Текст книги "Сделано в ССССР Роман с китайцем"

Автор книги: Дмитрий Бавильский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

(потому что ты жив), рядом с тобой должен лежать кто-то, излучая тепло и запахи, энергию покоя, успокоенности, храпеть, сопеть или, на худой конец, пукать. Та самая железная кнопка, возникшая вместо

Джулии Робертс, мышка, птичка, рыбка, собачка, змейка, обезьянка, или называй, как хочешь, только сопи, только спи со мною рядом, спи до дна!

32.

Психологи советуют одиночкам, выходя из квартиры, оставлять включенным свет в коридоре, громко говорящим радио. В Цюрихе недавно открыли супермаркет для холостых – маленькие порции, масса полуфабрикатов. На открытии собралась внушительная толпа, а в будние дни в этом магазине почти нет посетителей. Во-первых, очень уж это депрессивное занятие – посещать место, специально отведённое для неудачников (любой одиночка вам скажет, что расценивает своё состояние как поражение, лишь немногие воспринимают непримиримое одиночество как удобное уединение), во-вторых, ну кому хочется публично расписываться в собственной личностной несостоятельности?

Короче, есть мнение, что супермаркет прогорит. Или?

Из-за несостоявшегося обзвона знакомых и близящегося похода в ресторан, Гагарин не на шутку разволновался. Сердце бьётся. Травы не хоцца. В телевизоре – сплошная реклама по всем каналам. Очень своевременно вспоминает про суп на копчёных рёбрышках, начинает собираться на улицу. Только так отвлечься: потому что там люди.

Выходя из квартиры (заминка с ключами) замечает соседку, неопределенного возраста с неопределенной внешностью. В неопределенной (бесформенной) одежде. Живёт с внуком (?). Иногда

Гагарин слышит их голоса. На кухне. Соседка готовит еду. Внук (?) учит уроки. Хлюпкий такой, полупрозрачный мальчик. Лопоухий.

Вихрастый. Олег в детстве сам был таким. Ещё помнит (если глаза закрыть – видишь себя ребёнком. Как на фотографии). Иногда они молча здороваются. Иногда вместе едут в лифте. И тогда им неудобно.

Отводят глаза. Гагарин включает фары аварийного освещения и вжимается в угол.

Соседка работает в метро. Сидит возле эскалатора. В будке "справок не даём". Смотрит на пассажиропотоки. Люди сливаются для неё в месиво голов и тел. Должны сливаться. Гагарина она не узнаёт.

Сколько раз, спускаясь вниз, устремлял на неё орлиный взор. Думал встретиться глазами. Но нет. Смотрит мимо. Взгляд пустой.

Рассеянный. Как под травой (Олег мысленно ухмыляется). А вот в подъезде – узнаёт, за "своего", значит, держит.

33.

Неожиданно соседка устремляется к нему. На этот раз она одна.

Скомканно здоровается. Она вообще вся какая-то скомканная. И ниже ростом, если приглядеться. Гагарин удивляется вынужденной наблюдательности: когда в твоей собственной жизни ничего не происходит, любая, самая незначительная мелочь наделяется статусом

"событие". Когда жизнь неожиданно начинает проявлять избыточную активность, то многое, очень многое легко проходит мимо.

Проскальзывает, как на коньках.

Мысленно Олег ставит авто на ручник. Готовится выслушать. Тетка шмыгает носом. За день она отвыкает говорить с людьми. Вести себя по-человечески.

– Вот, вышла Эммочке гранат купить, – говорит соседка бесцветным голосом, Гагарин замирает в раздумье: не внук, но внучка?

Неужели ошибся? Наблюдательность подвела? Переспросить неловко. Олег почти уверен, что внук (?). Эммочка.

– Гранаты очень полезны для крови. – То ли назидательно, то ли вопросительно.

– Я не являюсь её психоаналитиком, – мысленно морщит лоб Гагарин, переставая возиться с ключом и поворачиваясь к соседке.

– Вы ведь, кажется, доктор? – В её голосе нет и тени сомнения.

– Откуда-то ведь знает, – мысленно удивляется Гагарин и молча кивает.

Соседка воспринимает его жест как одобрение. Снова шмыгает носом.

Словно готовится зареветь. И точно – большая слеза начинает двигаться возле её носа, оставляя блестящий след.

– Эммочку-то моего в больничку увезли, – соседка начинает завывать,

– заболел он, в обморок грохнулся. Говорят, малокровие. Говорят, это очень опасно…

Значит, все-таки внук. Эммочка.

– Эммочка? – Переспрашивает Гагарин, чтобы отвлечь тетку от нешуточной скорби.

– Эммочку зовут Эммануэль. Таково его полное имя.

Гагарин снова кивает. И начинает продвигаться в сторону лифта.

34.

Гранаты действительно помогают при заболеваниях крови. И есть их нужно с косточками. Так полезнее. Больше он ничего не может сказать.

Соседка семенит за ним. Она рассказывает, как Эммочке стало плохо.

Как его увезли. Как долго мучили с диагнозом. Он там, машет рукой

"справок не даём", в пятой городской. Олег облегчённо вздыхает: он работает в другой больнице. Что и объясняет соседке. Но та не слышит. Не хочет слышать. Нужна ли ей помощь? Возможно, ей просто следует выговориться.

– Но я не являюсь её психоаналитиком, – говорит себе Гагарин и до упора поднимает тонированные стёкла авто, а потом снимает машину с ручника.

Тетка застревает у лифта, а Олег Евгеньевич, несмотря на футбольные травмы, мчится вниз по узкой лестнице.

Уф.

– Вот вы какие, копчёные рёбрышки, – бормочет Олег под нос, доставая зажигалку. Ему так законопатили мозги гранатами и Эммануэлем, что на время он забыл про Бьорк, про вип-ресторан, про навалившиеся на него приятные хлопоты.

Что ж, действительно, отвлёкся. Как и хотел. Так что зря Гагарин делает вид, что соседка его "достала". Всё ведь правильно. Всё ведь так и должно идти.

По чётко намеченному плану.

Часть вторая

Новый день

Олигарх не приходит в себя которые сутки. Он продолжает плыть по реке безвременья и бесчувствия, оставаясь внутри себя в полном одиночестве. А то набежит толпа воспоминаний не протолкнуться. А то вообразит себя на финале чемпионата мира по футболу, а то – победоносно летящим под белым парусом. Олигарх и слышит и не слышит голоса, звучащие рядом, беззвучно отдаёт приказания верному своему ординарцу Гоше "найти и обезвредить". Кого? Зачем? И отчего же нужно спасать хозяина, Гоша не знает, но обязательно найдёт, обезвредит и спасёт, раз уж нужно, молча кивает хозяину, Олигарх довольно улыбается: этот не подведёт…

Глава пятая

День анестезиолога

35.

Во сне у Гагарина болит верхушка левого лёгкого, сквозь сон чувствует её зудящее присутствие, мозг думает: хорошо бы сократить количество выкуренных сигарет (квартира провоняла холостяцким запахом), но, проснувшись, первым делом бежит затянуться.

Сидя на унитазе, Олег раскрывает новую пачку лёгкого "Парламента", вытаскивает из пачки кусок глянца с правилами рекламного розыгрыша.

На стеклянной полочке уже лежит несколько таких листовок. А ещё несколько он уже отправил по указанному на карточке адресу. Гагарин всегда участвует в таких акциях, у него, например, есть одноразовый фотоаппарат и изящная кофейная чашка. Пустяк, а приятно.

Гагарин с наслаждением затягивается. Наступил, можно сказать, красный день календаря – праздник анестезиолога (18). Много лет назад 16 октября n-ского года впервые был дан наркоз, хороший повод для корпоративной пьянки. Тем более, что Гагарин неожиданно понимает: он боится идти в навороченный ресторан, боится не соответствовать обстановке богатого и расслабленного заведения.

В течение рабочего дня, пока ассистировал на плановых операциях, напряжённо думал с кем пойти. В перерыве между обходом и процедурами, сделал ещё пару звонков. Пусто. Глухо. Глупо как-то: пойти не с кем. Понятно, что случай, но очень уж символический.

Можно сказать, закономерный. Скоро сорок, а ни котёнка, ни кутёнка.

Может, и правда собаку завести. Но с ней же гулять нужно. А кто будет оставаться с псом во время его дежурств?

С одеждой, вроде, решил. Что-нибудь неброское, небрежное.

Общеупотребимое. В конце концов, про фрак и бабочку в приглашении ничего не сказано. А может вообще не идти? Подумал, и гора с плеч, сразу позвоночнику легче. Растянулся в кресле, вытянул натруженные ноги… А тут народ стал в ординаторской собираться: праздник как-никак. Гагарин никогда не принимает участие в организационной возне, сидит молча, улыбается. Он же всегда в стороне. Он же всегда где-то сбоку. Судьба у него такая.

18

Реанимация, наиболее рисковое и трудное дело, никогда не пребывает при деньгах, очень сложно образовать финансовые излишки при экстренных и незапланированных случаях. Да и смертельные исходы слишком часты, никакого рыночного механизму, как ни крути, не включается. Реаниматологи, анестезиологи… Странный, вообще-то, выбор. Понятно, что когда идут на стоматологию, то подразумевают большие деньги, патологоанатомами устраиваются те, кому охота пуще неволи, но вот кто идёт в реаниматологи? Никакой логики, кроме азарта и страсти до предела усложнять, уплотнять себе жизнь.

На профессиональное самоопределение Олега Гагарина повлияла пасхальная история, свидетелем которой он оказался в глубоком детстве. Ему было тогда лет пять, самое начало человеческой сознательности. Гагарин вспоминает народное гулянье на ослепительно белом снегу, чистый Кустодиев – с румяным сибирским народом, лавками-палатями, недорогими угощениями. Он идёт по склону пологого холма вместе с родителями (отец ещё жив, трезв), снег блестит как в мультике, вдруг впереди какое-то смещение, уплотнение психической энергии: лошадь, обряженная разноцветными лентами, лягнула мужичка, ровно в голову, разбила череп. Распластанный тулупчик. Мятый снег.

Неестественно плотная кровь. Смешиваясь со снегом, кровь пахнет.

Олег стоит заворожённый, потом, отстав от родителей, оказывается в ближайшем травмпункте, где пострадавшему оказывают первую помощь – рана излишне подробна,, череп раздроблен на мелкие осколки, острые края которых впиваются в доли головного мозга – вон он, неестественно бледного цвета, его тоже видно. Потом, во второй серии про каннибала Лектора, Гагарин увидит нечто подобное и смутится, словно бы на сеансе психоанализа врач задел причину его детской травмы, мимолётное ощущение, но весьма сильное.

Помощь пострадавшему оказывал молодой врач, рыжий, в роговых очках… Недавний студент, скорее всего. Еврейчик, роскошные кудри, умный взгляд. Столовой алюминиевой ложкой (ничего больше нет под рукой, изба пуста и неуютна) он осторожно выуживает обломки черепа из студенистой массы. Высовывая язык от напряжения (ответственность понимает). Как можно меньше задеть мозг.

– Интересно, какие задетые осколками центры пришлось убрать, за что они отвечают? Как ты думаешь? – обращается врач к оцепеневшему

Олежке, который во все глаза наблюдает за операцией, забывая даже смаргивать. Сглатывать.

36.

Кто-то принёс водку, кто-то копчёное мясо. Голубоглазый блондин Гена

Денисенко пришёл с парой бутылок красного вина. Сделайте нам красиво. Медсестры нарезают закуску. Запах еды вытесняет прочие запахи – больницы, усталости… Долго ищут штопор. Его опять кто-то унёс, спёр. Сначала пробку пытаются расковырять, да только раскрошили стеклянные края. Умудрились же. Олег бы сделал всё иначе, ловко, аккуратно. Сделал бы, но не стал. Не царское это дело. Теперь

Гагарин наблюдает, как Денисенко с меланхоличным видом возится с плотной пробкой. Открывание вина – некрасивый, мужской спорт.

Денисенко пытается пробить пробку внутрь. Изящно не выходит. Нож слишком толстый, вилка гнётся, поднесли ножницы. Геннадий Юрьевич – опытный хирург, должен справиться. Гена и старается, пыхтит, напрягает весь свой двухметровый рост. Морщит лоб. Внешность у

Денисенко как у генерала вермахта, строгий взгляд, густые брови вразлёт, мощный, лепной подбородок с обязательной для Терминатора ямочкой, и душа – тонкая, уступчивая. Отчаянно детская… Пару раз они работали в паре и Олега удивлял этот поразительный контраст между формой человека и его содержанием.

Вот и с вином Денисенко возится, потому что хочет сделать всем хорошо. Красиво. Чтобы все были рады. Давит на ножницы богатырским торсом, наконец, пробка не выдерживает, проскальзывает внутрь.

Денисенко не успевает убрать пальцы, ранится, вино выплескивается и смешивается с кровью. Гена багровеет. Медсестра участливо протягивает флакон с йодом.

– Не сильно поранились, Геннадий Юрьевич?

Но Геннадий Юрьевич думает явно о чём-то ином. Заворожённо смотрит на палец, с которого капает кровь, не торопится взять склянку с йодом. Кто-то из коллег хлопает его по плечу, выводя из ступора.

– Парень, какие проблемы?

Денисенко медленно обводит всех взглядом. Потом берёт протянутую ему склянку. Вместе с открытой бутылкой выходит. Гагарин мнёт на узких губах своих слово приветствия или утешения, протягивает к бутылке руку (он ведь настроился вино пить, перед рестораном-то), мол, всё нормально, ничего страшного, давай-давай, мы не брезгливые, крошки сдунем и порядок. Но Гена шарахается от него как от чумного, выходит.

Странная сцена. Гагарин пожимает плечами. Что ж, придётся пить водку.

37.

После третьей рюмки напряжение окончательно отпускает. Теперь

Гагарину всё равно, как идти в ресторан. И с кем. И в какой одежде.

Нынче в моде стиль "честная бедность". Гагарин проводит рукой по седой чёлке. Гагарин смотрит на себя в зеркало, подмигивает себе.

Мол, ничего, макак, повоюем. Прорвёмся. No pasaran!

После четвёртой Олегу надоедает брататься с коллегами, включает тормоз и начинает тихо собираться. Веселье гудит и не замечает его маневров. Вдруг к нему подбегает разгорячённая медсестра Анечка Л., мол, Олег Евгеньевич, куда ж вы так рано, всё ещё только начинается.

Анечка симпатизирует Гагарину, постоянно делает знаки внимания.

Особенно невыносимо, когда их дежурства совпадают. Происходит это часто, и Олег подозревает, что Анечка специально просит поставить её в пару к доктору Гагарину. Но она категорически не нравится Олегу.

Она глупа и бесцеремонна, считает он. Но виду не подаёт: отношения в коллективе – материя тонкая, важная. Мало ли что…

Гагарин молча отмахивается от Анечки, мол, идите, Анечка, идите, и не мешайте. Хотя проскакивает хмельная залётная мысль взять её с собой в ресторан. Тем более что Анечка начинает плести светские разговоры.

– Ну, как там ваш олигарх больной? – Это про одного поступившего на днях пациента, которого Гагарин ведёт.

Говорят, немеренно богат. Хотя как узнать? Олигарх не приходит в сознание, а то, что ему выделили особую палату и платят по тройному тарифу за любую мелочь… Так этим никого не удивишь. У людей теперь есть деньги. Появились. И они умеют, научились их тратить.

– Спит. Накачали снотворным. Рана не смертельная, – коротко отрезает

Олег и отворачивается.

Но Анечка продолжает наседать. Тактичность ей не свойственна.

– Вы знаете, Олег Евгеньевич, он так на вас похож, так похож, я, когда сначала, в первый раз попала в палату, думала, что это вы…

Даже испугалась.

– А что пугаться-то? – Гагарин ежится. – Все мы под богом ходим…

38.

– Ну я подумала, Олег Евгеньевич, что же могло с вами произойти, ведь мы ещё на прошлой неделе дежурили вместе…

– Много думаете, Анна Петровна. – Приятно хоть немного побыть не месте олигарха. Хотя и раненного. Олегу снова приходит мысль взять её в ресторан.

Но он ставит эту мысль на ручник и включает фары ближнего освещения.

Чтобы невзначай не выдать ход своих рассуждений. Он начинает представлять Анечку в декорациях фешенебельного заведения и понимает, что она, со своей восторженностью и громким голосам там не проканает. Слушать весь вечер сплетни про врачей, которые он давно уже знает? Да и что потом… после… девушка захочет продолжения банкета. Вести к себе. Ужас какой. Ехать к ней? Ужас-ужас. Гагарин начинает собрать вещи в два раза быстрее и пулей, выскакивает в коридор, где неяркое освещение и больные спят в кроватях, недвижные, похожие на живые трупы.

Никому не нужен. Улица встречает холодным ветром. Летят листья. Днём это красиво, а сейчас… Скорее в тепло. Опьянение отпускает, но возвращается в вагоне метро. Гагарин замечает, что поёт. Когда поезд набирает ход и начинает греметь, Олег пропевает фразы из песенки

Бьорк, что успели въесться в печень памяти. Точнее, мычит, но мычит весьма выразительно. Так ему кажется. Когда вагон останавливается,

Гагарин прячет песню внутрь. Когда поезд трогается, он возобновляет мычание. Его никто не слышит: Гагарин мычит очень аккуратно. "Я дерево плодоносящее сердцами… одно, на все забранные тобой…" (19)

19.

Иногда поезд тормозят посреди тоннеля: сбой графика, нужно пропустить встречный или какая-то внештатная ситуация (утром по радио передадут новость об отчаявшемся, бросившемся под электричку на станции метро «Энский проспект»). Пассажиры начинают волноваться, чувствовать неуют, ёжиться, никак внешне не показывая, что остановка в пути вызывает у них приступы беспокойства, а то даже и панические настроения. Мало ли что – очередной теракт, несчастный случай и т.д и т.п., фантазия-то у всех богатая…

Гагарин давно заметил странное свойство метрополитена – ты можешь чувствовать спокойствие только тогда, когда вагон движется. Даже если поезд долго стоит на остановке с открытыми дверями (можно в любой момент выйти, успеть выскочить), к горлу подкатывает тусклая, тухлая тоска, желание и ожидание движения, которое скрадывает неровность чувств. Движение – всё, Гагарин это чётко понял и осознал, неважно куда вы движетесь, важно, чтобы вагон плавно раскачивался и скрипел на поворотах. Тогда кажется, что жизнь идёт правильным путём, что всё рано или поздно стабилизируется.

39.

Ну, и пусть никого нет, пойду один, в конце концов, и себя тоже нужно время от времени радовать… Дома Гагарин меняет носки и ещё раз прикладывается к бутылке. У него есть стильная фляжка, подаренная состоятельным пациентом, в неё сливаются остатки коньяка.

Чёрные туфли со шнурками (классика!) блестят как новенькие – у Олега есть особенная страсть чистить обувь, все его пары сверкают, как новенькие автомобили. В кармане куртки он носит специальную фланелевую тряпочку – ты можешь быть небрит, помят, круги под глазами, но обувь, но часы…

Часы – вторая страсть Гагарина, так уж повелось. Многого позволить не может, однако и те, что есть (снова подарок), отличаются стильным дизайном. Прямоугольник с золотым корпусом. Олег считает, что выглядят они убойно. Так оно и есть. Он всё время смотрит на них, как если боится куда-то опоздать. Опаздывать некуда. Его никто не ждёт. Это превратилось в игру. В нервный тик. Каждый свой шаг сверять. Сверяет.

На улице мгла, в ресторане рассеянный свет. Приятный полумрак.

Сжавшись, пружиной, Гагарин проходит кордоны, занимает угловой столик в нише. Ему зажигают свечу. Приносят меню. Пепельницу. Глаза привыкают. Тело оттаивает. Олег закуривает. Приносят аперитив.

Горячая волна, ага. Пьяный кураж снова подхватывает. Гагарин закидывает ногу на ногу. По-американски. Ему хорошо. Проводит ладонью по жёстким, седым вихрам. Раньше времени состарившийся мальчишка.

40.

Приносят салат. Большая белая тарелка, посредине смесь непонятного происхождения. Гагарин берёт вилку и нож. Когда-то он хотел научиться есть китайскими палочками. Востоком увлекался. Хотел в

Китай уехать. Или в Корею. Южную. Сейчас вспомнил: полумрак в стиле шанхайских кофеен. Курители опиума.

Грёзы уносят Гагарина в экзотический мир. На нём пробковый шлем. Он сидит вечером в номере отеля, пьёт виски и скучает по родине. Мимо рикши катят толстых узкоглазых мужичков, похожих на мешки с рисом.

Гагарин смугл, он устал. Он любит Восток, он знает: где-то там, за горизонтом сознания, есть промозглая страна белого, как варёный рис, снега. Крупного. Зернистого. И какая-то девочка в платье из мягких шелков с искривлённым позвоночником, ручной дракон с шарнирной походкой… Подходит к нему, смотрит непонятными глазами: что у неё на уме? Гагарин закуривает вторую.

Сердце, забранное тобой… Дерево, увешанное сердцами. Люди придумали любовь. Никого не нужно. Никого не нужно. Никого не нужно… Вышколенный официант приносит бутылку вина, предлагает отведать. Олег отвергает розовое и требует красное. Бордо. Хорошее вино должно быть ординарным. Ему хорошо. Незримая кореянка в ханбоке склоняется перед ним в поклоне. Тихо, без мыслей.

Она шепчет ему на ухо, от неё пахнет собачкой. Он представляет её аккуратно подстриженный лобок. Стриженный затылок, когда входит сзади. У неё смуглая и нежная кожа. Персик, ну, да. Европейки не такие… (20).

20.

Однажды Гагарин удивил жену, сказав, что в прошлой жизни, скорее всего, родился фермером в Алабаме. Ирина тогда задумалась – вот откуда странная нездешность мужа. Её мучило его постоянное отсутствие, вроде бы здесь, тут, рядом, а не слышит, глаз стеклянный, немигающий. Нос ещё больше заостряется, уши двигаются в странном напряжении, точно по ним бегают электроразряды колючих мыслей. Напряжённо думает, но о чём? А он, оказывается, в Алабаме прошлого века проживает. Сначала подозревала измену. Но сколько ни пыталась найти в жизни мужа следы чужого женского присутствия, так и не находила. Запахи, волосы… Да и приходит вроде вовремя. Только в кровати тут же отворачивается к стене и начинает храпеть. Говорит, что устал: дела, дежурства… кандидатскую начал писать. Может, он о кандидатской думает? Заглянула в файл, там пусто. Алабама, Алабама, штатик маленький такой…

А Гагарин уже давно видит сон про гористые места, покрытые разноцветными деревьями, про горные реки и голые степи, растянутые до самого горизонта. Ведь про фермерство в Америке Олег брякнул просто так. Не задумываясь. Безответственно. На самом деле, он уже давно и безнадёжно бредит востоком. Непонятной, непостижимой землей, устроенной по законам гармонии, внутренней и внешней. Очевидно же, что Азия возникала в его сознании как место, где можно спрятаться.

Там хорошо, где нас нет. А там, где мы, – всё хуже, всё хуже и хуже, жизнь усложняется на глазах, жизнь становится невыносима. Поневоле сбежишь. "И вот мне приснилось, что сердце моё не болит – оно колокольчик фарфоровый в желтом Китае…"

Гагарин скрывает, что недоволен этой жизнью, что она ему не нравится, что ему важно существовать как-то иначе. В своём бесконечном сне он сидит на берегу горного озера, снятого в фильме

Ким Ки Дука (дальная пагода в стороне), и сливается с природой так, что перестаёт ощущать границы собственного тела. Он буддистский монах, знающий тайну смерти. Он сельский лекарь, спасающий обездоленных от лихорадки. Он растение, вцепившееся корнями в мозолистую землю.

…А храпел Олег Евгеньевич действительно знатно. Целый румынский оркестр! Уснуть рядом невозможно. Ирина вначале их семейной жизни и не спала. Тихо лежала рядом, подпирая мужу бок, слушала, смотрела как Гагарин спит. Во сне Олег казался ей страшным: глаза, главное достоинство его, были закрытыми, казалось, что совсем другой (чужой) человек. Тем более что Олег выпячивал челюсть как покойник, выставляя неправильный прикус. Верхней губы у него почти не было

("из вредности доедаешь", говорила ему Ира, когда сердилась), во сне она совсем исчезала. А из носа вылезали тараканьи усищи.

Терпеть такое постоянное издевательство можно только по любви. Вот она его и полюбила, не сразу, через пару месяцев после свадьбы, но сдалась этому победному храпу. И снова не спала ночью, теперь уже по иной причине – истекая от желания, прикасаясь лобком к спящей мужниной плоти, из-за чего Гагарин вздрагивал, замолкал на некоторое время, а потом нервно переворачивался на другой бок. Не часто, но

Олег просыпался, смотрел на неё прищурившись, бормотал что-то типа

"достала смотреть, спать давай" и снова отворачивался к стене.

Разве, Ирина, ты не знаешь, что смотреть на спящих нельзя, запрет вышел.

41.

И вот мне приснилось, что сердце моё не болит… Гагарин задумчиво глотает вино. Держит бокал на весу. На пузатой стенке бокала отражается свечка. Олег медитирует. Ему кажется, что вокруг – лаковые миниатюры, что вино – это ветер, налетевший с океана. Олег слышит шевеление водорослей. Перемещение водных масс. Всю эту солёную толщу. Олег видит, как скрипят песчинки. Как солнце перемещается над тёмной водой, не оставляя следов. Олег чувствует музыку, монотонную, как стремление волн стереть друг друга. Океан распространяется у него внутри, начинает плескаться в руках, стремиться к кончикам пальцев. Океан плещется у него в венах, течёт на юг, к ногам. Тут Гагарин осознает, что нога, закинутая по-американски, затекла, пытается поставить её на пол, но не получается. Приходится помогать руками (в которых плещется океан).

Он любуется новыми носками – чёрными с тремя белыми полосками на боку. Нога, словно деревянная, падает на пол. Ему становится смешно.

Дико смешно. Однако он лишь выдавливает многозначительную улыбку, соответствующую пафосу заведения. Хорошо, черт побери, после трудного дня трудового, выпить бутылку другую ординарного вина. Да под хорошую закуску… Гагарину никто не нужен. Ему сейчас и одному хорошо. Хорошо ведь, да?

– Слышишь, – обращается Гагарин к своему отражению в бокале, и грозно выпячивает нижнюю челюсть, – мне хорошо без тебя, Олег

Евгеньевич, ты понял?