Текст книги "Душа в лунном свете"

Автор книги: Дин Рей Кунц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

10

27 июля, три года и четыре месяца назад…

Криспин просыпается, когда на часах моргнуло 11:31, не уверенный, близко ли это к полуночи или к обеду. Дневной свет за занавесками разрешает эту загадку.

Он не помнит, как отправился в кровать. В действительности, он не помнит большинство из всего, что происходило после обеда предыдущим вечером, состоявшего из супа с тортийя и куриными начо.

Когда он садится, опершись на спинку кровати, пытаясь прояснить рассудок, кто-то стучит в дверь.

Он говорит: «Войдите», и горничная по имени Арула входит, толкая тележку с завтраком, как будто чувствовала, что он будет спать до более позднего времени, чем когда-либо, и проснётся точно в это время.

Кухня предоставляет Криспину еду, которой хватило бы на три завтрака. Серебряный котелок с горячим шоколадом, из горлышка которого поднимается ароматный пар. Английский кекс [26]26
  Небольшой, круглый, плоский (или тонкий) вид дрожжевого хлеба, почти всегда посыпанный сдобной или кукурузной мукой, который обычно подаётся горизонтально разрезанным, поджаренным и намазанным маслом.


[Закрыть], намазанный маслом. Кекс с шоколадной крошкой и круассан с миндалём. Щедрая чаша свежей клубники с коричневым сахаром и маленький кувшинчик со сливками. Пышная липкая сдобная булочка, покрытая орехом пекан. В выдвижном ящике с подогревом в тележке лежат блинчики с бананом и кленовым сиропом сбоку, на случай, если он их захочет.

Арула по-своему так же мила, как и другие домработницы – это поразительно, насколько они все милые – и всегда дружелюбна. Когда она раздвигает занавески, чтобы впустить утренний свет, то говорит ему, что день выдался тёплый, что синешейки в этом году более голубые, чем когда-либо, а мистер Мордред сегодня проведёт занятия только с часу до четырёх, в библиотеке.

Рассматривая подношения на тележке с завтраком, Криспин чувствует, что заторможен, сознание затуманено. Хотя никогда не был угрюмым мальчиком, он по каким-то причинам не в своей тарелке. Он жалуется на то, что не может съесть много.

– Вы должны будете отдать часть этого Харли или кому-нибудь ещё.

Возвращаясь к кровати, Арула говорит:

– Ну-ну, милый мальчик. Это твои любимые блюда, а у твоего брата свои. Ешь то, что хочешь, и мы выбросим остальное. Ты хороший мальчик, ты заслуживаешь того, чтобы выбирать.

– Это кажется таким расточительством.

– Никакого расточительства, – уверяет она его, – даже если вид этого доставляет тебе удовольствие.

Это не такая тележка, как обычно. Нет подноса для кровати. Верхняя часть тележки сама поворачивается над кроватью, удобно представляя все эти восхитительные вещи в зоне прямого доступа.

Арула поправляет блузку своей униформы, после чего садится на край кровати, берёт одну из его ног, которая находится под одеялами, и слегка пожимает стопу.

– Ты прекрасный и чуткий мальчик, заботящийся о расточительстве.

Не смотря на то, что воспоминания о прошлом вечере остаются образами в тумане, Криспин кое-что вспоминает из вчерашнего времени после полудня.

– Почему вы купали Мирабель в молоке и в лепестках роз?

Только после того, как задаёт этот вопрос, он вспоминает, что знает об этом событии только из-за того, что они с Харли подслушивали.

Арула ни хмурится, ни замирает в удивлении, но отвечает так, как будто никто в «Терон Холле» не хранит секреты.

– В самых-самых лучших европейских семьях существует прекрасное традиционное действо, которое проходят девочки в возрасте шести лет.

– Мы не европейцы, – бормочет Криспин.

– Теперь ты Криспин Грегорио, и ты, несомненно, европеец, по меньшей мере, по браку. Помни, семья живёт только иногда в «Терон Холле», но владеет домами по всему миру. Твоя мама хочет убедиться, что ты хорошо приспособился и знаешь, как жить в любой стране, в которой окажешься.

– Я не хочу принимать ванну из молока и роз.

Арула сладкозвучно смеётся и снова сжимает его стопу.

– Ты и не будешь. Это только для девочек, глупыш.

Неохотно откусывая круассан, Криспин говорит:

– Ставлю, что девочкам это тоже не нравится.

– Мирабель восхитилась этим. Девочки любят, когда их балуют.

– Я собираюсь спросить её, и, держу пари, что ей не понравилось.

– Конечно, спроси её, когда она позвонит первый раз из Франции.

Сбитый с толку, Криспин говорит:

– Что это значит – из Франции?

– Ну, если бы ты не был таким ужасным соней, ты бы знал. Мы все собираемся во Францию в октябре. Этим утром Минос и миссис Фригг вылетели в Париж, чтобы подготовить там дом, и Мирабель отправилась с ними.

Начинка из миндальной массы в круассане, которая была сладкой, внезапно кажется горькой. Он откладывает выпечку.

– Почему Мирабель должна уехать во Францию раньше остальных?

– В доме, который в Париже, нет спальни, подходящей для маленькой девочки, – объясняет Арула. – Мистер Грегорио хочет сделать дочку настолько счастливой, насколько это возможно. Он разрешил оплатить всё, что необходимо, чтобы предоставить ей самую замечательную спальню, которую она только может представить. Она должна быть там, чтобы иметь возможность выбирать.

– Что-то здесь не так, – говорит Криспин.

– И что же?

Он хмурится.

– Я не знаю.

Её рука поднимается вверх по ноге, и она сжимает через одеяло его колено.

– О, это всё ясно как божий день. Мистер Грегорио – благородный человек.

– А что со мной и Харли? Где мы будем спать, когда окажемся там?

– В парижском доме уже есть спальни, подходящие для мальчиков. Вы будете от них в восторге.

Он сидел над своим завтраком. Теперь резко откидывается на гору подушек.

– Я не хочу в Париж.

– Ерунда. Это один из крупнейших городов мира. Тебе хотелось бы посмотреть на Эйфелеву башню, так же?

– Нет.

– Бьюсь об заклад, – заявляет Арула, отпуская его колено и поднимаясь с кровати, – ты, должно быть, утром выпил раздражающую таблетку. Милый мальчик, Франция будет грандиозным путешествием. Ты полюбишь каждую минуту, проведённую там.

– Я не говорю по-французски.

– Ты и не должен. Все, кто работает с мистером Грегорио по всему миру, совершенно говорят по-английски, так же, как и на других языках. Когда ты будешь покидать дом во Франции, с тобой всегда будет спутник-переводчик. Сейчас съешь что-нибудь на завтрак, дитя. Я вернусь позже, чтобы всё собрать.

Когда остаётся один, Криспин отталкивает тележку, откидывает одеяла и слазит с кровати. Он беспокойно ходит по комнате, постоянно останавливаясь перед окном и вглядываясь в город.

Вспоминая слежку за мамой, Мирабель и Прозерпиной в комнате для шитья, мальчик понимает, что было что-то ещё, что он забыл. Это ускользает от него.

Наконец, в память возвращается короткий визит нянюшки Сэйо к нему и его брату во время обеда, когда она сообщила, что у их сестры мигрень, и она поест в своей комнате после того, как боль отступит.

Не волнуйтесь. С Мирабель всё будет отлично. Но сегодня вечером вы не должны её беспокоить.

Он вспоминает, как пошёл в кровать до девяти часов. Он не был сонным. Когда нянюшка проверяла его, он претворился, что крепко спит. Когда она ушла, он наблюдал за часами у кровати, пока они не отсчитали до девяти тридцати.

Он ничего не помнит после этого. Вообще. Так что, должно быть, он не был таким бодрым, как думал. Похоже, он, в конце концов, заснул.

В ванной комнате он включает в душе такую горячую воду, которую может выдержать. Заходит в небольшую кабинку, закрывает за собой дверь и глубоко вдыхает вздымающийся пар.

Мыло выделяет много пены. Он всегда пользуется мочалкой для того, чтобы намылить себя, но неожиданно осознаёт, что сейчас вместо этого использует руки. По причине, которую не может объяснить словами, он смущается собственных прикосновений и прибегает к помощи мочалки, как обычно.

Шампунь создаёт ещё больше пены, чем мыло, и когда он моет волосы, то закрывает глаза, потому что мыльная вода иногда щиплет их. Как и всегда, шампунь слегка пахнет гвоздикой, но через мгновение аромат меняется на лимонный.

Этот аромат насколько необычно интенсивный, и настолько неожиданный, что Криспин рефлексивно открывает глаза, и когда он это делает, то слышит, как кто-то произносит его имя.

Вода барабанит, вызывая брызги, о мраморный пол, постоянное её слиш-слиш-слишотдаётся эхом от трёх стеклянных стен, создаёт такую картину шума, что он не мог бы услышать, как кто-то говорит, если только говорящий не кричал или не был в душе вместе с ним. Этот голос – не крик, это шёпот.

Щипание шампуня затуманивает его зрение, а закручивающийся вихрем пар тоже мешает ему, но когда он поворачивается на месте и, сощурившись, смотрит в ванную комнату за стеклянными стенами душа, то мельком замечает смутную фигуру, кто-то за ним наблюдает. Потрясённый этим вторжением в личное пространство, он протирает глаза обеими руками, смывая пену с ресниц. Когда зрение проясняется, то никого, наблюдающего за ним, нет. Он в ванной комнате один, а посетитель, должно быть, плод его воображения, обман зрения, вызванный светом и паром.

Когда он вытирается и одевается, у него внезапно появляется аппетит. Он ест свежую клубнику со сливками, английский кекс, круассан, а также липкую булочку с орехом пекан. Выпивает почти весь горячий шоколад, растягивая время, смакуя каждый глоток.

Он опаздывает на пятнадцать минут в библиотеку на занятия, но мистер Мордред никогда не ожидает пунктуальности.

У Харли есть новости.

– Мирабель звонила из Парижа!

Криспин пренебрежительно трясёт головой.

– Она ещё не может быть в Париже.

– А она уже, – настаивает Харли.

– Они отправились очень рано, – говорит мистер Мордред, – но на самом деле они ещё не там. Мирабель звонила из частного самолёта мистера Григорио, где-то над Атлантическим океаном.

– Она в самолёте, – говорит Харли, возбуждаясь от этой идеи. – Она говорит, что это очень здорово.

– Ты уверен, что это была Мирабель? – спрашивает Криспин своего брата.

– Конечно, она.

– Откуда ты знаешь – просто потому что она тебе так сказала?

– Это была она. Я знаю Мирабель.

Харли семь лет, и он доверчивый. Криспину девять, и он чувствует, что он не на два года взрослее своего младшего брата, а на три или четыре, или на десять.

– Почему она не позвала меня?

– Потому что она хотела поговорить со мной, – с гордостью говорит Харли.

– Она хотела поговорить со мной тоже.

– Но ты храпел без задних ног, или набивал свой рот, или ещё что-то, – говорит Харли.

– Я уверен, что она захочет поговорить с тобой, когда будет звонить в следующий раз, – заверяет мистер Мордред Криспина. – А теперь, с чего мы начнём? Прочитать вам рассказ или поучить немного арифметике?

У Харли нет сомнений в выборе.

– Прочитайте! Прочитайте нам рассказ!

Пока мистер Мордред выбирает из нескольких книг, Криспин пристально смотрит на родинку в виде слепня на его левом виске. Ему кажется, что он видел, как она совсем чуть-чуть передвинулась. Но теперь уже не двигается.

11

3 декабря после обеда, в канун тринадцатого дня рождения Криспина…

Эмити Онава, некогда Дэйзи Джин Симс, также Фантом «Бродерикса», поставила на стол для десертов тарелку маленьких кексов к чаю. Они вкусные, но не очень сытные.

Собака просит и получает половину кекса, укладывается спать.

Со своими чёрными волосами, неотразимыми голубыми глазами и проницательным взглядом девушка выглядит как цыганка, готовая прочитать чью-то удачу по мерцанию свечки.

– Значит, Криспин Грегорио.

– Меня зовут не так.

– Криспин Хазлетт.

– Это имя, которое использовала моя мать.

– А ты нет?

– Использовал, но сейчас нет.

– Почему нет?

– Я никогда не знал человека, которого звали бы Хазлетт.

– Ну так что – просто Криспин?

– Именно так.

– Путешествуешь налегке, да?

– Одного имени достаточно.

– Итак, Криспин, что ты хочешь завтра на ужин в свой день рождения?

– Всё равно. Не важно.

– Холодильная камера набита под завязку. И перед Рождеством у них целый специальный отдел деликатесов на втором этаже.

– Что угодно. Не имеет значения.

– Всё имеет значение, – не соглашается она.

Он пожимает плечами.

Поднимая голову, Эмити спрашивает:

– У тебя ещё с собой твоя колода карт?

– Та же самая, – подтверждает он. – Приобрёл её ночью, когда мы встретились с Харли.

– Ты всё ещё делаешь с ней то, что обычно делал?

– Только для этого она и нужна.

– Ты уже вытаскивал четыре шестёрки подряд?

– Пока нет.

Она трясёт головой.

– Мальчик, ты странный.

Он говорит, улыбаясь:

– Не только я.

С небольшим количеством денег и восемью золотыми монетами, которые она захватила, когда убежала из дома, где произошло убийство, Эмити много месяцев жила на улицах. Она одевалась грубовато, действовала решительно, и со временем сама сталажёсткой…

В тот год она учится многим вещам, одна из которых – подделывать жизнь. Доступны все виды наркотиков, и поддельным, но качественным удостоверением личности разжиться не сложнее, чем «травкой» или «коксом». Наркотики ей не интересны, но она полна решимости сделать Эмити Онаву такой же реальной, какой Дэйзи Джин Симс была когда-то.

По прошествии времени полиция заключает, что пропавшая Дэйзи, должно быть, умерла, и для Эмити она тоже умерла. Жить в воспоминаниях о прежней жизни – слишком мучительно для того, чтобы это вытерпеть, и опасно. Её случай ясновидения с ножницами иногда возвращается во снах, и она остаётся в убеждении, что любой контакт с родственниками или даже старыми друзьями приведёт к её смерти иих.

После шести месяцев ночёвок в спальном мешке – в парках, подвалах церквей, под мостами – она использует поддельные, но убедительные водительские права и карточку социального страхования, чтобы арендовать крохотную однокомнатную квартиру с кухней вдвое меньше обычного размера и очень маленькой ванной. Ей нужно каждый день принимать душ и надевать свежую одежду, если она хочет найти и сохранить работу.

В этом перевёрнутом вверх дном мире работа – дефицит; и если ты знаешь, как играть с системой, пособие по безработице приносит больше, чем работа. Большинство уличных типов, с которыми она встречалась – мошенники, и их любимая цель – та или иная программа Министерства здравоохранения и социальных служб, откуда они ухитряются получать больше одного денежного потока.

Эмити, однако, сообразительная девочка. Она знает, что зависимость – синоним рабства. Да и, в конце концов, рассчитывать на поддержку дяди Сэма [27]27
  Персонифицированный образ Соединённых Штатов Америки. Дядю Сэма зачастую изображают высоким пожилым человеком с тонкими решительными чертами лица, со старомодной бородкой, в цилиндре цветов американского флага, в синем фраке и полосатых панталонах. Этот стиль изображения стал популярен в середине XIX века благодаря работам художника Томаса Наста.


[Закрыть]– это как быть уверенным в том, что перейдёшь океан зыбучих песков.

На свою первую работу она тратит три часа в день, моя и шинкуя овощи в точке совместного обслуживания, где подают средиземноморскую еду, а затем три часа обслуживает столики во время обеденных перерывов. Потом получает повышение. Она делает и подаёт салаты, а также занимается другой рутинной кулинарной работой.

Когда она подаёт заявление на работу в открывшемся ресторане «У Элеоноры» в универмаге «Бродерикс», её сразу же принимают. Ей только пятнадцать, но в её удостоверении личности записано, что до восемнадцатого дня рождения остаётся шесть месяцев. После времени, проведённого на улице, она счастлива находиться там и может смотреть кому-нибудь в глаза дольше, чем они могут удерживать её взгляд.

Со временем она приходит к тому, что «Бродерикс» предлагает потенциально больше, чем просто работу. Он может быть также домом, и даже больше того – убежищем.

У каждого сотрудника есть личный ящик с цифровым замком, и в мужской, и в женской раздевалке на первом этаже. Там она держит свою сумочку и, в холодную и суровую погоду, своё пальто, шарф, перчатки, резиновые сапоги. Многие держат в своих ящиках ланчи, но в качестве преимущества работы в «У Элеоноры» Эмити получает свой ланч на кухне по завершению обеденного наплыва бесплатно.

В течение нескольких дней Эмити приносит в свой ящик полный набор принадлежностей. Фен. Несколько футболок и пуловеров. Двое джинсов. Носки, нижнее бельё. Она хранит всё в сложенном виде и скрыто от посторонних глаз – в паре вещевых мешков, так что, когда открывает свой ящик в присутствии других, это всё не выглядит как гардероб.

Каждый день в конце своей смены она делает вид, что уходит, но на самом деле обманывает. Она знает преимущества различных мест в этом огромном здании, где она может спрятаться, пока «Бродерикс» не закроется на ночь, и последний уходящий охранник не установит сигнализацию.

Первые сотрудники – кладовщики, охранники, команда уборщиков и кое-кто из руководства – появляются в 7:30, чтобы приготовиться к открытию в 10:00. Но десять часов перед этим универмаг принадлежит Эмити. Десять часов счастливого уединения и безопасности. По воскресеньям и праздникам, конечно, этот величественный храм к её безмерной радости принадлежит только ей и днём, и ночью.

Как Фантом «Бродерикса», в ночном приглушённом свете первого этажа и при свете фонарика на верхних трёх она может заниматься шопингом часами, если пожелает, примерять маскарадные костюмы и другую одежду, которую она никогда не наденет, чтобы выйти в тот мир, что снаружи, и удовлетворяет любые фантазии, которым потворствует это бескрайнее королевство товаров.

В кабинете главного управляющего на четвёртом этаже находится частная ванная комната, в которой она может принимать душ. Если она протирает затем душевую кабинку шваброй для мытья пола, то она высыхает всего за три часа, и никто не может знать, что она ей пользуется.

В кухне ресторана нет окон, так что она может включать там свет и готовить себе еду. Обычно она ест за рабочим столом главного управляющего и читает в это время книгу.

Она любит проводить время за чтением, как это любила и Дэйзи Джин Симс. В явном вымысле она ощущает частички правды, которые иногда находит в документальной литературе; поэтому в её поисках лучшего понимания мира и смысла жизни она читает те романы, которые повествуют о мире чудес, тёмных и светлых, навеки скрытых от глаз.

Если она вдруг захочет свежих кешью или хорошие шоколадные конфеты, прилавок с орехами и сладостями на первом этаже предлагает их в избытке.

В «Бродериксе» она не берёт ничего, кроме еды, и платит за это тем, что приводит в порядок столы с пуловерами и брюками, а также другой одеждой, которую бросают дневные покупатели, более качественно убирает места, которые собственные обслуживающие бригады магазина убирают не идеально, а также убеждается в том, что «У Элеоноры», в частности, сверкает.

В течение четырнадцати месяцев, которые она провела, в основном, здесь, она использует свою крохотную однокомнатную квартиру в качестве почтового ящика и места для стирки. Выходные у неё по воскресеньям и понедельникам, но она покидает магазин только по вторым выходным. Ночью по понедельникам она спит в своей квартире и жаждет снова оказаться в «Бродериксе».

Она выбрала этот стиль жизни не для того, чтобы сэкономить деньги на аренду, но в надежде снова обрести защиту, которую она познала перед тем, как её семья была жестоко убита. Жизнь на улице закалила её, но она не восстановила чувство стабильности и устойчивости, которое она когда-то ощущала.

Возможно, даже «Бродерикс» не может вернуть ей этот самый драгоценный аспект детства. Но наедине с этими стенами она чувствует себя в большей безопасности, чем где-либо ещё. За исключением тех случаев, когда Криспин наносит визиты, её компания – персонажи книг, а также сообщество манекенов во множестве отделов с одеждой, которые не могли лишить её девственности или убить. В её распоряжении 380 000 квадратных футов жилой площади – несомненно, самый большой дом в мире, – и, чем дольше она живёт здесь без происшествий, тем легче может заставить себя поверить, что это место не просто дом, но также и крепость.

В первый раз Криспин прокрался в «Бродерикс» со своим псом перед закрытием, он не смог бы сделать это безопасно утром без отключения сигнализации, или его бы поймали на обратном пути. Благодаря Эмити Онаве теперь он знает, как входить и выходить едва ли не так же скрытно, как дух девять раз умершей кошки.

Ну, а теперь они друзья почти уже год и, за исключением Харли, они доверяют только друг другу…

Когда они доедали последние маленькие кексы, Эмити говорит:

– Я видела твою мать за чаем с какими-то женщинами примерно две недели назад.

– Что – здесь?

– За этим столом, – говорит она, показывая.

– Я думал, ты работала на кухне.

– Сейчас иногда, если официантка убегает со смены ровно в последнюю минуту своей смены, я беру её столы.

– Что ты думаешь о ней?

– Она даже более красивая, чем на фотографиях. И очень самоуверенная.

– Никогда её больше не обслуживай, – предостерегает Криспин. – Обслуживание кого-либо из них каким-то образом… ну, думаю, это даёт им возможность зацепиться за тебя. Они могут затянуть тебя в дальнейшие более тёмные делишки, как рыбку на крючке.

– Я не думаю, что это так просто. В любом случае, я сомневаюсь, что мне когда-нибудь представится возможность обслужить её. Во всяком случае, не в ближайшее время. Я подслушала её разговор с другими женщинами, с которыми она и твой отчим вылетали в его дом в Рио на следующий день, на долгое время.

– Полагаю, что о своих детях она не упоминала.

– Она сказала, что ты, Харли и Мирабель хорошо проводите время школах-интернатах Лондона.

– Просто отлично, – недовольный, говорит Криспин.

– Ты когда-нибудь встретишься с ней?

– Она тут же убьёт меня.

– Или ты её.

– Я мог бы.

– А сейчас этот «Терон Холл» пустует?

– Несколько людей из персонала останутся там, трое или четверо.

– Но в основном пустует, – настаивает Эмити.

Криспин предпочитает промолчать.

Она напоминает ему:

– Ты мне как-то говорил, что там что-то случилось, что тебе хотелось бы получше понять. Что-то, ради чего тебе нужно вернуться и снова посмотреть.

– Ещё рано.

– Когда?

– Когда карты мне скажут, что это безопасно.

– Ты советовался с ними недавно?

– Нет.

– Боишься?

– Любой бы испугался.

После продолжительной паузы Эмити говорит:

– В отделе игрушек прикольная выставка. Ты должен посмотреть.

Когда Эмити выскальзывает из кабинки, Криспин говорит:

– Имеешь в виду, сейчас?

– Я не знаю, насколько у тебя нагруженное расписание вечером.

Он встаёт, чтобы последовать за ней, и показывает на стену с высокими окнами.

– Смотри. Снег. Так красиво.

С собакой, идущей между ними, они пересекают комнату и стоят перед огромными оконными стёклами.

Первые хлопья большие, как серебряные доллары и выглядят такими мягкими, как подушки. Небеса роняют на город, уходящий в дремоту, покрывала. Кристаллический пух движется по спирали через ночь, через миллионы тусклых ламп ночного освещения, принадлежащего цивилизации, которая всегда находится в одном шаге от уничтожения.