Текст книги "Парящий (ЛП)"
Автор книги: Дина Аллен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)
Annotation
В разгар зимы во время круиза по Аляске Люк и Эмма находят друг друга под Северным сиянием – необычайным явлением, связавшем столь разных людей. Люк учит девушку парить, а она – становится его причиной остаться на земле. Но их путешествие движется к концу, а всплывающее прошлое, которое старательно забывалось, меняет их будущее – если только у них еще есть будущее.Слоган: Она – его якорь... А он – ее крылья
Переведено для сайта и группы
Использование материала без согласия администрации строго ЗАПРЕЩЕНО! Коммерческое распространение книги – ЗАПРЕЩЕНО. Материал представлен ТОЛЬКО в ознакомительных целях. После прочтения просьба удалить или оставить в личной библиотеке.
Уважайте чужой труд.
Аннотация
В разгар зимы во время круиза по Аляске Люк и Эмма находят друг друга под Северным сиянием – необычайным явлением, связавшем столь разных людей. Люк учит девушку парить, а она – становится его причиной остаться на земле. Но их путешествие движется к концу, а всплывающее прошлое, которое старательно забывалось, меняет их будущее – если только у них еще есть будущее.
Слоган : Она – его якорь... А он – ее крылья
Пролог
Чтобы воспарить, нужно отпустить все и всех, кто удерживает нас внизу. Наши души должны освободиться, чтобы двигаться дальше. Наши сердца должны быть достаточно сильны, чтобы найти свою высоту над облаками. Чего же ты ждешь? Просто отпусти. Воспари!
Глава 1
Транспаранты развевались в воздухе, конфетти застилали небо разноцветными брызгами. Толпы возбужденных зевак собрались на краю пристани в честь празднования отправления судна теплоходной компании «Аляска» из Сиэтла. Казалось, что на борту находится знаменитость, и они организовывали счастливые проводы.
Из клеток выпускали голубей, которые криками провожали пассажирский лайнер в круиз по Пьюджет – Саунд, и судно, весом в четыре тысячи шестьсот тонн отчалило. Пары прогуливались рука об руку по кораблю, воплощая мечты в реальность. Беззаботные пассажиры играли в шаффлборд на верхней палубе, пока из трубы корабля в него выходили клубы пара. День плавно переходил в ночь, официанты в белоснежных перчатках подавали изысканные блюда на белоснежных скатертях. Каюты были так малы, специально, чтобы вместить больше людей. И гости танцевали в ночи.
Финальная сцена фильма подошла к концу, и я оказалась очарована жизнью в пятидесятых, во времена, когда большие пассажирские суда СС Аляски были основным видом пассажирского и грузового транспорта. Свет от прожекторов вспыхнул, и экран потемнел, возвращая меня в настоящее. Крейсеры сильно изменились за эти годы. Сегодня корабли вмещали более двух тысяч пассажиров по сравнению с двумястами двадцатью пятью, что могли поместиться на прежних кораблях, которые были раза в три меньше.
Пассажиры расходились по комнатам, но я осталась, удобнее расположившись на кресле под звездами. Мои мысли по-прежнему кружились вокруг короткометражки, и я не спешила загонять себя в жаркую, душную комнату. Если я хотела получить удовольствие от поездки, мне нужно было начать сейчас.
Это наша вторая ночь на борту пассажирского круизного лайнера. Мы были в море целый день, направляясь из Инсайд Пассаж прямо в Кетчикан, наш первый порт. Нам следовало прибыть туда утром, и я бы солгала, если бы сказала, что рада этому. У меня не было проблем, если не считать путешествия из порта в Сиэтле до Аляски.
Эта поездка была поводом для зависти моих сверстников, и я не могла понять, почему. Они никогда не знали, как сильно я боялась уехать и как бы хотела остаться в Портлэнде на каникулах, прежде чем отправиться в холодный и темный Уиттьер, в Аляске. Переезд в Аляску – сложное решение, но переехать туда холодной зимой – настоящее безумие.
Я не знала, как долго просидела так, переваривая переезд и все, что мне пришлось оставить позади. Может быть, час. Часы на верхней палубе пробили половину двенадцатого, чем привлекли мое внимание. Я встала и потянулась, полностью готовая принять наступление ночи, когда увидела светло-зеленое свечение, напоминающее туман, покрывая и переливаясь в небе. Зеленый свет растягивался, словно накрывая небо полупрозрачной занавеской. Моей первой мыслью было, что я вижу отражение огней города, танцующие на ветру, но это невозможно. Вокруг лодки по обе стороны были горы и ледники, Инсайд Пассаж был погружен во тьму.
В отчаянной попытке лучше рассмотреть явление, я прошла на другую сторону, где темное небо выгоднее оттеняло свет.
Его сложно было не заметить – поскольку он был единственным, находящимся на палубе, кроме нее. Юноша стоял, облокотившись о перила, подняв голову вверх. Он выглядел таким классным, как молодой Марлон Брандо, одетый в кожаную куртку и что-то похожее на мотоциклетный шлем. Да, я даже знаю, кто такой Марлон Брандо, и мне даже вспомнился черно-белый постер с его изображением на корабле, что висел на стенах театра. Если смотреть правде в глаза: в 1950-ых он был плохим парнем и таким сексуальным.
Стараясь не пялиться и не нарушать чужой покой, я нашла место у перил и сосредоточилась на световом шоу. Слабые зеленые полосы тянулись, словно ириска, по соленой воде. Я ходила в прошлом году на свой первый карнавал и не могла отвести взгляд от металлической штуковины с тянучками и ирисками, разных форм. Я прикрыла глаза и улыбнулась воспоминаниям, слюнки наполнили мой рот от мыслей. Я хихикнула над своими глупыми мыслями.
– Красиво.
Я вздохнула, открыв глаза и посмотрев на Марлона Брандо. Он стоял всего в метре от меня, облокотившись на перила, и больше не наблюдал за светопреставлением. Он сосредоточено посмотрел на меня. Мое сердце замерло на мгновение, прежде чем вернуться к жизни и вспомнить, как дышать. Он выглядел так, словно сошел с обложки журнала пятидесятых, его кожаная куртка блестела в зеленом свете, а его волосы были кудрявыми, а вовсе не зализанными назад.
Я ненавидела такой образ. Нет, его волосы были достаточно длинными и мягкими, такими, что я хотела провести по ним руками.
Его взгляд был устремлен на меня, и я осознала, что он, вероятно, ждет, что я что-то скажу.
-Это, – пролепетала я, всматриваясь в небо. – Там свет.
Я покачала головой, ощущая, как жар поднимается по шее.
Когда я в последний раз разговаривала с парнем? Кажется, это было десятилетия назад. Правда в том, что я не могла вспомнить, когда кто-то смотрел на меня... неотрывно. Я боялась снова посмотреть на него, боялась забыть, как говорить, так что я отвела взгляд, молясь, чтобы он не ушел, списав все на мою неловкость.
Пожалуйста, не уходи.
Он усмехнулся.
Великолепно. Он смеется надо мной, но это такой прекрасный звук. Его гортанный голос впитывался пространством между нами, и хотя его относило ветром, казалось, он оставался со мной, отражаясь эхом в моей голове.
– Я говорю о тебе…
Какой милый Брандо.
Когда мне удалось проглотить комок, застрявший в горле, я повернулась к нему, глядя в его смеющиеся глаза.
– Я?
Он кивнул, придвинувшись ближе, пока не коснулся меня плечом.
– Да, ты. Ты красивая.
Его акцент выдавал жителя восточного побережья. Могу предположить, что это Джерси или Бруклин.
Застав меня врасплох, он выпрямился в полный рост и протянул руку.
– Люк Итан.
Я помедлила не потому что собиралась пожать руку незнакомцу, и не играло роли, что у него дымчатые глаза, точеные скулы и зубы, такие яркие, что я могла использовать его в качестве личного фонарика. Я пожала его руку, и тут же пожалела об этом, когда мои ноги подкосились от его прикосновения.
Возьми себя в руки, Эмма.
– Эмма Стрэтфорд. Приятно познакомиться, – мой голос наполнился доверием.
Казалось, парень не заметил этого.
Он пожал мне руку и наши ладони на мгновение задержались, а затем мы вновь положили руки на перила.
– Аврора бореалис, – пробормотал он, как загипнотизированный.
– Нет, Эмма. Эмма Стрэнтфорд, – я нахмурила лоб в замешательстве.
У него проблемы? Я ведь просто назвала свое имя.
Очередной смешок.
– Свечение, – пояснил он, и я внезапно захотела сбежать. – Оно называется аврора бореалис. Или северное сияние, как называют его другие.
– Это так мило, что у него есть имя и фамилия, – я повернулась. – Откуда исходит свет?
– Смотря кого ты спрашиваешь.
– Я спрашиваю тебя, Люк Итан, – улыбнулась я.
Даже не глядя на его красивое лицо, я могла почувствовать, что он улыбается.
– Ну, тогда, я расскажу тебе, – поддразнил он. – Когда заряженные частицы от атомов солнца сталкиваются с атомами в атмосфере земли, они выбивают электроны, которые переходят в высшую энергетическую стадию, – я абсолютно не понимала, о чем он говорит. – Когда электроны переходят на более низкий уровень, они выпускают фотон...
– Эй, помедленнее, ботаник. Расскажи более доступным языком.
Искоса я заметила, как он усмехнулся.
– Ладно, как насчет такой версии? Мы видим свет от части, которые сталкиваются с газами в земной атмосфере. Представь силовое поле, защищающее землю от вредоносных газов, когда заряженные частицы, называемые солнечным ветром пробивают его, частицы газа воспламеняются в атмосфере, заставляя ее светится – так же, как звезды. Что самое классное, так это то, что цвет солнечного сияния зависит от того, какой атом взрывается, и на какой высоте произошло столкновение.
Я почувствовала, как он придвинулся ко мне, его взгляд прожигал дыру на моем лице.
– Так лучше?
– Так на самом деле лучше, – сказала я, стараясь собраться с мыслями и не показать, как я нервничаю перед ним.
Я не хотела бы показывать ему, что считаю его умным, но была под впечатлением и не была уверена, что хорошо умею скрывать подобное.
Я права. Мое признание вызвало улыбку на лице Люка, светящуюся, словно природное явление, которое он описывал. Мне нравилось считать, что эффект, который я оказывала на него, был схож с противостоянием солнечного ветра и магнитного поля.
Или, может, это он влиял на меня так.
Я не могла разглядеть его глаза. Они были глубокого темно-зеленого цвета – достаточно темного для того, чтобы оставаться загадочными, но достаточно зелеными, чтобы передать каждую эмоцию. Я никогда не думала, что влюблюсь в зеленые глаза, до сих пор.
– Итак, Эмма, – сказал он. – Теперь ты расскажи что-нибудь, чего не знаю я.
То, как он произнес это, натолкнуло меня на мысль, что его интересует то, что я скажу. Это придало мне уверенности, но я не знала, что сорвется с моих губ.
– Я боюсь того, что случится, когда я сойду с корабля в Уиттьере.
Очевидно, мои эмоции и мысли невозможно было контролировать под влиянием Люка. Я не могла поверить, что так легко сказала это. Очевидно, мне требуется поискать какой-то выключатель.
– Чего ты боишься?
Конечно, он бы спросил это. Я не знала, что сказать. Я даже не была уверена в этом путешествии, в том, что произойдет. Я лишь знала, что ужасно боюсь перемен, и всего, что с ними связано. Мне было комфортно в Портлэнде. У меня были друзья. Я знала всех вокруг. Я никогда не представляла себя за пределами города.
Мой отец, оптимистичный страховой агент, хотел найти в конце пути горшок с золотом. Его миссия каждый раз манила его, и чем больше он вкладывался в это дело, тем больше ставил, надеясь отыграться, тем самым закапывал себя – и мою мать – в долговую яму. Я долго пыталась отрицать это, надеясь, что вскоре окажусь в колледже и буду жить самостоятельно.
Ради отца, я молилась, чтобы он оказался прав, а не просто гнался за радугой и лепреконами, тратя последние деньги нашей семьи. Я не сомневалась, однако, что сейчас он в казино, опустошает свои карманы и закладывает фамильные драгоценности. Моя мать не столь критична, как я. Она верит, что мечты отца реальны, и мечтает о собственном успехе, который зависит от него.
Она – самая ярая фанатка отца. Она не кажется умнее странных друзей моего отца и явно имеет пристрастие к азартным играм.
А я? Моя цель – окончить школу и вернуться в Портлэнд, обучаться на факультете истории искусства в Университете Орегоны, который где-то рядом с Аляской. Я написала сочинение о Национальной Галерее искусств, которая открылась накануне Второй Мировой войны, и оно получило стипендию, которая дает мне возможность продолжить учебу. Даже без нее я бы нашла возможность, но просить родителей оплачивать мою учебу – об этом не могло быть и речи.
– Эмма, так чего ты боишься?
Его беспокойство меня смутило. Как я могу рассказать незнакомцу о своих жизненных мечтах и планах? Я не могу так это недооценивать.
– Пожалуй, изменений.
Я усмехнулась его способности отразить мои настоящие чувства, но его взгляд словно выбил из моих легких воздух.
Как мог парень, с которым я только встретилась, так хорошо понимать меня?
– Не стоит бояться перемен. Ты всегда рискуешь что-то потерять, но есть шанс обрести что-то лучшее.
Он разглядывал мою макушку, изогнутые губы. Когда он убрал прядь волос с моего лица и заправил ее за ухо, я удивилась ощущению от его прикосновения, когда его палец скользнул по моей коже. Словно он хотел запомнить каждую клеточку на моем лице. Его рука гладила меня по волосам, но так же быстро он убрал ее.
– Прости. Я не могу перестать смотреть на тебя. У тебя самая идеальная кожа и волосы... Такие мягкие...
Я засмеялась, желая сказать ему, чтобы нашел зеркало, ведь мы же одногодки, и его кожа такая же идеальная. Казалось, он хотел сказать что-то еще, но не стал. Я улыбнулась, приняв это за намек.
-Спасибо, – я оттолкнулась от перил и отошла.
-Приятно было познакомиться, Люк Итон.
Я заметила, как он удивленно нахмурил брови, и его улыбка исчезла.
-Подожди, ты уходишь? Так скоро?
Мое сердце выпрыгивало из груди. Это было неожиданно. Обернувшись, я задумалась, как можно продолжить разговор без моей привычной застенчивости. Полагаю, стоит пояснить, куда я иду.
– Полагаю, ты мог бы пойти со мной.
Ни намека на неловкость, и вот он уже рядом со мной.
– Показывай дорогу, Эмма.
Мое имя, сошедшее с губ Люка, внезапно становится моим любимым звуком. По спине проходит дрожь. Его шаги осторожны, он идет медленнее из-за меня, поскольку мои шаги малы, но быстры.
Мы трижды обошли верхнюю палубу, обсуждая елочные украшения к Рождеству, рассказывая истории из жизни школы и про наших друзей. Мы одного возраста, наши дни рождения разделяет пара месяцев. Но ясно одно: его мысли отличаются от моих.
– Тебе следует завтра пойти на экскурсию. Посмотреть на водопады, – с волнением проговорил он.
Я улыбнулась.
– Этого не случится. Я не любитель путешествий.
Люк усмехнулся.
– Тебе не нужно отправляться на водопады и жить путешествиями. Просто прогуляйся до них, насладись видом и возвращайся на корабль.
Из его уст это звучало так просто. Ему все давалось легко. Неужели он не понимает, что я стараюсь держаться подальше от таких приключений – тех, что связаны с высотой любого рода.
– Когда мне было восемь, я каталась на велосипеде. Это было мое любимое занятие. Я могла кружить по холмам, спускаться с них, кричать. Адреналина было достаточно, он поднимался во мне, пока я кружила по высоким холмам, спускалась с них на огромной скорости. Однажды моя безответственность сыграла со мной злую шутку. Я спускалась с холма и потеряла контроль над тормозами. Меня занесло, завизжали шины, велосипед столкнулся с машиной, я перелетела через руль. Я даже не помню, как ударилась о землю. Почти неделю я прожила в больнице. К тому времени, как я полностью выздоровела, моя жажда адреналина пропала.
Когда я поделилась с ним, Люк все еще молчал. Я всмотрелась в него и заметила в углу рта усмешку.
-Тебе кажется это забавным? – спросила я, удивленно распахнув глаза.
Юноша не сдержался, его губы задрожали, и он рассмеялся. Полноценным смехом. Я лишь в недоумении смотрела на него. Он слышал о том, что я лежала в больнице, да?
– Эмма, – он продолжал смеяться.
Или может лучше назвать его двуличным, поскольку, могу поклясться, я видела слезы от смеха в его глазах.
Абсурдность его реакции заставила меня улыбнуться. Может, он ярый адреналинщик и происшествие с велосипедом не так трагично.
– Ты можешь перестать смеяться? – тихо попросила я.
-Прости.
Он вытер глаза тыльной стороной ладони и восстановил дыхание. – Просто представил эту картину...
Он снова рассмеялся, и я последовала его примеру, потому что если бы раны не были бы столь серьезными, это было бы забавно.
-Хорошо, я закончил, – сказал он минуту спустя. Он подтолкнул меня, и мы отступили на шаг. – Я смеялся потому, что если мои родители не имели бы медицинской страховки, мы бы разорились на лечении травм, которые я получил за эти годы. Я никогда не пренебрегал приключениями. Я лишь извлекал уроки и старался не повторять своих ошибок.
– Так ты бы снова сел на велосипед?
Он скривился, намекая на то, что я задала смешной вопрос.
– Я бы нашел холм повыше, попытался бы снова и заставил себя избавиться от страха, чтобы вернуться к настоящей жизни.
В течение следующих нескольких минут было тихо, я обдумывала слова Люка. Я хотела вернуться на велосипед, но никогда не рассматривала этот вариант. Я просто решила не рисковать, чтобы не травмировать себя. Опять же, я многое пропустила из-за этого страха – приключения с моими друзьями, ощущение, когда ветер обдувает лицо и развевает волосы, когда ноги горят после того, как взбираюсь на холм. Я вздохнула, осознав, что теперь больше знаю о Люке Итоне, и мне нравится то, что я узнаю.
К счастью, мы не обсуждали наших родителей. Последнее, чего мне хотелось, завершить наш разговор теперь, когда он стал оживленнее. Но он с интересом слушал о моем увлечении искусством. Хотя сама я вряд ли могла что-то нарисовать, мне удавалось оценить красоту штрихов и рассказать о нарисованном мире лучше, чем большинство.
– Мне ближе фотография, а вот художник из меня никакой, – пояснила я. – Но это ничего не значит, поскольку я принимаю любую форму искусства и восхищаюсь им. Каждое чувство, которое испытывает художник, он вкладывает в цвет, в мазок кисти, и, конечно, в изображение. Будь то чувство гнева или любви, что вдохновляет художника, дает завершить картину полностью. Мне нравится прочувствовать истоки работы, даже не зная предысторию. Или наоборот. Иногда требуется понять происхождение картины, чтобы прочувствовать саму работу.
– Что заставило тебя так полюбить искусство? Твоя страсть проявляется в том, как ты говоришь об этом.
Я пожала плечами. Честно говоря, я не знаю, как появилась моя одержимость.
– Моя мама – художник. Она вручила мне первый набор для рисования, когда я была маленькой, надеясь, что я проявлю себя, но художника из меня не вышло. Она была разочарована, но это не остановило меня от прочтения книг, пришедших вместе с набором. Меня восхищало, как много мыслей можно вместить на маленьком кусочке работы. Как целую историю можно передать на холсте.
Когда он ничего не ответил, я преодолела свою неуверенность.
– А что насчет тебя? Чем увлекаешься ты?
– Ой, нет, – запротестовал Люк. – Я еще не все узнал о тебе. Обо мне мы и завтра поговорим.
Его предложение было столь же несправедливым, как и отвлекающим.
– Завтра?
Я выгнула бровь, стараясь скрыть, насколько волнительна была мысль увидеться с ним снова. Он ухмыльнулся.
– Завтра.
После очередного полного круга по палубе, мы остановились в задней части корабля. Я ухмыльнулась.
– Есть место, куда я хочу пойти.
– Так идем, – все так же охотно согласился он.
Я решила указать ему на время, предположив, что он захочет спать. Возможно, Люку на самом деле интересно, куда я хочу пойти, и это – утопическая надежда с моей стороны. Я рассмеялась.
-Я не могу рассказать тебе, куда хочу пойти. Ты можешь возненавидеть мою идею.
– Несомненно.
И снова этот целеустремленный взгляд.
Стараясь скрыть румянец на щеках, я отворачиваюсь и устремляю взор на корму корабля. Люк шел прямо за мной, пока я вела его на второй этаж по узкому коридору перед большой площадкой. В главном зале было мрачно, тусклый свет исходил лишь от рождественской ели размером в двадцать с лишним метров, стоявшей в центре комнаты. В комнате было тихо и пусто. Я догадывалась, что уже достаточно поздно, но мне также было известно, что картинная галерея открыта постоянно, вот туда-то я и вела его. Света из главного зала было вполне достаточно, чтобы сосредоточиться на картинах.
– Масляные картины – мой любимый вид живописи, – я сглотнула, оглядывая комнату.
Я, как ребенок в рождественское утро, не знала с чего начать. Я рассмеялась. У меня такой проблемы никогда не было. Родители всегда подходили к Рождественскому празднику продуманно. Мои друзья считали, что слово «продуманно» было дешевкой, но я всегда получала то, чего хотела. Мои родители не знали, как наверняка показать мне свою любовь, но они любили меня.
Люк стоял рядом со мной, пока я восхищалась каждым произведением искусства. От Ниагарского водопада в центре Анд до Церкви Фредерика Эдвина, моими любимыми картинами.
– Церковь вышла блестящей, – вздохнула я. – Он сумел подняться со своим наставником, Томасом Коулом, на новый уровень. Мне нравится, как прекрасно он изобразил духовную и физическую красоту американского пейзажа. Используя игру света и тени в своих картинах – просто фантастика.
Я посмотрела на одну из известных работ художника, Сумерки в пустыне, и переходы красного и оранжевого, переходящие в блестящее сияние.
– Иногда мне хочется самой окунуться в чернила и писать картины самой – погрузиться в этот мир. Хотя я вовсе не вижу его.
– Тогда живи в нем, – сказал Люк.
Его слова удивили меня.
– Очевидно, это лишь картина..., – начала я, но Люк перебил меня.
-Это не просто картина. Он не рисовал что-то воображаемое. Ему пришлось испытать то, что на этом..., – Люк склонил голову. -... кровавом полотне.
Он скорчил рожицу, словно ему было больно, и я не удержалась от вздоха.
Не многие понимали искусство, любили и оценивали его как и я, но я не представляла, как назвать эти картины чем-то кровавым?
-Нет, – я вздохнула.– Посмотри, как он выделяет единственный источник света. Все сосредоточено вокруг солнца, остальное же покрыто пеленой тени. Он лишь подкрепляет мысль о том, что пустыни являются чем-то огромным, но также прекрасным, и в этом их истинная сила.
Люк усмехнулся. Или, может, слово ухмылка станет лучшим описанием того, как он слегка искривил уголок губ. Он был восхитительным, даже когда находил меня забавной.
– Знаю. Все, что я хотел сказать, это то, что он жил для того, чтобы нарисовать то, что прожил. Вместо этого тебе следует опустить пальцы в чернила и передать на холсте все, что ты видишь перед собой.
Он оставил меня любоваться «Сумерками» и бродил по залу. Он потерялся в картинах, что казалось мне забавным. Я тоже обычно терялась в этом. Единственная картина могла привлечь меня на долгие часы, и весь мир вокруг меня исчезал. Каждая мысль. Каждый звук. Каждый аромат. Каждое чувство. Каждый вздох. Каждое ощущение. Но сегодня все иначе. Сегодня Люк был со мной и являлся тем, кто занимал мои мысли.
Искоса я наблюдала за ним, заворожено разглядывающим каждое полотно. Когда он подошел к картине на углу комнаты, я тихо встала за ним.
– Как символично, – с улыбкой произнесла я.
Картина называлась «Северное сияние», которой я никогда не уделяла должного внимания. Я прочла табличку под ней и изучила, что она предупреждала об опасности, о назревающем конфликте.
Люк тоже прочитал написанное, а затем посмотрел на меня, нахмурившись, что делало его старше.
-Ты изучала «Церковь»? Думал, ты говорила, что никогда не видела северного сияния.
Я покачала головой.
– Я изучала его методы и некоторые картины, но никогда не уделяла им должного внимания. Кажется, я видела его, но не видела связи с северным сиянием до сих пор, – я остановилась. – Оно красивое.
Люк кивнул.
– Это я понимаю, – он отвернулся от картины ко мне, улыбаясь. – Моя очередь? У нас не так много времени.
Кто ж знал, соблюдает ли плохой мальчик Люк комендантский час?
– Конечно.
Мы воспользовались временем, чтобы вернуться к месту встречи на палубе, где шезлонги были собраны на ночь. Люк вытащил два для нас и поставил их рядом. Мы сели поближе друг к другу и посмотрели на небо.
– Посмотри туда! – Люк взволновано указал на небо. – Это всего лишь круг, но если присмотреться, ты заметишь, что он создан мириадами звезд. А палочка, что удерживает их вместе, тоже из звезд.
Я украдкой посмотрела него и увидела нетронутую усмешку на его губах. О чем он говорит?
-Это похоже на чупа-чупс.
Я рассмеялась.
– Милки вэй, марс и чупа-чупс, – я склонила голову. – Ты имеешь дело с небесными телами? Или с конфетами?
– Обоими, – он был невозмутим.
Я улыбнулась в ответ.
– Может, объяснишь?
Он усмехнулся.
– Когда мой отец показывал мне звездопад, я никогда не предавал ему значения. И это по-прежнему неважно для меня, – он подмигнул, и я словно растаяла под его взглядом. – Мой отец старался заинтересовать меня. Он рассказывал мне истории о вавилонских астрономах, которые изучали философию мироздания идеальной природы вселенной, они использовали опытные подходы, логические определения – в конце концов, даже такие интересные истории не смогли привлечь моего внимания в этот раз. Так что он использовал тяжелую артиллерию.
– Сладости?
Он кивнул.
– Он говорил, что каждое созвездие можно отнести к сладостям, и предложил мне устроить состязание о том, какие конфетные созвездия нам удастся найти. Ребенком я был большим сластеной, – он пожал плечами. – И это сработало.
– Твой отец умен, – я рассмеялась.
Люк с усмешкой указал на другую точку.
– Ладно, тогда как насчет этого? Похоже на круг с неровной окружностью.
– Дай угадаю, – я уже подключилась к его игре, называя звезды любимыми детскими сладостями. – Баночка арахисового масла Ризы.
-Да! – он захихикал. – Теперь попробуй ты.
Я сосредоточилась, мой взгляд скользил по небу, но на самом деле я лишь думала о шоколадной плитке.
– Ладно, так. Это длинный и неровный прямоугольник.
Люк скорчил гримасу, взгляд засветился удовольствием.
– Какое ужасное описание, но ты нашла лишь Сникерс?
Покачав головой, я не сдержала усмешку.
– Нет. Конфету.
Он поднял взгляд к небу, серьезно изучая мою находку.
– Все же я считаю, что оно больше похоже на Сникерс, – я закатила глаза, и он рассмеялся. – Не смотри на меня так. Это невежливо.
– Так назвать мое созвездие просто ужасно, – я ответила ему улыбкой.
– Я назвал твое описание созвездия ужасным. И думаю, что твоя Конфета больше похожа на Сникерс; вот и все.
-У меня есть еще одно, – Люк улыбнулся. – Видишь?
Он наклонился так близко к моему лицу, что его дыхание касалось моей щеки. Я почти ничего не видела, потому что от его близости мой взгляд затуманивался. Его ладонь, лежавшая на моем теле и указывающая на созвездия, словно говорила о том, что он создан для того, чтобы быть рядом со мной.
– Заостренный верх и конусообразный низ.
Мое сердце забилось сильнее.
– Видишь его? – спросил он, но я чувствовала, что он смотрел вовсе не на небо, а на меня.
Я сглотнула и кивнула. Ничего я не видела, но не призналась в этом.
-Поцелуй, – прошептала я.
Возможно ли чувствовать улыбку кого-то, словно он высасывает весь воздух вокруг нас, сложив губы в трубочку. Как мог парень, с которым мы были знакомы лишь пару часов, производил на меня такой эффект?
Я посмотрела на ближайшие часы и охнула, отвлекаясь от мыслей и повернувшись к нему. Мне не хотелось его оставлять.
– Мне нужно идти. Уже три часа, а в семь мне нужно встретиться с родителями за завтраком.
Лицо Люка стало невыразительным, пока он, кивнув, поднялся. Я бы солгала, если сказала, что он был не расстроен.
– Хочешь, я провожу тебя? – спросил он.
Я хотела сказать «да» так же сильно, как хотела провести с ним больше времени, но идея была плохая. Если бы мои родители увидели меня с красивым плохишом, то они могли бы запереть меня до конца поездки. Нет, Люк не был плохим парнем. Он был милым, хорошим, очаровательным... Просто он был так одет.
-Все в порядке. Спасибо за вечер.
Его улыбка заставляла мое сердце сжиматься от боли и воспарять одновременно.
– Встретимся здесь завтра в это же время? – спросил он.
Теперь я просто витала в облаках.
– Ты имеешь в виду вечером?
-Да, именно так, – он рассмеялся. – Ты сможешь?
-Не пропущу этого. Думаю, мы позабыли некоторые сладости – я имею в виду, созвездия.
Я хмыкнула, прежде чем повернуться к выходу.
Люк смотрел, как я уходила. Я чувствовала его взгляд до последнего момента, когда двери лифта закрылись. Взволновано дыша, я сползла в угол решетчатой клетки, осознавая, что не смогу спать, есть или здраво мыслить до тех пор, пока не увижу Люка Итона снова. И так легко этот круиз вдруг стал интересным.
Глава вторая
При свете дня в Кетчикане, штат Аляска, буквально дух захватывало. Как только мы причалили, я направилась в город, укутавшись, чтобы не замерзнуть. Я направилась в ближайший торговый центр, надеясь встретиться с Люком, если он тоже решится на прогулку. Среди белоснежных крыш домов и очертаний гор, возвышались тотемные сооружения разных форм и размеров, расположенные вдоль улиц. Праздничные огоньки и гирлянды украшали магазины, но аромат свежей ели перебивал все чувства, напоминая о редких счастливых моментах вместе с семьей. Рыбацкие лодки пришвартовывались ближе к гавани, и рыбаки сновали туда – сюда с сетями и веревками. Магазины отражали свет улиц, привлекая яркими плакатами туристов. Столяры демонстрировали зевакам свое мастерство: срезали, чистили и шлифовали свои поделки, а затем продавали по баснословной цене.
Был почти полдень, когда я решила осмотреть достопримечательности, прежде чем корабль отчалит. Табличка «Национальный заповедник Мисти Фьердс» привлек мое внимание, так что я положила две моих любимых камеры в сумку и села в туристический автобус. Из того, что я прочла в брошюре, я узнала, что заповедник занимал более двух миллионов гектар с отвесными гранитными скалами, водопад высотой в тысячу футов и кристальные озера. У меня чесались пальцы, чтобы запечатлеть все достопримечательности, которые я найду, на снимках.
По берегам льдисто-голубых озер и ручьев, в которых плавала рыба огромных размеров, росли ели и кустарники болиголова. Дикая природа спокойно процветала. На берегу озера гризли охотился на лосося, идущего на нерест. Пока я пробиралась по тропинке, я искала возможность сделать хорошие фото. У меня было слишком мало времени, чтобы захватить кадр, и я регулировала фокус, чтобы свет падал под нужным углом.
Фотография была моим любимым занятием с трех лет, когда я стащила у отца Кодак. Он не злился в этот раз. Отец выиграл камеру за покерным столом и никогда к ней не притрагивался, так что она стала моей новой любимой игрушкой. На прошлое Рождество он подарил мне камеру Полароид, и сегодня она была тоже со мной. Когда я делаю красивые фото с удачным освещением, я использую Кодак. Если же хочу моментально сделать снимок и распечатать его, то пользуюсь Полароидом.
