влад как раз не сомневался ни секунды. Особенно хорошо это получится у сына…
– Так что же? – повторил он с энтузиазмом. – Они не купят, а вы?..
– А я куплю, – гордость тетки удесятерилась. – Повторите-ка, что там у вас есть? Плитка? Изразцы? Почем же?
– Я вернусь завтра или когда вы назначите, – твердо пообещал Рокотов. – Привезу образцы и проспекты. Вы выберете самое лучшее…
– Я здесь все время, – заверила его тетка, и Влад понял, что подвернулся редкий случай.
– Да! – ударил он себя по лбу, будто только что вспомнил. – Ведь у меня есть еще одно дело! Я заодно разыскиваю одного человечка, близкого друга моего отца. Он отдыхает где-то здесь, неподалеку, но адреса я не знаю, и папа тоже. Где-то записан, но был ремонт – сами понимаете. Теперь не отыщешь. И работает уже где-то не там, а то и вовсе вышел на пенсию. Стареют люди… Может быть, примечали похожего прохожего?
Вопрос не особенно понравился тетке, от него за версту разило каким-то следствием. Конкретно – милицией. Но лично ей он не мог повредить, и она приготовилась внимать далее.
Рокотов стал описывать:
– Невысокий такой, сухопарый, с бородкой… на профессора похож. Да он и есть профессор. Космосом занимался, звездами. Чудак чудаком! Рассеянный, напоминает этого, как его, эгоиста… нет – в общем, не от мира сего…
«Так уж и не от мира…»
– Прямо самими звездами? – недоверчиво спросила тетка.
Рокотов решил не уточнять.
– Ну, не межзвездными перелетами. Нет, ничего секретного и военно-космического. Все больше кометами… зануда редкостный. Лазарь Генрихович Рубинштейн. Не слыхали о таком?
– Нет, – огорченно промолвила тетка. – Не слыхивала. Астроном, говорите? Так это вам в Пулково надо ехать, – она продолжала выказывать смекалку. Она знала, что все космическое давным-давно приземлилось в Пулково и теперь изучается под телескопом.
– Да он уж уволился оттуда давно, – расстроенно ответил Влад. – Знаете, как там было в девяностые? Бескормица, денег нет… жуть! Только звездное небо над головой… Которому удивлялся Кант…
– Кто-кто удивлялся?
– Философ был такой немецкий, Кант. Две вещи, говорил он, удивляют меня в мире: звездное небо над головой и нравственный закон внутри нас. Впрочем, с последним он явно погорячился, такой закон встречается все реже…
Этих речей собеседница явно не поняла.
– Нет, – замотала она головой. – Невысокий, с бородкой? Дачник небось… А одевается как?
– Он всегда предпочитал костюмы светлых тонов. А летом обязательно носил панаму. И комаров не терпел, отбивался от них постоянно…
– Изнеженный какой! – хохотнула тетка. – Вот, полюбуйтесь! – Она огромным волчком завертелась перед Рокотовым. – Вся в волдырях – и ничего, не плачу…
– Но вы-то трудитесь, а он отдыхать приехал. Любит гулять по таким вот тропинкам…
– Не встречала…
– Бредет вот так, понурив голову, – не унимался Рокотов. – Да под ноги никогда не глядит. Ему бы на звездное небо глядеть с кометами, а он все под ноги, и без толку. Вечно с ним что-то случается: то заблудится, то потеряет какие-то документы, то панаму свою забудет где – сколько раз ему возвращали… А то еще налетит на корягу и расшибется или провалится в яму…
– Так вы в больнице поинтересуйтесь, – предложила тетка. – Наверняка мог обратиться, коли такой рассеянный. – Увлекшись звездной темой, она понесла околесицу: – Вот я, знаете ли, верю в звезды. Я все прогнозы читаю, и все почти всегда сбываются. Вот на прошлой неделе…
…В зеленогорскую, людьми и Богом забытую больницу, уже обращались. И в сестрорецкую, которая получше. Все было зря – никто не принимал там сухопарого профессора без панамы, травмированного, с инфарктом…
Более того: при виде мускулистого дежурного травматолога стушевался даже Рокотов. В сестрорецкую больницу он прокатился лично.
– Это мысль! – Рокотов изобразил нешуточный восторг. – Я обязательно обращусь. Таких горе-ученых, – он прибегнул к риторике сталинских времен, – вообще нельзя выпускать на улицу без сопровождения. Ему нужна собака-поводырь… Впрочем, мы отвлеклись.
Окончательно условившись о встрече, господин Меринцев отправился дальше.
Он побывал в итоге у всех, даже там, где ему сперва не открыли, – вторично навестил уголовников, праздновавших волю, и там ему пришлось отведать самогонки да немного перетереть о видах на урожай конопли.
– В Австрии, – грустно заметил Рокотов, – ее, пожалуй, нет…
– Ну да! – хохотнул какой-то татуированный. – Чтобы в альпийских лугах да не было конопли! Стрелки называются!
Это казалось непостижимой загадкой природы.
Влад обошел еще много дач и особняков.
Впустую.
Никто не видел пожилого профессора – ни в панаме, ни без панамы.
Он порасспрашивал детей: они играют допоздна и в чем-то похожи на профессоров-недотеп. Нет, такого дяденьку они не встречали.
Тогда он вернулся орлиным, соколиным и ястребиным взорами к холму.
Ему становилось все яснее, что Рубинштейн не покидал участка. Что-то произошло – впрочем, понятно, что.
Лазаря Генриховича, старого и законспирированного сотрудника спецслужб, застукали на ерунде, когда он своровал алмазы, не предназначавшиеся для его астрономических глаз.
Застукали и промолчали, решая, как поступить.
Ликвидировали не сразу – решали вопрос.
Любопытно было бы узнать, как проходило совещание?
Друг депутатского детства – очевидный агент. Депутат – теленок, он никогда не даст санкции.
Или даст?
Рокотов не знал этого. Но лучше действовать без ведома депутата. Такой ли уж он теленок?
Шпиона можно оставить и гнать через него дезинформацию.
Но у него появились прямые улики: проклятые алмазы, а камни, наверно, настолько важны в этой авантюре, что никакая деза не проканает.
Поэтому постановили убрать.
Здесь же, не отходя от кассы. К чему тянуть? Астроном смоется и выложит что-нибудь дополнительное, а может быть, и вовсе сюда никогда не вернется.
Его нельзя выпускать.
Хорошо бы подмешать ему в питье чего-нибудь не слишком опасного, но гадкого. Чтобы он выкурился из дома. Касьян Михайлович при деле, он занят отдыхом по полной, из недели в неделю повторяющейся программе.
Сработать нужно аккуратно, чтобы доверчивый друг детства не догадался ни о чем.
Они поставлены беречь друга детства.
Он будет идеальным градоначальником, когда их замыслы увенчаются успехом. Он ведь метит в градоначальники? Наверняка.
Рокотов продолжал разыгрывать умозрительную сцену. Распределял исполнителей – среди которых изменник или сребролюбец, выбирал место. Наверняка подготовил заранее.
Влад не посмотрел, не обкусаны ли у Коротаева ногти. Из-за панамы.
Он бы на его месте объел их до мяса.
Но Коротаев, судя по сводкам, был иной закалки. Для этого улыбчивого – не всегда – человека убить другого – все равно что выпить стакан воды.
Короче говоря, предстояло возвращение пред очи генерала Ясеневского и обстоятельный доклад о событиях дня. С тем чтобы получить санкцию на такой же доклад, но уже о событиях предстоящей ночи.
Потому что Влад Рокотов поклялся себе, что его не остановят ни свирепые доги, ни забор с колючкой, ни подсветка, ни Коротаев с его присными, ни сам Господь Бог или дьявол.
Он вернется сюда всенепременнейше – независимо от того, будет здесь находиться депутат Боровиков или нет. Лучше бы его не было – охрану усилят, – но ее с сегодняшнего дня усилят и так.
В этом Рокотов не сомневался ни секунды. Господин Лошаков зарекомендовал себя с самой невыгодной стороны.
– Значит, нынешней ночью?
– Да. Скорее всего, как раз сегодня, когда все еще свежо в памяти, они сделают все, чтобы Боровиков воздержался от загородных поездок.
– И останутся сплошные бандиты? Они же мишени.
– Так точно, – бодро отрапортовал Влад.
* * *
…Вечером, усталый донельзя, он был уже на Литейном, у Ясеневского в кабинете, и подробно рассказывал о случившемся. Стараясь всячески выставить себя в более или менее благородном свете.
Генерал усмехался, ибо прокол был очевиден.
– Они и на версту тебя не подпустят, – пообещал он. – Запорол все дело.
– Подпустят на миллиметр, – возразил Рокотов.
– Да?
Ясеневский сверлил его тяжелым взглядом.
Он много слышал о подвигах этого микробиолога. Ему удавалось выходить из воды сухим столько раз, что Рокотов, вероятно, и сам сбился со счета.
Разом больше, разом меньше.
– Хорошо, – Ясеневский рубанул воздух ладонью. – Может быть, тебе все-таки нужны люди?
– Нет, – честно ответил Влад. – Только один, никакого прикрытия.
Ответ этот полностью удовлетворил генерала.
– Все это пока не на бумаге, – предупредил он. – Это у нас в головах. Ну, почти все. Будет досадно, если одной головой станет меньше.
– Голова, возможно, слегка пострадает, но она привычная. Как у хоккейного вратаря. Я знал одного – лупили его шайбой, лупили, в больнице лежал раз двадцать, оклемается – и снова за клюшку…