Текст книги "Гавань Семи Ветров"

Автор книги: Дмитрий Воронин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 33 страниц)

Мужик немного позеленел и судорожно сглотнул – видимо, у него были иные представления о процессе торговли. Он почесал затылок, шумно рыгнул, затем несколько неуверенно протянул:

– Эта… ну, хороших скакунов в деревне почитай что и нет… Эй, малой, приведи сюда Шалуна…

Мальчишка, тот, что поменьше, метнулся к конюшне, чуть не спотыкаясь на бегу. Видать, в этом доме хозяин (или папаша) был скор на расправу и приучил всех исполнять свои приказы бегом и прыжками. Спустя буквально несколько мгновений он появился снова, таща за собой здоровенную тварь. Даже по сравнению со своими вечно меланхоличными собратьями скакун выглядел воплощением неземной скорби. Его печальные глаза обежали присутствующих, и, удостоверившись, что ничего хорошего от этих людей ждать не приходится, он отвернулся.

– Дык это, господа хорошие, извольте видеть, скакун самолучший…

– Врет, – задумчиво сообщила Таяна, глядя, как пламенный шарик изменил цвет с золотистого на ослепительно синий. Потом подумала и добавила: – Бессовестно врет.

Мысленно Жаров ей зааплодировал. Был ли этот шарик своего рода магическим детектором лжи, или Тэй просто валяла дурака, но цель была достигнута – волосы на голове мужика явственно зашевелились, а на лбу, несмотря на довольно прохладную погоду, выступили капельки пота. Коновал затравленно посмотрел на госпожу волшебницу и заорал на парнишку:

– Ты кого привел, балбес?! Я ж тебе сказал – Крепыша веди, а ты что, шутить со мной удумал? Вот я тебе… а ну бегом!

Парень в одно мгновение сделался в полтора раза меньше ростом и снова умчался в конюшню. На этот раз его не было несколько дольше.

А этот скакун и в самом деле стоил того, чтобы на него посмотреть. Огромный – такой снесет и латника, он был не просто силен – от него прямо веяло мощью. И породой… то, что сей скакун был очень хороших кровей, бросалось в глаза даже полному дилетанту. И манера поведения его была другой – он стоял, гордо и спокойно подняв голову, и разглядывал потенциальных новых хозяев явно оценивающе.

– Обшибся сынишка-то, – бурчал тем временем коновал, – вы уж не серчайте на него, господа, малой, что взять-то с него? А скакун-то знатный, вы уж не пожалеете, как есть говорю.

Признаться, Денис не был знатоком в вопросе выбора скакунов – по большому счету, он вообще разбирался в этом вопросе на уровне от «ах, какая прелесть» до «что ж за уродец». Ему только оставалось надеяться на то, что Тэй, будучи уроженкой этого мира и дамой благородной крови, все-таки получила достаточно разностороннее образование… хотя он и не имел ни малейшего представления, входит ли в это образование умение оценивать достоинства чешуйчатых тварей с когтистыми лапами и очень впечатляющими зубами.

Он бросил короткий, полный мольбы о помощи взгляд на свою подругу. Таяна кивнула – чуть заметно, это движение можно было понять, только ожидая его. Денис мысленно улыбнулся – с этой девушкой и в самом деле было легко, они понимали друг друга с полуслова.

– Ну, не знаю… – протянул он лениво, с явным сомнением в голосе, – он, видать, больше к пахоте приучен, ну да ладно, может, и сойдет. На какое-то время. А что, ничего лучшего у тебя нет? Может, кто еще в селе скакунами торгует? Или ты думаешь, что я, барон ди’Флур, сяду на животину, что еще вчера плуг тянула? Да меня даже тарги засмеют.

– Да помилуйте, барон! – взвыл коновал, явно делая попытку рухнуть на колени перед благородным господином. – Да разве ж можно! Скакун-то самолучший, рыцарских кровей, да сдохнуть мне, ежели вру! Да вы ж сами-то гляньте, господин барон, гляньте! Стать-то какая, да разве ж у простого скакуна такая стать бывает! Истинно говорю, ваша светлость, истинно!

Жаров снова обошел вокруг скакуна, отметив краем глаза, что огненный шарик в ладони Таяны продолжает оставаться золотым.

– Ну и сколько ты хочешь за эту клячу?

– Пять… наддать золотых, господин барон!

Разбрызгивающий искры шар в руке волшебницы вырос в размерах вдвое и полыхнул во все стороны голубыми отблесками так, что на мгновение лица присутствующих стали напоминать утопленников. Коновал даже сразу сжался, поняв, что рискует шкурой… В довершение ко всему Тэй приклеила на лицо выражение типа «а можно я сделаю ему больно?». Картина была столь натуральной, что мужик позеленел еще больше, его сынок поспешил спрятаться за хлипкую дверь конюшни, а Дьен с удивлением подумал о том, что он, похоже, недостаточно хорошо знает свою подругу.

– Это е-ессли вы возьмете ддвух, ггоспода… – пролепетал мужик. – А за этого… ну уж меньше десяти никак, детей же кормить… пятеро их у меня…

Таяна пожала плечами. То ли процесс торга ей надоел, то ли за такого скакуна названная цена и в самом деле была приемлемой. Жаров достал кошель и неторопливо отсчитал в потную, дрожащую руку мужика десять золотых монет. Тот, молниеносно спрятав деньги, тут же исчез в своем домишке, глухо брякнув массивным засовом. Жаров только усмехнулся – как же успокоительно действует на людей запертая дверь… ведь не то что даже боевой маг – просто любой крепкий мужчина высадит эту дверь в два счета. И коновал это, безусловно, понимает… а поди ж ты, закрылся и чувствует себя в безопасности. А может, и не чувствует, может, залез в подвал и дрожит теперь там, как лист осиновый, как бы госпожа волшебница не передумала да не осерчала. А с них, волшебников, станется и дом по бревнышкам раскатать.

– Чего он так шустро сбежал?

– Скакун скорее всего краденый, – хмыкнула Таяна. – Он и в самом деле стоит этих денег, но такому зверю неоткуда взяться в этой глухомани.

– Допустим, и что?

– Ну… мы могли бы просто забрать скакуна, не заплатив ему даже медной монеты. И он бы не посмел жаловаться на произвол, потому что тогда ему пришлось бы объяснять, откуда у него появился этот красавец.

– Подумаешь проблема! – пренебрежительно фыркнул Денис. – Скажет, нашел, мол. В лесу… и все дела.

– Не так все просто. – Тэй потрепала скакуна по бронированной шее. Неясно, почувствовал ли он ласку сквозь чешую, но доброе отношение заметил. – Его Величество очень следит за соблюдением собственных законов. Имперские следователи могут сквозь пальцы смотреть на мелкие кражи, но похищение боевого скакуна у благородного господина не может пройти незамеченным. А насчет нашел… да кто ж в это поверит?

– И что ему грозило бы, если он и в самом деле спер животину у какого-нибудь подвыпившего рыцаря?

– Петля, – коротко ответила Таяна чуть повышенным тоном.

За запертой дверью раздался короткий всхлип. Коновал, видимо, подслушивал, о чем болтают благородные господа да почему не торопятся покинуть его двор. Денис подумал, что, продлись этот разговор еще немного, коновал, пожалуй, сам вынесет господам обратно их деньги, да еще и приплатит, если господа пообещают убраться восвояси…

Но издеваться над мужиком не хотелось. Тем более что его хозяйство и в самом деле не производило впечатления богатого, а детишек кормить надо. Да и «синие жилеты», императорские сборщики налогов, не слишком лояльно относились к неплательщикам.

– Ладно, – махнул он рукой. – Поехали, что ли? Дорога дальняя…

Позади остались три недели пути. Три недели, на протяжении которых ничего толком не произошло. Никто не пытался проникнуть ночью в комнаты гостиниц, где они останавливались по дороге, банды разбойников не поджидали в придорожных кустах. Кухарки не клали в пищу яд, и даже дикие тарги, казалось, предпочитали охотиться в других местах. И лавины больше не сыпались на голову, а заодно не маячили у обочины девочки, погибшие три года назад под рухнувшей снежной массой.

На фоне этой благодати мозоли на заднице, ночлег под открытым небом и прочие неудобства казались просто мелочью. Последнее обжитое место миновали дней десять назад, никто не желал селиться близко от Гавани. Место это считалось не просто недобрым – опасным, несущим зло. Тому были причины, в свое время Оракул рассказывал Денису и Таяне, что жители Гавани иногда попадают в этот мир. Чудовища, искореженные пространством «вне закона», они способны были напугать кого угодно – и пугали. Да и не в них одних было дело – ведь Дерек говорил, что каждое открытие портала в иной мир, пусть даже на мгновение, впускало сюда капельку чужого пространства, опасного, непредсказуемого. И если у коровы рождался покрытый чешуей или перьями теленок, оскаливающий клыки или облизывающийся раздвоенным змеиным языком, к этому относились относительно нормально – просто отправляли исчадие зла на костер вместе с его мамашей… Но никому не хотелось, чтобы его ребенок под влиянием этого проклятого места родился уродом.

Они стояли на пригорке, рассматривая руины некогда большого портового города. Гавань Семи Ветров стояла на берегу бухты, спокойная вода была подернута чуть заметной отсюда, издалека, рябью. Некогда величественные храмы были полуразрушены, зияя черными дырами провалившихся внутрь куполов, стена, опоясывавшая город, местами развалилась грудами щебня – а местами еще стояла. За ней кое-где возвышались шпили башен, местами целые, местами – порядком битые безжалостным временем.

Денис тронул поводья, и скакун, шлепая по камням когтистыми лапами, неторопливо направился вниз, туда, где виднелся особенно большой провал в стене. Ворота в Гавань Семи Ветров.

Глава 8
ХРАМ ВЕТРА

И собрал Император Талас своих рыцарей, и повелел им очистить сию землю от скверны. Преклонил перед Императором колено барон Данс де Лаган и сказал: «Мы не будем знать отдыха, пока не исполним повеление ваше, сир!» И с тем покинул дворец и направился вместе со спутниками своими, коих числом было тридцать и три, по дороге в проклятое место, Гаванью именуемое, дабы исполнить волю сюзерена и обратить в прах тварей ужасных, кои несли землям имперским разор и смерть. А были среди этих тридцати и трех спутников рыцари могучие, что снискали славу во многих походах и славных поединках. И был там благородный герцог Дилгейм кар’Денец, чей щит украшали скрещенные топоры, гордый герб рода кар’Денец, и его оруженосец Льюк Биррен, который храбростью своею и силою меча заслужил рыцарство в битве при Ундерберге. И еще был там благородный граф Удрунт ли’Шенк, а с ним шестеро рыцарей.

И предстала перед их взорами проклятая Гавань. И сказал благородный герцог Дилгейм кар’Денец: «Следует нам устроить здесь ночлег, ибо кони наши устали, а завтра поутру послужат мечи наши славе Императора Таласа». А барон Линтар де Брей что был в баронство возведен лишь год тому, сказал: «Неправильно такое решение, ибо твари, здесь обитающие, истинно знают о прибытии нашем и время иметь будут, дабы подготовиться к битве». На что ответил благородный герцог Дилгейм кар’Денец: «Ежели отдых не потребен барону, так и стоять ему первую стражу». И ответил ему барон Линтар де Брей: «Да будет так». А Льюк Биррен насмехался над бароном и упрекал его в трусости. И в иное время вызвал бы барон Линтар де Брей наглеца на поединок до крови или до смерти, но самого Императора Таласа указанием запрещены были поединки, покуда не освобождена будет земля от зла, что несет в себе проклятая Гавань.

И расположились благородные лорды и рыцари лагерем, а для благородного герцога Дилгейма кар’Денеца разбит был шатер, что захвачен им был в битве при Ундербергеу самого лидийского тана, коий командовал лидийскими войсками у стен той крепости. А Линтар де Брей и с ним еще трое рыцарей стали дозором вокруг лагеря, дабы не сумел враг незаметно подкрасться и подлый удар нанести. И спустя половину стражи услышали воины звук трубы барона, а затем голос его: «Вставайте, благородные воины, и беритесь за оружие, ибо враг наш уже подле нас».

И облачились рыцари и благородные лорды в доспехи, ибо враг был рядом. Но не спешил враг нападать – ибо знал, что сила его не сравнится с силой славных воинов Империи. Хоть и не простое чудовище приблизилось к лагерю, но демон драконоподобный, а с ним еще трижды по три малых демонов, меж которых не было и двух одинаковых. И возжелал тот демон говорить с командиром сего отряда рыцарей, и выехал вперед благородный герцог Дилгейм кар’Денец на скакуне своем, Бурей именуемом. И спросило его чудовище на языке понятном, для чего рыцари явились сюда, и ответил благородный герцог Дилгейм кар’Денец: «Дабы изничтожить тебя, демон».

Долго пытался демон обмануть рыцарей, говоря о миролюбии своем и укоряя их, что пришли они незваными и непрошеными. Но не стал слушать лживые слова демона благородный герцог Дилгейм кар’Денец, а взял копье свое, что подал ему оруженосец его Льюк Биррен, и напал на дракона. Но крепка оказалась чешуя того демона, и разлетелось в щепки копье, а сам благородный герцог Дилгейм кар’Денец выбит был из седла. И рыцари напали на демонов вслед за командиром своим, и в сече той поверг барон Линтар де Брей одного из демонов, что обличьем медведя исполинского напоминал. А затем поймал скакуна, имя которому было Буря, и подвел к благородному герцогу Дилгейму кар’Денецу, коий в тот момент был пеш, со словами: «Возьмите этого коня, герцог, ибо есть у вас в нем великая нужда». И помог герцогу сесть в седло, и вместе снова набросились они на демонов. А ко времени тому пал уже благородный граф Удрунт ли’Шенк, а с ним и двое из его рыцарей, и тяжко ранен был барон Данс де Лаган, а тако же и иные воины. Но убиты были и четверо из малых демонов, а старшему демону, что драконоподобен был, нанес один из рыцарей, имя которому было Брехт Каддар, рану значительную, но и сам рыцарь ударом того демона убит был. А пока бились рыцари, все кричал дракон, что не желает зла людям и желает лишь мира… да только слова те были лживы.

И взял благородный герцог Дилгейм кар’Денец новое копье, и напал на демона, что похож был на скакуна с торсом человеческим, и метал стрелы из лука огромного, каковые стрелы безо всякого труда доспехи пробивали. И пронзил герцог грудь тому демону, но силен оказался демон и нанизал себя на копье герцогское и ударил того луком своим огромным по шлему. И потемнело все в глазах герцога, но удержался он в седле и, выпустив из рук копье, ударил мечом по голове того демона, убив его на месте. А потом выдернул копье из тела и воскликнул: «Клянусь Светлой Эрнис, а ведь лучшего копья не держал я в руках до сей поры».

А ко времени тому повергнут уж наземь был барон Линтар де Брей и дрался пеш над телом раненого барона Данса де Лагана, обороняя его от двух демонов, один из коих совсем как человек был, да только рук у него было четыре, и в каждой клинок он держал огромный. А второй демон тако же подобен человеку был, да только голову имел, аки у торга злобного, да с клыками, коими мог и латы кованые пробить. И там бы и настал конец обоим баронам, но явился им на выручку рыцарь Лорен Брист, что из свиты был павшего благородного графа Удрунта ли’Шенка, и поразил четырехрукого демона в спину, а затем убил барон Линтар де Брей второго демона, и вместе отнесли они раненого барона Данса де Лагана в безопасное место, после чего снова вернулись в сечу.

А тогда увидел барон Линтар де Брей, что старший демон что подобен дракону был, нападает на Льюка Биррена, что оруженосцем был славного герцога Дилгейма кар’Денеца, и страхом охвачен был Биррен, и бросил оружие свое, и бежал он от демона. Тогда встал барон Линтар де Брей на пути демона, пеш и с одним лишь мечом. И сказал тому демону: «Готовься к смерти». Но ответил демон, что к смерти давно он готов, ибо мир сей злобен и подл. И опустил меч барон Линтар ди’Брей, и спросил он демона, отчего тот свирепствует в сиих местах, что проклятой Гаванью именуют. И ответил демон, что не знает, как очутился здесь, и желал бы вернуться туда, откуда пришел, но дорога туда неизвестна ему. И еще сказал демон, что не желает убивать рыцарей, токмо ради защиты своей и детей своих, из которых уж двое лишь живых оставались.

И поверил молодой барон словам чудовища, ибо юн был и не знал еще, что враг может быть не только прям и благороден, но и подл и коварен. А потому в сторону шагнул и сказал: «Ежели не желаешь ты, демон, сей битвы, то надлежит тебе бежать». И сделал демон вид, что намерен бежать, и даже призвал с собой детей своих, но разгадал его подлую уловку благородный герцог Дилгейм кар’Денец и налетел на демона сзади, ударив его в спину и пробив копьем своим верным и чешую драконью, и сердце демона. А затем сказал он барону Линтару де Брею: «Враг коварен, и слушать слова его рыцарю не должно».

А Льюка Биррена, что оруженосцем был славного герцога Дилгейма кар’Денеца, после сечи той никто и не видел, а многие думали, что, трусость на поле боя проявив, устыдился того молодой Биррен и скрыться решил от глаз товарищей своих по оружию. А еще говорят, что ушел он в монастырь, дабы молитвами своими загладить пред Светлой Эрнис вину свою. Голова же демона, что вез во вьюке благородный герцог Дилгейм кар’Денец, таинственным образом исчезла спустя три ночи. И сказал герцог, что совершил кражу сию тайный его недоброжелатель, дабы принизить славную победу в глазах Его Величества…

Линеас Кулл Дарций. «Истинные хроники Его Императорского Величества Таласа Первого»

* * *

– Ритуал позволит нам превратить вот это, – на сморщенной ладони Затара лежало крошечное зернышко, – в раскидистый куст. И запомните, это очень тонкое искусство. Метать огненные шары может всякий из вас, для этого особого ума не нужно.

Старик говорил желчным, неприятным голосом, который в полной мере отражал его нынешнее настроение. Фарид Затар давно уже не преподавал в Академии, и тем не менее несколько раз в год ему приходилось появляться в аудиториях – дань занимаемому посту ректора. Ну и еще потому, что среди нынешних знатоков магических искусств немного было таких, кто сумел бы хоть в какой-то мере сравниться со стариком в знании магии.

Два десятка слушателей Академии внимали старому магу, затаив дыхание. Вернее, дыхание затаили примерно четверть, другие же отчаянно сдерживали зевоту. Конечно, Фарид Затар – великий маг, это никем не оспаривалось… но многие считали, что те тонкости, о которых старик так любит долго и пространно рассуждать, никому не нужны. Испепелить врага огненным шаром, вызвать ветер или дождь, залечить рану – что еще нужно магу для того, чтобы обеспечить себе приятную и не обремененную заботами жизнь? А боевому магу все эти тонкие материи и вовсе знать незачем. В бою не до изысков – убей или будешь убит. А потому столь презираемые этим дряхлым дедом огненные шары, ветвистые молнии или невидимые глазу таранные удары, проявления стихийных сил, там, на поле боя, куда важнее, чем всякая возня с семечками.

Но разгневать мага… на это никто бы не решился. Каждый из юношей и девушек, мечтавших о дипломе выпускника Академии или, чего греха таить, о титуле полноправного волшебника, прекрасно понимал – одно лишь слово ректора может навсегда сделать любого из них, подающих надежды магов, переписчиком старых бумаг. На веки вечные – и без права на апелляцию. Можно посмеиваться старику в спину, можно рассказывать о нем анекдоты – но на тех редких лекциях, когда Ректор удостаивал учеников своим присутствием, следовало сидеть тихо, изо всех сил изображая внимание.

Магистр Хариус Блук, обычно проводивший эти занятия стоял чуть в стороне от кафедры, где расположился ректор, и страдал. Он страдал от стыда, поскольку в отличие от подслеповатого Затара прекрасно видел скуку и равнодушие, написанные на лицах большинства учеников. Да, ему не удалось привить этому выпуску интерес к магии как к науке. Никто из них скорее всего не пожелает работать над возрождением утраченных знаний, над расшифровкой старых манускриптов. Никто не займется исследованиями чего-нибудь нового, что сможет продвинуть магию вперед. Ну, может, один или двое… Хариус еще раз оглядел лица присутствующих и мысленно покачал головой. Вряд ли даже один. Да, кое-кто из студентов сейчас слушает с интересом, но это те, кто решил уже посвятить себя целительству, для них владение магией земли может оказаться полезным. В дальней дороге большую часть целебных трав удобно нести в виде семян, чтобы вырастить их, если возникнет такая необходимость. Но и эти несколько человек смотрят на предстоящее не как на таинство, а как на чисто утилитарную процедуру.

Временами магистр Блук думал о том, что и его жизнь прошла зря. Да, годы проведенные в Академии, он бы не назвал скучными… но что они дали, эти годы? Несколько сотен выпускников, из которых серьезными магами можно было назвать от силы два-три десятка. Да и те… Даже Таяна де Брей, одна из самых подающих надежды… Вернее, наиболее подающей надежды была, пожалуй, ее мать, но ее чрезмерная забота о дочери очень быстро поставила крест на магической карьере волшебницы. Телла де Брей вполне могла бы заслужить титул Великой волшебницы… если бы посвятила магии столько сил, сколько отдала семье. Что ж, она никогда не прислушивалась ни к мнению магистра Блука, ни к самому ректору Академии. А ее дочка оказалась вполне достойной мамаши. С блеском окончила Академию, ее ждала весьма неплохая карьера, и кто знает, может быть, может быть… но она исчезла из столицы, исчезла на несколько лет, чтобы провести эти годы, подумать только, помогая сиволапым мужикам поливать их убогие поля. Он готов был признать, что это тоже было нужно, но, видит Эрнис, для такой работы вполне подходят те, кто сейчас старательно прячет зевоту.

Правда, Таяна де Брей привела ко двору этого человека… Хариус Блук не раз говорил о нем с ректором. Постепенно его первоначальный вывод о том, что молодой мужчина есть посланник самой Эрнис, был поколеблен. Но, во имя всего святого, у него были все основания считать именно так! Человек из иного мира, владеющий, наверное, иными, невероятными знаниями… и как же было обидно осознать, что человек этот – не более чем воин. Да и то не слишком умелый и не так уж и сильный. Любой ньорк… да что там ньорк, любой опытный легионер, пожалуй, заткнет его за пояс… И все же Хариус не мог сдержать дрожи, когда беседовал с Дьеном Сэнсэем. Как бы там ни было – но он пришел сюда странным путем, и было это неспроста.

Тем временем Затар завершил теоретический аспект лекции и приступил к практической демонстрации. Магистр Блук видел это уже множество раз, да и сам неоднократно демонстрировал эту магию. И при этом каждый раз его сердце замирало при виде того, как крошечное зернышко стремительно превращается во взрослое, плодоносящее растение. За это он и любил магию, за это и был предан ей душой и телом все эти долгие десятилетия. Это чудо – и он не уставал смотреть на него.

Ректор взмахнул руками – между пальцами появилось зеленое свечение, оно струилось по коже и тяжелыми каплями стекало в небольшой горшок с землей, куда до этого он с соблюдением всех необходимых элементов ритуала погрузил семечко. Хариус замер – вот сейчас, сейчас всколыхнется земля, рванутся наружу зеленые ростки, устремляясь к свету и к воздуху.

И земля действительно зашевелилась. Но вместо зеленых стрел наружу выбрался, извиваясь, тонкий белесый отросток. Затар нахмурился, бросил короткую отрывистую фразу. Магистр Блук дернулся как от удара – это было одно из заклинаний, которому обучали лишь тех, кто носил титул Великий, да и сам Блук знал его лишь потому, что был одним из старейших и заслуженнейших преподавателей Академии. Заклинание, усиливающее действие магии… сейчас куст должен пойти в рост с такой скоростью, что наверняка разметает землю по всему залу и, пожалуй, пробьет корнями стол. Были случаи, когда ветви обезумевшего растения оплетали не успевших увернуться людей и прорастали сквозь них…

Блук дернулся назад, хотел было крикнуть, чтобы и студенты отбежали подальше. Ректор стоял возле горшка с семенем… у него не было шанса увернуться.

Но этого и не понадобилось, и предупредительный возглас застрял в горле магистра. Белесый отросток дернулся, словно услышав заклинание, рывком удлинился на пару пальцев, а затем безжизненно поник, свернувшись колечком.

– Что происходит, господин ректор? – тихо спросил Хариус Блук.

Ректор медленно поднял голову, осмотрел теперь и в самом деле затаивших дыхание молодых людей.

– Вон отсюда… – тихо прошептал он, но от этого еле слышного шепота у многих по коже пробежал холодок. Никому ничего не надо было объяснять, они только что своими глазами видели, как потерпел неудачу тот, кто считался сильнейшим магом Империи, потерпел неудачу при попытке сотворить пусть и сложное, но вполне отработанное заклинание.

Прежде чем старый маг подкрепил свое требование чем-нибудь болезненным, студенты мухами вылетели из зала. Остался один лишь магистр Блук, задумчиво разглядывавший червеобразный отросток, уже потерявший всякую подвижность.

– Странно, мэтр…

– Заклинание было верным, – сварливо взвизгнул господин ректор, и глаза его обещали испепелить всякого, кто посмел бы утверждать обратное.

– Безусловно, мэтр, я слышал каждое слово. – В голосе Хариуса сквозил не столько страх перед магом, сколько безмерное удивление. – Правда, не стоило бы запускать усилитель внутри помещения…

– Но он ничего не дал, – буркнул Затар, устало опускаясь в кресло. – Что происходит, магистр? Неужели я… теряю свою Силу?

– Насколько я знаю, – осторожно заметил Брук, – такого еще не бывало. Волшебник может к старости… простите, магистр, я не имею в виду вас, но старость рано или поздно приходит ко всем… так вот, волшебник может потерять разум, здоровье… но Силу – никогда.

– И тем не менее заклинание было верным, – почти простонал Затар. На его морщинистом лбу выступили капли пота, а руки мелко тряслись.

– Позволите, мэтр?

Не дожидаясь разрешения, Хариус Брук извлек из недр балахона небольшое зерно, неспешно, вдумываясь в каждое слово, прочел необходимый фрагмент заклинания и, проткнув пальцем землю, засунул зернышко глубоко в горшок. Теперь пришла пора для очередной части заклинания, Хариус знал ее назубок и мог бы поклясться, что не допустил ни единой, даже самой незначительной ошибки. И зеленое свечение, признак успешно вызванного «Прилива Жизни», не замедлило появиться именно в тот момент, когда следовало, Ни мгновением раньше, ни мгновением позже.

И ничего… как и у ректора, из земли медленно, словно нехотя, вылез белый червячок ростка, качнулся раз, другой… и бессильно упал.

Два старых волшебника непонимающе уставились друг на друга.

Тернер сделал очередной шаг и, с трудом разомкнув спекшиеся губы, весьма нелицеприятно помянул ньорка. Хоть и считается, что усопшим иль слава, иль забвение. В свое время он был удивлен, услышав от Дениса, что и в том мире, откуда пришел этот парень, существовало похожее правило. И все же сейчас он был готов призвать на голову ньорка все кары небесные, включая неудовольствие Светлой Эрнис, каковое, говорят, может любому неугодному богине существу выйти боком.

Хотя похоже было, что Сиятельная сейчас недовольна именно им, тьером.

Он сощурился, вглядываясь в даль. До намеченного холма было еще далеко, и Тернер, скрипя зубами, сделал еще один шаг. И еще…

Тело болело немилосердно. До этого времени он даже не знал, что такое настоящая боль. Конечно, бывали случаи когда чей-то коготь или клинок добирался до его шкуры, нанося рану, бывало даже, что раны эти были тяжкими. Он веками хранил память о них – шрамы, которые мог бы легко убрать. Но шрамы напоминали об ошибках, помогали не совершать их вновь… Что ж, раны были… но все они заживали очень быстро, и боль, появившись ненадолго, вскоре уходила без следа.

Но не сейчас… прошло уже пять дней после того боя, а он все еще не мог прийти в себя. Тело, ранее такое надежное и здоровое, теперь отказывалось служить. Внешне никто бы не сказал, что тьер ранен, но он лучше кого-либо другого знал, что далеко не все в порядке. И уже в который раз упрекал себя в том, что столь неосмотрительно трансформировался в человеческую форму. Это было большой, очень большой ошибкой… Еще два дня назад он вдруг понял, что плоть, ранее послушная любому его пожеланию, теперь стала как будто чужой, словно бы силы, питавшие его способность менять форму, вдруг иссякли.

Если бы он догадался принять одну из своих излюбленных боевых форм… что ж, может, он и бросался бы в глаза случайным свидетелям, но по крайней мере мог бы за себя постоять. А теперь… Тернер тяжело оперся на меч и снова посмотрел на холм, до которого еще предстояло добраться.

– Следует признать, боец из меня сейчас никакой.

Слова прозвучали хрипло, вымученно, но на душе стало капельку легче. Еще одна привычка, приобретенная за последний год, – разговаривать с самим собой. Жил же без этого тысячу лет, и тишина нисколько не тяготила… а теперь, гляди ж ты, хочется услышать человеческую речь. Пусть и от самого себя.

– А почему я думал, что сила будет со мной вечно? – задал он сам себе риторический вопрос, одновременно размышляя, не стоит ли сделать себе поблажку и не объявить ли привал досрочно. С некоторой гордостью он выиграл и этот бой – с собственной болью, а потому снова потащился по направлению к намеченной цели. Чтобы хоть немного отвлечься от раздирающей боли, он продолжал бубнить себе под нос: – Денис как-то говорил о капле, переполняющей чашу. Интересное сравнение… может, мне было отпущено сколько-то силы, дабы лечить раны. И вот она кончилась… Кто знает, может, мне суждено до конца жизни остаться в этом обличье?

Он снова остановился – передохнуть. Оглядел себя… зрелище получилось не слишком обнадеживающее. Как обычно, он придал внешнему покрову тела видимость одежды, но получилось в этот раз куда хуже, чем хотелось бы. Кожаная куртка местами явственно сливалась с бриджами, которые, в свою очередь, плавно перетекали в сапоги. Любой человек, увидевший этот наряд, был бы безмерно удивлен. Это в лучшем случае… а в худшем с криком «Демон!» схватился бы за оружие.

Поэтому Тернер и брел сейчас по этой пустоши, стараясь держаться подальше от людских поселений.

Он попытался заставить куртку отделиться от штанов – раньше для этого потребовалось бы мгновение, за которым не уследишь взглядом. Теперь же… нет, желаемого он достиг. Но от этого простого и привычного действия голову пронзила острая пульсирующая боль, а лоб покрылся крупными каплями пота. Да уж, для путешествия человеческая форма была далеко не самой лучшей.

Возникла мысль бросить тяжелый меч, но по зрелому размышлению Тернер решил, что лучше все-таки тащить за собой эту железку, чем в случае опасности оказаться без оружия. Он не был уверен, что сможет в нужный момент отрастить хотя бы небольшой костяной шип.

– Проклятый скакун…

И эту фразу за последние дни он произнес уже, наверное, в сотый раз. Видимо, даже меланхоличный скакун не выдержал зрелища изрубленного паука, медленно, мучительно превращавшегося сначала в жалкое подобие человека, а затем начавшего обрастать одеждой. Несчастное животное, и без того не пребывавшее в восторге от своего прежнего седока – ньорка, захрапело, а затем умчалось куда-то в неизвестность, бросив потенциального хозяина на произвол судьбы.