Текст книги "Ноздря в ноздрю"

Автор книги: Дик Фрэнсис

Соавторы: Феликс Фрэнсис
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Глава 4

Мэри-Лу не выжила.

В утреннем номере «Таймс», который, как всегда, положили у двери моего коттеджа в семь утра, Мэри-Лу Фордэм значилась среди шести идентифицированных жертв взрыва. Остальных еще не опознали и, соответственно, не поставили в известность их родственников. По сведениям полиции, при взрыве погибло пятнадцать человек, но они не считали этот список окончательным, потому что некоторых могло разорвать на мелкие кусочки.

Меня поразило, что из находившихся в ложах людей кто-то мог выжить, но, судя по всему, таких набралось чуть ли не половина, хотя многие получили тяжелые ранения и пребывали в критическом состоянии. Так что число погибших могло возрасти.

Что до меня, то колено определенно шло на поправку. В воскресенье вечером я даже смог подняться по лестнице на второй этаж. Однако выспаться не удалось и на кровати. Меня опять куда-то везли на каталке. Я уже начал бояться, что сон этот и дальше будет возвращаться ко мне против моего желания. Оставалось только надеяться, что теперь, после документального подтверждения смерти Мэри-Лy, что-то изменится, информация эта проникнет в те глубины подсознания, где зарождаются сны.

Одетый в халат, я сидел на диване и прочитывал все статьи от первого до последнего слова. Они занимали шесть страниц, но чего-либо конкретного в них содержалось крайне мало. Очевидно, полиция не желала делиться с журналистами фактами, не разобравшись, что к чему. Источники, близкие к полиции, цитировались без указания имен. Верный признак того, что журналист делился непроверенными версиями.

Я сварил себе кофе и включил утренний информационный выпуск Би-би-си. За ночь полиция установила имена и фамилии еще нескольких погибших, и с минуты на минуту ожидалась пресс-конференция. Нас заверили, что ее покажут полностью, а пока предложили посмотреть «Новости спорта».

Мне показалось, что это неприлично – втискивать результаты спортивных состязаний уик-энда между сообщениями о десятках убитых и изувеченных на ипподроме Ньюмаркета. В 1844 году Карл Маркс сказал, что религия – опиум для народа, но теперь место религии занял спорт вообще и футбол в частности. Вот я и ждал, слушая, как «Сити» победил «Юнайтед», а «Ровере» разбил «Альбион», в ожидании возвращения к более важным темам. Судя по всему, каждый из воскресных матчей предваряла минута молчания. Меня это не удивило. Минуту молчания могли объявить перед футбольным матчем и по поводу кончины любимой собаки президента клуба. Так что причин постоять в центре поля со склоненной головой у футболистов хватало.

Волновали людей незнакомые им жертвы? Полагаю, волновало другое: никого из родственников и друзей не разорвало. Это трудно – испытывать какие-то чувства к тем, кого никогда не встречал, кого знать не знал. Ярость – да, к учинившим такое зверство. Но забота, сочувствие? Его, наверное, хватало только на минуту молчания перед последующими девяноста минутами криков и пения.

Мои размышления прервало начало пресс-конференции и появление на экране главного констебля [9]9
  Главный констебль – начальник полиции графства, города. Назначается местными мировыми судьями и членами местного совета.


[Закрыть]Суффолка. Он сидел в парадной форме, на фоне синей доски с большой звездой и гербовым щитом графства Суффолк.

– Мы продолжаем расследование взрыва на ипподроме Ньюмаркета во время субботних скачек, – начал он. – Я могу подтвердить, что на настоящий момент погибли восемнадцать человек. Хотя мы прилагаем максимум усилий для того, чтобы известить семьи погибших, найти родственников некоторых из жертв пока не удалось. Поэтому я не могу назвать вам полный список погибших. Пока назову вам имена и фамилии четырнадцати человек.

Он зачитал их медленно, с театральной паузой перед каждым новым именем.

Некоторые были мне незнакомы, других я знал очень даже хорошо.

Мэри-Лy Фордэм, как я и ожидал, числилась в списке. Так же как и Элизабет Дженнингс, шалунья. А вот Ролфа Шумана не было, и я уже начал надеяться, что Луиза выжила, когда услышал: «И, наконец, Луиза Уитворт».

Я окаменел. Пожалуй, не так уж и удивился. Я же видел помещение ложи после взрыва, и удивляться следовало не смерти Луизы, а тому, что кто-то остался жив. Но Роберт-то остался, вот я и надеялся, пусть здравый смысл говорил о другом, что Луиза тоже уцелела.

Пресс-конференция продолжалась, но я уже не слушал. Перед моим мысленным взором возникла Луиза, какой я видел ее в последний раз, в белой блузке и черной юбке, снующей между столиками, выполняющей свою работу. Умная девятнадцатилетняя девушка, которую ждало светлое будущее. Получив на школьных экзаменах более высокие, чем она рассчитывала, оценки, Луиза подумывала о поступлении в университет. А пока работала у меня с сентября, копила деньги на поездку в Южную Америку со своим бойфрендом. «Как же это несправедливо, – думал я. – Отнять у нее жизнь, которая только началась. Какой негодяй мог на это пойти?»

Другой полисмен на экране держал схему лож 1 и 2 Лобовой, главной трибуны ипподрома в Ньюмаркете.

– Бомбу поместили здесь, – указал полисмен, – внутри кондиционера ложи 1, который висел над панорамным окном. Соответственно, бомба находилась между людьми, которые оставались в ложе, и теми, кто вышел на балкон. Мы подсчитали, что мощность взрывного устройства соответствовала пяти фунтам тротила, и этого хватило для значительных разрушений внутри помещения. Причиной гибели и ранений большинства пострадавших стала взрывная волна, хотя один человек погиб от удара выбитого из стены куска бетона.

Оказался не в том месте и не в то время. Как и все мы, только ему повезло меньше.

Главный констебль вновь взял инициативу на себя.

– В прессе прозвучала версия, что бомба предназначалась для убийства высокопоставленного гражданина иностранного государства. – Он сделал паузу. – Пусть комментировать эту версию еще рано, подтверждаю, что тех, кто первоначально зарезервировал ложу 1, перевели в ложу 6. Сделано это было по просьбе новых арендаторов ложи 2, чтобы они могли организовать более многолюдный праздничный ленч, убрав перегородку межцу двумя ложами, а не располагаться в двух отдельных, разнесенных между собой ложах. Об обмене договорились в самом начале прошлой недели. Судя по всему, бомбу привел в действие часовой механизм. Пока мы не можем определить, как давно установили эту бомбу, а потому должны рассматривать и версию о том, что удар предполагалось нанести совсем по другой цели. – Он опять помолчал, прежде чем добавить: – В субботу утром, согласно правилам обеспечения безопасности иностранных королевских особ, проверялся воздушный кондиционер в ложе 6. Ничего подозрительного в нем не обнаружили.

«Ну и ну», – подумал я.

Пресс-конференция продолжалась, но уже стало ясно, что полиция понятия не имеет, кто несет ответственность за взрыв, и у нее нет никаких ниточек, ведущих к преступникам.

Зазвонил телефон.

– Алло, – ответил я.

– Шеф? – Мужской голос. – Это Гэри. Идете на работу?

Гэри, мой помощник, мой ученик.

– Где ты? – спросил я.

– В «Торбе». Но не могу попасть на кухню.

– Я знаю. – Посмотрел на часы. Четверть одиннадцатого. Обычно мы начинали работу в десять. – Кто еще пришел?

– Рей, Джулия, Джин, кухонные рабочие… И Мартин тоже здесь, – добавил он.

«Мартин, мой бармен, похоже, оклемался», – подумал я. Именно его увезли в больницу в ночь с пятницы на субботу.

– А Ричард и Карл? – спросил я.

– Их не вижу. Как и Роберта с Луизой.

Очевидно, он еще не слышал о смерти Луизы.

– Скажи всем, чтобы собрались в обеденном зале и ждали меня. Пусть Мартин сварит всем кофе на кофеварке в баре. – Для этого ему не требовалась кухня.

– А как насчет молока? – спросил Гэри. Молоко осталось в холодильной камере.

– Попьете черный. Я приеду через четверть часа.

* * *

На самом деле я добрался до ресторана через двадцать минут, прежде всего потому, что мой автомобиль остался на ипподроме и пришлось вызывать такси. Ричард появился в ресторане раньше меня и принес плохую весть о Луизе. Так что к моему прибытию Джулия и Джин плакали, утешая друг дружку, Рей, Мартин и Гэри сидели молча, склонив головы. Луизу в нашей команде любили.

Мартин спросил меня о Роберте, и я заверил их, что с ним все в порядке. Но настроение у всех если и улучшилось, то на чуть-чуть. Ричард принялся ругать «мерзавцев», которые это сделали. Лупил кулаком по столу, и я предложил ему выйти на улицу и остыть. Потом увидел через окно, как он пинает дерево, которое росло около автостоянки. Ричард, ему было за сорок, работал у меня метрдотелем, встречал и приветствовал клиентов, а потом принимал у них заказ на обед, пока они пропускали по стаканчику в баре. В школе Луиза была лучшей подругой его дочери, и я знал, что он воспринимал ее как члена семьи. Благодаря Ричарду Луиза пришла работать в «Торбу», и он, вероятно, полагал, что в какой-то степени она погибла из-за него. Злился он не просто на «мерзавцев», которые это сделали, но на всю цепочку событий, приведшую к ее безвременной смерти.

Прибыл Карл.

– Привет, – поздоровался он со мной. – Как твое колено?

– Как-нибудь переживу.

– Жаль. – Он выдавил из себя улыбку. Я знал, что ему не нравится босс, который моложе его на десять лет, учитывая, что все заслуги доставались мне, тогда как львиную долю работы на кухне выполнял он. Но я платил ему хорошо, поэтому он и не порывался куда-то уйти.

Собрание я провел в обеденном зале. Ричард вернулся с автостоянки с покрасневшими, мокрыми от слез глазами, Джулия и Джин по-прежнему прижимались друг к дружке, а Мартин суетился над ними, Рей и Гэри сидели рядышком, глядя на меня. Я даже подумал, а может, они – пара. Откуда-то появились двое кухонных рабочих, но они меня не интересовали.

– Случившееся с Луизой – ужасная трагедия, и я знаю, что ее смерть вызвала праведную злость и безмерно всех нас огорчила. – Ричард энергично кивнул. – Это страшная трагедия для нашего города и особенно для тех из нас, кто в субботу оказался на ипподроме.

– Я чувствую себя таким виноватым, – прервал меня Ричард.

– Почему виноватым? – спросил я.

– Потому что в субботу там следовало быть мне, но я не смог пойти, поскольку ночью плохо себя чувствовал. Может, я смог бы ее спасти, если б оказался там. – Он снова заплакал.

– Ричард, ты не должен себя винить. – Я покачал головой. – Если бы ты был там, то, возможно, тоже погиб бы при взрыве.

Его брошенный на меня взгляд говорил, что он прекрасно это понимает, но все равно предпочел бы оказаться в эпицентре взрыва.

– Мартину и мне тоже досталось в ночь на субботу, – вставила Джин. – Я даже вызвала «Скорую», потому что Мартину стало совсем плохо.

– Я тоже должен был обслуживать этот ленч, но врачи выпустили меня из больницы только в час дня, – добавил Мартин, – и я уже на ипподром не поехал. – Он посмотрел на меня, ожидая одобрения принятого решения.

– Ты поступил правильно, Мартин, – кивнул я. – Я и не ждал, что кто-нибудь выйдет на работу после такого отравления.

На его лице отразилось облегчение.

– Меня тоже вывернуло наизнанку, – сказала Джулия.

– И нас. – Гэри указал на себя и Рея. Наверное, насчет их я не ошибся. А Гэри продолжил: – Мне тоже следовало быть в субботу на ипподроме, но я ужасно себя чувствовал. Извините, шеф.

– Все нормально. – Я смотрел на него. – Думаю, мы все отравились на обеде в пятницу вечером, как и большинство приглашенных гостей.

Смысл моих слов медленно, но дошел до них.

– Поэтому кухня и опечатана? – спросил Гэри.

– Да. – Я рассказал все, что знал. Кто-то, вероятно, умер от отравления, но я пока не мог сказать, кто именно. Пообещал, что постараюсь как можно быстрее организовать инспекцию кухни, чтобы ресторан вновь начал работать. – Луиза бы этого хотела. – Я полагал, что это правда, и остальные согласно покивали. – Так что сейчас вы можете расходиться по домам, и я жду вас завтра в десять утра. Не могу обещать, что мы сможем начать работу, но я постараюсь. В день похорон Луизы мы закроем ресторан и проводим ее в последний путь. Как насчет того, чтобы предложить родителям Луизы провести поминки здесь и пригласить всех, кого они сочтут нужным?

Они вновь кивнули.

– Я могу передать им ваше предложение, – вызвался Ричард.

– Да, пожалуйста. Скажи им, если они не захотят проводить поминки здесь, мы организуем их в любом другом месте, бесплатно.

Ричард улыбнулся:

– Спасибо, я передам.

Зазвонил телефон, Карл подошел к телефонному аппарату, который стоял на столике в углу, снял трубку. Послушал.

– Спасибо, что предупредили нас. – Положил трубку. – Отмена заказа. На вечер.

– И хорошо.

– Я обзвоню всех, кто заказывал на сегодня столик. Телефоны у нас есть.

– Конечно. – Я попытался придать голосу деловитость. – Все свободны. Если я кому-то понадоблюсь, найдете меня в кабинете. Я буду пытаться побыстрее вернуть нам возможность работать.

Этот кабинет назывался моим, но использовали его все. Мартин командовал баром и отвечал за заказ напитков, в том числе и для ресторана, хотя карту вин определял я. Карл занимался продуктами и оборудованием. Одну стену кабинета занимали три ряда крюков, по семь в ряду. На каждом крюке висела большая прищепка. Крюки одного ряда представляли собой дни недели, с понедельника до воскресенья. Верхний ряд предназначался для намеченных заказов. Средний – для уже заказанного. Нижний – для квитанций за доставленные товары.

По вторникам и пятницам приходила мой бухгалтер, Энид (она работала неполную неделю), и сверяла заказы с накладными и квитанциями о доставке. По накладным выписывались чеки, выручка от продаж подсчитывалась и отправлялась в банк, выплачивалось жалованье, покрывались другие расходы. Система эта не включала элементы высоких технологий, но функционировала как часы, и мы крайне редко оставались без салфеток или каких-то других мелочей, а после первого года работы ресторана выручка всегда превышала производственные расходы, включая жалованье сотрудникам и все остальное, так как работали мы с прибылью. Если на то пошло, с приличной прибылью.

Я сел за стол, сдвинул бумаги, чтобы освободить середину. Я продумывал новые блюда, поэтому на столе лежала груда моих записей и рецептов. По большей части меню у нас день ото дня не менялось: постоянным посетителям не нравилось, если они, придя в ресторан, обнаруживали отсутствие их любимого блюда, но обычно мы добавляли что-нибудь новенькое, от шеф-повара. Я не хотел, чтобы официанты громко объявляли это блюдо, как частенько бывает в американских ресторанах, поэтому каждый день печаталось новое меню, в котором блюдо от шеф-повара выделялось более крупным шрифтом.

Сунув руку в карман, я достал визитную карточку Анджелы Милн.

Она сняла трубку на первом гудке.

– Анджела Милн.

– Привет, Анджела. Это Макс Мортон.

– Я как раз собиралась вам звонить.

– Кто умер? – спросил я.

– От отравления? – спросила она. Мне очень хотелось, чтобы она обошлась без этого термина.

– Разумеется.

– Судя по всему, смерть, о которой идет речь, никак не связана с пятничным обедом на ипподроме.

– Объясните, – попросил я.

– Как вы понимаете, сейчас везде царит хаос из-за этого субботнего взрыва. Ужасно, не так ли? Я понимаю, что управление местного коронера [10]10
  Коронер – должностное лицо при органах местного самоуправления графства или города. Разбирает дела о насильственной или внезапной смерти при сомнительных обстоятельствах.


[Закрыть]завалено работой. Требуется столько заключений о смерти. В больницу пригнали рефрижератор, который используется сейчас как временный морг.

Слышать об этом мне совершенно не хотелось.

– А что вы можете сказать о смерти человека в ночь с пятницы на субботу?

– Вроде бы он умер от естественных причин, а не от пищевого отравления.

– Что это значит? – В моем голосе проскользнули нотки раздражения. Думал я об опечатанной кухне моего ресторана.

– В ночь с пятницы на субботу пациент пришел в больницу с жалобами на боль в животе, тошноту и сильную рвоту, что указывало на отравление. – Она помолчала. – Пришел сам, один, одновременно с несколькими другими пациентами, которых привезла «Скорая». Учитывая схожесть симптомов, врачи решили, что имеют дело с одной и той же проблемой. Пациент умер в субботу, в половине восьмого утра, и дежурный, молодой врач, позвонил в Лондон, в Управление контроля пищевой продукции, а очень уж активный мелкий клерк, дежуривший на круглосуточном телефоне, распорядился опечатать вашу кухню. – Она вновь замолчала.

– Да, да, продолжайте, – не выдержал я.

– Не уверена, что должна вам все это говорить.

– Почему нет? Закрыта-то моя кухня.

– Да, я знаю. Сожалею об этом.

– Так от чего он умер?

– Заключения о причинах смерти еще нет, но, судя по всему, умер он от прободения кишечника.

– И что это такое? – спросил я.

– В кишке появляется дыра, и содержимое кишечника поступает в брюшную полость. Возникает перитонит, от которого, если быстро не принять необходимых мер, наступает смерть.

– Так этот человек умер от перитонита?

– Я не знаю. Как я и сказала, заключение о смерти еще не готово. Но родственники говорят, что у него была болезнь Крона, то есть воспаление кишечника, и он несколько дней жаловался на боли в животе. Болезнь Крона может вести к непроходимости кишечника, а потом к прободению.

– Почему он не обратился к врачам раньше, до ночи с пятницы на субботу? – спросил я.

– Не знаю, но, похоже, он часто жаловался на боли в животе. И я сомневаюсь, чтобы он пошел на тот званый обед на ипподроме, если боли настолько усилились, что ему потребовалась врачебная помощь.

– Значит, к моей кухне претензий нет? – спросил я.

– Я этого сказать не могу. Случаи пищевого отравления налицо, пусть даже эта смерть не связана с ними.

– Но еда не готовилась на моей кухне, а продукты не находились здесь ни минуты.

– Да, я знаю.

– Тогда, пожалуйста, пришлите кого-нибудь, чтобы они сняли замки.

– Сначала на кухне должен побывать инспектор.

– Отлично. На этой кухне можно есть на полу, такая она чистая. Пришлите ваших инспекторов сегодня, чтобы я мог начать работу. Мне не хочется даже думать о том, какой ущерб для репутации ресторана нанесли расклеенные вокруг плакаты «ЗАКРЫТО НА ОБЕЗЗАРАЖИВАНИЕ».

– Я постараюсь что-нибудь сделать.

– Хорошо. Иначе мне придется предъявлять претензии к врачу, который не может отличить пищевое отравление от перитонита.

– Я думаю, такие претензии уже предъявлены семьей покойного.

Я в этом не сомневался.

– После инспекции вопрос будет закрыт?

– Не совсем. С моей точки зрения, как представителя департамента охраны здоровья и окружающей среды Кембриджшира, у меня не будет возражений против открытия вашей кухни, если инспекция не выявит никаких нарушений. Но расследование о причинах массового отравления в пятницу, в результате которого люди попали в больницу, будет продолжаться.

– Но кухни, где я готовил в пятницу, и остатков еды нет. Как же вы будете проводить расследование? – спросил я. Решил не говорить ей, что только двое из моих сотрудников не пострадали после пятничного обеда, и только потому, что ели вегетарианскую пищу. Не то чтобы я хотел мешать расследованию. Просто предпочел бы, чтобы оно не начиналось.

– У поступивших в больницу взяли образцы рвотных масс и кала. Анализы покажут, чем вызвано отравление.

«До чего интересная работа, – подумал я, – копаться в блевотине и поносе. Хорошо хоть, что это делает кто-то другой, а не я».

– И когда я смогу ознакомиться с результатами анализов? – спросил я.

– Результаты пришлют мне, а не вам, – голосом директрисы ответствовала Анджела Милн.

– Но вы меня с ними ознакомите, не так ли?

– Возможно. – В голосе прозвучали веселые нотки. – Если они не станут основанием для обвинения. Тогда вас ознакомит с ними полиция, после того, как арестует.

– Ну, спасибо.

На том мы и расстались. Учитывая характер моего бизнеса, мне следовало дружить с Анджелой Милн, а не враждовать.

* * *

Карл отвез меня на ипподром, чтобы я смог забрать свой автомобиль. На стоянке для сотрудников мой «Гольф» не стоял в гордом одиночестве. Компанию ему составлял потрепанный, старый зеленый «Мини». Машина Луизы.

– Господи, – выдохнул Карл. – И что нам с этим делать?

– Я сообщу в полицию. Они разберутся.

– Дельная мысль. – Карла порадовало, что заyиматься этим придется не ему.

Какое-то время мы посидели, глядя на маленький «Мини». По какой-то причине этот автомобиль напомнил мне о катастрофе пригородной электрички в западной части Лондона, когда обугленные останки некоторых жертв удалось определить по номерным знакам автомобилей на стоянке у станции «Ридинг», которые остались там в конце дня.

Я вышел из машины.

– После обеда я вернусь в ресторан, чтобы поработать над новым меню. Увидимся утром.

– Я, может, тоже подъеду. Делать-то все равно нечего.

– Хорошо, значит, увидимся еще и сегодня. Но сначала мне нужно вернуться домой.

– Как скажешь. – Я захлопнул дверцу, и он уехал.

Я постоял, глядя поверх зеленой изгороди на главную трибуну. Все было как всегда, за исключением полисмена и бело-синей ленты, натянутой вдоль заднего фасада трибуны с тем, чтобы к ней не подходили люди и не затаптывали место преступления. Я подозревал, что внутри ведется куда более активная работа: эксперты-криминалисты наверняка продолжали поиск фрагментов бомбы.

Дохромав до полицейского, я показал ему на зеленый автомобильчик на стоянке и сказал, что принадлежит он одной из жертв, Луизе Уитворт.

– Благодарю вас, сэр, – ответил коп и пообещал, что сообщит об этом кому следует, чтобы автомобиль вернули семье. Хотя я подозревал, что у них и без этого хватало забот.

Подумал, не спросить ли, есть какие-то новости или нет, но полицейский, скорее всего, ничего не знал, а если бы и знал, то не сказал бы. Я попрощался с ним, вернулся к моему автомобилю и уехал. На автостоянке остался только маленький зеленый «Мини».

* * *

Вернувшись домой, я проглотил пару таблеток обезболивающего, чтобы заглушить тупую боль в колене. Слишком долго ходил и стоял, вот оно и запротестовало. Какое-то время полежал на диване, дожидаясь, когда подействуют таблетки, потом поехал на автозаправочную станцию, чтобы залить в бак бензин и купить местную газету. Улицы практически пустовали, и Барбара, кассирша средних лет, прогнав мою кредитную карточку через считывающее устройство, заверила меня, что весь город в шоке. Сказала, что заходила в городской супермаркет и никогда не видела его таким пустым. А люди, которые там были, разговаривали шепотом, словно боялись потревожить мертвых громкими голосами.

В автомобиле я сел и прочитал в «Кембридж ивнинг ньюс» статью о взрыве. Первую полосу занимала фотография синего полотнища, закрывающего две ложи, и заголовок: «УБИЙСТВО НА СКАЧКАХ». И хотя главный констебль назвал фамилии только четырнадцати из восемнадцати погибших, газета перечислила всех, а также имена тех, кто получил серьезные ранения. Вероятно, у газеты были хорошие связи с местными больницами и полицией.

Я просмотрел список. Погибли восемь американцев «Делафилд индастрис», включая Мэри-Лy Фордэм. Помимо Элизабет Дженнингс и Луизы, смерть унесла жизни еще четырех местных жителей, двое из которых постоянно бывали в «Торбе». Из оставшихся троих я знал: тренера скаковых лошадей и его жену, которые жили в Лэмбурне, и удачливого ирландского бизнесмена, вкладывающего немалую часть своих прибылей в чистопородных скакунов. Среди получивших серьезные ранения значились и Ролф Шуман, президент «Делафилд индастрис», и полдюжины людей, которых я знал по миру скачек. Помимо фамилий, газета поместила фотографии нескольких убитых и раненых, которые имели непосредственное отношение к ипподрому и скачкам.

«Какая бессмысленная потеря, – подумал я. – Все эти люди много работали и не заслуживали того, чтобы их убил и покалечил какой-то бомбист, по причинам, не имевшим никакого отношения к сообществу, увлеченному королевским спортом. Конечно, соперничество в скаковом мире присутствовало. Иногда это соперничество и стремление победить любой ценой выливались в нарушение правил и даже закона, но убивали и калечили невинных людей где угодно, только не в нашем уютном суффолкском городке в день самой важной скачки года».

Я просмотрел всю газету, чтобы не пропустить какой-нибудь важной информации. И на пятой странице наткнулся еще на один заголовок, набранный большими буквами: «ЦВЕТ СКАКОВОГО МИРА ОТРАВЛЕН „ТОРБОЙ“ – ОДИН ЧЕЛОВЕК УМЕР».

Черт!

Заметке недоставало точности, и в ней было слишком много догадок, но хватало и фактов, которые могли нанести существенный урон моей репутации. Как следовало из заметки, двести пятьдесят известных представителей скакового мира, собравшихся на банкет на ипподроме, были отравлены Максом Мортоном, знаменитым шеф-поваром «Торбы». Далее указывалось, что один человек умер, а пятнадцать попали в больницу. «Торбу» закрыли на обеззараживание. Заметку сопровождала фотография наклейки с надписями «ЗАКРЫТО НА ОБЕЗЗАРАЖИВАНИЕ» и «НЕ ПОДХОДИТЬ» на воротах. На заднем плане виднелось название ресторана, чуть расплывчатое, не в фокусе, но разобрать его не составляло труда: «ТОРБА».

«Черт, – вновь подумал я, – не лучшая реклама для бизнеса».