Текст книги "Сиреневый туман, любовь и много денег"

Автор книги: Дмитрий Черкасов tm

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

Глава 12
ИХ «SOS» ВСЕ ГЛУШЕ, ГЛУШЕ. ИМ УЖАС РЕЖЕТ ДУШИ… ПОПОЛАМ!

В микрорайоне новостроек Раздольное, на улице Молоховец, в ее кривой и малолюдной части находился деревообрабатывающий цех. В одном из его помещений действительно стояли станки, высились штабеля досок, из которых четверо работяг делали какую-то мебель, вокруг было полно опилок и стружек. В общем – обыкновенная столярка.

Лишь очень немногие знали, что все остальное пространство занимала тайная база Салтыкова. «База» – серьезное и деловое слово. И поэтому правильнее было бы назвать это место складом, схороном, а то и просто малиной. Там, в коробках, мешках и ящиках хранилось награбленное добро. Отнятые и украденные у людей вещи. От телефонного аппарата до автомобиля. Шмотки, бытовые видики и слышики, швейные и стиральные машины, одежда – ничем не гнушались жадные до чужого бандиты. На антресолях, под крышей склада, отдыхали дежурные салтыковцы-охранники.

Заведовал этим хозяйством Алексей Митрофанович Федюков, шестидесяти двух лет. В советское время он был завхозом. Страсть, а может быть, и талант к управлению имуществом сочетались в нем с непреодолимым желанием это имущество присвоить. Несколько раз он сидел по соответствующим статьям, выходил и снова становился начальником над чьим-нибудь хозяйством.

В каждой организации ему непременно присваивалось избитое, но бессмертное прозвище Плюшкин, против которого он не возражал. Он не находил ничего смешного или неестественного в поведении гоголевского героя и лишь пожимал плечами, когда кто-нибудь укоризненно или насмешливо указывал на их сходство. И вот однажды извилистая дорожка Плюшкина пересеклась с мрачной тропой Салтыкова. Они нашли друг друга, и теперь в жизни Плюшкина наступила гармония. Он управлял присвоенным имуществом и чувствовал себя на своем месте.

За цехом в землю была зарыта пустая цистерна емкостью сорок тонн. Когда-то в ней хранился мазут для котельной, но вот уже лет двадцать ей никто не пользовался, и о ней забыли. Люк, находившийся на уровне земли, был завален мусором и деревянными отходами. Салтыков нашел ей достойное применение, и теперь в сорокатонном пустом объеме хранились трупы тех, кого приходилось убивать в процессе отъема денег и имущества. Трупов было то ли одиннадцать, то ли семнадцать – никто точно не знал. А охотников спуститься и посчитать – не было.

В общем, хорошее было место.

Свернув с Самарской на улицу Молоховец, Шварц спросил у своих ребят:

– Ну что, по кофейку?

Предложение было одобрено единодушно, и «пятерка» свернула в карман, ведущий к площадке перед станцией техобслуживания автомобилей. Напротив фасада станции выстроились ларьки, в которых можно было приобрести абсолютно все, что могло потребоваться для ремонта «Жигулей». Когда-то, в советское время, спекулянты запчастями толпились перед станцией и бегали от ментов и сотрудников ОБХСС. Теперь все они стали добропорядочными коммерсантами и с достоинством прогуливались около своих лавок, обращаясь к автолюбителям со стандартным вопросом:

– Что-нибудь ищем?

Поставив «пятерку» напротив ларька № 35, Шварц вышел из машины и, пожав руку сидевшему на алюминиевом стульчике пожилому мужику с арбузным животом, обменялся с ним несколькими ничего не значащими приветственными фразами. В кафетерии, где толпились испачканные благородной грязью автослесари и преданно глядящие на них клиенты, Крюк скорчил недовольную гримасу, но Шварц поднял руку и издалека показал стоявшей за стойкой девушке четыре пальца. Узнав Шварца, девушка заулыбалась и кивнула. Их пригласили к одному из свободных столиков. Пока они ждали кофе, Шварц говорил о подробностях предстоящей операции.

В это время на базе Салтыкова полным ходом шли приготовления к очередной акции возмездия, направленной против Кабачка и его людей. Четырнадцать бандитов чистили пистолеты, курили план, подбадривали друг друга описанием того, что они сделают с кабачковцами. Объектом предстоящей акции Салтыков выбрал дом на Азовском проспекте. В бельэтаже этого старинного дома располагались юридическая консультация, салоны мобильных телефонов, компьютеров и офис дорогой строительной фирмы. Все это принадлежало Кабачку, и теперь, по решению Салтыкова, должно было быть уничтожено.

В будке около ворот, ведущих на территорию столярного цеха, сидел вахтер Вячеслав Василич Низинкин. Под столом у него, кроме большой тревожной кнопки красного цвета, стояла полупустая бутылка водки, и поэтому его настроение было приподнятым, а состояние – приятным. Пес Прошка, от которого по части охраны было гораздо больше толку, потому что зубов у него было раз в шесть больше, чем у вахтера, где-то шлялся. Вахтер, посмотрев в окно, окинул взглядом безлюдный двор, крякнул и полез под стол.

В это время распахнулась наружная дверь, и вахтер, быстро выдернув руку из-под стола, принял официальный и строгий вид. В тесном коридорчике появились четверо молодых и здоровых мужиков. Через секунду Низинкин оказался связанным под столом в приятнейшей, но временно очень недостижимой компании с поллитровкой «Кузьмич», ибо не только ноги и руки его были связаны, но и рот Василича был залеплен противной липкой лентой.

Пройдя во двор, спецы огляделись и направились к железной двери, из-за которой доносился надрывный вой циркулярной пилы. Пара мужиков в грязных спецовках с одной стороны совали в станок бревна, пара других принимала с другой стороны распиленные заготовки для досок. Подойдя к работягам, Шварц, стараясь перекрыть истошный визг пилы, проорал:

– Мужики, дело есть! – и, призывно кивая, поманил их пальцем.

Мужики, резонно подумав, что дело обернется хорошей выпивкой, побросали доски и, выключив станок, пошли за Шварцем и его ребятами, аки мыши за Нильсом. А те, неожиданно и ловко завалили их на пол, перебинтовали не хуже вахтера и сложили в каптерку. На прощание Шварц предупредил:

– Сидите здесь и не рыпайтесь. Вам же лучше будет. Выйдете – всем будет хана.

Шварц закрыл дверь, накинул замочную петлю и всунул в нее щепку. Из-за двери, ведущей в соседнее помещение, послышались голоса, звуки перетаскиваемых по полу вещей и неприлично громкие взрывы мата и смеха.

Подойдя к этой двери, Шварц осторожно приоткрыл ее и заглянул в узкую щель. Внимательно оглядев большой ангар и вольготно расположившихся в нем среди ящиков и разнокалиберной мебели бандитов, он тихо закрыл дверь и сказал:

– Тихоня, там есть еще одна дверь на улицу. Бери Крюка и идите туда. Как услышите выстрел – бросайте гранаты.

Тихоня кивнул, и они с Крюком быстро вышли из цеха.

Шварц и Валдис достали по «лимонке», выдернули чеки и встали напротив двери. Выждав секунд тридцать, Шварц выстрелил в воздух, затем быстро распахнул дверь, и они одновременно швырнули свои гранаты. Захлопывая дверь, Шварц успел увидеть обращенные к нему лица удивленных бандитов. Еще две гранаты влетели с противоположной стороны. Шварц и Валдас, держа пистолеты наготове, прижались к стене по обе стороны от двери. Рвануло почти одновременно, и сразу после них – послышались крики и стоны раненых бандитов.

Алексей Митрофанович Федюков стал первой жертвой нападения. Граната разорвала его на части, равномерно распределив по всем богатствам дорогого ему больше жизни склада ворованного добра.

Распахнув ногой дверь, кабачковские налетчики ворвались в ангар. На полу валялись три окровавленных трупа, еще двое корчились, зажимая руками раны. За ящиками и старым оборудованием прятались оставшиеся в живых.

Ватсон, спрятавшийся за верстаком, давно уже превращенным в обеденный стол, часто дышал и старался делать это как можно тише. Он видел вошедших в ангар вооруженных людей и знал, что они пришли убивать. Это ему очень не понравилось. Не понравилось ему и то, что его пистолет сейчас лежал в трех метрах от него, на коробке с телевизором «Сони». Посмотрев направо, он увидел Тюрю, который стоял за выступом стены и держал в руке «Макаров». Тюря приложил палец к губам, и Ватсон согласно кивнул.

Вдруг из противоположного угла послышался шум, и с криком «суки позорные!» из-за пожарного щита выскочил Брикет, прозванный так за то, что любую пачку денег или чего угодно другого он называл брикетом. Брикет держал в руке пистолет и беспорядочно палил из него в сторону четверки незваных гостей. Гости, совсем не уважая хозяев, тут же пристрелили Брикета.

Воспользовавшись этим, Тюря выскочил из-за угла и выстрелил в одного из налетчиков. У того дернулась рука и, выронив пистолет, он упал на пол, схватившись за раненое плечо. Ватсон тоже решил, что момент подходящий, и бросился к своему пистолету. Продырявленный во многих жизненно важных местах, Тюря рухнул на пол после синхронно быстрых ответных выстрелов незадетых Шварца, Валдиса и Тихони. Ватсон, успев-таки ухватить свою пушку, укрылся за лестницу, ведущую на антресоли.

Шварц, увидев, что Крюк ранен, сильно толкнул его к двери и приказал:

– Жди на улице.

Крюк, морщась от боли, кивнул и выскочил за дверь.

Сидя на корточках за металлической лестницей, Ватсон недоумевал, почему это отдыхающие на антресолях охранники не реагируют на такой беспредел. И тут, словно в ответ на его вопрос, фанерная дверь антресолей распахнулась, и оттуда раздались выстрелы. Стоявшие посередине ангара налетчики, едва услышав стук распахивающейся двери, профессионально раскатились по полу в разные стороны, и ни один из выстрелов не достиг цели.

Тихоня, оказавшись за штабелем видеомагнитофонов, нос к носу столкнулся с лежавшим там бандитом по кличке Жиган. Трусливый от природы Жиган от неожиданности открыл рот, и Тихоня, воспользовавшись этим, схватил его за нижнюю челюсть и резко рванул вниз, выдернув ее из суставов. Глаза Жигана выпучились от боли, он выронил пистолет и потянулся руками к лицу. Но Тихоня, вскочив на ноги, обхватил голову противника и повернул вправо до хруста в шейном отделе. Теперь Жиган, лежа на животе, смотрел неподвижными глазами в потолок. При жизни такой ловкий трюк у него ни за что бы не получился.

Шварц и Валдис, увернувшись от первых выстрелов сверху, открыли ответный огонь, и двое стрелков, рискнувшие открыть тайну антресолей, скатились по железной лестнице вниз.

Тут же в распахнутую под потолком дверь полетели две гранаты.

Шварц попал точно в дверь, и было слышно, как граната катится по дощатому настилу антресолей. Валдис промахнулся, и его граната, ударившись о стенку, упала вниз прямо на то место, где укрылся Ватсон. Граната угодила ему прямо по макушке. Он зашипел от боли и стал машинально тереть шишку, на секунду не обратив внимания на упавшую перед ним гранату.

А когда он понял, что именно ударило его по черепушке, для него было уже поздно.

С антресолей послышались крики, взрывом сорвало несколько листов фанеры, из которой были сделаны стены этого скворечника, и из образовавшейся бреши вывалился труп. Падая, он ударился о штабель видиков, за которым лежал Тихоня. Видики рухнули прямо на него, заставив налетчика нецензурно выругаться.

Граната, взорвавшаяся под носом у Ватсона, сильно испортила его внешность, и Ватсон теперь выглядел так, будто побывал в руках маньяка, вооруженного молотком для отбивания мяса.

Стало тихо. Вдруг сверху послышался голос:

– Эй, начальники, сдаюсь! Только не стреляйте! На верхней ступеньке железной лестницы показался последний из оставшихся в живых бандитов

с поднятыми руками. Когда он увидел не милиционеров и не спецназовцев, а Шварца и Валдиса, его лицо сильно вытянулось.

Валдис, оглянувшись на Шварца, указал на сдающегося и громко сказал:

– Он принял нас за ментов! – и, снова повернувшись к бандиту, продолжил: – Тебе менты сейчас были бы за счастье! Ты ошибся, уважаемый, – и дважды выстрелил.

Бандит без звука рухнул с лестницы прямо на труп Ватсона.

Из-под груды коробок с видеомагнитофонами с шумом и руганью выбрался Тихоня.

– Ну, что? Все, что ли? – спросил он, отряхивая грязь с одежды.

– Вроде бы все, – ответил Шварц. – Проверим сусеки.

И они начали осторожно обходить ангар.

Оказалось, что живые еще были, точнее, один полуживой. На него наткнулся Шварц, заглянув за высокую стопку древесно-стружечных плит. Раненый, прижимая одну руку к животу, из которого текла кровь, другой рукой пытался набрать номер на трубке.

Направив на него пистолет, Шварц спросил:

– Салтыкову звонишь?

Бандит, испуганно посмотрев на стоящего перед ним Шварца, кивнул.

– Давай, звони, – улыбнулся Шварц, – мне как раз поговорить с ним надо.

Бандит набрал номер, затем Шварц отобрал у него трубку, приложил ее к уху и стал ждать. Пистолет он держал направленным на бандита. Наконец на том конце раздался шорох и голос Салтыкова произнес:

– Я слушаю.

– Это хорошо, – отозвался Шварц, – слушай, как я пристрелю последнего из тех, кто у тебя охранял склад на Молоховце, – и он выстрелил бандиту в грудь.

– Слышал?

– Слышал, – сдавленным от ярости голосом ответил Салтыков, – но еще не вечер, пи… поганый.

– Конечно, не вечер, – согласился Шварц, – к вечеру от вас, ублюдков, вообще ничего не останется.

– Это мы еще посмотрим, – пригрозил Салтыков, – мои орлы почикали тут одного вашего петуха, хорошо, между прочим, почикали. Так перед смертью лютой он рассказал и про склад ваш, и про все рассказал. Так что еще посмотрим, козел.

Шварц сжал зубы, но продолжил, не изменив интонации:

– До скорой встречи, пес смердячий.

На том разговор и закончили.

Обойдя помещение, Валдис и Тихоня вернулись к Шварцу. Тихоня нес в руке автомобильную канистру.

– Живых – никого, – доложил он и, кивнув на канистру, добавил: – Растворитель. Давай?

Шварц посмотрел на канистру и ответил:

– Давай. Валдис, выпусти работяг и вахтера.

– Годится, – сказал Валдис и пошел в соседний цех.

Тихоня, открыв канистру, начал щедро поливать растворителем все вокруг.

Выйдя на улицу, Шварц кивнул Крюку, стоявшему с пистолетом, направленным на дверь.

– Здесь все, – сказал Шварц, – можешь убирать пушку. Что с рукой?

Крюк спрятал пистолет и покосился на простреленную руку.

– Ничего страшного, – ответил он, – мышцу прострелили, и все дела.

К ним подошел Валдис и сообщил:

– Я сказал работягам, чтобы они выходили через пять минут. Вахтер тоже свободен.

Дверь открылась, и из ангара вышел Тихоня. За его спиной мелькнул огонек.

– Надо уходить. Сейчас полыхнет. Я там еще бочечку с лаком нашел, так что…

Глава 13
КАК ВСЕГДА, МЫ ДО НОЧИ СТРЕЛЯЛИ С ТОБОЙ, КАК ВСЕГДА, БЫЛО ЭТОГО МАЛО…

Человек, оставленный Кабачком в особняке, вовсе не был смертником, обреченным погибнуть в случае захвата его цитадели врагами.

На случай непредвиденных и совсем уж неприятных обстоятельств в особняке была оборудована тайная комната, в которой можно было скрыться и переждать эти самые неприятные обстоятельства. Все было устроено, как в классическом приключенческом романе про замки и тайны.

В кабинете Кабачка рядом с камином была устроена потайная дверца, открывавшаяся, как и положено, поворотом чугунного завитка на орнаменте, окружавшем топку камина. Одна из дубовых панелей стены проваливалась, и в открывшийся лаз можно было, слегка пригнувшись, пройти. В конце короткого узкого прохода была еще одна низкая железная дверь, которая открывалась уже обычным образом. За ней располагалась небольшая, но достаточно комфортабельная комнатка без окон, площадью около восьми квадратных метров.

В этой комнате были две койки, пластиковые бутыли с консервированной водой, запас провианта, кондиционер и биотуалет. Кроме того, там имелся монитор, связанный с мини-камерами слежения, установленными во всех помещениях особняка. Спрятавшийся в этом убежище человек имел возможность быть в курсе всего, что происходило в особняке.

Человеком, оставленным в офисе, был Ворон. Он должен был отвечать на телефонные звонки, следить за тем, что происходит вокруг здания, и держать в курсе происходящего своего патрона. Совершенно один в просторном старинном особняке, он сидел в глубоком кожаном кресле и смотрел телевизор.

* * *

Бекас сидел в кафе с обаятельным обезьяним названием «У Мартынюхина», размышляя над планом своих будущих действий.

Из города следовало как можно скорее убраться, везение когда-то должно было закончиться, слишком часто его стали узнавать на улице незнакомые ему люди.

Единственное, что его не отпускало, так это понимание того, что в случае бегства об Ольге он мог забыть. В течение двух недель, прожитых под кровом Серебряковых, Роман постепенно осознал, насколько сильным и неуступчивым в вопросах принципов человеком была двадцатилетняя Оленька Серебрякова. Разорвать внезапным отъездом этот слабый едва уловимый контакт, возникший между ними, значило предать. Роман, что называется, нутром чувствовал – повторного шанса не будет. Когда они с Олей два часа молча гуляли с коляской, в которой спал ее сын, Роман дал себе слово, во что бы то ни стало разобраться в ситуации, в которую он попал, и сразу же после этого сделать предложение Оле.

Бекас, мысленно вернувшись в прошлое, не нашел в своей жизни ни одного мгновения, за которое он отдал бы эти два часа. «Какая она, в самом деле, красавица», – подумал Роман, вспоминая лицо Оли, ее огромные с серо-голубым отливом глаза, маленький пухлый подбородок и беззащитные детские ямочки на щеках. К ней, как ни к кому другой, подходил эпитет «аристократическая красота».

«Эти проклятые деньги! Мое безволие и суетность моих действий – вот причина, почему я трушу сказать ей освоих чувствах, – думал Бекас. – А если так пойдет и дальше, то говорить будет просто некому. С другой стороны, если бы я не нашел сумку, то и встреча с Олей, скорее всего, не состоялась бы… Нет, о бегстве речь не может идти, хотя бы потому, что существует проблема автоматов, которые кто-то хочет взорвать в школах города. Потом, наверное, можно сделать попытку выйти на хозяев денег и вернуть оставшиеся девятьсот с хвостиком тысяч в обмен на мало-мальски приемлемый срок, чтоб вернуть потраченное».

Итак, для начала следовало отзвонить владельцу игральных автоматов. Это не вызывало ни малейших сомнений, тем более что Бекас уже неоднократно представлял себе серию из двухсот пятидесяти взрывов, происходящих в.школах Города. Картина получалась такая, что воображение не могло охватить ее полностью. Было ясно одно. Даже если это будет грозить Бекасу гибелью, он должен предотвратить взрывы.

Собственно, никакого особенного риска в этом не было, и геройствовать, судя по всему, не придется. Достаточно позвонить хозяину и рассказать ему обо всем. А дальше уж он сам будет выкручиваться, как хочет. Вряд ли его устроит такая ситуация, при которой на него ляжет ответственность за гибель тысяч детей.

«А если устроит? – подумал Роман. – А если он в курсе дела и продолжит реализацию своих планов как ни в чем не бывало? Или если он просто не поверит анонимному звонку, что тогда? Тогда нужно будет просто взорвать всю партию автоматов прямо на складе. Пультик-то – вот он, на заднем сиденье лежит. Нажмем кнопочку, и все дела!..»

Из внутреннего кармана пиджака долетел еле слышный звонок мобильника. Это Гога поинтересовался, читал ли его друг сегодняшний «Коммерсант.ru». Друг газету не читал. Бекасу решительно порекомендовали просмотреть передовицу. Назвали остолопом и пожелали «ни пуха, ни пера!». Допив кофе, Бекас поставил пустую чашку на стол, вышел на улицу и купил свежий номер «Коммерсант.ru».

Передовица во всю полосу была озаглавлена так:

«ОБОРОТНИсь, незнакомый похожий!

Взгляд подкупный тебя выдает!»

Из статьи Роман понял, что «собственная служба безопасности…», короче, на самом высоком уровне готовился государственный переворот, почище ГК ЧП. Открыто подкупались старшие милицейские чины, депутаты и видные политики. Из документов, изъятых у шести задержанных, имена которых не разглашались в интересах следствия, вытекало, что в ближайшее время в разных городах страны планировались какие-то чудовищные по масштабам диверсии, с целью вызвать в стране всеобщий кратковременный хаос и в конечном итоге – кризис власти. В результате планировалось передать власть в стране силовикам, стоящим у руля этого мини-переворота.

«Автоматы в школах как нельзя лучше вписываются в планы политических засранцев, готовых ради власти перебить половину народа страны, – со злостью подумал Бекас. – Если так, то действовать мне следует более решительно и быстро».

Сев в машину, Бекас бросил косой взгляд на заднее сиденье. Дипломат с пультом был на месте. Он достал трубку и набрал номер «Взлета».

* * *

В приемной Кабачка, на плазменном экране дорогого телевизора «Сони», вратарь местной футбольной команды «Горизонт», распластавшись в замедленном повторе, медленно плыл в воздухе в левый угол ворот. Мяч, так же медленно вращаясь, направлялся в это время в правый угол. Выражение лица вратаря напоминало выражение лица алкоголика, уронившего литровую бутылку водки в лестничный пролет.

Счет был 4:0, и пятый гол, тем более на последней минуте, напоминал прощальный унизительный подзатыльник. Ворон выругался и переключил программу. На экране появилась девушка, которая тут же пообещала ему, что с новыми прокладками он будет чувствовать себя комфортно в любых условиях. После этих слов она вскочила на коня и помчалась по буеракам, ухитряясь при этом сохранять на лице выражение сексуального призыва.

Ворон выругался еще раз, и тут зазвонил телефон.

Выбравшись из уютного кресла, он потянулся и подошел к большому столу, на котором было расставлено множество телефонов, факсов, стоял компьютер, валялись несколько радиотрубок, в общем, связь была налажена как следует.

Посмотрев на определитель номеров, Ворон увидел незнакомый, но определенно принадлежавший мобильнику номер, снял трубку и произнес:

– Приемная консалтинговой фирмы «Взлет». Слушаю вас.

– Будьте любезны, – сказал Бекас, – пригласите Владимира Михайловича.

Диктофон, мигая индикатором, бесстрастно записывал каждое слово разговора.

– Владимира Михайловича сейчас нет на месте, – ответил Ворон, – вы разговариваете с секретарем, и я могу передать ему все, что вы скажете.

Бекас помолчал, потом сказал:

– Я звоню насчет игральных автоматов.

Теперь паузу сделал Ворон. Он соображал, что еще может быть сказано по поводу склада в Коромыслово, наконец, любезно произнес в трубку:

– Да-да, я вас слушаю.

– Я должен сообщить вам чрезвычайно важную вещь, – сказал Бекас и опять умолк.

– Я внимательно слушаю вас, – повторил Ворон.

Бекас наконец решился и заговорил:

– Мне известно, что вы собираетесь установить в школах Города игральные автоматы. Так вот, не делайте этого ни в коем случае. Это очень опасно, и опасно гораздо в большей степени, чем вы можете себе представить.

Бекас поймал себя на том, что почему-то не может прямо сказать этому человеку о такой простой вещи, как взрывчатка в игровых автоматах.

– Я не понимаю, о чем вы говорите, – вежливо ответил Ворон.

Тут Бекас разозлился и сказал:

– Не понимаете? А вы вскройте хотя бы один, и поймете.

– Что вы имеете в виду? – спросил Ворон.

Долгие годы работы секретарем и сомнительная

специфика некоторых из проводимых Кабачком дел сделали Ворона изворотливым и уклончивым собеседником, и это раздражало Бекаса.

– Что я имею в виду? – ответил Бекас. – Что имею, то и введу! В этих ваших автоматах, если вам угодно знать…

Ворону, безусловно, было угодно знать, что же такое таится в этих автоматах, но в это время стекло окна, напротив которого он стоял, звякнуло, и в нем появилась дырочка.

Такая же дырочка одновременно появилась и у Ворона в голове.

Так и не узнав, что же было в игровых автоматах, Ворон выронил трубку и повалился на пол. Трубка, повиснув на проводе, раскачивалась около ножки стола, время от времени задевая за нее.

Бекас, услышав в высококачественном устройстве связи звон стекла, падение тела и затем какое-то непонятное постукивание, прервал фразу на середине, обеспокоенно спросив:

– Алло, вы меня слышите?

Ответом ему было молчание.

Бекас повторил вопрос, и опять ему никто не ответил.

«Застрелили его там, что ли?!» – подумал Бекас и отключил связь.

Записывающее устройство на столе Ворона работало еще ровно сто секунд, после чего, повинуясь программе, отключилось, так как никаких сигналов из телефонной линии не поступало.

Сам Ворон лежал головой в камине, в двух шагах от того места, где он мог быть в полной безопасности.

Переложив дипломат на переднее сиденье и бросив трубку рядом с ним, Бекас, проклиная свой характер, кабачков и других представителей преступного мира города, поехал в Долготрубное.

То есть, он хотел поехать, уже тронулся, но через секунду услышал, как правое заднее колесо с жующим звуком катится по асфальту на спущенной резине. Этот звук спущенного колеса был хорошо знаком Бекасу. Только этого еще и не хватало.

Выключив двигатель, он в сердцах ударил ладонями по рулю, затем вынул ключи из замка и, выйдя из машины, пошел открывать багажник, чтобы поменять колесо.

Достав запаску и бросив ее на асфальт, Бекас вытащил домкрат, присел на корточки у колеса и уже воткнул шток домкрата в соответствующее ухо по днищем, как вдруг иголочка сомнения кольнула его. Заднее правое – спущено… водитель, матерясь, сидит на корточках и отвинчивает болты, а седой стареющий вор, осторожно подойдя к водительской двери, вытаскивает барсетку и, спокойно отойдя на несколько шагов, убыстряет ход, а затем откровенно убегает. Эту картину Бекас видел однажды из окна трамвая.

Бекас весь подобрался, демонстративно звякая железками, нагнулся к самой земле. Глядя под машину, он через несколько секунд увидел ноги в кроссовках, которые на цыпочках подошли к водительской двери. Тогда он быстро встал и, сунув руку за пистолетом, но не вынимая его, увидел, как парень в спортивной одежде тянет из салона злополучный дипломат.

Бекас сделал шаг в сторону похитителя, но в это время почувствовал сильный толчок в плечо и, обернувшись, увидел перед собой крепкого молодого парня еще более спортивного вида, чем первый, который тоже был одет в спортивный костюм. Второй спортсмен, улыбаясь, обнял Бекаса за плечи и, как бы невзначай отвернув его от машины, стал извиняться и спрашивать, не больно ли он, дурак невнимательный, толкнул уважаемого автомобилиста.

Бекас достал «беретту», ткнул ее «оглушительно» длинный ствол в мускулистый живот рассеянного пешехода. Улыбка тут же слетела с лица спортсмена, и вместо нее появилось выражение сильнейшей озабоченности.

Развернув его так, чтобы видеть машину, Бекас посмотрел на удаляющегося от них очень быстрым шагом парня с его дипломатом в руке.

– Позови его, – спокойно сказал Бекас. Пушка – сама по себе очень убедительный аргумент.

– Максуд! – позвал, наконец, спортсмен.

Максуд замедлил шаг, но не обернулся.

– Если он не вернется, ты уедешь отсюда в багажнике, – спокойно пообещал Бекас. Он устал нервничать и злиться. И теперь он был готов хладнокровно застрелить этого человека, несмотря на общепринятое мнение о несоразмерности кары. Но Бекас плевать хотел на общепринятые нормы, потому что… В общем, плевать хотел.

– Максуд, – повторил вор, теперь уже громче, – иди сюда, дело есть.

Максуд остановился, медленно обернулся и посмотрел на Бекаса и своего невезучего товарища, стоявших рядышком, как два приятеля. Бекас зловеще улыбался.

– Иди сюда, Максуд, – сказал он, и Максуд неторопливо побрел обратно.

Когда он подошел, Бекас, не отпуская спортсмена, спросил:

– Ну что, угорели, козлы?

На лицах воров читались сразу несколько противоречивых чувств.

Одним из них было желание тут же, не сходя с места, искалечить этого автомобилиста и тем самым превратить кражу в грабеж с применением насилия, другим – был понятный страх перед пистолетом, третьим – полное непонимание ситуации, а точнее – того, на кого же это они нарвались.

Видя это, Бекас решил развлечься.

– Вы хоть понимаете, во что вы, удоды шелудивые, влезли? – спросил он Максуда, который до сих пор держал дипломат в руке.

Удоды молчали, но что они сделали бы с Бекасом, не будь он вооружен, было ясно.

– Ты, недомерок, – сказал Бекас приземистому Максуду, – положи дипломат на капот, набери шифр и открой его.

И Бекас назвал шифр замков.

Удивленный Максуд выполнил требование, и через несколько секунд невезучие похитители увидели в открытом дипломате электронный пульт совершенно голливудского дизайна.

Поглазев на него некоторое время, они перевели глаза на Бекаса, и он произнес совершенно дурацкую, но абсолютно подходящую к случаю речь.

– Закрой дипломат и слушай. Я могу убить вас прямо сейчас. Прямо здесь, на улице, при свидетелях. У меня имеются такие полномочия. И никто никогда о вас не вспомнит, а ваши трупы сгорят в служебном крематории, и даже могил ваших не будет нигде. Понятно?

По лицам слушателей было видно, что у них сейчас только одно страстное желание – унести ноги подобру-поздорову.

Бекас продолжил:

– В дипломате находится передатчик, за которым следит спутник наведения.

Какого такого наведения, он сам не знал, но прозвучало красиво.

– В моих часах вмонтирован датчик, – продолжил он, вспомнив Тимура, – и если бы ты, баран, отошел от меня дальше, чем на сто метров, со спутника была бы послана команда на самоликвидацию прибора. И от тебя бы осталось мокрое место. Понял?

– Понял… – ответил внимательно выслушавший эту ахинею Максуд, и Бекас увидел испарину на его лбу. Приятель Максуда не потел, но тоже принял сказанное близко к сердцу.

На этот раз оскорбительный эпитет «баран» не произвел на воров никакого впечатления. Видимо, они поняли, что их статус в этой ситуации определяется именно этим словом.

– Не надо шутить со спецслужбами, – назидательно произнес Бекас и, видя, что злодеи разбиты в пух и прах и полностью деморализованы, убрал «беретту» в кобуру.

Оба неудачника стояли перед ним, как провинившиеся школьники, но Бекас знал, что они по-прежнему остаются хищными и опасными тварями, и при других обстоятельствах ему бы сильно не поздоровилось.

– Быстро поменяли колесо, после чего можете быть свободны, – приказал Бекас, и они бросились выполнять приказ, как два пит-стопщика из команды «Мак-Ларен».

Бекас смотрел, как они меняют колесо, и курил.

Через две минуты болты были затянуты, инструменты и спущенное колесо убраны в багажник, и он был закрыт. Дипломат продолжал лежать на капоте.

– Положи дипломат на место, – сказал Бекас, и Максуд бережно положил чемоданчик на правое сиденье.

– Свободны, – объявил Бекас.

Воры дружно развернулись и, не оборачиваясь, быстро и в ногу пошли прочь.

Бекас уселся за руль и поехал в проклятое Долготрубное.

* * *

«…пока нас всех не повязали! Плевать я хотел втакой момент на все эти бандитские разборки. Пошли вы все со своими Слонами, Тиграми и Ослами!..Ну и что, что этих шестерых уже убрали?! Эти не расскажут, так другие найдутся! Я категорически настаиваю на полной консервации работы „Зверинца" на неопределенное время!.. Что значит, следует взорвать в любом случае?.. Оставьте, Слон, на наш век денег хвати. Лучше быть, чем не быть! И, потом, исходя из новых обстоятельств, меня вполне устраивает существующая власть… А чтобы она и вас устраивала, я позаботился кое о каких материалах… Я не угрожаю, а предупреждаю, ведь мы коллеги, друзья, так сказать…»