Текст книги "Второй арап Петра Великого"

Автор книги: Дмитрий Чегодаев

Сцена шестая
На службе Его Величества

Батальные сцены это конечно золотой фонд каждого блокбастера, но пора и честь знать – настало время вернуться к главному герою. В 1717 году, как снег на голову, как гром из ясного неба в Санкт-Петербург является Иван Крушала.

Кто его позвал в Россию? Друг-сердешный Савва Владиславич? Возможно. Но в это время он выполнял некие деликатные поручения в Риме и Венеции. Матия Змаевич, друг детства и почти что брат? Может быть. Но он в тот момент командовал десантными операциями в Дании. Князь Дмитрий Голицын? Кто-то из бывших учеников «Наутики»? Возможно, но, похоже, что за приглашением Ивана Крушалы, мог стоять только граф Пётр Андреевич Толстой – Сенатор и Канцлер Коллегии иностранных дел. Прозорливый граф понимал, что России, выигрывающей Северную войну, предстоит новая война – на этот раз дипломатическая. Победы, добытые силой оружия, необходимо было оформить в систему договоров, а противостоять молодой российской дипломатии в этом деле будут лучшие в Европе мастера политической интриги.

Вот здесь придётся немного рассказать о большой европейской политике. Незадолго до описываемых событий, в 1714 году, в голландском городе Утрехте был подписан мирный договор, которым завершилась продолжавшаяся тринадцать лет война за Испанское наследство. Справедливости ради, её следовало бы называть «первой мировой», так как велась она не только в Европе, но и в Америке, то-есть на двух, а если учитывать, что в это время граница между Европой и Азией пролегала по реке Дон, то и на трех континентах. Опуская все детали, перипетии и коллизии, можно сказать, что это была война между Францией и Австрией, на территории Фландрии, за права на трон Испании, итогом которой было признание Турцией автономии Черногории. Участвовали или были причастны к ней практически все европейские державы, а также Турция. Отличалась она отчаянным кровопролитием – 792 тысячи человек погибших, без учёта мирного населения. Не вдаваясь в подробности, скажу, что никакого значительного результата эта война не принесла – стороны остались при своём. Разве что, Австрия отобрала у Османской империи Воеводину, да ещё Англии достался остров Гибралтар и монопольная торговля рабами в Северной Америке.

Разумеется, за всеми этими событиями внимательно следил неутомимый граф Пётр Андреевич Толстой и его агенты.

Занятая войной Европа, конечно, Россию проморгала. Но спохватившись, великие державы, совсем не спешили принимать её в своё число. Одно дело сбить русскими руками спесь с зарвавшегося шведского короля Карла, а совсем другое – пускать Россию в Европу. Россия же, совершенно не желая возвращаться в Азию, демонстративно проявляла интерес ко всем европейским вопросам. К примеру, направила своих представителей в Утрехт, демонстрируя, что заключение большого европейского мира имеет к ней самое прямое отношение. Великие державы были в ярости, но измученные только что закончившейся войной – терпели. Графу Толстому были позарез нужны опытные и проверенные дипломаты. Одним из них и был наш аббат. Конечно, мы опускаем в нашем раскладе возможность того, что он просто мог вернуться после длительной командировки «на место основной работы», то-есть, говоря современным языком, был отозван в распоряжение начальства. Но, чем бы это, не было – возвращением из действующего резерва или переводом на легальную работу, сразу же по прибытии в Санкт-Петербург, он приступил к исполнению обязанностей. Сначала, в качестве переводчика, а потом и Статс-секретаря Государственной Посольской канцелярии, и одновременно – историографа Коллегии иностранных дел, в коих качествах и прослужил до 1730 года. Чем занимался Иван Крушала в Посольской канцелярии, к сожалению точно неизвестно, но именно тогда и именно в этой канцелярии готовился Ништадский мир. В это время он лично знакомиться с Петром I и пользуется его полным доверием. А как видно из его должности, в его ведение находится подбор и подготовка посольского корпуса, направление молодых российских дипломатов ко всем европейским дворам. Через двадцать лет, уже при Императрице Елизавете Петровне, звезды этих людей, скажем Алексея Петровича Бестужева-Рюмина, ярко засияют на дипломатическом небосклоне. Собственно говоря, все русские карьерные дипломаты являются наследниками Ивана Крушалы. Именно тогда, при подготовке Ништадского мирного договора рождалась славная русская дипломатия, закладывались её традиции и методы работы. Именно при нём, она из разовых поручений превратилась в постоянную, самостоятельную и ценнейшую государственную профессию.

Отдельно хочется обратить внимание на деятельность Крушалы в качестве историографа Коллегии иностранных дел. Зимой 1721 года в Санкт-Петербурге вышла в свет прелюбопытнейшая книга. Называлась она «Рассуждения о том, какие законные причины его Величество Пётр Великий Император и Самодержец Всероссийский к начинанию войны против Короля Карла XII шведского в 1 700 году имел». Интересна она не только тем, что была одной из первых, напечатанных в Санкт-Петербурге книг, но и потому, что являлась идеологическим оправданием развязывания Россией Северной войны. В содержавшихся в ней старинных актах и договорах, а так же в комментариях к ним утверждалось, что Россия вовсе не была агрессором, а только возвращала свои исконные города и земли. Что это было – пропаганда? Сомневаюсь. Напечатана книга была на русском языке – значит, иностранцам не предназначалась. Скорее всего, это была инструкция для чиновников, готовивших мирный договор. Составителем книги значиться, три года как умерший, фельдмаршал Борис Петрович Шереметьев, но подозреваю, что без участия историографа Коллегии иностранных дел, здесь не обошлось.

Но времена менялись. 30 августа 1721 года в финском городе Ништад сенатор Яков Брюс подписал от имени России «Ништадский мир». Выигравшая войну Россия, засучив рукава, занималась своим устройством. Уходила авантюрная эпоха её истории, а вместе с ней менялись люди. На место блестящих авантюристов, вроде Матия Змаевича, образно говоря, плывших по воле проведения и своего желания, приходили отличные исполнители, наподобие Витуса Беринга, плывшие наперекор всякому проведению – туда, куда их пошлют.

Одним словом, нашим героям становилось в России тесновато. И тогда они затеяли игру мирового масштаба. В российских архивах сохранились упоминания об интереснейшей интриге, которую можно назвать «бокельским заговором». Суть её сводилась к следующему. Наши бокельци – Савва и Иван, пользуясь своими связями при испанском дворе и Папском престоле, решили убедить испанского Короля Филиппа V, женить своего сына и наследника на Елизавете Петровне, дочери Петра Великого. А Матия Змаевич, соответственно, должен был убедить Петра Великого. План был грандиозный и долгоиграющий, с тем прицелом, что после его смерти российский трон унаследует испанский принц. В связи с этим, в Россию должен был приехать папский легат, старший брат Матия Змаевича – Его Преосвященство Архиепископ Задарский, Винсент Змаевич. В случае удачи, политический вес всей этой троицы становился заоблачным. Оценили полет мысли? Чувствуете толстовскую школу? То-то, учитесь!

Правда, ничего не вышло. У Петра Великого были свои собственные планы относительно будущего России и своей дочери. Гнев был страшным, а наказание – молниеносным.

Картинка: Санкт-Петербург. Летний сад. Домик Петра. Разгневанный Император Всея Руси метает громы и молнии в своих авантюрных сподвижников. На всё это изумленно взирает пятнадцатилетняя красавица Елизавета Петровна. Сияет локон. Розовеет на просвет изогнутый мизинчик… Блики от молний играют на шахматном полу. Сцена в стиле Гая Ричи.

Сцена седьмая
Уроки поэтической географии

Но Пётр был велик даже в своей немилости. Он никого не лишил ни званий, ни голов. Понимая, что ребята просто засиделись на месте, он направил их, куда подальше, заниматься любимым делом: Змаевича – в Воронеж, строить галеры для будущей турецкой войны, а Крушалу и Владиславича – в Китай. С секретной миссией, разумеется.

Новое задание Петра состоял о в том, что наши герои должны были прибыть в Китай, всё там хорошенько разведать и подписать с китайскими властями договор об установлении границ, ещё неведомых – но уже спорных, а также наладить взаимную торговлю и проложить торговый путь из Санкт-Петербурга в Пекин. Савва Владиславич, за презентабельный вид, был назначен послом, а Иван Крушала – секретарем посольства.

Восьмого января 1725 года посольство двинулось в путь, а двадцать первого октября, следующего, 1726 года прибыло в Пекин.

Несмотря на то, что российское посольство было с большим почётом принято императором Поднебесной, переговоры с представителями Циньской империи начались очень тяжело. С октября 1726 по апрель 1727 года состоялось свыше тридцати конференций с китайскими уполномоченными и две аудиенции императора Инь Чжэна, не давшие ровным счётом ничего. Главным камнем преткновения был вопрос о границах. Циньская империя выдвигала претензии на заселенные российскими подданными территории, которые в действительности никогда в прошлом владениями Китая не являлись, а Россия отстаивала принцип: «каждое государство владеет тем, что у него есть» – настаивая на фиксации сложившегося положение вещей. Переговоры медленно, но верно, заходили в тупик. И вдруг, словно по мановению волшебной палочки, всё переменилось. Китай согласился на все условия России и двадцатого августа 1727 года на реке Буре был подписан «Буринский трактат о разграничении». А двадцать первого октября на его основании уполномоченные стороны составили новый договор, проект которого был направлен в Пекин на утверждение. Обмен текстами состоялся четырнадцатого июня 17 28 года на реке Кяхте, в связи с чем, он известен в истории как «Кяхтинский договор».

Этот договор, заложивший правовую основу взаимоотношений России и Китая, и действовавший вплоть до середины XIX века, зафиксировал границу между двумя странами по реке Аргунь. Дал российским купцам возможность вести свои дела с Китаем. Установил принципы беспошлинной трансграничной торговли и юридически оформил существование в Пекине Русской духовной миссии.

Как это могло произойти? Почему почти провалившаяся миссия завершилась полным, невероятным успехом? Просто, пока посол Савва Владиславич препирался с китайскими чиновниками, секретарь посольства занимался совсем другими вещами. Дело в том, что в начале XVIII века в Китае существовала весьма влиятельная миссия иезуитов. В Пекине и в прибрежных городах насчитывалось триста католических храмов. И хотя, в 1722 году иезуиты были изгнаны из Китая, их связи или точнее, агентура при императорском дворе, всё ещё пользовалась серьезным влиянием. Вот эту-то агентуру и решил подключить иезуит Крушала к решению возникшей проблемы. Какими методами убеждения он действовал – неизвестно, но результат превзошёл все ожидания. Конечно, это всего лить версия, и как полагается в таком, столь деликатном деле, как шпионаж, о делах Крушалы в Китае сохранились лишь намеки, да туманные напоминания. Но если с этой версией согласиться, тем более, что других всё равно нет, придётся признать, что наш аббат обладал таким влиянием в ордене, такими полномочиями, что агенты иезуитов беспрекословно помогли ему во всём. Даже в открытии в Пекине первой православной миссии.

Помимо всего прочего, Кяхтинский договор, также создавал Великий чайный путь, начинавшийся в городе Ухань, и дальше шедший по маршруту: Тяньмынь – Пекин – Урга (ныне Улан-Батор) – Иркутск – Красноярск – Новосибирск – Тобольск – Соликамск – Нижний Новгород – Ярославль – Владимир – Москва – Санкт-Петербург Смысл этой затеи заключался в том, что Россия фактически получала монополию на торговлю китайским чаем в Европе.

В двадцатые годы XVIII столетия Китай становился всё более и более закрытой страной. Циньский двор проводил политику самоизоляции, сворачивания торговых связей с другими странами, в первую очередь с Англией и Голландией. Понятно, что всё это сказалась на торговле чаем. До середины XIX века, когда англичане начали развивать чайное производство в индийских, и цейлонских колониях, чай закупался исключительно в Китае. Теперь, после подписания Кяхтинского договора, европейцам приходилось бы покупать чай в Санкт-Петербурге. Пожалуй, это было даже поважнее границ. Никогда, ни до, ни после, Россия не совершала столь выгодной торговой сделки.

Подписав договор, посольство отправилось домой, и к концу 1728 года уже прибыло в Санкт-Петербург. Интересно, что путь в одну сторону у него занял двадцать два месяца, а в другую – только четыре.

Вернувшись в столицу, Крушала узнал печальную весть о том, что ещё три года назад, ровно через месяц после того как они отправились в путь, восьмого февраля 1725 года умер Император Всероссийский Пётр Алексеевич.

Лишившись его железной воли, русский двор на шестнадцать лет погрузился в интриги, заговоры и безудержное веселье, перемежавшееся казнями и пытками неудачливых сановников. Семнадцатого мая 1727 года, не дожив, до сорока четырех лет, скончалась и его супруга – Императрица Екатерина I. В тот же день на трон был возведён одиннадцатилетний Пётр II, а «птенцы гнезда Петрова» схватились в смертельной схватке за власть. Таковыми по возвращении застал Крушала двор и его «злобу дня».

Докладывать об успехах было некому. Разве что «восковой персоне» – созданной скульптором Растрелли из воска и дерева, фигуре покойного императора.

Давшийся такой ценой договор был отправлен в архив, а торговый маршрут из Петербурга в Пекин, похоже, никого не волновал. Не видя возможности хоть кого-нибудь заинтересовать докладом о своей поездке, Иван Крушала, с изящной издёвкой, представил свой отчет в воде сонета:

 
Мой путь из Ингрии в Москву был льдом покрыт.
Владимир, Муром с Нижним и Окою,
Оставит с Волгою бездонной за спиною,
Где черемис-поганин в сердце яд таит.
 
 
Брегами Вятки и Перми в долину
Суровой Камы – рек солёных сбор,
Лесами темными среди Рифейских гор,
Снегами вечными, сквозь ужас и кручину.
 
 
Я, ног не замочив, Обь и Тобол прошёл.
Я видел Енисей, Сибири целину,
Барабинской пустыни ширину.
Красу Имайских гор. Тунгуску. Путь мой вёл
 
 
Вокруг Монголии
В Даурский бедный край,
Правей Кореи, я вступил в Китай.
 
 
Стена Великая
Где высится от века, —
Предел татарскому коварному набегу.
 

Несмотря на поэтическую форму, сонет отличается точной топографией и детально сообщает маршрут движения посольства. В путь из Санкт-Петербурга, расположенного в Ингрии (сейчас Ленинградская область) они отправились в рождественскую стужу. В те времена, не доверяя переменчивому российскому лету, путешествовать, предпочитали зимой, по твёрдому санному пути. Прибыв в Москву, посольство по владимирскому тракту, через Владимир и Муром, направилось в Нижний Новгород, где переправилось через Волгу. Там Крушала познакомился с черемисами или марийцами – финно-угорским народом, в то время отчаянно сопротивлявшемуся обращению в христианство. Репутация у черемисов была сомнительная. Ещё известный немецкий путешественник XVII века Адам Олеарий описывал их как вероломный, разбойничий и чародействующий народ. Поэтому, в выражении «в сердце яд таит» нет ничего опоэтизированного, так оно и было.

Далее, путь Крушалы лежал через Вятку и Пермь в Соликамск. А оттуда на северный Урал. В сонете говорится о Рифейских горах. Еще Аристотель считал, что на севере Скифии есть мощный горный кряж – Рифейские горы, откуда текут крупнейшие реки, предполагая, что это Кавказ. Крушала же так называет Урал. Перейдя горы где-то в районе Берёзово, экспедиция начинает спуск на юг, сплавом по Оби и Тоболу, а далее поворачивает на восток. Перейдя Барабинскую пустошь (западная часть Новосибирской области) и добравшись до Енисея где-то возле станицы Кривощёковской (ныне Новосибирск), они направляются в Красноярск, потом пройдя через Имайские горы (Западные Саяны) – в Иркутск. Потом, с юга обогнув Байкал, двигаются вокруг Монголии к Амуру и его притоку Тунгуске, и наконец, приходят в Даурский край (западное Приамурье), и где-то, возле ещё не построенного Уссурийска, вступают в Китай. Действительно, справа от Кореи и как раз напротив Великой китайской стены.

Внимательно прочитав сонет и проследив по нему путь Крушалы, невольно обращаешь внимание, что за исключением самого восточного отрезка от Иркутска до Уссурийска, он полностью совпадает с Великим чайным путем. Впрочем, поход «вокруг Монголии» тоже был оправдан – там шла большая война. Империя Цинь завершала покорение Джунгарского ханства и дорога была небезопасна. Кстати, домой посольство возвращалось уже через Монголию. В связи с этим совпадением становиться понятным, что же делало русское посольство в пути двадцать два месяца. Оно исследовало речные и сухопутные маршруты, выбирая наиболее удобный путь для будущих купеческих караванов.

Итак, каковы же результаты посольства Ивана Крушалы в Китай? То, что он подарил Российской Империи территорию равную четырем Франциям – это точно. Возможно, что именно он привёз оттуда чёрный чай, теперь именуемый в Европе – русским. Ну, ещё было бы хорошо (специально для Голливуда), чтобы Крушала привёз в Россию пельмени и матрёшки, но об этом история умалчивает. И конечно, он написал прекрасный сонет.

Картинка: Иван Крушала стоит на Великой китайской стене с матрёшкой, пельменями и китайским фонариком в руках. Под ним проходит миллионное китайское войско в красочных нарядах. Всюду реют разноцветные флаги. Камера летит над строго прямоугольными колоннами солдат, увеличивая и увеличивая скорость. Всё нереально, постерно красиво, совсем как в современном китайском кино.

Сцена восьмая
Далёкий путь домой

Справедливости ради, надо отметить, что, несмотря на отсутствия интереса к результатам посольства, Пётр II его участников всё же наградил. За старания, наверное. Он, вообще, любил награждать, даже не очень зная за что. Впрочем, отбирать награды он тоже любил. И хотя трудно сказать что-либо определённое о характере тринадцатилетнего мальчика-государя, но можно всё-же догадаться, что был он вспыльчив, решителен и жесток.

Награды действительно были царские. Савва Владиславич был удостоен графского титула и ордена Александра Невского.

Иван Крушала, так же был награжден этим орденом и произведён в действительные тайные советники – второй по значению чин в Табеле о рангах Российской империи.

Но большой радости ему это не доставило. Тучи над ним явно сгущались. В 1729 году был схвачен и сгинул в Соловецком монастыре восьмидесятилетний славнейший «отец русской дипломатии», граф Пётр Андреевич Толстой. За год до этого по доносу был предан суду и разжалован адмирал Матвей Христофорович Змаевич. Тайная канцелярия, как говориться, работала «на совесть». Другие же дела в Империи делались как-то странно. Саксонский посол так доносил о сложившейся ситуации:

«Всё в России в страшном расстройстве, царь не занимается делами и не думает заниматься; денег никому не платят, и Бог знает, до чего дойдут финансы; каждый ворует, сколько может. Все члены Верховного совета нездоровы и на Совет не собираются. Жалоб бездна; каждый делает то, что ему придёт на ум. Непостижимо, как такой обширный механизм может действовать без всякой помощи и усилий со стороны. Всякий стремится только свалить с себя тяжесть, никто не хочет принять на себя ни малейшей ответственности, все жмутся в сторонке. Огромный корабль, пущен наудачу; никто не думает о будущем; экипаж ждёт, кажется, первого урагана, чтобы поделить между собой добычу после кораблекрушения».

Тридцатого января 1730 года умер от оспы Пётр II, на престол взошла Анна Иоанновна. Стало совсем плохо. Петровский дух, ещё как-то до этого державшийся, искоренялся под корень. Одним словом, не дожидаясь пока за ним придёт сотрудник тайной канцелярии, Иван Крушала навсегда оставил русскую службу и отправился домой – в Пераст, где его ждала скромная должность аббата монастыря Святого Георгия. С собой из России он привёз две вещи, принадлежащие его другу Матия Змаевичу. Его крест и Андреевский флаг подаренный адмиралу Петром Великим.

Уходила петровская эпоха, уходили друзья и товарищи Крушалы. Бесследно исчез, как и полагается людям его профессии, Савва Владиславич. Был убит в Шлиссельбургской крепости впавший в немилость князь Дмитрий Голицын. В Астраханской станице Таврово умер Матия Змаевич – русский Адмирал и кавалер ордена Александра Невского, ни при жизни, ни после неё, так и не вернувшейся в свой Пераст. Прах адмирала нашёл себе приют в католическом соборе Святого Людовика в Москве.

Бывший Действительный тайный советник прожил на своём островке ещё пять лет. Что он делал в эти годы? Писал песни, которые до сих пор поют жители Пераста. Думал, вспоминал о своей бурной жизни, так отличающейся от его тихого бытия последних лет. Но как настоящий профессионал, никаких мемуаров не оставил.

Скончался Иван Крушала двадцать восьмого декабря 1735 года, – «от тоски», как было указано в церковной книге. Захоронили его в монастырской церкви. Было ему шестьдесят лет.

Вещи, как известно, долговечнее людей. Мы знаем, что Петровский Андреевский флаг храниться в городском музее Пераста, а крест Змаевича в дарохранительнице собора, а вот где покоиться Иван Крушала, мы не знаем. Надгробные плиты на церковном полу истерлись от времени и прочесть их невозможно. Благодаря этому наш аббат стал легендой, ещё одной сказкой петровского времени.

Вот такая сказка о чёрном мальчике: поэте, дипломате, шпионе, переводчике, Действительном тайном советнике великой державы и аббате крошечного монастыря. О человеке, верой и правдой служившем России и Петру Великому.

Картинка: Зимний дворец. Аббат Крушала, соблюдая все правила дворцового этикета, читает свой сонет. Камера медленно кружиться вокруг трона, и мы видим, что на нём сидит Восковая персона Петра Великого. Через окно видна замерзшая Нева. Кадр выдержан в чёрно-коричневых тонах. Съемка в стиле Тима Бартона.