Текст книги "Когда человека не было"

Автор книги: Димитр Ангелов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 21 страниц)

Димитр Ангелов
КОГДА ЧЕЛОВЕКА НЕ БЫЛО

Предисловие автора к русскому изданию

орогой русский читатель!

До 9 сентября 1944 года[1]1
  9 сентября 1944 года – день освобождения Болгарии Советской Армией от фашизма. (Прим. редакции).


[Закрыть] в болгарских школах преподавалась религия. А по религиозной версии бог создал мир за пять дней. Создал он его просто так, из ничего. На шестой день из глины им был сотворен первый человек – Адам, а позже из его ребра – Ева. Так было положено начало человеческому роду.

Разумеется, все это религиозные выдумки. Фашисты и капиталисты сознательно держали народ в невежестве, чтобы он был им послушен и позволял себя эксплуатировать, как только им вздумается.

Но с тех пор как Советская Армия освободила Болгарию от фашистского и капиталистического рабства, в наших школах и институтах преподается только чистая наука. Понятно, что научные книги, учебники не могут исчерпать всю область знаний о жизни и Вселенной. Поэтому читателю нужны и другие, связанные с теми или иными областями знаний книги – художественные, научно-популярные и т. д., – которые в значительной мере помогают скорее добраться до истины.

С такой целью написана и книга «Когда человека не было» («Смелый чунг»). Она представляет собою художественную иллюстрацию научной теории происхождения человека и роли труда в его развитии.

Великий естествоиспытатель Дарвин и вся наука доказывают, что человек произошел от обезьяны. Конечно, не от современной обезьяны, а от человекообразной.

Прежних человекообразных обезьян, от которых произошел современный человек, я условно назвал «чунгами». Я попытался раскрыть, как под влиянием определенных внешних условий происходило очеловечивание: сознательное овладение деревом и камнем в качестве орудий защиты и труда, приобретение навыка вертикального передвижения. В дальнейшем в книге рассказывается, как человек сделал первый каменный топор, первый домашний сосуд, соорудил первое жилище, – вообще раскрывается весь долгий и неимоверно трудный процесс очеловечивания.

Различным животным мною даны вымышленные названия, ибо если бы я стал нарицать их по-современному, то, пожалуй, читателю было бы труднее мысленно перенестись в ту отдаленную эпоху, которая изображается в книге. Кроме того, чунги ведь пока еще не стали людьми, еще не умеют говорить, следовательно, на той стадии они еще не подошли вплотную к конкретному наименованию предметов.

Некоторые из этих имен звукоподражательные, другие – совершенно произвольные. Но и в том и в другом случаях я пытался подсказать, о каких именно животных идет речь. Например: «грау» – прототип сегодняшнего тигра, «тси-тси»– это змея, «хо-хо» – слон, «кри-ри» – птица, «мут» – носорог, «крок» – крокодил, «ла-и» – волки или собаки, «мо-ка» – медведь и т. д.

Разумеется, никто не может сказать, точно ли так протекал процесс очеловечивания, как это рисую я в эпизодах, изображающих схватки чунгов с крупными хищниками, овладение пещерами, бесконечные скитания. Однако предлагаемая мною книга, несмотря на то, что по форме она художественное произведение, явилась результатом серьезных исследований.

Именно поэтому в ней строго выдержана научная тенденция.

Период очеловечивания, который продолжался, как известно, сотни тысяч лет, я сократил и показал его на нескольких поколениях чунгов. Поступить иначе – дать описание жизни тысяч и тысяч чунгов, поколения за поколением, – казалось нецелесообразным.

Дорогой русский читатель! Я буду очень рад, если книга тебе покажется увлекательной и полезной, если она поможет формированию твоего здорового, научного мировоззрения. Прими же это как тысячную частицу моей признательности за то множество благородных, добрых дел, которые русский народ совершил и продолжает совершать для моего народа.

Димитр Ангелов

София, февраль, 1958 г.

Предисловие

итатель может удивиться тому, что некоторые животные носят здесь совершенно незнакомые имена. Но в ту далекую эпоху человека еще не было и некому было давать всем этим животным их названия. Поэтому названия животных здесь произведены от рева, шипения или других звуков, характерных для того или другого зверя.

Так, имя грау, прародителя нынешних львов и тигров, основано на рычании этого хищника. Имя тси-тси, предка удавов, питонов и других змей, происходит от своеобразного шипения. издаваемого этим пресмыкающимся. То же можно сказать и о ла-и, прототипе нынешних собак и шакалов, и о многих других животных Некоторым животным даны названия, близкие к современным, чтобы можно было догадаться, о ком идет речь.

Может удивить также и то, что процесс отделения чунгов от животного мира дан в течение немногих поколений. В действительности этот переход от животного к человеку продолжался сотни тысяч лет, но отобразить столь длительный эволюционный процесс в художественной литературе невозможно. Да в этом и нет необходимости, так как все эти тысячи поколений, вероятно, находились под воздействием одних и тех же природных условий.

Первая часть повести заканчивается тем моментом, когда чунги сознательно прибегли к дереву и камню как к средствам обороны и к сознательно объединенным действиям в борьбе за существование. Картина же действительного очеловечивания– того, как чунги создавали свои первые орудия, как овладели огнем, как дошли до создания общества и в конце концов сделали свой первый шаг в область истории, – все это является темой второй части.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Рыжий грау

pay открыл глаза, вытянул свои широкие лапы и громко зевнул. В полумраке логовища блеснули зубы свирепого хищника. Острые кривые когти вонзились в мягкую, влажную, дымящуюся землю, и зевок перешел в самодовольное, громкое мурлыканье.

Грау мог бы лежать еще долго, если бы не голод, от которого он проснулся. Он задвигал чуткими ушами взад и вперед, медленно поднял огромную голову, и в его желтых глазах зловещими бликами отразились просветы в темноте логовища. Потом, словно устыдясь своей непривычной лености, зверь мгновенно вскочил и как тень проскользнул между густо сплетенными ветвями, закрывавшими вход в его логовище.

Деревья простирали кверху свои могучие ветви, переплетали их и образовывали темный свод, сквозь который не проникали лучи солнца, не проглядывала синева небес. Огромные толстые стволы растрескались, и рыжевато-черный мох, вырастая на них большими пятнами, питался их густыми соками От корней поднимался влажный пар.

Темный нескончаемый лес. Лес вечной полутьмы. Лес грау.

Хищник положил передние лапы на исполинский ствол, неизвестно когда и как упавший перед его логовищем, выпустил кривые когти и начал точить их, по своему старому обычаю. Сильное тело напряглось и вытянулось. Потом он слегка отодвинулся, вдруг подобрался и прыгнул. Огромное тело взвилось над землей, как легкий мячик, мелькнуло высоко над поваленным стволом и бесшумно упало по другую его сторону. При этом не прошелестел ни один сухой листок, не хрустнула ни одна сухая веточка. А потом зверь легкими прыжками скрылся в глубине бесконечного леса.

Среди неисчислимых, беспорядочно рассеянных стволов появилось бурое животное ростом с самого грау. Оно заметило бесшумно движущуюся к нему рыжую тень, пристально вгляделось и окаменело от ужаса. Еще миг – и оно кинулось было прочь с коротким, отчаянным ревом, но грау молнией прорезал воздух, вцепился в беглеца когтями и вонзил зубы ему в горло, зловеще рыча. Животное рухнуло наземь, и грау растерзал его еще живого.

Наглотавшись теплого, вкусно дымящегося мяса и облизавшись красным языком, грау оставил добычу и легкими, бесшумными скачками продолжал путь. Деревья стали постепенно редеть. В темном своде переплетающихся ветвей там и сям появились просветы. В одну такую широкую прогалину хлынул поток солнечных лучей, в которых рыжевато-золотистая спина грау вспыхнула. Огромный хищник от неожиданности остановился и зажмурился. Он весь пламенел рыжеватым блеском– от конца длинного хвоста до кончиков подвижных ушей. Он весь – сиял красотой и силой.

Грау был прекрасен. Грау был могуч. Грау был жесток и неумолим, когда бывал голоден. Так могуч и свиреп был этот гордый, своевольный владыка обширного леса, что даже добродушные хо-хо, из которых каждый был в несколько раз больше грау и мог бы раздавить его ногой, и те избегали встречаться с ним.

Вдруг в ветвях деревьев, высоко над грау, раздались резкие крики, разлетавшиеся во все стороны: «Чи-чи-чи!» Они повторялись снова и снова, и вот уже весь лес звучал этим тонким, пронзительным визгом: «Чи-чи-чи-чи!»

Грау поднял голову, оскалился, и глухой, яростный, угрожающий рев напряг жилы на его шее. В желтых глазах разгорались зловещие отблески. Высоко у него над головой, в переплетающихся ветвях, гроздьями висели длиннохвостые буяны чин-ги, подскакивали, прыгали, вертелись и резко, отрывисто визжали. Маленькие глазки их блестели и кололи грау искрами дикой ненависти. Грау вошел в их лес, и они встречали его пронзительным визгом, предупреждавшим всякое животное о появлении рыжего хищника.

При первых же взвизгиваниях чин-ги лесная чаща странно ожила. Замелькали тени, послышался рев, фырканье, писк. Затрещали сухие ветки, зашелестели густо сплетенные сучья и сочные травяные стебли, и тысячи ног понеслись в бешеном беге во все стороны. Весь огромный лес обезумел от ужаса: грау идет!

Длиннотелое, тонконогое животное, выскочив неожиданно, налетело в своем быстром беге прямо на грау. Подумав, что на него напали, хищник сбил его с ног всей тяжестью своего тела и вмиг перегрыз ему глотку, прежде чем оно успело вскрикнуть.

Грузный мут, задрав голову и выставив вперед свой страшный рог, выскочил прямо перед грау и вдруг остановился так резко, что твердые копыта его врылись в землю. Потом, выпучив глаза в безумном страхе, он глухо, отрывисто рявкнул и, не понимая, что делает, приподнялся на задних ногах и кинулся на грау. Легким прыжком хищник избежал страшного рога, а потом, не успел мут обернуться, молниеносно быстро вскочил ему на спину и вонзил когти в шею. Огромное тело мута закачалось и грохнулось. Грау отскочил от него.

А наверху маленькие хвостатые чин-ги непрестанно визжали: «Чи-чи-чи-чи-чи!» Некоторые, зацепившись за ветки только хвостом, висели головой вниз и быстро, нервно размахивали передними лапами. Другие спустились на нижние ветви и кричали совсем близко от грау. Но он не мог лазать по деревьям, как они, а потому мог только рычать и смотреть на них глазами, полными злобы и ненависти. И, яростно рыча, он снова пустился легкими скачками между деревьями, провожаемый резкими, пронзительными криками хвостатых чин-ги. Но вдруг, совсем неожиданно, над головой у него раздалось пронзительное шипение, и не успел он отскочить в сторону, как что-то длинное, толстое, огромное зашевелилось вверху, отделилось от ветвей дерева и упало прямо на него, обвив его кольцом. Потом обвилось еще одно кольцо, потом еще одно и еще. И душитель тси-тси напал так неожиданно и быстро, что грау, несмотря на всю свою ловкость, не успел избежать его чешуйчатых колец.

В желтых глазах грау вспыхнула дикая ярость. Обернувшись, он хотел схватить тси-тси зубами за шею, но тот раскачивал свою широкую плоскую голову далеко от его пасти, отвратительно шипя и свистя. Грау напряг мускулы, набрал в грудь воздуха и грозно зарычал. И под нескончаемый визг маленьких чин-ги, под бешеный топот перепуганных животных началась ужасающая, жестокая битва. Битва, сопровождаемая рычанием и шипением.

Тела тси-тси и грау сплелись в один громадный клубок, и этот – клубок катался между деревьями, давя низкорослые кусты и сочные травы, копошился, уменьшался и разрастался, рычал и шипел.

Через некоторое время судорожные движения и броски этого клубка начали слабеть, становились все реже и реже и наконец совсем утихли. Только многометровый хвост тси-тси продолжал биться по земле во все стороны. Рев грау затих, слышалось только отвратительное шипение душителя. Плоская голова тси-тси приблизилась к голове грау, и стеклянные глаза расширились, словно проверяя, окончательно ли задушен всесильный хищник.

Но в этот момент голова полузадушенного грау метнулась, и зубы молниеносно впились в шею душителя. Тси-тси яростно зашипел, и клубок тел снова начал расти и метаться во все стороны. Кольца стали одно за другим отпадать от тела грау, пока не распались совсем, и чешуйчатое гибкое тело тси-тси вытянулось на земле, слегка извиваясь.

Медленными, усталыми движениями, тяжело дыша, грау поднялся на лапы и поглядел на поверженного врага. Плоская голова тси-тси запрокинулась назад. Беловатая шея была усеяна ярко-красными пятнами – следами острых зубов грау. Вытаращенные глаза глядели стеклянно и неподвижно.

Грау продолжал свой путь, но уже не скачками, а легкими, неспешными шагами. Он продолжал дышать тяжело и трудно, словно все еще чувствуя вокруг тела чешуйчатые кольца тси-тси. Его сжигала жажда, и, не обращая внимания на вскакивающих и в ужасе убегающих животных, он все ускорял шаги. По пути он лишь загрыз одного кроткого дже и раздавил одного ланча, случайно попавшегося ему под лапу.

Вдруг он остановился, припал брюхом к земле. Зубы у него снова блеснули, из груди снова вырвался глухой рев. В нескольких прыжках от него стояли два чунга, выпрямив свои огромные косматые туловища, впившись в него маленькими блестящими глазами и ловя каждое его движение. Задними лапами они стояли на земле, а передними схватились за низко свесившиеся ветви и застыли неподвижно, как каменные.

Грау позабыл и о душителе тси-тси, и о его чешуйчатых кольцах, и о своей жажде. Ни к какому животному в этом тысячелетнем лесу он не испытывал такой бешеной ненависти, как к этим странным существам, которые могут ходить, выпрямившись, по земле и карабкаться по деревьям с такою же ловкостью, что и хвостатые чин-ги, их родичи, и могут размахивать передними лапами во все стороны и хватать ими все, что захотят. Даже когда грау бывал сыт, присутствие чунга пробуждало в нем бешеную ярость, и он успокаивался только тогда, когда перегрызал ему горло.

Он совсем припал брюхом к земле, вперил желтые глаза в ненавистные существа, судорожно ударяя по земле пушистым хвостом. Сдавленный, яростный рев его словно говорил: «Грррр! Я грау, непобедимый владыка обширного тысячелетнего леса… Я могу загрызть самое крупное животное… Я только что загрыз душителя тси-тси… При моем появлении убегают все звери, даже глупый хо-хо, который во много раз сильнее меня… Никто до сих пор не осмеливался загородить мне путь… Грррр!»

Но два странных существа, неподвижно прильнув к растрескавшемуся и высохшему от старости стволу, продолжали стоять, выпрямив черные туловища и устремив взгляды на грау. Тогда, взбешенный их упрямством, грау метнулся к ним невероятно сильным и быстрым прыжком. В тот же миг оба чунга подскочили и взобрались на дерево так легко и быстро, словно подхваченные ветром. Прыжок грау прорезал только воздух, растопыренные лапы остались пустыми. Яростный, чудовищно громкий рев пронзил зеленые своды переплетенных ветвей и закачал высокие вершины деревьев.

Стоя на ветвях над грау, чунг-самец разинул огромную пасть, показывая свои страшные крепкие белые зубы, и сотряс воздух мощным ревом. Пома, самка чунга, выпрямившись рядом с ним, молча следила за свирепым хищником, который все ходил вокруг дерева, поднимая голову и грозно рыча.

Грау мог перегрызть горло самому сильному животному. Грау мог прыгать с молниеносной быстротой, дальше всякого другого зверя. Но грау не мог лазать по деревьям, как крикливые хвостатые маленькие чин-ги, как их крупные, сильные родичи чунги. И потому, много раз обежав вокруг растрескавшегося и высохшего от старости дерева, грау, все еще грозно рыча, исчез среди густо сплетенных веток и кустов. Чунг и пома последовали за ним быстрыми, легкими скачками – с ветки на ветку, с дерева на дерево.

Крок и грау

Наконец свод из переплетающихся ветвей раскрылся, и над головой грау появилась широкая полоса голубого неба. Полноводная, широкая река лениво катила свои воды среди буйной прибрежной зелени, отражая голубую высь. Над ее сверкающей зеленоватой поверхностью вились тонкие струйки пара, исчезая в трепещущем от зноя воздухе. На громкий рев грау берега ответили молчанием, и только летучие жу-жу наполняли воздух звоном своих прозрачных крыльев.

Грау подошел к берегу, и следившие за ним чунги увидели, как он склонился к воде и начал жадно лакать ее. Потом они увидели, как недалеко от грау из-под воды появился черный заостренный пень и тотчас же потонул. Еще миг– и совсем близко от головы грау вода заволновалась, и оттуда вынырнули длинные челюсти огромной разинутой пасти, тесно усаженные острыми зубами. Не успел грау отскочить, как эти челюсти крепко схватили его и потащили в воду.

Грау сильно ударил лапой отвратительное чудовище по голове, но его острые когти скользнули по непроницаемому костяному панцирю. И два огромных тела – одно рыжевато-желтое, другое буровато-черное– бешено заметались в воде, то исчезая совсем, то появляясь на поверхности, снова исчезая и снова появляясь. Вода заклокотала, зашумела, брызгами разлетаясь во все стороны. Бешено барахтаясь, оба тела поплыли вниз по реке, увлекаемые течением, а следом за ними на зеленоватой поверхности воды заалели кровавые пятна.

Сильные челюсти крона обхватили грау за голову, и хищник мог защищаться только когтями своих широких лап. Он непрестанно бил ими крока, где и как придется, и уже успел разодрать ему брюхо и вырвать глаза. Но крок, даже разодранный и ослепленный, продолжал сжимать ему голову острозубыми челюстями. Грау ревел и отбивался. Крок молчал и не отпускал его. А чунг и пома следили за ними с интересом и удовольствием, каких не знали никакие другие животные в бесконечном лесу.

Постепенно шум борьбы начал заглушаться каким-то далеким смутным рокотом, пока совсем не утонул в нем. Спокойное течение реки сменилось страшной быстриной: из синевато-зеленой вода сделалась пенисто-белой, искрящейся. Здесь русло пересекали пороги, а со дна вырастали острые скалы.

Быстрое течение подхватило крока и грау, и теперь они были совсем беспомощными в борьбе между собою. Вдруг могучий водоворот подхватил их, подбросил и со страшной силой швырнул на острое ребро скалы над водой. Удар пришелся только на крока – острое ребро глубоко врезалось ему в тело, и челюсти у него раскрылись. Враги, только что связанные смертельной хваткой, были теперь разделены, схвачены быстрыми водоворотами, плыли в разные стороны. Полумертвое тело крока безжизненно погрузилось в пенистую воду, и вскоре отвесный водопад скрыл его в глубокой, вечно кипящей пучине.

Сила и ловкость грау не дали ему погибнуть в этой страшной кипящей пропасти. Чунг и пома видели, как он перепрыгивал с порога на порог, со скалы на скалу, как невероятно мощным прыжком перебросился на спасительный берег, впиваясь в него когтями, как, выйдя, отряхивал свое сильное, красивое тело. Бесчисленные мелкие капли воды окутали его, словно облако. Затем грау исчез среди низко нависших густолиственных ветвей, среди высокой травы и издали только зарычал, утомленно и глухо.

В тысячелетнем лесу все подчинялось силе. Сильные животные пожирали слабых, а их, в свою очередь, пожирали еще более сильные. Так, грау пожирал гри, гри пожирал ланча, ланч пожирал жига. Но жиг перегрызал горло тси-тси, а тси-тси мог задушить грау. И первые становились последними, а последние – первыми.

В тысячелетнем лесу у всякого зверя врагом был другой зверь, и всякий зверь был врагом другому зверю. Кри-ри был врагом ми-ши, ми-ши был врагом добродушного хо-хо, хо-хо был врагом свирепого грау, а грау был врагом чунга и помы. И потому, увидев, как крок утащил грау в воду, оба чунга искривили свои безобразные тупоносые лица в злорадную гримасу и довольно заурчали: грау будет съеден кроком. Но увидев, что грау вырвался от крока, что он выскочил на берег и исчез в лесу, чунг и пома глухо, сдержанно зарычали от досады. Потом они раскачались и полетели обратно – с ветки на ветку, с дерева на дерево. Спокойно и легко они перебрасывались с места на место, хватаясь за толстые кривые ветки поочередно то передними, то задними лапами.

Чунг и пома

Над сплошным переплетением ветвей поднимались дерзкие вершины, вонзаясь в синеву небес. В звенящем, трепещущем воздухе носились сотни крылатых кри-ри. Белое светило жгло своими огненными лучами неоглядный, куда ни посмотри, лес.

Лес без конца и начала… Быстрый как ветер гу может мчаться в нем сто дней и все же ни в какой стороне не найти выхода. Здесь он рождался, здесь умирал. Грау рождался и умирал в лесу. И чунги рождались и умирали в лесу. Кто в нем рождался, в нем и умирал. Предвечный лес. Лес чунгов.

Когда белое светило опустилось низко над лесом, чунг и пома перестали качаться на широких ветвях раскидистого дерева и начали озираться вверх, вниз и по сторонам. Потом они начали лазать по ветвям во все стороны, ломать густолиственные ветки и расстилать их на толстых переплетающихся сучьях, пока не получился широкий, толстый настил. Затем чунг и пома испытали его прочность – сначала легкими, осторожными похлопываниями, потом всей своей тяжестью. Кроме того, чунг снова полез наверх и исчез среди широких листьев, и вскоре на лиственное ложе упала ветка с тяжелым плодом. Пома поймала плод быстрым, гибким движением передней лапы.

Потом упал еще один плод. Пома поймала и его, а за ними упали еще и еще, и наконец появился сам чунг, держа в передней лапе еще одну ветку с плодами. После этого они легли бок о бок и начали грызть плоды, спокойно и молча помаргивая глазами.

Постепенно цвет леса изменился. Ярко-зеленая листва на верхушках деревьев получила золотисто-красноватый оттенок. Белое светило опустилось совсем низко; оно словно увеличилось и отяжелело, а цвет у него стал кроваво-красным. Потом оно исчезло, и лес наполнился тенью. Исполинские темные вершины деревьев были словно отрезаны: стволы утонули в густом мраке.

Но вот и лес и небо над ним странно ожили. Зловещий гортанный крик прорезал сумерки, тяжелая тень взлетела над лесом, описала бесшумный круг и исчезла куда-то. Вторая тень описала новый черный круг и тоже исчезла. За ними вылетела третья, четвертая… Черные беззвучные тени засновали в воздухе, то появляясь, то исчезая…

Вдруг в неподвижном сумраке пронесся отчаянный писк пойманного кри-ри. Испуганный зловещим гортанным криком, кри-ри вылетел из гнезда и попал в когти к ночному бу-ху, и теперь бу-ху растерзал его прямо в воздухе своими изогнутыми когтями и острым клювом.

Разнесся мощный рев грау. Ему ответил свирепым воем гри. Послышался и оборвался дрожащий голос дже. Там и сям завыли трупоеды хе-ни и ри-ми, и весь огромный лес огласился торжествующим ревом или отчаянными воплями.

Чунг и пома, лежа на подстилке из ветвей, молча и спокойно глядели в темноту: грау не умеет лазать по деревьям, а из тех животных, кто это умеет, ни одно не посмеет напасть на них, ни одного они не испугаются. Над головами у них, в синеве бездонного неба, сверкали крупные огненно-белые и красные звезды.

По своей внешности чунг и пома не были похожи ни на одно из животных, населявших лес. У всех этих животных были хвосты, длинные или короткие, но у чунгов хвоста не было. Как и все чунги, они родились без хвостов и умрут без хвостов. Никакое из населяющих лес животных не умеет стоять на задних лапах и хвататься передними. Это могли делать только чунги и их маленькие родичи чин-ги; но чин-ги были хвостатыми, как и всякие другие звери.

Как и почему чунг и пома потеряли свои хвосты, они не думали и не могли вспомнить. В мыслях у них не осталось ни следа от этого давно пережитого события, так как все пережитое быстро исчезало у них из памяти и они никогда не возвращались к нему без настоятельной причины.

Точно так же, быстро и навсегда, из памяти помы исчезло то, как однажды она свободно и без чьей-либо помощи отделилась от своей матери и полезла кверху, чтобы впервые достать плод, до которого могла дотянуться. Это был торжественный день для нее, день самостоятельного существования. С этого дня она стала похожей на хвостатых чин-ги: прыгала около своей матери с ветки на ветку, пронзительно верещала и выделывала всяческие движения передними и задними лапами.

Старая пома не сводила с нее глаз, в которых сквозили и удовольствие и беспокойство; но, поняв, что маленькая пома уже может сама лазать по веткам и находить плоды не хуже старших чунгов, она успокоилась и перестала следить за нею. Только когда маленькая пома спустилась совсем низко к земле, горло у старой помы сжалось и издало громкий, тревожный, шипящий звук. В тот же миг маленькая шалунья вздрогнула и взлетела к матери так быстро и ловко, что та захихикала от удовольствия. Ее вытянутые вперед губы зашлепали, словно пытаясь сказать: «Хорошо, очень хорошо! Ты понимаешь язык чунгов, ты можешь лазать быстро и ловко, как они. Но все же не спускайся на землю, пока не станешь совсем большой и сильной. Потому что сейчас тебя может загрызть даже вонючий жиг».

До этого времени для маленькой помы не существовало ничего, кроме деревьев, веток на деревьях и плодов на ветках. Не существовало и других животных, кроме маленьких игривых чин-ги и звонко поющих кри-ри. С первого же дня своей жизни она слыхала рев и других зверей и догадывалась, что в лесу есть другие животные, кроме чунгов и чин-ги, но не могла себе их представить, так как никогда не видела. Но все же этот рев пугал ее и заставлял держаться ближе к матери, за которой она иногда следовала на самые высокие вершины деревьев.

Однажды старая пома спустилась на нижние ветки дерева и вся обратилась в зрение и слух: внимательно и настойчиво вглядывалась между стволами во все стороны, расширяла ноздри и все время внюхивалась. Ее тревожные движения вызвали страх и у маленькой помы, и она попыталась, заскулив, прижаться к матери, но та, успокоительно заворчав, отстранила ее и продолжала нюхать. Тогда маленькая пома тоже начала оглядываться, расширять ноздри и внюхиваться. Мать легко соскользнула по стволу вниз и ступила на землю, а затем встала на четвереньки, огляделась еще раз и коротко заворчала. Маленькая пома быстро очутилась рядом с нею; снова ее охватил страх, и снова она попыталась прижаться к матери. Но старая пома и на этот раз отстранила ее, встала на задние лапы и двинулась вперед, наклоняясь туловищем то в ту, то в другую сторону. Походка у нее была тяжелая и неуклюжая, длинные передние лапы висели чуть не до земли. Маленькая пома тоже выпрямилась и пошла рядом с нею, покачиваясь на задних лапах, как ветка под ветром.

Вдруг старая пома насторожилась и остановилась как вкопанная. До ее слуха донесся отдаленный вопль животного и свирепый многоголосый вой. Она напрягла горло, издала глухое предостерегающее ворчание, и маленькая пома с необычайной быстротой исчезла на дереве, заскулив от внезапного сильного ужаса. Вслед за нею забралась и старая пома, предостерегающее ворчание которой сменилось гортанным рычанием. И обе они устремили взгляды в сторону все усиливающегося вопля и воя.

Вскоре между стволами деревьев вынырнуло из густой травы стройное тело быстроногого светло-рыжего гу. Преследуемый несколькими свирепыми хе-ни, гу несся вперед, словно обезумев, но под самыми помами запутался в ветвях и упал. Хе-ни настигли его, кинулись, взвыв диким хором, и их острозубые челюсти заработали все сразу. Через малое время от красивого, стройного, длинноногого гу остались только клочки недоеденного мяса и кучка крупных костей.

Маленькая пома прильнула к матери и скулила от ужаса. У нее не было опытности взрослых чунгов, и она не знала, что хе-ни не могут влезть на дерево, если бы даже захотели. И потому она долгое время не хотела отходить от матери, не хотела даже спускаться низко к земле.

Первая встреча с хищниками, питавшимися мясом убиваемых ими животных, вселила в нее столь сильное чувство страха и неуверенности, что когда ее мать спускалась к земле, она забиралась еще выше. Земля открылась ей как место, где на нее легко могут напасть и сожрать совершенно так же, как был сожран длинноногий светло-рыжий гу.

Позже, однако, она не раз видела, как одни животные нападают на других, убивают их и пожирают, и постепенно страх, охвативший ее при первой встрече с такими животными, притупился. Мало-помалу она привыкла смотреть на это пожирание как на что-то вполне обычное, без чего самый лес не мог бы существовать. Кроме того, взрослые чунги даже не обращали внимания на сильных, свирепых хищников, днем и ночью блуждавших в лесу и раздирающих воздух своим ревом: они часто спускались на землю и собирали упавшие плоды. Разумеется, взрослые чунги всегда вовремя понимали настоящую опасность и немедленно уходили от нее.

Однажды, когда старая пома разламывала скорлупу ореха, упавшего с дерева, маленькая пома, тоже спустившаяся на землю и отделившаяся от матери на несколько скачков, услышала позади себя неожиданный шум. Вздрогнув, она обернулась, и кровь застыла у нее в жилах. В просветах между кустами мелькнула огромная рыжая тень, и два громадных, хищно сверкающих глаза обожгли ее зловещим желтым огнем. Она тревожно взвизгнула и кинулась к матери, но в то же мгновение услышала грозный рев, и рыжая тень метнулась вслед за нею.

Услышав визг маленькой помы, старшая бросилась вперед, забыв даже выпустить свои орехи. С безумно яростным ревом матери, над детенышем которой нависла смертельная опасность, она выпрямила свое косматое туловище перед грау и остановила его прыжок. Оба тела упали наземь, крепко вцепившись друг в друга. Это позволило маленькой поме вскарабкаться на дерево, и она сжалась в его ветвях, дрожа и скуля от страха. Сверху она видела, как барахтаются на земле два тела, как потом рыжая тень грау покрыла черное туловище ее матери. А вскоре затем рыжий хищник поднялся и исчез среди деревьев, глухо рыча, как всегда, а старая пома осталась на земле с перегрызенным горлом.

Нападение грау было столь неожиданным и внезапным, что старая пома не только не успела к нему подготовиться, но и забыла выпустить орехи из передних лап. А это помешало ей вовремя схватить хищника за горло или за разинутые челюсти.

В ветвях соседних деревьев мелькнули силуэты нескольких чунгов. Они спустились к лежащей на земле поме и, увидев ее растерзанное горло, издали протяжный рев. Потом окружили ее, сели и протяжно ревели, а когда белое светило спустилось низко над лесом и листья изменили цвет, они наломали веток и засыпали ими труп старой помы. После этого они разбежались по деревьям во все стороны. Недружелюбно они отнеслись к маленькой поме. И маленькая пома должна была жить, как жила старшая: предоставленная самой себе.