Текст книги "Магнус-Супермыш"

Автор книги: Дик Кинг-Смит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

Глава четвёртая
СЛИШКОМ, СЛИШКОМ МНОГО ПЛОТИ

Пребывающий взаперти Магнус пребывал в невероятном возбуждении. Ночью он ещё раз свалился в чан с водой. Известь таким образом почти вся смылась, но он весь вывозился в грязи, пока метался по земляному полу, ища способа выбраться наружу. В перепачканной землёй шкурке он выглядел скорее как молодая крыса. И ко всему прочему был крайне разозлён.

Позже утром по дорожке пришла женщина и немного приоткрыла скользящую дверь. Ноябрьская погода была на удивление мягкой, и женщина знала, что влажность, скопившаяся в оранжерее, не пойдёт растениям на пользу. Но только она занесла ногу в мягкой туфле внутрь, как, к её ужасу, в ноги ей бросился какой-то злобный зверь, какого она в жизни не видела, и с пронзительным рычанием вонзил в щиколотку зубы.

– Гадкий! Гадкий! – невнятно, сквозь сжатые зубы, выкрикивал Магнус. – Укусить!

Потом его пинком отбросило в сторону, и яростное верещание мышонка смешалось с испуганными воплями жертвы, которая поспешно заковыляла по тропинке назад, к дому, чтобы привести мужа. Но когда через несколько минут они вернулись, вооружённые каждый толстой дубинкой, обидчика и в помине не было. Чем он тут занимался – сказала им кучка недоеденных клубней георгинов.

– Должно быть, крыса, – сказал муж.

– Таких крыс я в жизни не видывала.

– Неси кота, он живо её выследит.

Но, как свойственно всему кошачьему роду, кот не пожелал делать то, чего от него хотели люди, и, подёргивая хвостом, гордо удалился.

Тем временем Магнус отыскал дорогу в свинарник. Гнев уступил место другому его главному чувству – голоду. Его скудный запас слов пополнился новым словом:

– Хороший, – бормотал Магнус, разгрызая пищевую пилюлю с треском, похожим на хруст костей. – Хороший. Хороший.

А в доме Маделин и Марк Аврелий завтракали, хотя и без всякого аппетита.

– Подумать только, – уныло произнесла Маделин, – вчера он тут с нами был. А сегодня…

– Хватит, хватит, Мадди, дорогая моя, не надо так убиваться, – попытался успокоить её Марк. – Будут ещё и другие.

– Но не такие.

– Это правда, – подтвердил Марк. – Истинная правда. – Он задумался. – Что правда, то правда, – добавил он.

– Бедный мой мальчик…

– Магнус, – рассеянно поправил Марк.

– Бедный мой Магнус. Такого, как он, больше не будет. Никогда!

– Да, в высшей степени сомнительно.

– Ох, Маркуша! – воскликнула Маделин. – И несчастная же у мышей жизнь!

Марк Аврелий обвёл глазами их жилище и только хотел оспорить это решительное заявление, как Маделин продолжила:

– А может, и хорошо, что он покинул эту юдоль слёз так рано. Кто знает, что ждало его в будущем. Не кошки, так яд. А то и мышеловка. Кстати, Маркуша, сезон ловушек как раз начался. Вчерашней ночью их уже поставили, заметил?

– Честно говоря, дорогая, не заметил. Я как раз наткнулся на интереснейшую вырезку из «Бристол ивнинг пост» о производстве чеддера…

– Марк Аврелий! – произнесла Маделин. – Так ты сидел и преспокойно читал прошлой ночью? И это после того, что случилось? Да как ты мог?

– Ты что-то говорила про мышеловки, дорогая Мадди, – торопливо перебил её Марк. – Так где они стоят?

– В обычных местах. Под раковиной. На полу в кладовке. В сушилке. И приманка, как всегда, шкурка бекона. Никакого воображения.

– И к счастью, дорогая моя, – заметил Марк, – только на редкость глупые мыши могут попасться в такое устройство.

– Или на редкость близорукие, – бросила Маделин и выскочила из гнезда.

Она так сокрушалась об утраченном сыне и так была раздражена бесчувствием мужа, что опомнилась, только когда очутилась на дорожке напротив оранжереи. Дрожа от страха, она заставила себя заглянуть в стеклянную дверь, однако не увидела там призрака, который бы стоял, беззвучно моля о помощи. Но тут скрипнул клапан кошачьего лаза, и Маделин кинулась в спасительный свинарник навстречу счастливейшему моменту своей ещё пока недолгой мышиной жизни. Ибо там, под настилом, стояло вполне реальное, очень грязное и очень любимое существо.

– Мамочка! Хорошая мамочка! – громко выкрикнул Магнус. – Ещё! Ещё!

Весь остальной день Маделин провела в хлеву – подтаскивала запасы патентованных пилюль, отчищала перепачканного грязью ребёнка или же просто лежала и любовалась им, одурманенная счастьем. Ей никак было не взять в толк, каким образом Магнус спасся после столь очевидной смерти, поскольку на все её расспросы он отвечал лишь: «Гадкий! Хорошая мамочка» или «Укусить!» – изредка вставляя «Ещё!». Но ей это было не важно. Для неё имело значение только одно: он тут, в натуральную величину и даже более чем в натуральную.

Прошло четыре недели, Магнус вырос и увеличился вдвое не только возрастом, но и размерами. Во что превратило бы такое ничем не ограниченное поедание Патентованных питательных пилюль Пеннифедера свинью, один бог знает, но во что это превратило мышь, можно было убедиться воочию: ростом Магнус был с крысу, а сил у него всё прибавлялось. Как-то раз старый, с жёлтыми зубами и голым хвостом самец крысы, неожиданно выскочив из-под настила, наткнулся на Магнуса и тут же, перепуганный, с пронзительным визгом пустился наутёк от этого невиданного юного великана.

Маделин и самой приходилось держать ухо востро и вовремя увёртываться, заслышав предупреждающий рёв «хорошая мамочка!». Ибо Магнус был ребёнок ласковый и бурно проявлял свои чувства, и требовалось немалое проворство, чтобы увернуться, когда тяжёлый увалень бросался выражать свою любовь, тыча её мордой.

К счастью, зима оказалась мягкой, и Маделин твёрдо решила остаться в летнем помещении до тех пор, пока сын не станет взрослым. «Что бы это ни значило», – говорила она себе, обеспокоенно качая головой. Ночной холод её не волновал, подле Магнуса было тепло, как у печки. Правда, ей приходилось спать чутким сном из опасения быть придавленной.

Марк Аврелий заглянул в свинарник один только раз – в вечер того дня, когда произошёл эпизод с котом. Маделин вбежала в его укромный кабинет подле камина с известием, что предполагаемый призрак на самом деле состоит из плоти и крови. «Слишком, слишком много плоти», – жалобно пискнул Марк, поспешно отшатываясь от сыновних ласк.

Что-то подсказало Маделин, что преобладающим чувством, которое испытывает муж при виде двухмесячного Магнуса, является не гордость, как у неё, а страх. И она оставила его в покое, чтобы он на свободе предавался излюбленному занятию – чтению газет.

Сама же она занялась воспитанием Магнуса. Заготовив дневной рацион пищевых пилюль, миниатюрная мамаша усаживалась перед своим могучим сыном и принималась учить его правилам, которыми руководствуются в своей жизни все мыши, – правилам выживания. Когда-то её обучала мать ещё в родном гнезде, и так далее, в глубь сотен поколений, поэтому правила бывали выражены несколько старомодным языком.

Некоторые имели форму поговорок: «Семь раз взгляни, один скакни», «Пролезли усы – пролезешь и ты», «Хвостик увяз – всей мышке пропасть». Магнус выслушивал эти афоризмы без малейшей реакции, тупо глядя на Маделин и не переставая жевать. Он явно предпочитал форму заповедей, которые мать повторяла ему каждое утро. Все они начинались со слова «остерегайся».

Список был длинным: «Остерегайся ловушки… Остерегайся отравы… Остерегайся человека… собаки… совы… хорька…» – и так далее. Во время этого перечисления Магнус постепенно приходил в крайнее возбуждение, настораживал уши, хлопал глазами и наконец, услыхав последнюю заповедь: «Остерегайся кошки», испускал громкий крик: «Гадкий!».

Маделин выбивалась из сил, стараясь научить его повторять эти правила за ней, но, хотя словарь Магнуса за это время, несомненно, обогатился, он по-прежнему не мог за один раз соединить больше двух слов.

Самыми употребительными были «мамочка, таблетка!», но наступил день, когда Маделин, копаясь в дырке на дне пакета, обнаружила, что там осталось очень мало драгоценных пилюль мистера Пеннифедера.

Той же ночью она совершила опасное путешествие по тропинке к хозяйскому дому, чтобы посоветоваться со своим учёным супругом.

– Как быть-то, Маркуша? – взволнованным тоном вопросила она. – Мне нипочём не справиться. Где мне взять столько корма для Магнуса, когда энти пилюли кончатся? Ты должен пойти помочь.

Марк Аврелий подавил в себе первую реакцию – отказаться наотрез от предлагаемых действий. Он не имел ни малейшего желания покидать уютное и безопасное гнёздышко и подвергаться опасностям и лишениям ради того, чтобы набивать толстый живот требовательному кукушонку. «Ему же почти три месяца, – сердился он про себя, – а он всё ещё от матери ни шагу. Да я в его возрасте был совершенно самостоятелен, весь колледж знал назубок от кладовых до столовой». С другой стороны, ему не хотелось, чтобы жена опять подвергалась риску. Он знал, что она всё равно продолжит свои поиски – с его помощью или без. Он задумчиво пригладил усы.

– Что ж, Мадди, дорогая, – сказал он наконец, – по моему мнению, выход тут только один.

– Это какой?

– Эмиграция.

– Эми… что?

– Эмиграция, переселение, моя дорогая. Мальчик, э-э, Магнус должен покинуть дом, выйти в широкий мир, искать своё счастье – возможно, на ферме через дорогу, там наверняка полно еды.

– Марк… Аврелий!

– Что, дорогая?

– Ты это серьёзно?

– Серьёзно, дорогая?

– Ты по-серьёзному предлагаешь прогнать нашего единственного ребёнка?..

– Ну, не совсем единственного, дорогая, – прервал её Марк.

– …Чтоб его съели деревенские кошки, загрызли деревенские собаки, прибили палкой деревенские работники, раздавили здешние тракторы?

– Ну, будем надеяться, что его не постигнет ни одно из перечисленных несчастий.

– Марк… Аврелий!

– Да, дорогая?

– Значит, по-твоему, он должен уйти?

– Да, дорогая.

– Только через мой труп!

– Именно до этого и дойдёт, Мадди, – убеждённо произнёс Марк, – если он останется. И до моего трупа, если на то пошло. В дом ему уже не попасть, он слишком велик. Пилюли на исходе. Подумай только о постоянной опасности, которой ты… мы будем подвергаться, стараясь удовлетворить его аппетит. Единственная возможность оставить его при нас, то есть в пределах сада, это отыскать альтернативный, то есть ещё один, источник пригодной пищи неподалёку.

Маделин вдруг издала громкий писк.

– Кролик! – взвизгнула она вне себя от волнения.

– Не понял?

– Кролик! Он живёт в большой клетке. Вон там, в другом углу сада. За сливовыми деревьями.

– Ну что ты, Мадди, дорогая моя, – терпеливым тоном принялся увещевать жену Марк. – Даже если признать, что мыши всеядны, я позволю себе усомниться в том, что Магнус способен убить и съесть взрослого кролика.

– Да не кролика съесть, Маркуша! – в раздражении вскричала Маделин. – А кроличий корм! Ему покупают отличную кормёжку – овёс, отруби, кукурузные хлопья и ещё специальные шарики. Вот, всё решено!

Марк Аврелий внутренне испустил вздох облегчения. Проблема, видимо, была решена, и он с нетерпением стремился вернуться к чтению. Маделин прервала его на середине увлекательного обрывка газеты «Фермер и животновод».

– Пошли, Маркуша!

– Пошли?

– Да, искать клетку с кроликом. Надо позаботиться о завтраке для Магнуса, время не ждёт.

– Но…

– Марк Аврелий!

И они вышли в ночь.

Рассвет застал их прижавшимися друг к другу под столом в саду, на котором стояла клетка с кроликом. Остаток ночи они провели в свинарнике, и Марк Аврелий при этом зализывал синяки, поскольку сын наступил на него. «Хороший папочка!» – проревел Магнус и, ринувшись к нему с ласками, придавил своего близорукого отца большими лапами.

Оба, мать и отец, к довершению всего дрожали от холода, а также от страха, так как эта часть сада была им сравнительно незнакома. В предрассветном тумане им всюду чудились странные фигуры.

И тут утренний ветер донёс до них жалобный крик из свинарника – последняя патентованная пилюля Пеннифедера была съедена.

– Мамочка, ещё! – вопил Магнус. – Ещё! Ещё!

– Вперёд, Маркуша, – сурово скомандовала Маделин и начала взбираться по ножке стола наверх, туда, где стояла клетка.

Глава пятая
ДЯДЮШКА РОЛАНД

Кролик был из крупных. Весь белый, с очень длинными мягкими ушами, которые лежали на полу клетки под прямым углом к голове. И эти распластанные уши в сочетании с неподвижным взглядом ярко-красных глаз придавали животному весьма странный вид.

Сердечко у Маделин бешено забилось. Она оглянулась, ища поддержки, но не найдя, заглянула за край стола. Марк всё ещё оставался на земле и, судя по тому, как он топтался на месте, очень нервничал. И в самом деле, уже полностью рассвело, и это было совсем не то время, когда мышам полагается в открытую гулять по саду, полному опасностей.

Хотя крики «ещё!», нёсшиеся из свинарника, прекратились, они всё ещё звучали в ушах у Маделин, и она не задумывалась о собственной безопасности.

– Марк Аврелий! – позвала она резким тоном. – Немедленно поднимайся сюда! – И она повернулась к кролику.

Под взглядом этих немигающих красных глаз в голове у неё промелькнуло несколько возможных подходов к этому животному. Можно угрожать ему. Но чем? Можно улещивать, упрашивать, встать на коленки и умолять. Но для этого она была слишком горда. Можно, конечно, совершить налёт на клетку, проскользнуть внутрь, схватить корм и броситься наутёк, увернувшись от этого большого животного, если оно проявит агрессивность. Но тогда придётся проделать это сотню раз, чтобы насытить Магнуса.

Наконец выражение кроличьих глаз позволило ей решиться на откровенное объяснение. Выражение красных глаз было несомненно дружелюбным.

– Послушайте, мистер или миссис, – проговорила она просто и твёрдо. – Мы в беде. – В эту минуту рядом с ней наконец возник Марк Аврелий. Карабкаясь по ножке стола, он успел стукнуться головой о нависающий край, не заметив его, и теперь с ошарашенным видом глядел на клетку, на сей раз не в силах произнести ни слова.

Кролик прискакал поближе к сетке. Вблизи обе мыши увидели, что физиономия у него добродушная.

– Мне жаль, что дела у вас обстоят неважно, – произнёс он низким голосом. – И безусловно, мистер. Имя – Роланд. Ну и что вас гложет?

Марк Аврелий смущённо хихикнул.

– Ничто, вернее, никто, сэр, – ответил он. – Во всяком случае в данный момент. Хотя принимая во внимание количество возможных врагов, которые мечтают вонзить в нас зубы, когти, клювы…

– Помолчи, Маркуша! – сердито оборвала его Маделин. – Во имя чеддера, помолчи, пока я не вонзила в тебя зубы! – Она опять повернулась к кролику. – Послушайте, мистер Роланд. Я вам прямо скажу, без утайки. Наш сынок голодный, нам нечем его кормить. Не уделите ли малость вашего корма? А мы уж так будем вам благодарны.

– Голодный ребёнок! – мягким тоном произнёс Роланд, и глаза у него заблестели. – Бедный малыш! Разумеется, я буду счастлив помочь, мне дают гораздо больше, чем я могу съесть. Пожалуйста, заходите, миссис…

– Маделин.

– Очаровательное имя. Прошу вас, входите, угощайтесь. И ваш муж, конечно, тоже. Мистер?..

– Меня зовут Марк Аврелий. Могу ли я сказать от имени моей дорогой жены и от своего имени, как безмерно мы благодарны вам…

– Заткнись! – в бешенстве крикнула Маделин.

Такие слова редко употребляются в семейных разговорах мышей, поэтому оно заставило словоохотливого Марка немедленно умолкнуть и поджать губы.

Розовый нос Роланда непроизвольно задёргался, и он произнёс успокаивающим тоном:

– Почему бы не сходить за малышом, а потом мы все позавтракаем вместе. Что вы на это скажете?

Маделин покосилась на мужа и увидела, что он дуется. Она хотела было послать его за Магнусом, но здравый смысл возобладал. Вполне вероятно, он пустился бы в долгие рассуждения, в десять раз больше неё потратил бы времени на поход и со своим слабым зрением угодил бы в какую-нибудь передрягу. И кроме того, она испытывала неловкость от того, что была невежлива с мужем при незнакомце.

– Ты пролезай в клетку, а я быстренько, Маркуша, – сказала она и, соскользнув по ножке стола, опрометью помчалась в сторону свинарника. При этом она закрутила свой длинный хвост спиралью, чтобы удерживать равновесие среди цепкой травы, росшей под сливами.

– Какой вы счастливец – иметь такую энергичную жену, – сказал Роланд. – А вот я так и не вступал в брак.

– У брака есть свои плюсы и минусы, – заметил Марк.

– Не сомневаюсь. Но зато дети… беспредельная благодать, как я себе представляю.

– Нередко они большое испытание, – отозвался Марк. – Очень большое. – Он помолчал. – Именно, очень большое.

– Вы меня удивляете. Сам я родился в весьма многочисленном семействе. Как я представляю себе, где-то у меня имеется множество племянников и племянниц. Мне всегда хотелось услышать обращение дядя Роланд.

– Полагаю, Магнус доставит вам такое удовольствие.

– Магнус?

– Мой сын. Скорее всего, с этим он справится. Он способен связать как раз два слова, – с горечью объяснил Марк.

– Славный малыш! Жду не дождусь, когда его увижу! Входите же, приступайте.

Только Марк хотел сказать, что слово «малыш» к его сыну никоим образом не применимо, как вдруг сообразил, что Магнус не сможет протиснуться в ячейки проволочной сетки, куда сам он проскользнул с лёгкостью. В этот момент послышалось царапанье когтей и показалась Маделин. Её чёрные глазки чуть не выскакивали из орбит.

– Ох, Маркуша, Маркуша, – с отчаянием прокричала она. – Он запропал!

– Пропал, – поправил Марк.

– А я что говорю? Нечего повторять. В свинарнике пусто. Куда ж он делся?

Марк Аврелий больше всего любил именно такие вопросы, на которые требовался целый ряд точных, тщательно продуманных ответов. Он с задумчивым видом поднял голову от кроличьей кормушки.

– Прикинем, – сказал он. – а) Он мог отправиться в дом искать нас. Но тогда единственный способ для него войти – это через кошачий лаз. В таком случае могут возникнуть осложнения, б) Он мог избрать тот путь, о котором я говорил тебе вчера, то есть эмиграция. На ферму напротив, например, или ещё куда-нибудь, в) Возможно, он бродит по саду в поисках пищи. Не говоря уже о «г».

– Что ты хочешь сказать? Что за «г»?

– Мужайся, Мадди. Я бы с радостью пощадил твои чувства, если бы мог. Однако четвёртая вероятность состоит в том, что его могли утащить.

– Утащить?

– Да, какое-нибудь плотоядное животное. Буква «г» обозначает «гибель», – завершил Марк Аврелий отрывистым тоном и снова принялся за еду.

Вид у Маделин был такой удручённый, что у добросердечного Роланда опять заблестели глаза.

– Забирайтесь внутрь, Маделин, – произнёс он своим густым голосом. – Заходите, поешьте, и вы почувствуете себя лучше. Уверен, что с вашим Магнусом ничего не случилось. Он, вероятно, в полной безопасности, сидит себе в норке.

– Тогда норка должна быть кроличьей, – пробурчал Марк с полным ртом.

– Не понимаю.

– Он довольно… большой, – ответила Маделин.

– Вы говорили, он ещё ребёнок.

– Ну да, ему всего три месяца, но, понимаете, он растёт очень быстро.

– Вы хотите сказать, что он больше обыкновенной мыши?

– Да, – ответила Маделин, – гораздо больше. По правде сказать…

– Да?

Маделин ответила не сразу. Что-то внутри неё сопротивлялось, ей не хотелось продолжать, но другая её половина кричала: «Давай! Признайся! Скажи вслух при постороннем, тебе полегчает!»

Она глубоко вздохнула.

– По правде сказать, – ответила она, – Магнус – великан.

Впоследствии Маделин не могла вспомнить, какой реакции она ждала после такого признания. Недоверия? Или жалости? Или отвращения? И уж в любом случае не того чудовищного грохота, который устроил кролик, забарабанив задними лапами по деревянному полу клетки, отчего Марк Аврелий взвился в воздух, как будто его подбросило с трамплина.

– Великан! – завопил Роланд. – Совершенно великолепно!

– Великолепно?

– Да, да, разумеется! Гигантизм, у кроликов по крайней мере, считается в высшей степени почётным. Ну как же, одна из наших старейших и наиболее уважаемых пород фламандский великан. Я сам – результат сочетания двух пород великанов: мой отец из лопов, а мать – новозеландская белая. О дорогая моя Маделин, как вы, должно быть, гордитесь им!

Даже обуреваемая тревогой, Маделин ощутила при этих словах какое-то внутреннее тепло, которое, как она быстро поняла, было гордостью. Так, значит, великанов уважают!

– Право, мистер Роланд, до чего вы любезны! – отозвалась она. – Вот погодите, вы его увидите! И такой уж он ласковый! Сами увидите! – Она помолчала, подергивая усами от волнения. – Надеюсь, – добавила она тихо.

Всё это время глаза у Маделин были обращены на кролика, а у Марка – в кормушку. И только глаза Роланда смотрели в сад. И сейчас он вдруг проговорил:

– Скажите, Маделин. Ваш Магнус… размером с крысу?

– Больше.

– С морскую свинку?

– В жизни их не видала.

– Не хотелось бы пробуждать несбыточные надежды, но в брюссельской капусте мелькнуло какое-то животное размером с морскую свинку мышиной окраски и с длинным хвостом. Я только что его заметил.

Маделин быстро повернулась, Марк оторвался от кормушки, и в заросли брюссельской капусты уставились три пары глаз: чёрные, быстро моргающие, блестящие красные и слезящиеся близорукие. И в самом деле, почти сразу же из огородных зарослей появился Магнус и из его глотки раздался зычный рёв: «Мамочка! Ещё! Ещё! Ещё!»

Наступила напряжённая тишина, а затем в холодном воздухе ясно послышался другой звук. То был скрип клапана кошачьего лаза!