Текст книги "Голос ночи"
Автор книги: Дин Рей Кунц
Жанр:
Триллеры
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Глава 4
Они вошли в дом Борденов через кухню.
– Мам? – крикнул Рой. – Пап?
– Ты же сказал, что их нет дома.
– Я проверяю. Лучше знать наверняка. Если они застукают нас...
– Застукают нас? Почему?
– Мне не разрешают трогать поезда.
– Рой, я не хочу проблем с твоими предками.
– Не дрейфь. Подожди. – Рой прошел в гостиную. – Есть кто-нибудь?
Колин бывал в этом доме дважды и каждый раз поражался его идеальной чистоте. Кухня сверкала. Пол был свежевычищен и натерт. Все поверхности блестели, как зеркальные. Ни одной грязной тарелки, ни одной случайной крошки на столе, ни малейшего пятнышка в раковине. Ни одного предмета кухонной утвари не было на виду – все стаканы, кастрюли, ложки спрятаны в шкафу или в ящиках буфета. Похоже, миссис Борден не увлекалась и милыми пустячками, поскольку стены не украшали ни декоративные блюда, ни вышивки, ни календарики, отсутствовала даже полочка для специй. Ни в чем не было намека на беспорядок, но также и ощущения, что это реальное место, где реальные люди готовили себе пищу. Дом выглядел так, как будто миссис Борден все свое свободное время занималась только тем, что его «вылизывала»: выскребала и вычищала, выскабливала, вымывала, прополаскивала, полировала, наводила глянец – и уделяла этому гораздо больше внимания, чем столяр-краснодеревщик, обрабатывающий кусок дерева, начав с грубой наждачной бумаги и завершая работу самой тонкой.
Мать Колина никогда не оставляла кухню грязной. Более того, она пользовалась услугами домработницы, которая приходила два раза в неделю и помогала ей в наведении чистоты. Но их дом никогда не выглядел так, как этот.
Как говорил Рой, его мать и слышать не хотела о домработнице. Ни у кого в мире стандарт чистоты не был таким же высоким, как у нее. Ее не устраивал чистый дом – дом должен был быть стерильным.
Рой вернулся на кухню:
– Никого. Пойдем немного поиграем с поездами.
– А где они?
– В гараже.
– Чьи это поезда?
– Моего старика.
– И тебе не разрешают прикасаться к ним?
– Пошел он. Он не узнает.
– Рой, я не хочу проблем с твоими предками.
– Бога ради, Колин, как они узнают?
– Это и есть твой секрет?
Рой уже двинулся в сторону гаража, но обернулся:
– Какой секрет?
– У тебя есть секрет. Тебя от него распирает.
– Как это ты догадался?
– Я вижу... то, как ты ведешь себя. Ты испытывал меня, чтобы убедиться, можно ли мне доверить свой секрет.
Рой покачал головой:
– Какой ты проницательный.
Колин, смутившись, пожал плечами.
– Да, да. Ты прямо читаешь мои мысли.
– Так ты действительно испытывал меня?
– Ага.
– И вся эта бессмысленная чепуха про кошку...
– ...Была правдой.
– О да!
– Лучше поверь.
– Ты опять испытываешь меня.
– Может быть.
– Так секрет существует?
– И какой!
– Поезда?
– Не-е. Это только крохотная его часть.
– А остальная?
Рой ухмыльнулся.
Что-то неуловимо странное в его усмешке, в блеске голубых глаз вызвало у Колина желание попятиться. Но он не сделал ни шагу.
– Я расскажу тебе о нем, – сказал Рой, – но только когда буду готов.
– А когда это будет?
– Скоро.
– Ты можешь доверять мне.
– Только когда я буду готов. А сейчас пошли. Тебе понравятся поезда.
Колин пошел за ним через кухню и белую дверь. Вниз спускались две небольшие ступеньки, затем гараж – а в нем модель железной дороги.
– Ух ты!
– Ну как? Кайф!
– А где твой отец ставит машину?
– Обычно на проезжей части, здесь для нее нет места.
– Да-а. А когда он собрал всю эту чепуховину?
– Он начал собирать, когда был еще ребенком. И каждый год добавлял новые модели. Сейчас его коллекция стоит более пятнадцати тысяч долларов.
– Пятнадцать тысяч! Интересно, кто заплатит такие деньги за кучку крошечных паровозиков?
– Люди, которые будут жить в лучшие времена.
Колин моргнул:
– Что?
– Так говорит мой старик. Он говорит, что люди, которым нравятся модели железных дорог, должны жить в лучшем, более правильном мире, чем наш.
– И что он хочет этим сказать?
– Черт возьми, если бы я знал. Но он так говорит. Он часами может рассуждать о том, насколько мир был совершеннее, когда в нем были поезда, а не самолеты. Он может надоесть до смерти.
Модель железной дороги была установлена на высокой платформе, которая занимала площадь практически всего гаража, рассчитанного на три машины. С трех сторон было достаточно пространства для прохода, а с четвертой, где находилась панель управления, стояли два табурета, небольшая скамеечка и шкафчик для инструментов.
Блестяще задуманный и тончайше выполненный миниатюрный мир располагался на платформе. Здесь были горы и долины, ручейки и реки, озера и луга, усеянные крошечными полевыми цветами, леса, где дикий олень выглядывал из тени деревьев, деревни, фермы, сторожевые посты, словно сошедшие с почтовых открыток. Здесь были и настоящие люди, занятые своей обычной работой, миниатюрные модели машин, грузовиков, автобусов, мотоциклов, велосипедов, чистенькие домики с частоколом, четыре изысканно выполненные железнодорожные станции – одна в викторианском стиле, одна – в швейцарском, одна – в итальянском и последняя – в испанском, – а также магазины, церкви, школы. Узкоколейные железнодорожные пути разбегались по всему этому пейзажу: вдоль рек, через города, сквозь долины, вокруг гор, по эстакадам и постам, к станциям и от станций, вниз и вверх, вперед и назад, образуя петли и прямые, резкие повороты, дуги и спуски.
Колин медленно обошел все панораму, изучая ее с благоговением. Иллюзия не исчезла и при детальном рассмотрении. Даже с расстояния в один дюйм сосновые леса казались настоящими, каждое дерево было выделано с необыкновенной тщательностью. Дома были завершены до последней детали: настоящие окна, телеантенны, укрепленные тонкими тросами, не забыты даже сточные трубы. Пешеходные дорожки уложены крохотными камешками. И машины были не просто игрушками. Это были безукоризненно сделанные точные копии реально существующих автомобилей. В тех, которые не были припаркованы на улицах и вдоль проезжей части, находились водители, а в некоторых и пассажиры, и даже кошки или собаки на заднем сиденье.
– Что из всего этого отец сделал своими руками? – спросил Колин.
– Все, кроме поездов и нескольких моделей машин.
– Фантастика!
– Чтобы сделать один такой домик, нужно не меньше недели, а то и больше, если в нем есть что-то особенное. Он тратил месяцы, чтобы соорудить станции.
– А когда он закончил это?
– Он еще не закончил. Он не закончит это до своей смерти.
– Но нельзя уже сделать больше. Больше нет места.
– Больше – нет, а лучше – да, – сказал Рой, и в его голосе прозвучал металл, а зубы были плотно сжаты, хотя он и продолжал улыбаться. – Старик продолжает совершенствовать свой проект. Все, чем он занимается, когда возвращается домой, – это починкой этой чертовой штуковины. Я не уверен, что у него остается время, чтобы трахнуть хоть изредка старушку.
Подобные слова смутили Колина, и он ничего не ответил. Он чувствовал себя менее искушенным, чем Рой, и старался изменить себя, но никак не мог научиться чувствовать себя комфортно при употреблении крепких выражений и разговорах на сексуальные темы. Кровь бросалась в лицо, внезапно немел язык и пересыхало горло – и он ничего не мог с собой поделать. Колин чувствовал себя ребенком и глупцом.
– Он запирается здесь каждую чертову ночь, – продолжал Рой с тем же металлом в голосе. – Он даже ужин свой иногда поедает здесь. Он – сдвинутый, впрочем, как и она.
Колин много читал о разных вещах, но с психологией был плохо знаком. Однако продолжая любоваться этой очаровательной миниатюрой, он вдруг поймал себя на мысли, что это беспощадное внимание к деталям сродни фанатичной настойчивости в достижении чистоты и порядка, которая была столь очевидна в бесконечной борьбе миссис Борден за поддержание в доме такой стерильности, как в операционной.
Он подумал: действительно ли родители Роя «сдвинутые»? Конечно, они не были парой бредящих лунатиков, они не были невменяемы. Они не зашли так далеко, чтобы сидеть в углу, разговаривая сами с собой и глотая мух. Может быть, они были совсем чуть-чуть сумасшедшие. Такие мягко свихнувшиеся. Может быть, по прошествии времени они станут хуже, свихиваясь все больше и больше, пока через десять или пятнадцать лет не начнут глотать мух. Здесь было о чем поразмыслить.
И Колин решил, что если они с Роем стали друзьями навеки, то он будет посещать его дом только в ближайшие десять лет, а потом, поддерживая дружбу с Роем, постарается избегать миссис и мистера Борденов, чтобы, когда они окончательно свихнутся, они не заставили бы его глотать мух или, что еще хуже, не зарубили бы его топором.
Он знал все о маньяках-убийцах. Он видел их в фильмах «Психи», «Смирительная рубашка», «Что случилось с малышкой Джейн». И в дюжине других тоже. А может, в сотне. И он точно запомнил в этих картинах, что сумасшедшие предпочитают грязные убийства. Ножом, или ножницами, или сечкой, или топором. Их никогда не застать за каким-нибудь бескровным убийством, скажем, газом, или ядом, или таблеткой.
Рой сел на табуретку напротив панели управления.
– Подойди сюда, Колин. С этого места ты увидишь гораздо больше, чем с любого другого.
– По-моему, мы не должны разгуливать здесь, если твой отец запрещает это.
– Колин, расслабься, ради всего святого.
Со смешанным чувством нежелания и любопытного ожидания Колин сел на другой табурет.
Рой аккуратно повернул диск на панели. Он был подсоединен к реостату, и верхние гаражные огни слабо замерцали.
– Как в театре! – воскликнул Колин.
– Нет, – ответил Рой. – Это больше похоже... на... Я – Бог.
Колин засмеялся:
– Конечно, ты ведь можешь делать день и ночь в любое время, когда захочешь.
– И гораздо больше.
– Покажи.
– Сейчас. Я не хочу делать глубокую ночь, будет слишком трудно разглядеть что-либо. Сделаем вечер. Сумерки.
Рой щелкнул выключателем, и вокруг миниатюрного мира загорелись огоньки. В каждой деревушке уличные фонари отбрасывали мягкий свет на мостовую. Желтые теплые притягивающие отблески оживляли окна домиков. В некоторых из них, как будто здесь ждали гостей, были зажжены лампочки у крыльца и у калитки. Рисунок оконных витражей церквей отражался на земле. На главных участках магистрали светофоры переключались с красного на зеленый, затем на желтый и вновь на зеленый. В одном из селений разноцветными огоньками пульсировала кинореклама.
– Фантастика! – воскликнул Колин.
У Роя же, когда он глядел на макет, выражение лица и поза были какими-то особенными: глаза сужены, губы плотно сжаты, плечи подняты вверх – весь он был определенно напряжен.
– Мой старик мечтает сделать, чтобы у машин зажигались фары, и обдумывает насос и дренажную систему, чтобы по рекам текла вода. Здесь будет даже водопад. – Твой старик – интересный парень.
Рой не ответил. Он продолжал пристально смотреть на маленький мир, который раскинулся перед ними. В дальнем левом углу на запасных путях железнодорожной станции стояли готовые к отправке четыре поезда: два товарных и два пассажирских.
Рой щелкнул еще одним выключателем, и один из поездов ожил: он тихонько загудел, на окнах вагонов отразились отсветы огоньков.
Колин в предвкушении подался вперед.
Рой переключил выключатели, и поезд выехал с запасного пути. По пути к ближайшему городу в тех местах, где железная дорога пересекалась с шоссейной, загорались предупредительные огни семафоров, в некоторых местах черно-белые полосатые шлагбаумы опускались на железнодорожные пути. Поезд набрал скорость, пронзительно засвистел, проезжая через деревню, поднялся на возвышенность, въехал в тоннель, вновь появился уже с другой стороны горы, набрал еще большую скорость, пересек эстакаду, выехал на прямой участок, двигаясь здесь по-настоящему быстро, с жутким грохотом и лязгом колес прошел крутой поворот, затем еще один и несся теперь все с большей и большей скоростью.
– Ради Бога, не сломай, – нервно бросил Колин.
– Я как раз это и собираюсь сделать.
– Тогда твой отец узнает, что мы были здесь.
– Не узнает. Не бери в голову.
Поезд проскочил швейцарскую станцию, не снижая скорости, с треском преодолел спуск, въехал в тоннель и вновь выскочил на ровный участок дороги.
– Но если поезд сломается, твой отец...
– Не сломается. Расслабься.
Прямо на пути несущегося поезда появился разводной мост.
Колин сжал зубы.
Поезд достиг реки и, промчавшись ниже поднятого моста, сошел с рельсов. Миниатюрный локомотив и два первых вагона оказались в канале, а остальные вагоны, искрясь, перевернулись.
– Черт! – воскликнул Колин.
Рой сполз со своей табуретки и подошел к месту аварии. Он наклонился и стал внимательно разглядывать сцену крушения.
Колин подошел к нему:
– Сломался?
Рой не ответил. Он заглядывал в крохотные окошки вагонов.
– Что ты там ищешь? – спросил Колин.
– Тела.
– Что?
– Погибших.
Колин заглянул в один из перевернутых вагонов. Там не было людей – то есть там не было фигурок людей. Он взглянул на Роя:
– Не понял.
Рой не отводил взгляд от поезда:
– Что не понял?
– Я не вижу никаких «погибших».
Переходя от вагона к вагону и заглядывая в окна каждого из них, Рой как будто находился в трансе.
– Если бы это был настоящий, полный людей поезд, который сошел с рельсов, пассажиров бы выбросило с их сидений. Были бы разбитые об окна и поручни головы, сломанные руки и ноги, выбитые зубы, исполосованные лица, выколотые глаза, и кровь... повсюду кровь... Их крики были бы слышны на мили вокруг. А многие бы погибли на месте.
– И что?
– Я хочу представить, как бы это было, если бы это было настоящее крушение.
– Зачем?
– Мне интересно.
– Что тебе интересно?
– Идея.
– Идея настоящего крушения поезда?
– Ага.
– Ты не свихнулся?
Наконец, Рой оторвал глаза от поезда. Они были вялые и холодные.
– Что ты сказал? Свихнулся?
– Ну, – протянул Колин, – я хотел сказать... ты находишь развлечение в страданиях других людей.
– А это разве не развлечение?
Колин пожал плечами. Ему не хотелось спорить.
– В других странах люди ходят на корриду и в глубине души надеются увидеть матадора, проткнутого рогами быка. А увидеть мучения быка им удается всегда. Им нравится это. А другие посещают автомобильные гонки, тоже только чтобы увидеть крутые аварии.
– Это другое.
Рой усмехнулся:
– Да ну! Как же это?
Колин задумался, стараясь подобрать слова, чтобы выразить то, что он интуитивно чувствовал.
– Ну... с одной стороны, матадор, выходя на арену, знает, что он может быть убит. Но люди, возвращающиеся на поезде домой... они не ожидают ничего... они не ждут беды... и вдруг это случается... Это трагедия.
Рой усмехнулся еще раз:
– Ты знаешь, что такое лицемерие?
– Конечно.
– Слушай, Колин, я не хотел бы тебе этого говорить, потому что ты мой друг, мой настоящий друг. И я тебя люблю. Но раз зашла об этом речь, ты – лицемер. Ты говоришь, что я свихнулся, потому что меня интересует идея настоящего крушения поезда, при этом сам ты тратишь время, смотря фильмы ужасов или читая разные книжки про зомби, вампиров и прочих монстров.
– Какое это имеет отношение?
– Эти истории набиты убийствами. Смерти. Мучения. Да они все только об этом. Людей бьют, пожирают, разрывают на части, разрубают топором. И тебе нравится это!
Колин вздрогнул при упоминании топора. Рой придвинулся к нему ближе. Его дыхание имело вкус фруктовой жевательной резинки.
– За это я и люблю тебя, Колин. Мы оба похожи. Мы – одинаковые. Потому я и хотел, чтобы ты получил работу менеджера команды. Мы сможем быть вместе весь футбольный сезон. Мы сильнее, чем другие. Мы оба сдали экзамены на самый высший балл в школе, даже не прикладывая к этому больших усилий. Мы оба сдали тесты, и каждому из нас не раз говорили, что он гений, или что-то вроде этого. Мы понимаем вещи глубже, чем наши ровесники, а иногда и глубже, чем взрослые. Мы – особенные, Колин. Мы очень особенные.
Рой положил руку Колину на плечо и посмотрел ему в глаза. Казалось, что он смотрит не на него, а сквозь него, проникая в самую глубину. Колин не смог отвести взгляд.
– Нас обоих интересуют эти вещи – боль и смерть. Они интригуют и тебя, и меня. Большинство людей считает, что смерть – это конец жизни, но мы знаем, что это не так. Ведь это не так, Колин? Смерть – не конец, это – центр, центр всей жизни. Все крутится вокруг нее. Смерть – это самый важный момент в жизни, самый захватывающий, таинственный, самый возбуждающий.
Колин нервно откашлялся:
– Что-то я не очень понимаю, о чем ты.
– Если ты не боишься смерти, – продолжал Рой, – то не боишься ничего. Когда научишься побеждать большой страх, ты победишь и все свои маленькие страхи. Разве я не прав?
– Да... да, наверное.
Рой говорил громким шепотом, говорил напористо, горячо:
– Если я не боюсь смерти, то никто не может заставить меня страдать. Никто. Ни мой старик, ни моя старушка. Никто. И никогда в моей жизни.
Колин не знал, что ответить.
– А ты боишься смерти? – спросил Рой.
– Да.
– Ты должен научиться не бояться ее.
Колин кивнул. Во рту у него пересохло, а сердце начало учащенно биться. Он чувствовал, как к горлу подкатывает легкая тошнота.
– А знаешь ли ты, что надо сделать первое, чтобы преодолеть чувство страха перед смертью?
– Нет.
– Узнать ее поближе.
– Поближе? Как?
– Убив кого-нибудь.
– Я не смогу этого сделать.
– Сможешь. Конечно, сможешь.
– Я, знаешь, мирный человек.
– В глубине души – все убийцы.
– Но только не я.
– Дерьмо.
– Сам такой.
– Я знаю себя. И я знаю тебя.
– Ты знаешь меня лучше, чем я знаю себя?
– Конечно, – Рой ухмыльнулся.
Они уставились друг на друга.
В гараже было тихо, как в гробнице фараона. Наконец Колин сказал:
– Ты имеешь в виду... например, мы убили бы кошку?
– Для начала.
– Для начала? А потом?
Рой сжал плечо Колина:
– А потом кого-нибудь побольше.
Внезапно Колин очнулся и расслабился:
– Ты опять меня накалываешь.
– Опять?
– Я знаю, чего ты добиваешься.
– Чего?
– Ты испытываешь меня.
– Я?!
– Да. Ты хочешь посмотреть, поведу ли я себя как дурак.
– Ты не прав.
– Если бы я согласился убить кошку, чтобы доказать что-нибудь, ты бы первый посмеялся надо мной.
– Ну давай. Попробуй.
– Не буду. Я догадался о твоей игре.
Рой снял руку с его плеча:
– Это не игра.
– Ты не должен больше испытывать меня. Ты можешь доверять мне.
– В некоторой степени, – произнес Рой.
– Ты можешь доверять мне полностью, – с серьезным видом сказал Колин. – Черт, ты же мой лучший друг. Я не разочарую тебя. Я буду работать менеджером команды. И ты не пожалеешь, что порекомендовал меня тренеру. Ты можешь положиться на меня в этом. Ты можешь положиться на меня во всем. Рой, а в чем заключается твой большой секрет?
– Еще не время, – ответил Рой.
– А когда?
– Когда ты созреешь.
– А когда это будет?
– Я скажу тебе, когда это будет.
– Черт!
Глава 5
Мать Колина пришла с работы в половине шестого.
Он ждал ее в прохладной гостиной. Мебель в ней была всех оттенков коричневого, а обои на стенах джутового цвета. Деревянные створки закрывали окна. Свет был рассеянный, мягкий и приятный для глаз. Это была комната для отдыха. Он лежал на диване с последним выпуском его любимой книжки комиксов «Удивительное чудовище».
Она улыбнулась, потрепала Колина по голове и спросила:
– Ну как прошел день?
– Все о'кей, – ответил Колин, уверенный, что она вряд ли заинтересуется подробностями и просто мягко прервет его в самом интересном моменте его рассказа. – А как ты?
– Я выдохлась. Будь хорошим мальчиком и сделай мне коктейль из водки с мартини. Ты знаешь, как я люблю.
– Хорошо.
– И два лимона.
– Я не забуду.
– Не забудь.
Колин поднялся и прошел в столовую, чтобы достать все необходимое из заставленного бутылками бара. Он не выносил крепких напитков, но быстро и профессионально приготовил коктейль, как делал это сотни раз ранее.
Когда он вернулся в гостиную, она сидела в большом темно-коричневом кресле, поджав под себя ноги и запрокинув назад голову. Глаза ее были закрыты. Она не слышала, как Колин вошел, и он остановился в дверях и изучающе посмотрел на нее.
Ее звали Луиза, но все по-прежнему обращались к ней, как в детстве – Уизи. Это имя очень подходило к ней, так как выглядела она как школьница. На ней были джинсы и голубая рубашка с короткими рукавами. Длинные темные блестящие волосы обрамляли лицо, которое вдруг показалось Колину очень привлекательным, даже красивым, хотя некоторые могли и сказать, что рот немного великоват. Он смотрел на нее и думал, что тридцать три – это не так уж и много, как ему казалось ранее.
Впервые в жизни Колин оценивающе рассмотрел ее тело: полная грудь, тонкая талия, круглые бедра, длинные ноги. Рой был прав – у нее потрясающая фигура.
«Почему я не замечал этого раньше?»
И он ответил себе: "Потому что она моя мать, черт возьми!"
Краска бросилась ему в лицо. Ему казалось, что он делает что-то постыдное, но он не мог оторвать взгляда от ее плотно облегающей рубашки.
Он прокашлялся и подошел к ней.
Она открыла глаза, подняла голову, взяла стакан и отхлебнула мартини.
– М-м-м-м. Отлично. Ты – добрая душа.
Он сел на диван.
Помолчав немного, она произнесла:
– Когда я начала это дело вместе с Паулой, я и предположить не могла, что владелец должен работать намного больше, чем служащие.
– Много народу было в галерее сегодня? – спросил Колин.
– Народу и внутри, и снаружи было больше, чем на автобусной остановке. В это время года обычно приходит много молодых людей, туристов, которые на самом деле не собираются ничего покупать. Они считают, что раз они отдыхают в Санта-Леоне, то обязаны украсть несколько свободных часов у каждого владельца магазина.
– А картин много продала сегодня?
– На удивление, несколько штук мы продали. И сегодня больше, чем в другие дни.
– Здорово!
– Конечно, это только один день. А если учесть, сколько мы с Паулой выложили за эту галерею, нужно много еще таких дней, чтобы мы смогли держаться на плаву.
Колин не знал, что еще сказать.
Она снова отхлебнула мартини. Когда она глотала, в горле у нее что-то булькало. Она выглядела так изящно и грациозно.
– Шкипер, ты сможешь приготовить себе ужин сегодня вечером? – сказала она.
– А ты не будешь ужинать дома?
– В магазине еще много работы. Я не могу оставить Паулу одну. Я пришла домой, только чтобы освежиться. Хоть мне этого и не хотелось бы, через двадцать минут я должна вернуться на работу.
– Ты ужинала дома только один раз на прошлой неделе, – заметил Колин.
– Это так, шкипер. Мне жаль. Но я очень стараюсь заработать нам на будущее, и для меня, и для тебя. Понимаешь, что я хочу сказать?
– Понимаю.
– Это жестокий мир, малыш.
– В общем, я не голоден, – сказал Колин. – Я подожду, когда ты вернешься домой после закрытия галереи.
– М-м, малыш, я не сразу вернусь домой. Марк Торнберг пригласил меня поужинать вместе с нем.
– А кто это, Марк Торнберг?
– Художник. Вчера мы открыли выставку его работ. Понимаешь, примерно треть картин, которые мы продали, это его работы. И я хочу уговорить его объявить нас своими единственными представителями.
– А куда вы поедете ужинать?
– Мы поедем, наверное, в «Литтл Итали».
– Да, там здорово! – воскликнул Колин, потянувшись на диване. – А я могу поехать с вами? Я не буду мешать. Вам не надо будет даже заезжать за мной. Я сяду на велосипед и подожду вас там.
Она зевнула и отвела глаза:
– Прости, шкипер. Но это только для взрослых. Мы будем говорить о серьезных вещах.
– Я не против.
– Ты – нет, а мы – да... Послушай, а почему бы тебе не сходить в кафе Чарли и не съесть там один из тех больших чизбургеров, которые ты так любишь? И один из этих густых молочных коктейлей, которые надо есть ложкой.
Он откинулся на диване, как шарик, который внезапно спустили.
– Не дуйся. Дуются только маленькие дети.
– Я не дуюсь, – ответил он. – Хорошо.
– Итак, кафе Чарли?
– Наверное... Да.
Она допила мартини и взяла сумочку.
– Я дам тебе немного денег.
– У меня есть деньги.
– Тогда я дам тебе еще немного. Я теперь удачливая деловая женщина. Я могу себе это позволить.
Она протянула ему пятидолларовый билет.
– Это слишком много, – заметил он.
– Остальное – на комиксы.
Она поднялась, поцеловала его в лоб и пошла принять душ и переодеться.
Несколько минут он молча сидел на диване, уставившись на пятидолларовый билет. Наконец он встал, достал свой кошелек и положил туда деньги.