Текст книги "Высокий замок"

Автор книги: Дмитрий Воронин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 32 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Глава 4

Я снял с полки толстую книгу в переплете из желтой кожи. Аккуратно уложил ее на стол, открыл маленький золотой замок, перевернул несколько страниц. Иногда в книге встречались рисунки – всегда изображающие людей, молодых и старых, мужчин и очень редко женщин. Но большая часть желтоватой бумаги была исписана ровными рядами букв.

Дроган заглянул мне через плечо, цокнул языком…

– Я не знаю этого языка. Странно…

– Это древний язык, – охотно пояснил я. – Даже в мое время он уже мало использовался, но маги с удовольствием говорили на нем, когда желали, чтобы их никто не подслушал. А ты, видимо, знаешь все наречия Эммера?

– Более или менее, – кивнул купец. – Без этого в нашем деле сложно… плох тот продавец, который не сумеет объясниться с покупателем.

– Да, это логично…

– И о чем может поведать эта книга?

Судя по интонации, Дроган задал вопрос без особого интереса.

– О моей жизни, – ответил я. – Это дневник. Я записываю в него все, что произошло со мной в замке… а также мысли, воспоминания… Здесь есть рассказы обо всех, кто попадал в ловушку Высокого замка до тебя, купец. Настала пора пополнить текст новой главой.

– Зачем?

Я задумался. Зачем человек ведет дневник? Я был одним из сильнейших магов Альянса и потому понимал то, что ускользало от взглядов простых мастеров или даже магистров. Алый Путь шел дорогой, ведущей в никуда. Мы слишком много внимания уделяли совершенствованию своих знаний. Мы забыли, что кроме магии существует еще и политика, забыли – и самоустранились от нее. А Вершители Несущих Свет тут же воспользовались моментом, чтобы приобрести еще больше влияния и окончательно отодвинуть Алых на второй план. А мы посмеивались, кичились своей силой… пока эта сила не стала эфемерной, и никому, кроме нас самих, не нужной.

К сожалению и стыду, я понял это слишком поздно. Уже после того, как закрылись за моей спиной двери Высокого замка. Возможно, поэтому и начал записывать в этот том свои мысли – в том числе и о допущенных ошибках. Человеку иногда очень нужно признаться в собственной неправоте хотя бы листу бумаги. Я прекрасно знал, что никто и никогда не прочтет этих строк, в которых говорится не столько о величии Альянса Алого Пути, сколько о его недальновидности.

Правда, Леерделу об этом знать необязательно.

– Не знаю. – Мой голос прозвучал достаточно бодро, хотя на душе было довольно паршиво. – Просто так, наверное. От скуки.

– И что ты хочешь сделать? – усмехнулся он. – Может, мне уйти, чтобы не мешать твоей работе?

– Напротив, останься. Вот посмотри на эту штуку… – с этими словами я достал из стола перо. Обычное на первый взгляд гусиное перо, хорошо заточенное и вполне готовое к работе.

Дроган взял перо – и я тут же понял, что этот предмет лежит в его руке куда уверенней, чем меч или боевой молот. Оно и понятно, звенеть сталью богатому торговцу приходится нечасто, для этого есть наемники, которых несложно подрядить охранять караван. А вот перо… многие богатые торговцы нанимали управляющих, которые ходили с караванами, принимали решения и привозили хозяевам выручку. Но Дроган был из тех, кто предпочитал во все вникать сам, доверял лишь себе… или же просто не имел достаточно средств, чтобы отойти от дел.

– Я думал, ты пользуешься чем-нибудь более… изысканным, – пренебрежительно заметил он. – В последнее время стало модным делать перья из золота, а в полую палочку, к которой крепится перо, вставлять тонкую выделанную кишку с чернилами. Такие ручки пишут очень долго, и их не надо каждый раз макать в чернильницу.

– Забавное изобретение, – похвалил я искренне, – и полезное. Но эта вещь куда лучше, хотя, как я понимаю, твое хитрое золотое перо может сделать любой умелый ювелир?

Дождавшись утвердительного кивка, я продолжил:

– Да, это ценная идея. А что касается этого пера… увы, оно служит лишь тому, кто создал его. Это высшая магия, магия Сущего… и повторена она быть не может. Никем, кроме меня… а мне не нужно более одного пера.

– Так что в нем особенного?

Я взял перо в руки, несколько раз коснулся пальцем острого кончика – на нем тут же загорелась крохотная, едва видимая искорка. Затем вертикально опустил перо на чистый лист книги, и оно замерло, слегка покачиваясь.

– Теперь расскажи о себе.

При первых же звуках моего голоса перо дернулось и заскользило по листу, оставляя за собой изящную вязь древних, ныне почти забытых букв. Перо памяти не нуждалось в чернилах, оно обжигало бумагу, оставляя тонкую коричневую линию.

– Рассказать? – растерянно спросил он. – Ты имеешь в виду… просто говорить? И все?

Перо тут же скользнуло на новую строку. Я утвердительно кивнул.

– Оно запишет все твои слова. Просто рассказывай. Может, я что-нибудь спрошу, а может, и нет. Если тебе все равно, начни с самого начала.

– Я… – Он на мгновение задумался, и перо замерло в ожидании продолжения фразы. – Я родился в Инталии сорок лет назад. Хотя теперь, по твоим словам, там прошло много больше… Странно, Санкрист, а ведь мне по-прежнему сорок. Иногда мне кажется, что лишь вчера я постучал в дверь твоего замка. А моя дочь, возможно, уже стала взрослой…

– Эти твари пришли сюда без приглашения, – вещал молодой лесничий, угощавший пивом изрядно подвыпивших крестьян. – Так они еще и указывают нам, какую воду пить.

– Солдаты говорят, что вода отравлена… – промычал один из мужиков, старательно налегая на дармовое пойло.

Воду и в лагерь, и в окрестные села теперь возили из ближайшей реки. У всех колодцев стояли караулы – Бетина авторитетно заявила, что максимум через четыре дня вода очистится и ею можно будет пользоваться безбоязненно. Было найдено еще три опорожненных серебряных флакона – но девушка предпочитала перестраховаться, считая, что заражена вся вода, кроме речной. И оказалась права – «тигриный глаз» был обнаружен во всех колодцах без исключения. Об этом объявили всем – но поверил далеко не каждый.

– Ха, солдаты… – фыркнул лесничий. – Они скажут то, что им приказано. Что, кто-то отравился? Я еще позавчера пил воду, и здоров. А вот ты, Пек, пил ведь?

– Ну… пил, – неуверенно пробурчал здоровенный бугай, чуть не до самых глаз заросший густой черной бородой. Во многих местах испещренные пятнами ожогов руки выдавали кузнеца. Подумав, он злобно оскалился: – Да что там пил! Пить я… это… и пиво могу. Даже лучше, вот! А как без воды работать-то? Солдаты, гляди, привозят только на питье… а мне в кузню? Мне воды много надо!

– А твои беды солдат разве волнуют? – поддакнул ему лесничий, подливая в кружку кузнецу пива из огромного глиняного кувшина. – Да им на всех наплевать! Думают, ежели колодцы в руках держать будут, так и мы все их рабами станем!

К их разговорам прислушивались. Постепенно за длинным столом рядом с лесничим собиралось все больше и больше людей. Кувшины с пивом ни на мгновение не пустели – все знали, что герцогские лесничие получают немало. А этот парень был не жаден, угощал всех без разбора, лишь завидев солдат, мрачнел лицом и замолкал.

– Вот скажи, Пек, ты ведь хороший кузнец? – продолжал тем временем лесничий, взмахом руки требуя у трактирщика новый кувшин.

– Дык… – замялся здоровяк, – почитай что и лучший. Старый Лунгар из Подберезовки дело знал туго, да только преставился в том году еще. А после него я мастер из первых.

– Вот и я говорю, что лучший. – Лесничий ничего подобного не говорил, но бородач довольно кивнул. – А сколько ты заработал за последние дни?

Кузнец поскреб лохматый затылок.

– Да вроде и ничего… а как работать-то? Ежели воды нету?

– Вот! – наставительно поднял палец лесничий. – Вот оно что! Проклятые солдаты нас разорить хотят!

– Скажешь тоже, нас… – пробурчал хлипкий мужичонка, подсевший к столу несколько минут назад и еще не успевший достаточно набраться. – Тебе-то, небось, герцог сполна заплатит…

– Ага, как же… – оскалился лесничий. – Заплатит он. Герцог-то наш у пришлых по струнке ходит. А эти, провались они к Эмнауру, орденцы лес изводят почем зря. И не только деревья, что моими парнями на сруб помечены, а подряд. Даже молодняк валят. В иные времена за такое враз в холодную, а то и в петлю, а сейчас все с рук сходит.

Он снова приложился к кружке, но лишь трезвый (каковых за этим столом не наблюдалось) заметил бы, что здоровенная глиняная емкость все так же полна, как и пару часов назад.

– Так что верно говорю, надумали эти белые выродки нас вконец разорить. А как разорят, так и сгонят с земель, где предки наши похоронены. Сами тут жить станут.

– Известное дело, – поддакнул хлипкий, уловив в словах оратора рациональное зерно. – Их вона, имперцы порядком пощипали. Вот таперича и ищут, где земли богатые да без присмотра.

– Ан не без присмотра! – грохнул кружкой по столу кузнец. Кружка с готовностью разлетелась на куски. Бородачу тут же сунули новую, щедро наполнив пенным напитком. Он сделал долгий глоток, смахнул широкой ладонью пену с усов, пояснил: – Мы тут живем! Нам и присматривать!

– Гнать белую шваль надобноть! – фальцетом выкрикнул хлипкий. – Пусть на свою землю убираются!

– Эт верно, – проникновенно сообщил лесничий. – Только по уму делать надо. Солдат кулаками не напугаешь.

– А у нас не токмо кулаки имеются, – набычился кузнец. – В моей кузне и мечей, и топоров по десятку найдется. Да что там, у каждого, почитай, кое-что в загашниках есть. Так турнем пришлых, вовек сюда дорогу забудут.

– Герцог не одобрит… – пошел на попятную лесничий. Прозвучало это достаточно ёрнически, чтобы еще более завести слушателей.

– Спрашивать не станем, – веско ответил бородач. – А слово не то скажет, сам за орденскими псами покатится. Зад им лижет – пусть хоть кровавые мозоли натрет! Да только не на нашей земле! Верно говорю?

Он победно обвел мутным взглядом притихшую толпу. Лесничий чуть заметно поморщился – рано про герцога сказал, рано. Народ еще не созрел. Привыкли людишки герцога чтить, привыкли.

– А слух прошел, что Орден с его светлостью, – лесничий говорил осторожно, взвешивая каждое слово, но со стороны это выглядело вполне естественно, – сговорились. Мол, Святитель золота старику отсыплет, а тот в ответ солдат даст. Чтобы с гуранцами вместо орденских недобитков дрались.

– Дык, откуда ж у нас солдаты, – осклабился высокий худой мужчина с реденькой бороденкой, весьма в селе уважаемый плотник. – Мы, стало быть, люди мирные…

– А ты подумай, откуда, – прищурился хлипкий, подхватывая новую тему. – Вот тебя, Римек, и погонят в солдаты. Хотя нет… ты уже в годах, а вот сынишку твоего…

Глаза Римека покраснели от ярости. Сынок у него и впрямь вымахал не в родителя, плечи – не в каждую дверь войти. Правда, умишком парень не вышел, а потому каждый за столом понимал: посули великовозрастному детинушке блестящий меч – рванет в солдаты наниматься так, что пятки засверкают.

– Не позволим, чтобы наши дети за поганых орденцев кровь лили! – подлил масла в огонь лесничий. – Чтоб они подавились своим золотом!

Его слова потонули в гневных выкриках.

Спустя час изрядно подогретая толпа уже расхватывала оружие в кузне. Нетвердо держащийся на ногах Пек совал всем желающим в руки мечи и топоры, сам же вооружился более привычным чеканом. К кузне отовсюду стекались мужики – кто с простым колуном или косой, а иные с мечами. Мелькали даже кольчуги, в наследство от отцов и дедов доставшиеся.

– Крови нашей хотят? Пусть своею умоются!

– Гнать пришлых!

– Наша это земля!

– У колодцев стоят… сынок водицы захотел, так его мечом пластанули! – истошно вопил кто-то, не вдаваясь в подробности. На самом деле пацана достаточно дружелюбно отогнали от ворота, на прощание легонько хлопнув ножнами по попе. Да кто ж теперь разбираться будет…

– Убийцы! – подхватил кто-то.

– Смерть им! – подсказал лесничий, и толпа дружно взвыла: – Смерть!!!

У колодцев стояли ополченцы. Так получилось. Но и ветераны вряд ли что-то смогли бы сделать с набросившейся на них озверевшей толпой. Разве что продали бы жизни подороже – а вчерашние крестьяне лишь успели схватиться за мечи. Не каждый сумел хотя бы выдернуть клинок из ножен. Спустя несколько минут все было кончено, и воодушевленные победой селяне, меся сапогами превратившуюся в кровавую кашу землю, праздновали победу, торжественно пустив по кругу ковши с ледяной колодезной водой. Сейчас она казалась им пьянее вина…

– Держать стену! – орал десятник, отбрасывая ударом щита невысокого мужика в простой домотканой одежде. – Копейщики, навались! Щитники, крепи оборону!

Толпа, наседавшая на воинов, была не такой уж и большой – сотни две от силы. Только вот там, где озверевшее мужичье стремилось любой ценой пустить кровь «пришлым», инталийские солдаты были связаны категорическим приказом не доводить дело до убийства. Разумеется, избежать крови не удалось – под ногами наседающих селян уже корчилось несколько их товарищей: кто-то зажимал ладонями распоротый живот, кто-то старался отползти в сторону, оставляя за собой кровавый след из подрубленной ноги или отсеченного запястья.

– Бей! – орали те, кому не досталось места в передних рядах, еще не понимая всю степень своей удачливости. – Руби!

Стена щитов медленно отодвигалась, огрызаясь короткими жалящими ударами копий. Солдаты старались бить по ногам, арбалетчики, уже приготовившиеся к стрельбе, медлили – выпущенная в упор стрела пробьет два, а то и три тела сразу. Тар Легод метался вдоль строя, его меч вращался не переставая, перерубая древки легких крестьянских копий, снося пальцы, вспарывая предплечья или бёдра – лишь бы не убить. Он умел владеть оружием и пока что со своей задачей справлялся. И даже гордился парнями, которых обучал последние дни – никто не дрогнул, никто не ударился в бегство.

Свистнуло несколько стрел – один из копейщиков первой шеренги, не вовремя высунувшийся из-за щита, споткнулся, завалился лицом вперед, сломав древко вошедшей в глаз стрелы. В образовавшуюся щель тут же метнулся чей-то тяжелый цеп, послышался вскрик. Тар наотмашь рубанул – цеп упал на землю, все еще сжимаемый обрубленной по локоть рукой.

– Сомкнуть щиты! – рявкнул он.

В то же мгновение чудовищный удар в спину швырнул ветерана на колени. Он извернулся, подставил меч – но легкий клинок не мог удержать массивного молота-чекана в огромных руках кузнеца. Острый клюв чекана врезался в нагрудник, проломил металл и ушел глубоко в бок десятника. Кузнец рывком выдернул свое страшное оружие, замахнулся снова, чтобы нанести повторный, уже смертельный удар. Нервы арбалетчиков не выдержали, сразу две стрелы проломили череп, еще одна вошла в грудь. Великан зашатался, толстые пальцы разжались, выпуская страшное даже для закованного в латы рыцаря оружие.

– Убийцы!!! – повис над толпой вопль. Словно и не сами пролили первую кровь.

– Орден! – выкрикнул какой-то мальчишка, лишь недавно одевший инталийскую форму и втайне отчаянно этим гордившийся.

Он выскочил из строя, рассчитывая вытащить раненого десятника – и в тот же момент свистнула в воздухе коса, насаженная на древко на манер копейного наконечника, и голова парня, начисто срубленная, покатилась по земле. Стена щитов качнулась вперед – еще мгновение, и копейщики нанесут слаженный удар… и тогда лишенные брони и хотя бы мало-мальского боевого умения селяне умоются кровью.

Еще две группы воинов окружали крестьян справа и слева. Подоспела помощь – теперь двум сотням бунтовщиков противостоял вчетверо больший отряд инталийцев. В основном – ополченцы, гвардия разместилась на противоположном конце огромного лагеря, и, чтобы добраться до места стычки, ветеранам требовалось время. Но и простые солдаты, не так давно начавшие постигать воинское искусство, справлялись неплохо. Только непохоже было, чтобы численный перевес орденцев подействовал на озверевшую толпу отрезвляюще.

– Назад!!! – раздался отчаянный женский крик. Худенькая девушка, подбежавшая к медленно отступающим солдатам, подняла над головой руки, шепча слова заклинания. В то же мгновение на опьяненных кровью крестьян обрушился водяной вал. Казалось, далекое море пришло в эту долину – практически мгновенно земля превратилась в жидкую грязь, кто-то поскользнулся, упал, на него рухнул напиравший сзади, затем еще один. А жесткие, колючие струи воды продолжали хлестать по бунтовщикам, сбивая их с ног, заставляя отступать, прикрывать лица руками, бросая оружие – лишь бы сделать вдох, не поперхнувшись.

В реальном бою «ливень» особого вреда не причинял. Шлемы достаточно надежно укрывали солдат от водяных струй, да и передвигаться их учили не только по сухой земле, но и по такой вот вязкой жиже. Зато против необученной толпы холодный водопад оказался весьма действенным.

– Достаточно, Бетина. – Мират арДамал осадил коня рядом с волшебницей, снял шлем и рявкнул так, что даже его боевой жеребец чуть присел, словно от испуга: – Бросить оружие! Живо!

– А хрен тебе! – заорал из толпы кто-то, еще недостаточно нахлебавшийся воды. Рыцарь махнул рукой, и арбалетная стрела, вдребезги разбив зубы наглеца, вошла тому в рот.

– Еще кто-то желает?

Селяне оглядывались по сторонам. Со всех сторон на них были нацелены блестящие копейные жала. Солдаты продолжали прибывать – вероятно, на ноги была поднята вся инталийская армия.

– Бросить оружие! – повторил рыцарь, удовлетворенно наблюдая, как падют в грязь мечи и топоры. Затем повернулся к солдатам, демонстративно игнорируя опасность получить стрелу в спину. Да и не слишком он рисковал, арбалетчики были наготове и теперь не стали бы медлить. – Десятники, всю эту шваль связать. Пусть с ними герцог разбирается.

Видимо, бунтовщики начали наконец понимать, что к чему. Если раньше солдаты еще пытались обойтись малой кровью, то теперь – стоит лишь помыслить о том, чтобы напасть на командующего, – смешают мятежников с грязью. К тому же волшебница… ударила всего лишь водой, а ведь не затруднилась бы и сжечь тут всех живьем.

В общей сложности погибло почти сорок солдат – все, несшие стражу у колодцев в селе, и шестеро уже в стычке у лагеря. Десятник Тар Легод и еще человек десять получили раны разной степени тяжести. Среди крестьян раненых было много, а погибших всего пятеро. Раненым оказали помощь с должным прилежанием. Их поместили в один большой сарай, у дверей встала многочисленная стража – нельзя было исключать повторной попытки мятежа. Остальным повезло меньше – их заковали в кандалы и отправили в подземелья герцогского замка. Судьи Сивера Тимретского работали чуть не круглосуточно, оценивая вину каждого и вынося приговоры. Бетина, пару раз присутствовавшая на этих слушаниях, была порядком удивлена и свое удивление не замедлила излить арДамалу.

– Они, похоже, хотят дать возможность этим ублюдкам избежать кары.

– Это всего лишь крестьяне, мастер Верра, – усмехнулся командующий. – Они легко озлобляются, но столь же легко отходят. И не забывай, они – подданные герцога. Разумеется, человек десять отправятся в петлю. Для остальных это послужит хорошим уроком.

– Их отпустят?

– Отпустят. Подержат недельки две на хлебе и воде, потом отпустят.

– Эти ублюдки убили наших парней, – прошептала Бетина.

– Важно не что они сделали, а почему, – задумчиво протянул арДамал. – Мятежи не возникают на пустом месте. Тем более мятежи в Тимрете.

– Герцогство особенное?

– В каком-то смысле так и есть. Здесь все слишком привыкли к мирной жизни, да и достаток в селах побольше, чем даже в благополучной Инталии. Глупо бунтовать против хорошей жизни.

– Хотите сказать, командующий, что их… подтолкнули?

– Да. Все в один голос говорят о каком-то лесничем, что вел изменнические разговоры.

– Изменнические… – фыркнула Бетина. – А то, что устроили они, это как назвать?

– Они напали на стражу у колодцев, – продолжал, игнорируя реплику, арДамал. – С того момента лесничего никто не видел. Нет его и среди раненых.

– Обычный бунтовщик?

– Вряд ли все так просто, Бетина, – вздохнул арДамал. – Ты, несомненно, хороший маг, но в некоторых вопросах прямо-таки на удивление наивна. Постарайся подумать – даже если бы взбунтовалось все село, что бы они смогли?

Девушка пожала плечами.

– Вот именно. Много шума, немного крови… и, главное, волна недовольства Орденом. А наше положение здесь и без того шаткое. Герцог вполне может воспользоваться ситуацией, объявить в Тимрете военное положение и отказать в предоставлении нам войск. Я думаю, это дело рук тех же, кто отравил колодцы. И они не успокоятся.

– Значит, мятеж – это только начало?

– Да, мастер Верра. Только начало.

А утром следующего дня был зафиксирован первый случай отравления.

Над военным лагерем висел тяжелый запах лекарственных отваров. Собранные со всего Тимрета целители не спали уже которые сутки, смешивая в больших закопченных чанах целебный отвар. Почти все готовое зелье тут же шло в дело – ядовитая вода попала во многие котлы полевых кухонь, и счет отравленным солдатам шел на тысячи. Если бы симптомы появились у всех одновременно, то никакие усилия лекарей не предотвратили бы вала смертей. Но люди всегда разные… чей-то организм поддавался яду легко и быстро, чей-то, напротив, упорно боролся, отыгрывая у отравы два, а то и три дня.

Трагедия была в том, что применять отвар можно было лишь на ранней стадии болезни, вызванной ядом. Слабость, легкая лихорадка – каждый солдат твердо знал, что при первых же симптомах необходимо обратиться к ближайшему целителю. Но невозможно было определить, действительно ли яд попал в организм, или плохое самочувствие имеет вполне обыденные причины. В последнем случае лекарство само становилось смертельной отравой.

Ошибки были. Какой солдат обратит внимание на легкое недомогание? Скорее спишет на излишне выпитое накануне. А потом было уже поздно. Бетина вместе с остальными уцелевшими магами и целителями герцога Тимретского выбивалась из сил, пытаясь помочь умирающим – но на каждого, кого им удавалось спасти, приходилось трое-четверо, к которым помощь приходила слишком поздно. Или не приходила вовсе. Умерли и почти все мятежники – о людях, запертых в казематах герцогского замка, поначалу попросту не вспомнили. А когда вспомнили – тела несчастных уже были покрыты язвами. Опытный лекарь мог бы еще помочь, пустив в дело магию – но никто не рискнул даже просить о такой услуге Бетину, фактически командовавшую всеми магами армии.

Да она бы и отказала – помощь целителей нужна была другим. Воинам. Женщинам. Детям. Каждый вечер волшебница без сил падала в свою постель – чтобы утром, насилуя измученное тело, снова встать. Количество больных, которым она могла помочь прежде, чем теряла сознание, неуклонно сокращалось.

Потом начались трагедии иного рода – теперь солдаты бежали к целителям, лишь заподозрив отравление. Иногда они ошибались… в этих случаях даже присутствие магов-целителей оказывалось бесполезным. Смерть от напрасно принятого лечебного отвара наступала очень быстро.

Неподалеку от лагеря копали братские могилы. Сначала одну… затем другую, третью. И вечером каждого дня к свежевырытым ямам на телегах везли тела. За полных пять дней армия потеряла почти полтысячи человек, еще почти три тысячи медленно приходили в себя – после нейтрализации яда больные еще долго испытывали оглушающую слабость.

Немало смертей было и в окрестных селах – особенно среди детей, чей организм гораздо быстрее поддавался отраве. Крестьянам тоже оказывали помощь – наравне с солдатами. Но многие женщины, видя, как умирают вокруг люди, отказывались нести своих отпрысков к знахарям, считая, что легкое недомогание вскоре пройдет. Бетина выжимала из себя последние силы, и часто случалось так, что спасенный ребенок оказывался единственным выжившим из целой семьи, а впавшую в беспамятство волшебницу увозили в лагерь, где Эльма Таан, порядком превосходившая Бетину в целительском мастерстве, пыталась вернуть девушке хоть немного сил. А затем и сама отправлялась лечить умирающих… чтобы тоже свалиться в обморок.

Остальные уцелевшие в битве маги Ордена также не щадили себя. Вечером третьего дня с момента начала массовой болезни, умер от истощения магистр Торог арЖед, то ли не сумевший рассчитать свои силы, то ли сознательно выжавший себя досуха. И Эльма, и Бетина предупреждали искалеченного мага, что столь щедрое расходование жизненной силы закончится для него плохо – но он не слушал. А спустя два дня не вернулось сознание и к старой целительнице. Не потому, что иссякли магические резервы ее организма… просто не выдержало старое изношенное сердце.

Эпидемия окончилась на девятый день. К этому времени были подавлены еще две попытки бунта – без большой крови, поскольку теперь солдаты были настороже. Обнаружить зачинщиков так и не удалось – дознаватели герцога лишь выяснили, что подстрекателей было несколько. С виду – обычные парни… лесничий, солдат пограничной стражи, инталийский ополченец, заезжий торговец. Возможно, был кто-то еще. В одном из сел человека, призывавшего к свержению герцогской власти и изгнанию солдат из Тимрета, попросту прирезали – среди слушателей нашелся ветеран, двадцать лет отдавший служению Ордену, и не пожелавший спокойно слушать изменнические разговоры.

– Это имперец?

АрДамал, в отличие от подавляющего большинства выживших, чувствовал себя вполне прилично – его лечила Бетина, используя лишь магию. Слабость временами одолевала и его, но девушка уверяла, что через пару дней пройдут последние признаки недомогания. Тех, кому оказывали помощь посредством лечебных отваров, будут приходить в себя много дольше.

– Понятия не имею, – пожала плечами волшебница. – Не будете возражать, командующий, если я присяду?

Не дожидаясь согласия, девушка буквально рухнула на лавку, ее лицо, и без того худое, сейчас выглядело совершенно изможденным, под глазами легли черные круги, а кожа приобрела нездоровый синюшный оттенок. Откинувшись к стене и сцепив мелко дрожащие пальцы, она кивнула в сторону лежащего на столе трупа.

– На затылке у него следы «пут разума». Рисунок почти исчез… я думаю, что нанесли его по меньшей мере три недели назад.

– Насколько я помню, – заметил арДамал, – стремление любой ценой выполнять приказы мага, построившего заклинание, исчезает через двадцать дней.

– Не совсем так, – покачала головой Бетина. – Если приказы совершенно для человека неприемлемы, то примерно через две недели он сможет им сопротивляться. Вернее, сможет помыслить о том, чтобы оказать сопротивление воле мага. Еще через четыре-пять дней это может удаться… сначала в мелочах. Со временем воля человека окончательно одержит верх – как правило, это происходит через месяц, когда с кожи исчезают последние следы рун.

Она глотнула густого напитка на меду и лесных травах. Его нельзя было назвать особо приятным, но он придавал сил и снимал сонливость. Бетина уже ненавидела вкус меда и не без оснований подозревала, что это чувство останется с ней до конца жизни.

– Так вот, – она промокнула липкие губы платком, – возможен и другой вариант. Если особой неприязни к полученным приказам человек не испытывает, если не пытается преодолеть полученную установку… тогда действие заклинания может длиться намного дольше.

– Для нас это имеет значение?

– Не знаю. Я бы не рассчитывала, что с рассеиванием заклинания эти люди перестанут строить свои козни. Они ведь солдаты… я думаю, что солдаты, и шли сюда воевать.

– Зачем же тогда вообще вся эта возня с «путами»?

– А вы, командующий, согласились бы добровольно отравить колодцы в мирном селе?

Некоторое время арДамал раздумывал, затем кивнул.

– Да, вы правы. Разумеется, нетрудно найти в гуранской… да и в нашей армии хоть сотню подонков, готовых на такое. Но на это потребуется время, к тому же дело неизбежно получит огласку. Думаю, Империя не станет афишировать подобные методы ведения войны.

В дверь осторожно постучали. Бетина с трудом открыла глаза – голова немного побаливала, но в целом самочувствие было явно лучше, чем вчера. Три дня без использования магии несколько восстановили ее силы. Только все время хотелось спать. Собственно, этим она и занималась почти всю последнюю неделю. Сейчас в лагере хватало целителей, и полностью измотанной волшебнице дали отдохнуть.

– Кто там? – спросила она, кутаясь в одеяло.

– Мастер Верра, командующий просил вас прибыть к нему, – ответил мужской голос.

Несколько мгновений Бетина всерьез подумывала о том, чтобы отклонить просьбу арДамала, сославшись на усталость. Но затем пришла к выводу, что по пустякам командующий и так не стал бы ее беспокоить. А если дело достаточно важное, то с него станется просто прийти к ней… Нет уж, лучше встать.

– Передай, скоро буду.

Поддавшись на уговоры арДамала, девушка сменила палатку на весьма удобные комнаты в замке. Здесь было много комфортнее – несмотря на то что лето еще не закончилось, ночи становились все холоднее и холоднее.

Отведенные ей комнаты, как и многие другие покои замка, были обставлены с кричащей, с точки зрения Бетины, роскошью. Изящная мебель, ковры с густым ворсом, дорогая тканевая обивка стен. Огромный, на полстены, камин. Несколько ваз со свежесрезанными цветами – стараниями слуг, эти букеты менялись ежедневно. Кровать под тяжелым парчовым балдахином… Роскошное зеркало, мечта любой модницы. Большие застекленные окна, сквозь которые легко проникал теплый солнечный свет. Поначалу девушка чувствовала себя здесь немного неловко, но впоследствии стала получать настоящее удовольствие от уюта, не раз мысленно укоряя себя за то, что провела чуть ли не месяц в простой палатке, хотя могла бы принять предложенные герцогом апартаменты сразу.

В конце концов она же мастер Ордена.

Бетина дернула шнурок. Буквально через несколько мгновений дверь приоткрылась. На пороге стояла симпатичная девушка лет семнадцати, огромные зеленые глаза смотрели на волшебницу с ярко выраженным обожанием. Служанка была обязательным и безусловно приятным дополнением к личным апартаментам.

– Госпожа звала меня?

– Да, Лара. Помоги мне одеться и привести в порядок волосы.

Роскошное платье из дорогого голубого с серебряным отливом шелка, подарок герцога, все еще казалось Бетине, не избалованной подобными вещами, верхом совершенства. Правда, надеть его самостоятельно молодая волшебница не могла – служанке пришлось немало повозиться, прежде чем каждый шнурок корсета был затянут должным образом. Затем пришел черед прически – быть может, служанка и не обладала магическим даром, но то, что она сделала с жиденькими волосами Бетины, было самым настоящим волшебством. Аккуратно расчесанные и уложенные, перехваченные тонкой сеткой из мельчайших сапфировых бус, они образовали настоящую корону, главным украшением которой был, разумеется, серебряный обруч с камнем мастера.