Текст книги "Когда человека не было"

Автор книги: Димитр Ангелов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)

Через высокие плоскогорья и глубокие пропасти

Еще много раз становилось темно и много раз снова становилось светло, а чунги все двигались на юг, и конца этой широкой долины, где росли только невысокие кусты и обгорелые деревья, все еще не было видно. В пути они питались кореньями и луковицами или поедали какое-нибудь животное, которое им удавалось поймать и убить.

Сначала стая двигалась медленно, часто останавливаясь, так как ни Бурая, ни другие помы с новорожденными детенышами не могли спешить. Стая никогда не останавливалась ради отставшего старого чунга, так как этот чунг все равно должен когда-нибудь отстать. И всякий отставший чунг выпадал из сознания остальных, и уже никто его не помнил, никто не ощущал его отсутствия. Так случилось со Старой помой и с Большим чунгом, так случилось и с другим старым чунгом, которого загрыз свирепый виг. Но если у какой-нибудь помы рождался детеныш, то каждый чунг должен был поджидать ее, каждый чунг должен был защищать каждого детеныша.

Чунги часто окружали Бурую и разглядывали безволосое тельце маленькой помы, пока не привыкли к ней. Присев на корточки, свесив руки меж колен, они рассматривали ее голое тельце и удивлялись тому, что она могла быть их детенышем.

За это время от стаи отстали еще два старых чунга, одну молодую пому съел мо-ка, а еще трое детенышей умерли сами, после того как долго кашляли. Но к стае присоединились взрослый чунг с помой и детенышем, а потом еще у двух пом родилось по детенышу. Чунги снова удивились, увидев, что среди этих новорожденных тоже была маленькая пома с безволосым тельцем.

Медленно продвигаясь, они продолжали выкапывать коренья и луковицы, так как им лишь изредка удавалось убить и съесть какое-нибудь животное, а почва была очень твердая, и выкапывание стоило им больших трудов и усилий. Кроме того, острые камни, встречавшиеся в этой долине, легко трескались и иногда ранили им пальцы, так что приходилось постоянно напрягать внимание. Да, теперь недостаточно было просто поискать, чтобы найти пищу, а приходилось добывать ее. Нужно было подбирать острые камни, и то не всякие, а такие, которые было удобно держать; нужно было следить, чтобы не порезать себе пальцев, и знать, как держать камень, чтобы копать было удобнее. Потом нужно было тщательно обчищать каждую луковицу, так как налипшая на нее земля неприятно хрустела на зубах, заставляя чунгов все время морщиться и плеваться. А потом нужно было заботиться и о тех детенышах, которые не могли сами искать луковицы и устраивать себе логовище из травы и сучьев, потому что не всегда на пути им попадалась пещера, а ночью бывало очень холодно. Нужно было также собирать и складывать в кучу камни, и все это было для чунгов настоящим мучением. Они и сознавали, что это настоящее мучение, но не умели, да и не могли роптать, понимая, что без всего этого труда они не могли бы выжить. И это непрестанное копание в земле, это непрестанное ощупывание и поиски придавали пальцам их рук все большую опытность, а пальцы на ступнях оставались в забросе и постепенно теряли гибкость. От постоянного ношения камней и палок и рытья земли в поисках луковиц большие пальцы у них на руках стали такими сильными и подвижными, что чунги свободно противопоставляли их другим пальцам, а детеныши у них стали рождаться с уже ловкими пальцами.

Итак, чунги еще долго шли через широкую долину, а потом она окончилась, и они поднялись на высокое плоскогорье. Деревья тут были еще выше и прямее, а трав со сладкими луковицами было совсем мало, и чунги ели только животных. Для охоты стая разделялась надвое; и одна половина уходила далеко-далеко и криками пугала животных, загоняя их к другой половине. Таким образом чунги ловили то теп-тепа, то дже, то и-вода, а однажды убили даже грузного мута и съели его.

На высоте было гораздо холоднее, чем в долине, а один раз небо потемнело и упало так низко, что отрезало верхушки деревьев. Некоторые животные вдруг тревожно завыли и забегали. Вдалеке на севере послышался сильный шум, громкое завывание и свист; и чунги подумали, что это грохот шагов того всевластного существа, которое неотступно гонит их с севера на юг, – страшного грау величиною с гору. Испугавшись, что этот грау нагонит и убьет их, чунги заскулили и тоже побежали. Но страшный зверь, видимо, заметил их, так как заревел вдруг так сильно и напал так страшно, что деревья, согнувшись, жалобно-жалобно застонали. Хрупкие вершины утесов начали трескаться и падать. Небо тоже задрожало и заревело, лохматые тучи яростно понеслись над землей; и уже не было видно ни скал, ни деревьев.

Все плоскогорье содрогалось от страшного грохота. Ужасный зверь начал яростно ломать деревья и скалы с такой силой, что даже мо-ка и хо-хо испуганно заревели. Потом налетели со всех сторон сразу сильнейшие вихри и не стало видно ничего, кроме разъяренных облаков белого песка, налетевших неизвестно откуда, и не стало слышно ничего, кроме ужасающего рева и грохота.

Убегая без памяти от этой страшной бури, чунги укрылись под выступом скалы и сбились там тесной кучкой. Никто ни о чем не думал, все только держались друг за друга, чтобы буря не рассеяла и не погубила их. Вихри белого песка и сорванных листьев били им в глаза, рев и грохот бури били им в уши, и чунги словно ослепли и оглохли. Огромная скала, под которой они сбились, тряслась до основания. Скудное воображение чунгов не могло даже нарисовать им этого огромного, страшного зверя, который с такой яростью ломал деревья и так легко вырывал с корнем гигантские стволы. Они потеряли голову от ужаса; заметив, что буря стремится оторвать их от скалы, все невольно напряглись и вцепились в выступы камней и в жесткий кустарник, выросший в трещинах. И долго они оставались так, не смея даже поднять голову; но, видимо, страшный зверь подумал, что они умерли, так как заревел еще раз изо всех сил, оставил их в покое и кинулся на плоскогорье вслед за другими убегающими животными и другими чунгами. Яростный рев его начал удаляться, грохочущие шаги утихать, разъяренные тучи и вихри умчались вслед за ним, а небо опять поднялось высоко.

Тогда чунги боязливо подняли головы и стали оглядываться. Повсюду на плоскогорье валялись поломанные и вырванные с корнем деревья. Некоторые были сломаны пополам, а верхушки у них повисли вниз; у других верхушек совсем не было. Там и сям под наваленными деревьями виднелись убитые, задавленные животные.

Придя в себя после пережитого ужаса, чунги набросились на убитых животных и наелись досыта. Насытившись и радуясь тому, что буря не смогла разогнать и погубить их, некоторые начали подскакивать и вскрикивать:

– Ха-кха! Ха-кха!

И как в то утро, когда родилась маленькая пома и когда белое светило взошло и согрело их, так и сейчас ритм игры увлек и покорил их.

– Ха-кха! Ха-кха! Ха-кха! – мерно вскрикивали они; и каждый чувствовал, что этот ритмический припев является чем-то новым для них, ибо еще никакой чунг не подпевал своим прыжкам так ритмично.

Еще много дней шли чунги по этому плоскогорью. Они поднимались все выше и выше и наконец поднялись на самую высокую вершину и пораженно оглянулись назад. Далеко-далеко к северу, насколько могли увидеть их глаза, все было покрыто белым. Над равниной лежала тяжелая синевато-холодная мгла. Все было мертво, все было пусто, только холодный северный ветер свободно летал и завывал над этой бескрайней белой пустыней. Неужели этот могучий Некто, тот страшный грау, который с незапамятных времен преследует чунгов, умертвил и оледенил деревья и превратил всю землю в мертвую белую пустыню?

О, этот холодный северный ветер! Это холодное дыхание страшного грау, леденящее всех отставших чунгов и всех других животных!.. Не заморозит ли оно и убегающих чунгов, не превратит ли их в глыбы льда, чтобы чунгов никогда больше не было? Бегите, чунги, бегите! Бегите, все чунги, большие и маленькие! Может быть, вы минете это высокое плоскогорье со скорчившимися деревьями раньше, чем страшный грау настигнет и заморозит вас! Может быть, вы успеете спастись, останетесь живы, и у ваших пом будут рождаться все новые детеныши с безволосым телом, со все более ловкими пальцами…

И большая стая чунгов продолжала бежать. Она миновала высокое плоскогорье, достигла его южного края и спустилась по его склону. Тогда перед чунгами раскинулась бескрайняя зеленая ширь. Долины дымились теплотой и влагой, лучи белого светила опаляли пышный лес, а над лесом носился аромат свежести и буйных живительных соков.

Наконец-то, наконец-то!.. Вот он, лес, который привиделся всем отстававшим чунгам в последний час их жизни!.. Вот он, давно покинутый, но никогда не забываемый лес, тысячелетний лес чунгов!.. Но как далеко еще до этого леса, какой путь еще нужно проделать, чтобы достичь его! Он терялся вдали, и чунгам, наверно, придется пройти еще столько же, сколько они уже прошли, и наверно еще много старых чунгов отстанет за это время и много детенышей родится…

Чунги начали спускаться по крутым склонам высокого плоскогорья и спускались долго, а потом попали в глубокое ущелье. В ущелье клокотала бурная, пенящаяся река. Местами ее скалистое русло суживалось; и она терялась где-то в глубине; местами ее воды падали с большой высоты, образуя белые, пенистые, клокочущие водовороты. Поперек глубокого русла лежали громадные, вырванные бурей деревья, и чунгам легко было переходить по ним то на один берег, то на другой.

Здесь повсюду было рассыпано множество камней, и чунгам не было надобности собирать их вечером в кучки около себя. Но и животных здесь было очень мало; лишь время от времени мелькал какой-нибудь и-вод, или кат-ри, или пещерный виг. Поэтому чунгам редко удавалось убить какое-нибудь из этих животных.

Однажды им случилось окружить рыжего кат-ри, но он быстро прыгнул и взобрался на отдельную неприступную скалу, а оттуда засверкал на них глазами и яростно зарычал.

– У-кха-кха! У-кха-кха! – заревели все чунги, окружив скалу, и замахали своими ветками, но достать и поймать кат-ри не могли. Хищник, припав брюхом к скале, продолжал сверкать глазами, рычать и бить хвостом себя по бокам. Он понимал, что осажден этими странными, непонятными существами и что для того, чтобы уйти от них, нужно быть крылатым, как кри-ри, и перелетать у них над головами. Но он так же не мог перелететь, как и чунги не могли достать его.

А чунги окружили скалу и непрестанно вопили:

– У-кха-кха! У-кха-кха!

Некоторые из них полезли на другую скалу, почти касавшуюся первой и выше нее, и смотрели на кат-ри сверху, но тоже не могли ничего сделать.

Эта беспомощность рассердила их, и они начали прыгать и реветь от ярости; и все ущелье загудело от их громкого дружного рева. Потом они поняли, что – реви не реви – поймать кат-ри им невозможно, отказались от этого и стали расходиться.

Отказался и Смелый, который меньше всех мог примириться с такой неудачей, ведь кат-ри был так близко от них и так безнадежно осажден, а они все-таки не смогли поймать и съесть его. Он сменил мощный рев сердитым гортанным ворчанием и, не зная больше, что делать, гневно швырнул в кат-ри камнем, который держал в руке. Камень, брошенный широким, сильным взмахом, случайно попал кат-ри прямо в голову.

Маленький хищник коротко взвыл, метнулся и упал с крутой скалы. Ошеломленный ударом, он даже не мог бежать, и чунги, кинувшиеся на него с радостным всхлипыванием, растерзали и съели его.

В порыве радости от этой удачи Смелый нагнулся, взял другой камень и, широко размахнувшись, запустил им в скалу, где недавно сидел кат-ри. Камень ударился в верхушку скалы, отскочил, перелетел на другую сторону и упал где-то далеко позади скалы. Потом Смелый нагнулся, взял третий камень, замахнулся и бросил его, потом бросил еще и еще один и при каждом новом броске радостно всхлипывал:

– У-кха-кха! У-кха-кха!

– У-кха-кха! У-кха-кха! – закричали другие чунги и, увидев, что делает Смелый, тоже начали швырять камни. Детеныши, во всем подражавшие взрослым, тоже принялись швырять камни во все стороны; и вскоре в ущелье поднялся целый дождь крупных и мелких камней. Это бесцельное швыряние камнями, ударявшимися о скалы и деревья, понравилось им так же, как нравились одновременные прыжки и ритмичные вскрикивания. Один маленький чунг попал в поваленное дерево с выгнившей сердцевиной, и ствол сильно и гулко ответил ему: «Кух-х-х!..»

– А-кха! А-кха! – завизжал от радости маленький чунг и снова нацелился в пустой ствол, и тот снова отозвался сильно и гулко: «Кух-х-х!..»

Стали швырять камнями и другие детеныши и взрослые, стараясь попасть в пустой ствол. Впервые чунги метились сознательно, да еще в неживую цель. Но они швыряли камни очень неумело и редко когда попадали по пустому стволу. Однако постепенно они начали приобретать ловкость и в этой новой деятельности. Постепенно и тут стали достигать меткости, причем молодые чунги всегда попадали лучше, чем старшие.

Ущелье стало расширяться, скалы по обеим сторонам становились все реже и потом совсем исчезли; бурная, пенистая река укротила свои воды и потекла тихо и плавно. Вместе с тем лес стал как-то ровнее, деревья погустели, а листья на них стали широкими и светло-зелеными. Тут и там в ветвях виднелись сочные плоды, и чунги с радостными криками полезли на деревья. В одном месте между деревьями мелькнуло какое-то животное, о котором они не могли вспомнить, видели ли его когда-нибудь, а за одной излучиной реки открылся широкий песчаный берег.

Чунги спустились на берег и пошли по песку. Их волновало чувство какой-то особенной легкости. Песок был мелкий и сыпучий; и все они удивленно глядели, как ладони задних лап тонут в этом песке и оставляют в нем отпечатки. Детеныши кричали и бегали по песку, а взрослые чунги тоже начали кричать и бегать.

– Ву-о-о-о! Ву-о-о-о! – кричали они и удивленно вытягивали губы, видя длинный ряд отпечатков, оставляемых каждым чунгом на песке. Некоторые из них, вспомнив, как рыли в болотах ямки, чтобы пить воду, начали рыть такие же ямки и здесь. Но никто не решался влезть в самую реку: никто не помнил, чтобы какой-нибудь чунг когда-нибудь бродил по реке и плавал в воде.

Как ни нравилось чунгам играть на песке, но к вечеру они ушли поближе к лесу и начали устраивать себе логовища. И хотя сейчас было тепло и безветренно, они опять стали собирать камни, складывая их кучками. Они делали это не только для того, чтобы обороняться ночью от свирепых хищников, но и ощущая пробудившимся сознанием, что кучки камней защищают их от холодного ветра ночью или на рассвете.

На другой день, утолив голод луковицами и ягодами, какие нашлись в лесу, чунги снова спустились к реке и пошли по песчаному берегу. Каменные кучки, оставшиеся позади, четко белели на зеленом фоне леса, указывая место их ночлега. Ни у кого из чунгов еще не было сознания, что эти каменные кучки – первые памятники на земле, созданные с ясной и определенной целью существами, которые уже были чем-то большим, чем животные. Детеныши бежали впереди, собирали блестящие песчинки и камешки и пищали от удовольствия. Некоторые из этих камешков блестели, совсем как маленькие звездочки, и они хватали их руками и радовались. Вместе с ними радовались и взрослые чунги. Радовались обильным лучам белого светила, трепещущим отражениям света на медленно текущей реке, свежей зелени леса. В душе у каждого зарождалось предчувствие, что долгое безрадостное скитание окончено и что впредь они будут жить без забот и страданий.

Как всегда, Смелый и еще несколько молодых, сильных чунгов отделились от большой стаи и шли впереди. Смелый был чунгом-вожаком; и глубоко в сознании у него таилось смутное чувство ответственности за безопасность всей стаи. Стая может встретиться с какой-нибудь неожиданностью – со стаей ла-и или и-водов, со стадом грузных мутов или огромных хо-хо, с обманчивой трясиной или непроходимой чащей, – и он должен первым заметить все это и вовремя предупредить своих. И Смелый время от времени вскрикивал:

– У-а-кха! У-а-кха!

На языке чунгов это означало: «Вперед, вперед! Путь перед нами свободен и безопасен, и я не вижу ни грау, ни мо-ка, ни мута, ни хо-хо!»

Так передовая группа достигла новой излучины, и Смелый первым увидел большого белого кри-ри с длинными лапами и длинным носом, стоявшего в неглубоком рукаве реки.

Кри-ри стоял совсем неподвижно, время от времени погружая клюв в воду. Он делал это так быстро, что чунги не могли уловить этого движения; видели только, что каждый раз в клюве что-то блестело и тотчас же исчезало.

– У-кха-кха-кха! – Смелый швырнул в кри-ри камнем и бросился на него, – не столько для того, чтобы поймать кри-ри, сколько для того, чтобы разглядеть, что он ест. Но кри-ри распустил белые крылья, резко, пронзительно вскрикнул, поднялся у них над головами и, описав плавный круг, перелетел через реку. Чунги обошли мелкий рукав и достигли того места, где недавно стоял кри-ри.

В воде плавали какие-то маленькие животные, каких чунги не видели когда-либо раньше. Ног у них не было, а головы похожи на голову тси-тси или та-ма, и хвостики были странные. Никто из чунгов не ловил и не ел таких животных, и Смелый со спутниками присел у самого края мелкой воды, смотрел, удивлялся их странному виду и подвижности и восклицал:

– Ву-о-о-о! Ву-о-о-о!

В своем удивлении они уже забыли о большом кри-ри и о том, что он делал в воде. И, наверное, остались бы далекими от мысли, что этих маленьких плавающих животных можно есть, как и всяких других, если бы не научились от маленького мо-ка, которого видели на соседней отмели. Этот маленький мо-ка был очень похож на больших: мохнатый, как и они, с опущенной книзу головой, с очень коротким хвостом; но цвет шерсти у него был белесовато-серый, морда очень тупая, а весь он был вдвое меньше больших мо-ка. Он стоял в воде неподвижно, как кри-ри. Потом он вдруг плеснул в воде передней лапой так сильно, что весь обрызгался. В следующий момент он сунул морду в воду, а потом быстро выскочил на берег, держа в зубах то самое маленькое животное со странным хвостом.

Едва увидев мохнатого зверя, чунги передовой группы замахали камнями и ветками, закричали и кинулись к нему. Мо-ка вздрогнул, обернулся, увидел, как их много, и с ревом убежал. Прыгая по песку, он быстро отбежал подальше, а потом бросился в реку, переплыл ее и исчез на другом, гористом берегу. Чунги столпились у края отмели и сердито рычали, так как мо-ка убежал, а мясо у него такое вкусное…

Вдруг Смелый вытянул шею, нагнулся и протянул:

– Ву-о-о-о!

Один из чунгов тоже заметил наполовину съеденное плавающее животное и всхлипнул:

– Ву-о-о-о!

Он подскочил туда, схватил его обеими руками, и бледная кровь окрасила ему пальцы и ладони. В лицо ударил новый, незнакомый, сильно возбуждающий запах, заставивший его облизать себе пальцы. Вслед за тем он начал жадно грызть мясо.

В то же время Смелый, заметив в мелкой воде много таких плавающих животных и уже догадавшись, что делали кри-ри и мо-ка, полез в воду. Рукав был действительно мелкий, и вода не доходила ему даже до колен. Непривычный к воде, он ощутил невольный страх, и холод, и особенное щекотание в теле и невольно всхлипнул:

– Хи-ки-и!

Он сам обрадовался и удивился этим новым звукам, которые произнес невольно; а так как холод и щекотка были ему приятны и стоять в мелкой воде ему тоже понравилось, то он повторил с удовольствием:

– Хи-ки-и! Хи-ки-и!

Около ног у него плавало много таких животных с головами, как у тси-тси или та-ма; и Смелый сумел быстрым метким движением рук поймать одно из них. Но едва он вытащил его из воды, как оно гибко рванулось и так быстро выскользнуло у него из пальцев и нырнуло в воду, что Смелый снова удивленно воскликнул:

– Хи-ки-и!

– Хи-ки-и! – восклицали и все остальные чунги вокруг него, удивленные гибкостью и необычайным видом плавающих животных и ошибочно думая, что восклицание Смелого относится именно к ним. Жадные ко всему новому и необычному для них, они тоже полезли в воду и начали шарить в ней руками.

– Хи-ки-и! Хи-ки-и! – вскрикивали они, видя, как блестят у них в руках чешуйчатые тела хи-ки и как быстро и скользко они выскакивают у них из пальцев и снова ныряют в воду. Смелый поймал еще одного хи-ки, но на этот раз стиснул его так крепко, что тот буквально размазался у него в руках. Бледная кровь окрасила ему пальцы, он жадно облизал их, а потом съел всего хи-ки, выбросив только голову и хвост.

Мясо у хи-ки было очень вкусное и не было похоже ни на мясо та-ма, ни мо-ка, ни какого другого животного; оно так и таяло во рту, а кости у него были такие мелкие и мягкие, что он сгрыз их целиком.

Долго еще чунги шли вдоль реки, которая становилась все шире и спокойнее. Они вылавливали в ее мелких затонах много хи-ки; и все были довольны и благодарны реке. Но потом светлые песчаные берега исчезли, исчезли и мелкие затоны, а на маленьких отмелях не было никаких хи-ки. Уже и самого высокого дерева не хватило бы перебросить с берега на берег, и такое множество воды стало невольно пугать чунгов. Они вообще боялись воды и не смели входить в глубокие места, так как не умели плавать. Собравшись у берега и войдя в воду настолько, чтобы она покрыла им ступни, они смотрели, как плавают вверх и вниз большие и маленькие хи-ки, и завистливо всхлипывали, сердясь, что не могут поймать ни одного из них.

О, если бы они могли плавать, как маленькие мо-ка, или могли ловить хи-ки каким-нибудь другим способом! Тогда они ели бы только хи-ки и никогда не страдали бы от голода…

Постепенно вокруг реки начались болота, и чунги уже не могли идти вдоль нее. После того как двое чунгов погибли в трясине, стая свернула в сторону и вошла в лес. Они вскоре забыли и хи-ки и об их вкусном мясе, так как в лесу уродилось много крупных сладких плодов, а верхние побеги многих невысоких кустов стали мягкими, и из надломленных веток вытекал молочный сок – любимое лакомство у чунгов. Поэтому они остались в лесу и мало-помалу стали забывать и голод, и холод, и все другие великие лишения и страдания, пережитые ими за время их великого бегства.

Здесь же в лесу стали жить и многие из животных, убегавших вместе с ними. Здесь грау впервые в жизни встретился с мо-ка, и-вод с гри, ла-и с ри-ми, жиг с кат-ри, а всех этих зверей стало гораздо больше, чем где бы то ни было. Но чунги уже научились двигаться всегда большой стаей и сражаться не зубами и когтями, а палками и камнями. Теперь не они убегали от зверей, а звери от них. Даже грау и мо-ка поняли, что чунги не похожи на всех прочих зверей, а потому осмеливались нападать только на отдельных чунгов, да и то, когда бывали очень голодны.