Текст книги "Искатель. 1980. Выпуск №3"

Автор книги: Дик Фрэнсис

Соавторы: Эдуард Хруцкий,Леонид Панасенко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)

«Вернуться? Выйти из кокона? Бороться и побеждать?! Конечно, человеческая биоформа сейчас не подойдет – слишком высок уровень радиации. Вернуться – это значит возвратиться к человеческой деятельности, начать все сначала. Но где взять силы?» «У меня тренированная мощная воля. Неужели она не победит инстинкт самосохранения? Погасить мозг – вот что мне нужно, единственно необходимо. Только перед тем…» Это было последнее желание, и он решил тут же, не откладывая, выполнить его, чтобы не продлевать понапрасну муки.

Ким выращивал глаза.

Он нашел в своем коконе микроскопические трещины, и две ниточки клеток устремились к поверхности камня, чтобы там превратиться в мышцы, окружающие глазные яблоки, наполнить их стекловидным телом и дать каждому по хрусталику.

Он делал все наспех, и изображение получилось сначала расплывчатым, радужным. Импровизатор тотчас же отрегулировал резкость.

«…Пустыня. Как и семь лет назад. Черные камни, оплавленные обломки гелиостанции, никому не нужная коробка корабля, которая могла бы спасти, спасти… Господи, как я задержался. Уже скоро, любимая, подожди чуть-чуть… Там, на юге, за лесом, где был дом мой, что там? Ничего. Только пепел, пепел, пепел…» Изображение опять заколебалось, расплылось.

«Да что такое?! – гневно подумал Импровизатор. – Даже такую мелочь, как глаза, ты не можешь настроить. Бездарь, тупица…» И тут он понял, что моделировал глаза, не приспосабливая их к среде, к условиям, обычные человеческие глаза, и что они лежат сейчас на камне и… плачут.

Кое-что снаружи он все-таки различал. Валуны, огромные, но как-то странно дрожащие; наползающие друг на друга, какие-то белесые космы неподалеку, по-видимому, сочился дым, зеленое пятнышко в расселине скалы.

Зеленое… Киму вдруг вспомнился Генрих. Он прилетел тогда к Дзинтре, чтобы забрать его, подавленного и ошеломленного неудачей, и начал сразу же уговаривать: мол, не все потеряно. Он даже деревце уговаривал, хотя совершенно не владел методом психофизического воздействия на материю. Присел возле саженца, поглаживал его и внушал: «Надо зеленеть, братец. Что же ты поникло? Надо зеленеть».

Да, теперь он видел отчетливо: в расселине сохранилась горстка травы, это точно. Но что с того, что? Пора кончать. Камню пора стать камнем.

Ким попытался разобраться в своем новом естестве, чтобы понять механизм его действия и сломать его, убить. Но что-то мешало ему сосредоточиться.

Наконец он понял: трава, мешает зеленая трава в расселине. Он попытался прикрыть веки или как-то повернуть глаза, но у него ничего не вышло мышцы получали недостаточное питание.

И тогда в его опустошенном сознании шевельнулась крамольная мысль:

«А зачем камню глаза? Это, собственно, уже не камень… Ты уже не камень, слышишь?! Ты уже не камень!» Он пытался отогнать мысль. Время шло, а она возвращалась и возвращалась

Дик Френсис
Последний барьер

Роман

Глава 10

К концу моего первого месяца ушел Регги (жаловался на постоянное недоедание), и через пару дней на смену ему явился совсем еще мальчишка с лицом младенца и фальцетом сообщил, что его зовут Кеннет.

Среди этой бесконечной процессии отребья всех сортов я пока оставался ничем не примечательной личностью. Я старался по возможности не привлекать внимания Хамбера: если он выделит меня из общей массы, я вообще ничего не смогу добиться. Он отдавал приказания, я их выполнял. Если я что-то делал не так, как ему хотелось, он ругался и наказывал меня, но не больше Других.

Одет он был всегда с иголочки, словно хотел подчеркнуть разницу между нашим положением и своим собственным. Вообще, туалет, как я понял, был для него главным объектом тщеславия, но о его доходах можно было судить и по машине – «бентли» последней марки. Чего в ней только не было! Телевизор, плюшевые ковры на сиденьях, радиотелефон, меховые коврики, кондиционер и, наконец, встроенный бар, где на специальных полках хранились шесть бутылок, двенадцать стаканов, сверкающий приборчик для открывания бутылок, пешня для льда и разные мелочи вроде палочек для помешивания напитков.

Я так хорошо это знаю, потому что каждый понедельник после обеда мне приходилось ее мыть и чистить. По пятницам это делал Берт. Хамбер гордился своей машиной.

В дальние поездки за руль этого символа процветания садилась сестра Джуда Уилсона Грейс, надменная амазонка, которая управлялась с этой большой машиной вполне свободно, а уход в ее задачу не входил. Я ни разу не обмолвился с ней словом: когда нужно было куда-то вести машину, она приезжала из дому на велосипеде и так же уезжала.

Во время чистки внутри машины я всегда заглядывал во все уголки. Увы, Хамбер не был настолько любезен или легкомыслен, чтобы оставить в перчаточном боксе шприц для подкожных впрыскиваний или пузырек со стимулирующими средствами.

Весь первый месяц стояла холодная погода, я сильно мерз, но это было не самое страшное – время, по существу, тратилось впустую. В скачках наступил перерыв, Хамберу незачем было давать лошадям допинг, и я не мог определить, что изменяется в жизни конюшни, когда скачки проводятся на каком-нибудь ипподроме с длинной финишной прямой.

Кроме всего прочего, Хамбер, а также Джуд Уилсон и Касс постоянно находились в конюшне. Меня так и подмывало заглянуть в контору Хамбера, находившуюся в кирпичном домике в дальней части двора, но я не мог на это решиться: туда в любое время мог зайти кто-то из них и застукать меня. А вот когда Хамбер и Джуд Уилсон уедут на скачки, а Касс поедет домой обедать, я, пожалуй, смогу проникнуть в контору и обыскать ее, пока остальные конюхи будут сидеть в кухне.

С другой стороны, сомнительно, что беглый осмотр незапертой конторы позволит мне раскрыть тайну конюшни. Не стоит подставлять себя под удар. Надо проявить терпение, подождать, когда обстоятельства сложатся в мою пользу.

Представляло интерес и жилище Хамбера – чисто выбеленный дом по типу жилых домов на фермах, он примыкал ко двору конюшни. Пару раз мне удавалось украдкой заглянуть в окна, когда после обеда он посылал меня чистить снег на его садовой дорожке. Что я увидел? Чистехонькое сооружение фактически необитаемое, похожее на ряд комнат которые видишь в оконных витринах, безликое, необжитое.

Хамбер был холост, и, по крайней мере, в комнатах первого этажа я не нашел ни одного места, где он мог бы проводить вечера.

Через окна мне не удалось увидеть ни стола, в котором стоило бы порыться, ни сейфа, где он мог бы держать под замком свои секреты. Все же я решил, что обойти этот дом вниманием будет несправедливо, и если мой визит в контору ничего не даст, а голова в то же время уцелеет, я загляну в дом при первой возможности.

В пятницу вечером Касс сказал мне, что хозяин двух моих охотничьих лошадей хочет забрать их на субботу, и вскоре после второй тренировки я вывел их из денников и погрузил в фургон, приехавший специально за ними.

Владелец лошадей стоял неподалеку, опершись о переднее крыло выдраенного «ягуара». Его охотничьи сапоги блестели как зеркало, кремовые бриджи были само совершенство, пальто розоватого цвета сидело на нем без единой морщинки, вокруг шеи – гладкий белоснежный шарф. Высок, широкоплеч, лысоват. С виду – лет сорок, красивый. Лишь вблизи я увидел на его лице недовольное выражение, заметил, что неизбежный процесс старения кожи уже начался.

– Эй, ты. – Он указал в мою сторону стеком. – Иди сюда.

Я подошел. У него были тяжелые веки, на носу и щеках виднелись тонкие пурпурные ниточки вен. Во взгляде его я прочитал надменное презрение и брезгливость. У меня рост сто семьдесят три сантиметра. Он был сантиметров на десять выше и в прямом и переносном смысле смотрел на меня свысока.

– Если мои лошади не выдержат целого дня, ты за это ответишь. Я гоняю их как следует, и они должны быть в форме.

В голосе его звучали властные нотки, свойственные Октоберу.

– Они в форме, насколько позволяет погода, – глухо ответил я.

Он поднял брови.

– Сэр, – поспешил добавить я.

– Дерзость, – заметил он, – может обернуться не в твою пользу.

– Извините, сэр, я и не думал дерзить.

Он неприятно засмеялся.

– Да уж, наверное, не думал. Другую работу найти не легко, а? Так вот, не очень болтай языком, когда разговариваешь со мной, не то живо вылетишь вон.

– Хорошо, сэр.

– А если мои лошади в плохой форме, я с тебя спущу шкуру.

У моего левого локтя с озабоченным выражением на лице появился Касс.

– Что-нибудь случилось? – спросил он. – Рок сделал что-нибудь не так, мистер Эдамс?

Я чуть не подпрыгнул от неожиданности. Мистер Эдамс! Неужели тот самый Поль Джеймс Эдамс, хозяин семи лошадей, вкусивших прелесть допинга?

– Хорошо ли этот грязный цыган следит за моими лошадьми? – агрессивным тоном спросил Эдамс.

– Не хуже других конюхов, – заверил Касс.

– Это еще скромно сказано. – Он посмотрел на меня со злым прищуром. – Пока стояли морозы, ты жил здесь как у Христа за пазухой. Но сейчас начался охотничий сезон, и считай, что сладкая жизнь для тебя кончилась. Я не стану с тобой сюсюкаться, как твой хозяин, будь уверен.

Я ничего не ответил. Он резко шлепнул стеком о сапог.

– Ты слышал, что я сказал? Ублажить меня будет не так просто.

– Слышал, сэр, – пробормотал я.

Он разжал пальцы, и стек упал к его ногам.

– Подними, – приказал он.

Я наклонился, и тут он поставил ногу мне на плечо и как следует толкнул. Я потерял равновесие и полетел прямо в грязь.

В глазах его засветился зловещий огонек наслаждения.

– Ну-ка, вставай, неуклюжий свинтус, и делай, что тебе приказано. Подними стек.

Я встал на ноги, подобрал стек и протянул ему. Эдамс выдернул его из моей руки и, глядя на Касса, сказал:

– Они все у тебя должны ходить по струнке. Прищеми им хвосты, чтобы знали. Вот этого, – он смерил меня холодным взглядом, – нужно как следует проучить. Что ты предлагаешь?

Касс с сомнением посмотрел на меня. Я украдкой взглянул на Эдамса. Кажется, здесь было не до смеха. Его серовато-голубые глаза были на удивление мутными, такие бывают у пьяных. Но он был трезв как стеклышко. Этот взгляд мне знаком, я знаю, что за ним стоит. Надо решить сейчас, сию же секунду, какая игра ему больше по душе: бить сильного или бить слабого. Инстинкт подсказал мне: человеку таких внушительных размеров и явно могущественному едва ли доставит удовольствие глумиться над слабым.

Стало быть, лезть на рожон и упираться сейчас совсем не место. Я втянул голову в плечи и постарался изобразить испуг – наверное, со стороны я выглядел отвратительно.

– Фу, – Эдамс презрительно поморщился. – Ты только посмотри на него – в штаны наложил от страха.

– Он нетерпеливо повел плечами. – Ладно, Касс, дай ему какую-нибудь дурацкую работу погрязнее – пусть дорожки выскребет, что ли. Меня он не интересует. Слизняк. Об такого нечего и мараться.

Он посмотрел в дальний конец двора – там показался Хамбер.

– Скажи мистеру Хамберу, – велел он Кассу, – что мне нужно с ним поговорить.

Касс ушел, и Эдамс повернулся ко мне.

– Где ты работал раньше?

– У мистера Инскипа, сэр.

– И он вышвырнул тебя?

– Да, сэр.

– За что?

– Я… – Слова застряли у меня в горле. Раскрывать перед таким человеком чемодан с нижним бельем – это было до тошноты невыносимо. Но и врать нельзя: он может легко проверить. Если хочу обвести его вокруг пальца в главном, врать по мелочам я не должен.

– Когда я задаю вопрос, ты обязан отвечать, – холодно сказал Эдамс. – Почему мистер Инскип выбросил тебя вон?

Я глотнул.

– Меня уволили, потому что я… путался с дочерью хозяина.

– Путался… – повторил он. – О Боже ты мой. – На лице его появилась ухмылка бывалого ловеласа, он препохабно выругался и, разумеется, попал в самую точку. Я вздрогнул, как от удара, и он громко расхохотался. В это время подошли Касс и Хамбер. Эдамс, все еще смеясь, повернулся к Хамберу и спросил:

– Ты знаешь, за что этому пентюху дали под зад у Инскипа?

– Знаю, – безразличным тоном ответил Хамбер. – Он соблазнил дочку Октобера. – Его это ничуть не интересовало. – А еще фаворит, который был на его попечении, вдруг пришел последним.

– Дочку Октобера? – с удивлением произнес Эдамс. Глаза его сузились. – Я понял, что дочку Инскипа. – Он больно дернул меня за ухо. – Зачем ты меня обманываешь?

– У мистера Инскипа и дочери-то нет, – запротестовал я.

– И не смей огрызаться. – Эдамс повернулся к Кассу. – Не забудь проучить этого ромео с заячьей душонкой. Охлади немного его пыл.

Касс подхалимски захихикал, да так, что у меня мурашки по спине забегали.

Поговорив о чем-то с Хамбером, Эдамс с надменным видом сел в свой «ягуар», завел двигатель и следом за фургоном с охотничьими лошадьми выехал за ворота.

– Смотри, Касс, особенно не усердствуй, – сказал Хамбер. – А то он работать не сможет. Накажи в разумных пределах. – И он, прихрамывая, ушел проверять остальные денники.

Касс взглянул на меня, но я упорно смотрел вниз на свою мокрую и грязную одежду. Старший конюх – в стане врагов, он не должен видеть, что лицо мое может отражать не только смиренную покорность.

– Мистер Эдамс не любит, когда его сердят, – сказал он.

– Я его не сердил.

– Еще он не любит, когда огрызаются. Лучше держи язык за зубами.

– А другие лошади у него здесь есть? – спросил я.

– Есть, – ответил Касс, – только это не твоего ума дело. Слышал, он велел мне наказать тебя? Он не забудет, потом обязательно проверит.

– Я же ничего не сделал, – угрюмо произнес я, продолжая смотреть себе под ноги.

– А этого и не требуется, – пояснил Касс. – Мистер Эдамс наказывает заранее, чтобы у тебя сразу пропала охота делать что-то не так. А что? По-своему разумно. – Он гоготнул. – Глядишь, потом меньше хлопот будет.

– А у него все лошади охотничьи? – спросил я.

– Нет, но ты знай помни о двух твоих. Он ездит на них сам и уж будет следить, чтобы у них каждый волосок был причесан.

– Что же он, со всеми конюхами так несправедливо обращается?

– Джерри вроде никогда не жаловался. Так, значит, надо тебя проучить… Встанешь на колени и выскребешь все бетонные дорожки во дворе. Начинай прямо сейчас. На обед можешь сделать перерыв, а потом продолжишь до начала вечерней работы.

Я продолжал стоять потупившись, словно тряпичная кукла, однако в душе моей неожиданно стала нарастать волна протеста. Где предел тем лишениям, на которые обрек меня Октобер? Сколько именно я должен терпеть? Скажет ли он когда-нибудь, окажись он рядом: «Стоп. Хватит. Спектакль окончен. Это уже слишком. Выходите из игры»? Но учитывая то, что он думает обо мне, наверное, этого предела нет!

Бетонные дорожки двухметровой ширины обегали весь двор прямо перед денниками. По ним возили тележку с кормом и от снега чистили постоянно. Почти во всех современных конюшнях, включая конюшню Инскипа и мою собственную, следили, чтобы на них не было соломы и лишней пыли. Но скрести эти дорожки на коленях четыре часа кряду в слякотный январский день – это была унизительная, никому не нужная работа. И смехотворная.

Впрочем, у меня был выбор: либо скрести дорожки, либо сесть на мотоцикл и уехать. Но я твердо решил: буду скрести дорожки. Десять тысяч фунтов (минимум) надо отрабатывать.

После обеда конюхи вволю посмеялись над моими мучениями, а вечером позаботились, чтобы от моей работы не осталось и следа – дорожки стали еще грязнее, чем были утром. В общем-то мне на это было наплевать, но тут взмыленные и по уши заляпанные грязью вернулись лошадки Эдамса, и мне пришлось чистить их почти два часа. К концу дня мускулы подрагивали от усталости.

Наконец, в довершение всех моих бед, вернулся Эдамс. Он въехал во двор на своем «ягуаре», хлопнул дверцей, поговорил с Кассом, который кивнул и указал на дорожки, затем Эдамс неторопливо зашагал к деннику, где я еще возился с его черной лошадью.

Он остановился в дверях и посмотрел на меня сверху вниз. Наши взгляды встретились. У него был холеный, элегантный вид: темно-синий костюм в тонкую полоску, белая рубашка, серый с серебринкой галстук. Свежая кожа, гладко зачесанные волосы, чистые белые руки. Наверное, вернувшись с охоты, он принял горячую ванну, переоделся, сделал себе коктейль… Я не принимал ванну уже месяц и, пока работаю у Хамбера, могу о ней и не вспоминать. Грязный, голодный, измученный человек – это был я.

Эдамс вошел в денник и внимательно осмотрел большие куски грязи, которые еще оставались на задних ногах лошади.

– Медленно работаешь, – заметил он.

– Да, сэр.

– Лошадей привезли часа три назад. Что ты все это время делал?

– Чистил трех других лошадей, сэр.

– Моих лошадей ты должен чистить первыми.

– Надо было подождать, пока засохнет грязь, сэр. Если она мокрая, лошадь как следует не вычистишь.

– Я сказал тебе утром: не огрызайся.

Он шлепнул мне по уху, которому уже досталось утром. Он чуть заметно улыбнулся. Игра доставляла ему удовольствие. Увы, я не мог сказать этого о себе.

Почуяв, если можно так выразиться, запах крови, он схватил меня за куртку, прижал к стене и два раза хлестнул по лицу – сначала наотмашь, потом тыльной стороной ладони. А сам продолжал улыбаться.

Как мне хотелось дать ему коленом в пах, а потом – кулаком в солнечное сплетение! Однако я сдержался. Наверное, нужно громко закричать, завопить что-нибудь типа: «Не бейте!» – но я не мог заставить себя раскрыть рот, правда, что нельзя сказать, то можно показать, поэтому я поднял обе руки и, защищаясь, обхватил ими голову.

Он засмеялся и отпустил меня. Я сполз на одно колено и сжался в комок возле стены.

– Ты – самый что ни на есть трусливый заяц, даром что смазливый.

Я молчал и не шевелился. Он перестал глумиться надо мной так же внезапно, как начал.

– Вставай, вставай, – заворчал он. – Ничего я тебе не сделал. На тебя силы-то тратить жалко. Вставай и заканчивай с лошадью. Да смотри, чтобы она у тебя сверкала, как из магазина, не то будешь снова скрести дорожки.

Он вышел из денника и зашагал в другой конец двора. В душе у меня все кипело. Я поднялся и, опершись о дверной косяк, стал смотреть, как он идет по дорожке к дому Хамбера. Его, конечно, ждет сейчас хороший ужин. Кресло. Огонь в камине. Стакан бренди. Друг для беседы. Я подавленно вздохнул и снова принялся счищать грязь с лошади.

Потом был ужин: черствый хлеб и сыр. Он проходил под аккомпанемент идиотских шуток – как, мол, славно я сегодня поработал, а также подробных рассказов о вкусном обеде в Поссете, куда все они ходили перед вечерней тренировкой. Как они мне надоели, эти мои коллеги! Я забрался наверх по лестнице и сел на кровать. Там было холодно. Похоже, я достаточно натерпелся в конюшне Хамбера. И над моим человеческим достоинством здесь вволю поиздевались. Снова пришла в голову мысль, которая не давала мне покоя все утро: спуститься во двор, снять пленку с мотоцикла и вернуться в цивилизованный мир. А чтобы не мучили угрызения совести, можно возвратить Октоберу большую часть суммы, к тому же, разве я уже не сделал половину дела?

Я глубоко вздохнул. Я прекрасно знал, что никуда отсюда не уеду, даже если придется скрести эти дурацкие дорожки семь дней в неделю. Я опротивел бы сам себе, если бы сбежал от этого слегка экзотического образа жизни, но дело не только в этом. Доброму имени английских скачек угрожает не кто иной, как П.Дж. Эдамс, именно его безжалостные руки готовы погубить этот популярный спорт. Теперь я в этом уверен. Победить его – вот цель моего приезда в Англию. И негоже сдавать позиции только потому, что первая встреча с ним оставила неприятный осадок.

За безликим именем на бумаге возник человек, и человек этот являл собой куда большую опасность, чем сам Хамбер. Хамбер был просто грубый, жадный, скверный и самовлюбленный тип, и бил он своих конюхов только с одной целью – заставить их скорее уйти. Эдамс же, причиняя боль, испытывал наслаждение. Блестящий, утонченный джентльмен – такова была внешняя оболочка, но под этой оболочкой скрывался необузданный дикарь. Хамбер, конечно, человек сильный. Но мозгом, двигательной силой этого дуэта является, безусловно, Эдамс.

В нем я видел соперника куда более опасного, умного, тонкого. С Хамбером я смог бы соперничать на равных. Эдамс повергал меня в ужас.

Кто-то начал подниматься по лестнице. Я думал, что это карабкается после субботней оргии Сесл, но в проеме показалась голова Джерри. Он сел на соседнюю кровать. Вид у него был подавленный.

– Дэн.

– Что тебе?

– Сегодня… в Поссете сегодня было плохо, потому что тебя не было.

– Правда?

На какое-то время наступила тишина – он пытался связать разрозненные мысли.

– Дэн.

– Что?

– Извини меня, ладно?

– За что?

– Ну, что я вроде смеялся над тобой, после обеда. Не надо было… Ты же меня на мотоцикле возил и вообще… Мне так нравится с тобой ездить.

– Не переживай, Джерри, все нормально.

– Другие-то подкалывали тебя, понимаешь, вот я решил, что и я должен делать, как они… Чтобы они… ну, чтобы взяли меня с собой, понимаешь?

– Понимаю, Джерри. Забудь об этом.

– А спина у тебя болит, Дэн?

– Болит немного.

Я был тронут – надо же, Джерри пришел извиниться.

– Давай почитаю тебе комикс, – предложил я.

– А ты не очень устал? – с надеждой спросил он. Я покачал головой.

Он вытащил комикс из картонной коробки, в которой держал свои нехитрые пожитки, сел рядом со мной, и я стал ему читать про обезьянку Мики, Берила и Перила, Юлия Козыря, злых ребят-гангстерят.

Наконец я забрал комикс у него из рук и положил на кровать.

– Джерри, какая из твоих лошадей принадлежит мистеру Эдамсу?

– Мистеру Эдамсу?

– Это хозяин моих охотничьих лошадей. Он приезжал сегодня утром на сером «ягуаре», в красноватом пальто.

– А-а, это мистер Эдамс.

– Ты что-нибудь знаешь о нем? – спросил я.

– Тут был до тебя один парень, Дэнис его звали, так мистер Эдамс его не любил, понимаешь? Он с мистером Эдамсом нахально разговаривал, правда.

– Вот оно что, – сказал я. Наверное, лучше не знать, что произошло с этим Дэнисом.

– Он здесь и трех недель не пробыл, – задумчиво произнес Джерри. – А последние два дня он почему-то все время падал. Даже смешно было, правда.

– Так какая из твоих лошадей принадлежит мистеру Эдамсу? – прервал его я.

– Никакая, – твердо заявил он.

– А мне Касс сказал.

Он был удивлен и испуган.

Нет, Дэн, не хочу я лошадей мистера Эдамса.

– Ну хорошо, а кто хозяева твоих лошадей?

– Не знаю точно. Кроме Роскошного, конечно. Его хозяин – мистер Берд.

– Ну, а другие лошади?

– Еще Мики… – Он нахмурил лоб.

– Мики стоит в деннике рядом с одной из охотничьих мистера Эдамса?

– Точно. – Он счастливо улыбнулся, словно я решил мучавшую его задачу.

– А кто хозяин Мики?

– Не знаю.

– Что же, его хозяин никогда не показывался?

Он с сомнением покачал головой. Даже если хозяин и приходил, Джерри вполне мог это забыть.

– Ну, а еще какая у тебя есть лошадь? – У Джерри, поскольку он все делал медленнее других, было только три лошади.

– Чемпион, – с победной улыбкой сообщил Джерри.

– А кто его хозяин?

– Ну, какой-то дядька. – Мозг его напряженно работал. – Толстый такой. Уши у него еще торчат. – Для наглядности потянул свои уши вперед.

Итак, получалось, что Эдамсу принадлежал Мики, но ни Эдамс, на Хамбер, ни Касс не сказали об этом Джерри. Похоже, Касс проболтался мне случайно.

– А когда ты сюда пришел, Мики уже был здесь? – спросил я.

– С самого начала, – ответил Джерри. Значит, Мики находится у Хамбера как минимум два с половиной месяца. Больше ни о чем спрашивать Джерри я не стал, он взял в руки свой комикс и снова принялся безмятежно рассматривать цветные картинки. Он листал страницы и счастливо улыбался. Бог обделил его, но Джерри едва ли страдал от этого. Сердце у него было доброе, а вещи, смысла которых он не понимал, едва ли могли причинять ему боль.