355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Дмитрий Емец » Глоток огня » Текст книги (страница 6)
Глоток огня
  • Текст добавлен: 9 октября 2016, 15:21

Текст книги "Глоток огня"


Автор книги: Дмитрий Емец



сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава седьмая
Призрак по имени Даня

– Что главное для шныра?

– Понимать добро и зло!

– Главное для шныра – перед тем как в седло лезть, поддевать под джинсы треники. Если зимой у человека не поддеты треники – понимать добро и зло ему вскоре расхочется.

Суповна

Макар вышел из метро. Шмыгнул носом. Оглянулся. Какая-то женщина, которую он случайно задел, быстро прижала к животу сумочку. Макар давно замечал, что от него почему-то постоянно прячут сумочки. Небось только и есть у нее там что недавно полученные права, ветеринарная справка на право провоза кота в самолете и рублей четыреста денег в огромном кошельке-косметичке, где лежит также и помада.

Чтобы попугать женщину, Макар некоторое время тащился за ней следом, но, заметив, что она направляется в сторону полицейского, быстро свернул в толпу.

«Заложит еще, курица! А в полицейской базе я еще числюсь!» – подумал он и посмотрел на бумажку с адресом. Ага! Даня живет где-то там!

Данин дом имел форму карандаша. Обложенный светящимися желто-сине-красными плитами, он был виден за три квартала. Макар задумчиво хмыкнул. Он заранее знал, что в таком доме наверняка окажется консьержка и что консьержке он не понравится. У консьержек, хотя они с виду и безобидные старушки, исключительный нюх на людей. Можно подумать, их берут на службу прямо с границы, где они пачками ловят шпионов.

Матвей угадал. Консьержка действительно не пропустила его, и пришлось использовать звонок другу. Даня спустился быстро. Он был в длинных шортах, красной майке и нелепых женских тапочках, болтавшихся у него едва ли не на больших пальцах ног. Других тапок, как оказалось, он в спешке не нашел.

Макар, не удержавшись, показал консьержке язык и просочился за Даней в лифт. Пока они поднимались, Макар ухитрился испачкать кнопку верхнего этажа, написав возле нее маркером «Ракета на США».

– Ты что, больной? Тут в лифте камера! – взвился Даня.

– Знаю! Но я так встал, что камера только тебя снимает, – успокоил его Макар.

Родители Дани были на кухне. Через стекло было видно, как они там ходят. Макар на всякий случай полушепотом произнес неслышно-шипучее «сссть», что должно было означать «здрасьте», и просочился в комнату Дани.

Она была длинной, как пенал, и с двумя письменными столами. Один был завален книгами. Другой занимал компьютер. Тут же лежал и паяльник. Для человека гуманитарного склада Даня неплохо разбирался в технике. Мог починить почти любой телефон или поменять разбитый экран у смартфона, чем активно пользовались в ШНыре.

– А я тут это… навестить тебя пришел! – сообщил Макар, трогая мелкие предметы на столе у Дани. Тот наблюдал за этим с опаской, зная, что что-нибудь может и пропасть.

– Я уже догадался, – смиренно сказал он. – Может, ты на диван присядешь?

– Зачем? – удивился Макар.

– Да так. Тебе удобнее будет.

– Сесть – это всегда успеется, – подумав, сказал Макар и присел, но не на диван, а на подоконник, откуда был виден двор.

– Ну как ты вообще? Жизнь и все такое? – спросил он, начиная трогать ручку окна.

– Да ничего. Хорошая жизнь. Читаю вот, – неохотно сказал Даня.

Макар важно покивал, одобряя факт чтения.

– Читать – это хорошо… Умный будешь, – сказал он.

– Я и так умный, – возразил Даня.

Макар и с этим не стал спорить:

– Родители-то как? Не удивились, что ты вернулся?

Даня сделал головой досадливое движение, показывая, что не хочет об этом говорить. Макар опять охотно закивал. Он был вообще какой-то подозрительно понимающий. Не орал, не подскакивал, не хватал за пуговицы, чтобы их откручивать. Даню это тревожило.

– Ты на стекло не наваливайся спиной. Высоко все-таки, – сказал он заботливо.

– А ча мне будет? Думаешь, разобьюсь?

– Ну не разобьешься, так стекло разобьется.

– Нича ему не будет, – сказал Макар, однако на стекло наваливаться перестал.

– А наши о тебе волнуются, – продолжал он. – Спорят, как ты там. Мол, ушел к ведьмарям или не ушел. Проявился у тебя дар после закладки или не проявился. Полная непонятка с тобой, короче.

Даня остро взглянул на него:

– Что? Правда, кто-то думает, что я ушел к ведьмарям?

Макар пожал плечами.

– Да не, – лениво протянул он. – Какое там… Некоторые пытались болтать, типа Ганича. Сашка чуть по стене его не размазал… Ча, ведьмари к тебе так ни разу и не подкатывали?

– Нет, – ответил Даня сухо. – Не подкатывали. И дар пока не проявился. Так и передай, если тебя за этим послали.

Макар замотал головой, уверяя, что его никто не посылал, а это он так, от себя спросил.

– Ну нет так нет. А ведьмари ведь о тебе знают! Они такие вещи сразу просекают. У них есть кто-то в форте Белдо, кто это сразу чувствует. Ну, взял шныр закладку или не взял.

– Кто? Круня? – спросил Даня.

– Не знаю. Может, и Круня. А может, и не Круня. Имеются, короче, деятели, – рассеянно отозвался Макар, явно думая уже о чем-то другом. – Слушай, друг… У меня тут к тебе дело есть. Рублей триста не подкинешь? Выручи!

Поняв, что это и есть главная причина визита Макара, Даня вздохнул и открыл ящик стола:

– У меня нет трехсот. У меня вот есть две по сто и есть пятьсот одной бумажкой…

– Давай пятьсот! Я сдачу верну! – с готовностью предложил Макар.

Даня, немного поколебавшись, протянул ему деньги. Макар взял купюру, внимательно посмотрел ее на свет и, бормоча, что на ней нет какого-то волоска, стал рыться у себя в карманах. Рылся он долго. Изредка что-то доставал и, поворачиваясь к Дане спиной, разглядывал, будто боялся, что Даня подглядит, сколько у него денег.

– Странно… С пятисот у меня сдачи нет, – озабоченно сказал Макар. – Все какие-то сильно крупные. Давай еще две по сто.

И он решительно протянул руку.

– Зачем? – не понял Даня.

– Как зачем? Чтобы я сдачу с крупной мог дать…

Даня, не сообразив, как можно сдать сдачу с пятисот, получив две по сто от того, кто дал тебе и пятьсот, все же протянул ему еще двести. Макар опять стал рыться в карманах, изредка с подозрением поглядывая на ковер и будто подозревая, что потерял деньги где-то у Дани в комнате и тот теперь сможет их прикарманить.

– Надо же… нет ничего! – признал Макар наконец. – Кажись, я Сашку с утра выручил. Он вечно без копейки сидит. Может, подкинешь еще триста для ровного счета? Тогда я буду должен тебе тыщу. А?

– У меня нет, – твердо сказал Даня.

– А у родителей? У родителей есть? – быстро спросил Макар.

– У родителей тоже нет! – сказал Даня еще решительнее.

– Ча, вообще никак? Совсем без денег сидят? – удивился Макар.

– Да, – сказал Даня. – Совсем.

– А едят что? Одну перловку?

– Да, – заверил Даня.

– Быть такого не может! Давай я сам у них спрошу! Может, завалялась где тысчонка-другая?

– НЕ НАДО! – очень медленно сказал Даня и зачем-то взял со стола молоток.

Макар посмотрел на молоток, вздохнул и смирился.

– Чего ты завелся? Я же пошутил! – сказал он миролюбиво.

– А я посмеялся! – ответил Даня.

Теперь, когда Макаденьги уже были получены, можно было бы и уйти, но уходить без союблюдения политеса Макару не хотелось. Он подошел к Даниному столу и стал перебирать книги.

– Ни-ко-лай Ле-с-ков[3]3
  Николай Лесков – русский писатель (1831–1895).


[Закрыть]
, – чуть ли не по слогам прочитал он. – И что? Николай Лесков жив или умер?

– Умер, – сказал Даня.

– Во год какой кривой!

В голосе Макара сквозило бесконечное удивление. Человек умер, а кто-то книжки его читает и вроде как с ним беседует. Во дела! Просто какое-то вызывание духов.

Даня кашлянул.

– Ну ты еще заходи! – сказал он бодро.

– Обязательно, – пообещал Макар и, испытывая облегчение ничуть не меньше Даниного, зашлепал к дверям.

Даня на всякий случай опять проводил его до консьержки. У них в подъезде почти на каждом этаже стояли где велосипеды, где коляски, где дорогие лыжи, и он немного опасался, что одна из этих вещей может случайно увязаться вслед за Макаром, ладони которого были чем-то вроде громадного магнита.

– Ну давай пять! – сказал Макар, когда запищал замок и Даня открыл перед ним подъездную дверь. – Не скучай тут, брат! Кавалерии что-нибудь передать?

– Привет передавай, – сказал Даня.

Макар важно кивнул и зачем-то посмотрел на Данины руки, будто привет был чем-то вроде пакета, который ему предстояло захватить с собой.

– А я тут это… ныряю, – сказал Макар, в последний момент вспоминая, что не все еще рассказал. – Мы почти все ныряем. Ну, младшие шныры в смысле. И, представляешь, никто пока закладки не прикарманил. Сильно, да?

– Пока! – повторил Даня с нажимом. – До свидания! Иди осторожно! Тут вот ступенечка!

– А ча такое? – удивился Макар. – Ну пока! Странный ты!

Он сунул руки в карманы и вперевалочку зашаркал к метро, не замечая, что из припаркованной серой машины за ним внимательно наблюдают двое мужчин.

Даня вернулся в кабину лифта и, пока лифт поднимался, попытался стереть надпись «Ракета на США». Увы, надпись не стерлась, только палец запачкался.

У себя в комнате Даня обнаружил своего родителя, Андрея Викторовича. Долговязый и грустный, чем-то похожий на нахохленного мерзнущего журавля, родитель стоял у стены и разглядывал пробковую доску, разноцветные кнопки на которой были пришпилены так, что образовали число «3».

– Что значит «три»? – спросил Андрей Викторович.

– Тебе будет неинтересно! – недовольно отозвался Даня.

Андрей Викторович обиделся.

– Давай предположим, что мне это будет интересно! – сказал он.

– Ну хорошо, – уступил Даня. – «Три» означает количество напрасно убитых сегодня часов. Два часа я перезаливал систему, которую можно было и не перезаливать. Двадцать минут простоял перед зеркалом, пытаясь определить, действительно ли мои мышцы такие дохлые или мне это только так кажется. Еще сорок минут слабовольно читал глупый журнальчик, который мама забыла на кухне. Итог: три часа потерянного времени. Десять тысяч восемьсот секунд.

Андрей Викторович ковырнул пробковую доску пальцем, проверяя, не крошится ли она.

– Ладно… А если бы ты, допустим, час прождал автобуса? Это бы вошло в потерянное время?

– Нет. На остановке я бы читал книгу на телефоне. И это было бы уже не убитое, а вынужденно израсходованное время. То есть не моя вина! – буркнул Даня. Ему хотелось побыть одному, грустя о ШНыре, а приходилось отвечать на глупые вопросы.

Андрей Викторович присел на угол дивана. Своего сына он уважал и немного побаивался, не понимая, как он, скромный начальник небольшого банковского отделения, ухитрился породить такое вот ученое чудо.

В кухне что-то упало. Даня и Андрей Викторович разом повернули головы. На лице у отца Даня заметил беспокойство и страх. Андрей Викторович, человек умный и осторожный, всю жизнь боялся свою жену. Мама у Дани, прекрасная хозяйка и вообще совершенство во всех отношениях, одновременно была женщиной внезапных решений. Задумается-задумается, а потом – бац! Могла внезапно, по одной случайной статье в Интернете, уехать на другой конец страны к какому-нибудь костоправу и пропадать там неделю. Или купить вечером стеллажи и трое суток, не ложась спать, их собирать, никого другого к ним не подпуская. И вроде как это было нормально… ну доктор, ну стеллажи – вполне одобряемая обществом деятельность, – но все равно становилось немного не по себе.

Когда Даня был маленьким, он часто вставал ночью, осторожно заглядывал к родителям в комнату и проверял, на месте ли мама. Не ушла ли пешком на Камчатку, не выпиливает ли лобзиком шкаф. Потом на всякий случай прятал ее обувь, возвращался к себе в постель и спокойно засыпал.

Шум на кухне не повторился. Андрей Викторович с облечением тряхнул головой и слабо улыбнулся.

– Ты поэтому не согласился, чтобы мама купила тебе велосипед? Чтобы не терять времени? – спросил он.

Даня перестал вертеть в руках компьютерную мышь и поднес ее к глазу, ослепив себя красным диодом.

– Не то чтобы я совсем не хотел. Но она собиралась купить мне слишком крутой велик. Я бы невольно влюбился в него. Стал бы искать дополнительно оборудование, бродить по форумам. По самым скромным подсчетам, велик сожрал бы у меня часов сто сорок в год, из которых, собственно, на катание я потратил бы… ну часов двадцать от силы. Да что там двадцать – десять!

– Но ты же должен иногда гулять!

– Иногда я и гуляю, – подчеркнул Даня. – Опять же, я хочу сам решать, куда мне направлять свои стопы, а не чтобы за меня это решал мой велосипед.

– Вещи освобождают время! Например, очень удобно иметь машину, – осторожно оспорил родитель.

Даня усмехнулся:

– Да уж. Покупаешь покрышки, платишь штрафы, а в свободное от штрафов и покрышек время возишь родственников, которые, кстати, гораздо быстрее добрались бы на метро.

Андрей Викторович сердито поднялся. До чего же это сложно – разговаривать со взрослым сыном! А тут еще жена зудит: «Поговори да поговори. А то сидит у себя в комнате как таракан и не пойми чего делает». Шаркая тапочками, он дошел до двери. Оглянулся. Даня, как и прежде, держал у глаза мышь, слепя себя красным огоньком. Кажется, просто ждет, пока отец уйдет.

– До свидания, дедушка! – сказал Андрей Викторович и, позволив себе эту маленькую месть, прикрыл дверь.

Даня моргнул. Ему понадобилось не меньше минуты, чтобы понять, что отец пошутил. Ишь ты! «До свидания, дедушка!» Это кто тут дедушка?

Даня проторчал у себя в комнате до вечера. Лежал на животе на диване и, вытянув руку, включал и выключал лампу. Щелк-щелк. Настроение у него было кошмарное. А все из-за Макара! Пришел, взбудоражил.

Значит, в ШНыре некоторые болтают, что он ушел к ведьмарям? Чудесно! А еще чудеснее, что свойства закладки в нем до сих пор никак не проявились. Мало того что закладку он взял случайно и вылетел из-за нее из ШНыра, так еще и дара никакого не получил.

Лампочка вспыхнула ярче обычного и погасла, почернев изнутри. Все. Довыключался. Даня рывком встал с дивана и стал одеваться. Он решил, что должен пройтись. Продышаться. Иначе он не сможет успокоиться.

Перед тем как выйти на улицу, Даня заглянул на кухню, чтобы перехватить пару бутербродов. Его мама, Галина Сергеевна, сидела за столом и, читая книгу «Готовим в пароварке», делала в ней отметки карандашом.

Даня посмотрел на маму с некоторой опаской. У мамы было два настроения: первое – бегательное, второе – умиротворенное. Сегодняшнее настроение, кажется, было умиротворенным. Это выдавала уже и кулинарная книга в руках. В бегательном настроении мама кастрюльками не интересовалась, и готовил папа.

– Какой мальчик хороший! – воскликнула она, увидев Даню. – Он к тебе в гости приходил?

Даня на секунду опешил, глазами ища вокруг себя хорошего мальчика, а потом понял, что мальчик – это Макар, которого мама невесть как углядела через стеклянные двери кухни.

– Ответ утвердительный. В гости, – признал Даня.

Мама закивала:

– Жалко, что он был так недолго! Ты его чем-нибудь обидел?

– Да. Бил ногами, – отозвался Даня.

Галина Сергеевна укоризненно покачала головой. Таких шуточек она не любила.

– Он где-то недалеко живет? Пусть каждый день приходит. Сможете вместе играть.

– Обязательно, – пообещал Даня. – Он такой, что и каждый день будет приходить. Только деньги готовить не забывай.

Последнюю фразу он, впрочем, произнес тихо и себе под нос. Мама, не расслышав, повернула к нему лицо. Дане стало жаль ее. Она постоянно пыталась поговорить с ним, найти общий язык, но при этом использовала лексикон, будто он был в старшей группе детского сада. Он подошел к ней и неловко обнял. Мама, благодарно прижавшись к сыну, затерялась у него где-то в районе груди. Какая же она маленькая!

– Ты гулять? Возьмешь мусор? – спросила она.

– Всегда мечтал гулять с мусором, – проворчал Даня, но отказываться не стал.

Его родители из экологических соображений вечно собирали мусор несколько дней подряд, разбирая его по сортам. Потом у них не хватало терпения, и они сваливали все в одну какую-нибудь коробку из-под телевизора, которая получалась такой здоровенной, что не пролезала в мусоропровод. Выбрасывать полупустую коробку было жалко, и она заполнялась еще несколько дней. В результате в ней начинали происходить сложные химические процессы, и окно приходилось держать круглосуточно открытым.

Вот и сегодня все было примерно так же. Опять мусор, и опять в коробке. Неся коробку прижатой к груди и одновременно отворачивая голову, чтобы не дышать гадостью, Даня вышел из подъезда. У кирпичной загородки работала оранжевая машина. Мусорщики – молодые коротенькие парни в синих комбинезонах – только-только отстегнули от подъемника пустой контейнер.

«Бедные! – мельком подумал Даня, глядя на них с некоторым превосходством. – Им досадно оттого, что их труд бесполезен. Они увезут мусор, а через день контейнер опять полон. Начинай все заново!»

Философствуя в этом направлении, Даня подошел к мусорке (почему-то оба коротеньких мусорщика на него внимательно смотрели) и, высоко подняв свою коробку, бросил ее в контейнер. Еще раньше, чем она грохнулась о пустое дно и звук ее раскатился эхом, оба мусорщика пришли в движение и Даня почувствовал, что сейчас начнутся неприятности.

Даня был провоцирующего роста, но лицо при этом имел не грозное, а немного щенячье. Поэтому многим хотелось с ним подраться. Особенно часто почему-то мужчинам небольшого роста, которые чуть ли не с табуретками по улицам бегают, только бы дать кому-нибудь в нос.

– Эй, удлиненный! Для кого убираем? – заорал один, хватая Даню за рукав.

– Для нас.

– Для кого «для нас»?

– Для народа, – торопливо добавил Даня и этим себе только навредил, потому что они услышали, что голос у него испуганный.

– Так какого клоуна ты мусор в контейнер швыранул? Не видишь: машина рядом стоит? В машину нельзя было?

– Прошу прощения! Я пребывал в некотором замешательстве, вызванном нестандартностью ситуации!

Даня растянул губы в жалобной улыбке интеллектуала, который просит простить его за рассеянность. На первого мусорного гнома, вцепившегося ему в рукав, жалобная улыбка не подействовала, зато второго смягчила.

– Да оставь ты его, Ген! Идем! – сказал он.

– Оставить? Это можно. Отчего же не оставить? – охотно согласился первый гном.

Пальцем он зачем-то ласково провел по Даниной куртке – примерно там, где у того было солнечное сплетение, а потом стал отворачиваться, будто собираясь вспрыгнуть на подножку мусорной машины. Он еще не до конца повернулся, а Даня уже безошибочно определил, что его сейчас ударят. Он неуклюже отскочил, и очень вовремя, потому что кулак гнома уже несся к его животу.

Убедившись, что удар не достиг цели, мусорный гном, поначалу желавший, как видно, ограничиться одним тычком в живот, озверел. Выкатив глаза, он бросился на Даню и стал осыпать его беспорядочными ударами. Даня же, окончательно растерявшийся, вместо того чтобы бежать к подъезду, позволил прижать себя к кирпичной стене мусорника.

Ему стало очень страшно. И одновременно сквозь страх он ощущал крайнюю тупость ситуации. Какое-то мелкое агрессивное существо, едва доставшее ему до груди, возилось где-то внизу, наседало и размахивало руками. От этих его размахиваний Дане становилось больно, но не настолько, чтобы упасть или согнуться, а просто больно и неприятно. Изредка существо подпрыгивало и пыталось достать до Даниного лица, и даже попало один или два раза, но вскользь.

Неуклюже махнув рукой, Даня сдернул с гнома шапку и увидел его красную вспотевшую голову. Ему стало неловко, и он торопливо нахлобучил шапку на прежнее место. Почему-то этот вполне великодушный поступок окончательно взбесил мусорщика. На миг он даже перестал размахивать руками, и его задранное вверх лицо сделалось маленьким и злым, как у хорька.

Дане стало жутко. От страха он даже начал куда-то уплывать. Перед глазами все пошло рябью. Ему захотелось вдруг оказаться далеко-далеко отсюда. Так далеко, чтобы все эти жизненные мелочи, все эти суетливые, глупые, смешные люди не имели над ним и его телом никакой власти. Чего они хотят? Зачем вторгаются в его жизнь? Какое имеют на это право? Он, Даня, отдельный! Он…

А гном уже опять бросился вперед, размахивая руками как мельница. Даня от ужаса зажмурился, отдавая себя в полную власть этому бешеному пигмею, но почему-то на сей раз не ощутил вообще никакой боли. Даже самой незначительной. Осторожно приоткрыв один глаз, Даня обнаружил, что гном хотя и размахивает усердно руками, но кулаки проходят его, Данино, тело насквозь. Странно, что сам гном этого в горячности не замечает.

В полной растерянности Даня отодвинулся назад и обнаружил, что сплошная кладка мусорника его больше не задерживает. Тело его проходило сквозь кирпич, хотя и ощущая некоторое сопротивление, но не большее, чем могла бы оказать вода, если бы обладала способностью стоять вертикально. Вдавливаясь спиной в кирпич – почему-то это новое состояние ничуть его не удивляло! – Даня услышал глухой звук, сменившийся ругательствами.

Он сообразил, что избивавший его гном, даже не поняв, как такое могло случиться, со всего размаху врезался кулаком в кирпичную стену. Это поставило в сражении последнюю точку. Баюкая быстро опухающую руку, гном побежал догонять мусоровозку, изредка останавливаясь, чтобы что-то выкрикнуть.

Даня хотя и не понимал его слов, но о смысле их догадывался.

– Карлсон улетел, но обещал вернуться! – расшифровал он и, подавшись вперед, выдвинулся из стены. И очень вовремя, потому что уже через несколько секунд ощутил, как начинает твердеть. Ткань куртки залипла в кирпичной кладке, и Дане пришлось выскользнуть из нее, потому что освободиться другим способом он не сумел.

Он прыгал возле бака и дрожал. А опомнился только тогда, когда его дернули за карман джинсов и легонько потянули вниз. Даня наклонился. Рядом стояла и сочувственно глядела на него девочка лет пяти, в зимней еще, очень смешной шапке с помпонами на концах двух длинных завязок, болтающимися где-то на уровне ее колен.

– Дяденька! Почему вы такой раздетый и мусор нюхаете? – спросила он.

– А? Что?

Даня опомнился. Ощупал свой свитер, убедившись в полной его материальности. Несколько раз дернул куртку, не освободил ее, в каком-то вялом прозрении вытащил из карманов ключи и поплелся домой.

Как и Макару, ему пришлось пройти рядом с машиной, в которой сидели двое мужчин. Когда Даня, протискиваясь, оказался от машины совсем близко, один из них уткнулся в планшет, другой, постарше, с твердым красивым лицом, зевнул и, откинувшись на подголовник, притворился спящим.

Однако стоило Дане скрыться в подъезде, как все переменилось. Тот, что якобы спал, вытащил рацию и быстро сказал в нее:

– Ситуация один-точка-один. Повторяю! Ситуация один-точка-один. Двенадцатый наблюдательный пост вызывает Гая!

«Ситуация один-точка-один» означала крайнюю срочность, поэтому секретарь немедленно перевел вызов на Гая. Несколько мгновений – и в салоне серой машины прозвучал его недовольный голос:

– Слушаю!

– Двенадцатый берсерк-пост! Мы находимся…

– Знаю где, – ускорил Гай. – Дальше!

– На наблюдаемый объект было совершено нападение.

– Кто велел? – голос Гая звякнул, точно ложечка в стакане.

– Тут драка случилась, – заторопился берсерк. – Ничего особенно серьезного! Мы не вмешивались!

– Подробности!

Берсерк начал описывать. Описывал он довольно точно, ничего не пропуская.

– А там мы даже не поняли, что произошло. Он замерцал. Или не замерцал. И тело какое-то такое стало, более… более…

– …настоящее? А фон вокруг размылся, но на небольшой площади? – быстро спросил Гай.

– Да! – изумленно подтвердил берсерк и плотно замолчал, ожидая, что Гай и дальше будет ему все растолковывать. Однако Гай объяснять ничего не стал, а сухо потребовал продолжать.

– Ну он… объект… шапку с него сорвал. С нападавшего. А тот его бьет, и руки в его тело проваливаются, как в подушку. А потом, когда он уехал, объект чуть в стене не застрял.

Здесь наблюдатель опять замолчал, дожидаясь от Гая какой-то реакции. Но Гая интересовали совсем другие вещи. Он слушал как-то избирательно, замечая одно и совсем не замечая другого.

– Даня сорвал с того, кто его бьет, шапку уже после того, как тело замерцало? – уточнил Гай.

– Да.

– Но при этом руки нападавшего не могли причинить ему вреда и проходили насквозь?

– Да!

– Вы в этом абсолютно уверены? Про одновременность? Это крайне важно! – требовательно спросил Гай.

– Абсолютно, – переглянувшись со своим напарником, подтвердил берсерк.

Некоторое время рация молчала. Гай, казалось, взвешивал, можно ли доверять информации.

– Хорошо, – произнес он наконец. – Вы правильно сделали, что не вмешались. Продолжайте наблюдение! В случае чего связывайтесь со мной, а не с Тиллем.

Когда Гай отключился, берсерк вытер со лба пот и приоткрыл дверь машины.

– Уф… и надышали мы… стекло запотело… не по себе мне всегда с ним разговаривать… в следующий раз ты… – проворчал он.

Напарник, молодой, с длинным лицом парень, неохотно кивнул, соглашаясь.

– Ты хоть что-то понял? Чего его так интересовало: одновременно все было или нет? – спросил он.

Старший берсерк дернул плечом:

– А чего тут понимать? Все и так ясно. Призрак, а может предметы двигать. Подойдет к тебе такой, влепит между глаз из шнеппера, а ты ему только и сможешь что руку через тело просунуть.

– И все? – с сомнением спросил младший.

– Кто его знает…

Тем временем в резиденции к Гаю неслышно, как кот, приблизился его секретарь и остановился за стулом.

– Ненавижу, когда вы так подкрадываетесь, Арно! Не обижайтесь, но когда-нибудь вы так подойдете, а я выстрелю. Просто на шорох, – не оборачиваясь, сказал Гай.

Секретарь вкрадчиво улыбнулся в пустоту:

– Будут какие-то распоряжения?

– Какие распоряжения? – поинтересовался Гай.

– Я про Даню. Подослать к нему кого-нибудь для вербовки?

– Нет. Рано! – резко ответил Гай. – Он, кажется, и сам еще не разобрался со своим даром. Иначе не позволил бы себя бить.

– Да… Дар ценный. Хорошо бы нам мальчишку иметь у себя, – сказал секретарь. – Вот только надолго ли его хватит?

– В каком смысле надолго?

– Ну побочный эффект какой будет?

Гай испытующе взглянул на Арно. О том, что присвоенные закладки имеют побочные эффекты и почти половина тех, кто взял чужую закладку, сходит с ума, умирает либо мутирует, говорить у них было не принято. Ну разве что между своими. И тут секретарь намеренно нарушал это табу.

– Никакого побочного эффекта! – сказал Гай неохотно.

Секретарь пристально посмотрел на него.

– Как – никакого? То есть он смог бы вернуться в ШНыр и нырять? – недоверчиво уточнил он.

– Да. Вполне. К счастью, никому из них это даже в голову не придет. И это нам на руку, – заметил Гай.

Секретарь стоял, вперившись взглядом в лицо Гаю. Взгляд у него был волчий, жадный. Казалось, он пытается прочитать что-то, скрытое за словами. Не высказанное. Едва ли сложившееся еще у самого Гая. Подглядеть работу души. Тому это не понравилось.

– Вам что-то нужно, Арно? – спросил он раздраженно.

В руках у секретаря была папка с докладами, но он правильно понял интонацию и, покачав головой, вышел из кабинета.

– Погасите свет! – крикнул ему вслед Гай.

Секретарь просунул в приоткрытую дверь руку и коснулся выключателя. Он давно уже привык, что его хозяин любит темноту.

Гай остался сидеть на прежнем месте. Кое-какой свет все же пробивался через плотные шторы, и лицо его чуть серело. Неровный, расширяющийся книзу овал, похожий на сдувшийся шар. Долго, очень долго Гай смотрел в стену, шевелящуюся неясными тенями. Потом едва различимо сказал, почти прошелестел:

– Каждого ждет своя закладка. Там, на двушке. И когда-нибудь потом, в слившихся мирах, все их получат. Правда, этот паренек получил свой подарок раньше времени. Но все равно я ему завидую. Хуже то, что мы, поспешив, получили чужие. И теперь нас ничего уже не ждет.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю