Текст книги "Утоли мою печаль"

Автор книги: Дина Лоуэм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

9

– Ты уже не так привязана к своим старичкам, не правда ли? – спросила Надин у Мэдж, когда они вместе вышли из палаты.

– Ничего подобного, – возразила Мэдж, ощущая тяжесть в груди.

Она только что потеряла пациента. Третьего за последние два дежурства. Но, как говорится, он хорошо пожил. Трудно горевать, когда человек умирает в восемьдесят, оплакиваемый дюжиной внуков и внучек.

– Я переживаю смерть каждого.

Это было правдой. Каждый пациент, уходя, уносил с собой частичку ее души.

– Ты не собираешься поговорить с его женой? – спросила Надин.

Мэдж бросила на стол бумаги кардиологической бригады и выпрямилась.

– Собираюсь, – сказала она. – Хоть это совсем нерадостная миссия. Лучше бы ее взял на себя доктор Маккензи. Не женское это дело.

Надин, соглашаясь, кивнула головой. Мэдж представила, как зайдется в рыданиях, узнав о смерти мужа, маленькая миссис Мильнер с вечно испуганными глазами, и ей стало не по себе.

Надин участливо коснулась ее плеча:

– Ты неважно выглядишь, девочка. Хочешь, помогу? Приготовлю еду к завтрашнему пикнику, чтобы твоему приятелю, который воображает себя хорошим поваром, нечего было делать.

Мэдж с облегчением переменила тему разговора.

– Ты, подружка, моего приятеля не трогай, а также оставь в покое Персика, понятно? Он, кажется, теперь боится тебя больше, чем Рэйфордской тюрьмы. – Мэдж постаралась улыбнуться. – Да и я, если честно, тебя побаиваюсь.

Надин возмущенно всплеснула руками.

– Да что ж это за мужчина, не видящий своей пользы? Он может заполучить добрую, богобоязненную, работящую женщину, которая сделает из него честнейшего человека, но шарахается от меня как черт от ладана. Ведь он во мне нуждается. Только не хочет признаться.

– Я в этом уверена. Но ты каждый раз преподносишь ему сюрприз, а кончается тем, что у него вся выпечка подгорает, а я этого позволить не могу.

– Ну, ладно, тогда пригласи меня на день рождения Джонни, – предложила Надин. – Уж к этому он будет готов. А я заставлю его приревновать, начав болтать с твоим новым подрядчиком. Кстати, он, если хочешь знать, отличный парень. Достаточно зрелый для хорошего секса.

– Джонни… – У Мэдж вдруг подогнулись колени.

Она внезапно потеряла дар речи.

Две недели. Его день рождения через две недели?

– О Господи… – Мэдж опустилась на стул, спрятав голову в руки. Крупные слезы закапали из-под пальцев прямо на бумаги. – Я позабыла… я позабыла…

– Эй, эй, детка, в чем дело? – всполошилась Надин, убирая бумаги в безопасное место и жестом отгоняя подошедших коллег. – Я же тебе сказала! Пойду сама сообщу миссис Мильнер, а ты посиди и успокойся.

Мэдж ничего не слышала. Она боролась с отчаянием, с внезапным иссушающим чувством потери.

– Я позабыла…

Ночью ей приснился Джимми, и она проснулась, всхлипывая. Но это ничего не значило. Во двор лучше было не выходить. Там мог быть Майкл, а она сейчас не могла с ним общаться. Мэдж ни с кем не могла общаться. Она села у окна и стала ждать рассвета.

Может быть, если выпить пива или бокал вина, ей удалось бы заснуть. Может быть, не надо завтра ехать на пикник? В таком настроении она вряд ли доставит кому-нибудь удовольствие.

Она чувствовала… Бог знает что она чувствовала. Она чувствовала, что ее что-то гнетет, пугает и заставляет плакать.

Может быть, если сесть в машину, то удастся освободиться от этого гнета? Может быть, на машине можно уехать туда, где мир и покой?

Мэдж не удивилась этим нечаянным мыслям. Они приходили к ней и раньше. Соблазняя ее. Вызывая грешное желание сдаться, как сдался Сэм. Она так устала от страданий. От необходимости держаться. От снов, в которых были лица и тянущиеся к ней руки.

«О, Сэм, – подумала она с глубокой печалью. – Хотелось бы мне суметь сказать, что я тебя не поняла…»

Снаружи, во мраке, у старого дуба вспыхнула спичка. В течение нескольких секунд Мэдж видела черты лица Майкла, резкие, сильные и обманчиво бесстрастные. Глядя на такое лицо, никогда не заподозришь в человеке скрытую силу чувств и глубину сострадания.

Она почувствовала страстное, жгучее влечение к нему. Ей захотелось сбежать вниз по ступенькам, как бывало в девичестве, раствориться в его объятиях. Почувствовать силу мужских рук и сладостную дрожь желания.

Но в то же время ей также хотелось как можно дальше убежать от него. Он собирался причинить ей вред. Он собирался выпустить на свободу демонов, которые сокрушили Сэма, и она не должна была этого позволить. Нельзя позволить ему подвергать опасности своих детей.

А он мог. И уже подверг. Она думала о пикнике и позабыла о дне рождения Джонни, чего не бывало никогда в жизни.

Ей бы следовало выйти и сказать ему, чтобы уезжал. Но вместо этого Мэдж сидела у окна до тех пор, пока не заалел восток и не запели птицы. Тогда она увидела, что Майкл спит стоя, привалившись спиной к стволу дерева.

– Вы уверены, что в состоянии вести машину? – спросила она его несколькими часами позже.

Майкл, возившийся с ремнем безопасности, поднял глаза.

– Обещаю, командир.

– Но вы же не спали!

– Спал. И хорошо спал.

– Вам было жарко, сыро и беспокоили муравьи.

– Если вы это видели, значит, сами не спали. Выходит, я спал больше вас.

Она не ответила, поймав взгляд Джесс, которая хихикнула, приплясывая у ресторана в своих джинсовых шортах и яркой светло-зеленой блузке. С тех пор как Мэдж допустила ошибку, рассказав ей о намеченном путешествии, она только о нем и болтала. Джонни же, напротив, хранил гордое молчание. Он и сейчас, не проронив ни слова, принял от Персика тяжелую корзину и многочисленные напутствия. Джесс снова захихикала.

Они сидели на передних сиденьях седана, который Майкл арендовал на сегодня, так как ни его, ни ее спортивные машины не вмещали столь многолюдной компании.

– Мэдж, признайтесь честно; вам не хочется ехать? – спросил Майкл.

Она порывисто откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза.

– Мне хочется только одного – спать.

– Поехали, Мэдж, – настаивал он. – Когда вы последний раз брали отгул?

– Перед самым рождением Джонни.

– Ну вот! Сегодняшний день для веселья. Никаких хлопот и забот. Мы устроим праздник лета, идет?

Она снова открыла глаза и увидела, что его взгляд горит заразительным блеском.

– В вашей семье все такие настырные? – сухо спросила она.

Он ухмыльнулся пиратской улыбкой.

– Подождите, я еще не разошелся! И не смейте мне перечить, вам сегодня все равно нечего делать.

– Нет, кое-какие дела есть. И есть люди, с которыми надо бы встретиться.

Он пожал плечами.

– Ну и что они вам сделают, если вы сегодня не появитесь? Обрежут волосы и пошлют во Вьетнам? Расслабьтесь, девушка!

Ей вдруг захотелось подчиниться его настроению, расслабиться, засмеяться, сбросить сковывающие ее путы.

– И вот еще что я вам скажу, – продолжал Майкл. – Мы сегодня так нагуляемся, что оба будем спать без задних ног.

Мэдж увидела в этом заявлении подтекст. Она разглядела в нем приглашение, то ли сознательное, то ли нечаянное. Теплая волна прошла по ее телу. Это ощущение удивило ее, так как она хорошо знала, что оно не должно было возникнуть.

– Звучит заманчиво, – ответила Мэдж и смутилась.

Нет, она не слышала приглашения в его голосе, она слышала мольбу. И чувствовала встречное отчаянное желание подчиниться ему, которое женщина воспринимает как смертный грех, но которому не может противиться.

Больше всего ее удивляло, что он все понимал без всяких объяснений. Майкл поднял руку и провел по ее щеке костяшками пальцев, словно предупреждая, что скажет что-то очень важное.

– Хотите верьте, хотите нет, но я раньше не спал с муравьями, потому что боялся. А теперь вот сумел.

– Но это трудно, – заметила она.

– А разве легче выпивать каждый вечер полбутылки вина, чтобы заснуть?

– Я не нуждаюсь в вине, – машинально произнесла она, как произносила каждый раз, открывая бутылку.

– Эй, так вы нас берете или нет? – крикнул Джонни, подходя вместе с Джиной.

Майкл ласково улыбнулся.

– Конечно, – весело сказал он. – Сегодня все для детей. Сегодня мы все дети!

Мэдж боролась со слезами, подступившими к глазам. Она не знала, чего ей хочется. Она не знала, к чему готова. Она только знала, что тот, кто послал Майкла Джордана, послал ей чудо.

Она сидела рядом с ним, наслаждаясь близостью мужчины, впитывая его ауру, как сухая почва впитывает влагу.

Джесс, смеясь, подскочила и распахнула заднюю дверцу:

– Залезай, Джонни!

– Залезай, Джесс!

– Залезаем! – крикнула Джина, и они горохом попрыгали на заднее сиденье.

Запахло жареными цыплятами и свежими булочками. Какие прекрасные запахи и звуки! Мэдж снова зажмурилась. Отогнала слезы. Взяла себя в руки. И вдруг, к своему крайнему изумлению, обнаружила, что под этим водоворотом чувств таилось предвкушение.

Ей действительно хотелось поехать с Майклом на побережье.

– У кого маршрут? – осведомился он, включая зажигание.

– Вот он! – пропела Джесс, помахивая атласом дорог. – Посмотри его, мама!

– Нет, Джесс. Сама посмотри. И, послушайте, вы должны…

– Застегнуть ремни! – хором гаркнули Джесс и Джонни, как они всегда делали с тех пор, как достаточно подросли, чтобы пародировать мамины наставления.

– А что говорил Персик? – спросила Мэдж.

Джесс фыркнула. Джонни покраснел.

– Ничего, – сказал он.

– Он сказал, – доложила Джесс, в то время как машина выезжала на дорогу, – что Джонни должен вести себя с матерью как джентльмен, а…

– Джесс!

– … с девушкой – как священник.

Напряжение спало. Мэдж перегнулась назад, чтобы потрепать огорченного сына по голове, и заметила, что Джина покраснела почти так же сильно, как и он.

День начался замечательно. Смех и нестройное пение заполнили машину. Планы пересматривались с удивительной быстротой. К тому времени, как они достигли моста через Чезапикский залив, были уже отброшены проекты ехать прямо в Ки-Уэст, сесть на теплоход до Нассау и найти аэропорт, где дают уроки планеризма. Майкл развлек всех историей о доме, который он построил для человека, мечтавшего жить, как Элвис Пресли, а Джина рассказала интересную историю о том, как ее отца покорнейше просили никогда больше не петь в церкви. Все так смеялись, что Мэдж даже не заметила, как Джонни вертел головой, чтобы рассмотреть толчею на Норфолкской военно-морской базе, когда они проезжали мост через Хэмптон-Ярд.

После полудня стало очень тепло. Где-то в полумиле от них волны Чезапикского залива набегали на песок, где после отлива осталось множество моллюсков, медуз и крабов-отшельников. По другую сторону дюн лежал крохотный городок Кейп-Чарлз, словно перенесенный сюда прямо из викторианской эпохи. Ветер дул с суши, нагоняя тяжелые багровые тучи. Мэдж ничего не замечала. Она растянулась в шезлонге, который Майкл достал из багажника, и наблюдала, как ее дети добывают трофеи в лужах, оставленных отливом.

– О-о-х! – закричала Джесс, подняв руки вверх. – Она меня ужалила! Ненавижу медуз!

– Рановато они в этом году, – удивилась Мэдж. – Обычно их до августа не видно.

Майкл лежал на песке с бутылкой пива, прикрыв глаза, в блаженном ничегонеделанье.

– В Атланте этих проблем нет, – сказал он, не шелохнувшись.

Мэдж отхлебнула содовой.

– Не могу себе представить жизнь вдали от воды. Уезжая из дому, я всегда стремилась к побережью.

– Ну да, – саркастически заметил он. – К корейскому побережью.

Несколькими часами ранее Мэдж бы нарочито отвернулась, отгораживаясь от него, не допуская до себя. Но сейчас это ее не испугало.

– Ага, – согласилась она просто. – Но кто сказал, что в разгар войны нельзя искупаться в море?

– Не я, – в тон ей отозвался Майкл. – Мы, правда, в свободное время предпочитали покер. Пытались играть в подковы, но там не было лошадей.

Мэдж засмеялась.

– По правде говоря, мои купания чуть было не закончились трагически.

– О, прошу прощения…

– Кончилось тем, что я оказалась в нашем неврологическом отделении, после того как, нырнув с прибрежной скалы, крепко стукнулась головой о камень и чуть было не утонула. Предварительный диагноз – травма головы. Окончательный диагноз: злоупотребление виски, плохая наследственность и неадекватные реакции.

– Неадекватные реакции?

– Медицинский термин, – улыбнулась она. – Означает полное отсутствие здравого смысла.

– А в Канзас-Сити вы не занимались плаванием?

Она добродушно рассмеялась.

– Нет, конечно нет!

– Видимо, потому, что там нет побережья?

– Видимо, так.

– А что скажете насчет Атланты?

Мэдж повернула голову, чтобы увидеть его лицо и услышать легкое дыхание. Как будто вопрос был совсем незначительным.

– Не знаю, – честно призналась она.

Ей нечего было сказать насчет Атланты, где он всегда жил и где его семья требовала проводить совместно все праздники. Это ей было трудно себе представить. Она даже день рождения не праздновала с родителями с тех пор, как ушла на войну. Она бы не могла заниматься семейным бизнесом только потому, что от нее этого ждали.

Джонни держал Джину за руку, и она ему это позволяла. Мэдж не знала что и думать. Может быть, сосредоточившись на дочери Майкла, он забудет о своем желании стать летчиком. Но может случиться и так, что их знакомство породит новые проблемы, чего Мэдж совсем не желала.

– А вы не обдумывали отъезд из Атланты? – небрежно спросила она, продолжая предложенную Майклом игру.

– Не знаю, – честно признался он. – Это зависит от того, насколько легко будет вернуться. И. от того, насколько это важно. Вы не хотели бы отпраздновать четвертое июля в Атланте?

Так легко. Без нажима. Не настаивая, не упорствуя, не допытываясь. Он просто лежал на солнышке и удерживал на груди в равновесии пивную бутылку с таким старанием, словно от этого зависела его жизнь.

– Я об этом не думала, – сказала она, нарочито переключая внимание туда, где ее дочь изводила двух старших подростков.

Стоя в воде, Джесс брызгалась на Джонни и Джину. Крики звенели в воздухе, заглушая шум прибоя.

– Я, пожалуй, побью вашего сына, – угрожающе прорычал Майкл, когда Джонни схватил Джину в охапку и увлек за собой в воду.

Мэдж лукаво сощурилась:

– После того, как я побью вашу дочь. Вы уверены, что у нее благородные намерения?

– Не более благородные, чем у вашего сына.

Она согласно кивнула.

– Тогда, полагаю, мы будем иметь неприятности.

– Вот потому я и хочу его побить.

Некоторое время они наблюдали, как девушка и парень плескались, бегали и хохотали. Когда Мэдж поняла, что Джесс только кружит около них подобно спутнику, она решила, что настала пора самой окунуться.

Мэдж встала с шезлонга.

– Пойду охранять невинность своего сына, – улыбнулась она.

Майкл рассмеялся.

– О, я должен непременно помочь вам в этом благородном деле. Пошли!

Майкл привстал, но тут же пошатнулся, выругался и, помедлив пару секунд, выпрямился.

– Что случилось? – встревоженно спросила она.

Он сухо улыбнулся и потер левое бедро.

– Скоро польет как из ведра, – сказал он, кивнув на небо, и окончательно распрямился.

Мэдж увидела шрам, змеившийся у него по животу. Старый шрам. Другие, еще страшнее, были на груди. До сих пор она их не замечала.

Майкл протянул ей руку.

– Пошли. Надо сбить спесь с моей дочери.

Мэдж подала ему руку и спросила, осторожно приподняв бровь:

– Сегодня не загораете?

Майкл бросил быстрый взгляд на тенниску, которую так и не снял.

– Я обычно не снимаю рубашку, чтобы не смущать Джину. Прошло уже много времени с тех пор, когда надо было что-то доказывать.

Он стиснул Мэдж руку и послал улыбку, как будто поцеловал ее. Она тоже улыбнулась.

– Эй, Джесс! – закричал он, когда они вступили в теплую воду. – К тебе идет подкрепление! Сейчас мы им покажем!

Вода плескалась вокруг лодыжек Мэдж, и она невольно опустила глаза, ища взглядом крабов и медуз, которые могли бы возражать против ее вторжения. Теплая рука Майкла крепко сжимала ее руку. Мэдж почувствовала, что все печали остались позади, на берегу. Вода восхитительно омывала ей ноги, солнце припекало. Она услышала смех Джонни, повернулась к дочери, издала призывный клич и поплыла.

– Вы были правы, – признал Джонни, когда они много позже въехали обратно на мост и увидели, что весь горизонт обложен грозовыми тучами.

– Насчет чего? – удивился Майкл.

– Собирается дождь.

– А, – кивнул Джордан. – Конечно! Фермеры очень ждут его.

Мэдж не вслушивалась в их разговор, но отметила про себя, что Джонни стал более дружелюбен по отношению к Майклу. Наверное, сыграло свою роль и то, что мальчик воспринимал его дочь, как воплощенную Елену Прекрасную. А сам Майкл при этом держал себя с ним так, как будто бы он был его младшим братом.

Мэдж была довольна. Чудесным днем, отличной стряпней Персика. Довольна тем, что погрелась на солнышке, хотя ее нежную кожу после этого немного пощипывало. Ей было уютно и хорошо. Клонило ко сну. Мэдж дремала, обняв Джесс, которая настояла, чтобы мать села с ней, сзади, к огорчению Джонни и к облегчению обоих родителей. Сквозь дрему Мэдж слышала тихую музыку, льющуюся из приемника, разговор Майкла с Джиной о каких-то членах семьи, которые выводили из себя остальных, шуршание шин по асфальту. Бедро дочери источало тепло и в голове роились приятные фантазии.

Может быть, можно допустить этого человека немного поближе? Поделиться с ним теми военными воспоминаниями, которые не причиняют вреда? Позволить себе насладиться его улыбкой. Может быть, можно даже чуть-чуть влюбиться в него. Совсем чуть-чуть.

Впервые за все время, что она себя помнила, Мэдж ощутила надежду. Она спала с этим ощущением всю обратную дорогу и проснулась, только когда Майкл осторожно вытащил у нее из рук сонную Джесс. Джонни подал ей руку, и она смахнула с себя сон, как паутину.

– Иди, Джонни, я сейчас приду.

Она обернулась назад и устремила взгляд на дорогу, где ивы уже начали раскачиваться под свежими порывами ветра. Позади нее хлопнула дверь, зазвучали сонные голоса сморенных дорогой подростков. Они поставили чайник и включили телевизор. Мэдж смотрела на тучи и размышляла над тем, что изменилось в ее жизни с тех пор, как она последний раз видела грозу.

– Все в порядке? – спросил подошедший Майкл.

Мэдж отвела взгляд от грозовых облаков.

– Я как раз думала, какой хороший получился день.

– Я рад, – просто сказал он, подвинувшись поближе.

Ветер шевелил его волосы, а глаза сверкали фосфорическим блеском. Мэдж не могла оторвать от них взгляд. Она думала об ужасных шрамах, покрывающих тело этого мужчины, о кошмарах, сквозь которые он прошел, чтобы найти ее. Она думала о том, что он предложил ей помощь, в то время как имел право спокойно отдыхать.

– Спасибо вам, – сказала она и, быстро поднявшись на цыпочки, поцеловала его.

И тут же оказалась в его объятиях. Его усы покалывали ее, рот искал ее губы. О Господи, его губы были такими нежными, а руки такими соблазнительными. Мэдж вцепилась в его мягкие, шелковистые волосы, которые трепал ветер. Она прильнула к его груди, вдруг ощутив мучительную жажду близости. Ей нужна была его радость. Ей нужна была его спокойная сила. Ей нужна была его вера в то, что она такая, какой он ее помнил.

– Ты дрожишь, – прошептал он.

– Я боюсь, – хрипло сказала она.

– Никогда не бойся меня, Мэдж, – промолвил он, привлекая ее еще ближе, – никогда не бойся меня!

– Я не боюсь тебя, – призналась она слабым голосом, – я боюсь себя. Но в этом – твоя вина.

– Моя вина? – шепотом спросил он, проводя пальцами по ее щеке. – Но почему?

Мэдж не отступила. Она посмотрела ему в глаза и решила сказать правду во что бы то ни стало.

– Потому что я хочу, чтобы ты меня любил.

10

Он сам хотел того же. Когда все заснули, Майкл прокрался в ее комнату, где сырой от дождя бриз вздымал занавески, и за руку вывел из дома.

Джордан понимал, что совершает ошибку. Он не за этим сюда приехал. И не это, по его мнению, ей было нужно. Не это должно было принести ей мир и покой. Но он не мог уже сдерживать охватившую его страсть. Майкл понял, что увлечен этой женщиной с тех самых пор, когда впервые увидел ее улыбку.

Ее рука дрожала, но она ни секунды не колебалась, когда в одной ночной рубашке шла вместе с ним через двор по сырой траве. Мэдж следовала за ним в угловую комнату гостиницы так, будто это был роскошный «люкс» в фешенебельном отеле.

– Добро пожаловать во дворец, леди! – прошептал он с улыбкой, держа ее руки в своих.

– Я никогда не делала… – Она пожала плечами, подбирая нужное слово, вдруг снова ощутив себя робкой и юной девушкой.

– … Ничего такого, – подсказал Майкл. – Знаю. Я тоже.

Он поднял ее руки и поднес к губам. Впился взглядом в такие милые голубые глаза и поцеловал ей ладони.

– Полагаю, мы достаточно долго плыли против течения, да?

Майкл увидел, как ее глаза расширились, ноздри затрепетали, а грудь поднялась. От нее веяло дождем, свежим мылом и тихой ночью. Он ощущал губами атлас ее кожи. О Господи, как же он хотел ее.

– Я немножко… заржавела, – призналась она, усмехнувшись. – Боже мой, это звучит словно: «Я давно не ездила на велосипеде».

– Принцип тот же, – успокоил он, ласково поглаживая ее запястья. – Я слышал, что эти навыки легко восстанавливаются.

Мэдж инстинктивно придвинулась ближе к нему.

– Правда?

– Да, – заверил он. – Именно так. И чтобы ты не беспокоилась, я захватил все, что надо, для безопасной езды.

Майкл наклонился и поцеловал ее. Она вздохнула, и его губы поймали этот вздох. Наслаждаясь нежностью ее рта, он позабыл о дожде и ветре, о свече и узкой койке, которая должна была принять их. Он видел только ее, чувствовал только ее.

Нетерпеливым движением он пробрался к ней под рубашку и ощутил соблазнительный трепет кожи. Он обнял ее одной рукой за талию, а другой за бедра и привлек к себе так, что она ощутила всю силу его желания. Мэдж трепетала под его прикосновениями, выгибалась и прижималась к нему. Майкл спустил ей рубашку с плеч, наслаждаясь атласом кожи на ее горле, и она откинула голову под его натиском. Он чувствовал, как ее руки царапают ему спину, и еще крепче сжимал ее в объятиях.

Вырез рубашки задержался у нее на груди, и он осторожно сдвинул его вниз. В тусклом свете свечи ее кожа отливала перламутром. Мэдж всхлипнула и невольно съежилась, когда рубашка соскользнула на пол, обнажая ее красивое тело.

Майклу стало трудно дышать. Ему не верилось, что она так прекрасна. Ее груди. Боже, ее груди, такие полные и тяжелые, с сосками цвета персика. Майкл гладил их, ласкал, припадал к ним ртом и стонал от наслаждения. Он поднял Мэдж, отнес на маленькую койку и лег рядом, чтобы почувствовать все ее тело, чтобы раствориться в ней.

– Как ты прекрасна! – простонал он, пряча лицо у нее в волосах.

– Милый, я мать двоих детей и мне сорок с хвостиком, – слабо возразила она.

Майкл поднял голову, посмотрел ей в глаза и улыбнулся:

– Вот поэтому ты так прекрасна, – сказал он и впился в ее податливый рот.

Когда Мэдж начала стягивать с него тенниску, он попытался остановить ее. Он весь дрожал, пытаясь сохранить самообладание. Это было слишком давно, и это никогда не было так, как сейчас.

– Ну, давай, – сказала она с мягкой улыбкой. – Я не хочу оставаться голой одна.

Но Майкл боялся, что она в ужасе отвернется, увидев его шрамы. Мэдж поняла это.

– Ты ведь видел мои швы, – ласково возразила она.

Он стащил с себя тенниску и закрыл глаза.

– Боже мой, – пробормотала она, и Майкл почувствовал, что ей хочется отвернуться. Но затем она легко вздохнула, и он, уловив в этом звуке восхищение, открыл глаза. – Какая у тебя великолепная грудь, – говорила она, поглаживая жуткий шрам, рассекавший ее пополам. – Я так и думала.

– У тебя не хуже, – заверил он ее, вместо того чтобы сказать, что если бы он не влюбился в нее раньше, то непременно сделал бы это сейчас.

Ее волосы рассыпались по подушке закатным пламенем, глаза блестели, а губы уже распухли от поцелуев. Майкл никогда в жизни еще так не хотел женщину.

Он ласкал, целовал и гладил ее, пока она не начала выгибаться и стонать под ним, а ее руки беспокойно задвигались по его телу. Он теребил ее соски и облизывал груди. Он гладил ее ноги и ощущал между ними горячее, влажное, ждущее лоно.

А когда она задрожала, широко открыв глаза и крепко вцепившись в него, он раздвинул ей ноги и вошел в нее. Наконец-то Майкл, который так долго был один, почувствовал, что расстается с одиночеством.

Это была ошибка. Ужасная ошибка. Мэдж знала, что за дверью этой сказки ее ждет реальность. Здравый смысл. Что-то произойдет вслед за этим. И ее невольный грех, конечно, отзовется. Не надо было ей ложиться в постель с этим мужчиной. Но в то недолгое время, когда она таяла в его объятиях, ее это не заботило. Майкл подарил ей чудесный день. От начала до конца полный смеха, возбуждения, приключений. Восторга. Он вытащил ее из прошлого, по крайней мере, на несколько часов, и дал возможность насладиться настоящим.

По гроб жизни она будет ему благодарна.

– Теперь, чего доброго, твой сын побьет меня, – улыбнулся Майкл, перебирая ее волосы.

– Этого так давно не было, – задумчиво сказала она.

Он продолжал играть восхитительными локонами, щекоча ей шею.

– Ты имеешь в виду пикник? – поддразнил Майкл.

– Да. За последние годы в моем общественном календаре отмечено очень мало пикников.

– В моем тоже. Когда мать Джины покинула нас, я решил, что будет проще сосредоточиться на бизнесе.

– О, разумеется, – согласилась она. – Я понимаю. Чтобы не думать о затратах на любовь.

Он хохотнул, оценив ее иронию.

– К тому же не нужно беспокоиться о том, что ты еще не сводил ее в ресторан и в кино.

Она стукнула его по груди.

– Неандерталец!

– Да я шучу!

Она чувствовала его тепло щекой и грудью, животом и бедрами. Это был прекрасный и неожиданный подарок – удивительный уют в дождливую ночь.

– Я уже позабыла, как это чудесно – делить ложе с кем-нибудь, не считая кошки.

Майкл нежно поцеловал ее в лоб.

– Я думал о том же самом. Ты только вообрази, как будет замечательно в настоящей кровати.

Она не могла позволить себе надеяться на это, боясь, что за все придется платить слишком высокую цену. А у нее не осталось жизненной прочности, чтобы оплатить такой выигрыш.

– Такого не было со времени Сэма, – промолвила она.

– Твоего мужа?

Мэдж утвердительно кивнула и потерлась щекой о его плечо. Она насыщалась им, пока было можно.

– Но даже до того, как он умер… как он ушел… ну, в общем, дом Келли был не из самых счастливых.

– Джонни мне кое-что рассказывал.

– Джонни не знает.

Мэдж заколебалась. Она закрыла глаза, понимая, что отступать больше некуда, что ее шаткий и ирреальный мир нарушен и в этом ее вина.

– Он говорил, что перед кончиной его отец был страшно подавлен, – продолжал Майкл. – Полубезумен. Держал под подушкой револьвер и испытывал приступы ярости.

Мэдж обмерла. Откуда Джонни это знает, ведь она с ним не делилась?

– Наверное, было ужасно тяжело понимать, что ты ничем не могла ему помочь, – сочувственно произнес Майкл.

– Я думала, что смогу… что мы сможем помочь друг другу, – пробормотала она.

Руки Майкла нежно обвили ее. Эта женщина так долго оставалась холодной, и теперь с безумной жаждой она впитывала тепло.

– У него был диагноз – ПСС?

– Да. Но этот простой термин вряд ли способен вместить в себя те кошмары, которые мучили Сэма.

– Похоже на особо тяжелый случай? – снова спросил Майкл.

И тогда она сказала ему то, чего еще никому не говорила.

– Он убил себя. Направил машину на полном ходу в мостовую опору.

Мэдж совсем погрустнела.

– Хотелось бы мне знать почему, – задумчиво произнесла она.

Тот выход, который нашел для себя Сэм, иногда казался ей таким заманчивым, особенно в долгие бессонные ночи.

– Он был так печален, – вполголоса продолжала она. – И никогда не говорил мне почему. Никому не хотел говорить. Только сказал как-то, что если я не была в Унсане, то не смогу понять.

– Унсан – гиблое место, – согласился Майкл. – Таких мест было много. Но об этом тебе знать не надо.

Он снова коснулся опасной темы, не боясь, что оттолкнет ее этим. Теперь Мэдж была связана с ним живым теплом их сплетенных тел, мягким уютом его голоса. И это чувство защищенности в темной и молчаливой комнате пустого здания уже не могло покинуть Мэдж. Дверь в ее исстрадавшуюся душу открывалась не чем иным, как нежными словами и страстным желанием разделить все. Особенно самое скверное.

– Мне-то было не так уж плохо, – сказала она.

– Потому что была крыша над головой?

– Я была медперсоналом. Это все же не то, что сидеть в траншеях.

– Но это не было и тылом, Мэдж. Поверь мне.

Снаружи снова собиралась гроза, вдалеке глухо ворчал гром. Где-то одиноко и печально ухал филин. Здесь, в темной маленькой комнате, Мэдж, широко открыв глаза, цеплялась за Майкла, словно за спасательный круг.

– Какое у тебя самое яркое впечатление о Корее? – спросил он.

У нее сразу перехватило дыхание. Чувство защищенности исчезло.

– Самое яркое воспоминание о Корее? Боже мой, о чем ты говоришь?

– Ну, расскажи мне.

Она пожала плечами.

– Я тебе говорила. Я очень мало помню о той войне. Да и зачем?

– А хочешь, я расскажу?

«Нет», – с ужасом подумала Мэдж. Но губы произнесли:

– Да.

Он чуть крепче обнял ее, продолжая лениво перебирать волосы.

– Мой взвод попал в засаду, – легко заговорил он гипнотически спокойным голосом. – Только что мы шли в полный рост, а тут попадали лицом в грязь. Пулеметы строчили, мои парни вопили, пытаясь как-то укрыться от пуль. И вдруг случилось нечто невероятное. Как будто весь мир исчез. Вместе со звуками – пулеметным огнем, криками и всем прочим. Прямо перед собой я увидел прекраснейший маленький цветок. Я совершенно отчетливо помню, как лежал там на брюхе с винтовкой на спине и пялился на этот цветок, словно это было чудо. Я был совершенно зачарован этим цветком в грязи. Затем снова нахлынула волна звуков. Все отстреливались и орали, чтобы узнать, жив ли я, а я все лежал лицом вниз. Тут я встряхнулся, отполз назад, и мы выбрались оттуда. Но я никогда не забуду этот цветок.

– И это твое самое яркое воспоминание? А когда тебя ранило?

– Вот это я помню плохо. Смутные образы, как во сне. Цветок запомнился гораздо острее.

Некоторое время Мэдж лежала зажмурившись и явственно видела этот цветок, возможно пурпурный, в грязи, среди стрельбы, и молодого человека с глазами цвета морской волны, глядящего на него. Ей почему-то вспомнился Джимми. Отгоняя видение, Мэдж открыла глаза и взглянула на грудь и живот Майкла – свидетельство того, что он пережил. У нее не было его мужества. Она бы так не смогла.

– Я одевалась у себя в закутке, – тихо сказала она, вдруг представив себе это так же ярко и отчетливо, как это было в тот день. – Через полчаса надо было заступить на дежурство, а я никак не могла надеть ботинки. Помню, что один шнурок завязался узлом. Внезапно раздался сигнал тревоги – массовое поступление. Я кое-как натянула одежду, схватила недопитую кружку с кофе и вылетела прямо на сортировку. И вот я бегу, стараясь поспеть к трапу самолета, и думаю – наверное, идет дождь, потому что мне капает прямо в кружку. Поднимаю глаза – а никакого дождя нет.