Текст книги "Ноздря в ноздрю"

Автор книги: Дик Фрэнсис

Соавторы: Феликс Фрэнсис
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Глава 8

– Фасоль?!

– Да, фасоль, возможно, красная фасоль. Согласно анализам, полученным у пациентов в больнице, за обедом в их пищеварительную систему попало вещество, которое называется «фитогемагглутинин», вызвавшее отравление. Оно также известно как фасолевый лектин.

Я, Карл и Гэри сидели в моем кабинете во второй половине субботы. До открытия ресторана на обед еще оставалось немного времени. Ленч мы по субботам не подавали: подавляющее большинство наших клиентов в это время находились на скачках.

– Но в обеденное меню фасоль не входила, – заметил Карл.

– Я тоже так думал. Но анализы брали у шестнадцати человек, и во всех обнаружен фасолевый лектин.

Гэри и Карл переглянулись.

– Ничего не понимаю, – покачал головой Гэри.

– И куда они могли подложить фасоль? – спросил Карл.

– Вот это я как раз собираюсь выяснить. А потом постараюсь найти того, кто это сделал.

– Ты же не думаешь, что кто-то специально всех отравил? – спросил Карл.

– А какие у меня варианты? – вопросил я. – Взгляни на факты. Большинство тех, кто съел обед, включая меня, отравились. Анализы шестнадцати человек показали наличие фито-чего-то. Не нужно быть гением, чтобы понять, что в еде была фасоль. Я знаю, что ее в еду не клал. Следовательно, это сделал кто-то еще, и сделал сознательно, чтобы отравить людей.

– Но почему? – удивился Карл.

– Не знаю, – раздраженно ответил я. – Но сделал это человек, имевший доступ к кухне.

– На кухню могли зайти многие, – заметил Карл. – Охрану мы не выставляли. Люди, которых направило агентство по найму, все официанты.

– И несколько человек от компании, которая постоянно обслуживает ипподром. Но, поверьте мне, я собираюсь выяснить, кто это был.

– Но разве ты не увидел бы красную фасоль в приготовленном блюде? – спросил Гэри.

– Я об этом уже думал. Не увидел бы, если б фасолины порубили на мелкие части или растерли в порошок.

– И сколько нужно фасолин, чтобы отравить двести пятьдесят человек? – спросил Карл. – Наверняка так много, что вкус изменился бы.

– В Интернете я заглянул на сайт Американской администрации по контролю за продуктами питания и лекарствами. Там сказано, что достаточно четырех или пяти фасолин, чтобы человека вывернуло наизнанку. Там также сказано, что при нагревании до восьмидесяти градусов Цельсия ядовитость фасолин возрастает в пять раз. Это означает, что хватило бы одной фасолины на человека. Там также сказано, что эффективность поражения стопроцентная. Травится любой, кто съел такую фасоль.

– Но куда их положили? – спросил Гэри.

– Полагаю, в соус, – ответил я. Никто, думал я, не смог бы распробовать одну-единственную недоваренную фасолину, особенно порубленную или растертую, в смеси с лисичками, трюфелями и луком, не говоря уже о белом вине, бренди, чесноке и сливках.

– Но ведь ты должен был выпарить вино из соуса, – напомнил Карл. Он хотел сказать, что соус требовалось какое-то время кипятить, чтобы выпарить избыток жидкости. – Фасоль, окажись она в соусе, стала бы безвредной.

– Значит, ее положили после выпаривания, – парировал я. В соус добавляются сливки для сочности. И после добавления сливок соус не кипятится, чтобы избежать свертывания от кислоты, содержащейся в вине.

Мыслями я вернулся к приготовлению обеда. Чтобы соуса хватило на всех, я использовал четыре алюминиевые кастрюли, такие же, как обычные кухонные, только гораздо больше, на шесть литров, с двумя ручками каждая. Их поставила «Стресс-фри кейтеринг». Я рассчитал, что на человека нам потребуется пятьдесят миллилитров соуса. Умножение на двести пятьдесят порций дало двенадцать с половиной литров. Я готовил соус в четырех кастрюлях на случай, если в одной сливки свернутся. Но в итоге соус получился как надо во всех четырех кастрюлях. Так что немалая его часть осталась. Я это хорошо помнил, потому что соус люблю, и взял добавку. На свою голову.

Четыре кастрюли стояли в сервировочной зоне, где мы раскладывали еду на тарелки: ломтики фаршированной вишнями куриной грудки, жареный молодой картофель, сваренный на пару зеленый горошек, соус, веточка петрушки для украшения.

Кастрюли не подогревались (я полагал, что в густой жидкости достаточно тепла и она остыть не успеет), их просто поставили на стальную поверхность сервировочного стола. Я велел одному из наших временных работников помешивать соус, чтобы он не расслаивался. Ни для чего другого парень не годился, я его запомнил, поскольку мне пришлось на пальцах объяснять ему, что от него требуется. Английский он понимал плохо. Я тогда предположил, что он или поляк, или чех, или уроженец какой-то другой восточноевропейской страны. В наши дни полным-полно неквалифицированных работяг из тех краев.

Я полагаю, что было десятиминутное «окошко», когда соус уже поставили на сервировочный стол, но еще не начали разливать. Я тогда находился или на кухне, или в павильоне, где обедали гости. В любом случае в этот критически важный период кастрюли с соусом выпали у меня из поля зрения. Учитывая, что стояли они между кухней и обеденным залом, любой из обслуживающего персонала мог что-то добавить в соус. Но этого вредителя, который точно знал, что делает, наверняка заметил бы мой мешальщик или кто-то еще. Все по-прежнему как-то не складывалось.

– И что нам теперь с этим делать? – спросил Гэри.

– Сделать мы ничего не можем, – ответил я, – кроме как работать в обычном режиме. На сегодня у нас заказаны шестьдесят пять мест, и никто не отказался.

На моем столе зазвонил телефон. «Ну кто тянул меня за язык?» – подумал я, снимая трубку.

– Алло. Ресторан «Торба».

– Макс? Это ты? – Женский голос.

– Разумеется, я.

– Хорошо. Это Эмма Кейли. Как я понимаю, вчера ты виделся с Джорджем на похоронах Элизабет.

– Да, виделся. Мне так жаль Элизабет.

– Конечно. Благодарю. Ужасная трагедия, особенно для бедного Нейла. – Она помолчала. – Но для всех остальных жизнь должна продолжаться.

– Чем я могу помочь? – спросил я.

– Джордж сказал, что отменил наш заказ на сегодня.

– Да, отменил. Сказал, что какое-то время вы в моем ресторане появляться не будете.

– Старый дурак! – вырвалось у нее. – У нас гости, а еды в доме нет. О чем он думал? Что мы пойдем в «Раджу Индии»? – Она упомянула паршивенький индийский ресторан на Дворцовой улице. Я представить себе не мог, что Эмма Кейли могла знать о его существовании, не то чтобы пойти туда. – Ты сможешь найти нам столик на четверых в половине девятого? – В голосе звучала мольба. – Если это будет не наш обычный столик, я пойму.

– Конечно, мы вас накормим, – ответил я. – С нетерпением жду встречи.

– Отлично. Еще увидимся. – Я явственно услышал в ее голосе облегчение. Оставалось только гадать, сколь сильно она поругалась с Джорджем.

Я положил трубку. Посмотрел на Гэри и Карла. Широко улыбнулся.

– Еще четверо на сегодня. – Как вовремя к Кейли приехали гости.

Карл и Гэри ушли на кухню, чтобы начать приготовление обеда, я остался за столом, чтобы закончить бумажную работу. Перебирая пачку документов, чтобы убедиться, что все счета оплачены, наткнулся на накладную «Лейф фуд», поставщика продуктов на званый обед. Вновь пробежался глазами по ингредиентам, словно мог в прошлый раз не заметить фасоль. Разумеется, фасоли не было. Да и откуда она могла взяться? Я готов поклясться на могиле отца, что не клал фасоль ни в одно блюдо.

Позвонил Сюзанне Миллер на мобильник.

– Привет, Сюзанна. Макс Мортон. Извини, что беспокою тебя в субботу. Есть минутка?

– Выкладывай, – ответила она. – Я все равно в кабинете. У нас сегодня свадьба, так что я работаю.

– Я не знал, что на ипподроме играют свадьбы.

– Да, в конце весны и летом практически каждую субботу. Разумеется, когда нет скачек. Для церемонии используется зал «Гонконг», для застолья – ресторан «Галерея чемпионов». Получается неплохо.

– Век живи – век учись.

– Чем я могу тебе помочь?

– Слушай, не можешь ты дать мне список гостей того злополучного обеда?

– Конечно, нет проблем. Он у меня в компьютере. Сейчас перешлю по е-мейлу.

– Благодарю. И вот что еще. Есть у тебя фамилии тех временных работников, которых прислало агентство?

– Фамилий нет. Агентство сообщало мне только общее количество, без фамилий.

– Но ты помнишь, несколько человек не пришли, и мы были вынуждены в последнюю минуту заменить их сотрудниками твоей компании. У тебя случайно нет фамилий тех, кто не пришел, и твоих сотрудников, которые их заменили?

– Я отправлю тебе по электронной почте телефон агентства, и ты сможешь спросить непосредственно у них. А зачем тебе фамилии моих сотрудников?

Как много я мог ей рассказать? Она так быстро умудрилась переложить вину на меня после того, как на ее стол легло письмо от адвокатов Каролины Эстон. Может, теперь она подумает, что я ищу козла отпущения?

– У меня есть основания предполагать, что в блюда, которые подавали за обедом, добавили вещество, не входившее в их состав, и я хочу получить фамилии всех имевших доступ к еде, чтобы выяснить, кто виноват.

Последовала долгая пауза.

– Ты думаешь, кто-то из моих сотрудников несет ответственность за отравление? – В голосе Сюзанны слышались ледяные нотки.

– Нет, – торопливо ответил я. – Я этого не говорю и так не думаю. Твои сотрудники попали ко мне в последнюю минуту, так что они наверняка ни при чем. – Я сомневался, что кто-то мог бы так быстро купить и разрубить или растолочь столько фасолин. – Мне нужны их фамилии, чтобы вычеркнуть их из списка подозреваемых. – Я уже начал говорить, как полисмен.

– Я, конечно, посмотрю. Но сначала должна спросить у них, хотят ли они, чтобы ты узнал их фамилии.

– Меня это полностью устраивает.

– Так ты думаешь, что в еду подсыпали отраву?

– Сюзанна, я понимаю, звучит это безумно, но у меня просто нет другого объяснения. Взятые в больнице анализы показали наличие вещества, источником которого служит ингредиент, которого нет ни в одном блюде. Так что я должен думать?

– Какой ингредиент?

– Пока называть не хочу. – Не знаю почему, но мне казалось, что не стоит делиться всеми секретами. Может, я надеялся подловить преступника на том, что он скажет «фасоль», хотя я этого слова не произносил. Я точно знал, что однажды читал детективный роман, в котором все так и случилось, после чего полисмен сразу же разобрался, что к чему.

– Для меня все это звучит очень уж таинственно. И, как мне представляется, притянуто за уши. С какой стати кто-то хотел отравить столько народу?

– Этого я не знаю. Но почему у людей вдруг возникает желание что-то порушить? Может, они ловят от этого кайф. Логикой можно объяснить далеко не все.

– Полиция ищет того, кто мог это сделать? – спросила Сюзанна.

– Насколько мне известно, нет. Думаю, полиции хватает дел с поисками субботнего бомбиста.

– Ты, вероятно, прав. Они все еще на ипподроме, и нам едва не пришлось отменять из-за них свадьбу. Слава богу, мы не используем трибуну, на которой прогремел взрыв. Она будет закрыта еще не один месяц. Но ты же должен сообщить полиции о своих подозрениях.

– Может, и сообщу, – ответил я, подумав, что полиция, скорее всего, отреагирует, как и Анджела Милн: решит, что я скормил гостям недоваренную фасоль и не желаю этого признавать.

– А что еще ты собираешься сделать?

– Наверное, ничего. Пищевое отравление, которое не принесло никому особого вреда, – сущий пустяк в сравнении со взрывом. – И я исходил из того, что моей репутации и ресторану будет только лучше, если все постепенно забудут об этом происшествии. Гнать волну определенно не стоило.

– Дай знать, если потребуется моя помощь.

– Спасибо тебе. И не забудь про список гостей и телефон агентства.

– Они спешат к тебе. – Я услышал перестук клавиш. – Отправлено. Наверное, уже у тебя.

– Отлично. Премного тебе благодарен. – Я положил трубку и повернулся к компьютеру.

«У вас новое письмо», – сообщил он мне, и точно, пару раз кликнув мышкой, я вывел на экран список гостей званого обеда. Как мы вообще жили до изобретения электронной почты?

Я проглядел список имен и фамилий, но, если на то пошло, не знал, кого ищу и почему, поэтому просто распечатал список и положил на стол, чтобы заняться им позже. А пока нырнул в Интернет.

Набрал в строке поисковика «КФО» и вскоре знакомился с репертуаром и программой выступлений Королевского филармонического. Как выяснилось, концерт в Королевском фестивальном зале широко рекламировался, и я, возникни у меня такое желание, мог приобрести билет несколькими кликами компьютерной мыши. Я обратил внимание на то, что сегодня и большую часть следующей недели оркестр выступает с произведениями Сибелиуса и Элгара в нью-йоркском «Карнеги-Холл». «Повезло Каролине Эстон», – подумал я. В прошлом году я побывал в майском Нью-Йорке, и мне там очень понравилось.

Я посмотрел на телефонный номер миссис Эстон, записанный в блокнот в среду утром, когда позвонил Бернард Симс. Если она в Нью-Йорке, значит, дома ее точно нет. Трижды я набирал ее номер, не нажимая кнопку с последней цифрой. Гадал, есть ли у Каролины Эстон автоответчик. В этом случае услышал бы, какой у нее голос. В четвертый раз номер набрал полностью, но после нескольких гудков сдрейфил и положил трубку. Может, она жила не одна, и тогда мне бы ответил кто-то другой.

Еще какое-то время я с опаской смотрел на телефонный аппарат, потом опять набрал номер. Трубку сняли после первого гудка.

– Алло, – женский голос.

«Черт, никакой записи автоответчика, – подумал я. – Живой голос».

– Это Каролина Эстон? – спросил я в полной уверенности, что она в трех тысячах миль от Англии.

– Да. Чем я могу вам помочь?

– Э… – Я чувствовал себя полным идиотом. – Не желаете приобрести глазированную посуду?

– Нет, благодарю. Прощайте! – И она положила трубку.

«Дурь какая-то, – думал я, сидя с гулко бьющимся сердцем, – полнейшая дурь». Положил трубку, и телефон тут же зазвонил.

– Алло, – ответил я.

– Не желаете приобрести глазированную посуду?

– Простите?

– Видите? С чего вы решили, что я буду покупать глазированную посуду у человека, которого не знаю, который ни с того ни с сего вдруг позвонил мне? Вам это не нравится, мне – тоже.

Я не знал, что и сказать.

– Извините. – И сам понимал нелепость ответа.

– Тем не менее кто вы? Коммивояжер из вас никудышный.

– Как вы узнали мой номер? – спросил я.

– По определителю. У телефонных продавцов номера обычно не высвечиваются. Но куда важнее другое. Как вы узнали мой номер?

Правду я, само собой, сказать не мог, а если бы попытался, загнал бы себя в еще более глубокую яму. Поэтому решил с достоинством отступать.

– Послушайте, вы уж меня извините, но мне нужно бежать. Прощайте. – И положил трубку. Ладони вспотели. Это же надо было так опростоволоситься!

Я прошел на кухню. Карл, с привычным ему сарказмом, как раз растолковывал одному из кухонных рабочих, почему так важно очистить сковородки от налипшей еды, прежде чем начинать их мыть.

Кухонных рабочих, конечно же, следовало звать посудомойками. Потому что большую часть времени они проводили, опустив руки по локоть в горячую воду, мыли кастрюли и сковородки. Обычно в «Торбе» их было двое, но частенько один из них вдруг покидал кухню и больше не возвращался. Только что был, а тут раз, и его нет. Уходил, даже не попрощавшись. В настоящее время у нас работал мужчина лет пятидесяти, отец которого приехал в Англию в 1940 году, чтобы сражаться с нацистами. У него были непроизносимые польские имя и фамилия, со множеством «пш» и «бж», но чисто эссекский выговор. Работал он около года, гораздо дольше, чем многие, но держался особняком и редко общался с другими сотрудниками.

Второго кухонного рабочего звали Яцек (произносилось это имя как «Йачек»), появился он три недели назад и, похоже, еще не научился как следует оттирать сковородки. Из местного центра по трудоустройству нам в основном присылали таких, как он: от двадцати пяти до тридцати лет, уроженец страны, недавно вступившей в Европейский Союз. Английского он практически не знал, но каждую неделю ему удавалось попросить меня помочь в отправке денег жене и малютке-дочери, которые еще оставались на родине. Жизнь в Англии ему очень даже нравилась, он постоянно улыбался и что-то напевал себе под нос, благоприятно влияя на общую атмосферу на кухне, особенно в последнюю неделю, когда над нами сгустились тучи. Теперь же он стоял перед Карлом, опустив голову, словно прося прощения. Яцек часто кивал, но я не сомневался, что большую часть тирады Карла он не понимает. И уж конечно, не мог оценить сарказм. Я его жалел: оказаться так далеко от дома, в незнакомой среде, плюс разлука с женой и дочерью.

«Достаточно», – одними губами показал я Карлу, поймав его взгляд. Работал Яцек усердно, и мне не хотелось его потерять, тем более что эти двое кухонных рабочих, похоже, ладили друг с другом и не увлекались спиртным, а подобное среди представителей этой профессии случалось довольно часто.

Карл остановился на полуфразе и взмахом руки отпустил проштрафившегося. Когда Яцек проходил мимо меня к раковинам, я ему улыбнулся. Он подмигнул и улыбнулся в ответ. «Умный парень, – подумал я, – пожалуй, он может быть не только кухонным рабочим».

Субботний вечер показал, что в «Торбу» возвращается привычная жизнь. И пусть ресторан заполнился только на две трети, и в баре, и в обеденном зале царили веселье, то есть ужасы прошедшей недели хоть временно, но забылись.

Джордж и Эмма Кейли с двумя гостями прибыли ровно в половине девятого, сели за привычный столик и, похоже, хорошо провели время. Никто не упомянул о моем разговоре с Джорджем на похоронах, а когда они уходили, Эмма повернулась ко мне, чтобы сказать:

– Увидимся в субботу, как и всегда.

– На шестерых? – спросил я.

– Считай, что да. В пятницу дам знать.

– Отлично, – улыбнулся я в ответ.

– Ты еще не выяснил, чем все отравились на прошлой неделе? – спросила она. На лице Джорджа отразился ужас. Бестактность жены его просто поразила.

– Скорее нет, чем да. Но у меня есть основания подозревать, что в еду что-то подсыпали.

– Что? – спросила Эмма.

– Точно пока сказать не могу. – Потом я задался вопросом, только ли смущение заставило меня воздержаться от упоминания недоваренной фасоли. – Пока я стараюсь понять, каким образом это что-то попало в еду.

– Ты, разумеется, не хочешь сказать, что это сделали сознательно.

– Этот тот самый вывод, к которому я пришел.

– Мне кажется, это фантазия, – вставил Джордж.

– Вам – возможно, но что думать мне? Представьте себе, Джордж, что ваша лошадь в тренировочных заездах неслась, как ветер, а на скачке плелась, словно обозная кляча. И последующий анализ показал наличие некой субстанции, которая самым негативным образом повлияла на резвость лошади. Если вы абсолютно уверены, что не давали эту субстанцию лошади, чтобы сбить ее с хода, тогда вам не остается ничего другого, как прийти к заключению, что эту субстанцию дал лошади кто-то еще. Здесь тот самый случай. Я точно знаю, что не клал в приготовленные мною блюда ничего такого, что могло вызвать у людей пищевое отравление, но анализы показали наличие отравляющего вещества, следовательно, кто-то положил его в одно из блюд. А вот это, я уверен, могли сделать только сознательно. И могу заверить вас, я намерен выяснить, кто это сделал.

Я подумал, что не стоило мне говорить им так много, но они поддержали меня, тогда как другие бросили, вот я и чувствовал себя в долгу.

– Этот человек оказал нам большую услугу, – заметила Эмма.

– В каком смысле?

– Нас приглашали на ленч, где взорвалась бомба, – объяснила она. – Мы не пошли только потому, что провели жуткую ночь. Нам чертовски повезло! Хотя, должна признать, в субботу утром я ужасно на тебя злилась. – Она ткнула пальцем мне в грудь. – Очень хотела побывать на «Гинеях». Не побывала, зато осталась жива. – Она улыбнулась. – Так что я тебя прощаю.

Я улыбнулся в ответ, потом накрыл ее руку своей.

– Тогда все у нас хорошо. – Мне нравится флиртовать с посетительницами моего ресторана, которые годятся мне в матери. Для бизнеса это только в плюс.

– Пошли, Эмма, – нетерпеливо позвал Джордж. – Нам пора. Питер и Таня ждут. – Он махнул рукой в сторону гостей, которые терпеливо стояли у входной двери.

– Хорошо, Джордж, – раздраженно бросила она. – Уже иду. – Вытянулась во все свои пять футов и три дюйма рядом с моими шестью футами для поцелуя. Я, понятное дело, с готовностью наклонился. – Спокойной ночи, спокойной ночи. Прекрасный был вечер.

– Спасибо, что пришли, – говорил я на полном серьезе.

– Можешь всякий раз травить нас, если этим будешь спасать нам жизнь, – улыбнулась она.

– Благодарю. – С другим ответом я не нашелся.

Джордж переминался с ноги на ногу.

– Пойдем, дорогая. – В голосе слышались командные нотки. Эмма со вздохом подчинилась. Я наблюдал через окно, как вчетвером они садятся и уезжают на новеньком, дорогушей модели, «Мерседесе».

Итак, я уже знал троих, кого в субботу ждали на ленч в ложах, где прогремел взрыв, но они не пришли, отравившись за пятничным обедом. Бедный Нейл Дженнингс хотел быть там с Элизабет, но вот Кейли определенно не хотели. Теперь радовались тому, что отравились. Получалось, что и в этом кошмарном для меня событии было что-то хорошее.

* * *

Поскольку трети посетителей мы все-таки недосчитались, остальных обслуживали чуть быстрее, чем обычно, так что последний столик опустел около одиннадцати. Раньше выпадали субботы, когда мы разливали портвейн и бренди и после полуночи, раз или два поздние гости засиживались и до часа ночи, прежде чем я выпроваживал их.

Я сидел за столом в кабинете и надеялся, что худшее уже позади. Если бы мне удалось подавить в зародыше судебный иск и доказать мою непричастность к фасоли, которой отравились гости на пятничном обеде, «Торба» вновь обрела бы прежнюю популярность, по крайней мере, на несколько месяцев, оставшихся до моего переезда в Лондон. Увы, надежды мои не сбылись.

Я посмотрел на часы. Четверть двенадцатого. «Пора домой, – подумал я. – Наконец-то вечер удался».

Зазвонил телефон. Я снял трубку.

– Алло. Ресторан «Торба».

Мне ответило молчание.

– Алло, – повторил я. – Ресторан «Торба». Чем я могу вам помочь?

– Почему вы сказали мне, что продаете глазированную посуду?

– Э… – У меня отнялся язык, я не знал, что и сказать.

– Ну? Я жду.

– Не знаю почему, – промямлил я.

– Вы чертов идиот или как?

Да, скорее всего.

– Нет. Позвольте объяснить?

– Я жду.

– Не здесь, не сейчас, не по телефону. Может, мы сможем встретиться?

– Как вы узнали мой номер?

– По телефонному справочнику.

– В справочнике его нет.

– Ох. Я не помню. Может, через оркестр.

– У них только номер моего мобильника.

Я все быстрее и глубже погружался в трясину.

– Послушайте, если мы встретимся, я смогу все объяснить. Может, позволите угостить вас обедом?

– Я не поеду в Ньюмаркет. Не дам вам еще одного шанса отравить меня.

– Вы выбираете ресторан, а я плачу за обед. Какой вам нравится?

– «Гордон Рэмси», – ответила она.

– В «Клариджес»? [18]18
  «Клариджес» – одна из самых известных гостиниц высшего класса в районе Мейфэр.


[Закрыть]

– Нет, разумеется, нет. Ресторан «Гордон Рэмси» на Ройял-Хоститал-роуд. На этой неделе я свободна каждый вечер до пятницы.

Ресторан «Гордон Рэмси» не просто один из самых дорогих ресторанов мира, но и попасть в него крайне сложно. Заказы начинают принимать в девять утра, на два календарных месяца вперед, и очень часто все столики бронируются уже к половине одиннадцатого. Так что мне, чтобы попасть туда на следующей неделе, предстояло задействовать профессиональные связи, да и то заранее я не мог сказать, что мои усилия увенчаются успехом.

– Я вам позвоню, – пообещал я.

– Конечно, обязательно позвоните. – У меня разыгралось воображение или она намекала, что в указанный ею ресторан попасть не удастся?

– А почему вы не в Нью-Йорке? – задал я очередной глупый вопрос.

– Из-за вашего чертова обеда! – фыркнула она. – Я не смогла приехать в аэропорт в прошлую субботу, и меня заменили.

– Ох, – вырвалось у меня.

– Действительно ох. Я не один месяц мечтала об этих гастролях в Нью-Йорке, а вы все испортили.

– Сожалею.

– Это признание вины?

Я мог представить себе, как Бернард Симс набрасывается на меня с кулаками.

– Нет, разумеется, нет.

– Мой агент говорит, что я должна затаскать вас по судам. Он говорит, что я должна истребовать с вас как минимум десять тысяч.

Я вспомнил о совете Марка и решил, что потребуется больше сотни фунтов, чтобы уладить все миром.

– Я думаю, ваш агент преувеличивает.

– Вы так думаете? – переспросила она. – Я, знаете ли, не только потеряла заработок за гастроли. Нет никакой гарантии, что меня вновь пригласят в оркестр после его возвращения. Дирижеры такие капризные. Меня только-только повысили до первого альта, и вот такой чертовский облом. – Очень уж часто она поминала черта.

– Скажите мне, – я попытался сменить тему, – в чем разница между скрипкой и альтом? [19]19
  В русском языке, увы, теряются нюансы. Скрипка и альт на английском звучат, как violin и viola, то есть практически одинаково.


[Закрыть]

– Что? – прокричала она в трубку. – Или вы меня не слышали? Я сказала, что вы могли загубить мою чертову карьеру.

– Я уверен, что это не так, – ответил я. – Вам нужно успокоиться. У вас подскочит давление.

Последовала пауза.

– Вы меня раздражаете.

– Так всегда говорил мой брат.

– И был прав. Ну?

– Что – ну?

– Что вы собираетесь с этим делать?

– Ничего.

– Ничего? – вскричала Каролина. – В таком случае увидимся в суде.

– Хорошо, – согласился я. – Но скажите мне, в чем разница.

– Разница?

– Между скрипкой и альтом.

– Скрипка – это не альт.

– Да, но в чем разница?

– Альт горит дольше скрипки.

– Что?

– Извините, – она рассмеялась, – у музыкантов это расхожая шутка. Альтисты обычно мишень для всех оркестровых шуток. Мы к этому привыкли и не обращаем внимания. Я думаю, все остальные нам завидуют.

– Так в чем же все-таки разница?

– Это разные инструменты.

– Я знаю. Но выглядят они одинаково?

– Нет, конечно. Альт больше скрипки. Вы же не скажете, что гитара выглядит как виолончель.

– Нет, не скажу. Это глупо. Прежде всего, виолончель, когда на ней играют, ставят вертикально, а гитару держат горизонтально.

– Ха! – вырвалось у нее. – Джимми Хендрикс [20]20
  Хендрикс Джимми (1942–1970; настоящее имя Джеймс Маршал Хендрикс) – американский рок-музыкант, считался лучшим гитаристом рок-н-ролла, отличался невероятной экстравагантностью исполнения.


[Закрыть]большую часть времени держал гитару вертикально.

– Давайте без педантизма. – Я рассмеялся. – Вы знаете, о чем я. На альтах и скрипках играют смычком, держа инструмент под подбородком.

– Или пальцами, – уточнила она. – Pizzicato [21]21
  Пиццикато – прием извлечения звука щипком на струнном смычковом инструменте.


[Закрыть]. И инструмент не под подбородком, а упирается в плечо.

– Вы хотите сказать, что подбородок висит в воздухе?

– Бывает. – По тону я почувствовал, что она улыбается. И решил, что самое время закруглить разговор, пока она вновь не начала спрашивать, как я узнал номер ее домашнего телефона и профессию.

– Я позвоню вам насчет обеда. Скорее всего, это будет вторник. – В «Торбе» вторник всегда был самым спокойным днем, и обычно я в этот день в ресторане не появлялся. Или готовил обед где-то еще, или занимался своими делами.

– Вы действительно думаете, что сможете заказать столик?

– Естественно, смогу. Нет проблем.

Я надеялся, что слова у меня не разойдутся с делом. На кону стояли десять тысяч фунтов.