Текст книги "Гавань Семи Ветров"

Автор книги: Дмитрий Воронин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 33 страниц)

Но сейчас ситуация была иной. Тернеру противостоял не просто ньорк, живучий, невероятно быстрый, но владеющий оружием на уровне обычного воина. Теперь это был настоящий мастер, на протяжении десятка веков прошедший неисчислимое число драк, более-менее серьезных стычек и больших сражений. Он был одним из тех, кто уцелел – и кто сумел выйти победителем не только из обычной свалки общего сражения, но и из дуэлей с себе подобными. Он стал виртуозом меча… и Тернеру приходилось туго.

Тьер снова изменялся. Из тела буквально выплеснулся длинный многосуставчатый хвост, увенчанный чем-то вроде жала… если этот трехгранный шип, больший напоминающий наконечник копья, можно было назвать жалом. Яда в острие не было, и не потому, что организм тьера не смог бы его выработать, он много чего мог, и это – в том числе. Просто все известные яды на ньорка не действовали вообще или действовали столь слабо, что отвлекать и так не беспредельные ресурсы организма на создание отравы Тернер не рискнул. Зато сам хвост был совершенством – каждый сегмент был укрыт толстой броней, которая, пожалуй, могла бы выдержать и удар чудовищного меча ньорка. А его подвижность была столь велика, что могла посоперничатъ по скорости с клинком Вечного Воина. Уловив крошечную брешь в стальном облаке, жало ударило в цель – вряд ли медленнее, чем выпущенный из арбалета болт. И острый костяной шип достиг цели.

Д’раг ощутил удар в левое плечо, тело пронзила короткая боль. Меч дрогнул в руке, а потому не перерубил пополам длинный хвост чудовища, а лишь отбросил его в сторону. За мгновение до этого гладкий шип ощетинился острыми выступами и, будучи вырванным из тонкого и глубокого прокола, превратил его в рваную рану. Д’раг отшатнулся назад, чувствуя, как теряет чувствительность левая рука, как разжимаются пальцы, выпуская рукоять меча.

И тут он увидел шанс… тьер, древний враг, почувствовал успех и, пусть и на мгновение, утратил осторожность. Длинный хвост снова ударил, и этот удар должен был стать смертельным. Но слишком очевидным было направление удара… Д’раг не стал парировать его, он просто увернулся, а в следующее мгновение меч, направляемый теперь одной рукой, ударил в голову тьера.

И снова Тернер не успевал блокировать неожиданный удар, стремительный и точный. Все, что ему удалось сделать, это подставить под летящее прямо в глаз лезвие одну из суставчатых ног… с хрустом развалилась броня, конечность, отсеченная в суставе, упала на камни, а сам тьер немыслимым, в два десятка локтей, прыжком отскочил назад, лихорадочно затягивая рану и выжимая из себя новую ногу.

Оба бойца замерли неподалеку друг от друга, приходя в себя. Д’раг не обольщался – даже раненый тьер смертельно опасен, и приближаться к нему, поддавшись стремлению к легкой победе, – большая ошибка. И все же сейчас его положение было гораздо хуже, чем в начале боя. Тьер – в этом не было сомнений – очень скоро придет в форму, а он, Д’раг, ранен… и несмотря на чудовищную скорость регенерации ньорков, она не шла ни в какое сравнение с возможностями его противника. Кровь свернулась, к руке постепенно возвращалась чувствительность, но чтобы рана могла затянуться более или менее основательно, требовалось время. Стоит начать бой – и рана откроется.

Д’раг размышлял долгие три секунды… слишком мало для обычного человека и слишком много для Вечного Воина. Он пришел к единственно правильному выводу – если у него и есть шанс победить, то только сейчас, пока тьер ошеломлен полученной раной… и Д’раг атаковал, не обращая внимания на лопнувшую корку запекшейся крови, его меч, опять направляемый обеими руками, снова пришел в движение, описывая смертельные круги, – но теперь защита отошла на второй план. Убить и выжить… тело приняло первый приказ.

Три секунды оказались роковыми. Вероятно, у Д’рага был шанс – мизерный, но все же был. Но за эти три долгие секунды тьер успел прийти в себя. И встретил атакующего в полную силу…

Они лежали рядом. Торс тьера был разрублен почти пополам, две из шести ног были переломлены, одна – отсечена начисто, как и гибкий хвост. Один из четырех глаз, обеспечивавших ему круговой обзор, вытек, остальные были закрыты. Иссеченное тело не шевелилось.

А Д’раг был жив… хотя и понимал, что осталось ему немного… Хвост тьера все-таки достал его, пробив оба сердца великана. Пожалуй, для ньорка такие травмы не были бы смертельными, если бы ими дело и ограничилось, но… Живот бойца представлял собой одной сплошную рану, вскрытый стремительным ударом одной из рук тьера, оканчивавшейся костяным клинком, внутренности, изорванные и окровавленные, лежали в пыли. Ньорк тяжело и часто дышал, глядя в затянутое облаками небо. Он помнил это небо голубым, помнил, как лучи солнца играли на гранях Хрустальной Цитадели…

Он лежал и улыбался, может быть, впервые в жизни. Именно сейчас он понял, что люди называют иронией судьбы. Тысяча лет прошла с тех пор, как он впервые увидел свет… и вот теперь ему придется умереть почти там же, где довелось родиться. Забавно… Перед глазами все плыло, сердца не бились, мозг, лишенный притока свежей крови, отказывался служить. Д’раг снова улыбнулся… что ж, достойная смерть. Его рука стиснула рукоять выщербленного меча. Стиснула и замерла… невидящие глаза все так же смотрели в хмурое, сырое небо.

Один из трех всадников спрыгнул на землю и вытащил из ножен меч.

– Ты что удумал, Рамус? – бросил другой, постарше.

– Пару когтей этой твари отрежу, – криво усмехнулся тот, кивая в сторону тьера. – Прикинь, Хмурый, это ж каких денег может стоить коготь демона, а? Я своего не упущу.

– Брось, Рамус, не надо, – поморщился пожилой. – Не добро это… они ведь воинами были оба. Великими… Их бы похоронить с честью, как подобает.

– Да ты что, спятил, старик? Это ж демон… и вообще, не нравится, можешь уматывать, мне с тобой делиться не резон. Дело сделали? Сделали. А то золото, что госпожа ньорку заплатить обещалась, так оно ей же и останется, еще и спасибо скажет. Так что, Хмурый, сам посуди – со всех сторон хорошо получилось.

Пожилой воин покачал головой и отвернулся. Он знал, что юный наглец сильнее его, и начнись тут спор – неизвестно, до чего дойдет дело. Так же как неизвестно и то, кого поддержит до сих пор молчавший третий следопыт. И ветеран не был уверен, что не окажется в меньшинстве, – запах золота прямо-таки витал над полем боя… Куда ни кинь, этот подонок Рамус прав, за любой кусок этого демона можно взять равный, а то и двойной вес золота. А ежели покупателя с умом поискать, то… И все же он не двинулся с места, не бросился собирать куски иссеченного чудовища – это было… подло. Хмурый был воином – десяток лет, проведенных в легионе, не проходят даром. У него были свои представления о чести.

Рамус подошел к неподвижному телу тьера и, примерившись, с размаху жахнул мечом по одной из лап, прямо по суставу. Ударил сноп искр, руку отбросило назад так, будто он со всей дури врезал по железной наковальне. На костяном панцире появилась крошечная зарубка, а на лезвии – глубокая зазубрина.

– Ах ты, тварь! – Он бросился к скакуну, сорвал с седла тяжелую секиру и принялся с остервенением рубить ногу тьера, пытаясь отделить сустав с длинным, в пол-локтя, когтем. Получалось плохо – лезвие топора щербилось, панцирь поддавался еле-еле… Пот градом струился по лицу, Рамус сбросил тяжелый шлем, сорвал подшлемник из толстой кожи. Он был сосредоточен на проклятой конечности, а потому не заметил, как шевельнулось веко на одном из глаз тьера, как приоткрылась тонкая щель. Не заметил и стремительного взмаха одной из рук. И даже не почувствовал, как костяное лезвие, с легкостью разрывая кольчугу, одежду, мясо и кости, вошло ему в спину, выставив окровавленное острие из груди. Глухо звякнул топор, падая на землю.

С противным чмоканьем костяной клинок вышел из раны, и тело, лишенное поддержки, упало лицом вперед. Затем глаз тьера открылся полностью и уставился на двух всадников, оторопело глядящих на труп своего товарища.

А в следующий момент воздух прорезал дикий сдвоенный вопль, наполненный непередаваемым ужасом, и скакуны, отчаянно погоняемые седоками, умчались прочь от этого страшного места.

Тьер не видел панического бегства оставшихся в живых противников. Глаз снова закрылся – на этот последний удар иссеченное тело израсходовало последний остаток сил. Окровавленное костяное лезвие замерло в неподвижности…

Прошло много времени, прежде чем тьер сумел шевельнуться снова. Раны уже почти не кровоточили, но силы в этом теле осталось совсем чуть-чуть. Пожалуй, пяток обученных воинов сейчас вполне могли бы добить поверженное чудовище – но здесь не было воинов, Черри допустила ошибку, поставив на ньорка, – если бы он появился здесь в сопровождении отряда ее головорезов… в конце концов, если бы двое уцелевших не сбежали, все могло сложиться иначе. Но эта ошибка дала тьеру шанс, и сейчас он пользовался им, как мог.

Разум жил, хотя почти полностью утратил контроль над плотью. Разорванные связи восстанавливались медленно, способность к метаморфизму, позволявшая ему молниеносно менять форму тела, сейчас была почти полностью разрушена. Лишь к исходу десятого часа он сумел заставить почти перерубленный пополам торс шевельнуться, еще не менее трех часов ушло на то, чтобы сомкнуть края страшной раны. Тьер кричал от рвущей тело боли, но ни один звук не нарушал тишину – связи с голосовыми связками тоже были утрачены… Но вот края раны сомкнулись, сорвав корку запекшейся крови.

Выполнив эту задачу, тьер с чувством исполненного долга погрузился в беспамятство. Теперь ему оставалось только ждать. Ждать и надеяться, что силы, заложенные в этот организм его создателями, все-таки еще не иссякли до конца.

В конечном счете в том, что им пришлось покупать нового скакуна, виноват был Денис. Вернее – его упрямство и заодно обостренная с момента нападения в гостинице недоверчивость. А может, никто не был в этом виновен – просто неудачное стечение обстоятельств.

– Господа! Господа!!! Подождите!!!

Денис придержал скакуна и оглянулся. Меж деревьев мелькала маленькая фигурка. Когда она, продравшись сквозь кусты, выбралась на тракт, то оказалось, что это совсем маленькая, лет десяти, девочка. Лицо ее раскраснелось от бега, светлые волосы выбились из-под шерстяной шапочки и разметались по плечам… она была просто очаровательна – крошечное, милое создание.

– Что случилось, малышка? – улыбнулась Таяна. Улыбка ее была доброй… но Денис заметил, что пальцы волшебницы привычно сложились в боевой жест. Мысленно он поставил Тэй пять с плюсом за предусмотрительность – появление в глухом лесу девочки выглядело малость подозрительно.

– Гоо-оспода! – Она запыхалась, но отчаянно торопилась высказаться. – Туда… ехать нельзя.

– Почему это? – изогнула бровь Тэй.

– Папочка говорит, что сейчас снег на горе талый… может эта… забыла… с горы осыпаться… ну, когда снега много…

– Лавина? – догадался Денис.

– Да, господин, лавина, папочка так и говорил. А еще он говорил, что сейчас самое опасное время… уф… – Она перевела дух и заговорила уже спокойнее: – В этих местах, господа, эти… лавины часто бывают, папочка мне строго-настрого велел, ежели кого увижу, обязательно сказать.

Говорила малышка как-то уж очень по-взрослому, серьезно и правильно. И одета была куда лучше подавляющего большинства крестьянских детей, что попадались им ранее на пути. Добротная курточка из хорошей кожи, меховая – в такой тепло и в легкий мороз. И на ногах – кожаные сапожки, вещица для обычного серва дорогая, не каждый позволит себе так одевать ребенка, растущего как на дрожжах.

– А кто твой отец? – поинтересовалась Таяна. Пальцы остались в прежнем положении, словно она ждала неприятностей от этого крошечного существа.

– Папочка – здешний лесник, – гордо ответила девчушка, вздернув носик. – Его Шубертом зовут, его все знают. Он ха-ароший!

Немного подумала и добавила, словно это было лучшим доказательством:

– И меня сильно-сильно любит, больше всех, вот!

Денис с Таяной переглянулись. Конечно, в такую погоду вполне можно было ожидать, что с горы сойдет лавина, тем более что тракт пролегал у самого подножия острого, похожего на огромный клык заснеженного пика. Но…

– Послушай, малышка… тебя звать-то как?

– Мия, – мило улыбнулась та. – А папочка меня зайчиком зовет. Только я же не зайчик, а девочка, правда? А он все равно то зайчиком, то белочкой… а я белочку знаю, она маленькая и пушистая. И зайчика я знаю, он сейчас белый, а скоро серым станет. А еще я знаю…

– Подожди, подожди, Мия, – вмешался Денис, понимая, что экскурс в местную фауну может оказаться очень долгим. – Это же дорога к Белозерью, верно?

– Да, господин, только…

– Нам как раз туда и надо.

– Так нельзя же по дороге-то, папочка говорит, сейчас время плохое. А тут еще дорога есть, только по ней дальше получится. Сначала до озера, потом вокруг него и как раз в село попадете.

– И долго ехать? – спросил Жаров. Настойчивость девчушки ему не нравилась.

– К темноте как раз успеете… – Она задумалась, а потом несколько неуверенно добавила: – Наверное…

– Вот что, малышка, спасибо тебе за предупреждение, но мы, видишь ли, торопимся. Так что, пожалуй, рискнем и поедем прямо.

– Но как же… там же эта… лавина. – Глаза девочки заблестели, как будто бы она искренне переживала за бестолковых и непослушных господ, вознамерившихся отправиться прямо навстречу гибели, и собиралась по ним всплакнуть. – Папочка сказал, туда никак ехать нельзя!

– Мы очень торопимся, Мия, – проникновенно сообщил Денис. – И поедем так, как нам надо. Ты не расстраивайся, ничего с нами не случится.

Не желая вступать в дальнейшую дискуссию, он тронул скакуна. Через минуту оглянулся – девочка так и стояла у дороги, вытирая кулачком невидимые с такого расстояния слезинки.

А гора приближалась. Она действительно была заснеженной – и даже странно, что белая шапка еще держалась. Днем уже было довольно тепло – за отсутствием измерительных приборов типа градусника Денис оценил бы температуру воздуха в плюс пять по Цельсию. И он, безусловно, понимал, что девочка и ее гипотетический папа правы, снег напитан водой, он держится на честном слове, и достаточно легкого толчка, чтобы обрушить всю эту влажно-холодную массу вниз.

Но, с другой стороны, если она не рухнула до сих пор, почему бы ей не продержаться еще час – ровно столько, сколько нужно путникам, чтобы миновать опасный участок.

– Может, нам и в самом деле стоит поехать в объезд? – Таяна тоже не сводила глаз со снежного купола.

– Меня терзают смутные предчувствия, – мрачно заметил Жаров, снова оглядываясь. Место, где они встретились с Мией, было еще видно, дорога в этом месте была прямой как стрела… но девочки там уже не было, наверное, снова ушла в лес… видать, отец ее был где-то рядом, не могла же кроха в одиночестве бродить по сырому лесу.

– Предчувствия? – удивленно переспросила Таяна. – Ты видишь угрозу в этой крохотуле?

– Нет, не в ней, – мотнул он головой, но рука все же погладила рукоять меча. – Нет, девочка тут ни при чем, вернее, не она сама… меня беспокоят ее слова. Она очень уж настойчиво советовала нам ехать другой дорогой, да еще той, по которой мы не доберемся до жилья засветло. Подозрительно все это.

– Считаешь, там нас ждала засада? – Таяна надменно задрала нос. – Не думаешь же ты, что какие-то сиволапые мужики способны навредить волшебнице?

Денис мысленно отметил, что прозвучало только «волшебнице», а не «волшебнице и воину». Он не мог не признавать, что Таяна не слишком высокого мнения о нем как о бойце, да и сам он считал примерно так же… но нельзя же так явно давать это понять. Может, обидеться?

– Стрела в спину одинаково опасна и для воина, и для мага, – хмуро бросил он. – Если бы с нами был Тернер с его нечеловеческими чувствами, я бы не испугался сунуться хоть к черту на рога.

– Черт – это что?

– Не важно… Из меня, да и из тебя тоже, следопыт не очень. Девчонка бежала не разбирая дороги, но я услышал ее только тогда, когда она начала кричать. А ты?

– Ну… – неуверенно протянула Тэй и слегка покраснела. – Ладно, ты, возможно, прав. Но если мы будем стоять здесь и болтать, то и по этой дороге до Белозерья засветло не доберемся.

Они тронули скакунов, и когтистые лапы вновь зашлепали по тракту. Гора приближалась, лес отступил – он, похоже, тоже опасался снежной угрозы и не хотел становиться на ее пути. А может, сходящие здесь год за годом лавины – если девочка говорила правду – просто смели ближайшие к скале деревья, оставив за собой плешь, которую сейчас пересекала лента дороги.

Солнце светило ярко, безоблачное небо радовало глаз… и все же в воздухе было разлито беспокойство. Денис ощущал его всей кожей, именно так проявлялось то чувство, без которого ни один десантник не может всерьез рассчитывать дожить до старости. Чувство опасности, чувство недоброго взгляда в спину. Взгляда сквозь прицел… только сейчас Жаров не мог почувствовать за этим взглядом живого существа, на него мрачно и угрожающе смотрело нечто большее – слепая, нерассуждающая, равнодушная, а от того еще более опасная стихия.

– Ходу, Таяна, ходу! – выкрикнул он, сильно хлопая ножнами меча по крупу скакуна девушки. – Быстрее!

– Что? – От неожиданности она чуть не выпала из седла. – Что случилось?

– Потом, все потом! – закричал он. – Вперед!

Что послужило той последней каплей, которая сорвала с места до этого спокойные снега? Солнечный луч, превративший очередную льдинку в капельку воды, камушек, неожиданно потерявший равновесие и покатившийся по склону, птица, выбравшая не лучшее место, чтобы на время прервать свой полет… или крик человека? Ответить на этот вопрос было сложно, да и никого ответ этот не интересовал. Гораздо больше двух всадников, изо всех сил подгоняющих своих скакунов, волновал другой вопрос – снега пришли в движение и, набирая силу, рванулись вниз огромной, непрерывно растущей белой волной.

– Быстрее! – хрипел Денис, нещадно колотя неразумную скотину по бокам.

Особой необходимости в этом не было. Животное, почуяв за спиной неминуемую гибель, мчалось вперед так, как никогда ранее. Камни брызгали из-под лап, могучие когти впивались в слегка подтаявшую землю, оставляя глубокие борозды. Только сейчас Жаров полностью осознал, насколько же изменились в этом мире обычные лошади: аллюр скакунов и до того не слишком напоминал лошадиный, а теперь и вовсе создавалось ощущение, что под седоком ходуном ходит чудовище, рвущееся вперед отчаянными, стремительными прыжками. Денис и сам не понимал, каким чудом ему удается все еще держаться на спине этого сошедшего с ума монстра.

Лавина надвигалась. Уже все вокруг было заполнено грохотом… мгновение, другое, и обезумевший от страха скакун Дениса, уже не чувствуя поводьев, метнулся в сторону от наезженного тракта, надеясь, что этот путь уведет его от опасности.

И рухнул, влетев передней лапой в чью-то глубокую нору, так некстати оказавшуюся на пути.

Денис даже не понял, что произошло. Просто в какой-то момент он вдруг заметил, что летит… а еще мгновением позже черная земля со страшной скоростью метнулась ему навстречу. И все исчезло.

Очнулся он от того, что кто-то с силой хлестал его по щекам. По лицу текла вода – слезы? Или тающий снег? Денис с трудом открыл глаза – бесформенное пятно медленно обрело вполне конкретные очертания, превратившись в лицо Таяны. На этом лице был написан не просто испуг – панический ужас.

– Жи-и-ивой!!! – завопила Таяна, перестав отвешивать Жарову пощечины и начав трясти его за воротник куртки. – Живой! О слава Эрнис!

– Тэй, тише… ты меня сломаешь, – просипел полузадушенный Денис. – Что случилось?

– Твой скакун упал… ты… тебя… лавина…

– Таяна, успокойся, прошу. – Он с трудом поднялся, придирчиво осматривая себя. Если не считать того, что куртка не пережила этого полета и теперь остро нуждалась в ремонте или хотя бы в серьезной чистке, все остальное было относительно цело. Тело болело нещадно – но кости не переломаны, а синяки… пройдут, куда они денутся.

Все вокруг было завалено комьями мокрого снега. Лавина зацепила упавших самым краем, даже толком не закопала – так… припорошила, не более. А вот позади, буквально в полусотне локтей, уже громоздились серьезные завалы – попади они под основной удар, там бы курткой да синяками не отделались.

Скакун лежал на боку, полузасыпанный быстро тающим снегом, и смотрел на Жарова печальным глазом. При ближайшем рассмотрении его лапа оказалась почти целой, только один из когтей вывернулся под неестественным углом и, видимо, причинял несчастному меланхоличному чудищу боль при каждом шаге. Встать животное смогло, смогло даже более-менее сносно передвигаться, но о том, чтобы сесть на него, не могло быть и речи. Зверь припадал на раненую ногу при каждом шаге и жалобно фыркал, информируя своих хозяев о том, что тащить его куда-то с такой травмой – это чистой воды садизм.

Жаров вздохнул и посмотрел на небо. Солнце было еще высоко… все-таки оставалась надежда, что им удастся добраться до Белозерья хотя бы к ночи. Он взгромоздился на круп скакуна Таяны, обхватив руками тонкую талию девушки, и они неторопливо двинулись в сторону ясно видимых далеко впереди, за лесом, дымков – свидетельств того, что где-то здесь есть люди.

Оба молчали. Жарову было немного стыдно – неизвестно, в самом деле девочка хотела заманить их в засаду или нет… а под лавину они попали исключительно по причине его, Дениса, упрямства. И то, что выскочили они из-под удара с минимальными потерями, было не более чем простая удача. Вполне могло выйти и по-другому. Ему казалось, что Тэй тоже во всем винит его.

А девушка сейчас думала совсем о другом. О том, как боль пронзила сердце, когда она увидела лежащего ничком Дьена, присыпанного снегом, неподвижного, безжизненного. О том, как бросилась к нему, как расшвыривала голыми руками комки снега и осколки льда, ломая ногти, царапая кожу, немеющую от холода. О том, как испугалась… Лгать самой себе – что может быть глупее. Она старалась быть честной, а потому готова была признать – всю ее душу затопил панический страх за него, Дьена… и это был не просто страх потерять спутника, товарища, защитника. Это был страх за любимого человека.

Тэй дернула головой, отгоняя подступающую панику. Неужели Оракул был все-таки прав? Неужели тогда, в его пещере, проникая в сознание потерявшего память мужчины, она и в самом деле навеки связала себя с ним узами, так напоминающими любовь? Девушка думала об этом и раньше, и не раз… и отчаянно надеялась, что то чувство, которое она ощущала в себе, чувство зарождающееся, еще не определенное, не сформировавшееся, это ее личное, собственное, а не навязанное древней магией. В минуты таких сомнений она была готова обрушить на голову Оракула все мыслимые проклятия – хотя тогда, в пещере, она знала, на что шла, Дерек предупреждал ее. И все же Тэй даже не предполагала, что ей впоследствии будет так тяжело понять свои собственные чувства…

До деревни добрались, когда небо уже заполнили звезды. Трактир встретил их льющимся из полуоткрытых дверей светом, запахом съестного и, самое главное, теплом. Порванная куртка плохо защищала от холода, шапка осталась где-то под снегом, сбитая ветром во время бешеной скачки, а потому Денис ехал, завернувшись в широкий плащ и оттого походя на взгроможденную в седло мумию.

Когда их проводили в комнату и он, чуть морщась от боли, стянул с себя одежду, то открывшаяся картина заставила его присвистнуть от удивления. Тело представляло собой один сплошной синяк. Он влез в огромный чан, над которым подымался заманчивый парок, и с наслаждением по самую шею опустился в теплую воду, чувствуя, как уходит боль, а заодно и усталость.

Молоденькая девчушка лет пятнадцати высунула симпатичную головку из-за полуоткрытой двери.

– Господин желает, чтобы его одежду почистили?

– Да, неплохо бы, – в блаженной истоме, не раскрывая глаз, протянул Жаров. – И починить… если это возможно.

– Я сделаю все, господин, вы будете довольны, – проворковала девушка, затем после паузы добавила: – Я сделаю все, что пожелает господин.

Не понять явного намека мог только глухой. Денис отрицательно покачал головой, все так же не открывая глаз.

– Этого достаточно, крошка. И скажи, что мы с госпожой желаем ужинать.

– Господа желают ужин в комнаты или предпочтут спуститься в зал?

Голос девушки заметно поскучнел. Еще бы, за ремонт и чистку одежды ей светил как максимум один медяк… а вот за то, что она ублажила бы состоятельного господина, вознаграждение могло бы оказаться куда более существенным. Денис нисколько не сомневался, что основной доход заведению эта служанка приносит не столько умелыми руками, сколько смазливым личиком и молоденьким телом. Он с какой-то отрешенностью подумал, что еще год назад это возмутило бы его… а теперь подобные сцены воспринимаются совершенно нормально, как нечто само собой разумеющееся.

– В зал, – коротко бросил он. – Иди, иди отсюда.

В воде он отмокал не менее получаса и к концу этого срока почувствовал себя совсем хорошо. Выбравшись из остывшего чана, он натянул просторную рубаху, влез в запасные штаны – единственное, что у него было с собой, помимо искалеченного дорожного костюма, обулся и двинулся к выходу. У самой двери задержался – повесил на пояс кинжал. Больше по привычке и совсем не потому, что чего-то опасался, ссоры и уж тем более поножовщина в трактире не приветствовались, поскольку лишиться благоволения трактирщика – это было очень, очень неприятно. И для местных жителей, которые приходили сюда выпить и провести вечер в теплой компании, и уж тем более для тех, кому дорога стала привычной и родной. Оскорбленный в лучших чувствах трактирщик вполне мог передать нелестный отзыв о постояльце своим собратьям по профессии… а слухи имеют обыкновение разноситься быстрее ветра.

Хотя, конечно, всякое случалось.

Денис замер – он вспомнил, почему ему показалось знакомым имя одного из узников покойного барона ди’Флура. Вспомнил странную встречу в трактире, вспомнил человека, нагло присвоившего себе титул Верховного мага. И блеск меча Тернера, одним взмахом отсекающего кисть руки, уже готовую заклинание… впрочем, тогда он еще не знал ни значения приставки «дер», ни имени своего будущего спутника. Забавно… как же этот выскочка оказался в баронской темнице? Надо будет рассказать Таяне.

Девушка уже ждала его внизу. Судя по тому, как суетился хозяин, с какой скоростью на столе появлялись новые и новые блюда, к волшебникам здесь относились с должным уважением. А может, владелец не слишком прибыльной таверны на не очень-то оживленном участке тракта почуял запах денег и теперь готов был костьми лечь, но урвать с богатых гостей максимум возможного.

Аромат горячей, жаренной в специях свинины был подобен удару. Рот моментально наполнился слюной, Жаров осознал, что просто смертельно голоден. И, вонзая кинжал в румяный бок поросенка, он напрочь забыл о том, что собирался рассказать Таяне о странном узнике замка Флур.

Где-то часа через два, с чувством приятной тяжести в желудке отодвинувшись от стола, Денис обвел чуть осоловевшим взглядом зал и жестом подозвал к себе одну из девочек-служанок. Та подбежала, готовая исполнить любое пожелание дорогого гостя.

– А скажи-ка, красавица, где бы мне найти Шуберта-лесника. Я тут с его дочкой поболтал недавно…

Договорить он не успел. Девушка побледнела, ее глаза расширились подобно блюдцам, и, выронив из рук полотенце, она, что-то сдавленно пискнув, убежала. Жаров, глядя ей вслед, удивленно пожал плечами – что это нашло на нее?

Спустя несколько минут к столику подошел хозяин. Он был мрачен.

– Вы это… господин… – Толстяк в порядком засаленном переднике мялся, комкал свой передник толстыми пальцами Я переминался с ноги на ногу. – Это… просить хочу, не надо к ночи-то… примета, говорят, дурная…

– Что не надо? – лениво поинтересовался Денис. В другое время он, возможно, даже возмутился бы от такой наглости, но сейчас, после горячей ванны и сытного ужина, настроение у него было самое умиротворенное.

– Про покойников, говорю, не надо… к ночи… да про них и днем-то… не надо. Вот. Примета, говорю, дурная…

– Да ты говори толком, в чем дело? – нахмурился Жаров, выпрямляясь. – О каких таких покойниках, ты что тут бормочешь?

– Дык, эта… Шуберта, стало быть, да и дочку его, Мию… тому уж года три, как лавина, что с Серого Клыка сошла, так и засыпала. Всем, стало быть, селом откапывали… изломало их страшно. Схоронили, стало быть… а вы, господин… нехорошо о мертвом к ночи…

Хозяин давно ушел, а Денис все сидел, и смотрел ему вслед невидящими глазами. А в памяти, как набат, вновь и вновь гремели слова маленькой девочки: «Шубертом зовут… Мия… Меня сильно-сильно любит… Лавина…»

– Вам другой скакун надобен, – мрачно сообщил довольно бандитского вида мужик, который в этом селе исполнял обязанности ветеринара. Хотя скорее всего его роль больше походила на роль коновала… вряд ли он был большим мастером в вопросах лечения приболевших скакунов. И животное, которому выпала несчастливая судьба тащить на своей спине Жарова, теперь скорее всего будет отправлено на скотобойню. Поскольку хотя нога и не была сломана, но повредил ее скакун основательно.

– Сколько? – коротко спросил Жаров.

Настроение у него было хуже некуда. После короткой, но впечатляющей беседы с трактирщиком минувшей ночью он почти не спал. Стоило закрыть глаза – и перед мысленным взором опять и опять появлялась десятилетняя девочка со светлыми волосами, разметавшимися по плечам. И теперь он чувствовал себя разбитым – да и вчерашние синяки давали о себе знать тупой, ноющей болью.

В глазах мужика появилась плохо скрываемая хитринка. Прочитать его мысли было столь же легко, как если бы они были написаны на заборе полуметровыми буквами. Очевидно, благородные господа находятся в отчаянном положении, а скакунов, годных под седло, в деревеньке раз-два и обчелся. И уж он постарается взять с богатеев правильную цену…

– Ну… эта… хорошие скакуны нонче в цене…

– Хорошие скакуны всегда в цене, – серьезно кивнул Денис, вымучив из себя жалкое подобие улыбки. – Но, как я знаю, в цене и умение правильно оценить товар. А потому попрошу вас, госпожа волшебница, принять меры, чтобы этот весьма уважаемый человек не посмел оскорбить наш слух ложью.

Тэй прекрасно поняла, что от нее требуется. Она щелкнула пальцами, и на ее ладони появился огненный шарик размером с яйцо. Денис уже знал, что, будь эта штука боевой, она вполне была бы способна превратить воина в полном доспехе в обугленный труп. Видимо, мужик тоже это знал – в этом мире общество было на удивление хорошо осведомлено о возможностях боевых магов, а потому относилось к ним с должным пиететом… то есть при мысли о том, чтобы причинить магу неприятности, в первую очередь старались обеспечить десятикратное численное превосходство. А коновал был один… ну не считать же в самом деле существенной помощью двух то ли детей, то ли слуг, каждому из которых вряд ли было больше четырнадцати лет.